Текст книги "Феодал. Федерал. Фрондер. Форпост"

Автор книги: Григорий Волчек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Мордой в пол

Охрану я заводить не стал, хотя Шебалин постоянно поднимал эту тему. Когда генерал в очередной раз начал рассказывать мне страшилки, я перевел беседу в другое русло:

– Ты мне лучше поведай, как с оргпреступностью намерен бороться. Ну, отсекаем мы их от приватизации, но ведь этого мало.

– Все лидеры преступных сообществ у нас под контролем. «Смотрящий» Загвозкин вообще сидит, причем не в нашей области.

– А почему другие не сидят?

– Оперативные разработки в суд не передашь. Только агентуру раскроем, и все. Но при этом все мало-мальски серьезные жулики знают, что у нас на них накоплен материал, и поэтому ведут себя спокойно.

– А если ловить воров на наркоте и оружии?

– Матерые уголовники при себе улик не держат. Подбрасывать опасно – за это оперативник может жизнью поплатиться. Так что, посадить тертых бандюганов очень трудно, а вот попугать можно и нужно – например, накрыть сходняк, и мордой в пол.

– Помогает в работе?

– Конечно, помогает – это психологический прессинг и демонстрация силы. Особенно эффективен такой приемчик против залетных гастролеров, тем более, если их подобным образом встречать прямо на вокзале или в аэропорту.

– Отличная метода. Действуй.

– Это-то без проблем, но есть вот какой вопрос. Для ОМОНа и СОБРа мы с вашей помощью сделали отличные базы, а вот недавно созданный УБОП у нас пока работает без прописки и жилья, на птичьих правах. Начали мы бойко: структуру, систему организации и инструктивный материал позаимствовали у «шаболовских», отобрали лучших сотрудников угро, заполнили часть штатов, а потом… приостановили процесс – людям работать негде.

– Что предлагаешь делать?

– С нуля строить новый дом сейчас очень дорого и долго. Есть идея: взять недостроенное здание областного ДОСААФ, и сделать там отличную базу для «антимафиозников» – с тиром, спортзалом, следственной частью, оперчастью, информационной базой и прочими пирогами.

– Цена вопроса?

– Полмиллиарда.

– Терпимо. УБОПу нужно разворачиваться на полную катушку – мафия наглеет, лезет поближе к власти, пытается втереться в доверие. В связи с этим прошу провести соответствующую профилактическую работу – ни одна криминальная морда и близко не должна подходить к обладминистрации!

Спецконтингент

При нашей следующей встрече Шебалин завел со мной разговор о ситуации в прикамских лагерях.

– Михаил Георгиевич, у нас «командированных» 60 тысяч с гаком. Кроме того, ноги оргпреступности, которой мы сейчас так озабочены, растут из зон. А на зонах сейчас ситуация тяжелейшая. Производства незагружены, а раз нет работы, нет денег, раз нет легального заработка, вся надежда на «грев» из криминального общака. Если зоны не финансирует госбюджет, значит, в дело вступает бюджет альтернативный. При этом традиционно одна из главных задач организованных преступных сообществ – это как раз формирование общака.

– И какой же вывод отсюда следует?

– Для начала приглашаю вместе по зонам проехаться. Посмотрите ситуацию изнутри, и сразу многое прояснится.

– Согласен, поехали.

– Вы только черную рубашку оденьте, и без галстука – для зоны так солиднее.

…За день мы с Шебалиным объехали четыре зоны – женскую, туберкулезную, сельскохозяйственную колонию-поселение и знаменитый «Черный ястреб» в Усолье-Камском – огромный пенитенциарный комплекс со всеми видами режимов, от общего с ПТУ, храмом и аккуратными клумбами до особого, где в камерах сидели «полосатики», осужденные за особо тяжкие преступления, и где «перевоспитывали» самых закоренелых «воров в законе». В сопровождении начальников колоний мы без охраны и оружия заходили на производственные площадки, в учебные помещения, столовые и бараки. При всем своем безразличии к вопросам личной безопасности, я, тем не менее, удивился:

– Не страшно без оружия? Народ-то здесь специфический.

– Специфический, но грамотный. Зачем обижать гражданина начальника? Лучше с него что-нибудь поиметь. Тем более что зоны у нас «красные», и начальство в авторитете.

– А захваты заложников были?

– В 1990 году началась в Закавказье и пошла по всей стране волна захватов. Летом того года у нас было два захвата – в Прикамском ЛТП и Кордонской зоне строгого режима. Обошлось без жертв. С тех пор все было тихо, тем более что сейчас создан ГУИНовский офицерский спецназ, на зонах про это знают, и понимают, что с огнем играть себе дороже.

Тем не менее, при всем внешнем спокойствии ситуация в зонах была тяжелая – крупные производства (деревообрабатывающие, механические, швейные) простаивали: не было заказов и не было денег для закупки сырья. Первым «гигнулся» оборонный заказ, за ним постепенно скукоживались и другие производственные программы. Шебалин ностальгически вспоминал, как в прежние времена ежегодно, начиная с 15 декабря, в его приемной толпились главные инженеры прикамских предприятий с одной лишь просьбой – до конца года ввести на промзонах трехсменку для штурма годового плана. В тот период зоны давали двадцать процентов промышленной продукции Прикамья, сегодня – только пять. При этом большая часть заказов не оплачивалась. В зонах царило запустение, зеки ходили оборванные и понурые. У туберкулезников дела были совсем плохи – нормы усиленного питания не соблюдались, лекарств не хватало.

Я попросил построить один из отрядов.

– Граждане осужденные! Я губернатор Прикамья Полещук, приехал сюда для решения хозяйственных вопросов и проверки социально-бытовых условий содержания. Поскольку я не прокурор, то апелляций по приговорам не принимаю, а заявления на УДО, как вы знаете, подаются через начальника колонии. Поэтому предлагаю другие темы для обсуждения, в частности, готов выслушать ваши предложения по совершенствованию соцкультбыта. Прошу высказываться.

Зеки угрюмо молчали.

– Питание, лекарства, вещевое снабжение? Состояние жилых помещений, отопление, освещение, мебель, инвентарь?

Молчание, глухое и злобное.

– Все ясно. Иногда молчание красноречивее слов. Ситуация в стране и области очень тяжелая, поэтому никаких чудес и райских кущей не обещаю. Но с лекарствами и продовольствием помогу, кровь из носа. К новому году будете питаться и лечиться строго по норме. А генерал Шебалин будет контролировать, чтобы ничего не разворовывалось и не уходило налево. А один из моих заместителей будет лично отвечать за загрузку вашего производства, обеспечение его платежеспособными заказами, сырьем и материалами.

Конкурс красоты

На женской зоне дела обстояли получше. Здесь шили недорогие добротные ботинки с удачно подобранной колодкой. Их охотно брали в качестве спецобуви, в которой, если что, и на людях появиться не западло. Начальник колонии, недавно переведенный сюда из близлежащей мужской зоны, не уставал нахваливать своих подопечных:

– Только сейчас я понял, насколько бабы лучше мужиков. Здесь у администрации вообще никаких проблем нет. Служи себе и радуйся: за полгода – ни одного ЧП! Не зона, а санаторий!

Действительно, контингент здесь был не только симпатичнее, но и гораздо бодрее. Когда мы вошли в жилой кубрик, бросились в глаза многочисленные горшки с цветами и декоративной зеленью, пестрые дорожки на чистом полу и постельное белье в горошек. Ввиду гуманизации пенитенциарной системы халаты у зечек были не только разного цвета, но и разного фасона – и приталенные, и расшитые, и макси, и миди, и даже почти что мини. Многие были накрашены, притом, что в прежние времена косметика в зонах была категорически запрещена.

Женщины встретили нас радушно, бросились жать руку (в мужских зонах это не принято):

– Ой, какой начальник молоденький! Холостой?

– Нет, женатый.

– А женихов ты нам привез?

– Женихи вас на воле ждут.

– Когда она будет-то, эта воля…

– Как говорили у нас в полку, дембель неизбежен. Кроме того, я принял решение активизировать работу комиссий по УДО, чтобы вы побыстрее к своим мужьям и женихам возвращались.

– Вот за это спасибочки!

– Пока не за что. Просьбы, пожелания, жалобы, предложения, претензии имеются?

– Да нет, все нормально, не жалуемся. Начальник у нас душка, мы его любим, и он нас не обижает. Вот только нерешительный он какой-то. Мы его уже который месяц просим разрешения провести конкурс красоты, а он все менжуется.

– Считайте, что мы с вашим начальником договорились. Проводите, только в жюри меня не забудьте пригласить. Председателем!

Среди зэчек и вправду было несколько настоящих красавиц. Одна из таковых, будущая явная финалистка лагерного конкурса красоты, работала официанткой в столовой, где мы закусывали и слегка выпивали перед обратной дорогой. Глядя на соблазнительные формы официантки, я вспомнил давнюю армейскую историю:

– Когда я ехал на дембель из Мурманска в Питер на поезде, моим соседом по купе оказался вэвэшник-краснопогонник. Рассказал он мне кучу баек о своей службе, но одна история запомнилась сильнее других. Некий солдат домогался зечку, она ему отказывала, за что он ее, соответственно, чмырил. В один прекрасный день зечка согласилась, солдатик взялся за дело, а у нее внутри – бритвенное лезвие! Последствия, как вы понимаете, самые ужасные. Отсюда вопрос: как считаете, история достоверная, или туфта?

– Туфта, конечно. Это так солдат пугают, чтобы не позволяли себе лишнего. И мы примерно на таких же примерах солдатиков воспитываем. Интим с подопечными разбалтывает дисциплину, способствует проникновению на зону денег, спиртного, наркотиков и прочей беды.

– А интим внутри зоны?

– Конечно, есть, как же без него. Считается грубым нарушением, но мы, честно говоря, смотрим на это сквозь пальцы. Ситуация по сравнению с мужскими зонами совершенно другая. Там «петухи» – это низшая каста, а здесь лесбиянки – вполне уважаемые гражданки. Парочки, как правило, устойчивые, сплоченные, дружные, и мы этот фактор стараемся учитывать в культурно-воспитательной и оперативной работе.

Тюрьма

На следующий день мы с Шебалиным поехали в СИЗО № 1 – крупнейший следственный изолятор области. Старое здание тюрьмы, окруженное пятиметровым забором (его в середине семидесятых перелетел «Карлсон» – зек с мотором от бензопилы «Дружба» и самодельным пропеллером), располагалось в самом центре города, и, откровенно говоря, украшением Прикамска не являлось.

Внутри все было гораздо более запущенно, чем снаружи. Мы с Шебалиным прошлись по камерам, заглянули в пищеблок, осмотрели прогулочные площадки. Впечатления самые удручающие: темень, сырость, спертый воздух, духота, теснота, обветшалость, антисанитария, убожество. Самым отвратительным местом оказался, как ни странно душ. На полу – слой вонючей слякоти, на стенах – полуотвалившийся грязный кафель, нет ни мыла, ни перегородок, ни настилов, ни даже дырчатых насадок-рассекателей.

Грязно и противно было и на кухне. Мне налили из котла баланды, сваренной из трех ингредиентов – воды, селедки и комбижира. Я съел ровно одну ложку этой гадости – больше не смог. Отведал я и пайку черного хлеба, после чего у меня незамедлительно началась изжога. И все это на фоне тюремной атрибутики – решеток, клеток, железных дверей, засовов, лязгающих замков и «ресничек» на окнах.

Обсуждать что-либо на территории следственного изолятора я отказался – мне остро захотелось уйти оттуда как можно скорее. Мы с генералом вернулись в администрацию. Я попросил Варю принести мне из буфета бутылку водки. Немного выпив и расслабившись, я сказал Шебалину:

– Генерал, это ад. Это страх, ужас и преступление против человечества. Недаром Еврокомиссия в своих докладах пишет, что в российских тюрьмах пытают заключенных. Поэтому слушай мою команду: начальника изолятора и его заместителя по АХР снять с работы, везде провести косметический ремонт, в пищеблоке и душевых – капитальный, прогулочный дворик и помещение для посетителей максимально расширить. Обеспечить контингент моющими средствами в полном объеме, кормить зеков строго по норме. Комбижир из рациона убрать – я договорюсь с директором маргаринового завода о поставках нормального столового маргарина по себестоимости. Параши в камерах отгородить занавесками. Составь смету дополнительных затрат, деньги мы изыщем.

– Занавески в камерах не положены.

– С сегодняшнего дня положены. Приедет комиссия из МВД – снимешь, потом снова повесишь.

– Дадите денег – мы все сделаем, но это, по большому счету, ничего не решит. Нормативная загрузка СИЗО – три тысячи человек, а сидит там восемь тысяч. Вот где корень зла.

– Значит, будем строить новую тюрьму.

– Нереально. Это же спецобъект, который будет стоить раз в пять дороже строительства жилья такой же площади.

– Все реально. Контингент СИЗО – неосужденные, невиновные, а значит, полноценные граждане. Голосовать им можно, а нормально питаться, спать и мыться – нет? Нонсенс. Я сегодня же позвоню министру МВД, пусть максимально ускорит все согласовательные процедуры. Начинайте вместе с Кунцем искать площадку.

– Не боитесь общественного мнения – мол, новая власть начала со строительства новой тюрьмы?

– Не боюсь. Умным я объясню, что степень цивилизованности государства определяется его отношением к инвалидам и заключенным, а на дураков мне, если честно, наплевать.

Просвещенные варвары

Вслед за проблемами с малой приватизацией начались проблемы с приватизацией большой. Самое крупное предприятие Прикамья – моторостроительное объединение имени Куйбышева, где работало пятьдесят тысяч человек, акционировалось по второму варианту (работники выкупили контрольный пакет акций по номинальной стоимости) и сменило название на «Камский авиадвигатель». Смена вывески и организационно-правовой формы ни одной проблемы предприятия, уже год не видевшего «живых» денег, не решила.

Завод попал в тяжелейшее состояние – за год выпуск самолетов в странах СНГ сократился в десятки раз, поэтому реальный спрос мог обеспечиваться только на внешнем рынке. Увы, авиастроители дальнего зарубежья брать старые моторы не хотели, а новый, как говорили специалисты, «гениальный», двигатель АС-91 еще не был облетан. Государственные наземные испытания двигателя состоялись 19 августа прошлого года, в день путча. С тех пор госбюджет не дал на продолжение работ ни копейки, а мотор после наземки надо было еще ставить на крыло.

Получив дополнительные права акционеров, «хозяев предприятия», рабочие начали выражать свой протест гораздо активнее. «Волны народного гнева», прокатившись по всем производствам гигантского промышленного комплекса, вылились в массовый общезаводской митинг. В тот день я был в Москве – согласовывал с Гайдуком и Бариновым последнюю редакцию областного бюджета (кстати, наши доморощенные бюджетные нормативы не только были одобрены, но и разосланы с сопроводительным письмом по регионам в качестве методического материала). Вместо меня на митинг пошел Стрельников. Там он попросил слова, но бедного Сан Саныча освистали, обругали, не дали говорить и фактически согнали с трибуны.

Стрельников мужественно достоял до конца митинга, наслушался разнообразных гадостей про «антинародный режим», а на следующее утро принес мне резолюцию митинга с обращением в адрес федеральных и областных властей. Текст был сверхжестким. Особенно мне не понравились две фразы: «Вы виновны в том, что наши дети живут впроголодь!» и «Вы – просвещенные варвары, а значит, варвары вдвойне!». Все это было крайне обидно, особенно с учетом того, что в перестроечные годы завод считался оплотом реформаторских сил, и, в частности, воспитал главного прикамского демократа Костю Казаринова.

Я позвонил Косте и задал ему классический вопрос: «Что делать?». Казаринов посетовал на то, что мало общается со старыми заводскими корешами и уже давно не «мерил температуру» на предприятии, но все же дал три совета: гнать в шею директора завода (пардон, президента открытого акционерного общества) Кайзерштайна, завалившего работу, срочно дать «Камскому авиадвигателю» денег на затыкание первоочередных дыр (Костя пообещал выбить необходимую финансовую помощь из федерального бюджета) и, наконец, ускорить создание СП с американцами, которые уже полгода безуспешно проталкивают в высоких кабинетах свой проект. Вызванный мною Вахрушев, тоже выходец с Куйбышевского завода, с этими предложениями согласился. Поддержал их и Стрельников:

– Не знаю, как там насчет американцев, но то, что этот Кайзерштайн – мудак и провокатор, ясно как божий день. На митинге он нас крыл сильнее всех остальных.

Воспитательная работа

Несмотря на то, что я вызвал Кайзерштайна срочно, явился он в администрацию только к вечеру. Я в отместку за нерасторопность полчаса промариновал невежливого Александра Рейнгольдовича в приемной, потом пригласил зайти, и, не предложив сесть, спросил:

– Что вы можете сказать о вчерашнем митинге?

– Люди открыто заявили о своей позиции.

– То есть, вы солидарны с митингующими?

– В советское время нас уважала вся страна и боялся весь мир, а теперь предприятие унижено, обескровлено и практически остановлено. Чего вы еще ждете от рабочего класса, от ИТР, от руководства предприятия? Думаете, мы вас благодарить будем?

– Ваши дети тоже живут впроголодь?

– Не понял. Ах, вы об этом… У меня дети уже взрослые и самостоятельные.

– Это они помогают вам обустраивать огромную дачу в Нижней Шерье или вы собственными силами справляетесь? А на новый BMW седьмой серии где деньги взяли? А на вклад в уставной фонд «Камавиабанка»? Вам же зарплату уже пять месяцев не платят, если верить этой резолюции. Или всем не платят, а вам платят? И почему завод со всех сторон обложен кооперативами, ИЧП, малыми предприятиями? И при этом, что характерно, завод безвылазно сидит на картотеке, а у «присосок» и оборотные средства, и остатки на счетах, и прибыль, и рентабельность завидная. И учредитель у всех этих «присосок» один – некая фирма «Авиадом». А чья это фирма, не подскажете?

– Это допрос?

– Нет, конечно.

– Значит, я могу не отвечать?

– Можете.

– Тогда я не буду отвечать.

– Хорошо, это ваше право.

– Я могу идти?

– Да, только сначала напишите заявление об уходе по собственному желанию.

– Я не собираюсь увольняться. Меня назначили акционеры, причем всего две недели назад.

– Это не мешает вам уволиться по собственному желанию.

– Я не буду увольняться!

– Будете.

– Не буду!

– Тогда вы будете отстранены от должности, а потом уволены в принудительном порядке, по самой нехорошей статье КЗоТа.

– Угрожаете?

– Нет, информирую. Вами уже занимаются, причем, на федеральном уровне, как и подобает заниматься руководителем столь крупного и стратегически важного производства. Скажу честно – инициировал проверку я. Если уйдете по-хорошему, остановлю дело, если нет – доведу до конца, а потом лично приду посмотреть, как вы сядете в автозак и неторопливо поедете в «Черный ястреб». Я там побывал недавно – не самое комфортабельное местечко.

Медальный лик Кайзерштайна вдруг расплылся, глаза увлажнились, губы отвисли. Огромный человечище сгорбился, скукожился и обессилено присел на край кресла.

– Ну, зачем вы так? Вы ведь меня совсем не знаете. Мы и виделись-то с вами всего пару раз, да и то мельком, на совещаниях.

– Это ваша вина, а не моя. Я в мае приезжал на завод, полдня по цехам ходил.

– Я тогда в загранкомандировке был. В Штатах, на переговорах.

– С тех пор прошло полгода, могли бы как-нибудь забежать в администрацию на часок.

– Извините, я… недоучел.

– Вы много чего «недоучли». Нельзя власть сначала игнорировать, а потом несправедливо и безнаказанно обливать ее дерьмом. Нельзя баламутить людей и спекулировать на их проблемах, чтобы скрыть собственную бездарность. Нельзя жить как крез и не платить работягам их трудовые копейки. Вы с этим согласны?

– Согласен…

– Тогда, Александр Рейнгольдович, будем считать, что воспитательная работа на этом закончена. До конца года доработаете, потом тихо уйдете, а я пока найду вам преемника. И никакой митинговщины – за спокойствие на предприятии отвечаете лично! Финансовую подпитку завода мы в ближайшее время обеспечим, а стратегически будем решать уже после вашего ухода. Теперь можете идти.

Цифры, графики, таблицы

В ходе негласного конкурса на должность нового президента «Камского авиадвигателя» Казаринов, Вахрушев и Кайзерштайн предложили трех кандидатов – каждый своего. Креатуру Кайзерштайна я отверг с порога – эта была репродукция Александра Рейнгольдовича, только потише голосом, пониже ростом и поуже в плечах. С «казариновцем» и «вахрушевцем» я детально побеседовал. Мужики были толковыми и адекватными, но в своей способности вытащить гигантский завод из ямы они меня не убедили. Несколько разочарованный, я позвонил Кайзерштайну:

– У вас на предприятии есть кадровый резерв?

– Да, у кадровиков что-то такое есть…

– «Что-то такое» не подходит. Соберите у себя всех значимых людей предприятия – ваших замов, начальников производств и крупнейших цехов, главных специалистов. Руководителей КБ пригласите. Будем лично знакомиться и общаться.

На следующий день я приехал на «Камский авиадвигатель», где в гигантском (больше моего!) кабинете Кайзерштайна собралась заводская элита. Я сел в директорское кресло.

– Ситуация на предприятии тяжелейшая, это понятно всем. В этой ситуации нужны нестандартные решения, нужен совершенно новый алгоритм управленческих действий, резко отличающийся от того, что действовал при Советской власти, когда государство давало вам деньги, не считая, столько, сколько нужно, и даже больше. Поэтому мы с Александром Рейнгольдовичем решили привлечь к руководству предприятия нового человека. Как выразился классик, «новый человек – это человек, способный решать новые задачи». Кто из вас считает себя таким человеком?

Молчание.

– Прикажете искать на стороне? Будете работать с «варягом»?

Раздалось дружное: «Нет!».

– Тогда еще раз задаю вопрос: кто может и хочет стать руководителем завода? Кто знает, как вытащить «Камский авиадвигатель» из болота?

Щуплый «ботаник» в очках вытянул руку.

– Говорите.

– Вице-президент по экономике Левушкин Сергей Максимович. Я не претендую на руководящую должность, но хочу сообщить, что группой специалистов финансово-экономического блока предприятия в инициативном порядке разработан бизнес-план «Камского авиадвигателя». План состоит из трех частей: экстренные антикризисные меры, среднесрочная программа развития на семь лет до 2000 года, долгосрочная программа на пятнадцать лет до 2008 года. Документ свежий, печатали набело и брошюровали сегодня ночью. Прошу ознакомиться.

Я взял в руки толстенный гроссбух. Цифры, графики, таблицы, короткие комментарии.

– А вы фантазер, Сергей Максимович – планируете аж до 2008 года! А почему не до 2018-го?

– Ваша ирония понятна. Может быть, сейчас это звучит не совсем актуально, но широкие горизонты планирования связаны со спецификой авиамоторного производства. От первого эскиза и общей идеи компоновки до опытного образца современного авиадвигателя проходит как минимум пять-семь лет.

– Ну, хорошо, а вы можете в нескольких словах изложить вашу концепцию?

– Да, попробую. Первый этап – передача всей социалки муниципалитету, вывод за рамки общества и продажа всех непрофильных и вспомогательных производств и иных ликвидных активов, не связанных собственно с двигателестроением. Здесь мы очень надеемся на помощь государства – без льготных кредитов нам пока не прожить. Второй этап – разделение основного производства на три блока и, соответственно, три акционерных общества – по ракетным двигателям, авиадвигателям и вертолетным редукторам – с разной долей участия государства. При этом дирекция предприятия становится управляющей компанией холдинга. Ключевое подразделение – авиадвигательное – развивается по трем направлениям – сервисное обслуживание и капитальный ремонт старых двигателей АС-67 и их модификаций, производство газокомпрессорных и газоперекачивающих станций на базе АС-67, производство и маркетинг АС-91. Здесь нам не обойтись без американцев, поскольку США – главный производитель средне– и дальнемагистральных самолетов в мире, и, соответственно, главный потребитель авиадвигателей нашего класса. В середине 1993 года по плану необходимо приступить к разработке нового двигателя с постановкой задачи к 1999 году выйти на наземные испытания опытного образца.