Текст книги "Феодал. Федерал. Фрондер. Форпост"

Автор книги: Григорий Волчек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Три «жучка»

Интрига продержалась всего два дня – до того момента, когда Шебалин принес мне распечатку одного из телефонных разговоров Людмилы Григорьевны и данные наружного наблюдения. Телефонный звонок был коротким – некий мужчина продиктовал секретарше почтовый адрес и повесил трубку. Рапорт наружки был более объемист и содержателен: сегодня днем, сразу же после работы, Людмила Григорьевна опустила в почтовый ящик на главпочтамте письмо. Сыщики его изъяли, сверили адрес, вскрыли конверт и обнаружили краткий отчет о текущей работе губернатора за прошедшую неделю, реестр корреспонденции и перечень посетителей с указанием времени, продолжительности и темы беседы. Отчет был приложен к рапорту.

– Четко работаете, генерал. Технари здесь? Пусть заходят.

«Жучки» обнаружили быстро – один был установлен в стене за плинтусом прямо за моей спиной, второй – за панелью навесного потолка над столом для совещаний, третий – за диваном в комнате отдыха. Все устройства были однотипными. Два «жучка» Федосеев увез на экспертизу, один остался у меня. Когда милиционеры ушли, Варя вызвала из дома Людмилу Григорьевну. Такие вызовы случались и раньше, так что подвоха Людмила Григорьевна не заподозрила. Она спокойно вошла в кабинет, села и вынула блокнот для записей, как делала обычно.

– Добрый вечер, Людмила Григорьевна. Спасибо, что пришли – я вас целых семь часов не видел, соскучился. Надо бы распоряжение подготовить. Записывайте: «Уволить Кашкарову Л.Г. по собственному желанию с 29 августа 1992 года. Номер, дата, подпись».

– Михаил Георгиевич, Кашкарова – это я.

– Да, вашу фамилию я знаю, а вот оперативный псевдоним пока нет. Но ведь тайное всегда становится явным, правда? Вот, почитайте.

Я положил на стол отчет наружки. Людмила Григорьевна побледнела и начала судорожно тереть лоб.

– Не переживайте, я не собираюсь устраивать аутодафе. Можете забрать этот отчет себе, на добрую память. Пишите заявление об уходе по собственному желанию с сегодняшнего дня, забирайте ваши личные вещи и уходите. Немедленно. И никогда больше не появляйтесь в этом здании. Обходной лист заполнит Варвара, а окончательный расчет вам пришлют почтовым переводом.

Кашкарова дрожащей рукой написала короткое заявление, которое я тут же завизировал.

– Михаил Георгиевич, извините меня, если можете. Простите старую дуру. Черт меня попутал. Я не знала…

– Людмила Григорьевна, у этого «черта» есть конкретная фамилия, звание и должность. Кто конкретно вас склонял к сотрудничеству? И с кем вы контачите в «конторе»? Кстати, можете не отвечать, вы не на допросе. Все равно ведь узнаю.

– Я общалась там только с одним человеком. Его зовут Иван Герасимович. Фамилия… ой, сейчас не вспомню, извините, мозги заплетаются. Звания не знаю – он всегда в штатском был. Солидный такой, седоватый, в возрасте…

– Почему вы согласились стучать?

– Мне сказали, что это в ваших интересах, в интересах области. Что вы молодой, неопытный. Что можете наделать больших ошибок, и нужно иметь возможность своевременно их предотвратить и исправить.

– И что вы таким образом исправили?

– Я не знаю. Мне не говорили, куда направляются мои отчеты, и что происходит потом. Я только информировала, и все.

– У меня тоже все. Можете идти.

Холодок

В девять часов утра следующего дня в администрацию по моему вызову явился начальник Прикамского регионального управления Министерства безопасности России генерал-майор Вылегжанин. До этого мы общались эпизодически, в сухой и деловой манере. Я привлек чекистов к контролю бартерных сделок, ввел их представителя в тендерный комитет и прикомандировал сотрудника органов к отделу внешнеэкономических связей для курирования экспортных сделок оборонных предприятий и «просеивания» иностранных делегаций, зачастивших в гости к прикамским оборонщикам. Как и военным, мы ежемесячно выделяли гэбешникам бюджетное финансирование на неотложные нужды, которое потом учитывалось во взаиморасчетах с федеральным бюджетом. Кроме того, я договорился с Кунцем, что в муниципальном доме, который с грехом пополам достраивался к концу года, две квартиры отойдут очередникам из «конторы».

…Генерал терпеливо ждал, а я выдерживал паузу – позвонил Пирожкову по вечной бюджетной проблеме, потом отозвался на звонок Попова, только что вернувшегося из отпуска. Вылегжанин, немолодой худощавый человек с ярко блестевшей лысиной и блеклыми глазами, тихо и скромно сидел в кресле, положив руки на колени. Я начал негромко и задушевно:

– Вы не догадываетесь, зачем я вас пригласил?

– Нет. Видимо, у вас что-то важное, поэтому я и приехал к вам, хотя должен сейчас быть на стрельбах.

– Так вы еще и стреляете? Похвально.

Я положил на стол «жучок».

– Ваш агрегат?

– Нет, не наш. Мы такими не пользуемся.

– За ответ ставлю двойку. Если этот «жучок» не ваш, значит, мой кабинет прослушивался в преступных целях, может быть, даже иностранной разведкой, а вы профукали, проявили служебную халатность. А я, между прочим, и с государственной тайной дело имею, и по ВЧ с членами правительства конфиденциальные вопросы обсуждаю.

– Вы уверены, что ваш кабинет прослушивался?

– Да, этот «жучок» выковырян из-под плинтуса, вот здесь.

– Значит, проведем проверку, возбудим уголовное дело, начнем следствие. Будьте уверены – супостатов мы поймаем.

– Завидная уверенность в своих силах. Еще вопрос – какую должность у вас занимает некий Иван Герасимович, солидный седоватый человек?

– Вы уверены, что он работает именно у нас? Что-то я не припомню такого сотрудника. Надо будет в кадрах уточнить.

– Получается, что вы опять допустили прокол. Понимаете, какая штука приключилась – этот самый Иван Герасимович, шпион проклятый, завербовал мою секретаршу! Она созналась и раскаялась в содеянном, но мне, тем не менее, пришлось ее уволить.

– Да, вопрос серьезный. Будем разбираться.

– А вы знаете, я уже во всем разобрался. Есть всего два альтернативных варианта. Либо вы нагло и беззастенчиво врете, при этом честно глядя мне в глаза, либо вы совершенно профнепригодны, поскольку допустили утечку информации различной степени секретности, включая высокую. Но оба этих варианта означают в конечном итоге одно и то же – вам пора уходить.

– Меня назначал президент…

– Знаю эту песню. Уволить вас тоже может только президент. И он вас уволит. Или переведет на другое место работы, в другой регион. Надо только президента об этом попросить. И кто же об этом походатайствует? Могу я, а можете и вы, так даже лучше будет – чего сор из избы выносить? Короче говоря, предлагаю вам написать соответствующее заявление. Дать бумагу и ручку?

– Не надо. Я не собираюсь ничего писать.

– Почему?

– Не вижу необходимости.

– А я вижу. Давайте пишите.

– Я вам все сказал.

– Я вам тоже все сказал. Пишите, Вылегжанин. Немедленно. Ну!

– Попросил бы вас не нукать! Вы не кучер, а я не конь. Вы не имеете права давить! Вы действуете противозаконно! У нас строго централизованная вертикаль управления.

– Значит, шпионить за мной законно, а пресекать это безобразие – противозаконно?

– Еще раз повторяю: вы не имеете права.

– Я не имею права?

– Да, не имеете!

Я встал. С самого низа, от пяток вверх по ногам начал подниматься противный холодок. Такое состояние бывало у меня очень редко. В армии случалось пару-тройку раз, потом еще несколько лет назад, когда какой-то пьяный ублюдок прожег сигаретой мамину любимую шубу, а вместо извинений просипел: «Нехрен тебе, старая стерва, в дорогих шубах шастать». Последний подобный случай произошел прошлой весной, когда в магазинной очереди, отоваривавшей талоны, некий приблатненный субъект назвал Элю «черножопой».

Холодок добрался до головы и заполнил мозг. В глазах побелело. Я зарычал так, что Вылегжанин пригнул голову:

– Я не имею права? Имею! Ты понял, падла?! Вон с работы, вон из моей области! Немедленно, сегодня! Убью, уничтожу, в порошок сотру!

Я обеими руками схватил Вылегжанина за шиворот, оторвал съежившегося генерала от кресла, выволок через приемную в холл, и, яростно матерясь, потащил по длинному коридору. Встреченные по дороге чиновники в страхе прижимались к стенам. У лестничного пролета я, с трудом поборов желание спустить гада с лестницы, ослабил хватку.

– Бегом отсюда, и чтобы я больше никогда тебя не видел! Пшел!

В тот же день Вылегжанин вылетел в Москву, где получил перевод на Дальний Восток. Об этом мне сообщила улыбающаяся Варя, добавив, что мои вопли были отчетливо слышны через три этажа.

Маузер Папанина

Первого сентября я впервые отвел ребенка в садик, в младшую группу. Пацан за лето солидно вымахал, начал членораздельно изъяснятся, время от времени выдавал довольно-таки оригинальные идеи. С ребенком уже можно было общаться, что я и делал, начиная понемногу получать удовольствие от отцовства. Оставив мини-Полещука на попечение детсадовских воспитательниц, я заехал в родную школу, где провел классный час у старшеклассников, а потом заглянул к ректору университета. По всему маршруту меня сопровождала съемочная группа – Бочкарев по наводке Шафрана закрепил за мной на постоянной основе бригаду телевизионщиков, которые фиксировали для ежедневной информационной программы все публичные мероприятия с моим участием. Я скрепя сердце согласился с одним условием – чтобы подобные телесюжеты было краткими, деловыми, без придыхания, славословия и прочей атрибутики доморощенного культа личности.

Отпраздновав День знаний, я снова взялся за любимую «забаву» – верстку бюджета будущего года и корректировку бюджета четвертого квартала года текущего. Когда мы с Пирожковым в очередной раз засиделись допоздна, сводя концы с концами, я не выдержал:

– Васильич, сколько раз мы переделывали бюджет?

– Раз десять, наверное. Ежемесячно корректируем.

– Видишь, мы с тобой превзошли самого Льва Николаевича Толстого – он переписывал «Войну и мир» всего лишь семь раз. Но в итоге у него получился супершедевр, а у нас – дрянь.

– Ну, зачем вы так?

– А затем, что мы никакие не Толстые, а Папанины. Я где-то читал, что знатный советский полярник Иван Папанин, мучаясь от безделья на дрейфующей льдине, тысячу раз разбирал, чистил и собирал свой любимый маузер. Впоследствии это стало у него манией, идефиксом. Вот и мы точно так же возимся с этим чертовым бюджетом, крутим-вертим, а на выходе все равно маузер, а не АК-74, хотя нам хотелось бы вообще ПКМ.

– Но сейчас ситуация такая…

– Ситуация хреновая, но давай не будем все валить на ситуацию. У нас есть несколько хронических проблем. Первая – мы постоянно страдаем от дефицита и нестабильности доходов бюджета. Это значит, что мы должны сделать проект бюджета по трем прогнозным сценариям – оптимистическому, усредненному и пессимистическому.

Так, собственно, и сделали. И правильно сделали.

Подарки по телефону

Главным событием ранней осени 1992 года стала начавшаяся массовая приватизация. Каждый гражданин России, родившийся до 2 сентября 1991 года, получил в специальных пунктах выдачи, организованных на базе Сбербанка, приватизационный чек – ваучер, который можно было обменять на акции предприятий. Номинальная стоимость, указанная на чеке, составляла десять тысяч рублей. Эта цифра получилась, когда условную стоимость основных производственных фондов по состоянию на 1 января 1992 года (1,4 триллиона рублей) разделили на число российских граждан. Срок действия ваучера устанавливался с 1 декабря 1992 по 31 декабря 1993 года.

К первому октября все приватизируемые предприятия должны были выбрать один из трех вариантов приватизации. В основном, предпочтение отдавалось второму варианту, по которому наибольшее количество акций получал трудовой коллектив. Вахрушев перешел на «двухсменную» работу – с восьми утра до полуночи. Госимущество, выросшее в огромное и влиятельное суперминистерство, ежедневно отсылало в регион суровые реляции. Для облегчения тяжкой ноши главного областного приватизатора я предоставил Вахрушеву дополнительные полномочия – по вопросам, непосредственно связанным с приватизацией, он теперь мог самостоятельно давать прямые указания не только подразделениям администрации, но и всем другим замам, включая Стрельникова. Сан Санычу такое нарушение субординации не понравилось, но во имя великой цели он согласился потерпеть.

Как и в прошлом году, незаметно подошел мой день рожденья. Учитывая некруглость даты и круговорот дел, резко нахлынувших после летнего затишья, праздновать я решил скромно – сначала в узком аппаратном, а потом в семейном кругу. Коллег я сразу предупредил – никаких подарков, кроме поздравительных открыток и цветов, я не принимаю. Домочадцы же порадовали меня традиционными рубашками и галстуками.

Удостоился я и подарков другого рода. Фима Шафран принес результаты социологического опроса – деятельность главы администрации частично одобряло 57 процентов населения Прикамья, остальные одобряли полностью. Это неожиданное обстоятельство удивило и порадовало. В течение всего дня звонили с поздравлениями и представители областной элиты, и коллеги-губернаторы, и федеральные министры. Вечером позвонил Гайдук, с которым мы тепло поговорили и слегка похохмили. А вслед за этим раздался звонок президента:

– Михаил Георгиевич, я вас от души приветствую! Считаю вас, несмотря на молодость, одним из наиболее успешных глав регионов России! В правительстве вас хвалят, в администрации – тоже, и я присоединяюсь к положительным отзывам. Поздравляю вас, благодарю за самоотверженную работу и желаю новых успехов!

– Спасибо, Борис Николаевич! Военные в таком случае говорят: «Служу России!». Что ж, теперь есть стимул работать еще лучше.

– Это правильный стимул. У меня есть к вам две просьбы. Моя сестра работает в объединении «Камский калий». Она жалуется, что там в преддверии приватизации началась какая-то непонятица. Разберитесь, пожалуйста, – предприятие это важное, крупное, градообразующее.

– Да, конечно.

– Еще прошу помочь моей родной школе. Это школа № 1 в Осинниках. Надо сделать капитальный ремонт, заменить оборудование и мебель. Вы начните, а я после нового года подкину деньжат из резервного фонда.

– Все сделаем, Борис Николаевич. Бывший мэр Осинников сейчас работает моим заместителем, я ему поручу непосредственно заняться школой.

– Правильно, вам отвлекаться ни к чему, у вас есть проблемы и посерьезнее. Еще раз поздравляю вас с днем рождения! Желаю здравствовать! До встречи в Чебоксарах!

Что есть за душой

Через несколько дней мы действительно встретились в Чебоксарах на Всероссийском совещании глав субъектов федерации. Там президент провозгласил, что вводит мораторий на выборы глав администраций как минимум на три года. Коллегам это явно понравилось, а вот я, исходя из общедемократических позиций, при всем своем уважении к президенту, выступил против, сразу же получив кличку «Камикадзе». Впрочем, президент не обиделся, и даже похвалил меня за смелость. В итоге на заключительном банкете организаторы совещания усадили меня на престижное место – между двумя грандами губернаторского корпуса, главами Москвы и Питера, Пушковым и Савчуком. Оба они были избраны одновременно с президентом 12 июня 1991 года.

С Савчуком – иконой демократического движения еще с первого съезда народных депутатов СССР, доктором юридических наук, ярким политиком, незаурядным оратором, и прочая, прочая – я вел себя немного робко, и посему полноценного общения не получилось. С Пушковым было проще – мы дружно налегли на водочку и очень скоро перешли на «ты», несмотря на четвертьвековую разницу в возрасте. После третьей рюмки Пушков как истинный хозяйственный руководитель деловито осведомился:

– У тебя что есть за душой, камикадзе?

– В смысле?

– Ну, что твоя область продать может?

– Кому?

– Кому-кому… Москве!

– Еду точно нет – мы в нечерноземном поясе.

– Знаю, я у вас был в эвакуации всю войну с голодным брюхом сидел. Да хрен с ней, со жратвой! Что есть из промтоваров?

– Если брать наиболее ликвидные, то ГСМ, нефтехимия, лес, бумага, картон, удобрения, кабель, цемент, нефтепромысловое оборудование. Из товаров народного потребления – мебель, телефоны, велосипеды, бензопилы, микроволновки, автоприцепы, смесители.

– Беру все! Техническая соль есть?

– Зачем?

– Улицы посыпать от гололеда.

– У калийщиков вроде бы есть.

– Отлично! А теперь наливай, обмоем крупную сделку.

Повод для выпивки

В конце сентября позвонил по ВЧ Уланов – первый заместитель Чубаря, курировавший регионы.

– Михаил Георгиевич, ты готов к началу массовой приватизации?

– Всегда готов!

– Это хорошо. Когда первый аукцион?

– Думаем провести 12 октября, объявление уже дали. Сразу 28 лотов, все интересные – магазины в центре города, базы, склады. Решили создать здоровый ажиотаж.

– Сколько заявок поступило?

– Более ста.

– Все это замечательно, но меня вот что волнует. Ряд областных парламентов с горячего одобрения руководства Верховного совета либо приняли, либо готовятся принять в ближайшее время решение о запрете приватизации на территории региона. Закоперщики – Томск и Челябинск, а Челябинск совсем недалеко от вас, вот я и подумал – может, болезнетворные бациллы до вас долетели.

– Нет, пока я проблем не вижу. С областным советом у нас романтический период закончился, по поводу бюджета разворачиваются позиционные бои местного значения, но в макроэкономику депутаты пока не лезут, на основы не посягают.

1 октября в облкомимуществе прошел бурно, в кабинеты было не протолкнуться – со всей области приехали челобитчики с документами на приватизацию. В тот же день я собрал у себя коллег на небольшой фуршет по случаю годовщины работы в нынешней должности. Для меня это была серьезная дата. Кто бы мог подумать – продержался у власти целый год, притом, что изначально был уверен: времени на кадровый эксперимент отведено два-три месяца, не больше.

Пировали недолго – дел, в том числе, приватизационных, было невпроворот. А вечером я поехал к родителям – отмечать новый для России праздник – учрежденный ООН День пожилого человека. Папе дополнительный легальный повод для выпивки понравился («Мазл тов, да здравствует активная старость!»), а мама так даже обиделась («Не смейте называть меня пожилой!»).

Жизнь продолжается

После ухода Людмилы Григорьевны Варя предложила на место погоревшей секретарши никого не назначать. Я согласился. Варвара оформилась на 1,75 ставки и начала трудиться за двоих. Никакой фривольности она теперь себе не позволяла, работала четко и уверенно.

Однажды вечером, когда я диктовал проект графика на следующую неделю, Варвара вдруг перестала писать, и, отвернувшись к окну, сказала полушепотом:

– Михаил Георгиевич, мы с мужем разводимся.

– Причина?

– Давно к этому шло. После истории с прослушкой я его просто возненавидела, как и всю его гнилую контору. Мы начали ссориться, ругались каждый день, да еще по нескольку раз. А позавчера он на меня руку поднял. После этого я сказала: все! Он собрал манатки и перебрался в ведомственную общагу. Финита ля комедия!

– Сколько времени вы жили вместе?

– Больше четырех лет. Детей, слава богу, не завели, хватило ума. Я давно поняла, что мы не пара. Духу не хватало принять решение, а сейчас он своими кулачищами мне помог.

– Варя, тебе сейчас надо снять стресс. Лучший способ для этого – сменить работу.

– Это как? Гоните с глаз долой?

– Ничуть. Я вижу в тебе мощный потенциал. Ты – дипломированный юрист, дисциплинированный сотрудник, у тебя цепкая память, грамотная речь, способности к работе с людьми. Сейчас мы собираемся расширять юридический отдел, ввели несколько ставок с приличными окладами, и ты могла бы перейти туда. Кстати, это отдел прямого подчинения, так что, и там ты от меня никуда не денешься.

– Спасибо, Михаил Георгиевич, если я захочу уходить, то сама найду себе работу.

– Хорошо. Еще раз подчеркиваю – я тебя никуда не гоню. Тобой как сотрудником я доволен стопроцентно. Да и посмотреть на тебя приятно, что тоже немаловажно в нашем скучном деле. Эй, Варвара-краса, длинная коса, выше голову, жизнь продолжается!

Отделение праведных от грешных

Шебалин принес справку под грифом «Секретно» о специфических итогах приватизационного аукциона 12 октября – половину лотов, самые интересные объекты, включая несколько крупных магазинов в центре города, купили через подставные фирмы руководители наиболее влиятельных преступных группировок. Я тут же вызвал Вахрушева:

– Итоги аукциона вот по этим лотам надо отменить.

– Это невозможно. Деньги покупателями уже внесены.

– Деньги вернем. Передаточные акты подписаны?

– Да, как раз сегодня хотели их отсылать новым владельцам.

– Принеси их, будь любезен.

Когда Вахрушев принес акты, я их порвал и выбросил.

– Так, половину проблемы мы решили. Вторую половину будем решать так – с помощью милиции и ГБ проводить перед аукционами предквалификацию участников, в том числе для выявления криминальных элементов. Заметим дурно пахнущий след – не допустим к аукциону.

– Это незаконно. Ущемленные участники обратятся в суд, и мы его проиграем.

– Чтобы мафия в суд пошла, да еще с иском к органу государственной власти? Ты шутишь, что ли?

– В любом случае, Госимущество запретит проводить предквалификацию.

– А ты поменьше об этом распространяйся. Если хочешь, я сам поговорю с Чубарем.

– Это было бы очень кстати.

Разговор с Чубарем складывался непросто, но я настаивал:

– Вот когда мы продаем оборонное предприятие с мобилизационным резервом, спецоборудованием, засекреченными разработками, чертежами и прочими гостайнами, мы привлекаем ГБ для проверки, чтобы тайны не достались иностранным разведкам?

– Привлекаем.

– А крупный универмаг в центре города – тоже актив наиважнейший. Слышали выражение: «прилавок – это линия соприкосновения власти и народа»? Кроме того, торговля – только начало пути. Бандиты заполонят розничную торговлю, отмоют деньги, потом начнут скупать стратегические предприятия, а потом пойдут во власть, и на мое место сядет какой-нибудь пахан. Вот и будете с ним ботать по фене и разбираться по понятиям.

– Договорились, работай, только сильно не зарывайся там. И смотри, чтобы не было никаких злоупотреблений.

– Торжественно обещаю использовать предквалификацию исключительно для отделения праведных от грешных. Вы же знаете – у нас со служебной этикой все в порядке. Я всех областных бонз строго предупредил: ни они, ни их родственники, включая шуринов, свояков и золовок, в приватизации не участвуют. Хотят купить овощную базу, свечной заводик, или мясохладобойню – пусть увольняются с государевой службы и подают заявки на аукцион на общих основаниях. Так что, тут у нас все чисто.

– Подход правильный. Рекомендую усилить охрану.