Текст книги "Звездный егерь"

Автор книги: Григорий Темкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Глава 2

От беседы с генеральным директором у Стаса остался какой-то странный и неприятный осадок, чувство незавершённости. Чтобы отвлечься, Стас принялся разбираться у себя в рабочем столе, потом сходил пообедал в столовую, потом вернулся в лабораторию и попробовал читать, но мысли его по-прежнему вились вокруг утреннего разговора с Ларго. Он чувствовал свою правоту и в то же время не мог избавиться от непонятного ощущения неловкости, словно был виноват в чем-то перед директором.

В дверь лаборатории негромко постучали.

– Да-да, войдите, – рассеянно пригласил Стас.

Дверь открылась, и тут же сквозняк подхватил со стола бумаги, которые он только недавно аккуратно рассортировал, и понёс к распахнутым окнам.

С нечленораздельным рыком Стас бросился к ставням и в самый последний момент успел затворить их. Бумаги мягко спланировали на пол, и тогда Стас увидел, что на пороге лаборатории стоит, едва сдерживая смех, незнакомая черноглазая девушка с короткой тёмной косой.

– Мне нужен главный эколог Кирсанов, – с трудом обретя серьёзность, сказала девушка.

– Я Кирсанов.

– Тогда здравствуйте. Наташа Сергиенко. – Девушка решительно протянула ему руку.

– Стас. Здравствуйте, Наташа. – Он не без удовольствия пожал мягкую тёплую ладонь. – Чем могу быть вам полезен?

– Нет, это я чем могу быть вам полезна?

– То есть как. – оторопело пробормотал Стас.

– А очень просто, – довольная произведённым эффектом, объявила Наташа. – Я биохимик, прилетела сегодня утром, думала, буду работать в химлаборатории при шахте, а в отделе кадров мне говорят: «Идите в лабораторию экологии, там вас давно ждут». Ждали? – Девушка с неожиданной подозрительностью посмотрела на Стаса.

– Да, ждали, конечно, – совсем растерялся Стас, – нам очень нужен биохимик.

– Тогда вводите меня в курс дела, – потребовала Наташа.

…Через час Стас знал о новой сотруднице всё, был очарован ею и благодарил судьбу за такой неожиданный и приятный подарок: он действительно подавал заявку на биохимика плюс ещё трёх специалистов, однако в ближайшие год-два ни одного человека получить не рассчитывал, слишком велик был в колонии голод на людей. И в первую очередь специалистами обеспечивали шахту, поскольку экономическое развитие их городка зависело, прежде всего, от добычи анторгита.

Показав Наташе лабораторию, Стас предложил девушке посмотреть их сад.

– У вас есть сад? – удивилась она.

– Собственно, это не совсем сад. Просто наша лаборатория стоит на южной окраине города, лес начинается километрах в трёх отсюда, зато кустарники, подлесок подходят буквально к нашим стенам. Опасного для человека в здешней природе пока ничего, слава богу, не обнаружено, и мы против такого близкого соседства не возражаем. Так даже удобней вести исследования.

Они вышли через двери с обратной стороны вытянутого, в один этаж сборного домика, служившего помещением для лаборатории и – часто – жильём для её сотрудников. Повсюду тянулись заросли густо переплетённых кустов, похожих на сибирский берёзовый стланик. Кое-где среди зелени листьев проглядывали некрупные белые и бледно-розовые соцветия. Через кустарник в сторону леса вели несколько вырубленных, хорошо утоптанных тропинок.

– А сейчас я вас кое с кем познакомлю. Ксют, пойди сюда, Ксют! – позвал Стас.

В кустах что-то гукнуло, шумно заворочалось, треща ветками, и на дворик перед эколабораторией выскочила обезьяна.

– Иди сюда, мой хороший, давай, давай! – Стас вынул из кармана припасённое яблоко и протянул животному.

– Ой! – воскликнула Наташа. – Да это же настоящий шимпанзе!

Ловко перебирая короткими задними и непомерно длинными и мощными передними лапами, существо подскочило к Стасу и уж совсем по-обезьяньи выхватило у него угощение.

И только когда животное открыло рот, чтобы съесть лакомство, стало видно, что это вовсе не земной шимпанзе. В продолговатой пасти не было ни клыков, ни вообще каких-либо зубов. Вместо них под мясистыми губами открылись четыре челюсти – две верхних и две нижних; они напоминали костяной конус, продольно распиленный на четыре равные части. Взяв на всякий случай Стаса за рукав, Наташа заворожённо наблюдала, как челюсти раскрылись, словно раздвинулись губки тисков; существо сунуло в образовавшуюся щель яблоко и принялось энергично жевать, двигая челюстями вперёд-назад, причём все четыре челюсти двигались относительно одна другой совершенно асинхронно. Мелкие кусочки яблока проскакивали, падали на чашечкой подставленную нижнюю губу и с вожделенным чмоканьем втягивались обратно в пасть.

– Вы его не бойтесь, Наташа. Ксют у нас хороший. Правда, Ксют? – Стас погладил животное, оно довольно хрюкнуло, сомкнуло губы и вновь стало почти неотличимо от обычной земной обезьяны. – Если хотите, тоже можете его погладить.

Наташа робко протянула ладонь, провела по длинной шерсти. Шерсть оказалась жёсткой, свалявшейся. Наташа отдёрнула руку и украдкой от Стаса обтёрла её о брюки.

– Нет, всё же он какой-то.

– Ну вот, почему мы так устроены? – огорчился Стас. – Хотим, чтобы всё было «по образу и подобию» – если не собственному, то, по крайней мере, знакомому. Какой тут, к чёрту, контакт. Этот противный, этот скользкий, этот мерзкий. Даже Ксют – вроде совсем по виду обезьяна. Все ему сначала: «Ах, какой милый! Ах, какой забавный!» А как увидят, что жуёт он не поперёк, а вдоль, – всё, конец восторгам.

– Не сердитесь, Стас. – Наташа виновато заглянула ему в глаза. – Он мне нравится. Только непривычно пока. А кто его так смешно назвал – Ксют?

– Я назвал. Хороший вопрос, Наташа, молодец. Понимаете, этот анторгопитек – фактически первое живое существо на планете, которое наблюдается людьми в естественных условиях. До того времени какими сведениями мы располагали – так, только фотографии, обмеры и совершенно непонятные анализы убитых экземпляров, записи со слов колонистов. Всем этим занимался единственный биолог в колонии Джим Горальски, теперь он мой помощник. Мог ли многого добиться один человек без лаборатории, необходимых приборов? Не дома, на родной планете, а в чужом, удивительном мире? А мир тут и правда удивительный. И Ксют удивительный. Ага, видите, повернулся? Смотрит, понимает, что о нём говорят. Ух ты разбойник!

Стас присел на корточки, ласково потрепал зверя по загривку. Ксют блаженно прикрыл глаза.

– Так вот, выхожу я однажды из лаборатории, было это месяца через два после моего приезда, нам с Джимом уже домик этот дали, технику кое-какую выделили, смотрю: сидит на земле у кустов эдакий комочек пушистый в виде обезьянки, не боится, не прячется. Я его, естественно, подобрал, обмерил, осмотрел – дело ясное, анторгопитек, детёныш видимо. По всем признакам – вроде самочка. Ну, раз так, окрестил её Ксюшей. А спустя полгода мы обнаружили, что все живые существа на Анторге бесполые.

– То есть как? – поразилась Наташа.

– А вот так. Есть маленькие особи, есть большие; Ксют, например, за год вдвое вырос, а откуда берутся они, не понятно. Не нашли мы ни у одного животного органов размножения. Мы с Джимом чуть с ума не сошли, гадая об их способе воспроизводства.

– Ну, и догадались?

– Пока нет. Но раз на Анторге не существует самцов и самок, несправедливо, чтобы зверь носил кличку женского рода. Поступили, как учит грамматика: отдали предпочтение мужскому роду, и из Ксюши получился Ксют.

Девушка рассмеялась, очаровательно сморщив носик, и уже смелее погладила обезьяну по голове.

– Я рада, Стас, что буду работать у вас, а не на шахте, хоть я и потратила полгода на курс по анторгнту.

– Как, вы приехали по целевому запросу с шахты?

– Ну да, конечно. Но теперь очень довольна, что обстоятельства распорядились по-другому.

До Стаса вдруг дошло, что по-другому распорядились не обстоятельства. Приказать начальнику шахты отдать кому-то специально выписанного с Земли биохимика мог только Ларго. Стас понял, что попался в ловушку: он должен был либо выполнить просьбу Ларго, либо отослать девушку назад. Если бы он догадался обо всем в первый момент, возможно, он бы и решился отказаться от биохимика. Но не теперь. Стас подумал, насколько генеральный директор хитрее и опытнее его.

– Я хотела бы приступить к работе завтра же, если можно, – сказала Наташа.

– Да, конечно. Приходите завтра к девяти, Джим вам объяснит, что делать, я ему позвоню.

– А вас что, завтра не будет?

– К сожалению. Поведу в лес экскурсантов.

– А почему вы? Или они тоже экологи?

– Нет, Наташа, они не экологи. Скорее, наоборот.

– Как наоборот? – не поняла, девушка.

– Очень просто. – Стас расстроенно махнул рукой, не пускаясь в дальнейшие разъяснения. – Извините, у меня дела. А вы идите устраивайтесь, отдыхайте.

– А, Стас! – Генеральный директор изобразил голосом приятное изумление. – Какие новости? Я уж и не рассчитывал, что ты мне позвонишь.

– Мои условия, – Стас разъярённо задышал в трубку, – охота по всем правилам, безоговорочная дисциплина, оружие гладкоствольное, по две утки на человека.

– Конечно, Стас, как скажешь, – поспешил согласиться Ларго.

– Пусть ждут меня к шести утра внизу в гостинице. Всё.

Глава 3

Шелестя по сочной луговой траве воздушной подушкой, рафт пересёк поляну и мягко опустился у самых деревьев. Распахнулась дверца, оттуда один за другим вылетели три объёмистых рюкзака. Следом из кабины выпрыгнул Стас, в высоких шнурованных ботинках, комбинезоне цвета хаки, с узкой плоской кобурой на правом бедре.

За Стасом на поляну колобком выкатился лысый завкосмопортом.

– Виктор, ружья принимай, – раздался из кабины гулкий бас главврача.

Передав Бурлаке потёртые кожаные чехлы, он перебросил через подножку длинные ноги и упруго соскочил на землю. Огляделся.

– Да, красиво. А тебе как, Виктор?

– Благодать! – восторженно хлопнул себя по ляжкам Бурлака. – В точности как у нас под Рязанью: и трава та же, и лес почти такой. И зверьё всё, говорят, похоже. Верно, Стас?

– Похоже, – угрюмо кивнул Стас. Он сунул руку в кабину рафта, нащупал на панели нужный тумблер, включил. – Радиомаяк. Чтобы не путаться на обратном пути. Проверьте, ничего не забыли?

Его спутники отрицательно покачали головами, удручённые сухим тоном эколога. Стасу стало неловко за свою мрачность, он решил их приободрить.

– Что ж, раз так. – Он с силой захлопнул дверцу, – то с началом сафари вас. Отсюда пойдём пешком. До реки неблизко, километров двадцать пять, выдержите?

«Важные фигуры» обрадовались, как школьники, к которым впервые по-дружески обратился строгий учитель.

– Выдержим! Мы народ бывалый!

– Ну, раз бывалый, то в путь! – Стас подмигнул им, забросил за плечи рюкзак и шагнул в лес.

Лес действительно был поразительно похож на земной. Тянули наперегонки к солнцу свои зелёные кроны молодые и старые деревья; узлами и морщинами колдобилась на стволах потресканная шершавая кора; выглядывали из грунта толстые упругие пальцы корневищ. Пахло то ли сырой древесиной, то ли грибами, а под ногами похрустывал лесной мусор.

Вначале это сходство вызывало у охотников изумление, но постепенно они привыкли. Вскоре они, растянувшись в цепочку, бодро шагали меж чужепланетных деревьев, и это уже казалось чем-то вполне естественным и обыденным.

Идти было нетрудно, лес оказался не слишком густым, почва – достаточно сухой и твёрдой, и больше половины пути они прошли без остановок, время от времени перебрасываясь шутками, короткими замечаниями. Потом стало жарко, и разговоры прекратились. Рюкзаки, до сих пор почти не ощущавшиеся, заметно потяжелели.

Стас подумал, что пока его экскурсанты держатся хорошо. Похоже, оба были действительно неплохими ходоками, умели и пошутить, и помолчать, когда надо. Ни один из них не спросил, далеко ли ещё, – значит, умеют, хоть и начальники, быть ведомыми. Но явно начинают уставать: лысый украдкой посмотрел на часы. Пожалуй, всё же пора передохнуть.

– Привал! – бодро выкрикнул Стас.

Грауфф и Бурлака остановились, однако рюкзаки с себя скинули и уселись на землю только после того, как это сделал Стас.

Усталость боятся показать, мысленно улыбнулся Стас. Неплохие ребята. Если б не эти обстоятельства, он мог бы с ними, пожалуй, подружиться. Чёрт, и зачем он только согласился! Ну, не лежит сердце к этой вынужденной охоте, и всё тут. Как себя убеждал: мол, ничего страшного, парой уток меньше станет – их до него десятками отстреливали. И, несмотря на все самоуговоры, всё же чувствовал себя отвратительно. Причину он знал: он нарушил свой служебный долг – вместо того чтобы охранять, вёл убивать.

Стас ощутил на себе чей-то взгляд, обернулся и увидел, что на него изучающе смотрит Грауфф. В серых глазах, разделённых высокой горбатой переносицей, Стасу почудились понимание и ирония. Он решительно встал.

– Всё, отдохнули. Если хотим на месте быть засветло, надо идти. Привал заметно прибавил сил, ноги снова привычно заскользили по чахлой лесной траве, по бурым песчаным бугристостям, по влажным подстилкам из мха и папоротников, отбрасывая назад километр за километром. Однако прошло полчаса, час, и шаг путников замедлился. Усталость надавила на плечи и вгрызлась в набухшие от тяжести рюкзаков шеи, в перенапряжённые икры. Даже ружья, которые охотникам никогда не в тягость, как бы налились свинцом, и их приходилось то и дело перекладывать из руки в руку. Однако Стас так больше и не сделал привала. Он шёл и одновременно с мстительным удовольствием и сочувствием вслушивался в загнанное дыхание спутников позади себя.

Когда за очередной, наверное, стомиллионной на их пути поляной блеснуло голубое лезвие реки, Стас не то прохрипел, не то прокашлял:

– Пришли.

Не изображая больше неутомимых, Грауфф и Бурлака сбросили рюкзаки и тут же растянулись там, где стояли. Стас улёгся под деревом, ноги закинул на свой рюкзак, а голову пристроил на корневище. Все трое лежали и молчали, наслаждаясь ощущением удивительной лёгкости в теле, сравнимой разве что с ощущением невесомости.

Полностью расслабившись, Стас каждой клеточкой впитывал благодатный кислород, который весело и горячо разносила по телу кровь, до этого стиснутая в сосудах перенапряжёнными мышцами. Постепенно на него опустились умиротворённость, покой, он погружался в свою расслабленность всё глубже и глубже, пока не почувствовал, что подошёл вплотную к невидимой двери, за которой – такой желанный и такой нужный сон. Сделав усилие, Стас приказал себе вернуться. Пошевелил рукой. Открыл глаза, сел. Его подопечные по-прежнему лежали с закрытыми глазами и блаженно сопели. Лица у них заострились, осунулись. У Грауффа борода начала расползаться по щекам седоватой щетиной. На лбу у завкосмопортом чернели потёки – видно, размазал грязными руками пот.

«Скотина ты, Кирсанов, – подумал Стас. – Тебе нехорошо, а на других отыгрываешься, зло срываешь. Не такие уж они, в конце концов, и браконьеры, их пригласили. А ты взялся проводить. Зачем теперь людям отдых портишь?»

Стас встал на ноги, и по спине прокатилась волна болезненной и в то же время истомно-приятной усталости.

Он рывком распустил узел на рюкзаке, запустил в него руку, извлёк пакет с палаткой. Растягивать палатку в одиночку было неудобно, но Стас, поколебавшись секунду, решил дать своим подопечным отдохнуть. Вскоре на небольшом пригорке, за которым анторгский лес обрывался к реке, заколыхал оранжевыми стенами пятигранный шатёр.

Стас хлопнул палатку по обвислому боку: «Что, стыдно в таком виде да среди этаких красот? Ну, ничего, сейчас мы тебя поправим». Он отыскал под днищем короткий шланг, с утолщения на конце снял крышку. К обратной стороне крышки была прикреплена кассета с таблетками. Стас достал одну, положил в шланг, плеснул на таблетку водой из фляги и завинтил крышку на место. Палатка вздрогнула и стала быстро раздуваться. Расправив последние морщины и складки, весело выгнулись двойные гексалоновые стены.

Откинув дверь, Стас опустился коленями на край надувного пола и с удовольствием огляделся. В палатке было не слишком просторно, она ещё не успела проветриться, внутри слегка пахло сыростью и пластмассой, однако Стас чувствовал, что на душе стало легче. Нет, не потому, что теперь можно было укрыться от непогоды или опасности: прогноз на ближайшую неделю дали превосходный, а крупных хищников в лесу никто никогда не встречал. Стас подумал, что это, скорее, инстинктивная, от далёких предков унаследованная тяга к жилищу – пусть самому маленькому, самому утлому, но всё же со стенами и крышей над головой.

– Вам помочь, Стас? – просунув в палатку лысую голову, осведомился завкосмопортом. – Сейчас я затащу вещи. А Глен тем временем приготовит поужинать.

Солнце окунуло в реку тёмно-красный бок, в лесу уже наступала ночь, но на поляне перед палаткой было светло и уютно. На расстеленном листе бумаги лежала горка бутербродов, фрукты, стояла захваченная предусмотрительным Бурлакой плоская бутылочка альдебаранского ликёра. Бутерброды были свежими, фрукты и ликёр – ароматными, а Стас продолжал испытывать скованность, мысль о запретной охоте подтачивала настроение въедливым червячком.

– На Фарголе мне однажды довелось охотиться на трекаба, – вспоминал, удобно облокотившись на полупустой рюкзак, Бурлака. – Вы видели трекаба, Стас?

– Только в учебных фильмах. – Перед глазами у Стаса всплыло жуткое существо, похожее на сросшихся по всей длине трёх питонов на коротких когтистых лапах и с тигриными клыками в пасти. От отвращения Стаса передёрнуло.

– Вот-вот. Меня так же передёрнуло, и первым выстрелом я смазал. И вторым тоже.

– Далеко бил? – поинтересовался Грауфф.

– Да не то чтобы очень. Метров с шестидесяти. Из гладкоствольной дальше бесполезно. Вы знаете, Стас, у нас с Гленом принцип: охотиться только с охотничьими ружьями.

– А с другими и нельзя, – буркнул Стас.

– Тю-у! Тоже скажете, нельзя. – Бурлака махнул рукой. – Сплошь и рядом палят из карабинов. Да что там карабинов – станнерами стреляют. Чтоб шкуру не попортить. Так вот, отдуплетился я, перезаряжаю, а трекаб на меня на своих крокодильих ножках как конь хороший несётся. Едва успел я ещё выстрелить, а он уже в пяти шагах. Конституция у меня, сами видите, не гимнастическая, но на дерево я взлетел, как молодой павиан. Уселся на ветку покрепче, вниз поглядел: там она, тварь эта трёхглавая, стоит под деревом и на меня смотрит. А взгляд такой, что обнял я дерево, а в голове только одна мысль, как жилочка, бьётся: умеют трекабы по деревьям лазать или нет?..

– А что ж не стреляли? – с любопытством спросил Стас.

– Так выронил я ружьё со страху, – весело пояснил завкосмопортом. – И сумку, где рация была, тоже на земле бросил. Оно, пожалуй, и к лучшему, а то мог не успеть на дерево залезть.

Он снова замолчал, выбрал себе бутерброд и с преувеличенным аппетитом вгрызся в него зубами, явно добиваясь от слушателей вопроса.

Грауфф, чтобы подразнить приятеля, молчал, забавляясь его ораторскими хитростями. Но Стас клюнул, ему хотелось узнать, чем кончилось необычное приключение. К великому удовольствию Бурлаки, он спросил:

– Ну а что же потом?

– А потом, молодой человек, – Бурлака выкатил на Стаса глаза, – я двое суток провёл на дереве, а трекаб под деревом. А когда я уже созрел, чтобы падать вниз, трекаб испустил дух. Оказалось, последним выстрелом я его всё-таки зацепил.

Он убрал вдруг с лица драматическое выражение и расхохотался. Вместе с ним рассмеялись Стас и Глен Грауфф.

– Давайте выпьем, Стас, – предложил врач. Стас кивнул. Грауфф разлил ликёр в круглые колпачки от фляг. – Виктор сам не представляет, каким сокровищем владеет. Этот напиток настаивается на знаменитой альдебаранской улитке. Считается, нервные клетки не восстанавливаются. Но этот ликёр восстанавливает решительно всё.

Стас снова рассмеялся.

– Ну, слава богу, – похлопал Стаса по плечу Грауфф. – А я уж боялся, вы нас возненавидели навеки.

Стас почувствовал, что краснеет.

– Да что вы, право. При чем тут.

– Не надо, не надо, молодой человек. Я всё понимаю. У вас своё дело, вы преданы ему. И правильно. Каждый должен любить свою работу, иначе он бесполезен, а часто и вреден. В молодости, когда позволяло здоровье, Виктор был штурманом фотонных кораблей, а я хирургом, и мы не верили, что сможем когда-либо полюбить другую работу. Но изменились обстоятельства, и сегодня любимое дело Виктора – обеспечивать внеземные колонии необходимыми грузами, моё – необходимыми людьми. А ваше любимое дело, Стас, – природа, окружающая среда, её охрана, экология. Так?

– Так.

– И вот появляются два каких-то типа, перед которыми заискивает начальство, и требуют, чтобы их – без путёвки, в нарушение всех правил – вели в заповедный лес убивать животных. Так?

– Так.

– Нет, не так! Во-первых, мы ничего не требовали, ваш Ларго сам пригласил нас на охоту. По-вашему, нам надо было отказаться? Фыркнуть негодующе? Да вы знаете, что такое охота? Охота – это страсть, это болезнь, если хотите, но болезнь полезная, оздоравливающая организм, восстанавливающая его, как воздух свежий, как настой женьшеня, как этот ликёр. Тот, кто болен охотой, чувствует себя уверенным, жизнеспособным, сильным. Он чувствует себя мужчиной. Я занимаюсь охотой с восемнадцати лет и могу сказать, что лучшие минуты моей жизни – за операционным столом и на охоте. Я побывал на десятках планет и почти всюду, где есть дикие звери, охотился. Иногда по путёвке, чаще – нет, просто по договорённости с местным начальством. И никогда не считал себя варваром, убийцей, врагом живого. Я люблю природу не меньше вас и понимаю её, смею думать, не хуже. Ни в земных лесах, ни в джунглях других планет я не чувствую себя чуждым, посторонним элементом, а это значит, я сливаюсь с природой и становлюсь её неотъемлемой частью. В масштабе Вселенной. Вот что даёт мне охота.

– Но ведь можно и не убивать.

– Э-э, нет! Хотим мы или нет, но природа – это круговорот смертей, который регулирует и качество, и количество. Конечно, человек в состоянии нанести природе непоправимый урон, но хищничества сейчас никто не допустит. А подстрелить зайца или оленя – смешно говорить об этом. Их с таким же успехом мог завтра задрать леопард. Зато, когда я вхожу в лес с ружьём, я сам погружаюсь в этот круговорот и знаю, что ищу свою добычу или, может быть, стану добычей более умелого зверя. Так, и только так, можно достичь полного соединения с природой. Человеку, пришедшему в лес с кинокамерой или биноклем, настоящее удовольствие до охоты недоступно. А у вас-то, Стас, на кого мы идём охотиться? Всего-навсего на уток. Мне рассказывали, их тут тучи. Каждый сезон они гибнут тысячами и возрождаются десятками тысяч. Неужели вы как эколог можете предположить, что гибель нескольких водоплавающих скажется на природном равновесии планеты?

– Нет-нет, Глен, ты не совсем прав, – вступил в разговор Бурлака. – Если все так будут рассуждать. Один убьёт десяток уток, другой – десяток, и неизвестно, что останется годика этак через два. Потому и объявили тут заповедник. И вовремя: народу в колонии, я слышал, уже под тысячу. Но, молодой человек, – он ткнул пухлым пальцем в сторону Стаса, – бывают в жизни ситуации, когда правила приходится нарушать. И разрешить сделать из хорошего правила хорошее исключение может нам только наша совесть. Впрочем, иногда роль совести берет на себя начальство. Вам, Стас, не хотелось делать для нас исключение, но всё же вы послушали начальника.

– Эколог не подчинён генеральному директору, – счёл нужным вставить Стас.

– И, тем не менее, вы сделали, как он хотел. Потому что понимаете: Ларго лучше вас может судить о целесообразности некоторых моментов. Стас, вам ещё много лет работать на Анторге, и, поверьте мне, вам не раз придётся водить в этот лес гостей с ружьями. Но будет это не часто и потому впишется в экологические рамки.

Стас слушал добродушное рокотание Грауффа, весёлый, бойкий говорок Бурлаки, и то ли от усталости после долгого перехода, то ли от вкусного, сытного ужина эта их незаконная охота виделась ему не в столь уж неприглядном свете. Вторя доводам главного врача, он убеждал себя, что и впрямь десяток уток для заповедника ничего не значат, а Ларго думает об интересах всей колонии, и маленькое нарушение правил – вовсе не нарушение, а своего рода дипломатия. Мысль понравилась Стасу: конечно, он повёл их на охоту из дипломатических соображений.

Стало прохладно, и они перешли в палатку, ещё немного поговорили об охоте, рыбной ловле, потом забрались в тонкие ворсистые спальные мешки. Бурлака было принялся рассказывать, как обрабатывать шкуры, чтобы сохранить естественный цвет, но Грауфф вдруг оглушительно, с присвистом всхрапнул.

– Намёк понял, – кротко произнёс завкосмопортом. – Отхожу ко сну.

Вскоре в палатке, разбитой у реки на краю анторгского леса, ровно и глубоко дышали во сне три человека с планеты Земля, и если бы кто-то прислушался к их дыханию, то сразу понял бы: спят люди, у которых отменное здоровье и завидное душевное равновесие.