Текст книги "Звездный егерь"

Автор книги: Григорий Темкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Дары от Данов

Мальчик бежал по лугу. Он нёсся вприпрыжку, и высокая, податливая, как вода, трава щекотала голые колени. Это было смешно и приятно, и мальчик смаялся и пел сам себе сбивающимся на бегу звонким голоском: «Здравствуй, здравствуй, радуга! Здравствуй, здравствуй, радуга!» Из какой песни эти слова, мальчик, конечно, не знал, но вот эта единственная запомнившаяся ему – а может, только что самим же сочинённая – строчка казалась чем-то совершенно естественным. Она плавала в дрожащем воздухе сегодняшнего чудесного июньского утра как стрекоза, как волшебное заклинание, сделавшее это утро таким беззаботным и радужным. Хотя радуги, взаправдашней радуги, на небе не было: последнюю неделю погода стояла сухая, тёплая, без дождей.

И вдруг радуга мелькнула – не в небе, а прямо под ногами, на протоптанной через луг тропинке. Мальчик свалился в мягкую траву, перекатился на бок, успев при этом сорвать и засунуть в рот сочный стебелёк, и перед самым носом увидел забавную островерхую шапчонку из тонкой, почти невесомой ткани сочного радужного цвета, натянутую на проволочный каркасик – обруч и четыре распорки. Не раздумывая, мальчик нахлобучил шапочку на выгоревшие белобрысые свои вихры, подхватил с тропки хворостину и помчался к оврагу рубить злых крапивных рыцарей.

– Анечка, солнышко, шляпку не забудь!

Аня, стоявшая уже у двери, сказала «Ой!», повернулась к закройщице. И вспомнила, что никакой шляпки на ней, когда она входила в ателье, не было. Было прошлогоднее «сафари» из зелёной джинсухи – так теперь оно лежит в торбе, а вместо платья на ней красуется роскошный летний брючный ансамбль. Цвет – терракот. Одно плечо голое. Все закачаются. Без всякой шляпки. Хотя…

– Какую шляпку, Лидуня? – с рассеянным видом спросила она.

– Так вот же, лапочка! Твоя, больше никто такую прелесть не оставлял, – промурчала портниха и протянула Ане абсолютно невообразимый, радужного цвета четырёхгранный головной убор. Анечка поначалу даже растерялась. Потом решила: издевается Лидка. И так прямо и сказала:

– Ну, Лид, ты вообще.

Лида, у которой шляпка с первого взгляда вызвала в душе ассоциацию со старым абажуром, имела мудрое правило приобретения клиенток никогда вслух не критиковать. Поэтому она водрузила «абажур» на голову Анечке, подвела её к зеркалу.

– Да ты посмотри, лапочка, как тебе с терракотом.

Анечка взглянула в зеркало и заколебалась: вроде бы ничего, идёт. Только полей, жалко, нет. Пальцы её машинально прикоснулись к шляпке в том месте, где, по её мнению, не хватало полей, слегка взялась за материал, обвивающий проволочный обруч, и – о чудо! – ткань потянулась под этим воздушным, почти не существующим усилием. Причём не возвращаясь обратно, как какой-нибудь эластик, а застывая по всей вытянутой длине.

Спустя десять минут Анечка покидала ателье в шикарной четырёхгранной радужной панаме с эффектно закрученными полями, а портниха, с искренним уже восхищением, умоляла достать и ей такую же. Хотя бы одну. Но на прощанье шепнула, не удержавшись:

– Но если будет больше, солнышко, неси, я возьму все.

Виктор Михайлович возвращался с обеденного перерыва недовольный. Можно сказать, злой. И дело не в селёдке, которая расползается под собственным десятиграммовым весом в солёную костлявую массу. И даже не в том, что на его столике не сказалось ни горчицы, ни салфеток и пришлось подходить к столику Носова. Бог с ней, со столовой, к родному общепиту он привык. Но как привыкнуть к тому, что Носов на службу в управление является с бородищей до пупа?! Добро, был бы дед какой или там лицо перекошено, а то ведь только в позапрошлом институт кончил. Совесть у него перекошена, а не рожа. Или Соня Васильевна из машбюро. Смотрит он за обедом, как-то не так Соня ест, с затруднениями. Думал, со здоровьем что, а она разобъяснила: левой рукой, говорит, ложку держу. Тренировка. Чтобы владеть обеими руками одинаково. Ну что ты на это им скажешь? Даже чай пить расхотелось. Хотя до конца перерыва ещё пятнадцать минут, и в отделе, конечно, ни одной души сейчас нет. Что, впрочем, возможно, и к лучшему.

Виктор Михайлович вошёл в пустой отдел, намереваясь оставшиеся четверть часа провести за чтением газеты в успокоительном одиночестве… И побагровел. На его столе, между телефонным аппаратом и подставкой для канцпринадлежностей, нахально возлежала четырёхгранная шапка весёлого радужного цвета.

«Ахметов, – определил, тяжело дыша, Виктор Михайлович. – Его шутки. Хотя нет, вряд ли. Может, Носов приволок? Кто-то ведь разыгрывает. Скинулись, достали этот дурацкий колпак, подложили: мол, что будет с ним делать? Обсмеять хотят, хулиганы. Ну нет уж, не дождётесь.»

С этими мыслями Виктор Михайлович взял колпак, без особых усилий скомкал его и, мстительно сверкнув очками, отправил в корзину для мусора.

– Мне это не нравится, – неодобрительно качнулся Дан Сим, глядя в бортовой экран. – Как Полувысокий Ревизор Подготовки, я не могу допустить, чтобы средства родной Даны выбрасывались на ветер. Вы прекрасно знаете, во что обходится нуль-транспортировка каждого дара на Землю, Я уж не говорю о стоимости самого изделия. Почему этот землянин отказался от дара? Отвечайте, Дан Пим.

– Простите, Полувысокий, но ведь ещё до начала Подготовки я предупреждал, что на стопроцентный приём даров Даны не приходится рассчитывать. Процент отказов пока допустимый. Что же касается мотивов данного землянина, то их нельзя считать типичными. Мы поднесли дар просто неудачному объекту.

– Хорошо. Покажите мне ещё несколько дарений.

Семён Семёнович начинал нервничать. Его уже не радовало ни нежное июньское солнце, ни пушистый сосновый бор на пригорке по ту сторону речки, ни сама река – неширокая, с уверенно-медлительным течением, в зелёных кляксах листьев кувшинок и тугих стрелках молодого тростника. Близился полдень, а в садке у Семёна Семёновича, уныло шевеля хвостом, вверх брюхом плавал окунишко чуть больше ладони. Единственный. И всё. Ни поклёвки с половины восьмого, хоть ты убейся. И солнце так раскочегарилось.

Семён Семёнович озабоченно потрогал редкие волосы на темени: так и есть, горячие. Как бы и впрямь на таком припёке. А что, жена рассказывала, хватил же соседку Пруткина на даче солнечный удар, еле выходили. Семён Семёнович посмотрел на солнце, на воду, вздохнул – возвращаться домой, тем более с пустым садком, не хотелось. И тут взгляд его упал на странного вида четырёхгранную радужную панаму, аккуратно стоящую в двух шагах от него, на трухлявом берёзовом пне.

«Забыл кто-нибудь, – решил Семён Семёнович. Огляделся, чтобы окликнуть владельца, но никого поблизости не было. – Ну и ладно. Спросят – отдам».

С некоторой неохотой – панама фасон имела явно легкомысленный, но на рыбалке какая разница? – Семён Семёнович надел головной убор. И с приятным удивлением отметил про себя, что шапка лёгкая и прохладная – то, что надо.

– …А я не разделяю благодушия Сивкова, товарищ директор. Он не даёт себе отчёта, что его виза под заключением о безопасности «шапок».

– Послушайте, Клим Петрович, Давайте отбросим суеверия и предубеждения. Будем работать с фактами, как положено учёным. Ваша лаборатория разнесла на молекулы добрый десяток «шапок». Вы прогнали их через все мыслимые испытания. Что вас ещё смущает?

– «Шапка» – из неизвестных науке материалов!

– Выражайтесь точнее, Клим Петрович: нашей науке неизвестных. Раз «шапки» существуют, кто-то владеет технологией их изготовления. Но вы ведь разгадали состав проволоки? Нормальные металлы, хотя сплав и необычный. Так не радиоактивный же?

– Нет.

– Вот видите. Каких-либо других излучений или полей сплав тоже не генерирует. Я читал вашу справку. Пластическая полимерная ткань – согласен, вещь исключительно любопытная, над разгадкой её секрета мы обязательно будем продолжать работы. Но и она безобидна, как детская пелёнка. Или у вас идиосинкразия на радужный цвет? Скажите, вам цвет не нравится?

– Цвет мне нравится, товарищ директор. Мне не нравится таинственность. Кто разбрасывает эти «шапки»? Зачем? Они же, в конце концов, материальная ценность.

– А вот это, Клим Петрович, в компетенцию нашего института не входит. Давайте заниматься своим делом. Нам поручили установить, представляет ли «шапка» физическую опасность для человеческого организма. Мы установили: не представляет. И другого мой зам не мог, да и не имел права написать в проекте заключения. И я, уж не обессудьте, его подписываю.

– Дорогие радиослушатели! В нашу редакцию последнее время поступает немало писем, в которых вы просите рассказать, в чем загадка так называемого «бума радужных шапок». Наш корреспондент встретился с академиком Китаевым, который любезно согласился прокомментировать это действительно любопытное явление.

– Действительно, последние два месяца в нашей стране и за рубежом отмечались случаи, когда люди находят в самых неожиданных местах предмет, напоминающий полую четырёхгранную пирамидку с изогнутыми гранями. Пирамидка представляет собой проволочный каркас, обтянутый материей радужного цвета, которая обладает определённой остаточной эластичностью, относительно высокой прочностью, а также хорошо отталкивает влагу и отражает солнечные лучи. Перечисленные свойства позволяют сделать вывод, что «пирамидки» задуманы как головной убор. Однако кто изготовляет их и распространяет, пока остаётся загадкой. Одни продолжают считать это чьей-то затянувшейся шуткой, например, последней волей какого-нибудь гениального изобретателя, таким необычным образом решившего облагодетельствовать и в то же время озадачить человечество. Более реалистично настроенные люди склонны думать, что «шапкодарение» – рекламный ход анонимной фирмы, готовящей рынок к вводу новых материалов. Находятся и горячие головы, вообразившие, что пирамидки, или, как их принято теперь называть, «шапки», внеземного происхождения и распространяются неизвестным способом и с неизвестным умыслом инопланетянами. Конечно, подобные фантазии не выдерживают критики даже с позиций научной фантастики: ни в одном из произведений названного жанра контакт цивилизаций не начинается с разбрасывания шляпных сувениров. Не вижу также почвы под призывами шапкофобов уничтожать «шапки» как потенциально опасные. Во-первых, их призыв слишком просто выполнить, а кто станет закладывать опасность в столь легко уничтожаемые предметы? А во-вторых, учёными подтверждена полная безвредность «шапок» для человеческого организма. Хотя, несомненно, надо продолжать исследования материалов «шапки», особенно ткани: разгадка явится весьма ценным приобретением для промышленности.

– Хотя мнение большинства научных кругов совпадает с мнением академика Китаева, споры продолжаются. А «радужная шапка» тем временем завоёвывает популярность и благодаря своим уникальным качествам, и прежде всего, легко изменяемой форме полей, становится любимым головным убором миллионов жителей планеты. Да-да, уважаемые радиослушатели, вы не ослышались: по мнению специалистов, уже около двух миллионов радужных шапок «раздарено» неизвестными в разных странах Африки, Азии, Америки, Европы. Кое-где мода переходит все рамки и принимает масштабы массового психоза: форму четырёхгранных пирамидок придают игрушкам, предметам мебели, стеклянным бутылкам и даже зданиям. Некоторые ловкие фирмы пытаются наладить выпуск собственных «радужных шапок», пользуясь тем, что спрос намного обогнал предложение.

– Эти фальшивые дары не спутают нам карты, Дан Пим? – встревожился Ревизор Подготовки.

– Уверяю, что нисколько. Во-первых, Полувысокий, подделки не смогут конкурировать с оригиналом, – ответил Дан Пим. – Тем более что у них шапки – предмет продажи, а у нас – бесплатный дар. Во-вторых, этот, как говорят на Земле, «бум радужных шапок» нам на руку. Изучив психологию землян, я на него рассчитывал. Пусть сходят с ума по четырёхгранникам, возносят пирамиду на пьедестал моды, убеждают себя, что нет ничего приятнее радужного цвета. Мы не станем заваливать их мир шапками – достаточно будет, чтобы хотя бы каждый десятый носил дар Даны на голове, а остальные тайно или явно мечтали о таком же. И когда такой момент наступит.

– И когда такой момент, наконец, наступит, – воодушевляясь, подхватил Ревизор Подготовки Дан Сим, – мы включим волну! И каждый десятый, сам того не заметив, сделается нашим верным помощником. И на Землю высадится первый штурмовой десант данов, и никому из землян не придёт в голову оказывать сопротивление, все будут встречать нас как добрых, старинных долгожданных друзей.

Ден Сим приблизился к Дану Пиму и поощрительно толкнул своей четвертой гранью о первую плоскость Четвертьвысокого Психолога Подготовки. Взволнованный Дан Пим переливчато пожелтел от основания до вершины.

– Я буду ходатайствовать перед Высоким Даном Тимом о присвоении вам звания штурм-психолога 1-й высоты, – пообещал Дан Сим. – С помощью психологии решив то, что не под силу оружию, вы заслужили награду. Но скажите, как вам пришла идея о захвате через дары?

– Мне её подсказали сами земляне, – польщённо сияя радужной кожей, ответил Дан Пим.

– То есть? У вас есть на Земле агенты?

– Нет, я просто воспользовался их собственным же, но хорошо забытым предостережением. Если бы я был склонен к мистике, я бы мог решить, что древние земляне предвидели наше вторжение и предупреждали о нём потомков.

– Что же это за предостережение? – нетерпеливо притопнул основанием своей пирамидки Дан Сим.

– Бойся данайцев, дары приносящих.

Рисунки Александра Катина

Всё как у детей

Видимость была превосходной. На главном экране «Вагабонда» модуль выглядел так, будто он находился в двух шагах, а не удалялся от базового корабля в сторону планеты. Изображение не утратило чёткости и тогда, когда модуль вошёл в плотные слои атмосферы – только фон вокруг серебристо-матовой чечевицы спускаемого аппарата сделался бледным и расплывчатым.

– Сейчас будет садиться, – угрюмо буркнул второй пилот.

– Вы словно недовольны, Суханов, – отозвался контактолог Фарро, не отводя восторженного взгляда от экрана.

– Доволен, доволен… – пробубнил Суханов замогильным голосом. Чтобы не дать разгореться очередной перепалке между флегматичным вторым пилотом и экспансивным контактологом – их полушутливые ссоры за долгий рейс хотя и давали экипажу разведочного звездолёта определённое развлечение, но уже успели изрядно поднадоесть, – капитан Браун, тоже не отрываясь от экрана, предупреждающе поднял руку:

– Не цепляйтесь, Фарро, вы же знаете, Суханов радеет за успех не меньше вашего. А вы, Суханов, помолчали бы немного, а то и впрямь как за упокой…

Облачность рассеялась только над самой поверхностью. Модуль погасил скорость, сел, вогнал в грунт шесть лап-якорей, чтобы обезопаситься от порывов ветра. По команде капитана бортинженер Лин включил сигнал: модуль, будто пятиметровая индикаторная лампа, вспыхнул ярким солнечным светом, погас и замигал с ровным полуминутным интервалом.

– Ну вот, – удовлетворённо потёр ладони контактолог, – скоро они обратят внимание на световые сигналы, пожалуют сюда, и мы начнём контакт!

– С чего вы это взяли? – сказал Суханов.

– То есть? – не понял Фарро.

– С чего вы взяли, что контакт начнём мы, а не они?

Возмущённый контактолог не успел дать ответ. На окружённую редкими невысокими кустарниками площадку, где совершил посадку их модуль, выкатился белый бугристый клубень со множеством коротких проворных отростков, трижды пронёсся вокруг аппарата и скрылся в кустах. Направление, в котором он ринулся, вело к городу.

Собственно, открытие того, что это скопище пятиместных каменных гнёзд является городом, целиком и полностью принадлежало контактологу. Именно Фарро с орбиты заметил некую систему в хаотичных на первый взгляд перемещениях странных обитателей гнёзд. Он же обнаружил на одной окраине гнездовья шахты с аномальными концентрациями металлов и чистых химических веществ, явно для чего-то предназначенных, а на другой окраине – веществ органического и неорганического происхождения, закопанных глубоко в грунт и представляющих, по его смелому предположению, отходы жизнедеятельности и довольно развитой, но непонятной технологии.

Наблюдения с борта «Вагабонда» мало что прояснили, за исключением двух моментов. Во-первых, проворные клубневидные существа имели на планете своеобразную цивилизацию из 482 городов-гнездилищ, поддерживающих между собой отношения: из города в город постоянно катилось до нескольких сотен клубней. А во-вторых, контактолог сделал вывод, что аборигены не агрессивны, так как ни друг на друга, ни на соседние города не нападают. Затем на «Вагабонде» начались ожесточённые дебаты, расколовшие экипаж на две фракции. Одну, считавшую контакт с клубнями невозможным и бессмысленным, возглавил второй пилот. Суханов мрачно и монотонно твердил, что человеку доступен контакт лишь с теми существами, с которыми найдётся хотя бы единственная точка соприкосновения – хоть что-нибудь человеческое. Лидер второй фракции Фарро, пылая энтузиазмом и негодованием, кричал, что всякая органическая жизнь, самоосознавшая себя, способна осознать и другую разумную жизнь, что негуманоидность клубней вовсе не исключает возможность контакта, который, по его глубокому убеждению, станет величайшим событием для обеих цивилизаций…

Конец спорам, как всегда, положил капитан. «Попробуем, – решил он. – Попытка не пытка, как говорили древние. Но вас, Фарро, я на планету пока не пущу. Для начала отправим туда Лу…»

…То ли благодаря попутному ветру, то ли под впечатлением от увиденного, но первый клубень, к модулю приходивший, по всей вероятности, на разведку, вернулся в город намного быстрее, чем ожидали астронавты. Не прошло и четверти часа, как модуль окружило несколько десятков аборигенов, которые внешне отличались друг от друга лишь числом и окраской конечностей. Однако зафиксировать внимание на какой-либо одной особи и проследить её движения не представлялось возможным: точно броуновские молекулы, клубни сновали во всех направлениях, подпрыгивали, перекатывались, возбуждённо помахивая отростками. Решив рассмотреть детали позже, в замедленной видеозаписи, астронавты с некоторой растерянностью наблюдали за происходящим.

События развивались с ошеломительной скоростью. Покрутившись вокруг модуля на почтительном расстоянии и убедившись, что световые вспышки не несут опасности, клубни сперва приблизились к аппарату вплотную, а затем, ловко цепляясь отростками за гладкий корпус, принялись бегать прямо по нему. При этом в конечностях у них объявились какие-то предметы.

– Металл. Титан с ванадием, – взглянул на анализатор Лин.

– Инструменты! – обрадовался контактолог.

– Или оружие… – добавил Суханов.

Разобраться, что именно за инструменты держали в «руках» аборигены, не удалось: нисколько раз обстучав своими приспособлениями поверхность модуля, эта группа клубней откатилась к кустам. Их место заняли другие, которых отличал ядовито-зелёный отросток. Орудия, кои принесли с собой вновь прибывшие, были существенно крупнее и имели определённо рубящее назначение.

– Они рубят модуль, – заметил Суханов.

– Это ритуал! Форма приветствия! – воскликнул Фарро. Капитан пожал плечами.

Лин показал пальцем в угол экрана.

Из кустов появилась новая группа аборигенов, которые резкими энергичными толчками катили перед собой клубень в несколько раз крупнее самого объёмистого из них – не менее двух метров в диаметре. Отростки на клубне-гиганте были одинаково прозрачные и бесцветные. Неподалёку от модуля процессия остановилась, и маленькие клубни принялись дёргать большой за отростки в какой-то странной последовательности – как показалось Фарро, в шахматном порядке.

– Ритуальное доение в честь пришельцев, – сказал Суханов.

– А почему бы, собственно, и нет? – вскинулся контактолог.

Из одного отростка, обращённого к модулю, ударила тугая струя. Шипя и испаряясь, жидкость потекла по обшивке.

– Соляная кислота, – сообщил бортинженер.

Клубни изменили систему подергиваний, и струи полились из других отростков.

– Серная кислота, плавиковая… – читал показания анализатора Лин. – Это плохо. Плавиковую корпус долго не выдержит. А теперь пошла угольная…

– Ну, хоть газировкой угостили, – сказал Суханов. – Вы любите содовую, Фарро?

– Подождите, не до ваших острот, – озабоченно покачал головой контактолог. То, что происходило внизу на планете, нравилось ему всё меньше и меньше.

Удостоверившись в кислотоупорности модуля, клубни перестали поливать его и куда-то разбежались. На площадке не осталось ни единого аборигена.

– Неужели ушли?.. – упавшим голосом сказал Фарро.

– Попрятались, – предположил второй пилот.

В подтверждение его слов в кустах что-то громыхнуло, модуль качнулся, и на его обшивке появилась внушительная вмятина.

– Ага, – сказал Суханов. – Они и пушку притащили.

– Вот тебе и «неагрессивны». – Капитан с неудовольствием посмотрел на Фарро.

– Вероятно, они напугались. – Контактолог вскочил с кресла и забегал по рубке. – Надо показать им, что у нас мирные намерения. Надо срочно успокоить их, капитан!

– Хорошо. Выпускайте Лу. Бортинженер нажал кнопку микрофона:

– Выходи, Лу. Программа один. Мирные намерения.

Аборигены, опять было собравшиеся у модуля, отпрянули: из скрытых громкоговорителей потекла плавная спокойная мелодия, синтезированная лучшими экзопсихологами Земли. В музыке не было ни единой возбуждённой или агрессивной ноты, она была сама умиротворённость.

Скользнула вверх одна из пластин обшивки, на грунт опустился трап, и по нему навстречу снующим взад-вперёд клубням вышел Лу – высокий, плечистый, величественный, в парадном скафандре астронавтов: андроид внешне не должен сильно отличаться от тех, кто пойдёт после него. Но он должен и произвести первое, благоприятное впечатление на представителей инопланетной расы. От Лу веяло уверенностью и спокойствием – он был спроектирован так, чтобы излучать спокойствие и достоинство. Искусственный человек, не знающий ни страха, ни эмоций, кроме тех, что предусмотрены сложнейшей программой, сделал шаг, другой. Медленно начал поднимать руки с широко раскрытыми ладонями – жест, который можно понять лишь однозначно: «я иду к вам без оружия». Программа «мирные намерения» предусматривала, что андроид затем плавно разведёт руки в стороны ладонями вверх, широко улыбнётся, скажет несколько негромких распевных слов приветствия…

Андроид не успел выполнить даже первого движения. Толпа аборигенов вихрем налетела на Лу, опрокинула его, и искусственный человек исчез под массой копошащихся клубней.

– Лу больше не функционирует, – лаконично объявил бортинженер.

– Как это? – ужаснулся Фарро. – Что они делают?!

– Они его расчленяют, кажется, – сказал Лин.

От кучи-малы над андроидом отделился клубень и покатился в кусты, тремя отростками прижимая что-то к белёсому телу. Бортинженер остановил кадр, дал увеличение, и сидящие в рубке «Вагабонда» увидели, что в конечностях клубня зажата человеческая кисть – широкая мужская кисть с пятью пальцами, отделённая от руки каким-то острым предметом, – с той только разницей, что из мягкой розовой плоти торчали не окровавленные сухожилия и кости, а разноцветные проводки и кусочки пластикового каркаса.

– Они его прикончили, – сказал Суханов. – Вы не жалеете, Фарро, что послали его, а не вас?

– Отвратительно… Варвары… Звери… – На глаза контактолога навернулись слезы.

– Лин, вы не закрыли дверь в модуль! – рявкнул капитан.

– Поздно, капитан, – виновато сказал бортинженер. – Они уже там.

– Лин включил внутренние камеры модуля.

Около десятка клубней, неизвестно когда закатившихся в модуль, уже сновали по кабине, повсюду ударяя, тыкая, надавливали своими непонятными орудиями. Из панели управления брызнули искры электрического разряда, и камеры отключились. Лин опять перевёл экран на наружный обзор – световая пульсация модуля тоже прекратилась.

– Хороший был модуль, – сказал Суханов.

– Ну, где же ваш контакт? – Капитан яростно воззрился на Фарро. Контактолог выглядел так, будто его самого, а не андроида, расчленяли аборигены.

– Я ошибся, капитан, – прошептал он посеревшими губами. – Это не просто не-гуманоиды. Это монстры. Маньяки-разрушители. Даже если у них есть какая-то логика, мы никогда не поймём её. У нас нет с ними ни единой точки соприкосновения. Контакт невозможен, Суханов был прав.

– Нет, Фарро, я был не прав, – неожиданно произнёс второй пилот.

– Контакт возможен.

– Потрудитесь объяснить, – приказал капитан, с болью наблюдая, как из модуля выкатываются груженные отломанным оборудованием клубни. Все остальные отвернулись от экрана и глядели на Суханова.

– Объясняю, – сказал Суханов. – И предлагаю вспомнить, как испокон веков человек поступал с непонятным. Новое животное – надо убить его и попробовать на вкус. Растение, дерево – срубить, проверить, как оно горит, как обрабатывается. Любопытный материал – расколоть его, чтобы вся структура была как на ладони. Прилетел на новую планету – по образцу от флоры и фауны в гербарий и в банку с консервантом. А когда в Гоби нашли Чёрный Цилиндр, не забыли? Все силы науки были брошены на то, чтобы отколоть от него хоть крошку. На анализ, так сказать. Кислотами его жгли? Жгли. Пневмодолотами долбили? Долбили. Жёстким излучением облучали? Облучали. Даже лазером резать пытались, да ничего не вышло. Но разве наши земные пытливцы сдаются? Как раз перед нашим стартом я слышал, что институт гравитации предложил новую методу расщепления Чёрного Цилиндра. Так что же это? А вот что: познание непонятного через разрушение. Вследствие любопытства. И нетерпеливости. Двух самых, пожалуй, стойких черт гомо сапиенса. Человечеству всегда с чисто детским нетерпением хотелось узнать: а что там внутри? Только дети ломают свои игрушки, а люди постарше разбирают на элементарные частицы вещество и дробят в лабораториях инопланетные находки.

– Правда, у человека Земли между моментом получения и началом «разборки» проходят месяцы, порой годы, – заметил капитан.

– Это у взрослых, капитан, – отозвался приободрившийся Фарро. – А мой сын разобрал модель дисколёта до последнего узла, не успел я ему вручить подарок.

– И потом, время в данном случае – понятие количественное. Тем более что у аборигенов ритм жизни раз эдак в двенадцать выше нашего. Думаю, то, что мы свалились им с неба на голову, для них пока абсолютно непонятно и неудержимо любопытно. Тот же Чёрный Цилиндр. Который они, как и мы свой, познают, разрушая. То бишь анализируя. Это проявление любопытства на манер человека и является точкой соприкосновения, – закончил мысль Суханов. – Глядите! – он кивнул на экран.

В модуле уже никого не было; видимо, всё, что можно было оттуда вытащить, аборигены уже вытащили. Теперь перед модулем стоял бугристый, неправильной формы шар со сквозным отверстием и загнутыми металлическими отростками, за которые его отчаянно раскачивали двое вибрирующих от напряжения клубней. Перед отверстием возникло лёгкое светящееся облачко. Затем облачко загустело, налилось тяжёлой, искрящейся силой – и вдруг превратилось в тонкий, как палец, луч. Луч упал на один из якорей, и лапа, запузырившись, переломилась пополам.

– Ну что, убедились, Фарро? – хмыкнул Суханов. – Всё как у людей.

– Всё как у детей… – поправил Фарро. И впервые с начала контакта улыбнулся.

Рисунки А. Назаренко