Текст книги "Умоляй меня (ЛП)"
Автор книги: Грейс Дрейвен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)
– Ты сейчас заснешь в своей тарелке, – Цинния потянула ее за руку. – Пойдем, уложим тебя в постель.
Луваен последовала за ней по узкой лестнице, пока они не достигли мезонина, утопающего в тени, и еще одной лестницы. Единственный зажженный факел отбрасывал слабый свет вдоль короткого коридора с дверями по обе стороны. Цинния подвела её к одной из них, ее шаги были громкими из-за скрипучих половиц.
– Ты в этой комнате, а я в соседней, – она открыла дверь и отступила в сторону.
Свечи освещали безупречно выметенную комнату. Ноздри Луваен дернулись от запаха пчелиного воска. Одежда Гэвина указывала на то, что он происходил из небедной семьи. Она не повелась на это. Многие щеголи, едва способные прокормить себя, тратили последние медяки на модные наряды, чтобы произвести хорошее, хотя и обманчивое, впечатление, чтобы заманить к себе богатую невесту. Здесь было совсем другое. Только богатые могли позволить себе экстравагантность сжигания свечей из чистого пчелиного воска. Семьи, как бедные, так и со средним достатком, использовали сальные свечи или воск, смешанный с салом, для освещения своих домов. Луваен не была до конца уверена, что Гэвин не запудривал мозги Циннии всевозможными небылицами, но это, по крайней мере, намекало на то, что он был несколько честен в отношении средств своей семьи.
При свете свечей были видны короб кровати, окруженный витиевато вырезанными ширмами, и низкая ступенька, прислоненная к нижнему поручню, служившему хранилищем. Матрац, заваленный множеством подушек и одеял, обещал теплый и комфортный ночной сон. Её сумка лежала рядом с кроватью, и кто-то разложил одно из двух её платьев на стуле возле маленького углового очага. Её чулки висели на сушилке рядом с промокшими сапогами. Ставни закрывали окно от снега и льда, кружащих снаружи. Холодная комната медленно нагревалась от недавно зажженного очага, и гобелены, висевшие на стенах, удерживали растущий жар от выхода через камень.
Цинния указала на низкий столик, стоявший рядом с креслом.
– Кувшин и таз для тебя, а под кроватью стоит ночной горшок. Завтра я покажу тебе, где находятся уборные.
– Ты сказала, что твоя комната рядом с моей?
– Да. Они выделили мне будуар. Здесь чудесно, и в окнах у меня настоящее стекло.
Луваен посмотрела на сестру:
– И ты спишь одна?
Цинния скрестила руки на груди:
– Конечно. Это оскорбительно, Лу.
Луваен пожала плечами:
– Тебя это не должно обидеть, если только Гэвин не соблазнил тебя, и ты не лжешь мне. Тогда это не оскорбление, а всего лишь обстоятельный вопрос, – она свирепо нахмурилась. – Лучше никогда не давай повод задавать такие вопросы, пока ты не замужем.
– Боги, ты словно дуэнья, – Цинния скользнула к двери. – Уже поздно. Ты сонная и сварливая, и я устала оправдываться перед тобой по каждому пустяку. Иди спать. Спи столько, сколько захочешь. Увидимся утром, – она поцеловала её в щеку и выскользнула в коридор, оставив ошеломленную Луваен смотреть ей вслед.
– Кто ты? – тихо спросила она. – И что ты сделала с моей сестрой?
Она разделась до трусиков, сорочки и чулок Циннии. На пеньюаре, который она вытащила из сумки, было больше складок, чем на скомканном пергаменте, но он согреет её во всё ещё холодной комнате. Она оделась и задула свечи. Свет от камина освещал ей путь к кровати. К своей радости, она опустилась на пуховый матрац, уложенный поверх подстилки из соломы. Одеяла представляли собой смесь шерсти и меха, а между ними было втиснуто дорогое одеяло из зелёного бархата. Подушка из перьев тянулась по всей ширине изголовья, и Луваен с удовлетворенным вздохом уткнулась в неё головой.
Она не лежала в настоящей постели уже пять дней. На постоялых дворах вдоль дороги, по которой она ехала в Кетах-Тор, было больше паразитов, чем крыс. Она платила небольшую сумму, чтобы спать в относительной безопасности на сеновалах, её соломенный тюфяк согревался лошадьми и скотом, укрытыми в конюшне или сарае. Луваен спала с кремневым оружием под боком и кинжалом, засунутым под импровизированную подушку, которую она сооружала из седельного одеяла Плаутфута. Сегодня вечером она оставила и то, и другое в соответствующих местах сумки и ножен. До сих пор она находила обитателей Кетах-Тор загадочными и в некоторых случаях совершенно странными, но вежливыми и заботливыми. И если её ужин был отравлен, что ж, теперь уже слишком поздно плакать об этом. Луваен ещё глубже забралась под одеяло и заснула.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Казалось, она только что закрыла глаза, когда звериные крики, эхом отдающиеся от стен, вырвали её из глубокого сна. Если бы кровать не была частично огорожена бортами, она бы упала на пол. Ударившись плечом об одну из сторон кровати, она полностью проснулась. Эти страдальческие, измученные звуки заставили её содрогнуться. Де Совтер. Его крики изменились – ярость смешалась с агонией, как будто он боролся со своим мучителем и был наказан самым варварским образом.
Она выбралась из постели, дрожа в темноте. Огонь в очаге догорел до тусклого отблеска тлеющих углей, которые отбрасывали тени на пол. Луваен использовала кончик камыша для того, чтобы зажечь свечи, дабы она могла найти свою шаль и натянуть влажные ботинки. Она подула на руки, согревая их, и достала пистолет вместе с запасом кремня, пороха, оболочкой пули и шомполом. Её пальцы устремились за оставшимися двумя круглыми свинцовыми шариками в маленькой сумочке, прежде чем схватить один. Она положила его на ступеньку кровати рядом с оружием. Перезарядка пистолета была медленной работой, особенно с неуклюжими от холода руками, и она проклинала свою непредусмотрительность, потому что не сделала этого перед тем, как заснуть.
Что за безумие овладело этими людьми, раз они не обращали внимания на звуки, доносившиеся из нижних покоев замка? Её собственная сестра не проявляла никакого беспокойства по поводу страданий де Совтера. В отличие от Циннии, Луваен не поверила ни единому слову заверений Эмброуза, что его хозяин не умирает и его несчастья были как постоянными, так и временными. Она отказывалась прятаться в своей комнате и надеяться, что крики прекратятся. Она сама узнает, какие ужасы ждут её внизу. По крайней мере, тогда она будет знать, придется ли ей сегодня вечером посадить Циннию на Плаутфута и бросить вызов метели в темноте или подождать до утра, когда взойдет солнце, и она сможет видеть достаточно ясно, чтобы поджечь эти отвратительные розы, прежде чем уйти.
С заряженным пистолетом и свечой в руке она, накинув шаль на плечи, высунула голову в пустой, освещенный факелами коридор. Дверь в комнату Циннии была закрыта. Неужели ей приснился этот ужасный вой? Ещё один крик расколол тишину – она определённо не спала. Она попыталась открыть дверь Циннии: та распахнулась от её прикосновения. Луваен зарычала. Неужели девушка так доверяет, что не пользуется замком или засовом?
Цинния съежилась под стопкой одеял на огромной кровати, частично скрытая тяжелым балдахином кровати. Она что-то пробормотала во сне, и Луваен вздохнула с облегчением. Их семья шутила по поводу способности Циннии спать под шквалом пушечного огня. Учитывая шум, доносящийся снизу, она поблагодарила всех богов в пределах слышимости, что её сестра спала так крепко.
Она была в затруднительном положении. Разбудить Циннию, чтобы та заперла дверь и провела следующий час, споря с ней, или оставить её в покое и спуститься вниз одной. Ни один из вариантов не был приемлемым. В конце концов, она позволила Циннии поспать, рассудив, что здесь живёт колдун: ни один простой замо́к или зарешеченная дверь никогда не выдерживали мощного заклинания, наложенного умелой рукой.
Она закрыла за собой дверь и на цыпочках спустилась по узкой лестнице, ведущей в большой зал. Сам зал был погружён во тьму, очаг остыл. Под ширмами, отделявшими зал от кухни, плясали отблески света. Луваен вошла в сердце крепости, следуя за стонами и воем, доносившимися с другой небольшой лестницы, расположенной в углу. Лестница спускалась в кладовую, ведущую в коридор, который резко поворачивал налево. На одном конце мерцало больше света, и вместо криков раздались голоса. Первым она узнала Гэвина.
– На этот раз всё гораздо хуже. Я никогда не видел, чтобы он так страдал.
Хотя Луваен не могла его видеть, она услышала в голосе сына страх и беспокойство за отца. Один из узлов внутри неё ослабел. По крайней мере, кого-то ещё в этом печальном нагромождении камней, кроме неё, тошнило от отвратительных звуков.
Эмброуз ответил ему:
– Поток сильнее. Ты это ощущаешь?
– Да. Я чувствую себя искалеченным, будто из меня вытянули все силы. Но он сильнее всех нас вместе взятых, чтобы пережить такую пытку.
– Он всегда был таким.
Луваен стояла неподвижно, бесстыдно подслушивая. Она подпрыгнула и чуть не выронила свечу, когда из темноты донесся голос Эмброуза:
– Подслушиваете?
Она сжала шаль и прошла через низкую арку, отделявшую её от мужчин. Арка привела к круглой камере, расположенной вокруг глубокого колодца. Вдоль изогнутых стен тянулись кладовые, некоторые пустые, другие заполненные бочками или мешками с зерном. Две из них были закрыты деревянными дверями, сильно укрепленными железными петлями и тяжелыми прутьями поперек небольших щелей. Замки́, мерцающие голубым светом, удерживали их закрытыми. Гэвин и Эмброуз стояли перед одной из них, дыхание испарялось из их носов и ртов в холодном воздухе. У Гэвина был испуганный взгляд.
– Госпожа Дуенда.
Эмброуз свирепо посмотрел на неё, по крайней мере, так ей сначала показалось. Он был без очков, и Луваен подумала, что, может быть, это было больше похоже на прищур.
– Я мог бы догадаться, – сказал он. – И, конечно же, вооружены, – едкий укус его слов убедил её, что это был свирепый взгляд.
Она вздернула подбородок.
– А чего вы ожидали? Ещё даже не рассвело, а бедняга кричит так, что башня может разрушиться в любой момент, – Цинния сказала, что отец Гэвина был изуродован. Луваен нисколько не удивилась бы, узнав, что он также совершенно безумен. Никто не пережил бы такого ужаса, сохранив свой разум в целости и сохранности. Она подняла свечу повыше и затаила дыхание, и пламя отразилось в жёлтых глазах Гэвина. – Боги…
Эмброуз отбросил её руку в сторону, когда Гэвин отвернулся от неё.
– Вам не следует быть здесь, госпожа Дуенда.
– Тебе не следует пререкаться со мной, колдун, – отрезала она. – Прикоснись ко мне ещё раз, и я буду носить твои зубы как ожерелье, – она снова обратила своё внимание на Гэвина. – Кое-какие слухи дошли до меня от здешнего обманщика, – Эмброуз зарычал, но Луваен проигнорировала его. – Теперь мне нужна твоя версия этой истории. Что не так с твоим отцом и что не так с тобой? – она ткнула в него пальцем, когда он открыл рот, чтобы ответить. – Только не говори мне, что это какая-то болезнь. Я видела белки глаз человека, пожелтевшие от болезни. Твои глаза совсем другие, и я помню, что неделю назад они были зелёными. Теперь они светятся, как у волка, а твой отец кричит, как раненая дворняжка, которую нужно усыпить.
Глаза Гэвина на мгновение закрылись. Он отмахнулся от Эмброуза, когда тот попытался возразить.
– Эмброуз не лгал. Это всё поток. Меня тянет обратно в Кетах-Тор во время прилива. Невозможно, даже больно, сопротивляться. Мой отец полностью заточён. Он не может покинуть наши земли даже во время отлива. Обычно я ложусь в постель ослабленный, с болью в животе. Мои глаза обычно не меняются. Это всегда плохо проходит для моего отца. Поток скручивает его так сильно, что он сходит с ума от боли. Чтобы защитить себя и его, мы превратили одну из этих кладовых в камеру и держали его там прикованным, пока поток не спадет, – краска сошла с лица Гэвина, и слёзы заблестели в жёлтых глазах. – Но сейчас всё гораздо хуже и дольше.
– Удовлетворены, госпожа? – неприязнь на лице Эмброуза померкла по сравнению с отвращением, которое она услышала в его голосе сейчас.
У Луваен перехватило горло во время объяснения Гэвина, гораздо более искреннего, чем у Эмброуза. Она приехала в Кетах-Тор с намерением вернуть свою сестру и содрать с Гэвина шкуру за то, что он имел недальновидную дерзость украсть Циннию из Монтебланко. Часть её всё ещё чувствовала это, но другая, меньшая часть, заставляла её хотеть похлопать его по плечу и предложить любую помощь, которую она могла бы оказать отцу и сыну.
– Я хочу встретиться с ним.
– Нет! – Эмброуз встал между ней и дверью камеры.
Гэвин долго и пристально смотрел на неё. То, что он увидел в её взгляде, вероятно, ответило на важный для него вопрос.
– Покажи ей.
– Эта женщина – незваный гость, не имеющая на это никакого права…
– Покажи ей, Эмброуз. Она имеет такое же право, как и все остальные. Она действует вместо отца, чтобы защитить сестру. Если бы Цинния была твоей дочерью, разве ты не хотел бы знать, кто находится в этом замке вместе с ней?
С кислым лицом и неохотой Эмброуз достал ключ из потайного кармана своей мантии. Замо́к дважды щёлкнул при повороте ключа. Он протянул руку.
– Дайте мне ваш пистолет, госпожа Дуенда.
Луваен колебалась. За свою жизнь она нажила себе несколько врагов: Джименин был самым опасным. До сих пор.
– И предоставить вам возможность выстрелить мне в спину?
Ответная улыбка колдуна была такой же волчьей, как и жёлтые глаза Гэвина.
– Вам придется довериться моей сдержанности, но я не позволю вам войти в эту камеру, чтобы вы могли усыпить раненого пса, – его пальцы дернулись в красноречивом жесте: отдай оружие и быстро.
– Почему бы мне не отдать его Гэвину? – спросила она.
Лёгкая улыбка разгладила мрачные морщины на лице Гэвина.
– Потому что ты пойдёшь туда не одна. Я иду с тобой, – он снова помрачнел. – Последнее, чего я хочу, это чтобы мой отец каким-то образом выхватил у меня твой пистолет.
Луваен вложила оружие в протянутую руку Эмброуза.
– Отличная мысль.
Она стояла за плечом Гэвина, пока Эмброуз открывал дверь достаточно широко, чтобы они могли проскользнуть по одному. От запаха, исходящего из камеры, её затошнило. Кровь, моча, пот и рвота – эти запахи переполняли её, вызывали болезненные воспоминания о последних днях её мужа, пока она не загнала их в угол своего сознания. Она стиснула зубы и сделала несколько неглубоких вдохов через рот. Тусклый свет свечи отбрасывал ореол у её ног, но очень мало помогал рассеять окутывающую темноту. Она вцепилась в руку Гэвина, когда её ботинки угодили в скользкое пятно на полу, и она поскользнулась. Свет заколебался, и Луваен увидела неуклюжую фигуру, скорчившуюся у одной из стен.
Гэвин остановил её, не давая пройти дальше в камеру.
– Проведи ногой по полу, – она сделала, как он велел, и нашла неглубокое углубление, вырезанное в брусчатке примерно в трех шагах от входа.
– Это, – сказал он, – твой маркер. Не проходи мимо этого. Длина его цепи не дотянется так далеко.
Её сердце сжалось от его слов. Какой ребёнок должен когда-либо говорить такое о своём родителе?
– Отец, – голос Гэвина был мягким, умоляющим. – К тебе посетитель. Сестра Циннии, Луваен Дуенда.
В камере повисла тяжелая тишина, нарушенная двумя хриплыми словами.
– Мальчик, зачем?
Желая, чтобы де Совтер не винил своего сына, Луваен забыла наставления Гэвина и перешла за черту.
– Я настояла, милорд. Это моя вина, а не…
Вспышка жёлтого блеска глаз в свете свечей была единственным предупреждением, прежде чем цепь загремела, и сильные пальцы обвились вокруг её икры, сбивая с ног. Луваен закричала. Свеча вылетела из её руки, когда спина и зад ударились о мокрый камень. Крики Гэвина и Эмброуза отразились от стен.
– Отец!
– Баллард, отпусти её!
Кряхтя и извиваясь, Луваен брыкалась, чтобы вырваться из когтистой руки, которая схватила её за ногу и потащила по скользкому полу. Она удержалась за Гэвина, когда тот обхватил её рукой за живот и потянул к двери. Отец и сын тянули в разные стороны, сражаясь за неё, как голодные собаки за тушу, пока Луваен не подумала, что они разорвут её на части. Она ударила свободной ногой, вслепую нанося удар нападавшему. Её нога наткнулась на что-то твёрдое, что тут же поддалось с тошнотворным треском. Последовал мучительный рев, и де Совтер отпустил её, словно обжёгшись. Луваен не остановилась, чтобы поблагодарить богов за краткую милость. Она перелезла через Гэвина и вылетела из камеры, где свалилась на Эмброуза. У колдуна был такой вид, словно он ничего так не хотел, как застрелить Луваен из её же кремневого пистолета.
Ей было всё равно, она была благодарна за то, что выбралась из адской камеры и оказалась подальше от её обезумевшего пленника. Она согнулась в талии и несколько раз глубоко вдохнула свежий воздух прихожей. Спина болела, царапины на икре жгли, но, по крайней мере, сердце больше не пыталось вырваться из груди.
За её спиной заговорил Гэвин.
– С тобой всё в порядке, госпожа?
Луваен повернулась к нему. Если не считать того, что она потеряла лет десять жизни и вымазалась в чёрной грязи, которая пахла хуже, чем уборная в разгар лета, она была в порядке.
– Всё в порядке, кроме моего достоинства. Твой отец? Я знаю, что куда-то ударила его.
– Думаю, ты сломала ему нос, – он дышал так же тяжело, как и она. – Магда приложит к нему снег, как только он подпустит её к себе. Его уже ломали раньше.
Она надеялась, что это не потому, что он ловил других глупых женщин, которые совершили ошибку, перейдя черту.
– Прости меня. Я проигнорировала твоё предупреждение.
Ноздри Эмброуза раздулись.
– Гэвин не должен был впускать вас в камеру.
– Тогда мне повезло, что твоё слово не является последним в Кетах-Тор, – она ответила на взгляд мага своим собственным.
Он махнул рукой на её испорченный пеньюар и растрепанную косу. С кончика капала тёмная жидкость.
– Вы называете это удачей? Какой распорядок дня вы соблюдаете, госпожа Дуенда?
Луваен сцепила руки за спиной, чтобы не поддаться желанию стереть ухмылку с лица Эмброуза. Она знала, что он ждёт, когда она подожмет хвост и убежит вверх по лестнице и за ворота замка. Не сегодня, самодовольный придурок, подумала она. Гэвин, с другой стороны, уставился на неё так, словно она хранила худший из всех секретов и собиралась открыть их худшему из всех слушателей – своей сестре. Он был прав. Как только она смоет грязь с кожи и волос, она намеревалась описать Циннии каждую деталь своей стычки с Баллардом де Совтером.
– Цинния видела его таким?
Гэвин покачал головой.
– Нет. Что ты ей скажешь?
– Всё. Ей нужно знать, почему он заперт в камере. Что это больше, чем гневные крики и несколько дней вне поля зрения под кладовкой. Возможно, она захочет уйти. Она может захотеть остаться, но она примет это решение, зная, кто здесь находится.
Гэвин сокрушенно вздохнул.
– Я не могу винить тебя за то, что ты пытаешься защитить её.
– Я могу, – Эмброуз свирепо посмотрел на Гэвина. – Я всё ещё не знаю, почему мы открыли ворота этой строптивице.
– Это не было бы проблемой, если бы ваш драгоценный лорд не сбежал с моей сестрой!
– Довольно! – приказ Гэвина заставил двух врагов вздрогнуть. – Мы решим это наверху, – он сморщил нос. – Госпожа, ты, возможно, захочешь принять ванну, прежде чем кого-нибудь навестить. Я встречу вас обоих в зале, и мы обсудим это между нами.
Луваен кивнула, всё ещё потрясенная встречей с хозяином Кетах-Тора, и ей до смерти надоело спорить со всеми, с кем она сталкивалась в этом проклятом месте. Она забрала у Эмброуза пистолет и, перепрыгивая через две ступеньки, поднялась по лестнице.
Она нашла экономку на кухне, которая подавала сонной Циннии чашку эля за столом. Магда попятилась, а Цинния прикрыла нос и рот рукой и заговорила сквозь пальцы:
– Милая мать ночи, что с тобой случилось? От тебя пахнет так, будто ты спала со свиньями.
– Я расскажу тебе через минуту, – она положила кремневое оружие на стол и сложила руки вместе в подобии молитвы. – Пожалуйста, Магда. Таз с горячей водой и кусок мыла, и я буду благодарна тебе до конца жизни.
Пожилая женщина рассмеялась.
– Жаль, что помощь обходится не так дешево, – она указала на небольшую нишу у камина. – Забирайтесь в тот угол. Вы можете помыться на кухне. Это самая тёплая комната. Мы установим ширму для уединения.
Она с любопытством посмотрела на Луваен.
– Вы в полном беспорядке, а я поддерживаю порядок в кладовке, – черты её лица застыли. – Где вы были? – вопрос был риторическим, ответ отразился в глазах Магды.
– Представлялась вашему хозяину, – Луваен подошла к одной из раковин, где Кларимонда ждала, чтобы вылить кувшин ледяной воды на её грязные руки. Она задохнулась от ощущения обжигающего холода, разливающегося между её пальцами. – Гэвин или Эмброуз, скорее всего, скоро позовут тебя на помощь. Кажется, я сломала нос его светлости.
Кларимонда чуть не выронила кувшин. Вода выплеснулась на пеньюар Луваен, промочив ее до нитки. А Цинния чуть не уронила чашку на колени.
– О, Лу, как ты могла?
Промокшая и замерзшая, Луваен нахмурилась. Хохот Магды усилил хмурость, но она промолчала. Как женщина, владеющая мылом и горячей водой, экономка обладала здесь всей властью, а Луваен знала, как выбирать соперников.
Две служанки установили ширмы; Цинния вызвалась принести смену одежды из своей комнаты, в то время как Магда с неодобрительным кудахтаньем убрала испорченную одежду. Они оставили Луваен наливать тёплую воду из большого котла у её ног и смывать грязь. Больше всего пострадали её волосы, и она терла кожу головы, пока та не начала гореть. Она как раз выжимала лишнюю воду из мокрых локонов, когда услышала тяжелые шаги и предупреждающую команду Магды:
– Уходи. У меня леди в купальне, и мне не нужно, чтобы ты мешался под ногами.
До неё донесся голос Гэвина:
– Отец нуждается…
– Да, я знаю. Я проверю его через минуту. Ему лучше взять себя в руки, или я добавлю разбитую губу к его разбитому носу.
Раздался топот ног в сапогах, и Луваен высунула голову из-за ширмы.
– Мы одни?
Магда бросила ей простыню.
– Пока, но не мешкайте. Они захотят позавтракать, и угроза обнаружить голую девушку, стоящую на кухне, вряд ли удержит их, – она взяла половник и оттолкнула котёл ногой. – Я не скажу, что это не моё место, потому что это мой дом, а вы чужая, поэтому я говорю вам то, что вижу. Вам нечего было делать в той камере. Его страдания вас не касаются.
Луваен помолчала, вытирая волосы. В словах экономки смешались предостережение и жалость. Верный слуга, защищающий своего хозяина – она видела это с Эмброузом. Как бы сильно она не любила и не доверяла магу, она восхищалась его преданностью. Закованный в цепи, заключенный в тюрьму и наполовину сошедший с ума, лорд де Совтер внушал впечатляющую степень преданности тем, кто служил ему. Она завернулась в простыню, чтобы согреться, и взяла одежду, которую ей протянула Магда.
– Пока Цинния живёт здесь, Магда, всё в этом замке – моё дело.
– Вы очень любите эту девушку.
– Да, хотя временами она может быть настоящей занозой в моей заднице.
Обе женщины улыбнулись друг другу в знак перемирия, и Луваен закончила одеваться под мелодию песни о доении, которую Магда пела самым мучительным фальшивым голосом. К моменту возвращения Циннии после того, как она снова зажгла очаг в комнате Луваен, на столе уже стояли тарелки с хлебом и чашки с подогретым элем для размачивания. Луваен заняла место на скамейке рядом с Циннией, чтобы насладиться завтраком. Улыбка девушки осветила комнату, когда Гэвин вошёл и сел напротив неё. Они взялись за руки и посмотрели друг на друга коровьими глазами. Луваен поймала короткий, настороженный взгляд, который бросил на неё Гэвин. Эмброуз занял оставшееся место напротив Луваен. Он окинул сначала её, а затем свою кружку с элем подозрительным взглядом.
Луваен ухмыльнулась.
– Я не варю зелья, колдун. Если кто-то отравил твой напиток, я не виновата, – она оскалила зубы. – На этот раз.
Сильный шлепок по плечу заставил её отпрянуть. Цинния уставилась на неё, румянец выступил на её скулах.
– Лу, перестань быть такой грубой! – она примирительно улыбнулась Эмброузу. – Мои извинения, Эмброуз. Она всегда ругается по утрам.
Он фыркнул и поднял свою кружку в шутливом тосте за Луваен.
– Вы должны прожить жизнь в бесконечном утре.
– Эмброуз, – Гэвин обмакнул хлеб в эль. – Временное перемирие.
Цинния расплющила кусочек хлеба между пальцами.
– Ты действительно сломала нос его светлости, Лу? – задала она вопрос, посмотрев на Гэвина.
Прежде чем ответить, Луваен отхлебнула эля:
– Удачное попадание, – Эмброуз хрипло выдохнул, брызнув пеной по щекам. – Магда расскажет тебе больше, когда вернётся, – она разломила свой хлеб на полоски. – Цинния, лорд де Совтер очень болен. Я не знаю, что тебе сказали, – она с вызовом выгнула бровь, глядя на двух мужчин, сидевших по другую сторону стола. – Но он не болен, как человек, страдающий подагрой или лихорадкой. Всё гораздо хуже. Сильные, болезненные симптомы, – она увидела, как Цинния побледнела. – Он в основном не в себе, очень агрессивен. Животное в муках бешенства. Гэвин поступил мудро, посадив его на цепь.
Она повернулась к Гэвину.
– Ты уверен, что это не что-то другое? Симптомы священного огня? – её муж похоронил человека, который умер от болезни, и его поведение напоминало поведение де Совтера. Его смерть была милосердием и слишком долго не наступала.
– Мы уверены. Он был поражен потоком много раз. Поведение то же самое, болезнь та же самая. Иногда безумие длится день, иногда неделю. Редко больше. После этого он становится самим собой, – Гэвин вздохнул. – Настолько, насколько это возможно. Священный огонь не оставляет шрамов на своих жертвах. Поток делает это.
Она могла бы ещё поспорить насчёт священного огня, но вспомнила нечеловеческую силу хватки де Совтера на её ноге и блеск его глаз, когда свет свечи поймал его взгляд. У людей не сверкали глаза по ночам, в отличие от животных. Она видела яркий гобелен с кошками, собаками и многими другими существами. Священный огонь также не наделял больных физической силой, которую она почувствовала в этих когтистых пальцах.
Цинния сжала руку Гэвина.
– Мне жаль, что ему приходится так страдать. Я знаю, что ты любишь его, – она похлопала Луваен по руке. – Он был заперт в течение нескольких дней до твоего приезда. Я не буду лгать. Я очень испугалась, когда в первый раз услышала крики. Эмброуз и Гэвин рассказали мне о потоке и о том, что его отец надежно заперт в тюрьме до отлива.
– И она не настаивает на том, чтобы навестить его в камере, и не игнорирует наши предупреждения, – вмешался Эмброуз.
Луваен бросила на него мрачный взгляд, прежде чем снова переключить внимание на Циннию.
– Возможно, в безопасности от отца, но как насчет Гэвина? – молодой лорд дернулся, но промолчал.
Цинния вздрогнула.
– А что с ним?
– На него тоже влияет поток. Ты сама так сказала. Может быть, не так сильно, как на его отца, но это всего лишь вопрос времени. Разве ты не заметила его глаз, Цинния?
– Они зелёные. И что?
У Луваен отвисла челюсть. Если только Цинния не ослепла внезапно, жёлтый взгляд Гэвина было трудно не заметить. Она со стуком поставила чашку.
– Ублюдки! Вы околдовали её.
– Лу!
Уголок рта Эмброуза приподнялся в усмешке.
– Мы только и сделали, что поприветствовали вас с сестрой, раз уж вы так любите правду.
Цинния швырнула в неё кусок хлеба.
– Никто никого не околдовывал. Что с тобой происходит?
Луваен увернулся от хлеба.
– Это не у меня жёлтые глаза!
– Так и должно быть! Ты говоришь как сумасшедшая!
Она встала и схватила Циннию за руку:
– Вставай. Мы уезжаем.
Цинния вырвалась:
– Прекрати это! Я никуда не поеду!
Зрение Луваен затуманилось красным:
– Да, уезжаем, даже если мне придется вытаскивать тебя из этой забытой богами ямы за волосы!
Молодая женщина вскочила на ноги и побежала в коридор. Луваен поднялась, чтобы броситься в погоню.
Гэвин метнулся к ней:
– Отпусти её, госпожа.
Она ударила его руками в грудь, чтобы оттолкнуть. Но он был неподвижной стеной твёрдых мышц. Луваен зарычала, повернулась к столу за пистолетом и заметила, как Эмброуз торжествующе ухмылялся.
Пистолет болтался в его пальцах.
– Я так не думаю, госпожа.
– Госпожа Дуенда!
Луваен повернулась и посмотрела на Гэвина:
– Что?
Он выдохнул и понизил голос:
– Пожалуйста, удели мне время. Цинния только убежала в свою комнату. Я хочу объяснить.
– Де Ловет, я сомневаюсь, что ты можешь сказать хоть что-нибудь, убеждающее меня в том, что ты не заслуживаешь, по крайней мере, хорошей взбучки.
– Дай мне шанс изменить твоё мнение.
Луваен пристально посмотрела на него, увидев серьёзность на его красивом лице. Даже в жёлтых глазах с оттенком колдовской синевы – предательский свет магии. Она вгляделась пристальнее…
– Боги, – сказала она. – Это не Цинния заколдована. А ты.
Его плечи поникли, облегчение отразилось в каждой линии его тела.
– Да. Я бы никогда не позволил, кому-то околдовать её.
Хотя она всё ещё хотела убить де Ловета за то, что он затащил Циннию в северные дебри и хранил от неё секреты, знание того, что он не приказал своему магу заколдовать её, охладило её ярость до слабого жара. Она вернулась на своё место за столом и сердито посмотрела на Эмброуза.
– Я хочу вернуть свой пистолет, когда он закончит.
Он шмыгнул носом:
– Посмотрим.
Гэвин сел напротив Луваен. Она отказалась от его предложения наполнить её чашу. Он снова наполнил свою, прежде чем заговорить.
– В ту ночь, когда мы уехали, я собрал свои вещи, чтобы вернуться в Кетах-Тор. Поток становился всё сильнее, и я больше не мог игнорировать его притяжение. Я написал Циннии письмо, в котором сообщил, что вернусь через несколько недель. Когда я подъехал к вашему дому, чтобы отдать послание, я нашел её у двери. Она сказала мне, что вышла, чтобы найти меня.
Луваен зарычала.
– Убегать тайком под покровом ночи. Наверное, мне придется спать на пороге и заколотить окно гвоздями, – она не ответила на слабую улыбку Гэвина. – Продолжай.
– Она умоляла меня о помощи. Я знал, что Джименин – досадная помеха, настойчивый поклонник, который не примет её отказа. Я не осознавал серьёзности ваших обстоятельств, пока она не сказала мне об этом той ночью.
– У тебя не было причин знать. Это было дело Халлисов, – она скрестила руки на груди. – Это всё ещё дело Халлисов, – Луваен не знала, кого ей сейчас больше хочется ударить – Гэвина или Циннию. Её сестра всё испортила, вовлекая де Ловета.
Он вздохнул.
– Госпожа Дуенда, если это вопрос гордости, то он неуместен. Ваша семья нуждается в нашей помощи. У нас есть средства, чтобы выплатить долг вашего отца. Вам не придется продавать свой дом или имущество. Ваш отец не будет сидеть в башне должника. Решение простое и легкодоступное.
Луваен смотрела на него, пока краска не залила его щёки. Простоте во всём этом не было места.








