Текст книги "Умоляй меня (ЛП)"
Автор книги: Грейс Дрейвен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
Сам шар был отвратительной штукой, он метался со скоростью колибри. Дьявольское создание, появившееся в комнате зелий Эмброуза поздно ночью, ускользало от захвата, плюясь голубыми искрами, как будто смеясь над усилиями своих преследователей. Оба мужчины вскоре поняли, что поймать шар – это только половина задачи. Удержать его было так же трудно. Танцующие искры посылали острую боль через руку вверх, заставляя мышцы дергаться в конвульсиях, и иногда добыча становилась охотником. Баллард вывихнул два пальца в одной игре, когда шар развернулся и ударил его по руке. Гэвин потерял задний зуб, когда шар пролетел через всю комнату прямо на него. Он пригнулся недостаточно быстро и посчитал, что ему повезло, так как вместо сломанной челюсти у него выпал всего лишь один зуб.
Пальцы Гэвина едва коснулись поверхности шара, прежде чем Баллард схватил сына сзади, опустив на колени. Оба мужчины рухнули на пол только для того, чтобы вскочить и помчаться за своим призом. Баллард поймал его на короткое мгновение и был так сильно прижат к стене, что у него заскрежетали зубы. Шар выскочил из его хватки, и Гэвин бросился за ним, торжествующе крича:
– Ты медленно впадаешь в старческое слабоумие, старик.
Эти двое боролись от одного конца зала до другого, сцепляясь, нанося удары и ругаясь, когда шар вспыхивал между ними мучительно близко, но всегда вне досягаемости. В конце концов, Гэвин победил благодаря чистой выносливости. Задыхаясь, обливаясь потом и страдая от сильной головной боли после того, как Гэвин боднул его головой, Баллард сел на пол лицом к сыну и начал смеяться. Потому как мужчина засунул шар за пояс брюк. Сияние осветило его промежность. А Гэвин стиснул зубы, и с его красного лица сходили все цвета, пока он не побледнел до ужасного оттенка серого.
– Закончили? – он еле выдохнул это слово.
Баллард махнул рукой, поморщившись при мысли о том, что эти игольчатые искры делали с мужским достоинством Гэвина.
– Да. Ты победил. Я не могу смотреть, как ты настроился на игру, – он растянулся на каменной брусчатке, благодарный за их ледяной комфорт, и слушал, как Гэвин произносит заклинание, которое разрушило шар.
Баллард посмотрел на арочные потолочные балки высоко над ним.
– Я становлюсь слишком стар для этого, – ощущение щекотки на виске заставило его вытереть собравшиеся там капельки пота. Его рука была вымазана красным. Гэвин был не единственным, кто вышел из этой рукопашной схватки окровавленным.
Гэвин осторожно прижал руку к боку:
– У тебя локоть как молоток. Я думаю, ты сломал мне ребро.
Он не принес ни извинений, ни сочувствия. Сыграть в эту игру было идеей Гэвина. Одна сторона его лица все еще болела от последнего удара, который нанес ему Гэвин.
– Стоило ли это того, чтобы охладить твою кровь?
– На данный момент. Спроси меня ещё раз через пару часов после того, как я сяду за стол рядом с Циннией, ее запах будет у меня в носу, а ее сестра пригрозит вырвать мне сердце, если я посмею прикоснуться к ней пальцем.
Оба мужчины посмотрели в сторону ширмы, отделяющей зал от кухни, когда кто-то прочистил горло. Луваен стояла, наблюдая за ними, подбоченившись. Баллард с трудом поднялся на ноги и покачнулся, чувствуя головокружение. Гэвин, должно быть, ударил его сильнее, чем он думал. Крупные снежинки покрывали заплетенные в косу волосы Луваен, лениво слетая с ее макушки, цепляясь за распущенные пряди и опускаясь на ее лицо. Она поморщилась и прихлопнула несколько, что заплясали у нее на носу и зацепились за ресницы. Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, что это не снежинки, а пуховыми перьями. Магда заставила ее заняться приготовлением их ужина. Она окинула их пристальным взглядом, отмечая их растрепанное состояние, царапины и синяки, кровь и порезы.
– Магда послала меня сказать вам, чтобы, как только вы закончите избивать друг друга до бесчувствия, пожалуйста, покинули зал, дабы остальные из нас, у которых есть кое-какие важные дела, могли украсить его для Модрнихта.
Гэвин вздрогнул от ее язвительного тона. Баллард кивнул и отвесил поклон:
– Он ваш, и вы можете делать с ним все, что пожелаете, госпожа. Мы здесь закончили, – он поклонился во второй раз, когда она, не ответив, развернулась на каблуках и исчезла за ширмой.
Гэвин собрался последовать за ней:
– Лучше спрячь оружие. Она в отвратительном настроении.
Баллард уставился на то место, где она только что стояла. В отличие от Гэвина, он ожидал такого поведения. Сама Луваен предупредила его тремя днями ранее.
– Вы не захотите, чтобы я составляла вам компанию на этой неделе, милорд, – сказала она. – Я превращаюсь из землеройки в гадюку, когда у меня начинается менструация.
Она поразила его откровенной интимностью своего заявления. Баллард прожил с тремя женщинами в одном доме почти четыре столетия, имел представление о том, когда каждая из них страдала от месячных, и мудро старался держаться подальше, когда они случались. Луваен была первой, кто открыто признала это и предостерегла его. И она оправдала это предупреждение. Раздраженная и усталая, она избегала всех, ела в одиночестве на кухне или только с Магдой в компании и отказывалась проводить вечера в соларе перед сном.
Баллард скучал по ее присутствию и сидел в угрюмом молчании перед камином, выпивая слишком много эля и вспоминая каждый эротический момент той единственной ночи, которую он провел в ее постели. Он хотел ее, жаждал ее, и она через секунду снова окажется под ним – будь прокляты плохое настроение и менструации, если она хотя бы намекнет на свою готовность. Она этого не сделала, и он уважал ее желание побыть в одиночестве. Ему придется подождать еще немного, прежде чем она придет к нему в постель во второй раз. Воспоминание о том первом разе было само по себе утешением – ее неожиданный и ошеломляющий дар любви. На краткий, тошнотворный миг он подумал, не пожалела ли она о том, что переспала с ним. Ее признание в физическом дискомфорте прогнало это беспокойство.
По крайней мере, так он говорил себе сейчас, три дня спустя. Он нуждался в игре так же сильно, как и Гэвин. Теперь его желание к Луваен возросло до лихорадки, ведь он узнал ее на ощупь и вкус. Искушение заманить ее в свою комнату, пусть даже только для того, чтобы поспать рядом, тяжело давило на его разум. Он долго спал один в постели – привык к этому, но мысль о ней, свернувшейся калачиком рядом с ним во сне, теплой и мягкой, отказывалась исчезать. И он сделает это предложение сегодня вечером. Она могла бы откусить ему голову за его предложение, но он считал, что возможный исход стоит риска.
Он последовал за Гэвином и вошел в кухню. Джоан и Кларимонда делили рабочую поверхность: одна раскатывала тесто, другая чистила картошку. Два только что ощипанных гуся лежали на другом столе у очага, где Магда стояла и смотрела на дымящийся котел. Она взглянула на него и указала подбородком туда, где Гэвин сидел на скамейке, закрыв глаза от блаженства, пока Цинния обрабатывала его раны.
– Если ты знаешь, что для тебя хорошо, то позволишь этой красотке подлатать тебя. Прямо сейчас другая с таким же успехом воткнула бы в тебя нож и назвала бы это милосердием.
Губы Балларда дрогнули. Он мог и сам обработать свои раны и принял миску с водой, стопку тряпок и баночку с мазью от перепачканной мукой Джоан. Он наклонился, чтобы оттереть кровь с лица и грязь с рук.
– Где она?
Магда помешивала содержимое котла:
– В кладовой. Я послала ее туда за кувшином эля и вином, – она пожала плечами. – Если ты хочешь, чтобы с тебя содрали кожу, то можешь предложить свою помощь.
Они несколько мгновений смотрели друг на друга, прежде чем Луваен опустила руки и высвободилась из его объятий. Сердце Балларда ушло в пятки, только чтобы врезаться в горло, когда она снова скользнула к нему на колени, но на этот раз верхом. Коленями и бедрами она крепко сжали его бедра. Его руки автоматически поднялись, чтобы обхватить ее за спину и помочь ей сохранить равновесие.
– Луваен?
Изящные руки с мозолистыми кончиками пальцев обхватили его лицо. Ее большие пальцы скользнули по его высоким скулам, избегая синяков и разглаживая бледную кожу и темные шрамы, протравленные до кости. Ее взгляд останавливался на каждой линии. Он чуть не отвернулся, на мгновение пожалев, что не обладает красотой своего сына. И все же Луваен смотрела на него своими дымчатыми глазами, которые потемнели от желания. Это противоречило здравому смыслу, но она хотела его во всем его сломленном величие.
Один большой палец скользнул ниже, вдавливаясь в мягкую плоть его нижней губы. Луваен наклонилась к нему, и ее лицо было так близко к его, что она почти говорила ему в рот:
– Я рада, что это Гэвин прикусил язык, а не ты.
Баллард слегка опустил взгляд. Он держал ее за бедра, массируя верхнюю часть ягодиц сквозь тяжелые юбки.
– Почему? – пробормотал он.
– Потому что тогда я не смогла бы сделать этого, – она поймала его губы своими и пососала их.
Баллард застонал и чуть не скинул их обоих со скамейки. Низкий, соблазнительный смех Луваен затрепетал у него на зубах. Он открыл рот, и ее язык скользнул внутрь и заполнил его. Она поцеловала его глубоко, исследуя каждый изгиб и впадинку, края его зубов и гладкие стороны его щек. Легкие Балларда горели от потребности в воздухе, но он отказывался отстраняться, довольный тем, что задыхается, пока Луваен творила свою магию.
Она остановилась, и ее маленькая грудь ритмично вздымалась над ее лифом. Ее зрачки расширились так, что в тусклом свете глаза казались черными. Яркий румянец окрасил ее щеки и придал распухшим губам оттенок летней сливы. Член Балларда стал еще жестче под его бриджами. Она была так прекрасна, что он мог бы кончить, просто взглянув на нее. Луваен наклонилась вперед, и его пальцы впились в ее ноги, предвкушая, как она снова завладеет его ртом, заставляя его дрожать под ней.
Луваен удивила его нежнейшим поцелуем. Она улыбнулась и посмотрела ему в глаза, руками все еще обхватывая его лицо:
– Знаешь, когда я одна в своей постели, я получаю удовольствие, представляя твой рот, его прикосновение к моему. Твой вкус. Скольжение твоего языка по моему.
– Черт возьми, Луваен! – Баллард выругался. Он дернулся, впечатывая свою эрекцию в ее юбки в тщетной попытке добраться до сладкого местечка между ее ног. Вместо этого он наткнулся на ярды скомканной шерсти и барьера из собственных штанов. Он был в мгновение от того, чтобы сорвать с нее платье и овладеть ею, дабы она начала выкрикивать его имя. – Ведьма, ты издеваешься надо мной.
Она заставила его замолчать еще одним поцелуем, на этот раз похожим на первый: глубоким, пронзительным, превращающим его в безмозглое существо, молящее о пощаде. Он буквально мяукнул, когда она снова прервала поцелуй.
– Нет, – она дышала почти так же тяжело, как и он. – Я хочу доставить тебе удовольствие, – одну руку она оторвала от его лица, скользнув вниз по шее, и дернула шнуровку на горле. Она отодвинулась назад, пока не уселась на его колени. – Сними свою тунику.
Ей не нужно было просить дважды. Баллард стянул рубашку через голову и отбросил ее в сторону. Холодный воздух коснулся его разгоряченной кожи, его соски напряглись. И напряглись еще больше под жадным взглядом Луваен. Его руки снова легли на ее бедра, чтобы более надежно закрепить ее у себя на коленях.
– Не думаю, что ты сделаешь то же самое? – нежная кожа под ключицами манила. Он наклонился, чтобы провести языком по бледной плоти, и остановился, уткнувшись носом в округлый изгиб одной груди над краем ее лифа.
Грудь Луваен поднималась и опускалась в такт ее частым вдохам. Она изогнулась вне досягаемости его рта, и он зарычал в знак протеста, пытаясь притянуть ее назад. Она же потянула его за волосы.
– Прекрати, – упрекнула она тонким голосом. – Я не могу думать, когда ты это делаешь.
Он ухмыльнулся. Хорошо. Боги знали, какая бы капля здравомыслия не осталась у него, она испарилась от горячей крови, текущей по его венам.
– И о чем же ты думаешь? – спросил он. Свисающий кончик одного из шнурков ее корсажа болтался перед ним. Он поймал его зубами и дернул в надежде распутать узел. Баллард прокусил кружево, когда она провела обоими большими пальцами по его соскам.
Ее язык, скользнувший между его губ, оборвал его гортанное рычание. Он застонал ей в рот, его язык боролся с ее, когда она пальцами стала потирать и слегка пощипывать его соски, пока они не стали чувствительными, а член не запульсировал в такт сильному биению его сердца. Какая-то отдаленная часть его разума благодарила Луваен за предусмотрительность, что он коротко обрезал когти, иначе он бы уже разорвал ее юбки и оставил кровавые борозды на ее бедрах.
Его вздохи отразились от каменных стен, когда она оторвалась от его рта и потянулась к щеке, задерживаясь губами на каждом шраме и рунной метке, пока не достигла края его челюсти и мягкой кожи под ней. В ответ на ее безмолвные уговоры Баллард наклонил голову. Луваен уткнулась в него носом, и звуки ее медленных вдохов защекотали его ухо.
– Ммм, мне нравится запах гамамелиса, – прошептала она. Она потерлась носом о его волосы, прежде чем скользнуть ниже. Глаза Балларда закрылись, и он втянул воздух, когда она лизнула и прикусила кожу на его шее, остановившись, чтобы провести языком по ложбинке его горла.
Луваен откинулась назад, перенеся свой вес на верхнюю часть его бедер, а не на пах. Он схватил ее за бедра, чтобы остановить. Руками она скользнула по его ребрам вниз к животу, поиграла с узкой полоской волос, рассекающей его торс пополам, и, наконец, остановилась на завязках, удерживающих его бриджи на бедрах. Дыхание Балларда участилось до неглубоких вздохов. Проворные пальцы быстро справились с завязками. Оба вздохнули: один с облегчением, другая с одобрением, когда Луваен просунула руку внутрь и освободила его от ограничений одежды.
Баллард открыл глаза и поймал ее взгляд, устремленный на него, будто он был десертом, который она проглотила бы за раз. Непристойная улыбка, изогнувшая ее губы, обещала, что ему понравится быть поглощенным. Он слабо запротестовал, когда она соскользнула с него и опустилась на колени между его ног. Его спина выгнулась дугой, когда ее пальцы обвились вокруг него, слегка поглаживая тугую кожу его члена. Горячее желание, скопившееся внизу живота, прокатилось рябью по всему телу. Баллард попытался заговорить, спросить ее, какие дальнейшие мучения она запланировала для него. Но он потерял способность делать больше, чем выдыхать ее имя с отрывистыми вдохами. Он забыл, как дышать и говорить, когда она опустила голову. Баллард наблюдал, как Луваен приоткрыла губы и взяла его в рот: сначала набухшую головку его члена, затем верхнюю часть его ствола. Ее щеки ввалились, и она сильно всосала.
Каменные стены кладовой были достаточно толстыми, чтобы выдержать длительные осады и сильные штормы. Дверь представляла собой деревянную плиту такой плотности, что потребовалось шесть человек, чтобы поднять ее и прикрепить к стенам. Звук не ускользал из таких грозных буферов, и это хорошо, так как хриплые стоны Балларда раздавались по всей комнате. Он зарылся руками в шелковистые волосы Луваен, высвобождая пряди из ее косы, пока они не скользнули по костяшкам его пальцев. Ее голова скользила взад и вперед по его ладоням, когда она подхватила ритм, который заставил его изо всех сил сдерживаться, чтобы не вскочить со скамейки. Он хотел посмотреть на эту эротическую картину, на то, как она ублажает его губами и языком, крепко обхватив одной рукой основание его члена, чтобы контролировать его непроизвольные толчки, но веки отказывались сотрудничать. Он закрыл глаза, потерявшись в ощущениях, от которых огонь пробежал по его конечностям.
Рука Луваен возобновила свою игру на его груди, дразня его тугие соски кончиками пальцев. Баллард всхлипнул и принялся массировать голову беспокойными пальцами в безмолвном одобрении. Он не предавался этому особому удовольствию уже несколько столетий. Изабо прокусила бы его, если бы он попытался проделать с ней такое, не то чтобы его когда-либо соблазняла эта идея, даже без неминуемой угрозы расчленения. Были придворные проститутки, женщины впечатляющей выносливости и таланта, которые предлагали любые услуги за правильную цену. Некоторые делали это для него в темных углах коридора замка и однажды в королевской оружейной. Умелые и искусные, они доводили его до оргазма за считанные мгновения, его член едва выскользывал из их рта, прежде чем они уходили, протянув руки, чтобы взять монету у другого рыцаря за ту же услугу.
Это было по-другому, совсем по-другому. Тот же поступок, похожая позиция, меньшее мастерство, и Луваен не была проституткой с целью получения прибыли. То, что она делала с ним, также доставляло удовольствие и ей. Баллард услышал это в ее мягком бормотании, почувствовал это в том, как ее рука скользнула по его ребрам, словно Луваен наслаждалась текстурой его покрытой шрамами плоти под своей рукой. Она занималась с ним любовью ртом, неторопливо смакуя его. Все ощущения, проходящие через его мышцы, нарастали в паху, пока он не потянул ее за косу, чтобы заставить ее остановиться. Он выскользнул из ее рта с мягким хлопком.
В ее серых глазах блестела темнота, ее теплое дыхание обдавало его блестящий член. Она озадаченно уставилась на него, покраснев.
– Я делаю что-то не так? – в ее вопросе было больше вызова, чем беспокойства, как будто она заставляла его ответить утвердительно.
Баллард выдавил из себя тонкий смешок:
– Нет, моя красавица. То, что ты делаешь, выходит за рамки правильного. Слишком, – он провел дрожащими пальцами по ее горячей щеке. – Если ты не остановишься в ближайшее время, то я кончу тебе в рот.
Кривой взгляд, который она бросила на него, говорил о том, что он был немного глуповат.
– Глупое создание, – упрекнула она и опустила голову, чтобы прикусить внутреннюю сторону его бедра. Он подпрыгнул. – Это лучшая часть.
Она сделала вдох и снова приняла его в рот, глубоко вдыхая, пока его кончик не коснулся задней части ее горла. Баллард полностью отдался ей, простонав ее имя, его бедра подергивались от потребности в толчке, когда она опускалась, а затем поднималась вдоль его ствола. Его глаза закатились, а колени приподнялись, когда он держал ее голову.
– Не могу сдержаться, – сказал он сквозь крепко стиснутые зубы. – Боги, Луваен. Сейчас!
Он кончил сильно, его спина выгибалась, отрываясь от стены, пока его позвоночник не затрещал, и его семя не вырвалось из него быстрыми рывками, чтобы заполнить ее рот. Ее щеки и язык напряглись, когда она сглотнула. Его пальцы вплели эльфийские узелки в распущенные пряди ее волос и держали, пока она не опустошила его.
Луваен медленно отстранилась, остановившись, чтобы поцеловать раскрасневшуюся головку его смягчающегося члена. Ее губы, распухшие от усилий, изогнулись в легкой, довольной улыбке. Превратившись в груду свинцовых мышц и расплавленных костей, Баллард пытался отдышаться.
– Ты прикончила меня, – невнятно произнес он.
Она поднялась на ноги, и ее улыбка была столь же непримиримой, сколь и похотливой.
– Я полагаю, что такова была идея, милорд, – она наклонилась ближе, чтобы поцеловать его, посасывая его нижнюю губу.
Он повторил ее действия, проведя языком по нижней стороне ее верхней губы:
– Ты на вкус, как я.
Она потерлась носом о его нос:
– У меня также полный живот тебя, – вслед за этим поцелуем она поцеловала его в ушибленный лоб. – Мы пробыли здесь слишком долго. Они будут думать о всяких непристойностях там, на кухне, если я не вернусь с этим спиртным.
Балларду удалось заправить себя в бриджи и зашнуровать их, не завязывая слишком много узлов. Встать и не дать коленям подогнуться представлялось более сложной задачей. Ему ничего так не хотелось, как забраться в постель, обнять Луваен и провалиться в тяжелый сон.
– О да, – сказал он и притянул ее к себе. Ему нравилось, что она была почти такого же роста, как он. Каждый ее изгиб идеально вписывался. Она обвила руками его плечи, покачиваясь, когда он обхватил ее ягодицы. – Очень непристойные вещи, особенно если ты появишься с таким выражением лица, – поддразнил он. Уголок ее рта искушал его. Он коснулся там языком и улыбнулся ей в щеку, когда она вздохнула от удовольствия.
Луваен отстранилась ровно настолько, чтобы он мог уловить самодовольное выражение ее лица:
– И что это за взгляд? Кота, дорвавшегося до сливок?
– Ничего такого ручного. Больше похоже на волка после удачной охоты.
Она пропустила его волосы сквозь пальцы:
– Тебя можно называть по-разному, Баллард. «Добыча» никогда не будет одним из них, – она указала на его рубашку, скомканную в кучу, забытую под скамейкой. – Одному из нас придется кое-что объяснить, если ты спустился в кладовую во всей своей одежде, а вернешься только в половине.
– Преимущество быть господином – не нужно объяснять ни черта из того, что я делаю, – Баллард неохотно отпустил ее, чтобы забрать рубашку и надел ее через голову. – И я бы поспорил, что ты сказала бы большинству людей заниматься своими делами.
Она смахнула гусиный пух, который умудрился прицепиться к ткани его рубашки:
– Большинству и часто, – ее ухмылка показывала, что она наслаждалась каждой возможностью.
Они выпили по чаше вина и несколько раз поцеловались, прежде чем он протянул ей один кувшин и поднял другой. Он держал ее за руку, когда они поднимались по лестнице, остановившись перед дверью, чтобы поцеловать ее ладонь. Она ответила тем же жестом, поцеловав костяшки его пальцев, прежде чем высвободить пальцы из его хватки.
Кухня была пуста, если не считать Магды, которая сидела в кресле и шила у очага, у ее ног стояла корзина с одеждой, которую необходимо было починить. Какие бы мысли у нее не были о времени, проведенном Баллардом в кладовой с Луваен, она держала их при себе. Она указала на чистый стол, где раньше лежали ощипанные гуси.
– Оставьте вино там, а эль у огня.
Они сделали, как она велела. Взгляд Луваен скользнул по кухне, прежде чем она выглянула из-за ширмы, прислушиваясь:
– Где Цинния?
Губы кухарки скривились, когда она зашивала дыру в льняной сорочке:
– В конюшне с Гэвином. Он хотел показать ей, что копыто твоей лошади хорошо заживает.
Ноздри Луваен раздулись:
– Даже так?
Баллард зарычал. Он не думал, что что-то может испортить ее краткое хорошее настроение быстрее, чем возможная угроза драгоценному целомудрию ее сестры. Соблазнительница исчезла – на ее месте воцарилась мегера. Она прошла мимо него, схватила один из разделочных ножей Магды со стола, ближайшего к ней, и направилась к двери во двор.
Баллард выхватил нож у нее из руки, когда она проходила мимо.
– Думаю, что не стоит этого делать.
Она не стала тратить время на борьбу с ним за оружие, только бросила на него взгляд, достаточно горячий, чтобы опалить его брови, и вышла в вихре юбок.
– Ты понимаешь, что там есть, по крайней мере, вилы и три лопаты? – Магда отложила шитье, чтобы занять место у окна.
Баллард налил себе кружку эля из кувшина, который принес из кладовой:
– Пока Гэвин не повернется спиной, с ним все будет в порядке, – он сделал глоток напитка. – Парню лучше перестать бездельничать и жениться на девушке, или я убью его раньше, чем это сделает Луваен. Это становится чертовски утомительным: охранять кувшин без трещин, как будто это драгоценности короны.
Магда фыркнула:
– Я думаю, это лучшее развлечение, которое у нас было за последние годы. Эти двое ускользают в поисках уединения, а твоя любовница летит за ними, словно охота ее увлечение.
Баллард покачал головой:
– Приходи за мной, если Гэвин вернется весь в дырах.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Баллард вошел в свою комнату, с удовольствием отметив, что кто-то развел огонь в очаге. Он окинул свою кровать критическим взглядом. Роскошное ложе, щедро задрапированное тяжелой тканью, сотканной из тисненого шелка, занимало один угол комнаты. Он был его единственным обитателем в течение многих лет. Если бы ему повезло, у него был бы шанс разделить это щедрое пространство сегодня вечером.
В сундуке, стоящем в изножье кровати, лежала его одежда, а также несколько сувениров из жизни, которая теперь казалась далеким воспоминанием: регалии, которые он носил во время своего посвящения в рыцари; шпоры, подаренные ему его благодетелем; и, наконец, подарок, завещанный гордой иностранной королевой, которая теперь давно умерла. Это последнее, завернутое в бархат цвета бронзы, он достал со дна сундука и отнес к очагу, чтобы получше рассмотреть в свете огня. Ритуалы Модрнихта включали в себя воздаяние уважения женщинам в доме, а также богиням, которым поклонялись. Он уже говорил с Эмброузом о создании подарка, которым он мог бы поделиться с обеими сестрами, но у него было кое-что особенное для Луваен, что-то, что он намеревался предложить наедине.
Будь она похожа на Циннию или любую из женщин, которых он знал за свою долгую жизнь, Баллард осыпал бы ее драгоценностями или несколькими аршинами шелка. Но госпожа Дуенда была особенной, и он не мог придумать ничего более подходящего, чем передать ей подарок королевы. Он развернул бархат, обнажив кинжал и деревянные ножны, инкрустированные эмалью и драгоценными камнями. Само оружие было работой мастера, его дизайн отличался от прямых обоюдоострых ножей, которые он обычно носил, но был таким же смертоносным. Кинжал мог разрезать или проткнуть кольчугу, независимо от того, насколько хорошо она была сплетена или заклепана. Его пальцы обхватили рукоять из молочно-зеленого нефрита, выполненную в виде головы ястреба. Он легко расположился у него на ладони – невесомый, уравновешенный, смертоносный.
Некоторые могли бы сказать, что он стал бестолковым – таким же обольщенным, как любой неоперившийся мальчишка, обнюхивающий юбки своей первой женщины. Они были бы неправы в большинстве этих обвинений. Он уже не был мальчиком, а Луваен не была его первой женщиной. Даже до появления проклятия он никогда никого не любил: конечно, не свою жену, чьи губы кривились от отвращения каждый раз, когда он приближался, и никогда незнатных женщин или проституток, которые населяли королевский двор и делились своими благосклонностями. Хотя Луваен… Она поглотила его мысли.
Ты любишь ее?
Он слепо уставился на кинжал, в то время как вопрос резонировал в его голове. Его разум отверг эту идею. Он восхищался ею, был очарован ее свирепым характером и решительным поведением в тот момент, когда Цинния представляла их, и Луваен похвалила фингалы, которыми наградила его. Она сломила бы слабодушного мужчину или соблазнила бы его убить ее при первой же возможности.
Баллард не считал себя слабым человеком: иногда холодным, измученным и искалеченным проклятием Изабо, но не сломленным. Луваен вернула его к жизни, вырвала из сумерек бесконечного ожидания, прерываемого только пытками проклятия, когда поток прибывал во время прилива. Он не знал, что можно обнять молнию, пока не обнял ее, и этот опыт привел его в восторг.
Ты любишь ее?
– Разве это имеет значение? – сказал он вслух. Изабо прокляла его так же основательно, как прокляла Гэвина. У него не было будущего, и ему нечего было предложить Луваен. Даже если Гэвин разрушит проклятие, женившись на Циннии, Баллард был слишком физически изуродован, чтобы жить за пределами Кетах-Тор. Луваен и Цинния приняли его внешность, но он не обманывал себя, думая, что другие сделают это так же легко, если вообще смогут. Они будут смотреть на него, как на монстра – выслеживать его, как зверя. Его накопленное богатство обеспечило его сыну и будущей невесте его сына комфортную жизнь, где бы они не решили поселиться. Они не были ограничены Кетах-Тором, как он или любая жена, или любовница, если бы она связала себя с ним. Эта крепость была его домом, его убежищем и его тюрьмой. Он содрогнулся при мысли о том, чтобы запереть Луваен здесь с ним, даже если бы она была согласна.
Он завернул кинжал и ножны в бархат и вернул их в сундук. С приближением весны Баллард отправит ее домой, нагруженную золотом: достаточным количеством, чтобы она смогла купить свое личное оружие, но он надеялся, что она будет дорожить этим знаком его уважения и помнить его.
Впервые почти за неделю она присоединилась к остальным его домочадцам вечером в соларе и заняла место среди женщин, чтобы создавать амулеты для плетения из зелени, висящей в большом зале. Стол, который Цинния обычно делила с Эмброузом, когда они работали над переплетением его заклинаний и рецептов зелий, был завален кучами того, что выглядело как мусор, собранный с лесной подстилки: высушенная рута, ягоды артемизии и рябины, береста, вырезанная рунами и лентами, нанизанными на дубовые галлы. Женщины смеялись и болтали во время работы, их тихие голоса сопровождались успокаивающим потрескиванием огня в очаге.
Баллард некоторое время наблюдал за ними, его взгляд дольше всего задерживался на Луваен, когда он восхищался тем, как ее темные волосы мерцали в свете камина. Гэвин сел рядом с ним, а Эмброуз – у огня. Все трое держали в руках кубки с элем и обсуждали, какие задачи им предстоят на следующий день. В течение часа или двух он мог обманывать себя, думая, что так было всегда, так будет и в последующие годы – его маленькое домашнее хозяйство, разделяющее тяготы товарищество. Здесь он проводил время со своим сыном, своими верными друзьями и щедрой, хотя и вспыльчивой, любовницей. Будучи молодым человеком, он бы восстал против такой мирной домашней жизни, стремясь вести войну и доказать свою доблесть своим сверстникам. Время и проклятие смягчили его: он ценил более спокойные моменты, особенно такие кратковременные, как эти.
Когда час стал поздним и очаг догорел, их маленькое сборище распалось. Эмброуз вывел Магду, Джоан и Кларимонду из солара. Баллард испытал глубокое разочарование, когда Гэвин предложил руку каждой сестре и был взят обеими. Луваен не приняла его приглашения провести ночь в его постели. Она также и не отказалась, но после того, как они провели время в кладовой в начале дня, он был почти уверен, что она согласится. Он ошибался.
Обе женщины присели в реверансе и пожелали ему спокойной ночи. Баллард всмотрелся в лицо Луваен, но не увидел в выражении лица ничего, что намекало бы на ее мысли. Он кивнул, коротко пожелал спокойной ночи и снова обратил свое внимание на огонь. Полчаса спустя он все еще сидел в своем кресле, когда тихий стук прервал его размышления. Дверь открылась, и внутрь вошла Луваен, закутанная в тяжелый халат, с распущенными волосами, уложенными гладкими волнами. Ее босые пальцы ног жались к холодному полу, и она понимающе улыбнулась ему:
