Текст книги "Умоляй меня (ЛП)"
Автор книги: Грейс Дрейвен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
– Твое общество – мое величайшее утешение, госпожа.
– Я напомню тебе об этом в следующий раз, когда нырну голышом в ту ледяную яму, которую ты называешь кроватью.
Он наградил ее шутку мягким смешком и расслабился в седле.
– Сейчас ты несправедливо обвиняешь меня, Луваен. Кровать была теплой последние ночи.
С этим она не могла поспорить. Он орудовал грелкой с таким же энтузиазмом, как и мечом, несколько раз повторяя ей, что его награда за усилия намного перевешивает скромность задачи. Луваен позаботилась о том, чтобы как можно чаще вознаграждать его за доброту.
Они продолжили свое путешествие вдоль границ его уменьшенных владений, проезжая мимо огороженных пастбищ, на которых паслось стадо мохнатых овец, которых Эмброуз одновременно охранял и презирал, и поля озимых. Баллард указал на те, что были ближе всего к тому месту, где они ехали.
– Когда цветет лен, земля отражает небо. Голубые поля, насколько хватает глаз.
Ее пальцы дернулись от желания вцепиться в тунику Балларда. Цинния увидит, как расцветет лен. А Луваен будет в Монтебланко ухаживать за своим отцом, стараясь не думать слишком много о хозяине Кетах-Тора. С другой стороны, она могла бы быть занята тем, что лгала всем и каждому о том, где они с Циннией зимовали, если бы ее сестра в конечном итоге вернулась домой вместе с ней.
– Баллард, – сказала она. – У меня есть вопрос, и я хочу, чтобы ты честно ответил мне.
Он напрягся, очевидно, готовясь к новым расспросам о потоке и о том, почему он его изменил.
– Спрашивай, – сказал он. Она заметила, что он не обещал ей честного ответа.
Она намеревалась поступить именно так, как он предложил ранее, и, рискуя превратиться в жабу, расспросить Эмброуза о странностях потока. Но на данный момент другие вещи тяжелым грузом лежали у нее на уме.
– Будет ли Гэвин просить руки Циннии?
Баллард погладил ее по руке:
– Ты можешь развеять свои страхи. Я уверен, что он сделает это в течение недели.
Она почти размякла от облегчения, прежде чем ее охватило другое беспокойство. В то время как все знали, что у Циннии не было и пары серебряных монет, Луваен чувствовала, что ей нужно напомнить Балларду об этом факте.
– Оставшееся богатство и влияние моего отца пошли ко дну вместе с его кораблями. Цинния выйдет замуж без приданого или семейных связей. У нее есть только любящее сердце и великая красота, которые она может предложить твоему сыну, а красота длится недолго.
Баллард остановил Магнуса. Он повернулся, чтобы встретиться взглядом с Луваен, его взгляд скользнул по ее макушке, губам и подбородку, прежде чем вернуться к ее глазам. Мрачная линия его рта стала глубже.
– Единственное приданое, которое он хочет от нее – это ответная любовь. Что касается красоты: Цинния, которую Гэвин видит сейчас, будет Циннией, которую он увидит, когда она иссохнет, как сушеный инжир, и будет сжимать трость.
Пузырь эмоций вздулся в ее груди и поднялся к горлу, почти задушив ее. Как повезло бы ее сестре, если бы она вышла замуж за человека, воспитанного таким отцом.
– Спасибо, Баллард, – прошептала она.
Он наклонил голову, выпрямился в седле и привел Магнуса в движение. Луваен обхватила его за талию так сильно, что он застонал.
– На какие еще вопросы я могу ответить, чтобы заслужить такую привязанность от тебя, госпожа? – в его голосе появились дразнящие нотки.
Она прижалась щекой к его спине:
– Пока этого достаточно, милорд.
Они вернулись в крепость к середине дня, когда небо стало серым, а поднявшийся ветерок лениво кружил снег. Зубы Луваен стучали, и она похлопала себя по носу рукой, уверенная, что найдет сосульку, свисающую с кончика. Она была благодарна, когда они въехали в относительное тепло конюшни, чтобы разморозить ее кости. Лошадь и тепло тела Балларда согревали ее грудь и внутреннюю часть ног. Остальная часть ее тела дрожала и содрогалась под слоями шерсти и меха, которые она носила.
Баллард спешился первым, перекинув ногу через шею Магнуса, чтобы легко спрыгнуть на землю. Он поднял руки вверх и потянулся к Луваен. Она скользнула в его объятия и обвила руками его шею. Он прижал ее к себе, его лицо бледное от холода было загадочным в слабом свете конюшни.
Она подняла руку, чтобы провести большим пальцем по одной из его выдающихся скул.
– Хотела бы я быть здесь, когда зацветет лен.
Он вглядывался в ее лицо, и его глаза стали еще темнее:
– Тогда останься, – руками он крепче сжал ее спину, а голос стал еще глубже: – Останься со мной в Кетах-Торе.
О, как сильно ей хотелось сказать: «Да»! Прокричать это в близлежащие горы снова и снова, пока они не услышат эхо на всем пути к Монтебланко. Слово застряло у нее в горле. Ее преданность принадлежала ее отцу. Даже без угрозы со стороны коварного Габрилла Джименина, Мерсер Халлис нуждался в своем старшем ребенке хотя бы для того, чтобы быть ему опекуном и не дать попасть в еще более безрассудные финансовые схемы.
Луваен прислонилась лбом ко лбу Балларда:
– Я не могу.
Он закрыл глаза, открывая ей вид на свои густые ресницы и нежную кожу век.
– Я знаю, – сказал он тем же тихим голосом, хотя теперь он звучал мрачно, а не страстно.
У нее было странное чувство, что, хотя он и знал причины, по которым она не осталась бы в Кетах-Торе, его согласие с ее отказом проистекало из чего-то совершенно другого. Она провела губами по его закрытым векам, по бровям и переносице. Магнус прервал их нетерпеливым фырканьем. Луваен ухмыльнулась, когда животное бросило на Балларда взгляд, выражавший его недовольство тем, что его оставили стоять в конюшне все еще взнузданным и оседланным.
Баллард ухмыльнулся:
– Хорошо, парень, я займусь тобой, – он схватил руку Луваен и поцеловал ее ладонь. – Иди внутрь и согрейся. Я позабочусь о его величестве и скоро присоединюсь к тебе.
Снег падал все быстрее, покрывая все белой пылью, пока она пересекала двор. Луваен обошла часть стены, покрытой скрученным ковриком из алых роз, таким ярким на фоне окружающей обстановки, окрашенной в серый цвет. Таким злобным и зловонным. Лозы зашуршали, когда она проходила мимо, их змеиное скольжение по стене заставило волосы у нее на затылке встать дыбом.
Магда остановила ее у двери, ведущей на кухню:
– Я только что подмела полы. Если ты захочешь зайти внутрь и что-нибудь поесть, то оставишь эти грязные ботинки на крыльце.
Луваен сделала, как было приказано, и поспешила к огню, чтобы снять плащ и перчатки и согреть ноги. Она спрятала улыбку за своим кубком с элем, когда экономка тем же приказом запретила Балларду входить. После нескольких эпитетов и замечаний о том, что завоевание его крепости госпожой не должно было быть таким легким, он скинул сапоги и присоединился к Луваен у камина.
– Жалкая старая ведьма, – проворчал он и взял кубок, предложенный ему Луваен. – В один прекрасный день я вышвырну ее тощую задницу в снег.
Магда фыркнула, проходя мимо них по пути в кладовую:
– Этого никогда не произойдет. Ты бы женился на мне, если бы я взяла тебя, – чего я не сделаю. И ты это знаешь.
Баллард на мгновение уставился ей в спину, прежде чем присоединиться к смеху Луваен.
– Знаешь, она права, – он хитро посмотрел на Луваен. – Я бы все равно оставил тебя своей любовницей.
Она хмыкнула:
– Тогда ты был бы мертв, потому что одна из нас убила бы тебя даже за то, что ты только подумал об этом. Мне нелегко делиться, особенно мужьями. Думаю, что Магде тоже.
Она вскрикнула, когда он внезапно притянул ее к себе, чуть не расплескав ее эль. Его легкая улыбка исчезла.
– Теперь нечего скрывать от Циннии, и ты утверждаешь, что доверяешь ей. Пойдем в мои покои. Подари мне остаток дня и всю ночь, – его брови поползли вверх, когда между ними раздался внезапный булькающий звук.
Луваен поморщился:
– Мы опоздали, и я голодна.
Ее заявление о том, что они пропустили обед, не помешало ему отказаться от своего плана. Он просто протянул ей свой кубок, взял остатки хлеба, сыра и сушеных яблок, которые Магда оставила для них, и повел ее из кухни через большой зал и вверх по лестнице в свою комнату.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Хлопок двери эхом разнесся по комнате. Луваен усмехнулась и поставила их кубки на стол, установленный между двумя креслами перед камином. Она взяла еду из его рук и поставила ее рядом с кубками.
– Ты запрешь меня сейчас, милорд?
Он посмотрел на нее с притворной хмуростью:
– А мне это нужно?
– Вряд ли. Здесь есть еда, и я достаточно проголодалась, чтобы сгрызть этот стол, – она многозначительно улыбнулась. – Однако я должна предупредить тебя: твоя добродетель сейчас под угрозой.
– Это угроза или обещание? – он не дал ей возможности ответить. Вместо этого мужчина подхватил ее на руки и устроился в одном из кресел, посадив ее к себе на колени. – Не важно. И то и другое доставит удовольствие.
Луваен накрутила прядь его волос на палец:
– Мы также пропустим наш ужин, если задержимся здесь слишком долго. Тогда какое лакомство ты будешь вкушать?
Баллард уткнулся лицом ей в шею, и она засмеялась, когда он втянул воздух носом, покусывая мочку ее уха и кожу под подбородком.
– Тебя, – прорычал он ей на ухо. – Слаще, чем чернослив, – он начал опускать вниз к ее плечу, покусывая кожу. – Нежнее, чем бисквит, пропитанный ромом, – его пальцы двигались по ее ребрам. Она хихикнула и шлепнула его по рукам. – Более изысканная, чем жареное бедро оленины.
– Что? – Луваен запустила руки ему в волосы, используя как рычаг, чтобы отстранить его лицо от своей шеи. Она встретила его усмешку хмурым взглядом. – Баллард, в бедре чего бы то ни было нет ничего изысканного.
Рука, щекочущая ее бок, проворно скользнула под юбки, чтобы погладить ее ногу от колена до бедра. Одна из его бровей взлетела вверх.
– Я не согласен. Одно есть, – он наклонился, чтобы уткнуться носом в ее декольте, но остановился, когда ее живот запротестовал с еще более громким рычанием, чем раньше.
Луваен пожала плечами:
– А чего ты ожидал, говоря о бисквитах, черносливах и тому подобном?
Его раздраженное пыхтение овеяло ее ключицы.
– Моя лошадь, моя повариха, твой живот, – он мягко ссадил ее со своих колен на другое кресло. – Я вассал для всех вас.
Они разделили между собой простую еду, поддразнивая друг друга. Несмотря на то, что Луваен провела вечер с Баллардом и делила с ним постель всю ночь, она поймала себя на том, что хочет, чтобы день никогда не заканчивался. Не потому, что она отказалась от дневного труда, а потому, что она посвятила эти часы хозяину дома и наслаждалась его обществом. В том, что он испытывал к ней большую привязанность, она не сомневалась. Он был сдержан с ней в присутствии других, но щедр в своей страсти и нежности, когда они были вдвоем. Часы, проведенные вместе, когда они ехали верхом вдоль границ его земель, только укрепили узы, которые привязывали ее к нему.
Цинния раньше спрашивала, любит ли она его. Теперь Луваен однозначно сказала бы: «Да». Она была по уши влюблена в Балларда де Совтера, так же сильно, если не больше, как в Томаса Дуенда. Это прозрение ошеломило ее, и на мгновение она забыла как дышать. Яблоко, что держала в руке, упало на пол, и Луваен покачнулась на стуле.
Баллард вскочил со своего места, две морщинки пролегли между его бровями, создавая суровый, хмурый взгляд. Он опустился перед ней на колени и взял ее за руку.
– Что не так? Ты побледнела, как мертвец.
Она потянулась за своим кубком рукой, которая оставалась благословенно твердой.
– Просто хочу пить. И все.
Он внимательно глядел на нее. Его хмурый взгляд задержался, пока он рисовал круги на ее колене большим пальцем. Луваен пристально смотрела в его темные глаза, задаваясь вопросом, может ли он видеть эмоции, бурлящие в ней, слышать признание в преданности, вертящееся у нее на языке.
– Пошли в постель, – резко сказал он и поднялся на ноги, протягивая руку.
Вздрогнув, она взглянула на закрытое ставнями окно, сквозь которое пробивались лучи тусклого света, затем снова на него.
– Немного рановато для сна, тебе не кажется?
Баллард схватил ее за пальцы, поднял со стула и забрал у нее кубок.
– Я ничего не говорил о сне.
На этот раз она не жаловалась на холодные простыни и не беспокоилась, что Цинния выследит её. Растущее чувство страха поглотило ее вместе с отчаянным желанием сохранить каждую минуту с Баллардом. По какой-то причине в тот момент, когда она призналась себе, что любит его, песочные часы перевернулись, и время неумолимо быстро потекло. До весны оставались еще недели, но ей казалось, что та витает за дверью – предвестник не только возрождения, но и конца. Она задрожала в объятиях Балларда и поцеловала его так крепко, что почувствовала вкус крови.
Он занимался с ней любовью, когда день сменился сумерками, а затем ночью. В момент затишья, когда они отдыхали, Луваен переплела его ноги со своими и крепко прижала его к себе.
– Скажи мне, что тебя беспокоит, Луваен, – сказал он спокойным и глубоким голосом. Он гладил ее по спине и плечам, пока она послушно лежала в объятиях.
– Я в порядке, – она солгала. Все было не в порядке. Она отчаялась и пришла в ярость от осознания того, что скоро вернется домой и больше никогда его не увидит. – Что может беспокоить меня прямо сейчас? – она прижалась к нему и довольствовалась тем, что пропускала его волосы сквозь пальцы, надеясь отвлечь его от новых вопросов. Он тяжелее прижался к ней, и его дыхание стало глубже, сигнализируя о том, что он заснул.
Луваен уставилась в темноту. Неделя. У нее была неделя, может быть, две, если Цинния захочет более сложную свадебную церемонию, чем Эмброуз, связывающий ее руку с рукой Гэвина золотым шнуром и дающий ритуальное благословение объединения. После этого у Луваен больше не будет причин оставаться. Погода достаточно хороша для путешествия. Возможно, она даже заметит первые цветущие нарциссы, когда проедет на Плаутфуте по подъемному мосту на землю, граничащую с Кетах-Тор.
– Я хотела бы остаться, Баллард, – прошептала она. – Я, и правда, люблю тебя.
Слова едва слетели с ее губ, когда воздух вокруг нее сжался, а в ушах зазвенело. Рядом с ней Баллард дернулся и что-то пробормотал во сне. Она ничего не могла разглядеть в тенях, поглощавших занавешенную кровать. Головокружение захлестнуло ее, как будто огромная рука схватила кровать и начала вращать. Тошнотворное движение прекратилось почти так же быстро, как и началось, и Луваен, задыхаясь, прижалась к Балларду. Он не проснулся – само по себе странно, поскольку она знала, что он чутко спит и чувствителен к ее малейшим движениям.
Ее кожу покалывало, а тонкие волоски на руках встали дыбом: воздух пах магией – резкий и прохладный, как первый ветерок перед приближением ливня. Она лежала неподвижно, ожидая, когда вернется головокружение. Она почти рассчитывала, что появятся предательские голубые искры. Запах дождя рассеялся, кровать не вращалась, и не появлялись огни фейри. Какое бы колдовство ни пронеслось по комнате, оно исчезло, не оставив ничего, кроме легкого сквозняка на занавесках кровати. Луваен долго потом неподвижно лежала в постели, расслабляя только по одному настороженному мускулу за раз, в то время как комната оставалась погруженной в тишину. Ее веки отяжелели. Кетах-Тор содрогнулся в приливе – об этом упоминали Баллард и Гэвин, но никогда не распространялись, и она хотела получить ответы. Завтра она разыщет Эмброуза и потребует их. Она положила руку на талию своего возлюбленного и заснула.
Луваен проснулась от чего-то тревожного. Ночью она занялась своим обычным делом – завернулась в одеяло, чтобы согреться. Баллард, невосприимчивый к холодным температурам комнаты, мирно спал рядом, прижавшись к ней. Луваен сморщила нос от одновременно знакомого и отталкивающего запаха: роз и мертвых тел. За четыре года, что она была замужем за владельцем похоронного бюро, она научилась различать смесь этих ароматов. Она приоткрыла один глаз в предрассветной темноте и попыталась выпутаться из одеяла. Внезапная острая боль пронзила ее бедро и распространилась вниз по ноге до колена.
– Ой! – она боролась с одеялами, пытаясь дотянуться до своей ноги и до того, что в нее впилось.
Баллард подпрыгнул рядом с ней.
– Луваен, – пробормотал он невнятно. – Что… – он выругался, задыхаясь от боли, и на этот раз его голос был разъяренным: – Злобная сука! Почему ты не можешь просто умереть?
Матрас двигался под ними от его действий. Луваен, ошеломленная враждебной реакцией Балларда, завизжала, когда то, что забралось к ней под одеяло, укусило ее в ногу, бок и плечо.
– Милостивые боги, Баллард! Перестань двигаться! Из-за тебя оно кусает меня!
Он проигнорировал ее команду и толкнул кровать еще сильнее, низкое рычание эхом отозвалось в удушающей темноте. Ее кожа изо всех сил старалась отделиться от костей от мысли, что может быть под одеялом, и Луваен выдернула свою неповрежденную руку. Она не ожидала никакой помощи от Балларда, который, казалось, был полон решимости заставить кровать подпрыгивать через всю комнату. Если бы она развернула одеяла, то смогла бы выскользнуть, не потревожив еще больше какой-то ползучий ужас, притаившийся в постели вместе с ними. Ее план, вместе с последними остатками какого-либо спокойствия, умер быстрой смертью, когда что-то скользнуло по подушке и обвилось вокруг ее руки в сжимающей хватке.
– Змея! – закричала она и выпрыгнула из-под одеял, вздрагивая от жестоких уколов, пронзивших ее от плеча до запястья, как будто кто-то проткнул ее плоть пригоршней швейных игл. Она пробилась к краю кровати, брыкаясь и размахивая руками, когда пара сильных рук обхватила ее за талию.
– Ради всего святого, Луваен, – проревел Баллард. – Не двигайся!
Охваченная истерикой, от которой у нее звенело в ушах, а сердце билось так сильно, что ломало ребра, она едва слышала его. Змеи. В кровати были змеи. Как будто ее беспорядочные мысли вызвали другую змею, чтобы та присоединилась к своим товарищам, а свистящее шипение пронзило темноту. Луваен метнулась прочь от звука, врезавшись в Балларда, когда невидимый мучитель ударил ее по щеке парой клыков. Позади нее раздался слышимый щелчок зубов, за которым последовало искаженное: «Да твою ж!..»
Какая-то маленькая часть ее разума, все еще функционирующая должным образом, признала, что она ударила Балларда головой в лицо. Остальная ее часть внутренне кричала, чтобы она выскочила из кровати, даже если это означало втоптать Балларда в матрац.
Его руки сжались вокруг нее как тиски, и на мгновение ее оторвало от кровати, прежде чем он бросил ее обратно, точно мешок с зерном. И рухнул на нее сверху, своим весом вдавив в матрац.
– Не двигайся, женщина!!!
Луваен замерла. Было ли это от того, что он проревел в ее ухо или расплющил ей грудь, но его команда пробилась сквозь панику. Она моргнула, не видя ничего в густых тенях, кроме глаз Балларда, сияющих и свирепых.
– Не змеи, Луваен, – сказал он между резкими вдохами, от которых пряди ее волос упали ей на лоб. – Розы.
Если бы она могла перевести дух, то, возможно, расспросила бы его о том, как эти отвратительные цветы оказались в его постели.
– Не могу дышать, – выдохнула она тонким шепотом.
Баллард выругался и пошевелился. Луваен облегченно вдохнула и со стоном выдохнула, когда невидимые клыки, которые не принадлежали змеям, глубже вонзились в ее руки и бок. Мокрые дорожки стекали по ее коже и собирались в лужицу на ладони. Кровь, без сомнения. Еще больше потекло по ее щеке и скользнуло к уху. Слезы навернулись у неё на глазах.
– Что вонзилось в меня? – даже сквозь боль она услышала ярость и боль в ответе.
– Шипы, – сказал он. – Они обвили нас обоих. Вот почему мне нужно, чтобы ты оставалась неподвижной, моя красавица, дабы я мог освободить нас.
Шипы? Это были не шипы, это были гвозди для гроба. Луваен представила себе розовую лозу во дворе, цветы, похожие на окровавленные рты, защитные шипы, длинные и острые, как кинжалы. Она прикусила губу и сделала несколько неглубоких вдохов. Отвратительный запах цветов, смешанный с запахом гнили, заполнил ее ноздри.
– Я ненавижу эти проклятые растения! – шипы впились сильнее, и она застонала.
– Если ты не хочешь продолжать страдать, то будешь молчать, пока я освобождаю нас, – его заявление сопроводил резкий щелкающий звук, за которым последовало еще несколько. Прикованная к кровати, Луваен могла только слушать шорох постельного белья и учащенное дыхание Балларда, когда он разрезал их колючие оковы. Лозы, удерживающие ее в плену, ослабли вокруг ее рук и ног, но шипы остались вонзенными.
– Поднимайся медленно, – приказал Баллард. – Ты должна быть в состоянии встать с кровати. Я помогу с шипами через минуту.
Она подползла к краю кровати, мышцы напряглись, пока она ждала, что скрытая лоза выскочит из-за подушек и задушит ее.
В спальне стало светлее, ровно настолько, что были видны ее раны. Срезанные лозы свисали с ее руки и бока и обвивали ногу, вонзившись в ее кожу шипами. Лозы извивались и обвивались друг вокруг друга, как гадюки в предсмертных судорогах. Та, что была обернута вокруг ее бедра, изгибалась, загоняя шипы глубже и посылая вниз по ее ноге струйки горячей крови, собирающейся лужицей у ее ног. Она чуть не прикусила губу, пытаясь не закричать.
Одеяло защитило ее от худшей из коварных атак растения, и только одна сторона ее тела приняла на себя основную тяжесть злобы роз. Желание начать срывать лозы, независимо от того, какой ущерб или боль она причинила бы себе, почти захлестнуло ее. Она не стала дожидаться помощи Балларда, справившись со своим отвращением, принялась за свою руку, осторожно вытаскивая каждый крючковатый шип из кожи. Из колотых ран полилось еще больше крови, пока ее рука не покраснела, а по щекам не потекли слезы.
– Луваен, почему ты не подождала? Я сказал, что помогу тебе.
Луваен обернулась на голос Балларда и ахнула. Как и она, он стоял окровавленный и увитый лозой. Розы приберегли для него худшую часть своей жестокости. Сотни шипов пронзили его руки и ноги, вонзились в живот и грудь и обвились вокруг шеи, превратившись в ощетинившийся ошейник. Он сорвал одну из лиан, и глаза Луваен округлились. Его ногти, короткие и тупые накануне, выросли за ночь. Они были изогнутыми, черными и заостренными на кончиках пальцев – такие же угрожающие и гораздо более смертоносные, чем шипы, пытающиеся высосать из него кровь. Его ноги постигла та же участь.
Она сморгнула слезы.
– Боги, Баллард, побеспокойся о себе. На самом деле, я должна была помогать тебе. Тебе хуже, чем мне, – она сорвала с руки последнюю лозу и бросила ее в холодную золу очага. – Что вызвало это? – она работала с пучком шипов, впившихся в кожу вдоль верхнего ребра, и стиснула зубы, чтобы не закричать.
– Поток начался, – его губы изогнулись в невеселой улыбке, когда ее взгляд опустился на его руки. Он согнул пальцы, подчеркнув изгиб когтей. – Я однажды сказал тебе, что твои усилия были потрачены впустую, – он схватился за лозу, прикрепленную к его груди, и оторвал ее.
– Остановись! – Луваен, прихрамывая, подошла к нему и схватила его за запястье. Узор из разрезов в форме полумесяца украшал его грудь, окружал сосок и шел по диагонали через грудную клетку к спине. Даже при свете его глаза сохраняли свой звериный цвет, зрачки были черными точками в желтых радужках. Белки его глаз так покраснели, что казалось, он вот-вот заплачет кровью.
– Тебе недостаточно больно? – и она внесла свой вклад в его истязания. Его нижняя губа распухла, на ней красовались два багровых пореза у того места, где она ударила его головой в рот. Она провела кончиком пальца по его подбородку. – Прости, что причинила тебе боль.
– Два фингала под глазами, разбитая губа – что ты добавишь в свой список следующим? – он подмигнул и спокойно стоял, пока она осторожно снимала лозы с его тела. Он сделал то же самое для нее, его руки были нежными, как перышки. На Луваен были следы десятков уколов шипами роз, но ни единой царапины от когтей Балларда.
К тому времени, как она оторвала последнюю лиану, ее руки были скользкими от его крови. Ее собственные раны покрылись коркой на холодном воздухе, вызывая у нее зуд.
– Нам понадобятся ванны. Мы оба в полном беспорядке, – она подняла глаза, когда он не ответил ей. Он смотрел поверх ее плеча, в его совиных желтых глазах было отсутствующее выражение. Она потрясла его за запястье. – Баллард, куда ты пропал?
Он моргнул, возвращенный из какой-то таинственной дали ее вопросом, и поднял руки, чтобы оценить жестокость роз.
– Значит, они исчезли? – его голос звучал глухо, и утренний свет резко выделял бледные черты его лица.
Луваен нахмурилась.
– Да, и я надеюсь, что не вернутся. – она вздрогнула, хотя и не знала, было ли это оттого, что она стояла обнаженной в холодной спальне, или оттого, что ее возлюбленный внезапно впал в летаргию, похожую на сон. Она достала свою сорочку из свертка с одеждой, оставленного на одном из стульев, когда Баллард раздел ее прошлой ночью, и натянула ее через голову. Тонкое белье не отпугнуло холод, но и не прилипало к ее струпьям.
– Нет времени на ванну, – сказал Баллард. – Мне нужно найти Магду и попросить ее подготовить мою камеру.
Она уставилась на него.
– Ты весь в крови, милорд, и эти раны нуждаются в уходе, – тошнота поселилась в ее животе, когда она обратила свое внимание на его второе высказывание. – Что ты имеешь в виду, говоря, что Магда должна подготовить твою камеру? – вопрос был риторическим: она надеялась, что Баллард даст ей другой ответ, чем тот, который ожидала.
Он обрек ее на разочарование своей невеселой улыбкой и сияющим взглядом:
– Ты знаешь почему.
– Неужели поток действительно так сильно меняет тебя? – она молилась, чтобы он сказал ей «нет».
– Да, хотя я не ожидал, что это произойдет так скоро или будет таким сильным. Розы реагируют первыми – наше предупреждение о том, что должно произойти. Как ты только что узнала, к своему несчастью, они еще более опасны во время прилива, – он отвел взгляд. – Как и я.
Тошнота подкатила к горлу. Этому гордому человеку с огромным сердцем и сильным характером было стыдно. Она переплела свои окровавленные пальцы с его и потянула за руку, пока он снова не встретился с ней взглядом.
– Если я пообещаю не бить тебя в лицо на этот раз… – она сделала паузу и криво улыбнулась, – или ударять головой, ты позволишь мне остаться с тобой?
Черты его лица смягчились, и он сжал ее пальцы так, что кончики побелели. – Прекрасная торговка, как ты это делаешь?
– Делаю что?
– Возвращаешь мне мое достоинство.
Луваен вырвала одну из рук из его хватки и вытерла ее о сорочку, оставив красное пятно.
– Не говори глупостей, милорд. Твое достоинство – такая же часть тебя, как и твой довольно впечатляющий нос. Я не даю тебе ничего, чего бы у тебя уже не было.
Тогда Баллард рассмеялся и почти притянул ее в свои объятия, остановившись, когда она вздрогнула. Он ограничился тем, что коснулся ее губ своими:
– Кстати, о впечатляющих носах…
Она нахмурилась:
– Я буду благодарна, если ты этого не сделаешь. Мне будет трудно объяснить твоим домашним, как ты утопился в своей ванне.
Стук в дверь прервал их подшучивание. Баллард стащил с кровати одеяло и обернул его вокруг талии.
– На случай, если это твоя сестра, – сказал он. Луваен медленнее последовала за ним, когда он вышел из спальни, чтобы поприветствовать их гостя.
Эмброуз стоял в коридоре, босой, в перекошенных очках, одетый в поношенную мантию. Его белые волосы торчали из головы пучками, как будто он танцевал с молнией.
– Баллард, поток… – он сделал паузу при виде окровавленного Балларда и Луваен позади него, – начался, – его взгляд скользнул по руке Балларда, прежде чем вернуться к его лицу. – Но думаю, ты это уже знаешь.
Баллард отступил в сторону и жестом пригласил колдуна войти.
– Розы нанесли нам визит ночью. Я собирался найти Магду и попросить у нее гамамелис и ключи от моей камеры.
– Ты найдешь ее с Гэвином. Его уложили в постель.
То немногое, что оставалось на бледном лице Балларда, исчезло.
– Так скоро? – сказал он с болью в голосе.
Эмброуз кивнул.
– Я приготовил для него отвар, чтобы облегчить боль. Она проследит за тем, чтобы он его выпил, – он переключил свое внимание на Луваен. – Цинния охраняет его дверь лучше, чем дракон сокровища. Он отказывается ее видеть. Мне нужно, чтобы ты уговорила ее уйти.
Луваен скрестила руки на груди и быстро разжала их, почувствовав боль в своих ранах.
– Я не буду этого делать. Он хочет, чтобы она вышла за него замуж? Тогда пусть покажет ей, с чем она будет иметь дело, если она согласится – человека, ставшего инвалидом из-за того, что должно быть нейтральной магией, – она с подозрением посмотрела на Эмброуза. – Хотя я предполагаю, что в этом конкретном колдовстве нет ничего нейтрального.
Он встретил ее прищуренный взгляд своим собственным:
– Магия всегда больше, чем кажется, госпожа Дуенда.
Она проворчала себе под нос:
– Очень умно, колдун. И обманчиво. Твой ответ пахнет так же плохо, как эти вонючие розы, – она повернулась к Балларду. – Ты хочешь увидеть Гэвина, да? – когда он кивнул, она продолжила: – Как и Цинния. Она больше похожа на меня, чем кто-либо из вас может себе представить.
Эмброуз пробормотал:
– Тогда, боги, помогите Гэвину.
Не обращая внимания на колдуна, Луваен положила руку на предплечье Балларда.
– Она должна понять, от чего он страдает во время потока. Защита ее от такого знания не принесет пользы ни одному из них. Я могу заверить тебя, что она не убежит и не испугается. Если она это сделает, действительно ли это та жена, которую ты хочешь для своего сына?
Баллард покачал головой:
– Нет, – он слабо улыбнулся. – Мужчины Кетах-Тора не связываются с неженками, – он повернулся к Эмброузу. – Впусти Циннию в комнату.
– Но, господин, Гэвин не хочет…
– Прямо сейчас мне все равно, чего Гэвин хочет или не хочет. Если он намерен взять ее в жены, он позволит ей переступить порог своей комнаты, – он поймал выбившуюся прядь волос Луваен, пропустив её между большим и указательным пальцами, прежде чем отпустить. – Омовение из таза, госпожа, и ничего больше. И припарка для ран. У нас нет времени ни на что другое, – он направился обратно в спальню, оставив Луваен с Эмброузом.
Эти двое оценивали друг друга, как гончие перед дракой, Эмброуз был таким кислым, как будто съел миску незрелой смородины:
– Теперь довольна? Ты получила то, что хотела.
Луваен фыркнула:
– Вряд ли. Я уверена, что и Цинния, и я обмануты тобой и де Совтером относительно этого потока, или как вы это называете. В нем есть все признаки проклятия, – едва заметная перемена в выражении его лица: пустота, разгладившая его черты, сигнализировала о том, что она попала в цель. Ее глаза округлились. – Это правда, не так ли? Это магия проклятия. Признай это!
