Текст книги "Умоляй меня (ЛП)"
Автор книги: Грейс Дрейвен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)
– Продолжай, папа, – произнесла она. – Я в порядке.
Она остановилась, привлеченная открытой дверью холла и теми, кто ухаживал за Баллардом снаружи. Кларимонда слегка подтолкнула ее:
– Они делали это и раньше, госпожа. Как только я что-нибудь узнаю, я вам скажу.
Смирившись с ожиданием, Луваен кивнула и поднялась по лестнице. Она была пьяна от усталости к тому времени, когда Кларимонда подоткнула ей одеяло и занялась разжиганием очага. Она едва услышала, как за ней закрылась дверь, прежде чем заснула с пятнами яркой крови на снегу перед глазами и эхом пистолетного выстрела.
Скрип стула по полу разбудил ее, и она обнаружила Циннию, позолоченную в лучах водянисто-розового света, сидящую у ее кровати. Она положила руку на плечо Луваен, останавливая ее:
– Тебе нужно отдохнуть, Лу.
Луваен отмахнулась от нее:
– Который сейчас час?
– Недавно рассвело. Ты проспала всю ночь.
Ее желудок скрутило. Она собиралась поспать всего час или два. Девушка сдернула одеяло, вздрогнув и полностью проснувшись от внезапного порыва холодного воздуха, коснувшегося ее тела.
– Где Баллард? – она соскочила с кровати и встала, но тут же пошатнулась. У нее закружилась голова, в боку запульсировало.
– Ты самая упрямая женщина, которую я знаю, – Цинния встала со своего стула и усадила на него Луваен. – Я должна привязать тебя к кровати?
– Да, – прошлой ночью она стреляла в своего любовника. Она должна быть у его постели. Ее сердце бешено колотилось в груди при мысли, что она также может стоять у его могилы, прежде чем все это закончится.
Цинния вздохнула:
– Де Совтер сейчас в комнате Эмброуза. Магда заботится о нем, – она пожала плечами в ответ на вопросительный взгляд Луваен. – Эти мерзкие розы заняли весь солар, включая его спальню. Я буду рада, когда мы выгребем их и сожжем.
Луваен вспомнила, как розы шипели и корчились в убийственном безумии прошлой ночью, а затем внезапно замолчали, когда щелкнуло последнее проклятия.
– Они мертвы? Я имею в виду розы.
– Вполне, – Цинния накинула одно из одеял на плечи Луваен и протянула ей кружку тепловатого эля. Ее карие глаза наполнились слезами, и она подняла руку, чтобы обвести призрачные очертания черт своей сестры. – О, Лу, твое бедное лицо.
Луваен пожала плечами и отхлебнула из своей кружки. Она подумала, что ее лицо значительно улучшилось по сравнению с предыдущей ночью. Этим утром она смогла открыть оба глаза.
– Расскажи мне, что произошло, пока я спала.
– Много беготни вверх и вниз по лестнице за вещами, которые Магде нужны для ухода за де Совтером. Эмброуз проделал дорожку в полу между своей комнатой и комнатой Гэвина.
– А папа? – Луваен никогда не забудет выражение его лица после того, как он ударил Джименина ножом. Еще одна причина ненавидеть мерзкого ублюдка. Он заставил ее мягкосердечного отца убивать.
Цинния взяла пустую чашку и поставила ее на ближайший столик.
– Достаточно хорошо, учитывая произошедшее. Он сейчас на кухне с Джоан и Кларимондой. Они взяли его под свое крыло, пока ты спала, а я была с Гэвином, – она усмехнулась, ее глаза заблестели. – Гэвин стал самим собой, Лу. Измотан, но на этом все, – она схватила Луваен за руку, сжав ее пальцы. – Проклятие действительно снято.
Луваен поцеловала тыльную сторону ладони сестры. Она была вне себя от радости за Циннию, у которой теперь был шанс прожить счастливую жизнь с человеком, преданным ей, и которому она была так же предана. Однако ее радость несла в себе привкус зависти. Она хотела того же с хозяином Кетах-Тора. Новости Циннии придали ей еще больше решимости увидеться с ним.
– Помоги мне одеться, – сказала она и встала во второй раз, но чуть медленнее первого.
– Лу, я не думаю…
– Не спорь со мной, Цинния. Если бы на его месте был Гэвин, ты бы тоже не валялась в постели.
С этими словами Цинния подчинилась желанию своей сестры. Она одела Луваен в одно из своих платьев, нахмурившись из-за слишком короткого подола.
– Ты выглядишь так, как будто стащила детский гардероб, – ее хмурый взгляд стал еще мрачнее. – Я не могу поверить, что они привели тебя сюда без обуви!
Учитывая, что Джименин чуть не привел ее сюда без зубов, Луваен не слишком возмущалась отсутствием у нее обуви.
– Дай мне парочку твоих шерстяных вещей. Они будут держать мои ноги в тепле, пока я не смогу одолжить подходящую обувь.
Они недолго спорили из-за ее волос: впечатляющего пучка спутанных эльфийских колтунов.
Луваен увернулась от Циннии, размахивающей щеткой.
– Это займет слишком много времени. Я не иду на королевский бал для того, чтобы заманить принца! Просто помоги мне закрепить его.
Они препирались всю дорогу до комнат Эмброуза, пока Цинния пыталась ухаживать за ней, а Луваен сопротивлялась материнским заботам. Она подняла кулак, чтобы постучать в дверь Эмброуза.
– Я сделаю это, – Цинния оттащила ее. – Твои неуклюжие методы гарантируют, что он не позволит тебе переступить порог, – она постучала – три легких стука. Прошло несколько тихих мгновений, прежде чем дверь открылась, и Эмброуз уставился на них с каменным лицом.
Ничуть не смущенная отсутствием приветствия с его стороны и неприступной позой, Цинния мило улыбнулась:
– Доброе утро, Эмброуз.
Луваен, отчаянно желавшая увидеть Балларда, встретилась с взглядом Эмброуза.
– Пожалуйста, Эмброуз, – как и стук Циннии, это была простая, сдержанная просьба. К ее удивлению, он кивнул и отступил в сторону.
Они прошли мимо него и вошли в уютную прихожую, благоухающую ароматами специй и свечного воска. Комната представляла собой гнездо сороки, состоящее из столов, заваленных свитками и гримуарами, стеклянными флаконами и бутылками, полными жидкостей или высушенных кусочков жутких диковин. Небольшие кучки трав занимали место на серванте вместе со ступками и пестиками разного размера. С крючков на потолке свисали гирлянды чеснока и сушеных фиалок. Угли в угловой жаровне светились оранжевым, и вверх поднимались волнистые клубы едкого дыма, окрашенного в синий цвет магией. Они вошли в логово колдуна.
В любое другое время Луваен растоптала бы Циннию, попытавшись уйти. Теперь ее единственной заботой было пройти через вторую дверь рядом с жаровней.
Колдун жестом пригласил их следовать за собой и повел в свою спальню. Он пропустил женщин в комнату, пропахшую кровью, мазями, пчелиным воском и жиром. Даже в этот ранний час помещение было ярко освещено масляными лампами и свечами, а в другой, побольше, жаровне, накрытой решеткой, на которой грелись чайник и казан, потрескивал огонь. Магда наклонилась над решеткой и бросила в котел горсть трав.
Экономка пропустила обычное приветствие и указала на кровать.
– Для тебя есть табурет. Ты можешь поговорить с ним, но он не ответит. Он не пошевелился, даже когда я вытащила пулю у него из ноги.
Луваен вздрогнула от слов Магды.
Кровать Эмброуза была уменьшенной версией кровати Балларда: высокой, с балдахином и парчовыми занавесками с трех сторон, чтобы сохранить тепло. Они были сдвинуты в углы, что давало непрерывный обзор пациента для Магды. Он лежал вдоль одной стороны кровати, завернутый в одеяло, за исключением одной ноги, замотанной бинтами от верхней части бедра до колена. Круглое пятно крови запятнало белье в том месте, где она ранила его. Он глубоко дышал, одеяло на его груди поднималось и опускалось в медленном ритме. Она заняла место Магды рядом с ним, чтобы услышать его дыхание и убедиться, что он все еще жив.
Она никогда не видела его смуглым, из-за зимы его кожа всегда была бледной, но на фоне подушек он выглядел ужасно. Проклятие придало его коже почти прозрачный оттенок. Даже будучи ослабленным, он все еще был похож на человека, который искал смерти. Тени проступали над тонкой кожей под глазами и углубляли впадины под скулами. Его губы были белыми, контрастируя с темной бородой. Рунические шрамы исчезли, как и большинство тех, что были получены шипами роз. Немногие оставшиеся поблекли, слившись с теми, которые он получил на поле боя столетия назад.
– Он выглядит почти так же, как тогда, когда Гэвин был ребенком, – Магда стояла рядом с ней, с нежностью глядя на Балларда. – Я лечила его от вещи и похуже этого. Турнир так же смертоносен, как война, – она вздохнула. – Он всегда был сильным, но я не знаю, что проклятие сделало с ним после стольких лет. Сделало его сильнее или слабее?
Луваен погладила его по щеке, ощутив ее прохладу своими пальцами.
– Я хотела убить его, – произнесла она.
– Что ж, ты чертовски плохой стрелок, девочка моя, – Магда улыбнулась, увидев ошеломленное выражение лица Луваен. – Ты сделала то, что нужно, – заявила она. – Кроме того, дух Балларда никогда бы не успокоился, если бы Изабо победила его, и он убил бы своего сына.
– Я бы предпочла, чтобы он подольше продержал свой дух в теле, чтобы мог поделиться со мной и тем, и другим.
Магда похлопала ее по плечу, и черты ее лица стали суровыми:
– Я не буду подслащивать горечь, Луваен. Я вытащила пулю из его ноги вместе с кусочками кости, мышца разорвана. Если он выживет, то будет хромать до конца своих дней.
Луваен провела пальцем по носу Балларда, пройдя по костлявой переносице к раздутым ноздрям и вниз к губе. Теплое дыхание коснулось ее пальца.
– У него нет лихорадки.
– Пока нет, но будет. Я заливала ему в глотку пиретрум до тех пор, пока он чуть не утонул. Тем не менее, такие раны почти всегда отравляют.
Ее слова оказались пророческими. В течение следующих четырех дней Балларда мучила лихорадка. Мертвенная бледность его кожи подчеркивала румянец, покрывавший его скулы. Луваен лихорадочно трудилась с Магдой, Эмброузом и Гэвином, меняя простыни, испачканные кровью и гноем, которые просачивались сквозь бинты. В комнате было душно и воняло гнилью. Луваен помогала Гэвину удерживать Балларда, пока Магда перемещала ложкой личинок в рану, чтобы они полакомились рваными краями мертвой плоти и инфекцией.
Экономка и колдун заваривали чаи и смешивали эликсиры. Когда они не вливали их в рот Балларду, они брызгали ими на его распухшую ногу, смазывая гнилостную рваную рану. Баллард бился в бреду, один раз так сильно, что чуть не свалился с кровати и не сбил с ног Магду, стоявшей рядом с ним. Гэвин спас их обоих. Полностью оправившись от проклятия, он оттащил тело отца от Магды и осторожно положил его обратно на кровать. Он заговорил с Баллардом ровным голосом, и тот успокоился, несмотря на бушующую лихорадку.
На пятый день, когда красные полосы, расходящиеся от раны, отступили, и кровь стала чистой, Магда объявила, что Баллард будет жить. Она ухмыльнулась Луваен, которая в ответ уставилась на нее совиным взглядом:
– У тебя есть еще один шанс выстрелить в него, Луваен, но подожди немного. Я слишком измотана, чтобы ухаживать за ним еще раз.
Гэвин, не обремененный недосыпанием, которое парализовало Луваен, издал радостный возглас и заключил Магду в крепкие объятия. Она хрипло протестовала и, наконец, ударила его по голове, пока тот не отпустил ее. Он обнял и Луваен, безвольно повисшей у него на руках, прежде чем выскочить за дверь, выкрикивая имя Циннии.
Луваен посмотрела ему вслед, прежде чем повернуться к своим компаньонам:
– Это точно?
Эмброуз пожал плечами:
– Как кто-то может быть уверен в таких вещах? Но лихорадка прошла, и рана чистая. Он выглядит хуже, чем освежеванная крыса, но он жив, – он привлек измученную Магду в гораздо более нежные объятия и поцеловал ее в губы. – Мы все у тебя в долгу, женщина.
Луваен на мгновение закрыла глаза. Когда она открыла их, Магда, привалившись к Эмброузу, спала. Она не слышала пылкого: «Да благословят боги все твои дни, Магда».
Эмброуз крепче прижал ее к себе и почти понес к двери:
– Я отведу ее в комнату. Думаю, что она не спала всю ночь, – он взглянул на Балларда, мирно отдыхающего в постели. – Ты останешься с ним? Я пошлю одну из девочек или даже твоего отца заступить на караул, чтобы ты тоже могла поспать.
Она покачала головой:
– Не нужно. Я не хочу спать и не хочу быть где-то еще.
– Как пожелаешь, – он остановился на пороге комнаты. Легкая улыбка заиграла на его губах, а в глазах за стеклами очков загорелся огонек восхищения. Он кивнул один раз. – Молодец, гарпия, – сказал он тоном, обычно предназначенным для Балларда.
Распознав почтительное приветствие, она низко присела в реверансе и ответила тем же:
– Хорошая работа, колдун.
После того, как они ушли, Луваен опустилась на табурет, который каждый из них занимал в какой-то момент во время караула у Балларда, и уставилась на человека, который отказался умирать. Четыре дня лихорадки и бреда взяли свое, кожа туго обтянула его лицевые кости. Его борода, темная и с проседью, покрывала нижнюю часть лица, скрывая большую часть изможденных щек. Однако он не был таким бледным, как раньше, и его губы больше не были мелового цвета.
Она взяла его за руку, отметив розовые ногтевые пластины с белыми основаниями в виде полумесяца. Совершенно нормальные ногти. Ему нужно было их подстричь, но ей больше не придется пользоваться кусачками для копыт. Луваен подняла ладонь, чтобы коснуться его щеки.
– Сейчас здесь только мы двое, милорд. Магда сорвала себе спину, чтобы спасти тебя, и хотя я никогда никого не убивала, Эмброуз убежден, что я убийца. Пожалуйста, окажи нам всем любезность и не умирай на моем дежурстве.
Она поцеловала каждый из его пальцев, прежде чем переплести их со своими. Баллард не проснулся, и следующие несколько минут Луваен провела, считая его вдохи. Для нее они были самой необыкновенной музыкой, настроенной на тончайшие ритмы. Она могла слушать их часами.
Они были достаточно успокаивающими, чтобы погрузить ее в сон. Луваен проснулась и обнаружила, что сидит, сгорбившись, на табурете, положив голову на переплетенные руки на матраце. Что-то коснулось ее головы, исследуя от макушки до затылка и обратно. Луваен выпрямилась и обнаружила, что Баллард наблюдает за ней из-под тяжелых век. Его рука скользнула по ее волосам к плечу и по предплечью.
– Привет, моя красавица.
Она моргнула:
– Баллард? – его губы дрогнули в подобие улыбки. Луваен вскочила на ноги и прижала руку к его лбу. Его кожа была прохладной, а взгляд ясным. Ее руки порхали над ним: его головой и грудью, плечами и прикрытым одеялом торсом. Вопросы водопадом срывались с ее губ: – Тебе больно? Ты хочешь, чтобы я позвала Магду? Хочешь пить? Есть чай из ивовой коры.
Для человека, который только что поцеловал смерть в щеку, прежде чем отправить ее восвояси, у него была отличная реакция. Он поймал ее за руку.
– Никакого чая, – твердо сказал он. Баллард ослабил хватку, и его бледные черты лица застыли от напряжения. – Гэвин?
В этом вопросе, состоящем из одного слова, была гора страха и океан надежды. Ухмылка Луваен грозила расколоть ее лицо:
– Он в порядке, Баллард. Проклятие снято. Гэвин остался самим собой.
Его глаза снова закрылись, длинные ресницы были похожи на следы сажи на его щеках. Его хватка чуть не сломала ей пальцы, но она подавила вздох и сжала его руку в ответ.
Когда он снова открыл глаза, его пристальный взгляд пригвоздил ее к месту:
– Ты выстрелила в меня.
Все внутри нее замерло: сердцебиение, дыхание, кровоток. Она уставилась на Балларда и промолчала.
– Напомни мне научить тебя обращаться с арбалетом. В следующий раз тебе повезет больше, – он подмигнул.
Ее колени подогнулись, и она плюхнулась обратно на табурет.
– Следующего раза не будет, – заявила она. Ее сердце снова начало биться, хотя и в гораздо ускоренном темпе. – У тебя нет еще четырехсот лет, чтобы простить меня.
Он настойчиво потянул ее за руку, пока она не села на кровать, прижавшись бедром к его боку.
– Здесь нечего прощать, – он поцеловал ее запястье, посылая горячие мурашки вверх по ее руке. – За исключением, может быть, твоего плохого прицела.
Она нахмурилась:
– Ты не первый, кто высказывает это мнение, хотя я бы бросила вызов любому из вас, что он справился бы лучше, будучи наполовину замороженным и слепым.
Его глаза сузились, пока он оценивал ее. Луваен хотела отвернуться, но осталась на месте, пока его взгляд осматривал синяки, которые покрывали ее лицо блеклыми оттенками лаванды и желтого. Его рот сжался в мрачную линию.
– Я не видел, когда он ударил тебя, лишь синяки в зеркале Циннии, – он низко зарычал. – Я должен был быть там. Использовал бы его кишки, как тетиву для лука, и превратил его шкуру в ножны для одного из моих мечей.
Луваен поверила ему. Цинния рассказала ей ранее о его ярости, когда он узнал, что Джименин сделал с ней. Как он почти проехал по подъемному мосту на Магнусе, прежде чем Гэвин и Эмброуз буквально сбросили его с лошади. Им пришлось использовать грубую силу и магию, чтобы подчинить его. Прошли часы проклятий, угроз смертью и оскорблений в дверь его камеры, прежде чем он успокоился настолько, чтобы прислушаться к голосу разума.
– Если это тебя утешит, мой отец отомстил, когда вонзил нож, который ты мне подарил, между лопаток. Папа спас наши с Циннией жизни.
Он приподнял бровь в ответ на ее откровение и хмыкнул, одобряя действия Мерсера:
– А я-то думал, что твой боевой дух унаследован от одной из твоих матерей.
Луваен улыбнулась при воспоминании об Абигейл Халлис. Ее мачеха, не задумываясь, зарезала бы Джименина и застрелила Балларда, если бы это защитило ее детей.
Баллард похлопал по матрасу со стороны, противоположной его раненой ноге:
– Иди, ляг рядом со мной.
Она воспротивилась:
– Нет, у тебя ведь нога болит.
– Так больно, будто к моему бедру пришили горячий уголь, – он усмехнулся, увидев ее нахмуренный взгляд. – Но ты рядом заставляешь меня думать совершенно о других вещах, – она все еще колебалась, и он уставился на нее без улыбки. – Ты влюбилась в лесного короля и теперь не хочешь иметь с ним ничего общего?
Она притворилась, что изучает его:
– Мне очень понравились цветы паслена, а рожки были интересным штрихом, – пальцем она очертила край его подбородка, задержавшись, чтобы погладить жесткие волоски его бороды. – Ты сейчас почти красив.
Он слабо рассмеялся и приподнял одеяло, обнажив голое бедро и длинную ногу. Луваен сбросила одолженные туфли и скользнула рядом с ним, полностью одетая. Баллард прижал ее к себе, и она положила голову на плечо, наслаждаясь знакомым теплом его тела, прижатого к ней по всей длине. Скоро ей придется оставить его, чтобы привести Гэвина, Магду и Эмброуза. Они использовали бы ее кишки, как тетиву для лука, если бы она скрыла от них пробуждение Балларда.
Они тихо лежали рядом, пока Баллард не поднял руку к свече, поворачивая ее то в одну, то в другую сторону.
– Прошло много лет с тех пор, как мои руки выглядели так, – он провел большим пальцем по кончикам пальцев и тупым краям. – В прошлый раз поток ударил так быстро, что мы не были готовы. Я продержался достаточно долго, чтобы помочь Эмброузу запереть Гэвина в его комнате. Не то, чтобы, в конце концов, это принесло много пользы. Я не успел добраться до своей камеры, как превратился. Эмброузу пришлось заманить меня в ловушку в кладовой. После этого я больше ничего не помню, кроме того, что ты держала пистолет и стреляла мне в ногу. Что случилось?
Луваен не была в восторге от идеи вернуться к тем кошмарным событиям во дворе замка, но он имел право знать, и если она не скажет ему, это сделает кто-то другой. Он слушал, не прерывая, когда она рассказывала о своей поездке с Джименином в Кетах-Тор, хитроумной иллюзии Эмброуза, которая одурачила даже Мерсера, и о хаосе, который разразился после этого. Она не стала зацикливаться на криках человека, разорванного на части розами Изабо, или на жестокости, с которой они с Гэвином расправились с остатками отряда Джименина. Должно быть, он услышал ужас в ее голосе, потому что напрягся, прижимаясь к ней.
– Я не буду лгать, Луваен, – решительно сказал он. – Как мужчина, я бы убил этих людей с той же жестокостью, что и зверь. Единственная разница в том, что я бы использовал меч и топор вместо зубов и когтей. Таков способ сражаться и защищать своих.
Она приподнялась на локте, чтобы заглянуть ему в лицо. В его глазах мелькнул вызов и невысказанное послание. Это часть того, кто я есть. Она разгладила одну из его бровей.
– Я не осуждаю тебя, Баллард. Я чуть не оторвала тебе ногу, и я люблю тебя.
Черты его лица смягчились, а взгляд загорелся.
– Любишь? Даже сейчас, после того, как ты видела, что проклятие сделало с человеком?
Луваен поцеловала кончик его носа, двинулась вниз и завладела его губами для долгого поцелуя. Он застонал ей в рот. Она оставила еще один быстрый поцелуй, прежде чем отстраниться.
– О, это пустяки, – сказала она. – Я терпела то, как твой колдун оскорблял и пытался отравить меня всю зиму, только чтобы быть рядом с тобой. Если это не любовь, то я не знаю, что это такое.
Она ухмыльнулась, когда он разразился искренним смехом.
Он притянул ее обратно к себе. Проклятие распознало ее искренность в первый раз, когда она призналась спящему Балларду. Поцелуй Настоящей Любви не избавил от проклятия. Настоящая любовь и смелость это сделали. Ну это и странный поворот в том, что она нерожденная. Хорошо, что она, а не Цинния, влюбилась в Балларда.
– Ты не спрашиваешь, люблю ли я тебя, – голос Балларда вибрировал под ее щекой.
– Мне и не нужно. Ты так сказал, и я тебе верю. Кроме того, я знаю, что ты любишь меня, – он показывал ей это бесчисленными способами, провозглашал это множеством разных слов.
– Ты права, я люблю. Я должен: я провел всю зиму, мешая моему колдуну превратить тебя в жабу.
Луваен услышала смех в его голосе и легонько шлепнула бы его по руке, если бы не заметила проблеск в его глазах. Они были мутными от боли, а на лбу блестел пот. Она проигнорировала его протесты и выскользнула из кровати.
– Тебе больно, Баллард, я вижу это. Есть чай из ивовой коры, но я думаю, тебе нужно что-нибудь покрепче. Я схожу за Эмброузом, – она схватила его руку и сжала ее. – Скоро вернусь.
Она уже взялась за щеколду, когда он окликнул ее:
– Луваен, пришли ко мне Гэвина.
Неохотно покидая его, но и не в силах дать ему облегчение, которое он мог бы найти в одной из смесей Эмброуза, она направилась в комнаты Магды. Она встретила колдуна в коридоре. Луваен отбросила вежливые приветствия, теперь она была достаточно знакома с Эмброузом, чтобы понимать его признательность за краткость.
– Он проснулся, ему больно, и он просит Гэвина.
Эмброуз быстро кивнул ей и прошел мимо:
– Гэвин на кухне с твоим отцом и Циннией, – бросил он через плечо, прежде чем исчезнуть в своих покоях.
Все трое приветствовали ее появление предложениями сесть и расспросами о Балларде. Она произнесла только половину просьбы Балларда, прежде чем Гэвин выбежал из кухни.
– Он беспокоился и боялся за своего отца, – Цинния похлопала по месту рядом с собой на скамейке. – Я не думаю, что он все еще до конца верит, что они больше не связаны проклятием.
Луваен опустилась рядом с ней:
– Я сама с трудом в это верю.
Мерсер подвинул к ней кувшин с миндальным молоком, а Цинния принесла ей чашку.
– Он идет на поправку?
Она опустошила свою чашку и налила еще.
– Да, хотя я послала к нему Эмброуза. Эта нога будет мучить его, пока заживает, но, по крайней мере, он выздоравливает.
Ее отец взглянул на Циннию, прежде чем устремить на Луваен стальной взгляд:
– Это приятно знать, потому что нам нужно поговорить.
Луваен замерла с чашкой на полпути ко рту. Мерсер и Цинния наблюдали за ней, как ястребы на охоте. Ее кожу покалывало, и она со стуком поставила чашку на стол:
– Что случилось?
– Ничего не случилось, – слащавая улыбка Циннии не предвещала ничего хорошего. – Папа просто не хочет, чтобы ты жила с ним.
Мерсер хмуро посмотрел на свою младшую дочь, в то время как у Луваен отвисла челюсть.
– Очевидно, ты проводишь слишком много времени в обществе своей сестры, – сказал он голосом, от которого гарантированно увяли б цветы.
Цинния покраснела:
– Прости.
Он похлопал Луваен по руке и бросил на нее застенчивый взгляд.
– Что Цинния пытается сказать, на удивление по-луваенски – это то, что когда я вернусь домой, тебе не нужно будет сопровождать меня, – он кашлянул, когда ее глаза расширились еще больше. – Ты способная женщина, Луваен. Более чем способная.
– Властная, – Цинния пожала плечами в ответ на два брошенных на нее взгляда.
– Ты долгое время заботилась о своей сестре и обо мне, и хотя Цинния восстала против этого, я привык, что меня опекают, даже полагался на это, – взгляд Мерсера опустился, и он пристально уставился на покрытую шрамами столешницу. – Я слабый мужчина, ставший сильнее благодаря женщинам, которых держу рядом, но эта слабость лишила тебя жизни в последние годы. За исключением того короткого времени, что ты была замужем за Томасом, ты посвящаешь свои дни заботе обо мне и роли матери для своей сестры.
Уязвленная отказом отца, Луваен сделала глубокий вдох.
– Я старалась быть хорошей дочерью, – сказала она хриплым голосом.
Он бросил на нее испуганный взгляд, и его лицо смягчилось при виде ее огорчения.
– Мое прекрасное, свирепое дитя, – мягко сказал он. – Ты лучшая из дочерей и всегда будешь такой. Но мне давно пора тебя отпустить. Я прекрасно справлюсь сам в Монтебланко.
– С вдовой Купер по соседству, – добавила Цинния.
Мерсер опустил голову на руки. Тяжесть в груди Луваен испарилась в одно мгновение, сменившись медленным жжением. Ее глаза сузились, глядя на отца.
– Подожди минутку. Ты бросаешь меня ради Нив Купер? – она встала, чтобы нависнуть над ним, возмущенная. – Да? – она резко отвернулась от стола. – Ты выгоняешь меня из дома, моего дома, заметь, чтобы трахнуть Нив Купер в гостиной?
– Не говори со мной таким тоном, Луваен, – Мерсер тоже поднялся со стула и обменялся взглядом со своей возмущенной дочерью. – Я все еще твой отец. Прояви хоть немного уважения, – он указал на место, которое она освободила. – А теперь сядь, помолчи и дай мне закончить, – он указал пальцем на Циннию, которая отклонилась в сторону. – Ты сделаешь то же самое.
Луваен сидела, все еще оскорбленная, но и шокированная нехарактерным для нее доминированием отца, вынужденная повиноваться. Она была не единственной. Цинния уставилась на него, разинув рот.
Мерсер вздохнул, изо всех сил стараясь вернуть себе обычную мягкость.
– Я слишком стар, чтобы возиться с кем-либо где-либо, кроме удобной кровати. Неприкосновенность твоей гостиной останется нетронутой, – Луваен ничего не могла с собой поделать: она прыснула, и Мерсер улыбнулся в ответ. Их веселье рассеяло напряжение между ними, и он продолжил непринужденным голосом. – Это твой дом – удобный, который мне начал нравиться. С помощью Циннии и Гэвина я буду более чем рад приобрести его у тебя. Если ты не хочешь продавать, я поищу другой дом.
Цинния кивнула:
– Теперь, когда Джименин мёртв, папе не нужно покидать Монтебланко. Мы с Гэвином решили на некоторое время остаться с ним. Я буду достаточно близко, чтобы убедиться, что папа не разорится из-за очередной неудачной торговой схемы, – лукавая усмешка изогнула ее рот. – Плюс он будет достаточно близко, чтобы помочь Нив, если ей понадобится, не мешая ей при этом. Конечно, по-соседски.
Луваен бросила на нее взгляд.
– Конечно, – она снова обратила свое внимание на Мерсера. – Я отдам тебе дом, папа, но здесь есть вопрос некоторой важности, по крайней мере, для меня. Где я буду жить теперь, когда вы с Циннией выселили меня? – она все еще не оправилась от его заявления о том, что она ему больше не нужна.
Он сидел молча, обдумывая ее вопрос.
– Наверху есть человек, за которого, я искренне верю, ты будешь сражаться до смерти. Цинния рассказала мне о де Совтере и ваших с ним отношениях, – Цинния с вызовом вздернула подбородок в ответ на обвиняющий взгляд сестры. – Не увещевай ее, – продолжил он. – Она не делилась информацией добровольно, пока я не попросил, – его морщинистое лицо превратилось в глубокие борозды, и печаль искривила его рот. – Луваен, я потерял двух жен, которых очень любил. Как ты знаешь по собственному опыту, такое горе никогда не проходит. Я страдал от сердечной боли, потому что на короткое время Гулльвейг и Абигейл были моими. Не всем так повезло, как мне, как Циннии и как тебе. Единственное, что тебя ждет в Монтебланко – это дом и воспоминания о покойнике, который когда-то жил там. Ты готова уйти от де Совтера только для того, чтобы поиграть со мной в няньку?
Она сидела, пригвожденная к скамейке, лишившись дара речи от слов отца и мрачной картины, которую он нарисовал о ее днях, если она вернется в Монтебланко. Она облизнула сухие губы:
– Де Совтер не делал мне предложения.
Цинния рядом с ней пожала плечами:
– И что? Меня это не остановило. Я сделала предложение за Гэвина, и любой, у кого есть пара глаз, может увидеть, что его Светлость без ума от тебя. Интересно, выстрелила бы ты ему в голову вместо ноги, если бы он ответил отказом на предложение.
Мерсер поперхнулся:
– Ты не перестаешь удивлять меня, Цинния, – сказал он, как только отдышался.
Не такая удивленная замечаниями Циннии, как Мерсер, Луваен уставилась в пространство. В один краткий, восхитительный миг: в тепле конюшни, Баллард прислонился своим лбом к ее лбу и попросил ее остаться. Они оба знали, что она откажется, но он женился бы на ней в ту же ночь, если бы она сказала «да». Не было никаких оснований полагать, что его чувства к ней ослабли. Ее чувства к нему были такими же сильными. Только традиции заставили ее остановиться, и это были в лучшем случае плохие причины.
– Если будет свадьба, ты останешься, чтобы засвидетельствовать это событие?
Мерсер помог ей подняться со своего места и заключил в объятия. Он ощущался хрупким в ее объятиях.
– Я пропустил свадьбу Циннии. Твою не пропущу.
Они обнялись во второй раз, прежде чем Луваен направилась к большому залу. Цинния окликнула ее:
– Ты сейчас сделаешь это?
Она сделала паузу и пожала плечами:
– Почему нет? Он, наверное, наелся до отвала из одного из флаконов с пойлом Эмброуза. Лучшего времени не найти.
Она вышла из кухни, сопровождаемая смехом своей семьи.
Спальня Эмброуза превратилась в переполненный зал для собраний. Гэвин занял табурет у кровати, пока Эмброуз спорил с Магдой о том, кто должен приготовить следующую настойку. Джоан и Кларимонда стояли на страже по обе стороны кровати: одна взбивала валик и подушки, в то время как другая разглаживала покрывало на Балларде. Хозяин этого владения откинулся на подушки, стеклянные глаза и отсутствующая улыбка – верные признаки того, что он действительно был опоен.
Они все повернулись и уставились на Луваен. Ее бравада испарилась. Однажды она отклонила просьбу Балларда остаться с ним в Кетах-Торе из-за своего отца. Что, если он отвергнет ее? Она нахмурилась. Ему лучше не отвергать ее, иначе она задушит его одной из подушек!
