Текст книги "Доверенное лицо"

Автор книги: Грэм Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– Странно, правда – девочка в таком возрасте и вдруг – самоубийство, а может, это был просто несчастный случай?

– Да что вы! Если хотите знать, тут, как говорится, в тихом омуте… Я-то знаю побольше других: ее обманул возлюбленный.

– Ах, вот как?

– Точно. Женатый мужчина из Хайбери.

– Вы это уже рассказали полиции?

– Меня должны вызвать к следователю.

– Она вам сама призналась?

– Ой, что вы! Она была такая тихоня. Но, знаете, понемножку все узнаешь.

Он с ужасом разглядывал ее – и это называется лучшая подруга! Он смотрел в ее карие безжалостные глазки и слушал, как она тут же на ходу выдумывает небылицы. Не было никакого мужчины из Хайбери – он появился лишь в этой убогой и взбалмошной голове. Интересно, не у нее ли набралась Эльза словечек из сентиментальных бульварных романов? Официантка не унималась:

– Я уверена, это все из-за детей.

В голосе ее чувствовалась гордость художника-творца. Эльза была мертва, и можно было лепить ее образ на любой манер.

– Эльза просто с ума по нему сходила. Прямо наваждение какое-то.

Он положил на стол деньги и сказал:

– Да, очень интересную историю вы мне рассказали.

– О, это будет мучить меня всю жизнь. Я же вам говорила: у меня прямо ноги подкосились, когда…

Он вышел в промозглый сумрак. Надо же, недоумевал он, случайно его занесло именно в это кафе, всего в двух кварталах от гостиницы, или же он подсознательно стремился попасть в этот район, чтобы именно здесь принять решение? О его истории уже раззвонили все газеты. Заголовки кричали: «Бандит в посольстве». Подробное описание внешности. Обвинение во въезде в страну по фальшивому паспорту. А одна из газет даже раскопала, что он остановился именно в той гостинице, где сегодня утром покончила самоубийством горничная. Репортер намекал на некую тайну и сулил дальнейшее развитие событий… Что ж, события будут.

Он решительно двинулся к гостинице. Туман почти рассеялся, и он чувствовал себя, как рабочий сцены, замешкавшийся после поднятия занавеса и оказавшийся у всех на виду.

Поставили ли они полицейского у гостиницы? Он шел настороженно, держа перед собой развернутую вечернюю газету… Вокруг никого не было. Дверь распахнута как обычно. Он быстро вошел и прикрыл за собой вторую стеклянную дверь. Откуда-то со второго этажа донесся голос хозяйки: – Это вы, мистер Мукерджи?

Он буркнул: – Да, – надеясь, что мистер Мукерджи не употребляет в таких случаях какие-нибудь особенные выражения, а акцент у двух иностранцев спутать нетрудно. Во всяком случае, она не переспросила. Все заведение казалось удивительно притихшим, будто смерть еще носилась в воздухе. Ни стука вилок в столовой, ни гама из кухни. Он беззвучно поднялся по покрытой ковровой дорожкой лестнице. Дверь комнаты управляющей была полупритворена; он прошел мимо и поднялся выше по голым деревянным ступеням. Из какого окна она выбросилась? Он вставил ключ в дверь своей комнаты и тихо открыл ее. Где-то за стеной послышался кашель. Дверь он оставил приоткрытой – раньше или позже он услышит голос мистера К. Он заранее решил, что проще иметь дело с ним – если прижать посильнее, он сломается быстрей, чем управляющая.

Он осмотрел полутемную комнату. Шторы были опущены, словно в комнате лежал покойник. Он обернулся к кровати и с ужасом понял, что она здесь, прибранная для похорон. Велено ждать следователей? По-видимому, это единственный свободный номер. Ее комната уже наверняка занята – жизнь идет своим чередом… Она лежала одеревеневшая, чистая, неестественная – кто придумал, что смерть похожа на сон? Смерть похожа только сама на себя. Птенец со скрюченными лапками, лежащий вверх клювом на дне клетки – вот самый точный символ смерти. Он не раз видел мертвецов на улице после воздушных налетов. Но они лежали согнувшись и сжавшись, как зародыши во чреве. Здесь другое дело – особая поза, особый случай. Никто никогда не лежит так ни во сне, ни в муках боли.

Некоторые молятся при виде покойника. Это пассивное выражение скорби – он же рвался действовать. Лежавшее перед ним тело, казалось, освободило его от страха перед болью – теперь он готов встретиться с тем шофером на любой пустынной дороге. Страх стал для него пустым понятием. Он ничего не сказал мертвой девочке – все равно не услышит, это уже не Эльза. Послышались шаги на лестнице, голоса. Он спрятался за портьеру и сел на подоконник, чтобы убрать ноги с пола. В комнате зажегся свет. Голос управляющей произнес:

– Я могла бы поклясться, что заперла дверь. Вот здесь, вот она.

Девичий голос воскликнул с явным удивлением:

– Какая она красивая!

– Она часто говорила о вас, Клара, – произнесла с тяжелым вздохом управляющая.

– Милая девочка, еще бы ей обо мне не говорить… Но что ее заставило, как вы думаете?..

– Кто знает… Чужая душа – потемки.

Сквозь щель в портьерах он увидел девушку с грубоватым, но приятным лицом и со следами слез на щеках.

Она спросила с благоговейным страхом:

– Это случилось здесь?

– Да, через это окно.

Это окно. Но почему она не сопротивлялась? – подумал он. – Почему не осталось следов для полиции?

– Из этого самого окна?

– Да.

Они направились к окну. Еще шаг и его обнаружат. Около самой портьеры Клара остановилась.

– Если бы она перешла ко мне, этого бы не произошло.

– Ей тут было хорошо, – сказала хозяйка, – пока не появился он.

– У него-то наверняка совесть была нечиста. Но когда она мне написала, что собирается уйти с ним, я уж никак не думала-не гадала, что у нее на уме – это.

Он подумал: Ну, тогда мне даже и это письмо не поможет. Бедняжка, она до конца осталась верна своему лексикону дешевых романов.

Управляющая сказала:

– Если вы не возражаете, я позову мистера Мукерджи. Он очень хотел взглянуть на нее в последний раз.

– Конечно, конечно, – сказала Клара.

Он слышал, как управляющая вышла. В просвет между шторами он увидел, как Клара достала пудру и губную помаду – перед приходом мужчины. Слез она не смахнула, они были вполне уместны при подобных обстоятельствах.

Управляющая вернулась. Она была одна.

– Странно. Его нет у себя.

– Может быть, он еще не возвратился?

– Я же слышала, как он вошел. Он брал свои ключи, и я окликнула его. Он ответил.

– Может быть, он… вы понимаете?

– О, нет. Я дернула дверь. – Она поежилась и сказала: – Не могу понять. Кто-то ведь вошел.

Клара сказала:

– Не иначе, как привидение.

– Я, пожалуй, поднимусь наверх, – ответила управляющая, не слушая, – и посмотрю, что там делается. Надо приготовить комнату для новой горничной.

– Эльза не бог весть какая была чистюля. Бедняжка. Вряд ли она подошла бы мне. Я ведь дружу с джентльменами, тут надо особо заботиться о чистоте.

На мгновение лицо Клары мелькнуло в щели между портьерами, – она самодовольно глядела на покойницу.

– Что ж, мне пора идти. В восемь ровно у меня гость. Из тех джентльменов, которые не любят, когда их заставляют ждать.

Он уже не видел ее. Голос управляющей произнес:

– Вы не возражаете, дорогая, если я не провожу вас? Тут у меня дела…

Он нащупал в кармане револьвер. Свет погас. Дверь закрылась. Он услышал звук поворачиваемого в замке ключа, у управляющей, должно быть, свой ключ. Он обождал немного и вышел из-за портьеры. Он не взглянул больше на мертвую, ей уже ничем не поможешь… Если верить в Бога, можно надеяться, что она уже избавлена от всех невзгод и ее ждет лучшее будущее. И наказание, значит, можно оставить Богу, хотя бы потому, что убийцу не за что наказывать – он лишь избавил ее от земных горестей. Но Д. не очень-то верил в религиозную философию. Он знал иное – если люди не будут получать по заслугам, в мире воцарятся хаос и отчаяние. Он отпер дверь.

Управляющая с кем-то разговаривала этажом выше. Он бесшумно притворил за собой дверь, но не запер. Пусть их преследует необъяснимое. Внезапно он услышал голос К.:

– Вы, наверное, просто забыли. Что может быть еще?

– Я никогда ничего не забываю, – отрезала управляющая. – И кроме того, кто ответил мне, если это был не мистер Мукерджи?

– Он мог снова выйти.

– На него не похоже вбегать и тут же выскакивать обратно.

Сильно пахло краской. Д. медленно поднялся по лестнице. В Эльзиной комнате горел свет, он же оставался невидим на темной лестнице. Мистер К. с кистью в руках склонился над подоконником. Ясно, она упала из собственного окна. И на подоконнике наверняка остались следы – вернее, оставались раньше, сейчас их больше нет. Комнату отремонтировали для новой горничной, и следы преступления покрыла свежая краска. Но мистер К. не очень ловко обращался с кистью – а пригласить мастера они побоялись – пятна от краски зеленели не только на пиджаке, но даже на очках в стальной оправе. К. сказал:

– Но кто же в конце концов это мог быть?

– Я подумала о Д.

– Он бы никогда не посмел, – и, желая услышать подтверждение, спросил: – Наверняка не посмел бы, а?

– Когда человеку терять нечего, он способен на такое, что и не вообразишь.

– Но он же не знает. Неужели вы действительно думаете, что он здесь… сейчас… где-то в доме? Может быть, с ней? – Его голос слегка задрожал. – Что ему могло здесь понадобиться?

– Может быть, мы ему понадобились?

Видя, как лицо мистера К. жалко задрожало за стальными дужками очков, Д. почувствовал удовлетворение. Если поднажать, этот безусловно заговорит. К. сказал:

– Ах, господи, по радио передавали, что у него револьвер.

– Не надо так громко. Он может подслушивать. Мы не знаем, где он. Я уверена, что заперла дверь.

Мистер К. взвизгнул:

– Но вы не можете сказать точно, есть у него ключ или нет? Можете?

– Ш-ш! – Ей тоже было не по себе. Ее крупное лицо, покрытое пятнами, казалось еще более бледным, чем обычно. – Подумать только, что он мог прятаться там, когда я разговаривала с Кларой.

Д. начал спускаться по лестнице. Он слышал, как мистер К. испуганно крикнул:

– Не оставляйте меня одного!

И ее презрительный ответ:

– Нам нужно убедиться. Я спущусь вниз и посмотрю, на месте ли ключ от его комнаты. Если нет, всегда можно позвонить в полицию, – добавила она не слишком уверенно.

Д. бросился вниз. Только бы не скрипнула лестница и не встретился индиец. Впрочем, тот, может быть, уже собрался и уехал – люди не любят оставаться в доме, где произошло самоубийство. Все было тихо. Он повесил на гвоздик свой ключ, – ни к чему вмешивать полицию в его планы мести – и, притаившись за дверью, ведущей в столовую, прислушался. Он слышал, как управляющая, тяжело дыша, осторожно спустилась в холл и крикнула: «Ключ на месте». Следом за ней поспешно спустился и мистер К. Д. слышал плеск краски в банке, которую нес в руке мистер К. Женщина сказала ободряюще:

– Должно быть, я ошиблась. Попробуйте его дверь. Вы ведь идете мимо.

– Мне не хочется.

– Делайте то, что вам говорят, дубина! Я заперла дверь минуту назад.

Он пролепетал:

– Но она открыта.

Д. видел ее лицо в зеркале над цветком – на нем было написано что-то большее, чем страх – она соображала и прислушивалась. Ему пришло в голову, что она вряд ли вызовет полицию, пока наверху еще не высохла краска и пахнет на весь дом, – чем меньше объяснений, тем лучше. Теперь мистер К. был уже в холле. Он сказал с тревогой:

– Должно быть, вы только подумали, что повернули ключ. Он не посмел бы.

– А голос?

– Но это же был мистер Мукерджи…

– Ну что ж, – сказала она, – вот и он. Спросите его сами.

Дверь в холл отворилась. Он видел в зеркале ее глаза – она сосредоточенно обдумывала, что предпринять дальше.

– Вы что-то поздновато, мистер Мукерджи, – сказала она, – мне показалось, я слышала ваш голос минут десять тому назад…

– Нет, не мой, мадам. Я был занят, очень занят… здесь, по-соседству.

– О, Боже, – сказал мистер К., – тогда это был…

– Чем же вы были заняты, мистер Мукерджи?

– Вы не обидитесь? У вас есть поговорка «представление продолжается», так ведь. Когда бедная девочка совершила самоубийство, этот факт показался мне интересным с точки зрения социологии. Вы знаете, миссис Мендрил, ведь мы, исследователи массового сознания, всегда на службе.

Что бы это значило? – подумал Д. Он ничего не мог понять.

– Поэтому я собирал данные. Все поводы для ее смерти – женатый человек в Хайбери, парень из Ламбера – все это, конечно, не соответствует действительности, но характеризует образ мыслей окружающих. Мы-то, конечно, знаем, что иностранный джентльмен…

– Послушайте, – сказал мистер К., – послушайте. Я здесь не останусь. Позовите полицию.

Мистер Мукерджи продолжал с упреком:

– Кроме того, вокруг всего этого немало истерии. Вам, наверное, покажется интересным, миссис Мендрил, одна женщина утверждает, что видела, как девочка упала. На самом деле, она этого не видела.

– Не видела?

– Нет. Потому что она показывает на другое окно. Все остальное верно. Но она начиталась газет, видите ли, и домыслила то, чего не хватало: будто видела, как вы наверху старались удержать ее… слышала крик… Но она указала на другое окно. Мне кажется, это очень интересно.

– Что вы делаете со всей этой информацией? – спросила управляющая.

– Перепечатываю на моей портативной «Короне» и отправляю руководителям нашей организации.

– И они ее публикуют?

– Они заносят сведения в справочную картотеку. Потом они войдут в сводный справочник, конечно, без указания моего имени. Мы работаем, – сказал он с сожалением, – для науки.

Мистер К. сказал:

– Вы должны послать за полицией.

– Не валяйте дурака, – ответила резко управляющая и пояснила мистеру Мукерджи: – Ему чудится тот человек – ну, тот, который довел ее до самоубийства. Он видит его всюду.

Мистер Мукерджи сказал автоматически:

– Это очень интересно. – Он чихнул. – Краской пахнет. Перекрашиваете – это тоже очень интересно. Скажите – вы хотите замазать следы из практических соображений – просто чтобы навести чистоту, или это – суеверие, ритуал?

– Что вы имеете в виду, какие следы? – сказал возбужденно мистер К.

– Пятна, грязь… все, чего не должно быть в приличной гостинице… Вы ведь и раньше собирались заняться ремонтом? Или это суеверие? Из-за того, что здесь побывала смерть. Видите ли, в Западной Африке есть племена, которые поступают так же. Они даже уничтожают хижину, одежду – все, что принадлежало покойнику. Они хотят полностью забыть о недавней смерти. Мне очень хотелось бы выяснить: ваше стремление положить новый слой краски относится к той же разновидности суеверий?

Мистер К. сказал:

– Я пошел. Я больше не в силах это выносить. Если вам нужна помощь…

Внезапно Д. осознал, что он тоже виден управляющей в том же зеркале. Их глаза встретились. Она медленно выговорила:

– Не беспокойтесь за меня. Здесь мистер Мукерджи. Это вам нужно быть осторожнее. – И добавила: – Не хотите ли посмотреть на покойницу, мистер Мукерджи?

– Да, если это вас не затруднит. Я принес маленький букетик. Это суеверие, но очень практичное. Из-за запаха…

– Обычно я возражаю против цветов в комнатах, но в данном случае, я думаю, можно.

Д. не спускал с нее глаз, и она выдержала его взгляд. Есть же циркачи, подумал он, которые умудряются стрелять именно так – целясь с помощью зеркала.

– Я ухожу, Мари, – сказал мистер К., будто надеясь услышать от нее что-то большее, чем сухое предостережение. А она словно подталкивала Д. взглядом на самый отчаянный шаг. Да, она сильная натура, такая признается последней. Грузная, прыщавая, решительная – она, казалось, сама выдавала ему жертву на расправу.

Мистер Мукерджи сказал:

– Минуточку. Мне кажется, я забыл за завтраком очки в столовой.

Д. вынул из кармана револьвер, ожидая.

– Не беспокойтесь, мистер Мукерджи, – сказала управляющая, – они у вас в комнате. Мы всегда относим на место забытые вещи.

Она взяла его под руку и повела вверх по лестнице. Мистер Мукерджи нес несколько растрепанных цветков, завернутых в газету… Удивительно – всего один акт насилия и словно все на свете переменилось. Они решили, что благополучно отделались от него, но именно он теперь в безопасности, потому что уже никакие дела и обязанности не мешают ему расправиться с ними. А они – они рады теперь присутствию мистера Мукерджи, как утром радовался тому же он, Д.

Дверь, ведущая на улицу, захлопнулась. Д. последовал за мистером К. Тот шагал торопливо, не оглядываясь. В руке у него был зонтик. Они быстро шли по направлению к Грейз-Инн-роуд – Д. в двадцати шагах сзади. Он не таился – едва ли у мистера К. хватит мужества окликнуть полицейского. Внезапно К. метнулся к автобусной остановке – должно быть, он слышал позади себя шаги, ни на секунду не отстававшие от него, даже когда он пересекал улицу или замедлял шаг. Он повернулся и посмотрел на приближающегося Д. Сигарета в его руке дрожала. Он сказал:

– Простите, у вас нет огня?

– Пожалуйста.

Д. зажег спичку и протянул ее так, что она осветила испуганные близорукие глаза. Испуг в них сменился облегчением – не узнал. Поразительно, до чего неузнаваемо меняют человека усы. Д. пришлось придержать пальцами сигарету, чтобы она не дрожала.

– Я вижу, у вас в кармане вечерняя газета, – сказал К. – Можно взглянуть?

Он относился к числу людей, которые не упускают случая попользоваться за чужой счет всем, чем удастся. Сейчас он сэкономил спичку и газету.

– Можете взять ее себе, – сказал Д.

Они виделись всего два раза, он и К., но что-то в его голосе настораживало К. Он быстро вскинул глаза и снова уткнулся в газету. Его одолевали сомнения. Подошел автобус. Он сказал «спасибо», берясь за поручень. Д. последовал за ним наверх. Когда автобус тронулся, они оба качнулись. Мистер К. сел впереди. Д. прямо за ним. Мистер К. поднял голову и увидел отражение Д. в стекле. Отложив газету, он застыл, что-то обдумывая. Старое изношенное его пальтецо свидетельствовало о жалкой судьбе владельца, как кошачий мех с проплешинами – о болезни животного.

Автобус свернул к Холборну. Длинная очередь людей втягивалась в «Эмпайр» – вдоль улицы тянулся дом с огромными окнами, за которыми виднелась конторская мебель, затем молочный бар и снова конторы. Автобус шел в западном направлении.

Д. следил за отражением К. в стекле. Где он живет? Хватит ли у него смелости отправиться домой? Автобус уже пересек Сент-Джайлс-серкус и повернул на Оксфорд-стрит. Мистер К. с тоской проводил взглядом полицейского регулировщика и парочки у «Астории», пришедшие на танцы. Он снял очки и протер стекла: ему хотелось видеть все как можно лучше. Газета лежала у него на коленях, раскрытая на истории с бандитом в посольстве. Он начал читать описание внешности бандита – как будто он доверял газете больше, чем своей памяти. Он еще раз бросил быстрый, змеиный взгляд на Д., на этот раз его глаза застыли на шраме. Прежде чем он успел спохватиться, у него вырвалось «Ох!».

– Вы что-то сказали мне? – спросил Д., нагнувшись к нему.

– Я? Что вы, – сказал мистер К. Он несколько раз кашлянул, словно желая прочистить горло, и встал, покачиваясь вместе с автобусом.

– Вы здесь выходите?

– Я? Д-да.

– И я тоже, – сказал Д. – Плохо себя чувствуете? Хотите, я помогу вам?

– Нет, нет. Я в полном порядке.

Он направился к выходу, Д. последовал за ним.

Они стояли рядом на тротуаре, ожидая зеленого сигнала светофора. Д. сказал:

– Все изменилось к лучшему, не так ли?

Он почувствовал в себе злое и отчаянное веселье.

– О чем вы? – спросил мистер К.

– Я говорю о погоде. Утром был такой туман!

Зажегся зеленый свет, и они бок о бок перешли улицу. Он видел, как мистер К. мельком поглядывал в стекла витрин, пытаясь поймать отражение своего спутника, но тщетно – зрение его было подпорчено скудным питанием и чрезмерным чтением. А напрямую заговорить он не решался. Как будто, пока Д. не представился, он еще не стал Д.

Внезапно К. свернул в темный проход и почти побежал к освещенному подъезду в дальнем конце двора. Двор показался Д. знакомым. Он слишком увлекся преследованием, чтобы заметить это раньше. Они вошли в подъезд. Старый лифт со скрипом и лязгом спускался к его жертве. Мистер К. внезапно выкрикнул, повышая голос так, чтобы его было слышно наверху:

– Вы преследуете меня! Почему вы преследуете меня?

Д. сказал успокаивающе:

– Вам следовало бы говорить со своим учеником на энтернационо. – Он ласково обнял мистера К. за плечо. – Никогда бы не поверил, что отсутствие усов может так изменить внешность.

Мистер К. распахнул дверцу лифта:

– Я не хочу больше иметь с вами никаких дел, – сказал он.

– Но мы ведь с вами из одной команды, верно?

– Нет, вы отстранены от выполнения задания.

Д. легонько втолкнул его в лифт и закрыл за собой дверь. Он сказал:

– Я чуть не забыл – сегодня на курсах вечеринка для студентов.

– Вы должны были уже покинуть Лондон.

– Но мне помешали. И вам об этом должно быть известно.

Он нажал стоп-кнопку, и лифт повис между двумя этажами.

Мистер К. сказал:

– Зачем вы это сделали?

Он прислонился к стенке кабины и стоял, часто мигая глазами за стальной оправой очков. Наверху кто-то довольно скверно играл на пианино.

Д. сказал:

– Вы когда-нибудь читали детективные романы Голдторба?

– Выпустите меня отсюда, – взмолился мистер К.

– Обычно преподаватели увлекаются детективными романами.

– Я буду кричать, – сказал мистер К., – я буду кричать.

– На вечерних приемах это не принято. Здесь нужно вести себя хорошо. Кстати, у вас на пиджаке до сих пор пятна краски. Это не слишком благоразумно с вашей стороны.

– Что вам нужно?

– Как удачно, что мистер Мукерджи разыскал женщину, которая видела, как это произошло… – из другого окна.

– Меня там не было, – сказал мистер К. – Я ничего не знаю.

– Это интересно.

– Выпустите меня.

– Но я начал рассказывать вам о детективном романе Голдторба. Так вот, один человек убил другого в лифте. Спустил лифт вниз. Поднялся по лестнице. Вызвал лифт наверх, и в присутствии свидетелей обнаружил труп. Конечно, ему повезло. Но убийство всегда несет в себе долю риска.

– Вы не посмеете.

– Я же вам только пересказал детектив Голдторба.

Мистер К. пробормотал:

– Такого писателя нет. С такой дурацкой фамилией.

– Видите ли, он писал на энтернационо.

Мистер К. сказал:

– Вас ищет полиция. Вам лучше смыться отсюда и побыстрей.

– У них нет фото, а описание внешности, как вы убедились, не всегда помогает. – Он сказал почти с нежностью: – Если бы вас можно было сбросить в шахту лифта. Чтобы, понимаете, наказание соответствовало преступлению.

Внезапно лифт начал подниматься. Мистер К. сказал торжествующе:

– Вот видите. Бегите лучше.

Лифт качнулся и медленно проскрипел мимо третьего этажа, где была редакция «Психического здоровья».

Д. сказал:

– На вашем месте я бы молчал. Вы читали про револьвер?

– Вам нужно бояться не меня, – сказал мистер К. – Я не питаю к вам плохих чувств. Но мисс Карпентер или доктор Беллоуз…

Кончить фразу он не успел – лифт остановился, и доктор Беллоуз вышел из приемной на площадку. Поблекшая женщина в коричневом шелковом платье вошла в лифт, помахала ему рукой, унизанной фальшивыми бриллиантами, и пропищала таинственную фразу, что-то вроде: «Наугэт». Доктор Беллоуз ответил: «Бона нуче, бона нуче», – и лучезарно им улыбнулся.

Мистер К. пристально смотрел на него и ждал. Рука Д. в кармане сжимала револьвер, но доктор Беллоуз, казалось, не заметил ничего подозрительного. Он тепло поздоровался с каждым из них за руку и сказал:

– Полагаю, что новому ученику я могу сказать несколько слов по-английски. – И добавил слегка смущенным тоном: – Конечно, вы наш новый ученик. Мне показалось, что я уже видел вас…

Д. сказал:

– Вы ищете мои усы.

– Совершенно верно. Именно.

– Я сказал себе: для нового языка – новое лицо. Вы, кстати, не видели сегодняшних вечерних газет?

– Нет, – сказал доктор Беллоуз, – и пожалуйста, пожалуйста, не говорите мне о газетах, я не любитель ежедневных газет. Предпочитаю еженедельники, в них – факты, отсеянные от всяческих слухов. Там есть все важные новости.

– Прекрасная методика.

– Всячески рекомендую. Например, мисс Карпентер, моя секретарша, вы ее знаете, перешла на эту систему и очень довольна.

– Да, эта система призвана способствовать всеобщему счастью, – сказал Д. Мистер К. куда-то исчез. – Я должен поговорить об этом с мисс Карпентер.

– Вы найдете ее в гостиной. Она готовит кофе. Правила на наших вечеринках не очень строгие. Мы надеемся, что ученики по возможности будут говорить на энтернационо, но главное – это побыть вместе, дружески пообщаться…

Он ввел Д. в гостиную. На конторке стоял большой электрокофейник и тарелки с пирожными. Мисс Карпентер помахала ему из-за облака пара. На ней был все тот же синий джемпер с болтающимися вязаными шариками.

– Бона нуче, – крикнула она ему. – Бона нуче.

С десяток лиц повернулось в его сторону – ему показалось, что перед ним иллюстрация в детской энциклопедии, на которой нарисованы представители всех человеческих рас. В комнате было много восточных людей, почти все – в очках. Мистер К. стоял с пирожным в руке, но не ел.

– Я должен представить вас нашему ученику из Сиама, – сказал доктор Беллоуз и потянул Д. в дальний угол. – Хи эс мистер Д. Доктор Ли.

Доктор Ли с непроницаемым выражением лица посмотрел на него сквозь толстые стекла очков.

– Бона нуче.

– Бона нуче, – сказал Д.

То здесь, то там среди кожаных креслиц и по углам комнаты вспыхивал разговор и тут же угасал за отсутствием топлива. Мисс Карпентер разливала кофе, а мистер К. все еще стоял, уставившись на пирожное. Доктор Беллоуз бродил взад и вперед, бесцельно, как влюбленный. Гладкие седые волосы, безвольное, благородное лицо.

Д. сказал:

– Идеалист.

– Куа?

– Боюсь, – сказал Д., – что я не очень бойко говорю на энтернационо. Я новичок.

– Куа? – сурово переспросил доктор Ли. Он пристально смотрел на Д. из-за толстых стекол очков, похожих на иллюминаторы, словно уличая его в невоспитанности. Мистер К. начал пробираться потихоньку к выходу, по-прежнему держа в руке пирожное.

Доктор Ли сказал резко:

– Парла энтернационо.

– Парла англис.

– Нет, – сказал доктор Ли уверенно и сердито. – Но парла.

– Простите, – сказал Д. – Ун моменто.

Он быстро пересек комнату и взял мистера К. под руку.

– Нам нужно еще побыть здесь. Если мы уйдем, это покажется гостям странным.

Мистер К. сказал:

– Пустите меня. Умоляю вас. Я ничего не знаю. Я чувствую себя совершенно больным.

Снова появился доктор Беллоуз.

– Как вы поговорили с доктором Ли? Он очень влиятельный человек. Профессор Чулаланкаранского университета. Это вселяет в меня большие надежды на будущее Сиама.

– К сожалению, с ним трудновато говорить, – сказал Д. – Он, кажется, не знает английского. – Он продолжал держать мистера К. под руку.

– О! – сказал доктор Беллоуз. – Он отлично говорит по-английски. Но он считает, и, конечно, вполне справедливо, что единственная цель изучения энтернационо – это говорить на нем. Как и многие жители Востока, он несколько… упрям.

Все трое взглянули на доктора Ли, молча стоявшего с полузакрытыми глазами. Доктор Беллоуз подошел к нему, и они начали о чем-то серьезно беседовать на энтернационо. В комнате воцарилась благоговейная тишина. Послушать, как рассуждает на энтернационо сам его изобретатель, – не частое удовольствие. Он напоминал конькобежца – так ловко он скользил среди падежей.

Мистер К. быстро проговорил:

– Я больше не могу. Что вам от меня надо?

– Немного справедливости, – мягко сказал Д. Он совершенно не чувствовал жалости. Вся эта странная обстановка – кофе и домашние пирожные среди конторской мебели, поблекшие женщины в старомодных вечерних платьях, по году не вынимавшихся из шкафа, азиаты с внимательным, деловым выражением глаз за стеклами очков – в этом призрачном окружении мистер К. уже не воспринимался как живое существо из плоти и крови, которое способно чувствовать боль и вызывать сочувствие.

Доктор Беллоуз снова вернулся. Он сказал:

– Доктор Ли просил меня передать, что он будет рад встретиться с вами в другой раз, когда вы лучше изучите энтернационо. – Он смущенно улыбнулся. – Такой упорный характер. Я не встречал ничего подобного даже среди сынов Израиля.

– Мы с мистером К., – сказал Д., – очень сожалеем, но нам пора идти.

– Так рано… А я так хотел представить вас одной румынской леди. Вон той, что беседует с доктором Ли. – Он улыбнулся им через всю комнату, как будто они были юной парой, чей робкий роман он опекал и поощрял. – Вот! Вот это именно то, к чему я стремлюсь – общение вместо непонимания, ссор…

Да, теперь уж вряд ли, – подумал Д., – между Румынией и Сиамом когда-нибудь возникнет серьезный конфликт… Доктор Беллоуз снова устремился в гущу толпы, завязывая новые узы дружбы между самыми несхожими странами, а мисс Карпентер по-прежнему стояла у электрокофейника и все улыбалась, улыбалась… Д. сказал:

– Пора идти.

– Я не пойду! Я собираюсь проводить мисс Карпентер домой.

Д. сказал:

– Что ж, и мне не к спеху.

Он подошел к окну и посмотрел вниз. Автобусы, похожие на гигантских жуков, ползли по Оксфорд-стрит. На электротабло на крыше стоящего напротив дома бежали буквы, сообщая чепуховые новости: «Счет 2:1…» Далеко внизу крошечные фигурки полицейских цепочкой шли по тротуару в сторону Мальборо-стрит. Что еще сообщат? Буквы погасли, но тут же снова замелькали: «Новое наступление… 5000 беженцев… Четыре воздушных налета…» Он словно услышал голос своей страны: «Что ты здесь делаешь? Почему теряешь время? Когда же ты вернешься?»

Он почувствовал тоску по дому, по поднятой взрывом пыли, по гулу моторов в небе. Нужно за что-то любить свою родину, даже если приходится любить ее за боль и жестокость. Пришел ли Л. к соглашению с Бендичем? Для него самого надежды на сделку потеряны окончательно, – в этой респектабельной стране никакие доверенности не помогут человеку, которого разыскивает полиция по подозрению в убийстве. Он вспомнил девочку, представил, как она кричит у окна и царапает ногтями краску на подоконнике, увидел, как летит она сквозь туман и лежит с переломанными костями на тротуаре. Она – одна из тысяч. Смерть как будто даровала ей гражданство его родины. Да, он человек из царства смерти – он любит мертвых и умирающих больше, чем живых. Например, этот доктор Беллоуз и мисс Карпентер, оторвавшиеся от реальности мотыльки, упивающиеся безопасностью своего бытия, – наверное, только мертвых он смог бы принять их всерьез.

Он отошел от окна и сказал мисс Карпентер:

– Есть ли у вас здесь телефон?

– О, конечно. В кабинете доктора Беллоуза. Он улыбнулся:

– Я слышал, мистер К. собирается проводить вас домой?

– О, это очень любезно с вашей стороны, мистер К. Право, не стоит беспокоиться. До Мордена так далеко.

– Ничего страшного, – пробормотал К. Он все еще держал в руке пирожное, как солдатский жетон, по которому потом можно будет опознать труп.

Д. открыл дверь кабинета и тут же пробормотал извинения. Какой-то средних лет человек с бритым тевтонским черепом сидел на столе доктора Беллоуза рядом с угловатой девицей. Слегка пахнуло луком, кто-то из них наверняка ел на ужин бифштекс.