Текст книги "Флинн при исполнении"

Автор книги: Грегори Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Глава 15

Коки, прихрамывая, спускался вниз, а Флинн, услышав телефонный звонок, вернулся в комнату. Звонок раздался, когда он уже закрывал за собой дверь.

– «Хижина лесоруба», – бросил он в трубку. – Место встречи элиты.

– Это ты, пап? В доме сущий бедлам, ничего не слышно!

У Флинна не было ни малейших сомнений на тему того, кто звонит. Он знал, только его девятилетний сын Уинни способен сказать «сущий бедлам». По крайней мере, он был уверен, что Уинни – единственный на свете девятилетний мальчик, который может сказать такую вещь.

– Что случилось, Уинни?

– Ну, понимаешь, Рэнди и Тодд считают, что Дженни слишком много времени проводит в ванной.

– В доме две ванные комнаты.

– Да, но они считают, что Дженни стала слишком много о себе воображать.

– У нее есть к тому все основания, – заметил отец хорошенькой тринадцатилетней дочери.

– Да, но они уверены, что она там строит перед зеркалом разные гримасы. Кокетничает, кривляется.

– Но ведь наверняка они этого знать не могут, верно?

– Есть доказательства! Каждый раз, когда она выходит из ванной, напускает на себя такой вид… ну, словно кинозвезда перед публикой. Ну, ты меня понимаешь. Такое выражение, «смотреть – смотри, а трогать не смей!»

– Короче говоря, снисходительное.

– Да, точно. Ну и вот, Рэнди и Тодд решили, что не желают быть больше публикой. И протестуют.

– И в чем же выражается этот протест?

– Они подкатили пианино к ванной и приперли дверь.

Флинн представил себе эту картину. Как двое его сыновей, близнецы, проделывают все это. И не просто проделывают, действуют оперативно и почти бесшумно.

– Ну и?..

– Ну и Дженни теперь не может выйти.

– В ванной есть окно.

– Да, но оно совсем маленькое и высоко. И потом, из него можно запросто сверзиться вниз, на землю. Ну и Дженни начала кричать и плакать. Говорит, что теперь опаздывает из-за этого на плавание. И знаешь, она не врет.

– Дженни никогда не врет.

– Ну, и тогда за дело взялась мама.

– Хорошо.

– Ничего хорошего. Пол оказался слабый…

– О господи, только не это!

– И одна ножка пианино провалилась и застряла. И пианино заклинило. И Дженни не может выйти. Сидит в ванной и плачет. А Рэнди и Тодд ржут. А мама носится по всему дому, то вверх, то вниз, то на чердак, то в подвал, и кричит, что она, должно быть, повредила какие-то там провода или трубы.

– Послушай, Уинни, а откуда у тебя этот телефон?

– Ну как откуда… Был записан в блокноте, на телефонном столике. И я решил позвонить тебе. Чтоб ты придумал какой-нибудь выход. Должен же быть какой-то выход, па. Весь этот бедлам продолжается уже целый час.

– Неужели мальчики не могут приподнять пианино?

– Говорят, что не могут, па. Только делают вид, что стараются, а сами валяют дурака. Кряхтят, пыхтят, закатывают глаза. И ржут всю дорогу.

– Стало быть, Дженни опаздывает на урок плавания. Из-за того, что к двери ванной придвинуто пианино, верно?

– Так какой же выход, па?

– Но, Уинни, выход прост, как апельсин.

– И что надо делать, па?

– Вы втроем, ты, Рэнди и Тодд, должны приподнять передний край пианино…

– Так, понял, па, что дальше?

– А мама пусть сядет за клавиши…

– Да, пап?

– И играет что-нибудь веселенькое. До свиданья, Уинни, пока.

– Пока, пап!

Глава 16

– Приятно видеть, что вы еще не одеты к обеду, – сказал Флинн голому Венделлу Оленду.

Члены клуба «Удочка и ружье» угощались аперитивами в главной гостиной.

Оленд взглянул на Флинна с таким видом, как смотрит умудренная опытом старая рыба на муху на крючке.

Коки видно не было.

На одном из кожаных диванов сидел в одиночестве Эрнст Клиффорд и пил пиво. И лениво перелистывал журнал «Кантри джорнэл».

Флинн подсел к нему и небрежным тоном спросил:

– А Бакингем, он что, доводится вам родственником?

Клиффорд покосился на Бакингема. Тот стоял возле бара с бокалом в руке и беседовал с Уэлером.

– Доводится мне дядей.

– Вон оно что…

– Он брат моей матери.

– И вы с ним дружны?

– Конечно! Почему нет?

Пусть Флинн наблюдал за инцидентом с расстояния, из окна, и лужайка была залита неверным мерцающим светом, но удар, который нанес Бакингем Клиффорду ребром ладони по затылку всего час назад, мало походил на проявление братских или дружеских чувств. И то, как побрел потом прочь от озера Клиффорд с низко опущенной головой, тоже не походило на столь уж дружественную реакцию.

Данн Робертс принес Флинну виски с содовой.

– Для разогрева аппетита, Флинн.

– Благодарю, сенатор.

Для человека, который спозаранку отправился на рыбалку, потом пропьянствовал весь завтрак и проспал ленч, сенатор Данн Робертс выглядел на удивление свежим и бодрым.

– Нам с вами еще не удалось побеседовать, Флинн. К вашим услугам, если возникнут какие вопросы.

– Всего один и очень простой. Где вы находились вчера около одиннадцати вечера?

– В постели. Читал. Собирался встать пораньше и пойти рыбачить. Так что улегся где-то в девять тридцать, но не спалось. Вот и взял книгу. Слышал выстрел. Кто-то застрелил Хаттенбаха.

– Какую книгу?

– «Шарль де Голль» Кроузера.

– Вы тоже участвовали в решении убрать тело Хаттенбаха из дома?

Данн Робертс оглядел присутствующих:

– Да.

– А кто еще принимал участие в принятии этого решения?

Все еще оглядывая просторное помещение, Данн Робертс сказал:

– Все те, кто это утверждает.

– Понимаю…

– Еще вопросы есть?

– Нет, пока нет.

Данн Робертс взял пустое ведерко из-под льда и понес его Тейлору, который как раз собирался выйти из гостиной.

Флинн обернулся к Клиффорду:

– У вас, кажется, есть сестра?

– Семья у нас большая. И у меня две сестры.

– И одна из них была влюблена в Дуайта Хаттенбаха…

Открытый на середине «Кантри джорнэл» лежал на коленях у Клиффорда. Он посмотрел Флинну прямо в глаза:

– Догадываюсь, что это Дженни.

– Догадываетесь?

– Дженни видели с ним. Мне говорили, что они посещали вместе разные места. К тому же она вызвалась помочь ему в последней предвыборной кампании.

– Они состояли в интимной связи?

Клиффорд слегка поморщился:

– Возможно.

– Когда Хаттенбах уже был женат?

– Думаю, да.

– А ваша сестра Дженни, она замужем?

– Нет.

– Ну и как же вы относились к тому факту, что ваша сестра состояла в интимной связи с женатым мужчиной, который к тому же доводился вам другом?

– Как? Я вам скажу, как! У меня так и чесались руки разнести этому мерзавцу череп! – Щеки у Клиффорда порозовели. Он покачал головой. – А вообще-то Джен девушка уже взрослая, Флинн… И это ее личное дело.

– Вы не кривите душой?

– Ай, бросьте!

– А Хаттенбах сильно увлекался женщинами?

– Не больше, чем другие.

– Вы хотите сказать, не больше, чем вы?..

– Сейчас вообще такое время, Флинн…

– Вы женаты?

– Нет.

– Вас с Хаттенбахом связывали какие-то особо дружеские отношения?

– Обычные. Просто дружили, и все. Мне он нравился, особенно когда оставлял свою трубу дома. С этой трубой… он был просто ужасен. Но сам, конечно, считал, что играет прекрасно. Я знал его чуть ли не с детства, и Дженни – тоже. И если между ними существовала какая-то привязанность… или там симпатия… что ж, это их дело, не мое.

– А если не существовало?

– Хотите сказать, что если они поссорились? Расстались? Мне об этом ничего не известно. К тому же последние шесть месяцев я провел на Ближнем Востоке, Флинн. И не слишком в курсе того, что творилось тут с Дженни без меня… Пришлось позвонить ей вчера ночью и сообщить о смерти Дуайта.

– И как она это восприняла?

– Она заплакала. Но Дженни всегда была плаксой. Рыдала над каждой сломаной игрушкой.

Флинн понюхал напиток в бокале и отставил его в сторону.

– У меня есть дочь по имени Дженни, – сказал он. – Правда, в данный момент она под арестом.

– Прискорбно слышать.

– И никто и ничто не в силах освободить ее, кроме веселой жизнерадостной музыки.

Подошел Лодердейл с двумя бокалами мартини. Протянул один Флинну.

– Этот человек нашел мою музыкальную шкатулку!

На Лодердейле был уже другой парик, клубнично-розового оттенка, но, как и днем, одетый немного набок. Блекло-розовое платье с пятнами на груди. Похоже, он подложил спереди подушечки, которые должны были изображать бюст. С правого плеча съехала бретелька. Туфли на высоких каблуках казались огромными.

– Вижу, вы успели переодеться к обеду, – заметил Флинн. – Почти.

Он взял у Лодердейла бокал с мартини и поставил на журнальный столик рядом с виски.

– Я вновь обрел музыкальную шкатулку! – воскликнул Лодердейл. – Благодаря вам. Теперь смогу заводить ее за обедом, чтоб все слушали и радовались. Как вы думаете, кто спрятал ее в кладовой?

– Насколько мне известно, среди членов вашего клуба имеется некий знаменитый композитор или дирижер, верно?

– Да, композитор и дирижер. И очень знаменитый! – воскликнул Лодердейл. – А вы, как я погляжу, времени даром не теряете! Гляди, Клиффорд, держи ухо востро! Это очень опасный человек. Очень умен, скоро догадается, что именно ты пристрелил Хаттенбаха.

И Лодердейл заковылял прочь на высоких каблуках.

Д'Эзопо, стоя у бочонка на другом конце комнаты, потягивал из кружки пиво.

– Хотите зацепку? – спросил Флинна Клиффорд.

– Собираетесь сделать чистосердечное признание?

– Слыхали когда-нибудь об «Эшли комфорт инкорпорейтед»?

– Вроде бы изготовляют охотничьи ружья, верно?

Клиффорд кивнул и указал на молодого человека в охотничьей куртке.

– Это и есть наш Эшли. А о фонде Хаттенбаха когда-нибудь слыхали?

– Нет, вроде бы нет.

– Это гуманитарная организация, основанная семьей Хаттенбаха. Успевают раздать миллионы в год на разные благотворительные нужды. Ну и, разумеется, Дуайт состоял в совете директоров. Так вот, этот фонд вложил немало средств в «Эшли комфорт».

– Гуманитарная организация финансировала компанию по производству стрелкового оружия?

– Именно. Пару недель назад фонд Хаттенбаха отозвал из компании Эшли большую часть своих средств. Что пробило в уже тонущем корабле Эшли изрядную брешь. Причем Дуайт не предупредил Эшли о том, что произойдет.

– А вы уверены, что он знал, что произойдет?

– Конечно, знал!

– Так почему же он не сказал Эшли?

– Потому что не считал это существенным. Стоящим внимания. Думал, что Эшли и без того конец. Хотел проучить его. Тут есть над чем подумать. И наш Эшли погиб. Точнее, погибает. – Клиффорд залпом допил пиво. – Не очень-то красиво он поступил, верно? Совсем не в духе клуба «Удочка и ружье».

– Ну а вы? – спросил Флинн. – Много ли вы, Эрнст Клиффорд, вложили средств в «Эшли-комфорт»?

Клиффорд пожал плечами:

– Честно говоря, не знаю. Спросите дядю Бака.

Рутледж в синем блейзере пересек комнату и протянул Флинну виски с содовой.

– Надо хоть кому-то позаботиться о вас, Флинн.

– О, благодарю, у меня уже два бокала, – Флинн кивком указал на столик рядом с диваном.

Рутледж спросил:

– Дома все в порядке, Флинн?

Флинн приподнял в руке бокал.

– Скажите, вы записываете все мои телефонные звонки?

– Ну-ну…

– Считаете, что сыновья смогут приподнять, а потом оттащить пианино без посторонней помощи?

Клиффорд недоуменно переводил взгляд с Рутледжа на Флинна.

– Меры предосторожности никогда не помешают, – заметил Рутледж.

Грянул гонг.

– О господи, – пробормотал Флинн, – хоть бы кто-нибудь предупреждал, когда эта чертова штуковина собирается бить.

– Это и есть предупреждение, Флинн, – Рутледж повернулся к двери, – о том, что настало время обеда.

Глава 17

 
Трам-тара-рам! Трам-тара-рам!
Шагаем мы по лесам и лугам!
Дружным строем вперед идем!
Дойдем до болота,
Убьем бегемота
И шкуру с него сдерем!
 

Флинн отодвинул стул от стола и тихо пробормотал:

– Вот вам и птички с рыбками!..

В конце каждого куплета члены клуба «Удочка и ружье» громко стучали пустыми пивными кружками по дубовой столешнице.

 
Трам-тара-рам! Трам-тара-рам!
Привет всем нашим друзьям!
Тот, кто не с нами, тот против нас!
Мы песни орем!
Мы на жен плюем!
Живем мы, как боги, сейчас!
 

Присутствующие расселись за большим круглым столом в том же порядке, что и днем, за ленчем. Оленд – слева от Флинна, Уэлер – справа. Данн Робертс сидел между Олендом и Рутледжем.

А вот Коки не было.

Ни Д'Эзопо, ни Флинн не присоединились, разумеется, к дружному хору. Уэлер улыбался и легонько постукивал кружкой по столу.

 
Трам-тара-рам! Трам-тара-рам!
Конец всем диким лесным зверям!
Всю дичь перебьем,
Все вино перепьем,
Никто не помеха нам!
 

Откинувшись на спинку стула и сложив руки на коленях, Флинн терпеливо выслушал еще два куплета в исполнении шумного хора, которое не требовало ни слуха, ни голоса и сопровождалось громким стуком пивных кружек о дерево.

Сидевшие напротив через стол Эрнст Клиффорд и Эдвард Бакингем тоже пели, стучали и дико хохотали при этом. Филип Арлингтон исполнял ритуальное действо с невероятной серьезностью и усердием. Томас Эшли пел, словно повинность отбывал. Сидевший правее от Флинна Роберт Лодердейл подпевал тоненьким фальцетом и усиливал звуковой эффект, побрякивая браслетами. Слева от Флинна Венделл Оленд размашисто жестикулировал, словно вел в атаку сотни людей. Данн Робертс сильнее всех колотил по столу кружкой, и на ней, и на столе уже появились вмятины. Чарлз Рутледж пел и стучал с педантичностью прирожденного хормейстера.

И Флинн подумал, что если это представление входит в ежевечерний ритуал, то вчера в это же время среди них сидел Дуайт Хаттенбах – на стуле Флинна или Коки – и вот так же пел и стучал кружкой вместе с остальными. И если повадки и манеры были у каждого свои, чем же, интересно, отличалось пение Хаттенбаха?..

И ничто в этом ритуале, в этом проявлении мальчишеской бравады, не подсказывало, кто же из членов хора изрешетил ему потом дробью голову.

Хаттенбах мертв.

А традиция жива. Традиция продолжается, вне зависимости от того, что произошло.

– Трам-тара-рам! Трам-тара-рам!

Когда наконец все понемногу успокоились и настала относительная тишина, Флинн снова придвинул стул к столу.

Все смотрели на него. Ждали реакции.

Флинн тихо спросил:

– Скажите, а эти… сосуды, эти кружки для пива, можно назвать бокалами?

– Да, – кивнул Арлингтон, – почему бы нет.

– Ну а жестянками их когда-нибудь называют?

Рутледж раздраженно бросил:

– Вполне возможно.

Флинн погрузился в молчание.

– А почему вы спрашиваете? – сказал Робертс.

– Да так, просто интересно, – сказал Флинн. – Просто гадаю на тему, откуда могло произойти слово «о-бо-жест-вление».

Робертс так и покатился со смеху.

Д'Эзопо прикрыл ладонью глаза.

Тейлор с вьетнамцем начали подавать обед, состоящий из отварной рыбы и брокколи. Если и существовало на свете блюдо, которое Флинн ненавидел больше брокколи, так это была именно отварная рыба. И вот, поданные вместе, эти кушания заставили его пожалеть, что он вообще явился к обеду.

А также предположить, что вслед за ними последует и соответствующий десерт – какой-нибудь пудинг из тапиоки.

Еще будучи ребенком, Флинн пришел к твердому выводу, что, если бы жизнь состояла из поедания отварной рыбы, брокколи и пудинга из топиоки, родиться на свет не имело бы смысла.

Лодердейл разглядывал свою музыкальную шкатулку.

– Вы правы, Флинн. «Фа» не хватает.

– Жаль, что нельзя сказать того же о всей этой чертовой штуковине.

Лодердейл поставил шкатулку на стол.

Рутледж спросил:

– А где Конкэннон?

Флинн ответил:

– Должно быть, разнюхал, что будут подавать на стол.

Д'Эзопо прикрыл глаза уже обеими руками.

– Кто-нибудь знает, где Конкэннон? – громко спросил Рутледж.

– Мы оставили его порцию на кухне. В тепле, чтоб не остыла, – сказал Тейлор.

– Может, гонга не слышал? – хихикнул Лодердейл.

Музыка в шкатулке иссякла.

– Говорит, что хочет остаться здесь, – заметил Арлингтон, обращаясь к Клиффорду. – В домике на берегу озера. И жить тут до тех пор, пока не придет час отправиться в последний путь. Говорит, что ехать ему просто некуда. Жена умерла лет десять тому назад от той же болезни. Где-то в Вермонте есть дочь, но она его, очевидно, просто не выносит.

– Ее, бедняжку, можно понять! – бросил Бакингем и рассмеялся.

– А сын отбывает солидный срок в тюрьме, на Гавайях. Залетел по глупости. Кажется, нанесение тяжких телесных…

– Но завтра-то он с нами идет? – осведомился Рутледж. – Что он сказал?

– Сказал, что хочет пойти, – ответил Арлингтон. – Что будет ходить, пока не свалится с ног. Этот Хевитт – крепкий орешек.

– А я его сегодня днем видел, – сказал Оленд. – Мчался вдоль озера с мертвым оленем на плечах. На мой взгляд – человек совершенно здоровый и сильный.

– Завтра все мы собираемся на охоту, Флинн, – сказал Рутледж. – На оленей. Составите компанию?

– Охотно, – ответил Флинн. – Куда все, туда и я.

– Замечательно! – воскликнул Клиффорд. – В кладовой, как вам известно, полно ружей. Но я бы хотел, чтоб после обеда вы взглянули на мой винчестер. У меня…

– Я винчестер брать не собираюсь, – сказал Флинн.

Д'Эзопо поднял на него глаза. На лице Флинна отчетливо читалось отвращение.

– Собираетесь охотиться на оленей без ружья? – удивился Оленд. – Скажите-ка, а вы, случайно, не поклонник стрельбы из лука? Или же намерены поразить оленя стрелами своего разума?

– Вы ведь, кажется, специально разводите оленей здесь, на территории клуба «Удочка и ружье»? – спросил Флинн.

– Да, – кивнул Бакингем. – И рыбы в озере у нас тоже полно.

– И у большинства из вас есть жены, верно?

– Да, – ответил Робертс.

Флинн помолчал, потом буркнул, глядя в тарелку с брокколи и рыбой:

– Тогда не хватит ли всего этого «трам-тара-рам»?..

Интересно, что подают на обед в «Трех красотках Беллингема», подумал он. А потом вспомнил, какие вкусные наваристые супы готовит его жена.

Беседа за столом превратилась в серию монологов. В основном рассказывались разные охотничьи и рыболовные истории, достаточно яркие и занимательные, причем рассказчик выставлялся в самом выгодном свете. Клиффорд отделался довольно скромным повествованием: одному лишь Робертсу достало чувства юмора посмеяться над собой.

Мужчины все чаще стали вставать из-за стола и совершать набеги на бочонок с пивом, голоса звучали все громче, истории рассказывались все более невероятные. Повышенные тона постепенно одерживали верх над достоверностью.

Было ясно, что все присутствующие уже слышали большую часть этих историй и прежде. Лишь Оленд клялся и божился, что слышит их впервые. А потому почти каждый рассказчик доводил свое повествование до конца, несмотря на то что на лицах слушателей явственно отражалась скука.

Когда Лодердейлу надоедало слушать, он включал музыкальную шкатулку, и в комнате снова и снова гремел свадебный марш без ноты «фа».

На десерт подали пудинг из тапиоки.

За кофе Данн Робертс хорошо поставленным и натренированным на митингах голосом вдруг заявил:

– Лично мне хотелось бы знать, удалось ли Д'Эзопо, Флинну и его верному оруженосцу Конкэннону выявить какие-либо новые факты, связанные с убийством Хаттенбаха?

– Мы с комиссаром Д'Эзопо собираемся встретиться после этой разгрузочной трапезы, которая тут называется обедом, – сказал Флинн, – и обсудить кое-какие подробности.

Д'Эзопо поставил кружку на стол.

– Но хоть что-то сказать нам можете? – спросил Робертс.

– Да, кое-что могу, – ответил Флинн. – Следует признать, меня до определенной степени греет тот факт, что Хаттенбаха убил человек не посторонний. Местные жители знают о существовании клуба «Удочка и ружье», знают, что здесь находится довольно необычное заведение. Полагаю, они отрицательно относятся к тому, что приходится так далеко ехать в объезд, что им не разрешается рыбачить и охотиться на территории клуба, что две тысячи акров превосходной земли никак не обрабатываются, что здесь им не светит ни рабочих мест, ничего и никому. Ну разве что за исключением Карла Морриса, который управляет пустующим мотелем, да тех как минимум пяти женщин-операторов, работающих на коммутаторе. Которым, я полагаю, прекрасно платят за то, чтоб держали рот на замке. Те же блага распространяются и на такие столпы местного общества, как шериф полиции, он же начальник дорожной службы, да сельский врач. А также, возможно, и на нескольких других лиц, которые вдруг могут поддаться искушению, то есть выложить правду. Я не в состоянии пока судить о том, сколь глубоко ваше влияние и сильна власть. Столь ли она впечатляюща, как все эти охранники, собаки и изгороди. Но, похоже, вам хватило времени на то, чтоб убедить в этом окружающих. – Флинн выбил пепел из трубки в медную пепельницу.

Арлингтон улыбнулся Рутледжу, Рутледж – Оленду.

В комнате снова зазвучала мелодия «Свадебного марша».

– Не уверен, что вы поняли, о чем это я, – Флинн поднялся, словно давая тем понять, что обед закончен. – Похоже, что ни один из местных жителей, ни один из ваших партнеров или компаньонов вне клуба «Удочка и ружье», ни один из родственников, не являющийся членом этого клуба, не знает вас достаточно хорошо. Настолько хорошо, чтоб попробовать пробить всю эту оборону, проникнуть сюда и убить. А возможно, им просто нет до вас дела…

Уже на выходе из столовой, Флинн услышал тихий голос Клиффорда:

– Трам-тара-рам!