Текст книги "Флинн при исполнении"

Автор книги: Грегори Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава 29

– Миллионы!

– Никакие не миллионы.

Флинн не осмелился заглянуть в сауну через маленькое круглое окошко, боялся, что его заметят собравшиеся там мужчины.

Он стоял в гимнастическом зале, не приближаясь к окнам, и пытался определить по голосам, кто же находится сейчас в сауне.

– Хорошо, что нас, ирландцев, Господь Бог наделил таким острым слухом, – пробормотал он себе под нос.

– Чертовски много денег! Однако толку от них, похоже, никакого. – Это был голос Бакингема, он немного невнятно выговаривал слова под воздействием выпитого виски.

– Но договоренность уже достигнута! – Голос Арлингтона, он выговаривал слова отчетливо и резко.

– Да, но договоренность была достигнута вовсе не по этой причине. – Данн Робертс. Голос у него всегда звучал убедительно, что характерно для члена какой-нибудь комиссии или комитета, иными словами – для человека, которому часто доводиться выступать и убеждать.

– Договоренность тем не менее существует и…

– Чтоб в финансовом отношении вы не пострадали, пока будете дергать за струны федеральное правительство. – Бакингем.

– О'кей. Все вроде бы согласны, чтоб Арлингтон занимал пост эдакого, ну, скажем, гуру в вопросах экономики в Вашингтоне. Что принесет пользу клубу в целом и каждому из его членов в отдельности. – Голос Клиффорда – звонкий, молодой, мужественный.

– Возможно… – А это Оленд. И голос у него тихий, старческий и несколько раздраженный.

– И это называется «польза»? – В голосе Уэлера звучали одновременно почтительность и присущая всем законникам резкость.

– Конечно! – Арлингтон.

– Нет. Я имею в виду другую выгоду. Которая может быть зафиксирована на бумаге и станет доказательством того, что Арлингтон, находясь в Вашингтоне, действительно…

– На бумаге! Свидетельство! О нет, только не это! – воскликнул Бакингем.

– Можете быть уверены, мое пребывание в Вашингтоне принесет огромную пользу клубу «Удочка и ружье» и всем его членам.

– Тем более не вижу причин, почему это Арлингтон должен пострадать в финансовом плане. Особенно если учесть, что у него есть друзья. – Оленд.

– Он должен дистанцироваться от банковских доходов. – Клиффорд.

– Публично – да. – Робертс.

– Его личные расходы росли. Его личный доход уменьшался. – Клиффорд.

– И он получил доступ к капиталу клуба «Удочка и ружье». – Оленд.

– Но мы вовсе не ставили целью разрешать ему обогащаться в личном плане до такой степени. – Бакингем.

– Но почему, собственно, нет? Логично было бы предположить, что за эти годы он сколотил бы изрядное состояние, работая в частном секторе. – Оленд.

– Нет. Нельзя же хапать все подряд, делать личные вклады, все доходы забирать только себе. – Бакингем.

– Не уверен, что вы правы. – Оленд.

– А что выиграли от этого члены клуба? – Робертс.

– Око за око. Казалось бы, не так уж и много. Но нельзя все измерять только материальной прибылью. Определенную пользу, причем во многих отношениях, клубу это принесло. Это несомненно. – Оленд.

– Суть в том, дорогой Оленд, что наш друг Арлингтон просто присвоил себе большую часть нашего капитала. – Бакингем.

– Но если нас всех поубивают… – Робертс.

– Ой, не смеши! – Арлингтон.

– Тогда скажи, кто одобряет твои действия? Уж не Рутледж, это определенно. И не Лодердейл… А Хаттенбах, так тот вообще требовал полного отчета и немедленно. – Бакингем.

– Это Эшли на тебя накапал, Арлингтон. – Клиффорд.

– Персональный отчет? Да как вы смеете? – Арлингтон.

– Все же, по-моему, тебе надо как-то объясниться. – Клиффорд.

– А мне прежде всего хотелось бы знать, каково общее мнение о состоянии дел в «Эшли комфорт инкорпорейтед» и что теперь делать с этим предприятием. Теперь, после того как погиб Эшли. – Арлингтон.

– Думаю, теперь устранены все препятствия к осуществлению нашего плана. – Робертс.

– Нет, Арлингтон, не отвиливай. Сам наложил лапы на наши миллионы…

Бакингем продолжал сыпать обвинениями. И Флинн тихо отошел от двери в сауну.

Арлингтон, Бакингем, Клиффорд, Робертс, Уэлер, Оленд – все они были там. Парились в сауне, пока Коки вскрывал дверцу сейфа.

– Молодец! – заметил Флинн, стоя на пороге дверцы, ведущей в сейф.

Коки уже находился внутри, стоял среди разбросанных по полу папок, освещенный тусклым мерцанием свисающей с потолка единственной лампочки.

Сейф был просторный, размером с чулан или кладовую. От пола до потолка высились стеллажи с документами и картотеками. Для Флинна почти не оставалось места.

– Всех пересчитал, по слуху, – сказал Флинн. – Щебечут себе в сауне, точно бройлеры перед варкой, напевают «Домик на лугу». Только голоса достопочтенного комиссара полиции что-то не было слышно. Если он в сауне, с остальными, то набрал в рот воды и скромно помалкивает.

Коки достал из выдвинутого ящика еще одну папку и бросил ее на пол.

– Кстати, это все же была буква «а». Я о той шифровке, что записана в блокноте Рутледжа. Арлингтон слишком глубоко запустил лапы в капитал клуба «Удочка и ружье». И речь шла вовсе не о том, что он слишком много времени проводит в Капитолии или что его надо обезглавить. Вообще, если я правильно понял смысл этой трескотни в птичьем инкубаторе под названием «сауна», речь шла о том, что члены клуба снабдили Арлингтона средствами, которыми он воспользовался, чтобы выстлать перышками свое гнездо во время пребывания в Вашингтоне. В ответ на это он оказывал им различные услуги, пользуясь близостью к правительственным кругам. Но, похоже, Арлингтон, что называется, зарвался, и вот среди членов клуба пошли разговоры: «Подлость», «Предательство!» И самыми главными его ненавистниками были Эшли, Хаттенбах, Лодердейл и Рутледж. А теперь больше других возмущается Бакингем. И потом, разве не Рутледж говорил, что Арлингтон не способен на насилие? Что он якобы готов был погладить оленя, если бы тот подошел поближе?

– Однако похоже, что, несмотря на экономическое образование, искушенность в разного рода финансовых вопросах и то высокое положение, которое он занимает в банковском мире, сам Арлингтон не слишком богат.

– Что, уже начал копать?

– Его отец растратил все семейное состояние и по уши влез в долги, пытаясь построить железную дорогу вдоль Амазонки.

– Амазонка! – усмехнулся Флинн. – Надо же! Да эта река успела поглотить больше золота, чем дала!.. Так что у Арлингтона имелись все возможности убедиться, какие чудеса происходят с деньгами на бумагах.

– Но у него самого никогда не было собственных.

– Если я правильно понял смысл их разговора, Арлингтон недавно приобрел тонны этих бумаг. И, разумеется, облаченный в мантию правительственного чиновника, уверен, что его никто не заставит отчитываться в том публично. Уверен, все эти игры наших мальчиков-переростков, в которые они играют, чтоб выжать как можно больше выгод и привилегий, пользуясь услугами своего нынешнего гуру, имеющего доступ к самым верхам, ни к чему хорошему не приведут. Что ты тут еще раскопал, Коки?

– Все тайны американской политики, бизнеса и жизни семей, что стояли у руля государства за последние сто лет.

– Что? И все это находится в этой каморке?

– Черт, чего тут только нет, Френк! Личные записи и комментарии, сделанные десятками разных людей и затрагивающие интересы всех, кто что-то из себя представляет или представлял.

– Боже ты мой! Но как это все организовано? Кто ведет эти записи?

– Думаю, все они только тем и занимаются, что строчат друг на друга. Этим и объясняется наличие разных почерков. Полагаю, действуют они следующим образом: стоит одному разнюхать что-то про другого, как он тут же садится и записывает, а потом эти бумажки попадают сюда.

– А почему тогда пострадавший не придет сюда и не изымет записи о себе, не уничтожит компрометирующие его документы?

– Не знаю. Наверное, это против правил.

– Да, типа кодекса школьной чести, – сказал Флинн, – Ни один ученик не имеет права прочесть записи, касающиеся его. Непоколебимая внутренняя вера в справедливость данной системы… Как это тебя еще не стошнило, Коки?

– Ты только послушай, – опустившись на колени, Коки правой рукой раскрыл одну из папок. – Это первая, на которую я наткнулся. И просмотрел ее всю, чтобы понять, как работает у них система подбора и хранения документов. Речь идет о человеке, бывшем члене кабинета Тедди Рузвельта. Вот, послушай:

«Считалось, что его сестра Мэри, проживающая на ферме в Нью-Хоуп, страдает туберкулезом. Ее служанка (связалась с нами по Главной Линии) сообщает, что на самом деле то вовсе не туберкулез, а сифилис. Есть все основания полагать, что женщину заразил ее покойный муж, известный тем, что в свое время посеял немало своего дурного семени среди жительниц Нью-Орлеана. Не следует, однако, исключать и другой возможности – а именно, что Мэри передалась эта болезнь от отца, о юных годах и жизни которого во Франции почти ничего не известно. Если она заразилась сифилисом от отца, есть все основания повнимательней присмотреться к нынешнему члену кабинета министров и выяснить, не наблюдается ли и у него симптомов этой опасной, разрушающей мозг болезни».

– Ничего себе! – пробормотал Флинн. – А может, эта несчастная дама просто предпочитала общество коров людям?..

Досье, разумеется, имело продолжение. Пятнадцать лет спустя, уже другой рукой, была сделана следующая запись:

«Чарлз, племянник посла, обратился к нам за рекомендациями для поступления в Гарвард. Вместо них молодому человеку посоветовали подумать о более скромной карьере, к примеру, заняться семейным ранчо в Монтане. Есть все основания полагать, что члены данной семьи обладают дурной наследственностью, что у некоторых из них наблюдались признаки безумия, вызванные сифилисом. Мать Чарлза, Мэри, скончалась на ферме в Нью-Хоуп, причем последние годы никто из знакомых ее не видел».

– Да, хороший урок тем, кто пренебрегает выходами в свет! Нет уж, милые! Надевайте корсеты – и вперед, на прием! Иначе у всех ваших потомков кровь будет считаться порченой.

– Прямо не верится, Френк! Ведь вся каша заварилась из-за сплетни какой-то служанки!

– Ну а более свежие поступления там имеются?

Коки перелистал бумаги в папке и дошел до последней страницы.

«Мэри в возрасте двадцати одного года защитила диссертацию и получила докторскую степень по астрономии в Кембриджском университете, Англия. И была зачислена на должность старшего научного сотрудника в обсерваторию Смитсона, Гарвард».

– Ага! Стало быть, семейка снова пришлась ко двору.

– Но тут больше ничего о ней нет. Да и запись, похоже, сделана уже давно.

– Она ведь женщина…

Коки поднялся и снова подошел к полкам с папками.

– Я как раз копался в досье на Арлингтона, Бакингема, Клиффорда и прочих.

– Только смотри не слишком увлекайся, – заметил Флинн. – Несмотря на крепость традиций, все же с трудом верится, что наши веселые ребята будут после сауны скакать нагишом по снегу и прыгать в ледяную воду.

– Не хочешь к ним присоединиться?

– В данных обстоятельствах вздремнуть часок в теплой комнате, на мой взгляд, более полезное для здоровья упражнение. Я притворю дверцу в сейф и внешнюю дверь тоже прикрою. Чтобы никто ничего не заметил.

– Только смотри не запри меня здесь.

– Почему бы нет? Чем здесь плохо, скажи? Просто роскошные условия. Тепло, светло и целое море увлекательнейшего чтения!

Глава 30

В комнате Флинна звонил телефон.

Не веря своим ушам, он с изумлением взирал на него.

Он только что вошел.

И схватил трубку.

– Спасибо, что позвонили!

Из трубки доносилось чье-то тяжелое дыхание, какие-то невнятные всхлипы или рыдания, затем голос, похожий на женский, произнес нечто напоминающее «инспектор Флинн».

– Элсбет? – спросил Флинн. – Это ты?

Нет, не Элсбет. Флинну еще ни разу не доводилось слышать рыданий жены. Но он был уверен: если б она зарыдала, рыдания ее звучали бы совсем по-другому.

– Оператор? Не вешайте трубку!

– Это очень срочно, инспектор Френк Флинн.

– Эй, кто бы вы там ни были, не вешайте трубку, слышите? Это кто, оператор? Это звонят с коммутатора в «Хижине лесоруба»?

– Инспектор Флинн?

– Да, это Флинн, не вешайте трубку.

– Слава богу! Вы должны мне помочь!

– Сделаю все, что в моих силах. Только не вешайте трубку!

– Они приехали и увезли Вилли. В наручниках!

– Вилли… Прискорбно слышать. А кто такой этот Вилли?

– Мой муж. Это инспектор Френк Флинн?

– Да, да, это Френк Флинн. А с кем я говорю, позвольте узнать?

– Стейси Мэтсон. Я знаю вашу жену, Элсбет. Мы с ней работаем в комитете по содействию развитию строительства межрайонных спортивных площадок для молодежи. При мэрии.

Что было правдой. Жена Флинна Элсбет действительно работала в комитете по развитию специальных спортивных программ для подростков. И второе тоже верно: комитет действительно находился под покровительством мэрии. Правда, Флинн не слишком понимал, какой от всего этого толк.

– Стейси Мэтсон?

– Она очень славная женщина, ваша жена.

– Спасибо. Я ей передам.

– И мы с ней несколько раз пили кофе после заседаний комитета, понимаете? И она так смешно рассказывала о своей жизни, о тех тяжелых временах, что довелось пережить в Израиле и даже еще до Израиля, и о том, как вы познакомились. И всегда называла себя при этом беженкой.

Элсбет могла рассмешить кого угодно. Правда, теперь эта женщина, Стейси Мэтсон, не смеялась. Наоборот – она едва сдерживала рыдания.

– Вот как? – Флинн изобразил заинтересованность. – Так значит, вы знаете мою жену…

– Вилли прекрасный учитель, мистер Флинн. Наверное, самый лучший в нашем районе. Да вы любого спросите, кого угодно… хоть учителей в той же школе, хоть ребятишек… и ему отказали даже в адвокате…

Уильям Мэтсон, учитель…

– Ага! – воскликнул Флинн. – Так вы жена Уильяма… нет, Уилларда Мэтсона. И живете в доме на Фэарвью-роуд, вот только я забыл номер…

– 212.

– Хирам Голдберг…

Услышав это имя, женщина на другом конце провода истерически разрыдалась. Флинн тактично выждал, пока она немного не успокоится.

– Мой Вилли…

– Не принимайте близко к сердцу, миссис Мэтсон. И что бы там ни случилось, не вешайте трубку! Так вашего мужа арестовали за наезд, приведший к смертельному исходу, верно? И погиб человек по имени Харим Голдберг.

– Да, арестовали! И увезли в наручниках!

– Ваша машина…

– Билли! Это все из-за Билли!

– Так, значит, за рулем вашей машины сидел кто-то другой?

– Билли выбил стеклянную дверь, что выходит на крыльцо. Носился по дому, как угорелый, поскользнулся на коврике… и выбил головой стекло. – Стейси Мэтсон громко всхлипнула. – Был весь в крови. Столько крови! Шея, плечи, руки…

– Билли ваш сын?

– Он в больнице. Большая потеря крови.

– А сколько ему, миссис Мэтсон?

– Шесть. Всего шесть лет. А Уиллард был в это время на встрече, в церкви. За ним заехал Монтагю и…

– Миссис Мэтсон…

– Вилли сказал полицейским, что это он сидел за рулем. А сам в это время был в церкви.

– О'кей, я…

– Это я вела машину. Билли был рядом, на переднем сиденье. Сидел, укутанный в одеяло. Я схватила первое, что попалось под руку. И кровь, столько крови! Я ехала в больницу, везла Билли в больницу…

Флинн живо представил себе эту ужасную сцену. Женщина, мать, перепуганная до смерти, рыдающая, ослепленная слезами, везет своего истекающего кровью ребенка в больницу. Гонит машину, как сумасшедшая. Села за руль потому, что больше просто некому было. Едет и то и дело поглядывает на свое дитя, что находится рядом, на переднем сиденье. На сына, укутанного в одеяло, которое намокает от крови. На улице уже темно. Вот она приближается к злополучному перекрестку и, конечно же, не видит старика, что, неспешно нажимая на педали, катит в это время на велосипеде. Нет, она не замечает его. Просто проскакивает перекресток и мчится дальше, вперед, торопится доставить истекающего кровью сына в больницу. Возможно, она вообще не заметила, что сбила этого несчастного старика.

В клубе «Удочка и ружье» прозвучал гонг. Тут же на улице зажглись фонари. В их золотистом свете ожили и завихрились за окном Флинна крупные белые снежинки.

– У него был страшный порез на шее, и я подумала… он умирает. Я не помню, чтоб сбила кого-нибудь. Я не знаю… Я не заметила никакого велосипедиста…

– Конечно, миссис Мэтсон. Я уверен, что не заметили, – мягко поддакнул Флинн.

Из окна он видел, как на заснеженную лужайку высыпали голые мужчины. Снег доходил им до щиколоток. Они скакали, бегали и прыгали в озеро. Клиффорд, Бакингем, Арлингтон, Уэлер, Робертс, даже старик Оленд – все были там. Все, кто остался в живых.

– А Вилли сказал полиции, что это он сидел за рулем. Но он был в церкви, мистер Флинн. Господи, почему в тот момент его не оказалось дома! Я вела машину, я старалась доставить Билли в больницу как можно скорей. И никого не сбивала. Вернее, не заметила. Но, должно быть, это все же произошло… Они сказали, что машина…

– Кто проводил арест? – спросил Флинн. – Кто арестовал вашего мужа?

– Полиция. Вчера ночью заявился какой-то сержант. Мы как раз вернулись из больницы и видели, как он разглядывает нашу машину. А потом он вернулся днем и…

– Прошу вас, миссис Мэтсон, ради вашего же блага, постарайтесь взять себя в руки и успокоиться! Сделайте несколько глубоких вдохов, а я пока все объясню. Обещаете?

– Хорошо… Элсбет всегда говорила, что вы очень неохотно относитесь к…

– Погодите, послушайте меня минутку, – Флинн медленно, мягко и спокойно выговаривал фразы. – Закон не так уж плох, как принято о нем думать. И создан он вовсе не для того, чтоб причинить людям зло. В закон надо верить, тогда лучше понимаешь все его нюансы. Возможно, ваша машина действительно сбила Голдберта. Я подчеркиваю, возможно. Сбив велосипедиста, вы не остановились, проехали дальше. Таким образом, налицо классический пример того, что называют отягчающими обстоятельствами. И вы знали, что сбили кого-то, поскольку затем ваш муж отогнал машину примерно на милю от дома и заявил, что ее угнали.

– Он сказал: «Что это такое с машиной?» Ну тогда, в субботу, уже поздно ночью, когда мы вернулись из больницы. А я говорю: «О господи, Уиллард!» А потом вдруг вспомнила, что вроде бы действительно налетела на что-то. Услышала звук удара, а потом машина еще подпрыгнула, словно переехала кого-то. Но, честное слово, я только потом вспомнила! А Уиллард говорит: «Если ты не знаешь, что там произошло…» – Тут женщина снова захлебнулась в рыданиях.

– К закону следует относиться уважительно, миссис Мэтсон. Миссис Голдберг потеряла мужа…

С другого конца провода донесся вой.

– Прекрати, женщина! Перестань сейчас же! Возьми себя в руки! Миссис Голдберг тоже человек. Возможно, она тоже мать… И ее старенький муж ехал себе на велосипеде после наступления темноты. И поступал тем самым не слишком разумно…

– Сержант полиции, что был здесь…

– Неважно, что он вам наговорил. Выбросьте из головы. Еще сколько времени уйдет на все это. Законы, они работают медленно, миссис Мэтсон. И у всех будет время высказаться и понять, как обстояло дело.

– Я пыталась сказать тому сержанту, что это я сидела за рулем. Но… я так плакала, что…

– Теперь от вас требуется только одно: держать себя в руках. Есть кто-нибудь, кто может побыть с вами?

– Сестра. Она приехала и сейчас со мной.

– Вот и прекрасно. Ну а как там Билли?

– Ему сделали несколько переливаний крови. Он едва не погиб. Эти ужасные швы…

– Ну вот, видите, уже заметен какой-то просвет. Рано или поздно я вернусь в Бостон, – Флинн едва сдержался, чтоб не добавить «если вообще вернусь». – И уж тогда, поверьте мне, при всем моем отрицательном отношении к такого рода просьбам, постараюсь сделать все, что смогу. А пока что хотел попросить вас об одном одолжении…

Всхлипы немного стихли.

– Одолжении?

– Да. Здесь у меня что-то телефон барахлит. Я не могу звонить с него, понимаете?

Всхлипы и шмыганье носом.

– Но вы дозвонились, а значит, он работает только односторонне. А потому прошу, позвоните моему помощнику и попросите, чтоб он позвонил мне по этому номеру. Это очень важно, – и Флинн продиктовал ей номер Гроувера полностью, вместе с кодом округа и даже назвал номер своей комнаты. – Успели записать?

– Да.

– Человека, которому вы должны позвонить, звать сержант Гр… то есть Ричард Т. Уилен. Дик Уилен.

– Сержант Уилен? Но это он, это он пришел и арестовал моего мужа!

– Да, да. Знаю. Но это тот самый случай, миссис Мэтсон, когда мухи отдельно, а котлеты отдельно. И это страшно важно, чтоб вы дозвонились сержанту Уилену и попросили его связаться со мной по этому номеру, причем немедленно. Вам ясно?

– Да.

– Если на месте его не окажется, тогда попросите любого, кто подойдет из полиции Бостона, позвонить мне. И срочно.

– Поняла.

– Да, кстати, а где вы раздобыли этот номер?

– Я позвонила Элсбет. Элсбет Флинн. Подошел ваш сынишка, услышал, что я плачу. И тут же посоветовал позвонить вам. И дал этот номер.

Уинни. Да, смекалки ему не занимать.

– Хорошо. Потом, после того как поговорите с сержантом Уиленом, позвоните моей жене и…

– Они уехали.

– Уехали?

– Да. Ведь с Элсбет я не говорила. А ваш сынишка сказал, что она на улице и ждет, когда за ними заедут. Они собрались на какой-то концерт в Ворчестере.

– Ага. Стало быть, до полуночи их не будет. – После паузы Флинн добавил: – Сегодня же вечер в школе.

– Нет, я, конечно, позвоню, но уверена, их уже не застану.

– Да, пожалуйста. А потом попробуйте прилечь и отдохнуть немного.

– Но Уиллард в тюрьме! – В трубке снова послышались рыдания и всхлипы.

– Никто не причинит ему зла, миссис Мэтсон. Просто подержат немного, а потом отпустят. Кстати, вы требовали адвоката?

На улице по лужайке бегали мужчины. Выскакивали из озера, носились босиком по снегу. Размахивая руками, Арлингтон подгонял Оленда к дому.

– Нет, адвоката у нас нет.

– Ничего не бойтесь. Судья установит сумму залога, и его выпустят. А к этому времени я уже, возможно, вернусь и…

– Спасибо вам, инспектор Флинн.

– И не расстраивайтесь так. Сынишка скоро поправится. С мужем тоже все будет в порядке.

– О, я буду молиться…

– А теперь отдохните. Но сперва, пожалуйста, позвоните сержанту Уилену.

– Обязательно, инспектор. Непременно.

Все еще держа трубку в руке, Флинн нажал на рычаг. Затем поднес трубку к уху и прислушался.

Ничего. Мертвая тишина.

Он набрал «0».

В трубке по-прежнему тишина.

Фонари на улице погасли.

Флинн опустил трубку на рычаг.

В дверь тихо постучали.

Флинн, тоже тихо, ответил:

– Входите, комиссар.