Текст книги "Врата Аида"

Автор книги: Грег Лумис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Грег Лумис
Врата Аида

Эта книга – для Сюзанны.

Спасибо

Слова Признательности

Одно из общих заблуждений: писательство – ремесло одиночки. Возможно, так оно и было, когда Диккенс макал перо в чернильницу, или даже позже, когда Марк Твен первым воспользовался пишущей машинкой, чтобы написать роман. Сегодня, когда есть электронная почта, телефон и факс, я не только не одинок, но и получаю незамедлительную помощь и совет от моего неизбывно терпеливого агента, Мэри Джек Уолд, и моего редактора, Дона Д’Ориа, быстро и тактично отделяющего хорошие идеи от не самых хороших. Без этих двух профессионалов книга бы не состоялась.

Спасибо Сюзанне, моей жене, которая любит совать нос в темные уголки истории.

Значительная часть сюжета и описаний, касающихся древнего царства мертвых, созданы на основании моей собственной интерпретации «Преисподней» Роберта Темпла, иллюстрированного фотографиями отчета о реальном спуске в пещеру Гадеса, или Аида, в Байе, в 2001 году. После экспедиции Темпла вход в нее был снова замурован.

Пещера же Кумской сивиллы, отыскать которую и впрямь нелегко без прорицательницы, открыта для публики.

Находка в Байе

В 1960-х годах Роберт Паджет, археолог-любитель, оставил свою работу в Англии и поселился неподалеку от Неаполя. По неясным причинам он заподозрил, что существует историческая основа для некоторых частей эпических поэм Гомера и Вергилия, в частности тех, где повествуется о Кумской сивилле и, таким образом, Аиде.

Когда же была обнаружена пещера, соответствующая классическому описанию пещеры сивиллы, Паджет уверился, что Аид также должен существовать.

В 1962 году он нашел ряд созданных человеческими руками пещер вблизи древнего курортного городка Байи. Там обнаружились жертвенные алтари и туннели, которые объясняли кажущиеся таинственными появления и исчезновения священников (как описано в классических произведениях). И была там мелкая подземная река Стикс. Эти пещеры методично засыпались землей, камнями и булыжниками, самое позднее засыпание датируется последними годами правления Августа Цезаря (27 г. до н. э. – 14 год н. э.) Обнаружились и следы серных газов, но это не были потенциально ядовитые испарения, ассоциируемые с вулканическими зонами.

Паджет наметил провести пресс-конференцию в Лондоне, дабы объявить о своем открытии, но выбор времени был крайне неудачным: либо 22 ноября 1963 года в шесть часов вечера, либо начало дня в Далласе штата Техас. Очевидно, конференция так и не была перенесена, а итальянское правительство объявило пещеры опасными и приказало их запечатать.

В 1992 году Роберт Темпл убедил итальянские власти позволить ему проследовать по пути Паджета. Он и его команда в этот раз сделали снимки, которые были опубликованы в его книге «Преисподняя».

И снова итальянцы запечатали пещеру, ссылаясь на вероятность ядовитых газов, нестабильной почвы и т. д.

Пролог

55°, 47′, 21″ N

173°, 40′, 14″ W

К северу от Атки, Андреяновские острова, Берингово море

12 июня, 06.18

Сигнал SOS подал, должно быть, русский рыболовный траулер [1]1
  Здесь и далее: автор, как всегда, занимает проамериканскую позицию по отношению к остальному миру, в частности к России, позволяя себе, скажем так, некоторые вольности в описании неамериканцев. Кроме того, иногда он небрежно обращается с историческими и географическими фактами. Оставим это на его совести.


[Закрыть]. Громадный, размером с авианосец времен Второй мировой войны, он предназначался для ловли, переработки и замораживания тонн северотихоокеанской трески и мог делать все это, не уходя из района промысла. За несколько дней два-три таких суперкорабля могли полностью уничтожить поголовье рыбы в том или ином районе нереста, и именно поэтому ряд стран запретили их использование.

Но сейчас траулер занимался не рыбой.

Стоя на маленьком мостике катера «Рейнолдс» береговой охраны США, капитан Эдвард «Изи» Рампмиллер внимательно наблюдал за громадным судном через бинокль. Даже в холодном свете субарктического солнца было видно – сетей в воде нет. Открытые люки вместительных трюмов накрывали белые тучки привлеченных легкой добычей чаек. Судя по тому, как неуклюже судно раскачивалось на волнах, двигатели были отключены.

Неудивительно, что оно подало сигнал бедствия.

Капитан недовольно поморщился. Чертовы русские.Мало того, что занимаются нелегальным промыслом в пределах двухсотмильной экономической зоны Соединенных Штатов, так еще и имеют наглость просить о помощи, когда что-то случилось с ходовыми установками. Будь в этом мире хоть какая-то справедливость, он, по крайней мере, имел бы право конфисковать улов, чтобы покрыть издержки на спасение этих ублюдков.

Но справедливости в мире нет, а у него нет права возместить убытки американским налогоплательщикам. И какой тогда прок от территориального разграничения, если оно означает лишь то, что ты должен помогать нарушителям?

– Не отвечает, капитан.

Мысли Рампмиллера унеслись, как стайка испуганных птах. Опустив бинокль, он мрачно кивнул своему радисту, матросу третьего класса О. Д. Пешки. Что означали эти инициалы, капитан никогда не спрашивал.

– Попробуй еще, пройдись по всем международным частотам.

Он, в общем-то, не удивился, когда поиск снова ничего не дал; лишь тяжело вздохнул, как человек, обреченный на бессмысленные старания.

– Включи сирену, посигналь им пару раз. Должны очухаться.

Русские в своем стиле – потеряли оба двигателя, попросили помощи, но не дождались и напились до отключки.

Резкий, пронзительный рев разнесся над водой. Капитан подстроил резкость. На борту траулера никаких шевелений. Не иначе как эти пропойцы набрались так, что все вырубились. Вариант оставался только один: высаживать группу досмотра. Вот только как это сделать, если борт траулера возвышается над его головой на добрых тридцать футов?

И тут Рампмиллер увидел его – свисающий с кормы посадочный трап. Похоже, русские предполагали, что не все пройдет гладко, и, прежде чем напиться до потери пульса, сбросили-таки трап.

– Полный вперед! Досмотровой группе приготовиться!

Капитан застегнул ребристый ремень, обязательный атрибут при проведении высадки на корабль-нарушитель. Все происходящее ему решительно не нравилось. Забраться по веревочной лестнице на оказавшийся в беде корабль – дело, в общем-то, привычное, но с этим траулером что-то было не так, что-то, не поддающееся объяснению.

Впервые за время службы капитан снял с предохранителя штатную «беретту» флотской модели и, убедившись, что обойма снаряжена полностью, засунул пистолет за пояс.

От того, что они поднялись на борт русского траулера, ничего не изменилось; с палубы корабль выглядел таким же брошенным, как и с мостика «Рейнолдса». Люки грузовых трюмов оставались открытыми, и запах почти испортившейся рыбы смешивался с протестующими криками птиц, недовольных тем, что их отогнали от единственного, пожалуй, во всей северной части Тихого океана источника бесплатной еды. На палубе никого не было, как, впрочем, и за стеклом мостика.

Рампмиллер, наверное, и сам вряд ли смог бы объяснить, почему, отдавая распоряжения, перешел на язык жестов. Следуя его командам, пять человек группы разошлись по судну. Через несколько минут вернулся первый помощник, старшина Уилсон.

– Сэр, вам стоит на это взглянуть.

– Что…

Но Уилсон уже повернулся к нему спиной, а ветер подхватил слова и унес в безбрежную ширь океана.

Поначалу Рампмиллер решил, что его предположение насчет пьянки на борту полностью подтвердилось – в случае с русскими обычно так и случалось. Люди лежали в луже засохшей крови, всего восемь человек, и у каждого как будто по два рта, причем нижний кривился в глумливой ухмылке.

Капитан стиснул зубы, поняв, что у всех перерезано горло.

Секунду он боролся с тошнотой, потом с натугой сглотнул, втайне надеясь, что сохранил хотя бы видимость хладнокровия в присутствии младшего по званию.

– Соберите досмотровую группу и обыщите все судно. Стрелять без предупреждения, даже если кто-то просто посмотрит исподлобья.

Лейтенант уже начал поворачиваться, но остановился и спросил:

– Трюмы тоже, сэр?

Чего Рампмиллер никак не хотел, так это чтобы от его людей несло рыбой.

– Не надо. Люки закрыть. Чтобы ни туда, ни оттуда. Отбуксируют траулер в порт, там их и осмотрят.

Уилсон проревел команды в мегафон, и Рампмиллер услышал, как загрохотала под ногами бегущих стальная палуба. Он перевел дух и, почувствовав себя немного лучше, огляделся. Судя по тому, что рядом находился камбуз, это была столовая. На пластиковой обивке столов темные пятна от сигарет и перевернутые пепельницы. По полу в такт качке катаются несколько стаканов. Сколько человек находилось на траулере, капитан не знал, но он знал другое – такого рода суда проектируются в расчете на максимальную механизацию при минимальной численности экипажа. Возможно, здесь, в этой липкой луже крови, лежала вся команда.

Он покачал головой.

Невероятно.

Если вся команда здесь, то кто управлял кораблем, пока его экипаж резали, словно скотину? Кто послал сигнал SOS?

Переступив через комингс, Рампмиллер прошел в камбуз. В раковине из нержавейки восемь тарелок. Рядом – почти целая бутылка. Даже не читая кириллическую надпись на этикетке, он понял – по крайней мере, отчасти его первоначальное предположение верно.

В воздухе явственно ощущался запах горелого, перебивавший другой, тошнотворный, металлический запах засохшей крови. Не марихуаны. Этого дерьма он нанюхался, когда служил на Восточном берегу, где еще несколько лет назад каннабис перевозили тюками, а погони за наркокурьерами были обычным делом. Береговая охрана сжигала столько контрабанды, что специфический душок запомнился надолго. Здесь воняло чем-то другим. Скорее уж серой, может быть, горелыми спичками. Только вот что странно – сильнее всего запах чувствовался вблизи некоего подобия сада камней в уголке, где круглые белые камешки окружали пару растений жутковатого вида. Камни и декоративные растения на рыболовецком траулере? Может, так пожелал капитан? Так или иначе, проблема сейчас не в камнях и не в страшноватых деревцах.

Больше здесь не было ничего. Ничего, что подсказало бы, как погибли люди и почему брошено судно.

Вопрос этот отозвался новым приступом тошноты. Убийца – или убийцы – как будто хотели, чтобы траулер с жутким грузом не сгинул, чтобы его нашли и чтобы мир узнал о том, что здесь случилось.

Своеобразное послание?

Если так, то и сигнал бедствия, и сброшенный с кормы трап определенно приобретали зловещий смысл. Зловещий и извращенный.

Но и тогда вопросы оставались без ответа. Как могло получиться, что восемь моряков погибли, не оказав никакого сопротивления? Ран, которые называют защитными, он не увидел.

Впрочем, решил капитан Рампмиллер, решать эту задачку предстоит другим, а он снимет с себя ответственность, как только свяжется по радио с Дач-Харбор.

«Атланта джорнал конститьюшн»

16 августа

ТРАГЕДИЯ В ЛЕСНОМ ЗАПОВЕДНИКЕ

Национальный парк Чаттахучи,

Таллула-Фоллз, Джорджия

Тела шестерых рабочих «Джорджия Тимбер компании» обнаружены вчера на месте лесозаготовки поблизости от этого горного курорта. Полиция не называет имен погибших до уведомления их семей.

Причина смерти, как сообщил судмедэксперт округа Рейберн доктор Чарльз Уокер, еще не установлена, но он полагает, что речь может идти о химической асфиксии, хотя непосредственно смерть вызвана нанесенными жертвам колотыми ранами.

«Следов борьбы не обнаружено, – заявил доктор Уокер, – и я не представляю, как шестеро здоровых лесорубов могли позволить сделать с собой такое. Очевидно, что-то лишило их способности сопротивляться».

Ранее, в прошлом году, «Тимбер компании» неоднократно попадала под огонь критики со стороны защитников окружающей среды за рубку леса на территории заповедника. Представители компании отказались от комментариев, сославшись на предыдущее заявление: «Джорджия Тимбер» выиграла объявленный федеральным правительством конкурс на право ограниченной вырубки в районе заповедника Чаттахучи. Вырубка будет проводиться со всей возможной осторожностью, и налогоплательщики получат значительную выгоду от ликвидации избыточной части не представляющих ценности возобновляемых лесных ресурсов».

Часть первая

Глава 1

Международный аэропорт принцессы Юлианы Филипсбург, Сен-Мартен, Малые Антильские острова 20 декабря

Уиллифорду Уоткинсу нравились американцы. Если бы не американцы, жить ему пришлось бы на одну зарплату островного авиадиспетчера, которой никогда бы не хватило на покупку и содержание двадцативосьмифутовой спортивной яхты. Теперь он возил американских туристов – покупаться, понырять с аквалангом, порыбачить – и получал порой до тысячи долларов в день. Работа в башне отнимала по восемь часов пять дней в неделю и сводилась по большей части к слежению за взлетной полосой и повторению для пилотов «Эр Франс» или «Люфтганзы» одной и той же фразы: «Посадку разрешаю».

Наверное, именно по причине унылого однообразия работы он и заинтересовался именно этим бортом, «Гольфстрим IV». В путевом листе было указано, что самолет швейцарский, однако же регистрационные номера на хвосте отличались от тех, что ему приходилось видеть раньше.

Поскольку смена закончилась или почти закончилась, по островным стандартам, Уиллифорд Уоткинс спустился вниз и прошел в зону таможенно-паспортного контроля аэропорта. В порту Мариго, на французской стороне острова, его дожидался чартер, но авиадиспетчер решил, что рыба никуда не денется и любители рыбалки вполне могут подождать. В конце концов на Карибах время всегда воспринималось как понятие относительное.

Два пилота «Гольфстрима» заполняли генеральную декларацию, документ, требуемый во всех авиа– и морских портах и содержащий данные о пассажирах, грузе и пункте отправления. Любопытство зашевелилось снова, когда он увидел одного-единственного пассажира, смуглого мужчину с сердитыми глазами. Незнакомец посмотрел на Уиллифорда, задержав неодобрительный взгляд на его дредах и футболке с изображением Боба Марли. Авиадиспетчер приветливо улыбнулся – именно так в бюро туризма советовали встречать белых гостей. Смуглолицый отвернулся.

Это тоже было необычно. Большинство приезжающих в Сен-Мартен доброжелательны, а не сердиты.Уоткинс подумал, что чартер может подождать еще немного.

Он вышел из аэровокзала. Ясное небо и лучистое солнце – еще один чудесный день в раю. Очки мгновенно запотели, реагируя на переход из прохлады, поддерживаемой внутренней системой кондиционирования, во влажную духоту тропиков. Парковочная площадка, где стоял и его «самурай», купленный за деньги американских туристов, находилась справа от выхода. Он повернул налево – к зданию службы управления полетами.

Обменявшись с сидевшими в единственной комнате диспетчерами парой добродушных шуток, Уиллифорд нашел «Мировой авиационный регистр» и, полистав страницы, открыл раздел, отведенный Швейцарии. Сомнения подтвердились: «Гольфстрим» в списке зарегистрированных не значился. Он положил тяжеленный каталог на стол и прошелся по спискам алфавитной регистрации. К счастью, Соединенные Штаты были единственной из обладающих большим авиапарком стран, использующих числовую, а не буквенную регистрацию.

Через несколько минут выяснилось, что «Гольфстрим», или по крайней мере данный номер, зарегистрирован как сирийский.

Авиадиспетчер взглянул на часы. Клиенты будут, конечно, недовольны, но уйти просто так, не доведя дело до конца, он не мог. Уоткинс прошел к стоявшему в углу телефону, снял трубку и набрал номер центра контроля воздушного движения, находившегося в самой диспетчерской башне, откуда он только что ушел.

– Фредди, – сказал Уиллифорд, услышав знакомый голос, – откуда прибыл тот «Гольфстрим», что вы недавно приняли?

Ответ Фредди только подстегнул уже окончательно проснувшееся любопытство. Самолет им передали из Сан-Хуана, центр воздушного контроля которого управлял движением на всех эшелонах этой части Карибов. Вот только летел не по принятому для Европы маршруту Лондон – Гренландия – Нью-Йорк – Майами. Трансатлантическая часть его путешествия проходила через Тенерифе на Канарских островах. Уиллифорд не мог наверняка сказать, к какой именно части Карибов относятся Канарские острова, но теперь уже не сомневался, что здесь что-то нечисто.

Несколько недель назад, посетив во время положенного перерыва туалет, он наткнулся на газетную статью, в которой говорилось о проявляемом американцами интересе к подозрительным рейсам. Причиной такого интереса могли быть их продолжающиеся (и, по мнению Уиллифорда, бесперспективные) попытки остановить поток следующих в северном направлении наркотиков, объем которых уже превышал объем идущих туда же фруктов. Может быть, если позвонить американцам, они, в свою очередь, как-нибудь помогут ему с чартерным бизнесом в пору летнего затишья?

Он набрал номер центра в Майами.

Ждать лета не пришлось – чартер прибыл уже на следующее утро. Правда, прилетевшие на нем четверо мужчин мало походили на обычных клиентов и уже обливались потом в своих костюмах и галстуках.

– Сейчас не могу, – сказал Уиллифорд, встречая гостей на пороге дома. – Только после работы.

– Мы на минутку, мистер Уоткинс. – Один из американцев сухо улыбнулся. – Задерживать не станем. Нам нужна ваша помощь.

Судя по накачанным мышцам, спрятать которые никак не могли увядшие на жаре костюмы, четверка вряд ли нуждалась в чьей-либо помощи. Не походили они и на тех, кто готов убраться восвояси ради того лишь, чтобы кто-то не опоздал на работу.

Авиадиспетчер вовсе не горел желанием впускать посторонних в свой скромный двухкомнатный коттедж до того, как его жена Каролина наведет в доме должный порядок. Но они, не дожидаясь приглашения, просто прошли мимо него в ту комнату, что служила гостиной.

У одного из американцев был с собой фотоальбом, который он и открыл, опустившись в хозяйское кресло, единственное в доме с обивкой.

– Посмотрите, пожалуйста, на фотографию.

Из-за простыни, отделявшей гостиную от спальни, появилась Каролина. Взгляд, брошенный ею на мужа, мог бы, наверное, прожечь дырку в занавеси. Не произнеся ни слова, она вышла из дома и отправилась в Маллет-Бэй, где работала на одном из разбросанных по берегу курортов. Каролине не нравилось, когда ее заставали неодетой.

Четверка в костюмах ее как будто и не заметила.

– Посмотрите, нет ли здесь того пассажира с «Гольфстрима», – продолжил первый.

Искомое лицо обнаружилось уже на второй странице – сходство было несомненным. Уиллифорд уверенно указал на него, и американцы кивнули и переглянулись, как люди, делящиеся неким секретом.

– А кто он такой? – полюбопытствовал авиадиспетчер.

– Человек, к которому у нас дело, – ответил американец с альбомом и еще раз улыбнулся, став в эту секунду чем-то похожим на подплывающую к раненой рыбине акулу.

Глава 2

Вашингтон, округ Колумбия

Овальный кабинет Белого дома

Примерно то же время

По мнению Сэма Хоффмана, сенатора от Джорджии, план президента был абсурдным, непродуманным и вообще казался полной ерундой. Что еще хуже, призванный умиротворить оппозицию, он ни на что другое и не претендовал. Мало того, его реализация могла лишить партию поддержки значительной части избирателей.

В том, что популярность президента, согласно опросам, упала едва ли не до уровня Никсона, виноват был не только он сам. Люди, громче других протестовавшие против высоких цен на бензин, обычно обнаруживались среди тех, кто сопротивлялся строительству новых нефтеперерабатывающих заводов, бурению скважин на Аляске или введению в строй атомных станций. Требовавшие «доступного жилья» взвыли, когда он разрешил ограниченную вырубку в национальных заповедниках, чтобы увеличить поставки лесоматериалов, на которых держится вся домостроительная индустрия.

И на этом список недовольных далеко не исчерпывался.

Вообще-то президент руководствовался самыми лучшими намерениями. Ветеран Вьетнамской войны, не замеченный ни в каких скандалах, он служил своей стране более тридцати лет на самых разных должностях, от школьного инспектора до губернатора, от конгрессмена до хозяина Белого дома. Примерный семьянин с сорокалетним стажем, церковный старшина. Всеамериканский Мистер Чистюля, лишь теперь узнавший, что даже в качестве президента он не в состоянии угодить каждому, и ужасно этим фактом разочарованный.

Но предложенный им план был слишком прозрачен, слишком незамысловат, чтобы вытащить президентский рейтинг из пропасти.

Сенатор Сэм – ему нравилось, когда избиратели обращались к нему запросто, по имени, – всегда смотрел на Белый дом как на некое святилище. Немногие места в Америке вмещали в себя столько истории. Истории, которую в Вашингтоне понимали и читали лишь некоторые. В этом городе историей считалось то, о чем прошлым вечером толковали «говорящие головы» на Си-эн-эн. И президент служил тому прекрасным примером. Сидя за столом, на котором, согласно легенде, Линкольн подписал «Прокламацию об освобождении рабов», он свободно оперировал цифрами рейтингов, но демонстрировал полное незнание прошлого. Политика примирения противоположных интересов не срабатывала.

Не срабатывала раньше и не сработает в будущем.

Как и всех политиков, президента больше интересовало будущее.

Особенно его собственное.

– Мне нужна ваша помощь, Сэм. Вы – председатель комитета по окружающей среде, и ваше одобрение предлагаемого плана чрезвычайно важно, если мы хотим заручиться поддержкой обеих партий.

Сэм предпочел не заметить этого «мы», которое могло либо быть royal plural [2]2
  Так называемое королевское множественное число, когда последнее применяется к отдельно взятому человеку.


[Закрыть], либо означать подключение его к плану, который он считал мошенническим и бесполезным. Ни то, ни другое ничего приятного не сулило.

– Предлагаемое вами, мистер президент, не требует одобрения конгресса, – бесстрастно заметил Сэм.

Президент одарил его улыбкой на миллион голосов.

– Знаю, Сэм, но ваше одобрение обеспечило бы всеобщую поддержку. В конце концов вы очень влиятельный человек.

Сэм пропустил лесть мимо ушей. Боже, закончится ли когда-нибудь этот его последний срок? Еще один год, и можно будет уйти в отставку, вернуться на ферму в предгорьях Аппалачей, где человека судят не по словам, а по делам, а дерьмо – это удобрение, а не художественная форма.

Приняв его молчание за согласие, президент продолжил:

– В следующем году мы соберем здесь, в Вашингтоне, различные группы защитников окружающей среды и обсудим с ними план противодействия глобальному потеплению, обеспечения населения чистым воздухом и водой, сохранения природных ресурсов и всего такого, что должно прийтись по вкусу активистам «Сьерры» и прочим любителям живности. Десять с половиной миллионов, я понимаю. Мы даже предложим амнистию тем радикалам, что преступили закон во имя защиты окружающей среды, и согласимся остановить бурение в Арктическом национальном заповеднике в обмен на обещание не взрывать буровые платформы в Заливе и не наносить ущерб собственности. Мы отберем у оппозиции голоса «зеленых».

Ублажать защитников хлопковой мыши в Ки-Ларго и крохотных дроточников [3]3
  Вид мелкой рыбы, проживавший исключительно в р. Малая Теннесси; по некоторым данным, уничтожен полностью.


[Закрыть]в Теннесси? Затормозить экономический рост и медленный, но верный подъем на рынке занятости во имя интересов виргинских виноделов? Помириться с психами, взрывавшими горное оборудование, устраивавшими диверсии на электрораспределительных сетях и даже убивавшими при этом людей?

– Уверены, что хотите простить преступников, мистер президент? Большинство консерваторов, возможно, и либералы, но при этом они еще и законопослушные граждане. Не думаю, что радикалы составляют такой уж большой блок голосов.

А уж спонсоров среди них наверняка намного меньше.

Президент посерьезнел и даже слегка нахмурился, как делал перед телекамерами, когда убеждал соотечественников на что-то согласиться.

– Вот почему вы нужны мне, Сэм. Если вы поддержите план, консервативные члены комитета пойдут за вами. И я так вам скажу… – Президент огляделся, словно хотел убедиться, что они здесь одни, и перешел на заговорщический шепот: – Вы придете на мою конференцию, поможете мне, и, думаю, мне удастся убедить министерство обороны удвоить ассигнования для той базы подводных лодок на побережье Джорджии. Это более тысячи рабочих мест, Сэм. Подумай об этом.

Сэм подумал, и от этих мыслей у него разболелась голова. Президент стремился к тому же, что и каждый из его предшественников, – ко второму сроку.

Он скользнул взглядом по кабинету, как будто ожидал увидеть портрет Невилла Чемберлена рядом с портретами Эйзенхауэра и Рейгана. Примечательно, что Никсон отсутствовал. Впрочем, этот президент, возможно, и не слышал никогда о «мире в наше время».

С другой стороны, даже если конференция не породит ничего, кроме пустых обещаний, сам факт приема на высшем уровне тех, кто верит в глобальное потепление и в то, что с этим можно что-то сделать, послужит прекрасной рекламой, которая обернется голосами на выборах в следующем году. Голосами людей, у которых, как и у самого президента, нет никакой концепции истории.

К тому времени, когда тема конференции сойдет с газетных страниц, а ее место займет победа на выборах, богатые снова займутся поисками богатства везде, где это только возможно, а бедные снова примутся скулить и жаловаться вместо того, чтобы помочь себе самим. Именно это и поддерживает классовое статус-кво.

И да, Сэм снова станет обычным гражданином Сэмом, живущим вдалеке от ядовитых политических испарений Потомака.

– Я подумаю, мистер президент.

Президент вскочил с такой живостью, словно собирался перемахнуть через стол и пожать ему руку, как делал на теннисном корте в колледже, где был чемпионом.

– Я знал, что могу рассчитывать на вас.

Сэм вышел из кабинета, теша себя мыслью о том, что приближающаяся отставка позволит ему стать государственным деятелем, думающим о следующем поколении, а не оставаться политиком, думающим о следующих выборах. Государственному деятелю не нужно светиться на показательных конференциях и выступать за амнистию исключительно ради привлечения голосов заблуждающихся, но честных в интеллектуальном плане консерваторов и их криминальных «попутчиков».