Текст книги "Рассказы"

Автор книги: Грег Иган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 52 страниц)

– Пострадало что‑нибудь, кроме финансовой системы? – спросил я.

– По моим сведениям, пока ничего.

Финансовые системы были всего лишь наиболее уязвимыми объектами на пути намного более широкого нападения. Большая часть современных инженерных и авиационных систем скорее заинтересована в опоре на резервное дублирование, чем в мучениях из‑за отказов. Компьютер в банке может объявить себя безвозвратно дискредитированным из‑за несанкционированного доступа, как только некоторые итоговые суммы перестанут совпадать, и выключиться совсем. Компьютеры на химическом заводе или авиалайнере разработаны так, чтобы выходить из строя более изящно, пробуя более простые альтернативы и вовлекая в принятие решений всех доступных им людей.

– Юэнь и Тим?..

– Оба на борту, – подтвердила Элисон. – Контролируют развертывание, готовы настроить софт, если будет необходимо.

– Хорошо. В таком случае я вам пока совсем не нужен?

Ответ Элисон растворился в цифровом шуме, и связь пропала. Я решил не придавать этому факту зловещего значения; если учесть мое местоположение, счастье уже то, что беспроводная сеть вообще до меня дотянулась. Я побежал быстрее, стараясь не думать о том моменте в Шанхае, когда Сэм поднес математический скальпель к нашим мозгам. Тогда «Сияющий» кричал о нашем местоположении, как маяк; сейчас отыскать нас будет не так‑то просто. Но и теперь, действуя более грубо, «ястребы» могли занести топор над головой каждого из нас. Зайдут ли они настолько далеко? Только если это не пустая угроза, а нечто более серьезное, чем предупреждение с целью заставить нас передать им алгоритм Кэмпбелла… Только если это не эндшпиль, когда никаких предупреждений, никаких переговоров, а Скудоземье просто стирается с карты навсегда.

Через пятнадцать минут после звонка Элисон я добежал до машины. Если не считать развлекательного центра, в ней не было ни одной микросхемы. Помню, как рассмеялся продавец, когда я дважды повторил свои требования к электронике машины:

– Чего вы боитесь? Ошибки «трехтысячного года»?

Двигатель запустился с полпинка.

У меня в багажнике лежал старый подержанный лэптоп; я поставил его рядом на пассажирское сиденье и включил на загрузку, выруливая на подъездную дорогу к автостраде. Мы с Элисон две недели корпели над максимально упрощенной операционной системой, как можно более простой и устойчивой, чтобы установить ее на этих старых компьютерах. Если противник и дальше будет атаковать нас из арифметической стратосферы, то эти компьютеры станут наподобие бетонных бункеров по сравнению со стеклянными небоскребами более современных машин. Кроме того, у каждого из нашей четверки в компьютерах будут стоять разные операционные системы и процессоры с разными наборами команд – наши бункеры будут рассредоточены как математически, так и географически.

Когда я выехал на шоссе, мои часы ожили.

– Бруно? Ты меня слышишь?

– Говори, Элисон.

– Разбились три пассажирских реактивных самолета. В Польше, Индонезии и Южной Африке.

Новость меня ошеломила. Десять лет назад, когда я попытался сбросить в море весь его математический мир, Сэм меня пощадил. Теперь они убивают невинных людей.

– Наше минное поле расставлено?

– Уже десять минут, но по нему еще ничто не прошло.

– Думаешь, они сделали через него проход?

Элисон задумалась, потом сказала:

– Не представляю как. Предсказать безопасный путь невозможно. Мы использовали сервер квантового шума, чтобы сделать выбор теорем, которые мы испытывали, случайным.

– Необходимо включить его вручную, – решил я. – Нанести для начала один ответный удар, чтобы они задумались. – Я все еще надеялся, что у них не было намерения губить самолеты, но у нас не оставалось иного выбора, кроме как принять ответные меры.

– Да. – Изображение Элисон теперь поступало в реальном времени: я увидел, как она протянула руку к мышке. – Мины не отвечают. Работа сети серьезно нарушена.

Все хитроумные алгоритмы, которые использовали маршрутизаторы и которыми мы столь успешно воспользовались для получения изображений «той стороны», теперь превращали их в бесполезные куски железа. Интернет был устойчив к высоким уровням шумов при передаче данных и потере тысяч соединений, но не имел защиты от распада арифметики как таковой.

Мои часы окончательно умерли. Я взглянул на лэптоп – он все еще работал, протянул руку и нажал горячую клавишу, запустив программу, которая попытается связаться с Элисон и остальными тем же способом, которым мы говорили с Сэмом: модулируя часть границы. Теоретически тамошние «ястребы» могли переместить всю границу – и тогда бы нам настал конец, но она очень велика, и для них было бы логичнее нацелить свои вычислительные ресурсы на конкретные нужды самой атаки.

На экране лэптопа появился значок – темная буква «Э» на светлом монохромном фоне.

– Связь работает? – спросил я.

– Да, – ответила Элисон. Значок мигнул, затем снова появился. Мы путали следы, быстро перепрыгивая по заранее определенной последовательности с одной пограничной точки на другую, чтобы свести к минимуму возможность обнаружения. Некоторых из этих точек уже не окажется на прежнем месте, но, похоже, уцелело достаточно много.

К «Э» присоединились «Ю» и «Т». Все заговорщики теперь были на связи, так что спасибо и на этом. Нам позарез требовался «С», но «С» не отвечал.

– Я услышал о самолетах, – угрюмо сказал Кэмпбелл. – И начал атаку.

Наша заранее согласованная тактика заключалась в том, чтобы запускать по очереди с рассредоточенных компьютеров различные варианты перескакивающего через границу алгоритма Кэмпбелла.

– Просто чудо, что они не поражают нас тем же способом, которым мы поражаем их, – сказал я. – Они лишь выдавливают участки границы старым «методом голосования», шаг за шагом. Если бы мы дали им то, что они просили, то сейчас были бы уже мертвы.

– Может, и нет, – возразил Юэнь. – Я еще не закончил вывод доказательства, но на девяносто процентов уверен, что метод Тима асимметричен. Он работает только в одном направлении. Даже если бы мы сказали им о нем, они не смогли бы использовать его против нас.

Я уже собрался возразить, но если Юэнь прав, то все получается очень логично. «Та сторона», вероятно, столетиями работала над одной и той же областью математики, и если бы имелось эквивалентное оружие, которое можно было использовать с их выгодной позиции, они бы давно его обнаружили.

Мой компьютер был синхронизирован с компьютером Кэмпбелла и теперь автоматически подключился к атаке. Мы не очень‑то представляли, что именно мы поражаем, за исключением того, что атакуемые теоремы располагались дальше от границы и описывали более простую арифметику на базе темных целых чисел, по сравнению с чем‑либо на нашей стороне, чего успел коснуться противник. Калечим ли мы их машины? Отнимаем ли жизни? Я разрывался между образом торжествующего возмездия и чувством стыда за то, что мы позволили ситуации дойти до такого.

Примерно через каждую сотню метров я проезжал мимо очередной машины, замершей у обочины шоссе. Я был далеко не единственным из тех, кто все еще ехал, но у меня возникло предчувствие, что Кейт вряд ли удастся вызвать такси. У нее была вода в рюкзаке, а в том месте, где мы оставляли машину, имелось небольшое укрытие от дождя и солнца. Я бы мало что выиграл, добравшись сейчас до своего кабинета, все важное можно было проделать и с помощью лэптопа, а при необходимости я мог бы подключить его и к автомобильному аккумулятору. Но если я развернусь и отправлюсь за Кейт, мне придется столько всего объяснять, что на все другое времени уже не останется.

Я включил радио в машине, но то ли его процессор цифрового сигнала оказался, на свою беду, слишком сложным, то ли все местные станции не работали.

– Кто‑нибудь получает новости? – спросил я.

– У меня пока работает радио, – ответил Кэмпбелл. – Но нет ни телевидения, ни Интернета. Проводные и мобильные телефоны здесь не работают.

Элисон и Юэнь оказались в такой же ситуации. О новых катастрофах по радио не сообщалось, но станции, наверное, сейчас были столь же изолированы, как и их слушатели. Радиолюбители, пожалуй, еще будут вызывать друг друга, но журналисты и службы новостей уже выбыли из игры. Мне даже не хотелось думать, какие планы на случай чрезвычайных ситуаций сейчас могли быть приведены в действие, если бы население было хорошо информировано и имело десять лет на подготовку.

К тому времени, когда я добрался до Пенрита, брошенных машин стало так много, что оставшиеся на ходу почти безнадежно застряли. Я решил, что нет смысла даже пытаться доехать до дома. А вдруг Сэм тогда в Шанхае буквально просканировал мой мозг и использовал эту информацию для нацеливания всего, что он тогда со мной проделал? Я не знал, способен ли он теперь использовать против меня те же нейронно‑анатомические данные, но решил, что получу хотя бы еще одно скромное преимущество, если стану держаться подальше от своих привычных мест.

Я нашел бензоколонку, и там предпочтение отдавалось клиентам с работающими автомобилями, а не тем, кто приплелся с канистрами. Их банковский терминал не работал, но у меня хватило наличных купить бензина и несколько плиток шоколада.

Когда сгустились сумерки, зажглись уличные фонари. Светофоры продолжали работать. Все четыре лэптопа пока держались, зашвыривая гранаты на ту сторону. Чем ближе фронт атаки станет подходить к простой арифметике, тем большее сопротивление ему начнут оказывать естественные процессы, «голосующие» на границе за результаты, принадлежащие нашей стороне. У врага были суперкомпьютеры, а у нас – каждый атом Земли, придерживающийся собственной версии истины уже миллиарды лет.

Мы моделировали этот сценарий. Чистая арифметическая инерция всей этой материи позволит нам выиграть какое‑то время, но рано или поздно согласованная и длительная вычислительная атака все же пробьется через границу.

Как мы умрем? Сперва потеряем сознание, не ощущая боли? Или же у мозга запас прочности выше? Начнут ли клетки наших тел умирать естественной смертью, как только количество накопившихся биохимических ошибок станет необратимым? А может быть, все будет как при лучевой болезни. Распадающаяся арифметика сожжет нас, как ядерный огонь.

Лэптоп подал звуковой сигнал. Я свернул с дороги и остановился на бетонной площадке возле темной витрины. На экране появился новый значок: буква «С».

– Бруно, это было не мое решение, – сказал Сэм.

– Я тебе верю. Но если ты сейчас только вестник, то какое у тебя сообщение?

– Если вы дадите то, что мы просили, мы остановим атаку.

– Мы наносим вам урон, да?

– Мы знаем, что наносим урон вам, – ответил Сэм. Да, это аргумент: мы вели стрельбу наугад, вслепую. А ему даже не нужно спрашивать, какой ущерб мы понесли.

Я набрался решимости и начал действовать по нашему согласованному плану:

– Мы дадим вам алгоритм, но только если вы отступите к старой границе, а потом запечатаете её.

Сэм молчал долгих четыре секунды.

– Запечатаем границу?

– Думаю, ты меня понял.

Когда мы в Шанхае с помощью «Сияющего» попытались гарантированно перекрыть для «Индустриальной алгебры» возможность использовать дефект, мы думали и над тем, не лучше ли будет попробовать запечатать границу вместо того, чтобы устранять дефект полностью. «Эффект голосования» мог только сдвинуть границу, если она изогнута таким образом, что количество теорем на одной стороне превышает их количество на другой. Имелась возможность – при наличии достаточного времени и вычислительных мощностей – сгладить границу, идеально ее заутюжить. Как только это будет сделано по всей протяженности, она станет непоколебимой. Никакая сила во Вселенной уже не сдвинет ее снова.

– Вы хотите оставить нас без оружия против вас, сохраняя возможность причинить нам вред, – сказал Сэм.

– Да, но ненадолго. Как только вы точно узнаете, что мы используем, вы найдете способ это блокировать.

Последовала длинная пауза. Потом Сэм сказал:

– Остановите атаки, и мы рассмотрим ваше предложение.

– Мы их остановим, когда вы отведете границу в такое положение, что наша жизнь окажется вне опасности.

– Да как вы вообще узнаете, что мы это сделали?

Я не совсем понял, снисходителен его тон или только слова, но был рад любому варианту. Чем ниже их мнение о наших возможностях, тем привлекательнее станет для них сделка.

– Тогда вам лучше отступить настолько, чтобы заработали все наши системы связи. Когда я смогу получать новости и пойму, что самолеты больше не падают, а электростанции не взрываются, тогда и мы прекратим огонь.

На этот раз молчание растянулось за пределы нерешительности. Его значок оставался на экране, но «С» не мигала. Я стиснул плечо, надеясь, что острая боль в нем вызвана лишь напряженными мышцами.

– Хорошо, – наконец услышал я. – Мы согласны. Мы начнем перемещать границу.

Я поехал искать круглосуточный магазинчик, где мог отыскаться старый аналоговый телевизор, стоящий в углу, чтобы не давать кассиру заснуть – гораздо вероятнее, что такой начнет работать раньше, чем восстановится беспроводная связь с моим лэптопом, – но Кэмпбелл меня опередил. Новозеландское радио и телевидение передавали, что «цифровое отключение» вроде бы прекращается, а десять минут спустя Элисон сообщила, что у нее появился доступ к Интернету. Многие главные серверы все еще не работали (или их сайты были сильно повреждены), но агентство «Рейтер» начало выдавать новости о кризисе.

Сэм держал слово, поэтому и мы прекратили контрудары. Элисон прочла на сайте «Рейтера» новости. Разбилось семнадцать самолетов, потерпели крушение четыре поезда. Имеются жертвы на нефтеперерабатывающем заводе и на нескольких промышленных предприятиях. Один из аналитиков назвал общее число жертв во всем мире – около пяти тысяч, и эта цифра продолжала расти.

Я отключил микрофон лэптопа и полминуты яростно матерился и лупил кулаком по приборной панели. Потом снова вышел на связь.

– Я пересмотрел свои заметки, – сказал Юэнь. – Если моя интуиция чего‑нибудь стоит, то теорема, которую я упоминал, верна: когда граница будет запечатана, у них не останется никакой возможности тронуть нас.

– А как насчет чего‑то положительного для них? – спросила Элисон. – Как вы полагаете, смогут они защититься от алгоритма Тима, как только поймут его суть?

– И да, и нет, – ответил Юэнь, поразмыслив. – Любое скопление наших значений истинности, которое алгоритм перебросит на ту сторону, будет иметь негладкую границу, поэтому они смогут ликвидировать его чисто за счет вычислительной мощи. В этом смысле они никогда не останутся беззащитны. Но я не вижу, каким образом они смогут предотвратить сами атаки.

– Кроме как уничтожив нас, – сказал Кэмпбелл. Я услышал, как заплакал младенец.

– Это Лаура, – сказала Элисон. – Я здесь одна. Дайте мне пять минут.

Я обхватил голову руками. Я все еще не представлял, какой курс будет правильным. Если бы мы передали им алгоритм Кэмпбелла немедленно, предотвратил бы войну этот жест доброй воли? Или же нападение всего лишь началось бы раньше? И вообще, какое преступное тщеславие заставило нас троих решить, что мы сможем вынести бремя подобной ответственности? Пять тысяч человек погибли. «Ястребы», взявшие верх на той стороне, оценят наше предложение и решат, что нет иного выбора, кроме продолжения войны.

А если бы наша группа невольных заговорщиков передала это бремя правительствам в Канберре, Цюрихе, Пекине? Действительно ли тогда наступил бы мир? Или мне просто захотелось, чтобы еще больше рук обагрилось той же кровью, лишь бы разделить с кем‑то нашу вину?

Идея пришла ко мне словно ниоткуда, сметя все прочие мысли.

– А есть хоть одна причина, по которой та сторона должна оставаться на связи?

– На связи с чем? – удивился Кэмпбелл.

– С собой. Я о топологической связи. Они наверняка могут пронзить границу чем‑то наподобие иглы, а потом извлечь ее, оставив своеобразный «пузырь» измененных значений истинности: нечто вроде форпоста на нашей стороне с идеально гладкой поверхностью, которая делает ее непроницаемой. Правильно?

– Возможно, – согласился Юэнь. – Если мы соорудим такое совместно, то возможно.

– Тогда вопрос сводится к тому, сумеем ли мы найти место, где это можно проделать таким образом, чтобы результат полностью уничтожил шанс использовать метод Тима – и при этом не навредив любому процессу, который нам нужен для выживания?

– Твою мать, Бруно! – счастливо воскликнул Кэмпбелл. – Мы дадим им одно маленькое Ахиллово сухожилие, которое они могут перерезать… и потом им уже не надо будет нас бояться!

– Чтобы вывести железное доказательство чего‑то подобного, понадобится несколько недель, а то и месяцев, – заметил Юэнь.

– Тогда нам пора за работу. И хорошо бы передать Сэму первое же правдоподобное предположение, чтобы и они смогли пустить в ход свои ресурсы и помочь нам с доказательством.

Элисон снова вышла на связь и встретила это предложение с настороженным одобрением. Я проехался по округе, пока не отыскал тихое кафе. Система безналичных расчетов все еще не работала, а у меня не осталось наличных, но официант согласился принять в оплату номер моей кредитной карточки и мое письменное разрешение снять с нее 100 долларов – все, что от них останется после расчета за съеденное и выпитое мною, станет его чаевыми.

Я сидел в кафе, отгородившись от всего мира и погрузившись в математику. Иногда каждый из нашей четверки работал над отдельной задачей, а порой мы объединялись по двое, вытаскивая друг друга из тупиков и канав. Имелось бесконечное число вариаций, которые можно было внести в алгоритм Кэмпбелла, но час за часом мы снижали их количество на уровне концепции, отыскивая в ней то общее, без чего никакая версия оружия не смогла бы обойтись.

К четырем утра у нас имелась сильная гипотеза. Я вызвал Сэма, и объяснил, чего мы надеемся достичь.

– Это хорошая идея, – сказал он. – Мы ее обсудим.

Кафе закрылось. Я посидел в машине, опустошенный и вымотанный, затем позвонил Кейт – узнать, где она. Одна парочка подвезла ее почти до Пенрита, а когда их машина остановилась, Кейт прошла остаток пути до дома пешком.

* * *

Почти четыре дня я провел (когда не спал), сидя за столом и наблюдая, как по карте дефекта очень медленно ползет красная волна. Изменение цвета происходило не просто так – прежде чем каждый пиксель становился красным, двенадцать отдельных компьютеров должны были подтвердить, что участок границы, который этот пиксель отображал, стал плоским.

На пятый день Сэм отключил свои компьютеры и позволил нам предпринять атаку с нашей стороны на узкий коридор, связывающий большую часть той стороны с маленьким анклавом, который теперь окружал нашу Ахиллесову пяту. Мы не пострадали бы от любой реальной потери важнейшей арифметики, если бы этот тонкий волосок остался, но сохранение коридора одновременно маленьким и непроницаемым оказалось невозможным. Исходный план был единственным путем к окончательности: чтобы запечатать границу наглухо, та сторона не может оставаться связанной со своим ответвлением.

На следующей стадии обе стороны работали совместно, чтобы запечатать анклав полностью, сглаживая шрам в том месте, где была перерезана тянувшаяся к нему пуповина. Когда задача была завершена, он появился на карте в виде отполированного рубина. Теперь никакой известный процесс не сможет изменить его форму. Метод Кэмпбелла мог пробить его границу, не касаясь её, проникнуть внутрь, чтобы изменить его изнутри – но именно метод Кэмпбелла этот драгоценный камень и исключал.

На другом конце исчезнувшей пуповины взялись за работу машины Сэма, сглаживая дефект. К раннему вечеру эта работа тоже была завершена.

В границе остался только один крошечный дефект: горстка теорем, обеспечивающих связь между сторонами. Наша четверка часами спорила о его судьбе. Пока эта морщинка сохранялась, в принципе ее можно было использовать, чтобы раскрутить все обратно и опять сделать всю границу подвижной. Верно и то, что, по сравнению с границей в целом, будет относительно легко контролировать и защищать столь небольшой участок, но длительный и грубый напор компьютерных вычислений с каждой из сторон все еще мог преодолеть любое сопротивление и воспользоваться им.

В конце концов, политические руководители Сэма приняли решение за нас. Они всегда стремились именно к уверенности, и даже если сила оставалась на их стороне, они не были готовы поставить на это все.

– Удачи вам в будущем, – пожелал я.

– Удачи Скудоземью, – ответил Сэм. Я верил, что он пытался выступить против «ястребов», но никогда не был уверен в его дружбе. Когда его значок исчез с моего экрана, я почувствовал скорее облегчение, чем сожаление.

Я на горьком опыте научился понимать, что ничего постоянного нет. Возможно, через тысячу лет кто‑то обнаружит, что модель Кэмпбелла была лишь приближением к чему‑то более глубокому, и найдет способ сломать эти теоретически непробиваемые стены. Если повезет, к тому времени обе стороны могут стать лучше подготовленными к поиску варианта сосуществования.

Я нашел Кейт на кухне.

– Теперь я могу ответить на твои вопросы, если ты этого хочешь, – сказал я. Утром после катастрофы я пообещал ей, что это время настанет – в течение недель, а не месяцев, – и она согласилась остаться со мной и подождать.

Она ненадолго задумалась:

– Ты имеешь какое‑то отношение к тому, что случилось на прошлой неделе?

– Да.

– Выходит, это ты выпустил тот вирус? И ты тот самый террорист, которого ищут?

К моему великому облегчению, она спросила это примерно таким тоном, каким могла бы отреагировать на мое заявление, что я и есть Чингисхан.

– Нет, не я причина того, что случилось. Моей работой было попытаться это остановить, и я потерпел неудачу. Но к компьютерным вирусам это не имеет никакого отношения.

Она всмотрелась в мое лицо:

– Тогда что же это было? Можешь объяснить?

– Это длинная история.

– Неважно. У нас вся ночь впереди.

– Она началась в университете, – заговорил я. – С идеи Элисон. С одной блестящей, красивой, сумасшедшей идеи.

Кейт отвела взгляд, лицо ее залил румянец, как будто я сказал что‑то намеренно оскорбительное. Она знала, что я не был маньяком‑убийцей. Но было во мне и другое, относительно чего она испытывала меньшую уверенность.

– Эта история началась с Элисон, – повторил я. – Но заканчивается она здесь, с тобой.

Перевод: С. Слюсаренко, А. Новиков