Текст книги "Корпус-3"

Автор книги: Грег Бир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Приложение: особое мнение разведгруппы

– Он – это ты,да? – спрашивает моя спутница. Осмотр корпусов, всех укромных мест и тайников, поиск чужеродных форм жизни – пусть и немногочисленных – отнял у нашей команды шестьдесят дней. Все это время каждый из нас выполнял несколько задач одновременно; мы – я, моя спутница и еще семеро – готовили зоны погрузки, отдавая распоряжения команде, обслуживающей Корабль, и тем, кто отправится на поверхность планеты.

– Но… – Моя спутница кажется растерянной. – Кто она?

– Кто именно?

– Ты понимаешь, о ком я.

– Этого мы не узнаем. Изображений нет, анализировать нечего.

– Корабль мог бы сохранить их.

– Кто может понять Корабль? Мы даже не разобрались во всех его системах управления.

– Наверное, страшное было время.

Возможно, я совершил ошибку, позволив ей прочитать книги – десять из одиннадцати, лежавшие в порванном сером пакете. Других книг или пакетов нет. Разведгруппа, которая нашла книги, не может их прочесть – но я почему-то могу, и моя спутница тоже. На Корабле в ходу множество языков. Книги написаны на разговорном английском с сильным креном в сторону культурных ценностей и норм двадцать первого века. Мы со спутницей, естественно, говорим на общекитайском – возможно, как и Костяной Гребень по имени Томчин. Мы получили доказательства того, что Корабль способен создавать подобные формы жизни – и в том числе чудовищ-факторов.

Однако способа выяснить, как выглядел наш писатель, нет. Можно только предполагать, что он был похож на меня. Точно не узнать.

Но я чувствую это – по образу его мыслей и даже по выбору слов.

Моя спутница не очень-то довольна тем, что у нее такой прототип.

– Просто невероятная фигура!.. Ты нашел что-нибудь подобное в Каталоге?

– Нет, – отвечаю я. Это не совсем правда. С помощью программ сбора данных я восстановил некоторые части Каталога и даже оценил потенциал первоначального Кладоса – от которого в нашем Корабле осталось совсем немного.

Когда-то Корабль был значительно больше – и да, на нем могло существовать нечто вроде Матери. К звездам нас отправили полностью подготовленными, однако мы такими не остались.

Я принял решение; отвращение и разочарование моей спутницы подсказали мне, что нужно сделать с последней книгой. Я отвечаю за культурный уровень и боевой дух колонистов – и в целом за успех или провал нашего длинного и трудного путешествия. Прочитать первые десять книг и понять, что все наши воспоминания сфабрикованы, – ужасное потрясение. Но еще ужаснее мысль о том, какими аморальными были создатели Корабля, как отчаянно они мечтали добиться победы любой ценой, при любых условиях – и не важно, что при этом станет с другими существами, другими планетами.

Зло.

Хотя мы могли бы извлечь из него пользу… Что-то до сих пор во мне – неправильное, извращенное. Чудесное.

Последний томик, одиннадцатый, я утаил. Мысль о нем обжигает меня даже сейчас… но и радует тоже. Когда-нибудь, через много веков, люди узнают всю историю целиком, и она потрясет нас, таких юных, сильных и уверенных в себе.

Я положил одиннадцатую книгу в пакет, запер его в изолированном хранилище и позаботился о том, чтобы он остался на Корабле до тех пор, пока тот находится на орбите.

Если вы прочитали эти древние тексты и наш анализ, значит, вы взрослый и образованный человек. Но будьте готовы – сейчас вам предстоит узнать то, что может изменить все ваше представление о том, чего мы достигли, о том, кто мы такие.

Мы должны жить, завоевывать новые миры – в переносном смысле, разумеется. Мы нашли отличную планету. Здесь нет цивилизации, и мы уже интегрируемся в ее биосферу.

Корабль научился. Корабль научили.

Однако урок оказался тяжелым.

Одиннадцатая книга

Мир и покой космоса. Мы, по-прежнему прикрытые щитами, направляемся вниз, к маленькой луне.

Полная тишина. Даже крошечный транспорт-«яйцо» не издает ни звука. Мы плывем затаив дыхание – боимся еще раз навлечь на себя гнев судьбы или привлечь внимание Штурманской Группы к тому факту, что мы живы и сейчас придем к ней в гости.

Нелл нарушает молчание, сильно втянув в себя воздух.

– Как думаешь, сколько лет Кораблю? – спрашивает она, глядя на меня. Как будто я знаю ответ.

Обессиленный, я пожимаю плечами.

– Пятьсот лет. – Тот факт, что мне это известно, удивляет меня самого. – Возможно.

– Значит, его запустили… откуда? С Земли? – спрашивает Ким.

– Из облака Оорта, – отвечает Циной. Она уменьшилась до более подходящих размеров, перестроила мышцы и кости в более энергосберегающую структуру, чтобы обрести немного свободного пространства. Ей до сих пор больно.

– Что за «каорта»? – переспрашивает Ким, наверное, для того, чтобы отвлечь ее внимание от боли.

– Облако О-ор-та. Плацента нашей Солнечной системы, огромный нимб из остатков льда и пыли, – отвечает Циной. – Диаметр конгломераций может составлять сотни километров. Корабль построили на внутренних планетах, затем отправили к далеким рубежам. Одну из лун облака Оорта выбрали, обрезали, уплотнили. На это ушло пятьдесят лет. Пятьсот лет назад, как и сказал Учитель, к ней прикрепили Корабль и запустили в полет. Если эти сведения вообще заслуживают доверия.

– Мы можем вернуться? – спрашивает Ким.

– Нет, – отвечает Циной, облизывая лапу и содрогаясь от вкуса собственной крови. – Кораблю запрещено возвращаться. Это слишком опасно.

Еще одна долгая пауза. Корабль вращается, изменяет ориентацию. Наш короткий полет – несколько десятков километров – близится к концу. Нелл и Циной подходят к смотровому окну и едва не сталкиваются головами. Я дивлюсь тому, какие они непохожие.

Наши женщины.

– Сначала о главном, – говорю я. – Впустит ли нас Штурманская Группа?

– Другие уже искали здесь убежища, – отвечает Нелл.

– И что с ними стало?

– Хотела бы я это знать.

– Сейчас состыкуемся, – замечает Ким.

Звуки присоединения, стыковки. Давление выравнивается, и у нас закладывает уши. Циной – наша первая линия обороны – идет к люку.

Он распахивается, и нас обдает потоком очень холодного воздуха. Транспорт покрывается инеем у нас на глазах.

Серебряный век

Стыковочный модуль – широкий цилиндр с множеством тросов и сеток. С одной стороны он открыт, но за ним лишь холодная тьма. Закрепленная на луне сфера не предназначена для раскруток, ее обитатели жили в вечной невесомости – а может, и в вечном холоде?

– Скажи ей, чтобы стала более гостеприимной, – советую я Нелл.

– Ладно. Помоги нам, пожалуйста!

Нет ответа.

– Может, добавишь тепла? – добавляет она.

– Ты уверена, что с тобой говорил человек, а не призрак? – спрашивает Ким, поводя плечами, и выплывает из люка. Никто из нас не хочет прикасаться к замерзшим тросам и сетям. Холодный воздух обжигает легкие. Но по крайней мере им можно дышать.

Впереди вспыхивает яркая полоска света, и это не часть освещения Корабля. Все – даже Циной – удивленно вздыхают.

– Космический луч, – высказывает предположение Циной.

Нет, я уже видел нечто подобное – это мой призрак-спаситель, тот, которого не существует.

Возникает слабое сине-зеленое сияние, оно становится ярче, желтеет. Отсек за пределами зоны стыковки освещен крошечными лампочками. Все повторяется – я снова иду к свету, гонюсь за теплом.

– Понятно, – говорит Нелл. – Мать не хотела, чтобы мы спускались сюда, поэтому приучила нас бояться Штурманскую Группу.

– Или же потому, что здесь опасно. Возможно, Группа даже отдаленно не похожа на нас. – Ким обрывает свою мысль, и мы содрогаемся: как это грубо – даже предполагать такое, притом именно сейчас.

– Странно, – говорит Циной. – Если Штурманская Группа выбрала нас…

– Быть может, мы все еще представляем опасность, – отвечаю я. – Мы по-прежнему дети Матери. В некотором роде.

Томчин неразборчиво что-то гудит.

Еще одна полоса света. Циной свистит и начинает раздуваться. Мы жмемся к ней – она выделяет тепло.

– Не поджарь малышей, – напоминаю я.

Она смотрит на меня и медленно моргает – три разных века, все прозрачные. Она никогда не спит, никогда не перестает видеть. Я знаю, что у малышей все хорошо; возможно, им сейчас жарковато, но они в безопасности.

Мы замерли, словно дети на пороге дома с привидениями. Желтые листья, лунные октябрьские ночи, длинные проселки, на которых пляшут тени от деревьев, пакеты сладостей… дрожащие огоньки свечей в тыквах.Это сравнение вызывает столько забытых, ложных воспоминаний – дома с привидениями, провинциальные города, Хэллоуин, – что на глаза тут же наворачиваются слезы.

Кто-то здорово повеселился, когда создавал меня. Впрочем, не исключено, что меня сделали на основе человека, который действительно жил на Земле.

Заколдованный дом – это я. Привидение – мой разум.

– Ничего не выходит, – говорит Нелл. – Попробуй ты. – Она указывает на меня, затем поворачивается к остальным. – Мы все попробуем по очереди.

– Эй! Помогите! – кричу я, и воздух, вылетающий изо рта, превращается в снег.

Проходит еще несколько минут. Нелл уже указывает на Кима, когда мы чувствуем, что по цилиндру движется слабый поток воздуха. Металл во тьме скрипит, щелкает, стонет, и эти звуки подчеркивает негромкое шипение. Мы отступаем к люку – спасибо, с нас уже довольно, – как вдруг прилетает теплый ветерок, он гладит наши лица и руки, шелестит иглами Циной.

Сфера наконец-то оживает.

– Я жду вашего решения, – произносит чей-то голос. Мы узнаем мягкие четкие интонации.

– Какого? – спрашиваю я.

Нет ответа. Нелл выступает вперед.

– Нам не нравится, что происходит в Корпусе-3. Как отключить его, не нанеся повреждений Кораблю?

– Корабль уже поврежден, – произносит голос.

Свет становится ярче. Тьма за пределами цилиндра-вестибюля наполнена гладкими кривыми поверхностями, невероятно красивыми цветами и узорами. На Корабле мы не видели ничего подобного. Словно некий безумный художник выдул огромные фигуры из стекла и расставил их в творческом беспорядке.

Но диаметр сферы не менее пятисот метров, следовательно, это лишь крошечная ее часть. Возможно, она создана для того, чтобы приветствовать или поразить нас – или же для того, чтобы отвлечь внимание, пока нас изучают, трехмерный психологический тест, от результатов которого зависит, будем мы жить или умрем, примут нас с распростертыми объятиями или выкинут обратно в космос.

– Ваша работа? – спрашивает Ким, пораженный неожиданной красотой.

– Это пространство создано Штурманской Группой, – отвечает голос.

– Ты Штурманская Группа? – спрашивает Нелл.

– Нет.

– Ты Управление Кораблем? Мне знаком твой голос.

– Что вам не нравится в Корабле и том, как он действует? – спрашивает голос.

В вопросе заключен подвох, и нам нужно время, чтобы все обдумать. Мы по-прежнему в цилиндре, в относительно безопасной норе, на границе разноцветного кораллового рифа. Может, если мы выйдем, кто-то воспользуется тем, что наше внимание отвлечено, и схватит нас?

Положит конец нашим тревогам?

– Что вам не нравится в действиях Корабля? – вновь спрашивает голос.

Сглотнув, Нелл прижимает ладонь к губам и смотрит на меня. Они все смотрят на меня.

– Кто-то хочет помешать Кораблю уничтожить жизнь на какой-то планете. На Корабле идет война, и мы беженцы. – Я совершенно не подготовлен и поэтому чувствую себя глупо. Кроме того, с кем или с чем я разговариваю? Здесь никого нет – по крайней мере никого не видно.

Воздух быстро нагревается. Возможно, скоро нас пригласят внутрь – выпить чаю с печеньем, обсудить местную космическую погоду.

– Что такое совесть? – спрашивает голос.

Но не раньше, чем мы пройдем самый главный тест.

– Готовность пожертвовать чем-то ради всеобщего блага, – отвечаю я.

– Чем пожертвовать?

– Мечтами, планами. Личным.

Нелл начинает сердиться, Циной, напротив, уменьшается, втягивает иглы. Я быстро бросаю на нее взгляд через плечо.

– Ее создали «охотником», убийцей. Но она отказывается убивать. В ней – как и во всех нас – есть что-то хорошее.

– Она сама это приобрела – или в нее это вложили?

– Мои чувства принадлежат только мне, – рычит Циной. – Я та, какой хочу быть.

– Верно, – соглашаюсь я. – Мы прошли через настоящую мясорубку.

– Объясни.

– Минуточку, черт побери! – кричу я. – Прежде чем попасть сюда, мы побывали в настоящем аду! Нас обманывали, преследовали, убивали…

– Вас создал Корабль, – говорит голос. – Вы бы предпочли, чтобы вас не создавали?

Циной отшатывается, словно от удара. Скоро мы все будем вести себя как побитые псы. Хватит.

– Тебе нужна наша благодарность? – кричу я. Нелл прикасается к моей руке.

– Корабль выполняет задачу. Вы бы предпочли, чтобы он продолжил выполнять ее и тем самым обеспечил ваше выживание? Или же вы хотите, чтобы он провалил задание и обрек вас на смерть?

– Мы не одни. – Приподняв иглы, Циной раздает нам мешки с младенцами, словно щиты или талисманы. Она предлагает нам малышей, которых оберегала, и тем самым делает их защитниками всех нас.

Томчин держит мешок, как хрупкую вазу. Ким сгибает ручищу и укладывает на нее своего малыша. Нелл и я становимся рядом друг с другом. Нелепый, страшный и почему-то прекрасный момент. Сейчас я почти не боюсь умереть. Мы примирились с нашей судьбой.

– Мы люди, – говорю я. – Не тебе нас судить. Ты просто машина.

– Машины потеряли власть давным-давно. Входите. Помогите малышам родиться, а затем их накормят. Для вас тоже есть пища.

Циной действует первой, аккуратно вспарывая лапой мембрану. Появляется младенец, а вместе с ним – ручеек красноватой жидкости. Томчин теряет самообладание и что-то гнусаво лепечет, предлагая свой мешок – который уже активно дергается – каждому из нас. Однако ему предстоит управиться самостоятельно.

Мембраны прочные, но постепенно мы разрезаем капсулы и вытаскиваем малышей.

Я инстинктивно массирую своего, затем, словно опытный сельский врач, кладу на ладонь и хлопаю по попке. Легкие младенца сокращаются, из его рта выходит поток жидкости. Малыш делает вдох и принимается орать и крутить ручонками.

– Мальчик, – говорю я.

Нелл следует моему примеру, а потом и остальные, даже Томчин.

– У меня девочка, – говорит Нелл.

Мы вытираем малышей и сравниваем друг с другом, словно рождественские подарки, – еще одно воспоминание, которое лишь осложняет мою иррациональную радость. Три девочки, два мальчика. Из глаз текут слезы. Здесь, в вестибюле, достаточно тепло, и нам кажется, что детей можно не пеленать.

Я очищаю рот малыша от слизи, выдавливаю из носа остатки жидкости. Выставляю его вперед вместе с остальными – навстречу нашему судье или покровителю, уж кто он там. Отчаянный, дерзкий поступок. Мы надеемся на сочувствие в проклятом, полном насилия мире, который разительно отличается от наших фантомных воспоминаний. Мы жаждем признания, завершения, оправдания наших действий, но еще мы хотим выжить и узнать, что в нашем существовании есть смысл.

Стеклянные колонны вспыхивают и расходятся, открывая проход между стальными балками; возможно, он ведет в замороженные джунгли. Стекло, подсвеченное изнутри зелеными искрами, тянется волнами, рассекая сферу на сто метров или больше. Мы осторожно несем младенцев по направлению к центру – там находится что-то вроде убежища, по стенам которого бегут полосы зеленого и розового света.

– Добро пожаловать, – говорит голос.

Стена уходит вбок, внутри – покрытая инеем зеленая листва. На ветвях – мебель, приспособленная для жизни в условиях невесомости, совсем как в будуаре Матери. Среди листвы видны глядящие на нас пары и тройки маленьких глаз. Кажется, сейчас мы обнаружим еще одну самку, подобную Матери, еще одну ловушку, еще одно испытание – после чего быстро появятся новые «убийцы».

Но глаза исчезают. Опушка озаряется голубым, как небо Земли, светом. Домик на дереве – вот на что это похоже. Домик на дереве в джунглях.

И в этом атриуме, где встречают гостей или пленников, среди ветвей движется серебряное пятно – так быстро, что я едва успеваю следить за ним, словно мы существуем в разных временных потоках. Существо похоже на призрак из стекла и хрома. Гибкое тело, состоящее лишь из тонких конечностей и изгибов, облачено в прозрачную одежду, украшенную бирюзовыми и изумрудными бусинами. И над этим великолепием возвышается большая голова, сходная с человеческой – у нее есть глаза и нос, а с одной стороны что-то вроде ушей.

О нем у меня воспоминаний нет. Это существо не является частью Корабля, оно далеко за пределами Кладоса.

Серебристое существо.

– Штурманская Группа приветствует вас.

Призрак молчит – этот голос принадлежит не ему.

Он смотрит на меня, подносит палец к губам и улыбается – страшной, прекрасной улыбкой. У призрака нет зубов.

Он опускает руку и растворяется среди листвы.

Его не видел никто, кроме меня.

Нелл замечает, что я дрожу.

– Да ладно, здесь не так плохо, – говорит она.

Огни поднимаются. Между ветвями вырезано небольшое пространство, частично закрытое молочно-белыми панелями; тонкие нити, сплетаясь, образуют то, что когда-то было капсулами для сна. Внутри капсул две фигуры в темно-коричневых одеяниях – черные, с серовато-розовыми пятнами. Они все еще покрыты инеем и льдом, но быстро оттаивают.

– Вы пришли, чтобы заменить Штурманскую Группу? – вопрошает голос.

Я спрашиваю себя, как иссохшие трупы могут издавать какие-либо звуки. Но распространяющийся кислый запах быстро дает мне понять, что эти существа давно умерли.

– Я говорила с Кораблем, – отвечает Нелл. – Нам нужен чистый Корабль – тот, который разбудил нас, научил подключаться к памяти Корабля и Кладосу. Никаких посредников, никаких фокусов.

– Я не тот Корабль, – возражает голос. – Нужно принять решение, но я не в силах это сделать. Найдена новая точка пути. Штурманская Группа была заморожена и сохранена. Они скоро оживут.

Ким разглядывает трупы. Нелл держится чуть позади, вместе с Циной. Мы ощущаем опасность. Кто был против того, чтобы мы родились и выжили? Кто создал существ, которые должны были убить нас, – Мать, Корабль или эти мертвецы?

Если бы я верил в серебристое существо, то мог бы обвинить и его тоже, – но я отказываюсь верить в галлюцинацию.

– Они скоро оживут, – бубнит голос. – Они крепко спят.

– Очень крепко, – вполголоса замечает Ким.

Нелл подтягивается на длинной ветке, трогает листья, затем отводит их в сторону, словно ищет те сверкающие глаза.

– Не бойся, – шепчет она и бросает многозначительный взгляд на Циной, словно говоря «никаких резких движений». – Эй, в кустах, кто ты? Это ты создал малышей и сообщил нам, где их искать?

– С кем она разговаривает? – спрашивает Циной.

– Вот ты где, – говорит Ким, когда рядом с ним появляется небольшая фигура – свисает с ветки, уцепившись за нее длинным хвостом. Память подсказывает мне, что это какая-то обезьяна, но на самом деле существо скорее напоминает пончик с пятью суставчатыми лапами и двумя хвостами. Оно покрыто мехом, на вершине туловища сидит треугольная голова с тремя глазами вокруг носа и четвертым на макушке – абсолютно практичное решение для обитателя трехмерного пространства.

Голос доносится снова, и на этот раз – отчасти из обезьяны-пончика рядом с Кимом.

– Разбудите их, – требует он, хотя рта у существа не видно. Теперь становится ясно, что звук доносится отовсюду. Из-за ветвей видны головы, лапы и хвосты других обезьян. Одна садится рядом с покрытыми инеем мертвецами и не сводит с нашей группы блестящих глаз.

В этом домике на дереве обитает несколько десятков существ – по крайней мере столько мы видим. У них крошечные ловкие руки – на каждой по пять пальцев, из них два больших. Сколько же еще в сфере таких обезьян – сотни, тысячи?

Обезьяна, которая находится ближе всех к трупам, поднимает лапу, словно желая погладить оттаивающее лицо, затем отшатывается.

– Мы умерли, – говорит голос.

– Они всеговорят одновременно, – замечает Нелл. – Только голос один.

– Они из Каталога? – спрашивает у меня Циной. – Корабль создал их до нас?

В обезьян-пончиков поверить легче, чем в хромированный призрак.

– Возможно, – отвечаю я.

– На «убийц» они не похожи, – говорит Ким. – Когтей нет, больших зубов тоже. Головы для таких тел великоваты. Они напоминают…

– Корабль просит выйти на связь, – говорит голос. – Корабль просит о примирении. Пробудите Штурманскую Группу и найдите для нас новый дом.

– Ничего не понимаю, – говорит Ким. – Корабль ведь умер! Разве мы не у Штурманской Группы?

– Они хотят, чтобы мы шли за ними, – говорит Нелл, наблюдая за обезьянами. Те бегают, протягивают к нам лапы, но в последний момент отдергивают их, затем группами бросаются вниз сквозь отверстие среди ветвей. – Всем идти нельзя. Кто-то должен остаться с малышами.

Однако обезьяны сильно обеспокоены судьбой детей. Головы поворачиваются.

– Никто здесь не останется, – говорит голос, доносящийся из обезьяньих носов.

Циной, которая продолжает меня удивлять, показывает, что детей можно уложить под ее броней, где они будут в тепле и безопасности. Нелл в конце концов соглашается – с нами малышам лучше.

– Зачем им причинять вред детям? – спрашивает Ким. – Они же сами просили принести их сюда, разве нет?

– Напряги воображение, – мрачно предлагаю я. Ким слегка обижается, затем кивает.

По крайней мере десяток обезьян – дружелюбных гимнастов – крутятся возле нас, хватаясь руками за ветки. Похоже, они хотят, чтобы мы отошли от трупов – раз уж нет никаких доказательств того, что мертвецы что-нибудь скажут или сделают.

Обезьяны – голос – возможно, и не такие уж глупые.

Сфера Штурманской Группы примерно пятьсот метров в диаметре. Она, похоже, состоит из концентрических слоев – уровней или внутренних сфер, большинство из которых покинуты и заморожены. В общем, мы ориентируемся на потоки теплого воздуха. Холод не дает сбиться с пути. Нелл замечает, что теплый воздух и обезьяны, время от времени возникающие впереди, направляют нас по широкой дуге к самому краю сферы.

Путешествие любопытное, потому что половина листвы на нашем пути покрыта толстым слоем инея. Кое-где видны другие, до сих пор замороженные обезьяны – они постепенно оттаивают и оживают.

Некоторые из них идут с нами.

– Они рассчитаны на то, чтобы замерзать вместе со сферой, – завороженно говорит Ким. Томчин пытается выразить какую-то мысль, но мы слишком заняты, чтобы его слушать, – мы, словно Тарзаны, учимся преодолевать открытые пространства между ветвями. (Не спрашивайте, кто такой Тарзан. Я вижу нас в лесу, в окружении обезьян – и даже обезьян-пончиков, – и имя просто всплывает в моем сознании, как и тревожащий образ мускулистого мужчины в набедренной повязке из шкуры леопарда.)

– Только не волнуйтесь, но, похоже, мы ветвимся, – говорю я.

– В общественном месте? – спрашивает Циной.

Нелл хихикает; ее смех, похожий и на икоту, и на мяуканье, очарователен. После всего, что мы пережили, и даже сейчас, когда мы ветвимся, мы можем посмеяться над окружающим нас абсурдом.

У Циной лучше всех получается воплотить слова в жизнь – не отставая от обезьян, она стремительно прыгает по ветвям. Увы, учитывая разницу в анатомии, учиться на ее примере мы не можем. Когда она движется, слышно, как воркуют и пищат малыши. Неужели она действительно ухаживаетза ними? Все возможно. Здесь правит абсурд.

В данный момент к нашему странному отряду я испытываю что-то похожее на любовь. Впервые испытываю такое чувство по отношению к живым людям – хотя я помню, что во Сне со мной это уже было.

Люди.

Мои люди – пожалуй, единственные родные мне люди. Посмотрите на них – столько страниц из ненаписанной истории человечества, они приспособлены к таким разным условиям, однако работают сообща, стремятся к цели, надеются на что-то. Как же их не любить.

Путешествие непростое. Когда мы наконец добираемся до места, мы исцарапаны, покрыты потом и раздражены в самых разных смыслах этого слова. Возможно, перед нами копия центра управления из Корпуса-3, хотя повсюду плющ, усики, листья, ветви и даже укоренившиеся стволы. Кажется, что обезьяны живут здесь уже очень долго.

Мы находим еще две мумии, полностью оттаявшие и совершенно омерзительные.

– Кто они такие? – спрашивает Нелл у наших проворных спутников.

– Они – это мы, – говорит голос, доносящийся отовсюду. Обезьяны рассаживаются; часть ухаживает друг за другом, но большинство просто следит за нашей группой.

– Нельзя ли их… убрать? – спрашиваю я. – Они умерли. Они не вернутся.

Обезьяны обдумывают мое предложение. Я вижу, как меняется выражение на их странных мордах, вижу еле заметные жесты. Волна проходит от одной стороны к другой – обезьянья война. Они думают последовательно.

Волна затихает, и они отвечают хором:

– Мы не умерли.

Циной уже проанализировала форму, функции и внутреннюю структуру обезьян – и теперь в курсе дела.

– Они скопировали себя… в вас? Передали свои воспоминания, навыки, обязанности – чтобы вы заменили их, если они не выживут?

Слышится негромкое шуршание – хвосты подергиваются, лапки разжимаются и снова хватаются за ветки. Вопрос слишком странный и важный, чтобы голос мог ответить сразу.

– Да, – говорит он наконец. – Они – это мы.

– Какая удача, – замечает Нелл. – Ведь теперь, когда они вам не нужны, от них необходимо избавиться.

Я лечу в сторону Нелл.

– Так кто здесь главный? – шепчу я ей. Она отмахивается; этот вопрос совершенно не в ее компетенции. Однако его слышит Циной – и задает другой, еще более важный вопрос:

– Зачем создавать малышей и приносить их сюда?

– Они чисты. Они вырастут, чтобы сделать выбор, – отвечает голос.

Томчин что-то бурчит про себя – очевидно, что-то очень экспрессивное – и отворачивается.

– Безумный Корабб, – бормочет он. Мы все понимаем, о чем он.

– Мы запутались, – говорит Циной. – Даже если они могут сделать выбор, то из чего им выбирать?

– У них нет снов. Корабль не сформировал их. Они чисты.

Обезьяны обрывают листья и ветви в задней части зоны управления, открывая заросший мхом круглый люк – такой большой, что в него пролезут даже Циной и Ким. Нелл вытирает ладони о штаны, вытягивает руки вперед и выжидающе оглядывается. Словно приветствуя ее, вымахивают пилоны. Она на миг прикасается к синей полусфере.

– То же самое, что и в корпусах, – говорит Нелл. – Огромные зоны пусты, выжжены. Корабль не способен принимать решения.

– Корабль мертв, – отвечает голос.

– Мать почти победила, – говорит Циной.

Обезьяны движутся вокруг Циной, приглашают ее подойти к люку, который открылся справа от нас. Мы пытаемся не отставать от нее, но обезьяны оттесняют нас с еще большим усердием. «Охотника» здесь ждут, ведь Циной – защитница детей, она принесла новую жизнь, новых штурманов. Но ждут только ее. Кажется, обезьяны считают, что свою роль мы сыграли.

– Ну и дела, – бормочу я.

– Аминь, – отзывается Ким.

– Давайте не будем торопиться. – Циной спокойно дрейфует рядом с люком. – И без лишнего фатализма. Кто из нас войдет туда?

– Ты и дети, – говорит голос. – Больше никто.

– Еще чего! – отвечает Циной. – Малышам нужна не только я; им нужна настоящаямать, друзья, дядюшки, защитники и настоящий учитель.

Обезьяны не знают, что делать. Они дергаются, жестикулируют, но не произносят ни слова.

– Если есть шанс, что ты справишься без нас… – начинаю я.

– Мы не имеем значения, – добавляет Нелл.

– Прекратите! – рычит Циной. – Нянька из меня никакая. Я им в кошмарах буду сниться.

– Только в том случае, если им будет с кем сравнивать, – мягко уговаривает Нелл.

– Все, забыли! – «Охотник» снова рычит. – Поверьте, если бы младенцем была я, такое тело напугало бы меня до смерти. А кроме того, я терпеть не могу одиночества.

Обезьяны слушают.

Патовая ситуация.

Равновесие на острие булавки. Возможно, все рухнет прямо сейчас. Богатства, накопленные в течение многих веков, усилия и даже жизни многих поколений – все пошло на создание увядающего ростка, который уничтожает изнутри его собственная извращенная совесть (а узнаем ли мы когда-нибудь, откуда она взялась?), – качество, которое не должно было развиться. Однако не будь его, нас бы сейчас здесь тоже не было. Если в обезьянах действительно заключен разум наших создателей, если они – те самые, кто вложил в нас совесть, они должны это понять.

Люк медленно отъезжает в сторону. Зажигаются огни. Мы заглядываем в убежище, которое находится за командным отсеком. Здесь все ярко освещенное, теплое, чистое, хотя поначалу воздух кажется спертым.

Обезьяны предпринимают последнюю попытку нас разделить. С Кимом результат выходит комическим – огромный желтый парень, покрытый хватающимися, пищащими и фыркающими пушистыми пончиками.

«Охотник» издает какой-то звук, словно откашливается.

– Они пойдут первыми, – настаивает Циной.

Все нервно вздрагивают, а обезьяны запускают еще одну волну встревоженных раздумий.

В наших рядах разногласий нет. Мы применяли планы и похуже, с меньшими шансами на успех. Я делаю знак Нелл, она – Томчину, и он входит, а потом – Ким и Нелл. Затем я. Циной идет следом за мной.

Обезьяны неуверенно топчутся на месте.

– И что теперь? – спрашиваю я, проходя через люк.

– Мы прекратим поставки топлива в корпуса, – отвечает голос, доносящийся из убежища. – Через поколение они остынут. Все их обитатели замерзнут и умрут – за исключением тех, кто собрался здесь.

– А как же генофонд? – спрашивает Нелл за моей спиной.

Ответа нет. Шесть обезьян, которых подталкивают сородичи, неохотно присоединяются к нам, издавая печальные трели.

Люк закрывается.