Текст книги "Корпус-3"

Автор книги: Грег Бир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Профессиональные хитрости

У меня есть вода – две наполовину заполненные бутылки, еды хватит на день-два. Хотя без часов время теряет очертания. Каждая раскрутка длится часа четыре, точно определить невозможно. Я уже голоден. Похоже, голод останется со мной навсегда.

Этот коридор широкий, а в сечении – прямоугольный. Справа – пешеходная дорожка с перилами, слева за двойной оградой с перекладинами – лестница, да и только! – из прозрачного «колпака» тянутся два желоба. По таким желобам могли бы катиться огромные шары, ехать поезд или другой транспорт. Я дивлюсь размерам объекта, его очевидному дизайну и не менее очевидному отсутствию обитателей – пассажиров.

Сколько колонистов обеспечивал бы этот корабль – предположительно один из трех, – если бы находился в рабочем состоянии? В голову приходит страшная мысль: возможно, он ужев рабочем состоянии. Возможно, мы все что-то натворили, и в наказание нас поместили в эту суровую среду обитания. Возможно, это место, наполненное существами, которые строят ловушки и убивают, тюрьма для ненужных людей, незаконнорожденных и слуг.

Но существа не всегда пожирают убитых – в «пузыре» остался полуразложившийся труп.

Только теперь я задумываюсь о том, что стало с трупом, пока мы спали. Может, кто-то пришел и съел останки – выждав положенное время, чтобы они «созрели»?

На полу и стенах куски тканей, пятна крови и других жидкостей. Я останавливаюсь, изучаю подтеки, отпечатки ладоней – и нахожу острые кончики сломанных оранжевых игл. Еще одна схватка. Наверное, Собиратель и Сатмонк ранили существо, которое убило Толкарца. Но зачем кому-то понадобилось тащить их так далеко? Куда оно их несло?

В укромное место, чтобы там съесть. Оно, как и ты, гонится за теплом.

Освещение тускнеет. Впереди на ограждении висит что-то большое и темное – еще один мертвый «чистильщик». Подойдя ближе, я замечаю, что тело разорвано или разрезано на несколько больших частей. Панцирь расколот, повсюду темная маслянистая жидкость.

Других трупов не видно – разве что они придавлены «чистильщиком». Я поднимаю плоскую безжизненную лапу: человеческих останков под ней нет. Я протискиваюсь мимо разбитого панциря, конечностей и голов, почему-то вызывающих жалость, – их три, как и раньше, с блестящими незрячими глазами.

Легкая добыча. «Чистильщиков» убивают все – кроме девочки, которая не могла сопротивляться.

Я иду довольно долго, и наконец широкий коридор заканчивается. Парные желоба переходят в полукруглые выпуклости, а мостик – в круглую выемку примерно два метра в ширину, врезанную или впаянную в сероватую поверхность стены.

Меня настигает еле ощутимое дуновение холодного воздуха. Скоро коридор станет непригодным для жизни. Наблюдательная камера скорее всего уже замерзла. Идти назад – смерть, а путь вперед перекрыт.

Я ставлю пакеты на пол. Бутылку и кекс девочки я так и не тронул. Надеюсь когда-нибудь вручить ей их – в благодарность за то, что она спасла меня и – до сих пор – помогала выживать.

Я прислоняюсь к стене, которой заканчивается пешеходный мостик.

– Есть кто-нибудь на этом корабле? – спрашиваю я вслух.

– К кому ты обращаешься? – отзывается голос.

Голосов много… или все-таки один?

Отпрыгнув от стены, я разворачиваюсь к ней лицом.

Я не смею даже надеяться на то, что голос принадлежит живому существу. Не хочу проверять это, ни заговаривая снова, ни тем более задавая еще один вопрос. Возможно, ответов осталось совсем немного – а дальше тишина. Возможно, я уже использовал свой последний вопрос, последнюю просьбу – свое единственное желание.

Холод усиливается.

– Как мне пройти? Здесь есть дверь?

Я дивлюсь собственной смелости.

– Каково твое происхождение и род занятий?

Надо подумать.

– Я учитель. Здесь прошли другие, и я хочу к ним присоединиться.

– Ты – часть Управления Кораблем?

Вряд ли.

– Нет.

– Значит, ты сделан мною. Ты – во внешних областях Корпуса-1. Здесь опасно. Двигайся к центру Корабля.

Не успеваю я отреагировать, как выемка углубляется, а круг разворачивается наружу, оставляя отверстие, за которым еще темнее и лишь чуть теплее. Я останавливаюсь на «пороге», полагая, что меня заманили в ловушку и сейчас схватят.

– Прошел ли здесь кто-то еще? – спрашиваю я.

– Отверстие закроется через пять секунд.

– Кто ты?

Круг начинает возвращаться на прежнее место. В последний миг я прыгаю вперед и, сделав кувырок, замираю у покатой поверхности – невысокого широкого и, разумеется, серого «холмика». Свет над головой становится ярче.

Я на дне широкой и глубокой шахты. Наверху – крошечное круглое отверстие. Стены плавно переходят в пол; бугорок в центре – примерно три метра в ширину и метр в высоту.

Сзади никакой двери не видно. Можно двигаться лишь вверх – к центру Корабля.

Левой рукой я нащупываю еще один, почти пустой пакет. В нем только одна вещь – маленькая, прямоугольная.

Книга.

Развязав бечевку, я достаю книгу. У нее серебряная обложка и сорок девять зарубок – семь рядов по семь. Девочку пронесли здесь. Возможно, Костяной Гребень и Красно-коричневый еще с ней. Возможно, они убежали от «чистильщика» – ведь разорвать его на части им не хватило бы сил. Они скорее разрезали бы его. Возможно, «чистильщик» отвлек внимание твари с красноватой шипастой рукой – это объясняет сломанные иглы на полу.

Возможно, они спаслись.

Забраться по лестнице? Или подождать замедления и невесомости? Осмотрев шахту, я понимаю, что лучший выход – если учесть, сколько времени у меня осталось, – это лезть наверх.

Я вешаю пакеты на плечо и пытаюсь затянуть потуже болтающийся на мне комбинезон Черно-синего. Безуспешно. Запив кусок кекса водой, мочусь на стену. «Пометил территорию», – думаю я, мрачно ухмыляясь.

Я лезу наверх. В голове беспорядочно носятся мысли, планы и воспоминания о том, что я видел в камере наблюдения и во сне.

Веретено – Корпус-1, как сказал голос, – длинная, сужающаяся к концу ось. Она вставлена во что-то вроде колеса, прикрепленного к балке. Возможно, таких корпусов три, и они висят над огромной грязной льдиной на равных расстояниях друг от друга. Балки прикрепляют каждый корпус к рельсам, которые соединены с тесной клеткой, куда помещен «снежок». Корабли могут ездить по этим рельсам вперед и назад.

Скорее всего я иду вперед по Корпусу-1 – но, возможно, что и в сторону кормы. Информации мало, так что судить о направлении сложно.

По моим догадкам, длина корпуса около десяти километров, а диаметр самой широкой части – примерно километра три. Что касается ледяного шара, то он скорее даже не шар, а мяч для игры в американский футбол примерно ста километров в длину. По сравнению с ним корпуса выглядят крошечными.

Он слишком большой.

Что-то должно двигать корпуса и глыбу грязного льда, но где моторы, где двигатели? Вероятно, они довольно мощные, и находиться рядом с ними не очень-то приятно. Я вынужден сделать вывод, что функции двух половин веретенообразного корпуса сильно отличаются.

Я почти уверен, что иду вперед.

А как же извилистая борозда – змеиный след, вырезанный во льду?

Вот теперь моя голова действительно болит.

Я продолжаю лезть наверх. Сила, тянущая меня к периферии, слабеет. Движение к центру Корабля уменьшает центробежное ускорение. Чем дальше я иду, тем меньше на меня действует раскрутка. Эффект возникает постепенно, но голова почему-то кружится даже сильнее, чем во время раскрутки и замедления.

По крайней мере подниматься теперь легче.

Зачем корабль вращается, я не понимаю. Причины, по которым понадобились сила тяжести и невесомость, не ясны, но вот про охлаждение и нагрев я догадываюсь. Корпуса огромные, с большим количеством пустот, на обслуживание которых требуется огромное количество энергии – если допустить, что их постоянно и в равной мере обслуживают. Если до конца путешествия еще далеко, если пассажиры еще не проснулись…

Значит, ты сделан мной.

Воспоминания о голосе за дверью нарушают ход мыслей, но так как в его словах смысла не больше, чем во всем остальном, я возвращаюсь к своим размышлениям.

Если пассажиры еще не проснулись, то, возможно, пустоты регулярно нагревают и охлаждают для того, чтобы уберечь корпус от деформации.

Или чтобы сэкономить энергию.

Колонисты все равно заморожены и, вероятно, хранятся в центре корабля – ведь у внешних стенок за долгие годы пути можно получить значительно более мощную дозу радиации.

Тогда кто разбудил чудовищ?

Я совершаю ошибку – смотрю вниз, и желудок едва не извергает из себя кусок кекса. Затем я сосредоточиваю внимание на цели. Отталкиваться ногами уже не нужно, поэтому я просто подтягиваюсь на руках.

– Откуда взялись караваи и голос за дверью? – Мой голос, отражающийся от стенок огромной шахты, звучит глухо, но успокаивает. – Кто или что такое Управление Кораблем?

Эхо нечеткое, и понять по нему, насколько я продвинулся, невозможно.

Замедление застает меня врасплох. Чтобы не сводило пальцы, я стараюсь не очень сильно хвататься за ступени, и поэтому внезапный толчок и порыв ветра отрывают одну из рук от лестницы. Меня тянет скорее не вниз, а влево, к ближайшей стене. Я вцепляюсь в лестницу руками и ногами и застываю до тех пор, пока сила тяжести окончательно не исчезает. Затем лезу дальше.

Я похож на паука.

Паук.

Слово и заключенный в нем образ существа, движущегося по липкой нити, части паутины, заставляет меня поежиться. Не знаю, кто такие пауки, какого они размера и откуда они взялись. Возможно, моих спутников утащил паук.Но чем больше я исследую обрывки своих знаний, тем больше мне кажется, что пауки слишком маленькие – хотя все равно мерзкие.

Правда, возможно и то, что в этой жизни я тоже крошечный.

Ненавижу неопределенность. Тот, кто разбудил меня – нас, – оказал нам плохую услугу. Зачем мы нужны? Быть может, наше единственное предназначение в том, чтобы нас сметали в сторону, давили, уничтожали – прихлопывали как мух.

Пауки едят мух.

Ой!

Впрочем, пока что мне удалось обогнать холод и выжить. Температура в этой части шахты, похоже, колеблется меньше. Крошечные огни в стенах тускнеют, затем снова разгораются. Интервалы между ними случайные. Вот тебе и постоянство. Здесь тоже ничего не понятно.

Все мое внимание сосредоточено на подъеме, и взгляд на стену я бросаю случайно, когда тянусь, чтобы почесаться и поддернуть штаны. Слева, примерно в метре от меня, на стене царапина. Затем я замечаю множество других царапин – они образуют грубый круг. Также видны несколько глубоких канавок.

Большое существо с сильными лапами цеплялось за стены, борясь с раскруткой. Возможно, вместе с конечностями и всем прочим его длина примерно равна диаметру шахты – то есть около пяти метров. Наверное, оно упало, и его выскребали отсюда.

Над кругом из царапин находится небольшое пятно из неровных линий. Я даю обратный ход и останавливаюсь напротив него.

Это рисунок, сделанный темной засохшей краской – или чем-то другим. Слабый запах чувствовался с самого начала, но я изо всех сил пытался не обращать на него внимания. Снова человеческая кровь.

Используй то, что есть.

Рисунок простой и грубый – даже не рисунок, а опознавательный знак. Огни вновь тускнеют; от напряжения болят глаза. Наконец я цепляюсь за лестницу ногой и дотягиваюсь до стены.

На рисунке изображена пухлая, почти круглая фигура. Возможно, это человек, хотя голова у существа маленькая и круглая, а из черт лица – только линия там, где должны быть глаза. Коротенькие ноги сходятся в точку, ступней не видно. Рядом пятнышко меньше сантиметра в диаметре – отпечаток пальца. Я прикладываю к нему свой палец. Автор рисунка значительно меньше меня – скорее всего уже знакомая мне девочка. Рисовала пальцем, макая его в кровь, – но зачем?

Из тела, словно мешочки, торчат двенадцать грудей – три ряда по четыре. Соски есть только у некоторых. Думаю, рисовать все не было времени.

Я медленно поворачиваюсь. Примерно на полметра дальше едва различимый – словно кровь уже заканчивалась – отпечаток ладошки. Автограф художника.

Существо, которое унесло девочку из камеры наблюдения, на секунду остановилось здесь, царапая стены. И за это время девочка оставила знак – собственной кровью.

Удивляться, бояться или отчаиваться некогда. Я голоден и хочу пить. Двигаюсь дальше. Пытаюсь дышать ровно и ни о чем не думать – и чуть не врезаюсь головой в большую крышку в верхней части шахты. Крышка чуть приподнята с одной стороны, чтобы я мог пролезть.

Я прополз примерно двести метров. Если его корпус такой широкий, как мне кажется, то сейчас я ненамного ближе к центру Корабля, чем был в начале пути. Но шахта закончилась, а я устал и хочу немного расслабиться.

Откуда-то издали доносится еле слышный звук, словно чье-то дыхание. Дыхание самого Корабля. И его сопровождает низкий ритмичный стук бьющегося сердца.

Протискиваюсь между крышкой и краем шахты, затем, легонько постукивая по краю крышки, поворачиваюсь вокруг своей оси, чтобы осмотреться. Я впервые оказался в чем-то вроде комнаты, которая подходит для моего вида людей, обладающих моим видом памяти.

Перевожу дыхание и вытягиваю руку, чтобы затормозить. Пространство над шахтой длинное и узкое. Над полом высокие округлые силуэты… мебель? Как и повсюду, на стенах горят крошечные лампочки, но здесь свет переливается, словно волны в пруду, и мерцание каким-то образом сообщает о том, что Корабль – живой и наблюдает за вами.

Огромное количество информации в моей памяти совершенно не связано с воспоминаниями. Например, запахи. Я чувствую еле уловимый запах гари. Глаза уже привыкли к темноте, однако, чтобы понять, что у комнаты есть верх и низ, что она рассчитана на силу тяжести, мне приходится медленно обследовать каждый закоулок. Я ощупываю предметы, которые принял за мебель, и понимаю, что они неправильной формы потому, что обгорели – или же не оформились до конца. Диваны, стулья, столы… остановившиеся в развитии, словно обгоревшие кустики или деревца. К пальцам липнет маслянистая копоть. Когда-то в комнате случился пожар.

Подплываю ближе к стене. На ней большие пятна копоти. Осторожно, словно обожженную кожу, ощупываю стену, изучаю крошечные ямки на месте сгоревших, мертвых лампочек.

Я удаляюсь от люка шахты, плыву по едкому воздуху к противоположной стене, где замечаю еще одно круглое углубление. Оно приоткрыто; должно быть, люк перекосило от жара.

Если пройти через отверстие, то, возможно, мне удастся попасть во внутреннюю окружность – в кольцо комнат внутри Корабля.

Впрочем, сейчас я хочу только отдыхать. Глотну воды, доем свой каравай и подумаю о том, стоит ли мне съесть и выпить припасы девочки или почитать ее книгу.

На самом деле неизвестно, умеюли я читать.

Перекатывая воду во рту, я парю у обугленной стены, цепляясь ногой за то, что когда-то могло стать стулом. Рядом изломанная поверхность, которая, возможно, пыталась превратиться в стол.

Если что-то придет за мной, я оттолкнусь и уплыву. А если начнется раскрутка, я ее почувствую.

Глаза закрываются.

А, вот ты где. Привет.

В потемневшем поле зрения гладкое, рельефное, серебристое лицо – скорее женское, нежели мужское.

Сначала мне кажется, что я сплю, затем я понимаю, что мои глаза наполовину открыты. На то, чтобы выйти из вызванного усталостью оцепенения, понадобится время. От шока в мышцах покалывает, но все равно нужно еще несколько секунд…

Ко мне тянется серебристая гладкая рука. Прохладные пальцы гладят мои щеки, лоб, ерошат волосы. Лицо склоняется ко мне и застывает, нос к носу, словно разглядывая меня – нежно и с удивлением.

Глаза синие, пустые и бездонные.

Сдавленно вскрикнув, я наконец обретаю контроль над телом и начинаю метаться. Лицо и пальцы растворяются во тьме. Мой кулак натыкается на что-то полутвердое, резиноподобное – предплечье или плечо. Нога все еще цепляется за недосформировавшийся стол, и боль в вывихнутой лодыжке приводит в чувство.

Никого, кроме меня, в комнате нет.

Я делаю глубокий вдох, судорожно оглядываюсь, убеждая себя в том, что я один… Сейчас – один.

Освещение медленно загорается и гаснет – волнами, как и прежде.

Я осушаю бутылку с водой, затем подтягиваю к себе пакеты – перед тем как заснуть, я привязал их бечевкой к ноге.

Пакет, который принадлежал… принадлежит девочке, пуст. Книги нет. Остатки ее каравая и бутылка воды в моем пакете не тронуты.

Правила приличия

Не знаю, как долго я спал, но у меня ощущение, что я более наблюдателен и лучше соображаю. Комната в полном беспорядке. Возможно, пожар нанес ей такой ущерб, что она просто умерла. Идея о том, что части корпуса можно ранить и даже убить, кажется мне забавной.

Если смотреть на что-нибудь достаточно долго, то постепенно объект встраивается в общую картину. Однако серебристое лицо я не выдумал – ведь книга девочки действительно исчезла.

Я решаю выпить ее воду и съесть каравай. Если мы снова встретимся, я ничего не смогу ей дать. Не хочу об этом думать.

За очередной оплавленной дверью еще одна комната. Здесь прохладней, но все-таки не опасно – температура выше точки замерзания. Когда я вхожу, стены вспыхивают; свет такой яркий, что почти причиняет мне боль. Глаза привыкают не сразу, и я чувствую себя беззащитным, однако это скоро проходит. Теперь ясно, как выглядят нормальные, не сгоревшие помещения.

Эта комната больше предыдущей – примерно тридцать метров в длину, двадцать в ширину и пять в высоту. У задней стены ряд кубических ниш. На полу – параллельные ряды из мягких квадратных подушек. Я приминаю одну из них ногой. У края каждой подушки на столбиках закреплены свернутые и перевязанные коконы из ткани, похожей на сетку. В одном из таких коконов можно поспать во время замедления. А если есть сила тяжести, можно отдыхать на подушках. Роль одеял, вероятно, играют серые мешки, которые висят у противоположной стены.

«Здесь живут люди, – думаю я. – Возможно, здесь их лагерь; отсюда они уходят на разведку. Найденные мешки и припасы люди приносят сюда. Добычу кто-то должен сторожить».

Но эта комната так же пуста, как и первая. Ясно одно: существо, похитившее девочку и двух остальных – то, которое засунуло Черно-синего в жилой пузырь, – не протиснулось бы в заевшую, наполовину расплавленную дверь. Я и сам едва прошел в нее.

Внезапно все вздрагивает, и возникает уже знакомое чувство – невидимая сила тянет меня к стене. Я хватаюсь за кокон и его стержень и держусь, пока раскрутка возвращает силу тяжести. Здесь она слабее, чем на периферии Корабля, но я все равно могу ходить, не испытывая затруднений.

Воздух по-прежнему прохладный.

При мысли о том, что лежит в этих мешках, я отпускаю стержень и облизываю губы, однако внимание отвлекает какой-то гул. Наполовину расплавленная дверь сумела открыться шире – значительно шире, примерно на две трети. Теперь наружу торчит ее часть, похожая на полумесяц; ширина отверстия примерно три метра, а высота – почти от пола до потолка.

Надежда на то, что дверь задержит чудовищ, гибнет.

Дверь в противоположной стене – неповрежденная – тоже открылась. Путь свободен. Слишком свободен.

Я подхожу к стене и ощупываю мешки. Большинство из них пусты – караваев, бутылок и книг нет. В одном лежит что-то мягкое. Я вынимаю мешок из петли и высыпаю на пол содержимое. Одежда ярко-синего и красного цветов – словно во Сне. Чистая, без пятен крови. Я прикладываю к себе комбинезон, затем куртку. Они моего размера, поэтому я снимаю костюм Черно-синего и переодеваюсь. Одежда не просто впору, а словно сшита на меня. В правом кармане комбинезона – смятый тонкий лист. Я вытаскиваю плоский пластмассовый квадратик, похожий на толстый лист бумаги. Возможно, с одной стороны что-то было написано, но потом грубо стерто, так что остались сероватые следы – вероятно, слова. На другой стороне – красная полоска.

Я снова кладу квадратик в карман – в свойкарман. В другом тоже что-то есть – также маленькое, плоское, квадратное и гибкое. Отражающая пленка. В ней я вижу свое лицо, и это изображение подтверждает то, что – как мне казалось – я уже знал.

В общем, подтверждает.

У меня есть нос, два глаза и копна черных волос. Щеки ободраны в тех местах, где я прижался к ледяному полу, когда выпал из мешка. Сейчас мне кажется, что это произошло несколько месяцев назад.

Правда, это не все: на лбу у меня ряд небольших костяных шишек. Они реальны, я чувствую их сквозь волосы и кожу. Нос мой не изменился, лицо нормального цвета, но эти наросты меня потрясли.

Проснуться и обнаружить, что твоя память состоит из странных, обрывочных воспоминаний, – это одно, и совсем другое – проснуться и увидеть, что ты выглядишь иначе.

Я гримасничаю, высовываю язык, затем кладу зеркало в карман и осматриваю остальные мешки. Всего их сорок три: в некоторых одежда – слишком большая или слишком маленькая, в трех – бутылки и караваи. Шесть бутылок, шесть караваев – по два в каждом мешке, словно пайки.

Хотя вода в бутылках несвежая, пить ее можно. Я наполовину осушаю одну из них, затем сажусь на подушку, чтобы съесть каравай. Это не роскошь и уж точно не та радость, которую обещал Сон (до сих пор не могу вспомнить ничего, кроме обрывочных цветных образов), однако более приятных ощущений за последнее время не было.

У меня есть силы. Во мне пробуждается любопытство.

Почти чувствуя себя человеком, я иду к следующей двери.