Текст книги "Спартак (Роман)"

Автор книги: Говард Фаст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

VII

– Посмотрите на старого Гракха, – сказал Антоний Гай, улыбаясь тому, как низко склонилась большая голова политика, но он держал свой кубок ароматной воды ровно, так что ни капли не пролилось.

– Не смейся над ним! – сказала Юлия.

– Кто смеется над Гракхом? Никто, говорю я, моя дорогая Юлия, – сказал Цицерон. – Всю жизнь я буду стремиться к такому достоинству.

– И не всегда это будет хорошо получаться, – подумала Елена.

Гракх проснулся и моргнул. – Я спал? Для него было характерно, что он обратился к Юлии. – Дорогая моя, прошу прощения, я грезил.

– О чем-то хорошем?

– О старых вещах. Я не думаю, что человек благословлен памятью. Проклят ею. У меня слишком много воспоминаний.

– Не более, чем у любого человека, – предположил Красс. – У всех нас есть наши воспоминания, одинаково неприятные.

– А приятные никогда? – спросила Клавдия.

– Моя память о тебе, моя дорогая, – пробормотал Гракх, – будет как солнечный свет до дня моей смерти. Позвольте старику сказать это.

– Она тоже позволит молодому человеку, – засмеялся Антоний Гай. – Красс рассказывал нам, пока вы спали…

– Мы должны говорить только о Спартаке? – воскликнула Юлия. – Ни о чем, кроме политики и войны? Я ненавижу этот разговор…

– Юлия, – прервал ее Антоний.

Она замолчала, торопливо сглотнула, а затем посмотрела на него. Он говорил с ней так же, как с трудным ребенком.

– Юлия, Красс – наш гость. Компании доставляет удовольствие слушать, как он рассказывает нам то, что мы не смогли бы узнать никоим образом. Думаю, Юлия, тебе тоже было бы полезно послушать.

Ее губы сжались, глаза стали красными и водянистыми. Она склонила голову, но Красс милостиво извинился.

– Мне скучно так же, как и тебе, Юлия, моя дорогая. Прости меня.

– Думаю, Юлия хотела бы послушать, не так ли, Юлия? – сказал Антоний Гай. – Не так ли, Юлия?

– Да, – прошептала она. – Пожалуйста, продолжай, Красс.

– Нет-нет, совсем нет…

– Я была глупой и плохо себя вела, – сказала Юлия, словно повторяя урок. – Пожалуйста, продолжай.

Гракх вмешался в то, что обернулось чрезвычайно неприятной ситуацией. Он переключил внимание от Юлии на Красса, сказав, – Я уверен, что смогу догадаться, о тезисах генерала. Он говорил вам, что рабы побеждали, потому что они не уважали человеческую жизнь. Их орды нахлынули и захлестнули нас. Я прав, Красс?

– Ты вряд ли мог ошибиться больше, – рассмеялась Елена.

Гракх позволил себе быть мишенью и был даже терпим к Цицерону, когда молодой человек сказал: – Я всегда подозревал, Гракх, что любой, чьи рассуждения были так же хороши, как твои, вынуждал в это поверить.

– Некоторые из них, – терпеливо признался Гракх. – Рим велик, потому что Рим существует. Спартак презрен, потому что Спартак – не больше, чем знак наказания. Это фактор, который нужно учитывать. Разве ты не согласен, Красс?

Генерал кивнул. – Тем не менее, – сказал Цицерон, – было пять великих сражений, которые выиграл Спартак. Не те сражения, в которых он заставил легионы отступить, даже не те, где он обратил их в бегство. Я имею в виду те пять раз, когда он разбил Консульские Армии, уничтожил их, стер их с лица земли и захватил их вооружение. Красс подчеркивал, что Спартак был не столько блестящим мастером тактики, удачливым или неудачливым, – так вы смотрите на него – сколько вождем определенной группы людей. Непобедимым, потому что они не могли позволить себе роскошь поражения. Разве это не то, что вы подчеркивали, Красс?

– В какой-то степени, – признался генерал. Он улыбнулся Юлии. – Позвольте мне проиллюстрировать рассказом, который понравится вам больше, Юлия. Война, политика и кое-что о Варинии. Знаешь, это была женщина Спартака.

– Я знаю, – мягко ответила Юлия. Она с облегчением и благодарностью посмотрела на Гракха. – Я знаю, – сказал себе Гракх. – Я знаю, моя дорогая Юлия. Мы оба немного жалкие и немного смешные, главное отличие в том, что я мужчина, а ты женщина. Ты не смогла стать помпезной. Но по сути, мы одинаковые, с той же пустой трагедией в нашей жизни. Мы оба влюблены в призраков, потому что мы никогда не знали, как любить или быть любимыми по-человечески.

– Я всегда думала, – сказала Клавдия, довольно неожиданно, – что кто-то придумал ее.

– Почему, моя дорогая?

– Таких женщин не бывает, – категорично заявила Клавдия.

– Нет? Ну, может быть. Трудно сказать, что правда, а что – нет. Я читал кое-что о войне и воевал сам, и то, что я читал, было очень мало связано с реальностью. Вот так вот. Я не поручусь, что это правда, но у меня есть все основания поверить в это. Да, я думаю, я этому верю. В его голосе была странная нота и, глядя на него, Елена вдруг поняла, какой он красивый. Сидя там на террасе в свете утреннего солнца, его прекрасное, сильное лицо напоминало легендарное прошлое молодой республики. Но по какой-то причине мысль не понравилась, и она искоса посмотрела на брата. Гай не отрываясь смотрел на генерала в каком-то восторженном поклонении. Другие этого не заметили. Красс привлекал внимание; его низкий, искренний голос захватил их и удерживал, даже Цицерон, посмотрел на него с новой осознанностью. И Гракх снова заметил то, что он заметил ранее, каким образом Красс мог вызывать страсть, не будучи сам охвачен страстью.

– Всего лишь общее слово, в качестве введения, – начал Красс. – Когда я вмешался, как известно, война длилась уже много лет. Всегда неудобно влезать в проигрышное дело, а когда война рабская, есть драгоценная слава в победе и невыразимый позор в поражении. Цицерон совершенно прав. Пять армий были уничтожены Спартаком, полностью уничтожены. Он кивнул Гракху. – Твои рассуждения соблазнительны, но ты признаешь, что я должен был видеть ситуацию такой, как она была?

– Конечно.

– Я обнаружил, что нет орды рабов. Никогда не было случая, когда бы мы не превзошли их численностью, если нужно сказать всю правду. Это было верно в начале. Это было верно в конце. Если бы Спартак когда-либо имел под своим началом что-нибудь вроде трехсот тысяч человек, которых он должен был возглавить, мы бы не сидели здесь сегодня в это приятное утро в самом красивом загородном доме Италии. Спартак захватил бы Рим и мир тоже. Другие могут сомневаться в этом. Но я достаточно сражался со Спартаком, чтобы не усомниться в этом. Я знаю. Вся правда состоит в том, что масса рабов Италии не присоединилась к Спартаку. Как вы думаете, если бы они были отлиты из такого металла, мы бы сидели здесь вот так на плантации, где рабы превосходят нас в соотношении сто к одному? Конечно, многие присоединились к нему, но он никогда не возглавлял более четырех – пяти тысяч бойцов – и это было только на пике его могущества. У него никогда не было кавалерии, как, например, у Ганнибала, все же он приблизился к тому, чтобы поставить Рим на колени ближе, чем когда-либо Ганнибал, – настолько могущественный Рим, что он смог разгромить Ганнибала в одной кампании. Нет, только лучшие, самые дикие, самые отчаянные, присоединялись к Спартаку.

Мне нужно было выяснить все самому. Мне стало стыдно за Рим, когда я обнаружил, какое состояние паники и иллюзии создали эти рабы. Я хотел правды. Я хотел точно знать, с кем я воевал, что это за человек, какова его армия. Я хотел знать, почему лучшие войска в мире, которые сражались и разбили всех, от Германцев до Испанцев и Евреев, побросали свои щиты и бежали при виде этих рабов. Тогда я устроил свой лагерь в Цизальпинской Галлии, расположившийся лагерем Спартак, подумал бы дважды, прежде чем нападать, и начал разбираться. У меня мало добродетелей, но одна из них – основательность, и я опросил сотни людей и прочел тысячи документов. Среди них был Батиат, ланиста. Среди них была вереница солдат и офицеров, сражавшихся против Спартака. И эта история была рассказана мне одним из них. И я в это верю.

– Если история такая же длинная, как введение, – заметил Антоний Гай, – мы пообедаем здесь. Рабы уже несли Египетскую дыню, виноград и легкое утреннее вино. На террасе было прохладно и восхитительно, и даже те, кто планировал продолжить свое путешествие в этот день, не спешили уезжать.

– Дольше. Но знающего слушают…

– Продолжай, – грубо сказал Гракх.

– Я намерен. Эта история для Юлии, с вашего позволения, Юлия.

Она кивнула, и Гракх подумал, – Его не заподозрить его в проницательности. К чему, черт возьми, он ведет.

– Это произошло по случаю второго разгрома Римской армии Спартаком. В первый раз, случай с Городскими Когортами, я думаю, мой друг Гракх помнит слишком хорошо – как и все мы, конечно, – сказал Красс, со злобной ноткой в голосе. После этого Сенат послал Публия против него. Полный легион и очень хороший, я полагаю. Это был Третий, не так ли, Гракх?

– Основательность – это ваша добродетель, а не моя.

– Я думаю, что я прав. И если я не ошибаюсь, какая-то городская кавалерия отправилась с легионом – всего около семи тысяч человек. Юлия, – сказал он, – пожалуйста, верь, что нет ничего особенно загадочного в войне. Требуется больше мозгов, чтобы зарабатывать деньги или ткать кусок льняной ткани, чем бывает у тех, кто является хорошим генералом. Большинство людей, чье дело – война, не очень умны – по понятным причинам. Спартак был достаточно умен. Он понимал несколько простых правил ведения войны и он понимал силу и слабости Римского оружия. Понимал как мало кто когда-либо. Ганнибал понимал, но из других мало кто. Наш уважаемый современник, Помпей, боюсь нет.

– И мы должны услышать эти возвышенные секреты? – спросил Цицерон.

– Они не возвышенны и не вот-то секреты, я повторяю их для Юлии. Они кажутся чем-то, чему невозможно научить человека. Первое правило, это никогда не раскалывать свои силы, если это не нужно для выживания. Второе правило, это нападать, если вы собираетесь сражаться, и если вы не собираетесь атаковать, избегать боя. Третье правило, это выбрать время и место сражения и никогда не предоставлять этот выбор противнику. Четвертое правило, это избегать окружения любой ценой. И последнее правило, это атаковать и уничтожать врага там, где он слабейший.

– Этот вид азбуки, – прокомментировал Цицерон, – можно найти в любом военном руководстве, Красс. Это недостаточно глубоко, если можно так выразиться. Все слишком просто.

– Возможно. Но ничему такому простому не нужна глубина, – уверяю вас.

– И чтобы закончить это, – сказал Гракх, – что это за сильные и слабые стороны Римского оружия?

– Что-то столь же простое, и Цицерон, я уверен, не согласится со мной снова.

– Я желаю учиться у ног великого генерала, – легко сказал Цицерон.

Красс покачал головой. – Нет, действительно. Все люди убеждены в том, что у них есть талант к двум вещам, без подготовки и изучения. Написание книг и командование армией. И не без оснований, поскольку такое удивительное количество идиотов могут делать и то, и другое. Я, конечно, говорю о себе, – обезоруживающе добавил он.

– Это очень умно, – сказала Елена.

Красс кивнул ей. Он интересовался женщинами, но не был заинтересован в них; в любом случае, это было мнение Елены. – Что касается нашей собственной армии, – продолжал Красс, – ее слабость и силу можно подытожить одним словом – дисциплина. У нас самая дисциплинированная армия в мире – возможно единственная дисциплинированная армия. В хорошем легионе солдаты тренируются пять часов в день, семь дней в неделю. Учения предусматривают серию непредвиденных обстоятельств, но не могут предусмотреть все. Дисциплина в какой-то степени механистична, и когда наступают новые непредвиденные обстоятельства, дисциплина соответствует этому испытанию. Кроме того, у нас отличная армия для нападения; все ее преимущество – нападение, и ее оружие – оружие нападения. Вот почему легион строит укрепленный лагерь, когда он останавливается на ночь. Ахиллесова пята легиона – ночная атака. Первая тактика Римского оружия – это наш собственный выбор времени и места для битвы. Но эту роскошь Спартак нам редко разрешал. И Публий, когда он повел Третий Легион на юг, нарушил все эти чрезвычайно простые положения. Понятно. У него не было ничего, кроме презрения к Спартаку.

Теперь две дочери Антония Гая присоединились к вечеринке на террасе. Они прибежали, покрасневшие от смеха, азартно играли, и нашли убежище в объятиях Юлии настолько вовремя, чтобы услышать последние слова Красса.

– Вы знали Спартака? – спросила старшая. – Вы видели его?

– Я его никогда не видел, – улыбнулся Красс. – Но я его уважал, моя дорогая.

Гракх с серьезным видом очищал яблоко и наблюдал Красса сквозь прищуренные глаза. Он не любил Красса, и подумал, что никогда не встречался с военным, к которому он бы чувствовал какую-то теплоту или привязанность. Он поднял кожуру яблока одной длинной ленточкой, и девочки захлопали в ладоши от восторга. Oни потянулись за ним, но он настоял, чтобы они сначала загадали желание. – Затем оберните ваше желание кожурой. Яблоко содержит все.

– И случайного червя, – заметила Юлия. – Это была история о Варинии, Красс.

– Мы встретимся с ней сейчас, я просто предлагаю предысторию. Спартак был в то время в районе Везувия. И Публий, будучи дураком, разделил свои войска на три части, в каждой из которых было несколько больше двух тысяч человек, и начал зачищать эту сложную местность – на глазах у Спартака. В трех отдельных сражениях Спартак стер его армию с лица земли. Он поступал одинаково всякий раз, ловил их в узком ущелье, где манипулы не могли развернуться и уничтожал их. Однако в одном случае, полной когорте кавалерии и лучшей части когорты пехоты удалось вырваться и пробить себе путь, пехотинцы схватились за лошадиные хвосты, и лошади, вынесли их из этого ада. Если вы понимаете как сражались рабы, вы знаете, что они не позволяют чему-то подобному отвлечь их. Они концентрируются на том, что под рукой. Это то, что они сделали, и восемь или девять сотен пехотинцев и кавалеристов отступили к лесу, заблудились и появились в лагере рабов, где были женщины и дети. Я говорю – лагерь, но это была большая деревня. Вокруг него был ров, грязная стена и частокол. Должно быть, со Спартаком было много легионеров-дезертиров, потому что все было построено так, как мы располагаем в лагере, а хижины внутри были расположены, как на обычных улицах. Хорошо, ворота были открыты, и на улице было много детей, а несколько женщин присматривают за ними. Вы должны понимать, что когда солдаты были разбиты и бежали, большая часть их дисциплины исчезла. Я также не сужу тех, кто убивает рабов, будь то ребенок, женщина или мужчина. У нас достаточно оснований, ненавидеть грязь, и эти солдаты были полны ненависти. Oни бросились туда, и кавалеристы перекололи детей копьями так, как вы нанизываете на копье кроликов. В первой спешке они убили нескольких женщин, но другие женщины отбивались, а затем женщины деревни хлынули из ворот, вооруженные ножами, мечами и копьями. Я не знаю, о чем думали солдаты – едва ли о чем, кроме ненависти и мести. Они бы, я полагаю убили некоторых женщин, и изнасиловали других. Вы помните, какие скверные умонастроения были тогда по всей стране о рабах. До Спартака, если человек убил одну из своих собственных рабынь, он не смел выйти на улицу и поднять голову. Его действия считались более или менее унизительными, и если было возможно доказать, что его поступок беспричинен, он мог быть крупно оштрафован. Этот закон был изменен три года назад, не так ли, Гракх?

– Это так, – пробормотал без удовольствия Гракх. – Но продолжай свою историю. Она же о Варинии.

– Да? – Красс, похоже, на мгновение забыл. Юлия смотрела мимо него на лужайку. – Теперь бегите, – сказала она своим детям. – Бегите и играйте.

– Ты хочешь сказать, женщины сражались с солдатами? – Клавдия хотела знать.

– Вот в чем дело, – кивнул Красс. – Там, у ворот была ужасная битва. Да, женщины сражались с солдатами. И солдаты обезумели и забыли, что они сражаются с женщинами. Битва продолжалась почти час, я полагаю. Рассказываю, женщин возглавлял этот дикий берсерк со светлыми волосами, которая должно быть была Варинией. Она была везде. Ее одежда была сорвана, и она сражалась голой с копьем. Она была воплощенная ярость.

– Я ничему не верю, – перебил Гракх.

– Не нужно верить, если ты не хочешь, – Красс кивнул, понимая, что его история потерпела неудачу. – Я только рассказал об этом Юлии.

– Почему мне? – требовательно спросила Юлия.

Внимательно глядя на него, Елена сказала:

– Пожалуйста, закончи рассказ. Правда это или нет. У нее есть конец, не так ли?

– Общий конец. Все битвы имеют по существу один и тот же конец. Вы выигрываете их или вы проигрываете их. Мы проиграли. Некоторые рабы вернулись, и зажатые между ними и женщинами, только горстка конницы уцелела. Они доложили.

– Но Варинию не убили?

– Если это была Вариния, ее, конечно, не убили. Она снова появляется и еще раз.

– А теперь она жива? – спросила Клавдия.

– Жива ли она сейчас? – переспросил Красс. – Это не имеет значения, не так ли?

Гракх поднялся, перебросил свою тогу через плечо характерным жестом, и удалился. Ненадолго воцарилась тишина, и тогда Цицерон спросил:

– Что это со стариком?

– Одному Богу известно.

– Почему ты говоришь, что неважно, жива ли сейчас Вариния? – хотела бы знать Елена.

– Дело закончилось, не так ли? – сказал Красс напрямик. – Спартак мертв. Вариния – рабыня. Рынок в Риме переполнен ими. Вариния и десять тысяч других. Его голос внезапно исполнился гнева…

Антоний Гай извинился и пошел за Гракхом. Его беспокоило, что двое таких людей, как Гракх и Красс, объединившиеся, из-за политических интересов, не должны были так ссориться. Он никогда не видел, чтобы Гракх вел себя таким образом. Может быть, Юлия, подумал он? Нет, не со старым Гракхом, не с жирным, закоренелым холостяком, старым Гракхом. Гракха было много, но Антоний Гай всегда считал его не иначе, как каплуном в вопросах секса. И почему Красс, который мог бы иметь любую женщину в Риме, свободную или рабыню, заботиться о бедной, жалкой Юлии? Бог знает, если кто-то из них хотел Юлию, он благословляет ее, и ее постель и постельное белье вместе с ней в придачу! Ничто не могло бы сделать его счастливее.

Он обнаружил Гракха, угрюмо сидящего в музыкальной комнате. Он подошел к своему старому другу и мягко толкнул его. – Все хорошо, старик, все в порядке? – Когда-нибудь, – сказал Гракх, – мир окажется слишком мал для Красса и меня.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Которая рассказывает о поездке в Капую компании с Вилла Салария, о некоторых деталях этого прекрасного города, а также о том, как путешественники стали свидетелями распятия последнего из гладиаторов

I

В тот же день Цицерон и Гракх попрощались и продолжили поездку в Рим. Красс и компания молодого Гая, поддавшись уговорам Антония, остался на другой день на Вилла Салария, согласившись, уехать рано утром и таким образом получить удовольствие от дневного путешествия по дороге. Красс уже предложил Гаю путешествовать вместе, Елена и Клавдия были довольны при мысли находиться в компании знаменитого генерала.

Они покинули плантацию вскоре после восхода солнца. Четверо носилок, различные сопровождающие и носильщики составляли до некоторой степени процессию до дороги, и когда они достигли Аппиевой дороги, Красс принял почетный караул из десяти легионеров. Красс был приглашен в Капую для церемоний, посвященных празднованию окончательного подавления рабского восстания – там, где восстание и возникло. Сто гладиаторов было выбрано из числа заключенных, захваченных после поражения и смерти Спартака, и уже несколько недель проходили праздничные игры. Эти игры были munera sine missione (без дарения пощады), процесс ликвидации, в котором выжившим мог остаться только один. Когда сражались попарно, оставшемуся в живых, подбирали пару. Танец смерти был почти бесконечный.

– Я думаю, ты хотел бы это увидеть, – сказал Гай.

Четверо носилок путешествовали бок о бок, чтобы можно было беседовать, пока они двигались вдоль дороги. Встречное движение, сворачивалось к обочине дороги легионерами, и люди, видевшие размер и богатство процессии, признавали их привилегию первого проезда.

Гай и Красс были рядом, Клавдия рядом с Крассом и Елена рядом с ее братом. Из-за своего возраста и определенных чувств, Красс принял на себя роль хозяина. Его рабы были хорошо обучены, и даже когда носилки двигались по великолепной дороге, он был готов удовлетворять потребности и желания своих спутников, будь то ароматное и со льдом новое вино из Иудеи или сочный Египетский виноград или ароматный спрей, чтобы очистить для них воздух. Как и многие очень богатые люди, он весьма вдумчиво относился к материальному выражению принадлежности к своему социальному классу; он действовал как хозяин, компаньон и руководитель. Отвечая на вопрос Гая, он сказал:

– Нет. Это может тебя удивить, Гай, но у меня теперь почти нет вкуса к играм. Да, время от времени, если пара очень хороша и очень особенная. Но я боюсь, что это только меня утомит. Но если бы я знал, что ты хотел бы это увидеть…

– Это не имеет никакого значения.

– Но один выживает в мunera, – сказала Клавдия.

– Не обязательно, потому что последняя пара может быть сильно изранена. Но, скорее всего, если кто-то выживет, он будет распят, как символ перед воротами. Там семь ворот, вы знаете, и когда были установлены знаки наказания, начали с семи крестов, по одному перед каждыми воротами. Тот, кто выживет, просто заменит собой труп у Аппиевых ворот. Вы когда-нибудь были в Капуе? – спросил он Клавдию.

– Нет, я там не была.

– Тогда у вас будет, что вспомнить. Это такой красивый город, самый красивый во всем мире, я иногда думаю, и в ясный день, со стен открывается вид на славную бухту, а вдали – белая вершина Везувия. Я не знаю ничего подобного. Там меня есть небольшая вилла, и если вы все были бы моими гостями, я был бы очень доволен.

Гай объяснил, что их великий дядя, Флавиан, ожидал их, и что теперь они вряд ли могут изменить свои планы.

– В любом случае мы можем встречаться друг с другом. Первые несколько дней будут скучными, но, когда официальные приветствия и речи и все остальное будет окончено, мы можем провести несколько часов в бухте, парусный спорт – это король всех видов спорта, вы знаете – и, возможно, пикник, и, безусловно, днем ​​среди unguentarii (подготовки). Невозможно отделить Капую от ее парфюма, и у меня есть интерес к фабрике и кое-какие знания о духах. Какой бы парфюм ни был вам по сердцу, – сказал он великодушно, – я с удовольствием вам его предоставлю.

– Вы очень любезны, – сказала Елена.

– Давайте скажем, что доброта обходится мне так дешево, а вознаграждает меня хорошо.

В любом случае, я люблю Капую и всегда гордился этим. Это очень старый город. Вы знаете, легенда гласит, что тысячу лет назад Этруски построили двенадцать городов в этой части Италии – двенадцатью драгоценностями в золотом ожерелье, называли их. Один из них был назван Вольтурном, и это должно быть сегодняшняя Капуя. Конечно, это только легенда, и Самниты, которые захватили все это у Этрусков около трехсот пятидесяти лет назад, перестроили большую часть, и когда мы отвоевали его у них, мы построили новые стены и заложили новые улицы повсюду. Гораздо более красивый город, чем Рим.

Таким образом, они путешествовали по Аппиевой дороге. К настоящему моменту они не обращали или не уделяли внимания знакам наказания. Когда дул ветер и доносил им запах разлагающейся плоти, брызги духов подслащивали воздух. Но по большей части, они почти не смотрели на кресты. Не было никаких инцидентов с последствиями, кроме обычного движения по дороге. Они провели две ночи в загородных домах и одну ночь в очень роскошной станционной гостинице. Пройдя все эти этапы, они наконец прибыли в Капую.