Текст книги "Последний бойскаут"

Автор книги: Говард Хайнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

1

– Спит! Он спит…

Веснушчатый сорванец в замусоленной бейсбольной кепочке, громким шепотом поделившись с приятелями результатами своих наблюдений, подошел поближе к небрежно припаркованной обочь тротуара машине. Два его спутника – чернокожие чертенята с жуликоватыми физиономиями – последовали примеру товарища и с пристальным интересом уставились на водителя открытого «плимута» светло-табачного цвета.

Тот действительно спал. Это был мужчина лет сорока с коротко остриженной крупной головой, с широкими крутыми плечами, туго обтянутыми потертой кожаной курткой. Неряшливая рыжеватая щетина, обильно покрывавшая его щеки и подбородок, пара застарелых светлых шрамов, наискось пересекавших загорелый крепкий лоб, в сочетании с тем усталым выражением, которое так часто появляется на лицах спящих мужчин, придавали его облику угрюмую звериную мрачность. Но плотно сомкнутые веки, которых нимало не тревожили бьющие в упор яркие лучи утреннего солнца, и печальная складка губ привносили в его лицо легчайший оттенок едва ли не детской беззащитности.

Впрочем, любопытствующие пацаны вряд ли были готовы вдаваться в такие нюансы. Разглядывая мирно почивающего водителя – словно троица шкодливых лисят, топчущихся возле спящего гризли, – они сразу обратили внимание на главное: на запястье мужчины золотисто посверкивал массивный «роллекс».

– Что он – нажрался в зюзю, что ли? – вполголоса предположил один из негритосиков, свистяще пришмыгнув.

– Ага, точно нажрался, – ехидно ощерился другой щербатым ртом. – В отрубе мужик, ага.

Веснушчатый заглянул в лицо водителю, скорчил мерзкую рожицу:

– Цып-цып-цып, мой сладкий, просыпайся – петушок, блин, пропел давно.

– Да в отключке он, ну, – хихикнул сопливый.

Веснушчатый паренек огляделся по сторонам – и счастливая догадка озарила его лицо:

– Ха-ха, я знаю, что надо делать.

Шмыгнув к мусорному ящику, приделанному к фонарному столбу, он выудил оттуда дохлую крысу и вернулся к «плимуту». Раскачивая тухло припахивающий трупешник за хвост, приблизил его к носу водителя.

– Ваш завтрак, мистер. Кушайте на здоровье: лучшие французские блюда в нашем ресторане… Изысканный вкус, волшебный аромат.

Мужчина не реагировал.

– Смотри-ка: не хочет. Фу, какой привереда.

Ребята тихонько засмеялись. Веснушчатый кинул крысу на колени водителю и опасливо отскочил в сторону. Но предосторожность оказалась лишней – тот по-прежнему не подавал признаков жизни, и если бы не мерно пульсирующая на шее жилка – можно было бы предположить нечто худшее.

– Не, точно нажрался, – удовлетворенно хмыкнул щербатый. – Ни черта не чувствует, сукин сын.

– Пить надо меньше, дядя, – наставительно произнес сопливый, шмыгнув – словно для пущей убедительности.

– Ладно, давай – снимай у него часы…

Сопливый потянулся худенькой коричневой ручонкой к запястью спящего, осторожно коснулся браслета «роллекса» – и тут же испуганно отпрыгнул футов на пять, потому что в этот момент мужчина, не открывая глаз, резко сунул правую руку под куртку и…

– Черт, у него пистолет! Атас!

Легкий стремительный топот трех пар кроссовок по тротуару – и пацанов словно ветром сдуло.

Джо Ханбек убрал «магнум» обратно в подмышечную кобуру и, мучительно щурясь от хлынувшего в глаза солнца, осмотрелся по сторонам.

Окраинная лос-анджелесская улочка, пропыленная и замусоренная, с рядами скучных, заурядных домишек, бессмысленно пялящихся подслеповатыми окнами на опостылевший белый свет. Словно вымершая – да и впрямь: живут эти люди действительной жизнью или просто прозябают день за днем, считая свое однообразное существование единственно возможным, полагая, что так и только так надлежит коротать свой век добропорядочным гражданам, а всяческие страсти-мордасти – это лишь мимолетная телевизионная картинка, которую – если беспокоит или раздражает – можно убрать с глаз долой одним легким нажатием кнопки. И не подозревают, что опасность может караулить их за каждым углом, каждый час, что в любой момент их обыденное бытие может с треском рухнуть, разразиться страшной трагедией, и кости их жалобно захрустят под тяжкими колесами кровавой колесницы жестокого вонючего времени. Да, вонью тянет из-за каждого угла, из каждой щели…

Воняло и впрямь гадостно – и, обнаружив источник запаха, Джо брезгливо вышвырнул на тротуар смердящий крысиный трупик. Отер пальцы о джинсы и закурил.

Да-да, ни черта они не догадываются, что смерть – всегда рядом. И крысы в человеческом обличье всегда готовы вцепиться в глотку – они безжалостны и не признают никаких норм, никаких кодексов, никаких прав, кроме одного права – права сильного. И для того, чтобы одолеть этих поганых крыс, нужно быть сильнее их. Слов-то они не понимают. Кулак – понимают. Пистолет, упертый в лоб, – понимают. Ногой по яйцам – понимают. Тогда и вся наглость с них разом соскакивает, с наглых подонков, вздумавших устанавливать в обществе свои законы. Их надо карать беспощадно – и именно для этого живешь ты на белом свете, именно для этого. Для того, чтоб сделать чище свою страну. Для того, чтоб такие вот непутевые шкеты не превращались в злобных человекообразных крыс.

А потому – ты не можешь позволить себе быть добреньким и чистеньким: это работа не для паинек. Ангелу тут не управиться. В борьбе с жестоким криминальным миром ты и сам должен быть жесток, иначе без толку все твои благие порывы и прекрасные побуждения. Просто свернут шею, как куренку, и фамилии не спросят. Играя против ублюдков, ты и сам должен, хочешь того или нет, превращаться в ублюдка. Такая уж это игра, серьезная и безжалостная. Ты можешь быть себе неприятен и даже мерзок – не обращай внимания, стисни зубы, наплюй на то, что о тебе могут подумать, и исполняй свою миссию во что бы то ни стало. А если не повезет – ну, что ж… Смерть – это просто разновидность отдыха. Вечный покой, твою мать, бессрочные каникулы. Тем более, когда так устал…

Джо потер затекшую шею и поморщился. Вот что значит – не поспать подряд две ночи. Нужно было б остаться переночевать в Лас-Вегасе, благо там уйма дешевых отелей. Но задача выполнена – вот сгоряча и рванул на ночь глядя: езды-то до Лос-Анджелеса всего пять часов с хвостиком. Но то ли однообразный вид темной пустыни по обочинам фривэя убаюкал, то ли излишне расслабился от сознания выполненного долга, да и выпил вдобавок на дорожку, – но на въезде в город почувствовал, как «плимут» ведет из стороны в сторону и руль почти не слушается. Свернул в потемках на окраинную улочку – и в секунду отключился. Ну что ж, с добрым утром, ублюдок.

Часы показывали 8.25. Джо с хрустом потянулся и включил приемник. Передавали обзор новостей: традиционная порция дерьма вперемешку с мармеладом, – экстравагантные выходки звезд в одной куче с убийствами, крушениями, авариями и прочими напастями. Очень похоже на содержимое мусорного бака, где свалены воедино разноцветные блескучие упаковки, протухшие сандвичи и рваные вонючие носки. Лопайте, господа американцы: это ваша страна предписала вам такой рацион. И повара постарались на славу. А вы уже и жизнь свою не можете себе представить без ежедневного кровавого блюда, припахивающего порохом. И если в один прекрасный день среди новостей не встретится ни единого преступления, ни чего-нибудь мало-мальски катастрофического – подумаете, что наступил конец света, не иначе. Этакий апокалипсис шиворот-навыворот. Интересно, что скажете вы тогда? Жаль, однако, что это несбыточно ни при каком раскладе.

Но зачем же ты в таком случае корячишься, зачем из шкуры вон лезешь, если заранее знаешь, что твои усилия рая на земле все равно не обещают? Как крали – так и будут красть, как насиловали – так и будут насиловать, как убивали – так и будут убивать. Как ни крути – закон человеческого общежития, так уж на роду, видать, написано этой дерьмовой двуногой породе, никак не желающей образумиться.

Взять хотя бы этого подонка, в поисках которого с месяц шастал по Лос-Анджелесу, а теперь вот еще неделю крутился в Лас-Вегасе. Грязная тварь – подкарауливал детишек в пустынных местах и… В живых не оставлял – душил ремнем. Три девочки и два пацана – от четырех до восьми лет. И у каждой жертвы выцарапывал ножом на груди крест. В полицейских сводках он так и фигурировал – «Креститель»: два года копы за ним безуспешно гонялись. Так что же: разве у этого Крестителя мамы не было? Или Библии он никогда в глаза не видал? Или в школе ему ничего не говорили? Или вообще в упор черного цвета от белого не отличал? Или специально его этому учили? Но вот выступает из нормального человеческого лица злобный крысиный оскал – и ничего тут не попишешь… А лицо у него и впрямь оказалось самое нормальное: этакий добропорядочный клерк, чуть лысоватый, с брюшком, ногти тщательно ухожены. И всхлипнул так по-детски, когда вчера на запястьях у него защелкнулись наручники, и упирался, хныча, когда полицейские волокли его к машине. Но лютый зверь по-прежнему сидел у него внутри – и зверь этот должен быть уничтожен. А ты – ты свое дело сделал. Заработал свои деньги. Выполнил свой долг.

Долг – вот оно что! Каждому – свое. Кто романы сочиняет, кто купоны с акций стрижет, а твое дело – выслеживать и отлавливать крыс, давить их без пощады. Вот и все. Очень просто. А если сидеть да размышлять о тщете сущего – толку не будет. Сволочь быстро плодится, похлеще кроликов: расслабимся – и задушат, загрызут, затопчут. Встать у них на пути – самое мужское дело, без дураков. Освобождать мир от такой падали – вроде Крестителя. Жди, правда, теперь, пока чек пришлют…

Джо очнулся от своих мыслей и прислушался к голосу диктора, доносящемуся из радиоприемника.

– Кровавая драма под проливным дождем разыгралась вчера на поле лос-анджелесского стадиона «Колизей», – бесстрастно тараторил сочный мужской баритон. – На третьей минуте второго тайма футбольного матча между командами «Лос-Анджелесские жеребцы» и «Нью-Орлеанские ягуары» случилось невероятное. Идущий в атаку нападающий «Жеребцов» Билли Коуэн внезапно выхватил пистолет и застрелил шедших на перехват двоих защитников команды соперников – Фреда Аткинса и Омара Хазбелинга. Защитная экипировка, оберегающая футболистов при столкновениях, не смогла уберечь их от пуль: игроки, как выяснилось, скончались на месте. Прежде чем подоспевшие полицейские успели схватить Билли Коуэна, он опустился на колени и выстрелил себе в голову. Есть основания предполагать, что причиной столь дикой выходки нападающего «Жеребцов» послужила большая доза наркотиков, принятая им перед матчем. В интервью с президентом клуба «Лос-Анджелесские жеребцы» Сэмом Маркомом мы узнали…

Что они там такого узнали в интервью с этим самым Маркомом, Джо не интересовало, и приемник он выключил. Новостей для начала вполне достаточно.

Да, неплохо ребятки поиграли в футбольчик. По трупам счет – 2:1. Публика, должно быть, довольна: еще бы – натуральные гладиаторы в «Колизее»! Пиф-паф, ой-ей-ей, ай да форвард удалой. Может, им стоит усовершенствовать правила для пущей зрелищности: каждому игроку по «кольту» – и вперед! Вот рубка-то начнется… Будет подлинно американский футбол, в духе времени. И хорошие сборы обеспечены: стадионы будут просто ломиться от болельщиков. Народу по вкусу придется: людишки ведь любят, когда другие головы под пули подставляют.

Ладно, нужно двигаться отсюда. Только куда? Не домой же… Вот ведь чертовщина: подумаешь о собственном доме – и с души воротит. А как радовались когда-то с Сарой, когда удалось купить тот особнячок на Тримбл-стрит. Да, ничто, видать, не вечно под луной: мы не вечны, а уж чувства наши – тем более. Хотя, если к себе прислушаться хорошенько, сидит где-то под сердцем, как теплый котенок, та давняя нежность, которую, казалось, в бытовой суете, в деловой спешке и в семейных дрязгах свели на нет. Сидит – и нет-нет да потрогает сердце мягкой лапкой…

Ладно, к дьяволу все это. Нужно выбросить всякую слезливую ерунду из головы. Не время сентиментальничать. Вот так всегда: как нет работы – так сразу на ум принимается лезть сущая хреновина. К черту, к черту! Берем курс на офис. Нужно жить и исполнять свои обязанности.

Джо сплюнул и включил зажигание.

Мотор завелся сразу, словно радуясь работе, и машина резко рванула с места. Джо ехал быстро – когда автомобиль идет на полной скорости, поднимая пыль на сонных улочках, то обычно ни о чем не думаешь – а ему сейчас совершенно не хотелось думать. От всяких нежных воспоминаний только размякаешь, а это ему, Джо Ханбеку, сейчас абсолютно ни к чему.

2

– Мне, мне, теперь мне… – простонала рыжая и жадно впилась полными губами в торчащую, словно меч, увесистую игрушку Джимми.

Ее белокурой подружке тоже скучать не пришлось, как ни был увлечен Джимми активными действиями рыжей, с истовым чмоканием обрабатывающей его могучий фаллос. Продолжая лежать на спине, он цепко ухватил белокурую за крутые бедра, рывком придвинул их к своему лицу и погрузил губы в горячую промежность. Та заскулила от наслаждения, почувствовав настойчивые движения его языка.

– Так, милый, так, еще, еще… – шептала белокурая, судорожно лаская ладонями коротко остриженную голову Джимми.

Еще так еще – Джимми и не собирался останавливаться. Его язык заработал, подобно мощному поршню, проникая меж нежных губ во влагалище, горячая смазка которого обильно потекла у него по щекам и подбородку. Язык то нырял на предельную глубину, то выбирался на поверхность, оглаживая вульву снаружи, слегка задевая возбужденную пуговку клитора, от прикосновений к которому девица вздрагивала всем телом и еще теснее вжималась своими пухлыми телесами в лицо Джимми. Боясь задохнуться, он на мгновенье вывернулся из-под горячих ляжек, втянул носом побольше воздуха и вновь принялся за дело. Белокурая елозила по его лицу, и одуряющий запах ее естества кружил Джимми голову, затуманивал сознание. Сглатывая терпкий жгучий сироп, он еще крепче стиснул ляжки девицы, впиваясь в них сильными пальцами. Он представил себе, будто сжимает пару продолговатых футбольных мячей, и плотнее притиснул их к себе – вот так же, идя на прорыв против линии защитников, прижимаешь к груди упругую кожаную дыню, и в такой момент, кажется, ничто на свете не может тебя заставить разжать пальцы, сведенные мертвой хваткой.

Чмоканье рыжей тем временем перешло в жадное чавканье, она словно бы пыталась целиком заглотить доставшееся ей орудие, и Джимми почувствовал, что может не выдержать и разразиться раньше времени. Он куснул клитор белокурой – та взвизгнула от боли и взмыла чуть вверх, и Джимми мощным сдвоенным хлопком по пышным ягодицам отпасовал ее тело к изголовью постели. Она кувыркнулась через него – и тогда Джимми схватил рыжую за разлохмаченные кудри и дернул к себе. На мгновение фаллос освободился – но только на мгновение, потому что Джимми тут же насадил на него рыжую, разведя ее ноги широко в стороны. Она запрыгала на его черном теле, как толстенькая белочка, и ее упругие ляжки смачно шлепали о его чресла. Джимми стиснул лапищами полные груди, мотавшиеся вверх-вниз, и принялся мять их – так месит гончар податливую глину, доводя ее до надлежащего состояния. Темные пальцы свободно погружались в белоснежную плоть, и Джимми въяве почудилось, будто бы он лепит нечто из этого материала. Нечто приняло в его воображении очертания Кубка футбольной лиги – ему приходилось держать его в руках два сезона назад, когда «Лос-Анджелесские жеребцы» стали чемпионами.

А рыжая наездница плясала на нем верхом, запрокинув голову донельзя – казалось, сейчас хрустнут шейные позвонки, и из горла ее доносился сдавленный отрывистый клекот в такт оголтелой пляске. На секунду Джимми почувствовал неодолимое желание заломить ей голову еще дальше – так, чтобы затылок уткнулся между лопаток. Неодолимое страшное желание, посещавшее Джимми каждый раз, когда он имел дело с белой женщиной в такой позе: он не мог долго стерпеть, чтобы та находилась сверху, доминировала над ним. В такие мгновенья в нем закипала гневная кровь многих и многих его предков, черных рабов, которыми помыкали белые господа. И сейчас, когда очередная белокожая шлюха вздымалась над Джимми, он начинал чувствовать, как набухает в нем ослепляющая ярость. Словно бы какой-то лютый безжалостный зверь принимался рваться из него наружу – и требовалось трезвое волевое усилие, чтобы не выпустить на свободу это чудовище, способное на самое страшное, кровавое. Оттого, вероятно, так и любили его белые женщины, что ощущали в нем инстинктивно эту дикую страсть к запредельному насилию. Ведь в глубине каждой из них живет желание отдаться до конца, абсолютно – и быть растерзанной на куски в постели.

Джимми резко толкнул рыжую в грудь – так, что та опрокинулась на спину, соскочив с разъяренного члена-гиганта, и тут же он подмял ее под себя, разнеженную и трепещущую, и вколотил свое алчное орудие мести в нежную горячую пещеру. Мести – да, именно мести, потому что, овладевая этим белоснежным телом, он словно бы мстил за все унижения всех своих братьев по расе. Он презирал красоту, которой овладевал намеренно грубо и неистово, словно стремясь размазать по простыням покоренное тело, превратить его в бесформенную чавкающую кашу.

Распаленная его похотливым порывом рыжая скрежетала зубами и отрывисто вскрикивала:

– О!.. Ты!.. Ты!.. Гигант мой! Мой колосс!.. Ах… Еще… Еще!.. Ещ-ще-о!!!

Ее искаженное лицо металось по простыне из стороны в сторону, рыжие волосы хлестали по щекам, глаза закатились. Распаленный Джимми отвесил ей пару звонких оплеух – и почувствовал, как упругий стан выгнулся под ним дугою.

– Да! Да!.. Еще!.. – застонала она.

Джимми резко заломил ее ноги вверх – так, что пятки теперь терлись об уши, а круп округло выпятился, – и заработал с новой силой.

– Больно… О-о… – сдавленно прохрипела его жертва.

Но эта жалоба только еще больше разъярила Джимми, он хлестнул ладонями по жарким ляжкам и сделал такой бешеный толчок, словно хотел вывернуть наизнанку завязанное в узел тело. Жалобный стон был ему ответом, мольба о пощаде мешалась в нем с наслаждением.

Вдруг он ощутил навалившуюся на спину мягкую тяжесть. Это белокурая, заскучав в сторонке, обняла его сверху и принялась грызть мощную шею, плечи, лопатки. Джимми небрежно отшвырнул ее одним движением локтя, лягнув вдобавок пяткой в живот. Белокурая жалобно скульнула, но Джимми тут же сделал джентльменский жест, а именно: засунул большой палец своей правой ноги ей в вагину и принялся активно шерудить там. Девица мигом забыла про обиду, о чем можно было судить по ее радостным повизгиваниям.

Тем временем рыжая под ним успела кончить, вся разом обмякнув, и игрушке Джимми стало слишком просторно в раздолбанной вульве. Сграбастав рыжую, он развернул ее, поставил на колени и направил свой блестящий скользкий член с набухшей фиолетовой головкой меж пышных ягодиц. Рыжая заверещала, но было поздно: Джимми уже вошел в нее сзади и забился в новом танце. Зад рыжей упруго амортизировал – и Джимми напирал все сильнее, словно пытаясь расколоть его надвое.

– Ах ты, черный негодник… – хрипела рыжая, беспомощно колотясь головой о постель. – Ах ты, подлый бандит… Дубина проклятая… Ты же меня… О-о… Ты же разорвешь меня, кретин… Ох-х…

И тут рядом замаячил выпяченный зад белокурой. Оперевшись на локти и призывно поглядывая через плечо на Джимми, она виляла своей соблазнительной попкой. Джимми не стал пренебрегать столь откровенным предложением – и, с чмоканьем выскочив из зада рыжей, ворвался в анус белокурой. Та явно не ожидала столь бурной атаки и взвыла в полный голос. Но Джимми не проявил снисхождения: грозный скипетр ходил в ее заднице, словно торпеда, сокрушительные удары сотрясали кровать. Измученную рыжую он тоже не стал оставлять в покое: перехватив за талию, приподнял повыше, переломил «домиком» и впился зубами в мягкую плоть ягодиц. Теперь выли уже обе девицы, а Джимми только того и требовалось: не было для него слаще музыки, чем отчаянные женские вопли. С утробным рычанием он продолжал терзать обе задницы, ощущая, как все сильнее клокочет в нем страсть, готовая вырваться наружу бурным потоком. Этот роковой момент подступал все ближе и ближе… Нужно кончать!

Джимми стиснул зубы, отшвырнул от себя обеих девиц. Они обессиленно рухнули на постель – голова к голове, рыжие кудри переплелись со светлыми. Джимми прыгнул сверху – так, что его колени уперлись промеж грудей каждой, – и тут его набухшее орудие разразилось целым фонтаном, пульсирующая горячая струя ударила в лица девушкам, которые, не в силах уклониться, только разевали рты и сглатывали вязкую жидкость. Разрядившись до конца, Джимми откатился в сторону и распластался на краю постели. Его мускулистое черное тело сверкало бисеринками пота, грудь судорожно вздымалась.

Что ж, для начала неплохо, удовлетворенно подумал он. Здесь, на базе отдыха футбольного клуба «Лос-Анджелесские жеребцы», всегда можно оттянуться на славу: есть и выпивка, есть и миленькие девочки, готовые к употреблению. Наверное, Кори не очень-то бы обрадовалась, если б узнала, как развлекается милый друг в ее отсутствие, но это пустяки. Не ее это дело, право слово: лучше на этих шлюх разрядить свою агрессивность, сорвать накопившуюся горечь. Джимми презирал этих потаскушек, готовых раздвигать ножки перед кем попало, но сознавал и другое: они для него – словно бы невольные сестры милосердия. Ведь это в них он выплескивает свою застоявшуюся сердечную боль – через действие, только через действие, а на словах – ни гу-гу, конечно…

Джимми почувствовал, как тонкий палец осторожно скользит по его коротко стриженной голове – как раз по контуру выбритой цифры 99. Стало слегка щекотно – и Джимми отдернул голову.

– Что это у тебя за номер на кумполе, малыш? – проворковала белокурая.

– Это не номер, – буркнул он. – Это моя месячная норма.

– По количеству палок, что ли? – хихикнула она.

– Нет, дурочка. Конечно, нет. По количеству баб.

– Не устаешь? – прищурилась белокурая.

– Как видишь – нет.

– Жадный ты какой.

– Какой есть.

Белокурая опять расслабленно хихикнула и лениво потянулась за сигаретами. Дружелюбно протянула ему пачку «Салема».

– Курнешь?

– Только не эту солому, – поморщился Джимми. – Дайка мне мои из джинсов.

Белокурая нехотя поднялась и отправилась на поиски его одежды, сброшенной в пылу бурной игры. Джимми не без интереса проводил взглядом ее соблазнительно покачивающиеся бедра.

– Надо бы еще разок тебе в задницу впендюрить, – резюмировал он. – Так она у тебя и просится на мою штуковину. Видно, мало ей показалось…

Белокурая игриво вильнула попкой и глянула зазывно:

– Ой, ну жутко жадный.

Она достала из валяющихся на полу джинсов пачку «Лаки страйк» и кинула ее Джимми.

Он перехватил пачку в воздухе, швырнул обратно и распорядился:

– Дай как следует.

Белокурая иронически хмыкнула:

– Ишь ты, гордый какой…

Она опустилась на колени, взяла пачку в зубы и на четвереньках поползла к постели, мотая длинными прядями. Добравшись до Джимми, аккуратно положила сигареты ему на живот.

– Так-то лучше, – сказал Джимми одобрительно. – И огоньку…

Прикурив от поднесенной зажигалки, он с наслаждением затянулся, выпустил длинную струйку дыма в сторону лежавшей без движения рыжей девицы.

– Что-то быстро твоя подружка сомлела.

– Уработал ты ее, малыш, – улыбнулась белокурая.

Держа в зубах сигарету, она вожделенно рассматривала раскинувшееся перед нею огромное черное тело.

Джимми пальцами ноги ловко выдернул у нее изо рта сигарету и отшвырнул в сторону:

– Девочкам курить вредно.

– Ах так! – пискнула белокурая и вцепилась зубами в его ступню.

Джимми лениво покуривал, небрежно оглаживая размякшие ягодицы рыжей, по-прежнему не подававшей признаков жизни. Белоснежная плоть легко подавалась под его сильными пальцами.

– Слушай-ка, – поинтересовалась белокурая, отрываясь от его мизинца, – а ты белых девочек любишь больше, чем черных?

– Мне без разницы, – равнодушно отозвался Джимми, но внутри у него начала проступать тихая ярость. – Все вы одинаковые.

Нашла чем интересоваться, шлюха. Не все ли ей равно? Что вообще за манера у них у всех – задавать такие вопросы? Вот и Кори тоже, бывало, разомлеет и начинает допытываться о том же самом.

– Ну, а тебе, крошка, какого цвета пенисы больше по вкусу?

– О-хо-хо! – хрипловато засмеялась белокурая. – Не в цвете дело, а в диаметре, малыш. Люблю толстенькие игрушечки – чтобы туго входили.

– И поглубже, да?

– И поглубже, и поглубже!

Глаза белокурой заблестели. Ей явно не хватило.

– Ладно, рыбка, потерпишь. Все тебе сразу возьми да подай. А ты попроси как следует – тогда, может, и получишь, – с издевкой сказал Джимми.

С мурлыканьем девица потянулась к его безвольно лежащему орудию, но Джимми отпихнул ее ногой:

– Я сказал – потерпишь.

Белокурая отлетела в сторону, но и виду не подала, что обиделась, продолжая хищно улыбаться.

– Ты меня разве больше не хочешь, малыш?

– Я всех хочу, – усмехнулся Джимми. – Но я же тебе сказал: попроси.

Девица встала на колени и молитвенно сложила ладони.

– Ах, возьмите свою покорную рабыню, мой великодушный господин! – жеманно пролепетала она. – Ах, отымейте меня, бедняжку, ради Бога.

Джимми отрицательно покачал головой:

– Не верю. Неубедительно. Ты, наверное, не хочешь. Просто придуриваешься.

Совершенно об обратном говорил плотоядный блеск ее голубых глаз и порывисто вздымающиеся полные груди с торчащими алыми сосками, но Джимми неумолимо продолжал гнуть свое:

– Ты, видать, фригидная. И не любишь, когда тебя трахают. Тебе больше нравится сосать клубничное мороженое, а не хороший хер. Разве не так?

– Нет-нет, мой господин! – взмолилась белокурая. – Я терпеть не могу мороженого! Не выношу клубники! Я хочу, хочу, хочу!

– Глупости. Тебе это только кажется. Ни фига ты не хочешь. Ты еще и ножки-то не научилась растопыривать. Плохо тебя учили.

– Ах, научите меня, мой господин! Научите меня раздвигать ножки, мои бедные нежные ножки!

– А тут тебе колледж, что ли? – фыркнул Джимми. – Тренировка для юниорок?

– Ах, сжальтесь же, мой господин! Не бросайте на произвол судьбы несчастную крошку! – продолжала дурачиться белокурая.

Она обеими руками стиснула свои сочные груди и принялась тереть их друг о дружку, тяжело дыша. Глаза ее чуть затуманились, меж губ ерзал трепещущий язычок.

Джимми почувствовал, что начинает снова потихоньку заводиться и злость на эту продажную тварь только укрепляет его желание. Он повернул безвольное тело лежащей рядом рыжей на бок – так, что ее упругий зад оказался рядом с его чреслами.

– Мне вот эта жопень больше нравится, – сказал он белокурой. – Гораздо больше.

Он взял в руку свое вялое орудие и принялся водить им меж округлых половинок.

– Вот это классный станок, я понимаю…

Почуяв прикосновения нежной плоти, его член начал набухать на глазах. Белокурая, широко распахнув глаза, наблюдала за этой метаморфозой.

– Видишь: он ее хочет, а не тебя, – приговаривал Джимми. – Она ему нравится. Он хочет отодрать ее еще раз.

Словно в подтверждение этих слов, член каменно отвердел и принял форму увесистой дубинки. Белая капелька проступила на его вершине.

– Я хочу его, хочу, – жалобно пробормотала белокурая, облизывая губы.

– Перебьешься. В другой раз.

Джимми раздвинул ягодицы рыжей и воткнул меж них свой грозный елдак, вошедший сразу на треть. Рыжая слабо застонала.

– Неужели ты вот так хочешь? – с издевкой спросил он белокурую.

– Да, да, да!

– Да быть не может, – усомнился Джимми, въезжая еще глубже в распяленную задницу рыжей.

– Хочу, хочу! – вскрикнула белокурая.

– Да? А зовут-то тебя как, крошка? – осведомился Джимми, вовсю орудуя своей штуковиной в тесном проходе.

– Джейн! Меня зовут Джейн.

– Врешь! – прохрипел Джимми, заводясь все больше и больше. – Тебя зовут не Джейн. Тебя зовут Грязная Сучка. Поняла?

– Да, да, да. Меня зовут Грязная Сучка, Грязная Сучка, – лихорадочно бормотала белокурая, не отрывая глаз от манипуляций желанного члена.

А тот тем временем покинул свое вместилище и показался во всей красе.

– Дай мне его, дай! – клянчила белокурая, подползая ближе.

Джимми небрежно отпихнул ее пятерней. Затем грубо задрал ногу рыжей вертикально вверх и вломился в ее мокрую щель. Елдак погрузился туда со смачным чавканьем.

– Меня, меня, трахни меня! Меня, твою Грязную Сучку! Меня! – изнемогала белокурая.

– Неужели ты так тоже хочешь? – продолжал развлекаться Джимми.

Не выходя из заветного местечка рыжей, он перевернул ее на спину и принялся еще более мощными ударами терзать нежную плоть.

– Хочу, хочу! – надрывалась Джейн.

Распластанная под Джимми рыжая девица лепетала что-то бессвязное, бессильно закинув тонкие руки за голову. Продолжая таранить распятое тело, Джимми изо всей силы наотмашь хлестнул ладонью по ее развалившимся на стороны грудям. Звук шлепков привел белокурую в полное неистовство:

– Меня! Трахни же меня, наконец, скотина! Трахни меня, кретин!

Джимми вышел из рыжей и, оседлав ее торс, принялся бить по щекам своей партнерши тяжелым елдаком. Одновременно он тискал ее бюст мускулистыми ягодицами.

– Да трахни же меня, черный ублюдок! – заходилась рядом белокурая.

И Джимми наконец внял ее просьбе. Оставив в покое рыжую, он с рычаньем набросился на Джейн. Он вошел в нее грубо и безжалостно, сильным толчком наполовину сбросив ее тело с постели. Голова девицы билась об пол, ноги были задраны к потолку.

– Так! Так! О-о!..

Под напором страсти они оба упали на пол – и Джимми продолжал трудиться, словно отбойный молоток. Действительность перестала существовать для него – оставалось только это жаркое тело, которое он готов был превратить в лепешку, переломав хрупкие кости. А Джейн уже потеряла дар речи и только жалобно всхлипывала, закатив глаза. И тогда, за секунду до наступления высшего наслаждения, Джимми вонзил свое раскаленное орудие ей в рот, в самую глотку – и выплеснул свое бушующее семя. Она судорожно сглотнула несколько раз, он отшвырнул ее в сторону, словно щенка, и в изнеможении растянулся на паласе.

Ну что такое твоя жизнь? Просто бесконечная серия коитусов, цепь мелких безумств, помогающих отвлечься от гнусной действительности, приглушить горькие воспоминания, не дающие покоя. Сколько было их, этих распяленных женских тел, сколько отымел он их, этих грязных сучек, которые орали и стонали под ним, бесились и просили пощады, – и сколько их будет еще, безмозглых телок с упругими задами и грудями, но ты ведь прекрасно понимаешь, что это лишь – разновидность наркотика, средство для забытья.

Джимми покосился на белокурую Джейн. Та лежала на полу, разбросав ноги, и пьяноватая ухмылка озаряла ее лицо. Вид ее разверстой мохнатой «кошечки» с ярко-розовой изнанкой пробудил в Джимми новое желание.