Текст книги "Письмо не по адресу. Любовная горячка"

Автор книги: Гортензия Ульрих

Соавторы: Йоахим Фридрих
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Отправитель:ПинкМаффин

Получатель:БерриБлу

Тема сообщения:Зачем было платье

Бедненький застрессованный Берри!

В статье про картину всё верно. Есть у моей бабушки такое хобби: отстёгивать кругленькие суммы за произведения литературы и искусства. По-моему, тем самым она пытается застолбить себе место в истории, обрести бессмертную славу. Причём на высоком уровне. Музеи, фонды и всё такое прочее. Но прошу учесть – я к этому не имею никакого отношения. Мы, остальные (члены семьи), обязаны избегать публикаций о себе во всяких низкопробных газетёнках, чтобы не замарать славное имя фон Харденберг.

По требованию бабушки уволили уже двух редакторов, допустивших, чтобы фотографии моей мамы с какими-то знаменитостями были опубликованы под рубрикой «Богатые и красивые». Мама была безмерно горда своими фотографиями и показала их бабушке, которая тотчас позвонила главному редактору того журнальчика, а затем на два дня слегла с мигренью.

Я спросила её, где справедливость, ведь про неё-то саму то и дело пишут в прессе, так чем же плохи мамины фото.

Этот вопрос вернул её на больничную койку, но прежде она объяснила мне, в чём же заключалась разница:

– Моё имя появляется в разделах «Искусство» и «Культура» межрегиональных ежедневных и еженедельных газет, в серьёзных искусствоведческих или литературоведческих изданиях, а имя твоей матери – в колонках сплетен глупых женских журналов с картинками!

– Но ведь ты могла бы отказаться от того, чтобы обо всех твоих благодеяниях писали в прессе, – предложила я, – в конце концов, почему бы не заниматься этим анонимно?

– И из каких же соображений я должна так поступать? – резко спросила она.

Бабушка, видишь ли, придерживается девиза «Делай добро и рассказывай об этом». На сей раз она выкупила на аукционе картину, которая считалась пропавшей на протяжении многих лет, причём кое-кто вообще не верил в её существование, называя всю эту историю мифом.

Так вот, она хочет преподнести картину музею, тем самым существенно приумножив свою славу. После вручения начнётся какое-нибудь грандиозное мероприятие: приём, выступление мэра города, обращение директора музея и так далее.

Всё это вполне во вкусе моей бабушки. Она выслушает хвалебные речи с напускной скромностью и пробормочет (естественно, пробормочет громко и отчётливо, чтобы все расслышали!):

– Ну что вы, прошу вас, это не стоит таких слов. Каждый по возможности вносит вклад в благосостояние общественности. Просто сложилось так, что финансовые рамки моих возможностей на данный момент… э-э-э… выше среднего.

Увидишь, именно эти её слова будут потом цитировать направо и налево.

Ладно, рассказываю про платье в стиле рококо. Моё появление у вас было, хм, ну да… надеюсь, от моего вида у твоей мамы крыша не очень далеко уехала.

Надела я его потому, что на сегодня у нас была запланирована ежегодная семейная фотосессия. Ведь среди наших предков числится романтический поэт, Фридрих Фрайхерр фон Харденберг [3]3
  Фридрих Фрайхерр фон Харденберг (1772–1801) – реальный исторический персонаж; немецкий писатель, философ, наиболее влиятельный поэт немецкого романтизма, взявший творческий псевдоним Новалис.


[Закрыть], он же Новалис. Бабушка этим очень гордится и раз в год организует торжественную фотосессию с участием всего семейства. Приходится одеваться в идиотские наряды в стиле XVIII века и мило улыбаться, глядя в объективы фотоаппаратов. Мероприятие было назначено как раз на сегодня, а я во всей этой спешке в связи с освобождением свиней совершенно о нём забыла.

Мама вошла в мою комнату и пропела:

– Ксеньюшка, не забудь, пожалуйста, что у нас фотосессия. Переодевайся и спускайся, мы ждём!

Что я и сделала. Бабушки, правда, ещё не было, вот я и подумала: а не забрать ли пока у тебя свиней, раз уж ты плачешься, что они не могут больше оставаться у вас в кафе?

Водитель остановился прямо напротив вашего кафе, что вообще-то было не совсем к месту, потому что он, ясное дело, носит униформу, распахивает передо мной дверь, а затем, сняв фуражку, стоит возле машины и ждёт моего возвращении. Кроме того, «майбах» [4]4
  «Майбах» – немецкая компания, специализирующаяся на выпуске автомобилей класса люкс.


[Закрыть]едва ли можно назвать неприметным автомобилем…

В общем, влетаю в кафе и обращаюсь к женщине за прилавком:

– Я хотела бы забрать свиней.

Женщина (как выясняется позже, твоя мама) выглядит несколько сбитой с толку, но затем с улыбкой уточняет:

– Ты имеешь в виду «Свиные ушки»? – и начинает накладывать в кулёк слоёное печенье.

Я смеюсь и заявляю:

– Я МАКС!

Это ей тоже почему-то ни о чём не говорит.

– Очень приятно, Дорис Кранц, – дружелюбно представляется она. Затем бросает на меня недоверчивый взгляд: – Разве Макс – это не мужское имя?

Я киваю:

– Да, ваш сын тоже поначалу принимал меня за парня!

Тут она бледнеет и шёпотом переспрашивает:

– Берри?

– Да, Берри. Ваш сын, – добавляю я на всякий случай.

Она смотрит на меня с отчаянием в глазах и повторяет моё имя:

– Макс?!

Чтобы как-то ослабить напряжение, я смеюсь и рассказываю ей:

– На самом деле меня зовут Матильда Антония Ксения. Но это слегка длинновато, так что я называю себя МАКС.

Напряжение на лице твоей мамы заметно спадает.

– Ах вот как! – смеётся она.

Но я по-прежнему стою с кульком «Свиных ушек» в руке, время бежит, а мы и на шаг не продвинулись.

Наклоняюсь поближе и шепчу:

– Я хочу забрать свиней.

Не исключено, что ей будет неприятно, если посетители услышат об этом.

Но об этом мне следовало задуматься пораньше, потому что в кафе вдруг стало тихо-тихо. Все постоянные клиентки смотрят в нашу сторону и прислушиваются.

Нет, так дело не пойдёт, думаю я и спрашиваю:

– А где Берри?

Голос твоей мамы звучит не очень-то счастливо, когда она переспрашивает:

– Ты знаешь моего сына?

– Да. Нет, – поправляюсь я.

Бедная фрау Кранц явно запуталась.

– Я знаю его, но в жизни мы ещё ни разу не встречались, – пытаюсь я объяснить. – Смешная такая история, знаете.

Лицо твоей мамы говорит мне, что она едва ли находит историю смешной.

Всё, хватит с меня бестолковых переговоров, надо поскорее заканчивать дело и бежать домой.

– Мне срочно нужно переговорить с ним.

Твоя мама делает глубокий вдох, слабо улыбается и выходит из-за прилавка. Подведя меня к одному из столиков, жестом предлагает присесть.

По залу разносится громкий шёпот. Тут я вспоминаю, что на мне одежда в стиле XVIII века. Это платье эпохи рококо, и я благодарна бабушке за то, что она выбрала именно её, ведь Новалис родился на излёте рококо, на смену которому пришёл ампир, и – ух! – тебе приходилось видеть платья в стиле ампир? [5]5
  Стиль рококо в одежде отличают обилие украшений и пышность, тогда как для стиля ампир характерны прилегающий силуэт, ассоциации с античными хитонами, использование прозрачных струящихся материалов.


[Закрыть]Сущее недоразумение. Прозрачные, лёгкие, свободно свисающие куски ткани. Такое платье можно в кошелёк запихать. Ладно, проехали. Как бы та ни было, а мой рококо-нарядец выглядит явно не к месту в вашем кафе.

– Для фотосессии, – пытаюсь объяснить я, указывая на платье. – Бабушка настаивает на этом, она у нас малость… – Кручу указательным пальцем у виска.

Твоя мама сглатывает:

– Садись же, я позову на пом… в смысле, своего мужа.

– Нет. Берри! Или свиньи сейчас у вашего мужа?

– Просто сиди здесь. – Она по-матерински улыбается мне, быстро приносит тарелку с вашими «Клёцками валькирии» и предлагает: – Поешь, дитя, это всегда помогает.

Не желая показаться невежливой, я уминаю клёцки одну за другой. Увы. Это приводит лишь к тому, что твоя мама подкладывает мне добавки.

Уф-ф. Продолжаю соблюдать правила хорошего тона и ем дальше. Уже начинает подташнивать. Встревоженная фрау Кранц исчезает за дверью служебного входа, я по-быстрому пишу тебе письмо. (Папа привёз мне из последней командировки «мобильный офис», который, ха-ха, помещается в любую сумочку марки «Гуччи».) Вскоре твоя мама возвращается вместе с отцом.

Он дружелюбно улыбается и спрашивает:

– В чём проблема?

– В свиньях, – с полным ртом отвечаю я. – Я пришла забрать свиней.

– Каких свиней?

Тут меня осеняет, что ты, видимо, ничего не говорил родителям о нашей акции по спасению лабораторных свиней.

– Скажите, Берри здесь?

Твой отец качает головой. Всё ясно. Пора сматывать удочки, точнее – юбки.

– Ох, тогда всё это – просто одно огромное недоразумение, – говорю я, подбираю подол и, насколько получается, с достоинством вышагиваю из кафе.

В общем, мне искренне жаль, что у тебя сейчас неприятности с родителями. Но в каком-то смысле их отношение к нашей семье даже несправедливо. Я называю это дискриминацией богатых!

И потом, ты ведь не позволишь, чтобы тебе на самом деле запретили общаться со мной, или я не права?

А вот и бабушка приехала. Побегу фотографироваться.

МАКС

Р. S. Такое ощущение, что поиск подружки для сыночка – навязчивая идея твоих родителей. Никаких проблем, предоставьте дело мне!

Р. Р. S. Идея путешествовать по миру свинопаской мне очень по душе! Внесу её в список вариантов того, кем я хочу стать, когда вырасту.

Р. Р. Р. S. И держись от Кулхардта подальше, этот дядя – настоящий синоним слова «неприятности». И совсем он не спокойный, просто чокнутый.

Отправитель:БерриБлу

Получатель:ПинкМаффин

Тема сообщения:Не нужно мне никаких подруг!!!

Привет, МАКС!

Стресс от беседы с родителями – это ещё полбеды. Они скоро успокоятся. К тому же они ведь не контролируют мою электронную почту. Да и потом, если однажды у них будет возможность нормально познакомиться с тобой, то… Ладно, проехали.

Но вот что я хочу сказать тебе ещё раз: НЕ НУЖНО МНЕ НИКАКИХ ПОДРУГ!!! А не то придётся опять читать телефонные справочники. Ты же знаешь, это помогает при стрессе. Не лучше ли вообще не связываться с поисками подруги и тем самым гарантированно уберечь себя от стресса? Дальше. С чего ты решила, что Кулхардт – чокнутый? Ясное дело, он много знает, имеет дело с преступниками и временами выражается не совсем ясным языком. Но чокнутый? Ни в коем случае!

Кроме того, наша ситуация всё-таки разрешилась. У тебя свиньи в безопасности, да и профессор Камилла Хониг оставила нас в покое. Она бы точно натравила на нас полицейских, если бы Готтхильф и Женевьева представляли для неё хоть какую-нибудь ценность. В конце концов она, должно быть, поняла, что мы украли её лабораторных свиней. И что же должно произойти? Кроме того, нам ещё нужно отблагодарить Кулхардта за то, что он нам помог.

Отпишусь по возвращении,

Берри

Отправитель:ПинкМаффин

Получатель:БерриБлу

Тема сообщения:Брось ты этого Кулхардта!

Берри, оставь свою затею. Серьёзно, от этого одни только неприятности! Кроме того, я совсем не доверяю Кулхардту! Пора бежать, попозже ещё напишу.

МАКС

Отправитель:ПинкМаффин

Получатель:БерриБлу

Тема сообщения:Семейное фото с участием свиней

Всё, отстрелялись. Дело было так: я спустилась в фойе, где в окружении как минимум двух десятков человек стаяла бабушка, сверлившая меня неодобрительным взглядом.

– Ты растрёпана, дитя моё, фотографироваться в таком виде недопустимо.

Она кивнула одной из девушек, собравшихся в фойе, та подлетела ко мне с расчёской и принялась колдовать над моими волосами. Затем поправила платье и вопросительно взглянула на бабушку.

Та только вздохнула:

– Что ж, так гораздо лучше. – И хлопнула в ладоши: – Прошу всех занять свои места.

Если ты думаешь, что все эти 20 человек собрались, чтобы фотографироваться, то глубоко заблуждаешься. Наша семья состоит ровно из четырёх человек: бабушки, папы, мамы и меня. Остальные присутствующие относились к категории персонала. На больших мероприятиях бабушка всегда создаёт антураж из расторопных услужливых «призраков».

Скажу тебе больше: из четырёх членов семьи присутствовало только трое. Папы не было. Заметив это, бабушка категоричным тоном потребовала, чтобы её сына немедленно позвали сюда. Если бы отсутствовала мама, бабушка это, само собой, заметила бы, но возмущаться бы и не подумала. Было очень нелегко добиться того, чтобы маме позволили тоже сниматься на семейные фото, ведь она не имеет ни дворянских кровей, ни зажиточных родителей, она просто была топ-моделью косметического концерна моего отца.

Один тот факт, что папа ходит на службу и зарабатывает деньги, уже возмущает бабушку не на шутку: «Если есть деньги, какой смысл заниматься обычной работой? Деньги приумножаются благодаря продуманным инвестициям!»

Как бы то ни было, а папа купил небольшую косметическую фирму и за пару лет превратил её в крупный концерн.

Вообще-то в юности папа хотел стать адвокатом, но бабушка пресекла это желание на корню коронной фразой: «Адвокатами не становятся, адвокатов нанимают».

Итак, мама побежала искать папу, а бабушка тем временем обратилась ко мне:

– Матильда, сейчас у тебя есть время объяснить, почему ты была так растрёпана.

– Всё дело в свиньях. У меня с сегодняшнего дня есть две свиньи.

– Свиньи? – переспросила бабушка. – Тогда понятно. И где же они?

– В саду, в павильоне.

Короче говоря, бабушка осмотрела свиней и решила, что они будут красоваться на фото вместе с нами. Их присутствие сделает снимки ещё более правдоподобными, ведь раньше в искусстве и в самом деле были популярны пастушьи мотивы: придворные художники рисовали портреты господ в образах пастухов и пастушек на фоне живописных ландшафтов. По идее для полной достоверности нужны были бы овцы, но раз у нас уже есть свиньи, то и они сгодились.

Наконец-то нашёлся папа. Понятия не имею, что мама ему за это пообещала; она единственная, кто имеет на него хоть какое-то влияние.

Он что-то недовольно бормотал и встал, как обычно, позади всех, чтобы на фото было видно только его голову. Дело в том, что он категорически отказывается наряжаться для этого «маскарада».

Мама была несколько огорчена тем, что Готтхильф и Женевьева тоже будут позировать фотографам, потому что не была уверена, точно ли свиньи не кусаются. Бабушка с нескрываемой радостью расставила свиней как раз по сторонам от мамы. Готтхильф и Женевьева были неподражаемы, они тут же заняли нужные позиции. По-моему, они жутко умные. А Камилла – законченная гадина, раз дни напролёт держала таких сообразительных животных в стенах лаборатории.

– На будущий год будем сниматься с овечками, – провозгласила бабушка по окончании фотосессии и потребовала чашку кофе и кусочек торта.

Надеюсь, ты повёл себя умно, послушался меня и не ходил к Кулхардту!

Приветы,

МАКС

Отправитель:БерриБлу

Получатель:ПинкМаффин

Тема сообщения:Рождество, Пасха, день рождения и свадьба

Привет, МАКС!

Разумеется, я ходил к Кулхардту! С чего ты взяла, что он опасен? Загадочен – это да. Знает много, гораздо больше, чем говорит. Вот и сегодня он ни на йоту не отступился от своего принципа.

Очутившись перед знакомым обшарпанным домом, я вновь невольно задаюсь вопросом, как вообще в таком доме можно держать офис. Шагая по разваливающейся лестнице и подходи к двери с перекошенной табличкой; «Кулхардт и Липински – частные детективы», вдруг вспоминаю, что ещё пару недель назад я не был даже знаком с Кулхардтом. Теперь же его офис стал для меня чуть ли не вторым домом.

Уверенно стучу в дверь.

– Входите! – раздаётся из-за закрытой двери голос Мильфины.

Распахнув дверь, я оказываюсь перед её письменным столом, на котором высится огромная стопка рождественских салфеток. Увидеть секретаршу Кулхардта мне удаётся, только приподнявшись на носки.

– Берри! – сияет она при виде меня. – Здорово, что ты пришёл! Как приятно видеть молодые лица в этих старых стенах!

– Вы опять ходили в «Альди»? – спрашиваю я, разглядывая салфетки.

– Разумеется! Я хожу туда каждый день. Ты же знаешь! Один день без «Альди» – и я начинаю ужасно нервничать! Шеф называет это одержимостью. Я называю это страстью! – Когда она произносит свою вдохновенную речь, её глаза сверкают, точно ёлочные шары.

– Но зачем вам столько рождественских салфеток? – осторожно задаю вопрос я.

– Почему только рождественских? Это комбинированные наборы. Рождество, Пасха, день рождения и свадьба. Практично, не находишь? Продавались по специальной цене, как, впрочем, и всё, что ты здесь видишь!

Мой взгляд блуждает по Мильфининым гигантским запасам товаров из «Альди».

– Чем мы можем тебе помочь? – спрашивает Мильфина.

– Вообще-то ничем. Дело уже закрыто, свиньи в безопасности.

– Ошибка новичка, Берри Блу! – раздаётся бас Кулхардта за моей спиной.

Он стоит в дверях своего кабинета. Точнее, его мощная фигура заполняет собой почти весь дверной проём. Длинного пальто на нём нет, зато на голове красуется широкополая шляпа. Он смотрит на меня своим немыслимым взглядом. Честное слово, МАКС, никто не умеет смотреть так невозмутимо, так cool [6]6
  Cool (англ.) – спокойный, невозмутимый, «крутой».


[Закрыть], как Coolхардт! Не знаю, сколько он тренировался перед зеркалом, прежде чем начал так смотреть на других, но на меня его взгляд действует просто завораживающе!

– Ошибка новичка? – переспрашиваю я. – Что вы имеете в виду?

– Что я имею в виду. Заходи в мой кабинет, Берри Блу. Здесь и поговорим.

Я оглядываюсь на Мильфину, но она лишь пожимает плечами. Так что мне приходится проследовать за её шефом. Кабинет его традиционно пуст. Ни листка бумаги. Нигде.

Кулхардт плюхается в кожаное кресло за письменным столом, кладёт ноги на стол и устремляет взгляд в окно.

– Теперь вы можете объяснить мне, в чём дело? – осторожно спрашиваю я.

– Теперь я могу объяснить тебе, в чём дело. Я могу, – отвечает Кулхардт, не отводя взгляда от окна. – Мир там, снаружи, недобр и опасен, Берри Блу. Гораздо хуже, чем может себе представить тот, кто вырос в тепличной атмосфере добропорядочной бюргерской семьи.

– Какая ещё тепличная атмосфера! – возмущённо восклицаю я. – Во-первых, мои родители часто оставляли меня одного, когда я был ма…

Один взгляд Кулхардта, и я замолкаю на полуслове.

– Доводилось ли тебе хоть раз заглядывать в жестокие, холодные глаза преступного мира, Берри Блу?

– Что? Э-э-э… нет, если не принимать в расчёт затею со свиньями.

– Свиньи, Берри Блу. Раньше свиньи были лишь завязкой истории – теперь же они стали и развязкой.

– Что вы хотите этим сказать? Я…

– Что я хочу этим сказать. Объясни ты, Липински.

Я подскакиваю на месте, но уже слишком поздно: что-то тёплое течёт по моей щиколотке.

– Липински! Старая ты свиньи! Неужели нужно каждый раз на меня писать?

– Йофф.

– Липински – не свинья, – произносит Кулхардт.

– Да знаю я! Пёс, который писает на меня при каждой встрече.

– Он живёт в теле бассета, – напоминает Кулхардт, – но душа его – мой покойный партнёр. Кроме того, он мочится на тебя потому лишь, что ты ему нравишься. Об этом я тебе тоже много раз говорил.

– Мне всё равно. Это ужасно раздражает. Мама уже удивляется, почему мои брюки всё время так пахнут, когда я отдаю их в стирку.

На лице Кулхардта появляется ехидная ухмылка:

– Стирай сам. Тогда никто не будет удивляться.

Нет, на это я не пойду.

– Но ведь свиньи в безопасности, – возвращаю я разговор к нужной теме.

– Свиньи в безопасности, Липински? – спрашивает Кулхардт.

– Нёфф.

– Сам слышишь.

Временами я задаюсь вопросом: действительно ли Липински что-то отвечает, либо же это просто игра моего воображения?

– Не понимаю! Вы ведь знаете, что за дом у родителей МАКС. Там так же безопасно, как и… как и…

– В банке? – заканчивает предложение Кулхардт и издаёт презрительный смешок.

– Вот именно! И потом, Готтхильфу и Женевьеве там очень хорошо. Особенно Готтхильфу. Он положил глаз на мопсиху Розали. И она ему тоже симпатизирует!

– Нёфф! – раздаётся за моей спиной.

В тот же миг дверь с грохотом захлопывается.

Оглядываюсь в поисках Липински, но его и след простыл.

– Что на него нашло? – глупо спрашиваю я.

– Что на него нашло. Это было ошибкой, Берри Блу.

Тут меня осеняет:

– Точно, Липински ведь тоже неровно дышит к Розали!

– Можно и так сказать, – отвечает Кулхардт, – но я называю это любовью. Я, правда, не вполне его понимаю, но на вкус и цвет, сам знаешь, товарищей нет.

– И что теперь?

– И что теперь. Теперь у Липински любовная тоска. А это плохо, Берри Блу. Очень плохо!

– Почему?

– Почему. Ещё увидишь.

– А что вы говорили про свиней?

– Что я говорил про свиней. Сам разбирайся. А теперь оставь меня в покое. У меня дела. Кроме того, твои нескончаемые вопросы действуют мне на нервы.

О том, что его нескончаемые повторения моих вопросов тоже действуют мне на нервы, я лучше умолчу.

– Не могли бы вы дать мне ещё один совет? – обращаюсь я к нему, уже стоя в дверях.

– Не мог бы я дать тебе ещё один совет. Внимательно следи за свиньями. Вот тебе совет.

– Вы не в курсе, почему Кулхардт считает, будто бы дело ещё не закрыто? – спрашиваю я Мильфину, которая как раз запихивает свои рождественско-пасхально-именинно-свадебные салфетки на полку, где уже выстроилась целая армия пластиковых пасхальных кроликов и музыкальных часов в виде фигурки Санта-Клауса.

Она вздыхает:

– Ни малейшего понятия, Берри. Я обо всём узнаю в последнюю очередь. Такова секретарская доля.

Я понимаю, что от неё не дождёшься никакой помощи, и откланиваюсь.

Правда, порожняком уйти не получается: Мильфина всучивает мне пять банок испанских консервированных персиков, чей срок годности на исходе. Родители обрадуются, ведь наши посетительницы так любят торты с персиковым кремом.

Эх, как бы узнать, почему Кулхардт уверен, что дело ещё не закрыто?

С Готтхильфом и Женевьевой ведь всё в порядке. Или что-то не так?

О, только что в комнату заходила мама. Надо снова идти в кафе. Надеюсь, ты не решила нанести нам визит после ещё одного костюмированного бала.

До скорого,

Берри