355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Гонсало Эдуардо Гуарч » Армянское древо » Текст книги (страница 4)
Армянское древо
  • Текст добавлен: 14 сентября 2016, 21:20

Текст книги "Армянское древо"


Автор книги: Гонсало Эдуардо Гуарч


Соавторы: Бальтасар Гарсон Реаль
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Но нет. Как раз наоборот, все относились ко мне вполне сердечно. Это становилось все более явным по мере того, как продолжался ужин и росло число тостов со шнапсом. Должен признаться, что мне было очень приятно, и в этой теплой обстановке моя робость прошла.

После ужина заводилой стал Пауль Рорбах. Думаю что я еще не встречал человека с такими четко сформулированными идеями. Он выложил очень дерзкий и оригинальный тезис который был тут же принят всеми нами. Речь шла о жизненном пространстве – «le-bensraum». Он утверждал, что для полного развития каждому народу необходима определенная территория. И если это жизненное пространство было в силу обстоятельств кем-то «захвачено» (именно это слово он употребил), надо очистить его и возвратить себе. В этом, уверял Рорбах, и есть суть проблемы. Такое «очищение» оправдывало само себя.

Я видел, что доктор Назим был в полном восторге от этой идеи. Он спросил у Рорбаха, где именно он почерпнул эту идею. «То там, то здесь» – был уклончивый ответ. В ней не было ничего нового, ее высказывали на собраниях самого фонда Покровители фонда фон Эуленгург, а также Ганс фон Вольцогеи обсуждали все это с графом де Гобино.

«У этих людей действительно ясные мысли, – утверждал Рорбах. – Они развили идею о чистокровных расах, и это означает, что в конце концов одни расы начнут господствовать над Другими. Кроме того, я лично считаю, что вся эта болтовня о расах просто выдумка. В конце концов воды вернутся в свое русло и сильные, творческие расы будут господствовать в мире».

По всем этим вопросам было полное взаимопонимание. Все исходили из того, что османские турки представляют собой южную ветвь арийцев, а германцы – северную, и обе эти ветви дополняют друг друга.

Было уже довольно поздно, когда Хуманн произнес нужное слово «депортация». Для него это решение не вызывало сомнении. Он сказал, что в скором времени его родина будет вынуждена депортировать французов из приграничных германских территории. Поляки тоже, разумеется, мешают прогрессу его страны, добавил он. Он говорил также о необходимости захватить часть Украины. Это выглядело более утопично, но он заверил, что настоящие немцы давно мечтают об этих территориях. Это все равно, что принести в большой дом хороший набор продуктов. «Это всегда неплохо», с глумливой улыбкой заметил он. Мы все оценили его большое чувство юмора и светлый ум. А я особенно, поскольку чувствовал себя так, словно взвился на высокое облако. Все эти люди представляли для меня верх человеческой мысли. Здесь не говорили глупости. Они не были чистыми интеллектуалами, которые не стоили и ломаного гроша. Эти люди были практиками. Они были патриотами, отдававшими свои знания на алтарь светлого будущего своей страны.

Хуманн рассказал о том, как он был в Сербии на должности военного атташе австро-венгерской армии. Там не разводили нюни, там просто уничтожали тех, кто мог представлять собой опасность. Кроме того, оттуда вывезли тысячи детей (разумеется, самых лучших), чтобы воспитать их должным образом. Хорошей породой пренебрегать не стоит.

Помню, что доктор Назим казался излишне возбужденным. Он много пил, но, несмотря на это, не пропускал ни слова. Он был очень взволнован и напоминал шахтера, который полжизни провел стуча своим кайлом по темной породе, а тут вдруг увидел блеск золотой жилы. Он молчал почти до самой ночи, и никто не хотел уходить из этой компании. Все мы, кто там был, понимали, что переживаем исторический момент. В воздухе царило напряжение, и оно росло по мере того, как проходили часы.

Доктор Назим был последним, кто изложил свои тезисы. У него лихорадочно горели глаза.

«Друзья!» – мы переглянулись, потому что Назим был известен тем, что понятие дружбы было ему неведомо. С другой стороны, в тот момент мы испытывали чувство товарищества, которое перекрывало все другие эмоции. «Друзья! Я всех вас хорошо знаю. Я знаю, в чем состоят ваши идеи. Они полностью совпадают с моими мыслями. Мы связаны друг с другом нашими принципами. Вы знаете, что несколько лет тому назад меня выслали в Париж. Мне повезло, ведь другие погибли в Турции за свои идеалы.

Все, кто находится здесь, независимо от того, турок он или нет, хочет видеть Турцию процветающей и современной. Свободной от врагов.

Вы спросите себя: кто же они, наши враги? Кто мешает нашей стране развиваться дальше? Почему Турция, похоже, движется в сторону, противоположную от цивилизованного мира?»

Он выдержал длительную паузу и выпил глоток вина. Мы все застыли в ожидании, ведь еще до его прихода Хуманн предупредил нас, что Назим собирается сделать важное заявление.

«Я поясню свою мысль. Я пришел к ней ценой огорчений боли, опасении за то, что может случиться с нашей любимой страной».

«Так вот, – энергично продолжал он. – Наши враги это мужчины и женщины, родившиеся в Турции, в разных уголках нашей империи. Это люди, которые выдают себя за наших соотечественников. Это существа, которые кишат вокруг нас, требуя себе прав и всяких льгот. Друзья, Турция всегда была слишком великодушна к своим врагам, и это приведет ее к краху».

«Ото, – Назим стал говорить по слогам, как будто ему было трудно произносить, – греки, сирийцы, курды. А также, и в первую очередь, – армяне. Да, армяне. Они проникли на ключевые позиции нашего гражданского общества. Это адвокаты банкиры, архитекторы, врачи, политики, многие из них – крупные землевладельцы. Хозяева лучших поместий, самых больших и рентабельных производств.

Они, армяне, манипулируют нашим парламентом, несмотря на то, что имеют немного депутатских мест. Они заправляют нашей экономикой из глубин своей темной финансовой империи. С помощью разного рода ухищрений они захватили самое ценное в нашей стране.

Нет, не удивляйтесь. Приезжайте в Константинополь и спросите: „Кому принадлежит этот строящийся дворец?“ Ответ будет: „армянину“. „Кто владеет этим ювелирным магазином?“ – „Армянская семья“. „Кто президент этого мощного банка?“ – „Конечно – армянин“. И при этом мы могли бы усомниться: „Может быть, армяне более умные, чем турки?“

Я рассею ваши сомнения: нет. С полной уверенностью и убежденностью скажу – нет. Армянин не стоит и одного турка». – Назим обратил в бесконечность свой полный ненависти взор. Это чувство захватывало его целиком.

«Армянин стоит меньше. Намного меньше. Я даже скажу вам яснее. Я придерживаюсь твердого убеждения, что армянин ничего сам по себе не стоит. Ничего! Друзья, товарищи, в нашем доме враг. Около двух миллионов армян, четыреста тысяч осевших у нас греков, двести тысяч сирийцев в Анатолии, миллион неграмотных и диких курдов и много других национальных меньшинств, в том числе эти двуликие евреи, которые ведут себя как армяне, но, по крайней мере, более скрытно. Я думаю, что здесь, в Германии, они представляют собой то, что армяне – в Турции. Это раковая опухоль для наших стран».

Жесткие и искренние слова раскрыли мне глаза. Я много лет готовился к этому, даже не зная толком, к чему именно. Я не представлял, какова на самом деле цель нашей длительной подготовки. К чему наши бессонные ночи, когда мы готовились к экзаменам в Военной академии. Бдение наших профессоров. Тяжелейшая учеба в условиях военной дисциплины. Интуиция Атифа-бея, указавшего мне путь. Сейчас я понял, в чем было мое предназначение. И дело не в том, чтобы я испытывал какую-то особую ненависть к армянам. Разве что небольшую зависть. Я вспомнил своего друга Джамбазяна. С первого момента нашего знакомства я интуитивно понял, еще не заговорив с ним, что он умнее меня.

Доктор Назим снял тяжелую пелену с моих глаз, и я увидел, что моя жизнь вот-вот примет новый оборот. Могу поклясться, что я почувствовал восторг. Я был готов пройти тот тяжелый и долгий путь, который они мне укажут.

Доктор Назим сделал большой глоток вина, чтобы снять спазм в горле, и я невольно сделал то же.

«Вы спросите меня: „Что мы можем сделать для решения этой большой проблемы? По какому пути нам надо пойти, чтобы покончить раз и навсегда с этой раковой опухолью, пожирающей день за днем Турцию?“ Я долгие часы разговаривал на эту тему с нашими дорогими друзьями фон Неуратом и Вильгельмом Сольфом – советниками немецкого посольства в Константинополе. Кстати, они просят меня извинить их за то, что их нет сегодня с нами. Тем не менее они просили меня сообщить вам об их заинтересованности в скорой встрече в Нюренберге».

Доктор Назим замолчал и дружески обратился к Паулю Рорбаху:

«Вы рассказали здесь нечто весьма интересное. Я всегда думал об этом, но ни разу не смог сформулировать это с таким совершенством, с каким сформулировали вы. Я имею в виду вашу прекрасную теорию. Жизненное пространство. В нем сейчас главная проблема Турции. Позвольте мне развить эту мысль.

Действительно, наша империя обширна, ее даже можно назвать огромной. Но значительная часть ее непродуктивна, изрезана горами, польза ее состоит лишь в ее дикой красоте. Лучшие земли, самые стратегически важные почвы, по-настоящему нужные для развития нашей страны, заняты чужаками. Я не соглашусь с тем, что армяне – главным образом, именно они – являются турками. Говорить так, значит, обманывать себя. Они – неверные, предатели, воры. Неверные не только потому, что исповедуют иную религию, но и потому, что ненавидят нашу. Предатели, потому что многие из них являются иностранными агентами. Русские прекрасно знают, что в лице армян они имеют пятую колонну, готовую вонзить кинжал в спину Турции. Равно как это знают англичане, французы, американцы. Воры, потому что они всегда пользовались тайными методами, чтобы завладеть тем, что казалось им наиболее ценным».

Назим внимательно посмотрел на Хуманна.

«Да, жизненное пространство, „lebensraum“. Вернуть назад пространство, нужное нашему народу. Возвратить его своим подлинным хозяевам. Турецкому народу, – Назим сделал глубокий вздох, как бы пытаясь взять себя в руки, – Я знаю, что здесь, в Германии, происходит нечто подобное. Здесь проблема евреев. Так же, как и армяне в Турции, они захватили себе все, что хотели. Путем обмана, воровства, жульничества. Об этом нам могут долго и подробно рассказывать наши немецкие друзья».

«Вы, – Назим указал на Хуманна, – дали мне ключ к решению вопроса. Самый лучший способ уничтожить врага – изгнать его из мест, которые он считает своим домом. А потом, потом мы посмотрим.

Вот вы говорили мне об испанской инквизиции. Как она обогнала свое время. Как испанцы смогли решить свою проблему. Испания была тогда сильно заражена. Ее правители опередили свое время. Они изгнали евреев. Они вернули себе украденное у них золото, земли, имущество… Нам надо бы поучиться у испанцев. Они сделали, что хотели, и сделали это хорошо.

Да, друзья мои. Турция сможет выйти на свой путь. Надо сказать ясно и определенно, что существует армянский вопрос. Это вопрос государственный, и он должен быть решен любой ценой. Здесь нельзя ссылаться на какие бы то ни было чувства, надо думать только о спасении родины. И здесь, друзья мои, нет места жалости.

Мы знаем, мы абсолютно уверены, что немцы помогут нам в этом важном деле. Каким бы трудным ни был этот путь, каким бы тяжелым нам его ни сделали. Мы, настоящие патриоты, покончим раз и навсегда с этим проклятым армянским вопросом».

Доктор Назим закончил свою речь в таком сильном нервном напряжении, что у него дрожали веки и, как в лихорадке тряслись руки. Было ясно, что он не думает ни о своем здоровье, ни о самом себе. Я понял, что это был цельный человек, за которым я должен идти во что бы то ни стало.

После короткой паузы Хуманн тяжело поднялся. Действие алкоголя, захвативший его интерес к обсуждаемому вопросу усталость, вызванная поздним бдением, – все это навалилось на него. Тем не менее он казался настолько взволнованным мыслями, высказанными Назимом, что ему было трудно произнести хоть слово. Он тоже обильно потел, его глаза блестели неестественным блеском, а левый глаз сильно дергался. У него были такие большие и такие крепкие руки, что, казалось, он мог сокрушить ими все что угодно.

«Друзья, – его голос охрип из-за алкоголя и плотной завесы дыма от турецких сигарет, которые мы все курили, – я абсолютно уверен, что само Провидение дало нам возможность собраться этой ночью.

Мы все здесь дети двух империй – Германии и Турции дружественных наций, объединенных единой судьбой. Мы унаследовали блестящую историю, создавшую предпосылки для будущего.

Но одна часть мира нам завидует, другая – ненавидит, хотя и боится. Народы, не имеющие будущего, как пиявки пьют из нас кровь, пользуются нашим великодушием и нашей силой плетут во тьме заговоры, стремятся объединиться с нашими врагами, шпионят даже внутри наших казарм, ждут подходящего момента, чтобы нанести нам удар».

Хуманн был так взволнован, – по правде говоря, мы все Шли в таком состоянии, – что ему пришлось выпить бокал шампанского, предложенный ему Паулем, ибо он, казалось захлебывался собственной речью. Прежде чем продолжить говорить, он сделал глубокий выдох.

«Так вот, о чем это я… Ах да – об ударе, – он зловеще улыбнулся. – Удар по ним нанесем мы. Не колеблясь. Мы сделаем так, что в этот день они раскаются во всех своих прегрешениях. Они заплатят за свою алчность, свое врожденное коварство, свое предательское поведение…»

В этот момент граф Шуленбург поднял руку. Этот аристократ почти весь вечер просидел молча. Хуманн выглядел очень усталым и с удовольствием уступил место новому оратору, садясь на свое место, в то время как граф поднялся.

Голос у графа Шуленбурга был несколько резковат и, может быть, поэтому он говорил очень тихо. Его было почти не слышно, и мы все замолчали, чтобы понять, о чем он говорит.

Он прокашлялся и робко посмотрел вокруг себя через позолоченные очки:

«Друзья, позвольте мне небольшую фамильярность. Как вы, наверное, знаете, моя страсть – это история. В политике я разбираюсь слабо. Чтобы быть политиком, надо обладать особыми достоинствами, которых у меня нет. Мне стыдно в этом признаться, но это так.

Тем не менее я воспринимаю вас как своих товарищей. Как если бы мы спали в одной казарме и проходили одну и ту же армейскую службу. У вас не должно быть ни малейшего сомнения в том, что обстоятельства превратят нас в товарищей по оружию, ибо, чтобы построить будущее, мы должны бороться, и если надо, то и умереть.

После этого вступления позвольте мне взять на себя роль предсказателя. Я всегда стремился к тому, чтобы предвидеть события. Ожидать их прихода. Не допускать, чтобы история раздавливала нас или, по крайней мере избегать этого. При этом все мы знаем, что история непредсказуема».

Шуленбург выглядел совсем как простой человек. Как будто он был неспособен убить даже муху. Его светлые голубые глаза казались прозрачными.

«Да, друзья. Позвольте мне совершить прогулку во времени. Наши страны, Турция и Германия, будут развиваться успешно. Несомненно, наступят и тяжелые времена. И не только для нас – для всего мира. Это будет такой трудный период, что многим будет казаться, что пришел конец света.

У Германии тоже есть смертельный враг – мировой сионизм.

Наши города, много наших населенных пунктов заражено евреями. Здесь они играют ту же роль, что и армяне в Турции, хотя, как мне кажется, есть существенная разница.

В вашей стране армяне представляют собой нацию с завышенными претензиями, не желающую интегрироваться в общество. В конце концов это нам на руку, ибо они хотят раздробить Турцию и создать любой ценой свою собственную страну. А у нас есть евреи, которые представляют собой серьезнейшую проблему. Они изменили нашу жизнь, внесли свои привычки и обычаи, чуждые немецкой природе. Они проникли в университеты, на кафедры, в профессиональные корпорации, в первую очередь в сфере права и медицины. Они захватили торговлю и промышленность. И хуже всего то, что они действуют исходя из своей собственной точки зрения, своей морали и своей еврейской этики. – Шуленбург вздохнул, – Как можно говорить о еврейской этике. Также как Турцию, нас поразил рак, который распространяется по всему социальному организму. Но пусть у вас не останется ни грана сомнений в том, что Германия будет долго сидеть сложа руки. Наступит время, когда воды вернутся в свое русло, и эта ситуация разрешится навсегда.

Но прежде давайте поможем нашим османским друзьям освободиться от их проблем. Если один из друзей может освободиться от гнетущих его трудностей, нам всем станет легче, Турция выйдет победителем в своей борьбе за единство страны, Турция станет сильнее, и это пойдет на пользу Германии. Затем, с учетом полученного опыта, придет и наш черед».

Слова Шуленбурга завершили наше собрание. Было около четырех часов утра, и невероятное количество выпитого пива, вина и шампанского начинало сказываться.

Я лично старался пить умеренно, но к концу встречи это оказалось невозможно. Порой мне казалось, что я плыву по воздуху.

Но при всем этом что-то говорило мне, что эти люди были моими учителями.

Пока мы прощались, во мне крепла уверенность, что все, о чем здесь говорили, осуществится. Но тогда я не знал, до какой степени это станет реальностью.

В Турцию я возвратился в марте 1915 года. Я считал себя подготовленным к тому, чтобы выполнить любые порученные мне задания. Длительное пребывание в Германии изменило весь строй моих мыслей. Знакомство с такими интересными людьми, с их ясными и конкретными идеями помогло мне понять многие вещи. До этого они теснились в моей голове лишь в форме смутных догадок.

Сейчас я знал, какова была подлинная ситуация в Турции. Насколько хрупка была ее система. Каким образом ее недруги собирались разрушить и раздробить ее. Два человека внесли важный вклад в мое образование: советник по внутренним вопросам немецкого посольства в Константинополе Хуманн и доктор Назим, с которым я вновь встретился в Париже после его приглашения.

Первый из них настоял на том, чтобы мы встретились как только окажемся в Турции. Он обещал связать меня с послом Гансом фон Вангенхаймом, сказав, что они нуждаются во мне как человеке, пользующемся их доверием. «Абсолютным доверием», – подчеркнул он. Речь шла о том, чтобы быть связным между видными немецкими военными, служившими в Германии, (а их становилось все больше и больше, и они занимали важные посты в турецкой армии) и турецкими военными. На практике это означало служить связным в сфере военной разведки. Причины были очевидны.

Германия была весьма заинтересована в том, чтобы улучшить состояние турецких вооруженных сил. Поэтому много видных немецких офицеров служило в турецких военных академиях, в специальных школах и даже в основных немецких консульствах в качестве связных по информационным вопросам.

Кто-то должен был координировать все эти усилия с тем, чтобы усилия не тратились попусту. Хуманн подчеркнул, что все это делалось с согласия Генерального штаба турецких вооруженных сил, но было ясно, что это была секретная миссия и надлежало вести себя с неизменным тактом и деликатностью.

Я тогда не понимал, что мне предлагали стать двойным агентом. Хуманн был готов снабжать меня информацией достаточной для того, чтобы маскировать свои действия.

Я забыл сказать, что к тому времени я был произведен в лейтенанты и получил назначение в посольство Турции в Берлине на должность заместителя военного атташе. Моя миссия продолжалась всего четыре месяца – с декабря 1914 по март 1915 года, затем меня перевели в немецкое посольство в Константинополе на должность «сотрудника». По существу, я был офицером связи и, несмотря на мой небольшой опыт, вскоре я почувствовал себя как рыба в воде и стал пользоваться особым расположением руководителей Генштаба Турции. Длинная рука генерала Хусамеддина-бея простиралась уже и сюда. Этот человек всегда выказывал мне особую симпатию.

Что касается доктора Назима, то незадолго до моего возвращения в Турцию он пригласил меня к себе в Париж. Он изучал там медицину, и у него было в городе много разнообразных и полезных контактов. Не думаю, чтобы он умел держать в руках скальпель, потому что все свое время он отдавал политике. Вообще-то говоря, он считал, что Комитет за единение и прогресс был его детищем, а с 1910 года он входил в его Центральный комитет.

Он представил меня своему близкому другу Амару Наги. Несмотря на то, что они придерживались общих взглядов по основным вопросам, время от времени между ними возникали споры.

Навязчивой идеей Наги была ликвидация армян. Он был знаком также с публикациями графа Гобино, которого обожал как бога, снизошедшего на землю.

Назим говорил о необходимости депортации армян и греков из Турции, но Наги считал, что радикальное решение вопроса состояло в том, чтобы «ликвидировать» их. В те дни доктор Назим был перевозбужден. Он ждал приезда своего лучшего друга (так он мне его назвал) Беххеддина Шакир-бея.

Полагаю, что к тому моменту я уже завоевал доверие доктора Назима, который разрешил мне присутствовать при беседе с Шакир-беем. На этой встрече бей изложил свои последние идеи о методологии по ликвидации «армянского вопроса».

Шакир-бей тоже имел диплом врача. Вместе с тем он смотрел на Назима так, как ученик смотрит на своего учителя, а тот в свою очередь восхищался инициативами Шакира.

На встрече, на которой мне повезло присутствовать, Шакир поставил вопрос о необходимости решить, кто именно будет делать «грязную работу». Ведь в конце концов кто-то должен был ее делать. И тогда он сформулировал свое предложение.

«Послушай, Назим. Если мы на самом деле хотим все это сделать, то нам нужны не только „методы“. Методы предложишь ты, и никто этого не оспаривает. Ибо без хорошо сформулированной идеи, без системы, основанной на ней, без необходимой для этого инфраструктуры и, конечно, без лидера, который укажет направление, ничего не получится.

А какие инструменты? Чтобы реализовать любую идею, надо иметь соответствующий инструментарий. Позволь, я изложу тебе некоторые мысли на этот счет, ведь я уже давно думаю об этом.

То, о чем мы говорим, серьезная вещь. Я посчитал, что только армян, – а это наша главная проблема, – более двух миллионов. Возможно, около двух с половиной миллионов, может быть, и больше. А это, мой друг, значительное количество. Это не просто щелкнуть пальцами и сказать: „Вот и все, перейдем к другому вопросу“… Это сложная и многосторонняя операция, требующая большой подготовки, твоих методов и, наконец, в нужный момент – моего инструментария.

И какие из них я выберу? Я скажу тебе без колебаний. Армия и полиция не смогут сделать это открыто. Тогда всем нам будет плохо. Они должны будут „сотрудничать“ тогда, когда мы им прикажем, и не сомневаюсь, что, следуя дисциплине, они сделают то, что им прикажут.

А государство? Сможет ли этим заняться правительство? Нет, не сможет. Оно не должно быть втянуто в это напрямую. Оно может лишь все подготовить, создать возможности, обстоятельства, издать секретные указы. Потому что, друг мой, все должно быть в тайне. Все делают вид, что все нормально, смотрят в сторону, маскируются. А иначе как? Разве будет разумно созвать иностранных послов на прием и заявить им: „Уважаемые господа, мы пригласили вас сюда, чтобы сообщить вам, что в ближайшие месяцы мы осуществим уничтожение всех христиан в Турции, а сейчас, если угодно, милости просим проследовать в соседнюю залу, где накрыт для вас прекрасный ужин“. Нет, так нельзя. Это невозможно. Ты ведь знаешь, какие они, дипломаты. Когда не будет выхода, тогда они либо перейдут на другую сторону, либо сделают вид, что принимают идею. Но сначала…

Надо иметь также в виду, что многие служащие самых разных уровней могут протестовать, отказываться выполнять приказы, ссылаясь на свою совесть. Да, да, на совесть! Если им кажется, что у них есть совесть, то это их проблема. Но если они перекинут эту проблему на нас? Представь себе, что какой-нибудь местный администратор из какого-нибудь затерянного поселка должен будет ответить на телеграмму, в которой ему предписывается ликвидировать христиан. Он не ответит на нее. Он даже не поймет смысла телеграммы. Уничтожить христиан! Он захочет переговорить с министром или, возможно, с главой правительства.

Вспомнит о своей совести. А его жена. Его семья. Его друзья. О, нет! Я не смогу сделать это! Я сначала переговорю с консулом Франции. Или Германии. Видно, кто-то там, в Константинополе, сошел с ума. Кроме того, у меня есть друг армянин. А семья этого армянина? А его друзья? Это невозможно. Опять же моя совесть… Снова та же совесть.

Смотри, Назим. Ты все прекрасно понимаешь, и мне незачем повторять тебе все заново. Тебя, меня, всех наших совесть не беспокоит. А если по той или иной причине кто-то не подчинится беспрекословно и не будет делать то, что от него требуется… Все это выльется в серьезную проблему для всех нас. Нет, мы не можем допустить этого.

И тогда нам поможет печать. Уже сейчас можно прочитать в заголовках константинопольских газет: „Христиане убили мусульманского ребенка“. В другой газете – девушку, которую к тому же еще и изнасиловали. Конечно, надо будет придать правдоподобие этим сообщениям. Нам понадобятся мученики. Настоящая патриотка почувствует гордость, если ее сын умрет за правое дело… Нет, не улыбайся. Я говорю вполне серьезно: мученик – это мученик, и он стоит многого. Ты не согласен со мной?

У армян тоже есть своя ахиллесова пята. Вспомни, например, эту прекрасную провинцию Ван, сплошь зараженную христианами. Их там столько, что мы, турки, чувствуем себя людьми второго сорта. Этому будет положен конец раз и навсегда!

Представь себе, что несколько „посланников“ Комитета за единение и прогресс призовут армянских лидеров подбить русских армян на восстание против русского правительства. Они на это не пойдут. И их можно обвинить в нелояльности. Назвать их предателями. Потому что они и есть предатели. Предатели Турции. Мы их обвиним в том, что они дезертировали к русским…

Ты спрашиваешь меня об „инструментарии“. Он у нас под боком. Наши инструменты совершенны, тверды, у них проникающий и летальный эффект… Ты задумывался когда-нибудь о заключенных в наших тюрьмах и лагерях? Они пойдут на все, чтобы выйти на свободу. А если им пообещать освобождение от ответственности за совершенные преступления? В конце концов это как работа. Они смогут насиловать, похищать, красть, убивать. Это все равно, что снять все запреты.

Да, Назим. Наш дорогой Талаат уже знаком с этим проектом, и он ему показался отличной идеей.

Мы создадим легион, который сделает важную часть работы.

Образование его обойдется нам почти даром. Потери его личного состава не будут иметь никакого значения. А если затем надо будет закрыть рот кому-нибудь из них или многим из них, то все это можно сделать, не вызывая ничьих протестов. А пока что они „очистят“ нам путь, Они сделают за нас то, о чем мы можем только мечтать, но, возможно, будем не в состоянии осуществить.

С другой стороны, они вот уже, рядом – завербованы и полностью в нашем распоряжении. Они похожи на стаю волков, готовых к тому моменту, когда глава стаи почувствует запах крови. Мы разобьем их на группы и банды. Каждой из них будет руководить командир, поставленный нами. Мы пообещаем им добычу (спокойно, только часть добычи!), отдадим им женщин и детей, чтобы успокоить их страсти. А потом теми из них, кто выживет, мы займемся сами…»

Я наблюдал, как доктор Назим пристально смотрел на Шакир-бея сквозь стекла своих очков. Его лицо не выражало никаких чувств, ни малейших эмоций, но легкая дрожь нижней губы выдавала его. Я догадался, что эта идея и эта программа полностью совпадали с его мыслями.

Что до меня, то меня не оставляла мысль о том, как мне повезло с самого начала. Каждый раз я оказывался в самом нужном месте. Мои покровители по-прежнему помогали мне, и я был уверен, что этот путь приведет меня к власти и деньгам. Я стал представлять себе, сколько это могло бы быть. Эти идеи вызывали у меня энтузиазм. Пришел момент для освобождения Турции от всех тех, кто усложнял ее ситуацию, кто только ждал, чтобы наброситься на нее и растерзать, как терзают свою добычу животные, поедающие падаль.

Благодаря таким людям, как доктор Назим или Шакир-бей, излагавшим свои блестящие мысли, а также другим, с кем мне посчастливилось познакомиться, удастся помешать такому развитию событий. Я поклялся себе, что моя рука никогда не дрогнет, чтобы реализовать священную миссию спасения нашей страны.

Я был уверен, что эти два человека читали мои мысли, потому что когда Шакир-бей закончил излагать свои мысли, взволнованный доктор Назим встал и обнял его. Потом он проделал то же самое со мной. Мы там же поклялись, что сделаем все, чтобы надуманное превратилось в реальность как можно раньше.

Таким образом, обстоятельства, судьба, а также – сейчас, много времени спустя, я это понял – слабость моего характера привели меня к тому, что я отдался делу, которое мне казалось не только благородным, но скажу больше – величественным. Это было самым важным для нас, и мы были готовы отдать за него наши жизни. Мы готовы были пойти на все без колебаний, так как были убеждены (а я больше других), что призваны стать во главе такого дела, за которое стоит умереть, если понадобится.

Так совпало, что при возвращении в Турцию я оказался попутчиком Шакир-бея. Именно он окончательно привлек меня к этому делу. Во время долгой поездки на поезде из Берлина до Вены, оттуда в Будапешт, Белград и Софию, а затем до Константинополя он беспрерывно просвещал меня, раскрывая передо мной блестящее будущее, если я посвящу себя делу Комитета.

Я понял все значение нашей миссии, когда в Вене к нам в поезд вошел наш посол в этой столице Хусейн Хилми. Он ехал в специальном вагоне, расположенном между вагонами первого класса. Его сопровождал генерал Отто фон Лоссов, который недавно получил назначение на должность полномочного военного представителя Германии в Турции. Во время долгого путешествия Шакир-бея неоднократно вызывали в специальный вагон, и он держал меня в неведении, не посвящая меня в то, о чем там говорилось. Мне даже пришла в голову мысль, что он раскаивается, что так доверился мне. В конце концов многие представители моего поколения были бы готовы продать душу самому дьяволу, чтобы поменяться судьбой со мной.

И тогда обстоятельства обернулись ко мне своей положительной стороной. Где-то в районе Пловдива, в сердце Болгарии, Шакир-бей вернулся в купе после нескольких часов, проведенных в вагоне посла. Он был, как никогда, взволнован и расстроен. Закрыв купе, он пробормотал, что у нас проблемы. В Софии в наш поезд поднялись два армянских террориста. Секретные службы только что предупредили об этом начальника станции Пловдива. Они подозревали, что готовилось покушение на посла.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю