Текст книги "Кровь ацтека. Том 1. Тропой Предков"

Автор книги: Гэри Дженнингс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 29 страниц)

68

Аййя, оййя! Увы, придётся признать: при всём моём опыте, полученном на улицах Веракруса, я оказался неискушённым в житейских делах. Эти простые деревенские люди выказали себя куда большими обманщиками, чем любой lépero. Пожалуй, мне пора сматывать удочки. Мне очень не хотелось оставлять Целителя – как и доброго клирика Антонио, я любил его как родного отца. Но я боялся представить, что сделает со мной дон Хулио, когда ему сообщат о неудаче нашей миссии.

Я всё ещё размышлял о своих безрадостных перспективах, когда из хижины вновь вышла Мария.

Она бросила на меня выразительный взгляд и нырнула в кусты. Я последовал за ней, на этот раз будучи заинтересован не только в ауилнема. У меня возникла мысль отвести девушку потом к Матео, чтобы она сама рассказала ему о жертвоприношениях, в которых её дядя и брат участвовали вместе с науали.

Я прошёл не более ста шагов, когда вдруг услышал неподалёку шорох. Дядя Марии выскочил из-за дерева и преградил мне путь с обсидиановым ножом в руке. Я хотел бежать, но позади меня оказались индейцы. Меня схватили и повалили на землю. И пока трое удерживали меня, четвёртый занёс надо мной дубину.

И обрушил её мне на голову.

69

Индейцы привязали мои руки и ноги к длинному шесту и потащили меня в джунгли. Я был связан, как та пресловутая свинья науали. Даже рот мне заткнули кляпом, так что я не мог позвать на помощь. Поначалу я лишь смутно понимал, что меня куда-то несут, но сознание вернулось довольно быстро. Удар предназначался для того, чтобы оглушить меня, а не для того, чтобы раскроить мне череп. Мой труп индейцам не требовался: по их замыслу, мне следовало сознавать, что меня ожидает.

Шест опустили на землю у подножия пирамиды, и надо мной встал науали. На нём была маска из человеческой кожи, лицо какой-то предыдущей жертвы: беднягу освежевали и сняли с него кожу, чтобы её мог напялить жрец. Черты лица маска скрывала, но эти жестокие, дьявольские глаза и презрительно-насмешливые губы, несомненно, принадлежали моему старому знакомому.

Индейцы, окружавшие науали, были одеты в облачение воителей-Ягуаров, с клыкастыми челюстями зверей поверх голов, а их лица скрывали маски из шкуры ягуара.

Я крикнул им, что они трусы, потому что прячутся за масками, творя свои гнусные дела, но сквозь кляп мои слова прозвучали невнятно. Науали опустился рядом со мной на колени, открыл маленький мешочек и вынул оттуда щепотку какого-то вещества. Один из воителей-Ягуаров встал на колени позади меня и обхватил мою голову своими коленями, в то время как науали вложил вещество из мешочка мне в ноздрю. Я чихнул, а когда вынужденно сделал вдох, он побрызгал чем-то у меня перед носом.

Огонь пробежал через меня, огонь вспыхнул в мозгу. Ощущение было схожим с тем, испытанным в Теотиуакане, когда «цветочная ткачиха» дала мне возможность воспарить к богам. Потом огонь унялся, меня наполнило тёплое, приятное ощущение благости и любви ко всему окружающему миру.

Верёвки были разрезаны. Мне помогли подняться на ноги, и я встал со смехом. Всё вокруг меня – наряды индейцев, древний храм, даже зелень – сверкало ослепительно яркими красками. Я обхватил руками науали и крепко обнял его: мой дружелюбный настрой распространялся на всех.

Воители-ягуары окружили меня со всех сторон: безликие фигуры в накидках, головных уборах и масках. Увидев блеснувший у одного из них стальной клинок вроде тех, которыми вооружены испанцы, я весело потянулся к нему, но индеец отбил в сторону мою руку. Они взяли меня под руки и повели к каменным ступеням. Я пошёл охотно, бодро, довольный тем, что со мной друзья.

Мои ноги, казалось, двигались по собственной воле, я не имел над ними власти и, пытаясь взобраться по ступеням, спотыкался и падал, но мои друзья подхватили меня с обеих сторон и, поддерживая на каждой ступеньке, повели наверх.

Моя воля была порабощена колдовским порошком, но рассудком, несмотря на дурманную весёлость, я понимал, что на вершине пирамиды меня ожидает что-то страшное. На ум вдруг пришёл необычный рассказ, из тех историй о старых временах, ещё до Конкисты, что я слышал, пока дожидался Матео у трактиров. Одна индейская девушка, которую решили принести в жертву, оказалась умнее остальных: в основном люди не только не роптали, но даже считали это высокой честью. Так вот, та девушка сказала готовившим её жрецам, что если она будет принесена в жертву, то скажет богу дождя, чтобы он им дождя не даровал. Суеверные жрецы отпустили её. Я громко расхохотался при мысли о том, как проделаю то же самое.

На вершине я высвободился из хватки индейцев и огляделся по сторонам, озирая величественный пейзаж джунглей. Буйство ярких красок привело меня в неописуемый восторг. Разнообразные оттенки зелёного и коричневого, и всё это буквально светилось изнутри. Совсем рядом пролетела пёстрая певчая пташка, настоящая летучая радуга из жёлтых, красных и зелёных перьев.

Мои друзья снова обступили меня и попытались взять за руки. Я оттолкнул их в сторону и пустился в пляс, смеясь над их попытками остановить меня. Четверо из них схватили меня, двое взяли за руки и потащили назад. Когда я упал, индейцы подняли меня, поднесли к жертвенной плите и уложили на выпуклый камень таким образом, что моя голова и ноги находились ниже, чем грудь.

Мрачная мысль зашевелилась у меня в мозгу, я заподозрил неладное: видно, эти люди собрались причинить мне боль. Я стал вырываться из их цепких рук, но теперь вывернуться было уже практически невозможно. Науали навис надо мной, произнося нараспев заклинания и рассекая воздух обсидиановым ножом. Он опустил нож, разрезал на мне рубашку и разорвал её, обнажив мою грудь. Тут уж я стал дёргаться не на шутку, но мои руки и ноги были словно в капкане.

Перед моим мысленным взором возникла картина жертвоприношения: грудь человека вскрывается острым как бритва клинком, ацтекский жрец наклоняется, запускает руку в рану и выдёргивает её, зажимая в кулаке кровоточащее, ещё бьющееся сердце.

Заклинание науали становилось всё громче, пока не зазвучало как пронзительный рёв дикой кошки. Я буквально физически ощутил кровожадное вожделение обступивших меня со всех сторон индейцев. Взяв жертвенный нож обеими руками, жрец занёс его над моей головой.

И тут один из воителей, державший мою руку, неожиданно отпустил её. Я увидел, как блеснул меч. Науали, шатаясь, попятился назад, когда этот человек вдруг замахнулся на него. Клинок не настиг мага, но поразил индейца, который держал мою ногу. На вершине пирамиды воцарился хаос, и руки, державшие меня, разжались. Взметнувшиеся деревянные мечи с острыми как бритва обсидиановыми лезвиями натыкались на разрубавшие их стальные клинки.

У подножия храма раздались мушкетные выстрелы и крики.

Я скатился с жертвенной плиты и свалился на каменный пол, а когда с сильно кружившейся головой поднялся на ноги, то увидел, как несколько воителей из сообщества Ягуара сорвались с места и обратились в бегство, спасаясь от воина со стальным клинком. Когда убежал последний индеец, меченосец повернулся лицом ко мне и отсалютовал мне клинком.

   – Право же, Бастард, ты, как никто, умеешь впутаться в передрягу.

Сняв маску, Матео весело ухмыльнулся. Я ухмыльнулся ему в ответ. Дон Хулио поднялся по ступеням.

   – Ну, как себя чувствует молодой человек?

   – Науали опоил его какой-то дрянью, но в остальном, судя по дурацкой ухмылке, он в полном порядке.

   – Науали сбежал, – сказал дон Хулио. – Мои люди устремились за ним в погоню, но он бегает быстрее лесного кота.

   – Он и есть лесной кот, – заявил я.

Жертвенный агнец. Вот какую роль, как я вскоре выяснил, они мне предназначили.

По возвращении в лагерь Матео, дон Хулио, Хосе и прочие принялись пить, отмечая моё счастливое избавление.

   – Мы знали, что ты вызвал сильное недовольство науали, – пояснил дон Хулио. – Ты обнаружил свои подозрения, когда выпустил ту свинью, решив, что это пропавший карлик. Науали, вне всяких сомнений, принёс карлика в жертву. В этом мы убедимся, когда допросим его приспешников, которых нам удалось захватить.

   – Эй, chico, тебе повезло, что я великий актёр. Я сбил с ног одного из этих ряженых язычников и забрал его наряд. В этих зверских облачениях мы все выглядели одинаково, поэтому я незамеченным поднялся на пирамиду, чтобы помочь вырвать тебе сердце.

   – Есть ли вести об их злобном господине? – спросил я.

   – Никаких, – вздохнул Матео.

А дон Хулио улыбнулся и покачал головой.

   – Этот дьявол, должно быть, обернулся ягуаром, если сумел ускользнуть от моих людей. Он скрылся пешком, тогда как за ним гнались вооружённые всадники.

   – Значит, – стал размышлять я вслух, – вы знали, что науали собирается захватить меня?

   – Это был лишь вопрос времени, – сказал Матео. – Паренёк-метис стал совать нос в его тайные делишки. Индейцы ненавидят метисов не меньше нас, испанцев. Не приходилось сомневаться, что, принеся тебя в жертву, науали не только исполнил бы обряд, но и получил особое удовольствие.

Я улыбнулся дону Хулио и Матео. Вообще-то внутри у меня всё клокотало от гнева – ведь эти хитрецы едва не довели меня до погибели, – но давать волю этому чувству не имело смысла. Правда, я не мог удержаться от того, чтобы не съязвить:

   – Боюсь, вы поторопились. Надо было подождать ещё, пока науали не вырвет моё сердце, и тогда, глядишь, вам удалось бы его сцапать.

   – Пожалуй, ты прав, – кивнул дон Хулио. – Возьми это на заметку, Матео, в следующий раз, когда вы с парнишкой сойдётесь с этим науали. Пока этот дьявол будет вырывать у Кристо сердце, ты успеешь отрубить науали голову.

Дон Хулио говорил всё это с невозмутимым выражением лица, и было непонятно, шутит он или нет. Но одно не вызывало сомнений: мы не успокоимся, пока не захватим науали в плен или не убьём злодея.

Похоже, до Матео это тоже дошло, и он воскликнул:

   – Дон Хулио, только не говорите мне, что я должен оставаться в этом захолустье до тех пор, пока не объявится это грязное отродье языческой шлюхи, чёртов колдун! Позвольте мне отправиться в большой город, где живут люди одного со мной положения. Там есть музыка, женщины...

   – И неприятности, – дополнил дон Хулио, – разве не их ты вечно находишь в больших городах? Тебе поручено это дело, потому что большую часть своей жизни ты провёл в тёмных логовищах порока, где азартные игры, мошенничество и распутные женщины возбуждают жар в твоей крови. Это задание пойдёт тебе на пользу. Ну подумай сам, Матео. Свежий воздух. Здоровая деревенская еда...

Да какой там свежий воздух! Матео рассматривал это как ссылку в преисподнюю и чувствовал себя, похоже, не намного лучше, чем я в тот момент, когда узнал, что представлял собой наживку для науали.

70

Дон Хулио установил посты на всех главных дорогах, ведущих из этой местности, и послал в джунгли специальные отряды – искать науали. Матео оказался в составе одного из таких конных патрулей, однако сам он считал это пустой тратой времени.

   – Этот дьявол знает здесь каждый куст, и у него повсюду пособники. Нам нипочём его не изловить.

Дон Хулио, однако, склонялся к той мысли, что науали ни за что не покинет здешние края, пока не поквитается за своё поражение.

   – Оставив всё как есть, этот злодей лишится и уважения к себе, и почитания сторонников. Ему необходимо во что бы то ни стало отомстить.

А местью, по мнению дона Хулио, должно было стать убийство – испанца, метиса или индейца, сотрудничающего с испанскими властями.

Из этого следовало, что нам придётся торчать в этом индейском захолустье неведомо сколько времени – так, во всяком случае, воспринимал ситуацию Матео. Некоторое, пусть слабое, утешение он находил лишь в вине да поездках в ближайший деревенский трактир, где вовсю дулся в карты с бродячими торговцами.

Целитель большую часть времени проводил, сидя в нашем лагере, покуривая трубку и глядя в небо. В остальное время он прогуливался туда, где находил птичью стайку, и о чём-то с ними чирикал.

Я начал за него беспокоиться. Старик почти не откликался на просьбы окрестных индейцев, а когда я спрашивал, чем он занят, отвечал, что готовит снадобья.

Аййо! Это тревожило меня. Похоже, Целитель надеялся защитить меня от науали с помощью своей магии, и мне было боязно, как бы старик при этом не пострадал сам.

А всего лишь через пару дней в моих руках оказалось настоящее сокровище.

Ага, чувствую, что при слове «сокровище» вы насторожились. Небось представили себе чашу с изумрудами или золотую маску? Нет, amigos, речь идёт не о бренных земных богатствах, но о сокровище духа. Матео достал книгу «Ласарильо из Тормеса». Эта книга была предшественницей «Гусмана де Альфараче», того самого романа о пареньке picaro, в котором я нашёл многое, достойное восхищения, и кому надеялся подражать. Тот факт, что сие сочинение, так же как и «Гусман», числилось в списке книг, запрещённых инквизицией в Новой Испании, вызвал во мне ещё большее желание его прочесть.

Матео сказал мне, что автором «Ласарильо», по слухам, был дон Диего Уртадо де Мендоса, человек, некогда собиравшийся стать священником, но в конце концов сделавший карьеру государственного чиновника и посла в Англии. Правда, многие в авторство Мендосы не верили.

– Король Карл Пятый назначил Мендосу губернатором итальянской провинции Сиена, и он проявил себя таким жестоким тираном, что местные жители даже пытались его убить. Я подозреваю, что книгу написал кто-то другой, может быть один из его помощников, а Мендоса из тщеславия присвоил себе авторство.

Я захватил роман и отправился на берег реки, где присел на склон холма. Солнце нагрело камни, и я примостился среди валунов, чтобы почитать. По мере того как разворачивались приключения Ласарильо, повествование становилось всё более и более мрачным, и я пришёл к выводу, что книгу и вправду вполне мог написать тиран.

Детство главного героя романа, Ласаро, как его звали, было сходно с детством Гусмана. Он был сыном простого мельника, который, к несчастью для Ласаро (вспомните папашу Гусмана), оказался неудачливым мошенником. В один прекрасный день его поймали на обмане клиентов и отправили в качестве погонщика мулов на войну с маврами, где он вскоре и погиб.

Мать Ласаро держала постоялый двор, но деловой женщиной её назвать было нельзя. В конце концов она связалась с мавром, грумом одного знатного человека, и родила от него темнокожего ребёнка. Это навлекло позор на неё и обернулось бедой для мавра, ибо, когда выяснилось, что он обкрадывает господина, чтобы поддерживать внебрачное дитя, мавра сперва повергли суровой порке, а затем обрызгали каплями кипящего жира.

Не в состоянии прокормить двоих детей, мать Ласаро отдала старшего сына в поводыри слепому побирушке. Слепой нищий тут же принялся учить мальчика жизни. События в романе разворачиваются следующим образом. Перед уходом из города слепой велит Ласаро отвести его к каменной статуе быка. Там он просит Ласаро приложить ухо к быку, чтобы послушать странные звуки. Когда наивный мальчик это делает, старик бьёт его головой о камень. А потом смеётся, находя это весёлой шуткой.

– Знай, бездельник, что у поводыря слепца должно быть больше хитрости, чем у самого дьявола.

Читая, я начал верить в то, что этот злонравный человек и вправду был самим дьяволом. Но Ласаро, как ни странно, восхищался злобной грубостью своего наставника и с готовностью внимал его поучениям.

– Я не могу дать тебе ни серебра, ни золота, – говорил слепец, – но зато у меня есть кое-что получше. Я могу поделиться с тобой своим богатейшим опытом, который позволяет неплохо жить, ибо, хотя Господь и создал меня слепым, Он наделил меня выдающимися способностями.

При этом старый пройдоха отличался чрезвычайной прижимистостью, свет не видел второго такого скряги. Вот цитата из книги: «Он ежедневно обрекал меня на голод, ничуть не заботясь о моих потребностях, и, по правде говоря, если бы меня не выручали смекалка и ловкие пальцы, я бы уже давно умер с голоду».

Жизнь их превратилась в настоящее сражение умов между скаредным стариканом и голодным мальчишкой, которому вечно хотелось набить желудок. Старик хранил свои хлеб и мясо в полотняном мешке, верх которого держал закрытым, скрепив железным кольцом и висячим замком. Ласаро проделал маленькое отверстие в шве на дне и приноровился выковыривать кусочки. Парнишка научился прятать во рту милостыню, которую бросали нищему, и воровать вино слепца, проделав в днище кувшина с вином дырку, которую залеплял воском. Однажды, поймав Ласаро на том, что он угощался его вином, старик разбил кувшин о голову мальчика.

Все эти нескончаемые обиды озлобили Ласаро, и он возненавидел слепца. Некоторое время мальчик отыгрывался, водя его по самым ухабистым дорогам и по самой непролазной грязи, а под конец, решив сбежать от бродяги-тирана, в отместку за все побои и вечный голод Ласаро подвёл старика к месту, откуда тому нужно было перепрыгнуть через узенький ручей, причём поставил слепого так, что, прыгнув, он непременно врезался бы в каменный столб. Всё вышло, как было задумано. Старик отступил на шаг и прыгнул «ловко, как коза», однако налетел на столб, отчего потерял сознание.

С этого времени Ласаро переходил от одного хозяина к другому. Парнишка с большим юмором рассказывает, как он стал слугой разорившегося джентльмена и с помощью мошеннических уловок некоторое время кормил не только себя, но и своего незадачливого хозяина. Потом судьба свела его с парой обманщиков, придумавших аферу с использованием папских грамот, именуемых буллами. Один направлялся в церковь и заявлял, что у него есть священные буллы, способные исцелять недуги. В это время в храм заходил стражник и объявлял торговца буллами жуликом. Потом стражник падал на пол, как будто поражённый ударом, но после того как ему клали на голову «буллу», мгновенно «выздоравливал». Увидев такое «чудо», народ в церкви устремлялся покупать благословенные грамоты.

Удача улыбнулась Ласаро, когда он женился на служанке зодчего. Хотя все вокруг шептались, что этот брак служит ширмой, потому что его супруга была любовницей священника, сам Ласаро не обращал на это внимания, ибо извлекал из своей женитьбы немалую выгоду. Когда его жена отошла в мир иной, на Ласаро вновь обрушились беды. Причём такие, что, как сообщает читателю он сам, «даже попытаться пересказать их было бы для меня слишком трудной и жестокой задачей».

По правде говоря, читать о жизни Ласаро показалось мне не так забавно, как о приключениях Гусмана. Книга была покороче, да и сюжет романа оказался не столь лихо закручен, но горести Ласаро, включая все его страдания от злых людей, с коими беднягу постоянно сводила судьба, возможно, отражали более реалистический взгляд на мир.

Постепенно веки мои отяжелели. Дочитав книгу, я прилёг и задремал.

Я проснулся оттого, что рядом со мной упал и отскочил от земли камень. Мигом встрепенувшись, я увидел, что его бросила та самая девица, которая заманила меня к воителям-Ягуарам. Мария стояла на склоне холма чуть выше меня, но стоило мне взглянуть на неё, мигом отвернулась, тик что я ус пел лишь мельком различить её черты.

– Мария! Мам нужно поговорить! крикнул я.

После исчезновения науали мы искали девушку, но так и не нашли. Я направился к ней, твёрдо решив, что уж на сей раз в ловушку не попадусь. Если она скроется в кустах, я вернусь в лагерь и позову Матео. Если, конечно, застану его на месте.

Я проделал не более ста шагов, когда девушка остановилась, по-прежнему стоя ко мне спиной. Я ещё чуть-чуть прошёл вперёд, Мария обернулась – и я увидел не юную девушку, но настоящего демона. Науали на манер ацтекских жрецов, облачавшихся в содранную со своих жертв кожу, снял кожу с её лица, использовав в качестве маски, и вдобавок нацепил одежду несчастной.

С диким, злобным криком он устремился ко мне, высоко воздев красный от крови убитой девушки обсидиановый нож.

Я выхватил свой собственный нож, хотя и понимал, что шансов у меня маловато. Мой нож был гораздо короче, не говоря уж о том, что мне предстояла схватка с закоренелым убийцей, да вдобавок ещё и охваченным яростью.

Я пятился, размахивая перед собой ножом и стараясь не подпустить врага. Моими преимуществами были высокий рост и более длинные руки, но науали двигали ярость и безумие. Он рвался напролом, не обращая внимания на взмахи моего ножа, и в конце концов отточенный обсидиан полоснул по моему предплечью. Я пошатнулся, отпрянул, под пятку мне подвернулся камень, и я, споткнувшись, кубарем покатился в расщелину, разодрав спину о её шероховатые склоны и приложившись головой о скалу.

Это падение спасло мне жизнь, потому что я оказался вне пределов досягаемости науали. Он остановился на краю расщелины и, издав душераздирающий вопль, высоко поднял нож, с очевидным намерением спрыгнуть вниз, ко мне.

Краешком глаза я заметил какое-то движение. Науали тоже увидел его и развернулся, взмахнув ножом.

Делитель надвигался на чёрного колдуна, потрясая большим ярко-зелёным пером.

Я в ужасе заорал, чтобы старик – куда ему было с каким-то пёрышком против ножа – немедленно бежал прочь, а сам стал отчаянно карабкаться наверх. Но всё тщетно: подтянувшись на фут, я соскальзывал на два, а между тем оба чародея, один с ножом, а второй с пером, сошлись вплотную. Целитель взмахнул пером. Науали вонзил ему нож в живот по самую рукоять.

На какой-то момент оба старика застыли совершенно неподвижно: Целитель с пером в поднятой руке, науали с рукой на рукояти ножа. Затем они медленно разошлись в стороны, и при этом Целитель опустился на колени, а науали двинулся прочь от него.

Я вскарабкался наверх, поднялся на ноги и помчался было за злодеем, но остановился и уставился на него в изумлении. Вместо того чтобы пригнуться и встретить меня в боевой стойке, он, пританцовывая и смеясь, сорвал с себя маску девушки, поднял нож высоко над головой и вонзил его себе в сердце.

Теперь я понял, почему Целитель размахивал пером перед лицом своего врага. На пере у него был йойотль или какой-то другой дурманящий порошок из арсенала «цветочных ткачих».

Целитель лежал на земле навзничь. Его одежда была в крови. С тяжёлым сердцем я опустился рядом с ним на колени.

   – Сейчас сбегаю за помощью, – сказал я, хотя и знал, что это бесполезно.

   – Не надо, сынок, лучше побудь со мной. Слишком поздно. Сегодня утром я услышал зов уактли, птицы смерти.

   – Нет!..

   – Теперь путь мой лежит в то место, куда ушли мои предки. Я стар и очень устал, а путь мне предстоит долгий.

Целитель медленно угасал, дыхание оставляло его; я крепко обнял старика и заплакал.

Когда-то он сказал мне, что пришёл со звёзд, и я поверил ему. В этом человеке и вправду было что-то не от мира сего. Я не сомневался в том, что Целитель и впрямь однажды совершил путешествие на землю со звёзд п что именно на звезды он теперь и вернётся.

Как и добрый клирик Антонио, он был мне настоящим отцом. И теперь мне, как его сыну, надлежало приготовить его к последнему путешествию.

Мне пришлось оставить старика, чтобы заручиться помощью друзей и перенести его тело в подходящее место для подготовки к погребению.

Когда я вернулся в лагерь, то увидел там не только Матео, но и дона Хулио. Он сказал:

   – Пару дней назад ко мне прибыл некий индеец, посланный Целителем, и сообщил, что науали умер, пытаясь напасть на тебя. Я приехал сюда и выяснил, что Матео ничего об этом не знает.

   – Откуда ему знать, если это случилось только что, – отозвался я, после чего поведал о схватке с науали и пёрышке, которое «убило» мага.

   – Откуда старик мог знать об этой схватке ещё до того, как она произошла? – удивился Матео.

Я пожал плечами и печально улыбнулся.

   – Ему рассказали птицы.

Целитель не отправится в Миктлан, обитель тьмы. Он пал в бою, как воин, и его ждёт благословенная обитель солнца.

С помощью толкователя снов я подготовил тело Целителя, облачив покойника в его самые лучшие одежды, накидку из редких перьев и чудесный головной убор. Я сложил груду поленьев и положил тело Целителя поверх этой груды. Рядом с телом я положил запас маиса, бобов и какао-бобов, чтобы ему хватило на путешествие в обитель солнца.

Верная жёлтая собака не отходила от хозяина на протяжении всех этих приготовлений. Я убил собаку, постаравшись сделать это безболезненно, и положил в ногах Целителя, чтобы она показывала ему путь.

Когда приготовления были закончены, я поджёг поленья. Вспыхнул погребальный костёр. Полыхало пламя, и дым поднимался в ночь. Я оставался там до тех пор, пока последняя струйка дыма, последняя сущность Целителя, не поднялась к звёздам.

Оба испанца прибыли к месту погребения утром. Матео вёл лошадь, на которую дон Хулио велел мне сесть.

– Ты поедешь снами, – сказал он. – Ты был вором и лжецом, юным мошенником, основательно поднаторевшим в бесчестье и обмане. Теперь для тебя настала пора начать другую жизнь, жизнь благородного человека. Садись на лошадь, дон Кристо. Тебе предстоит обучиться манерам и образу жизни настоящего кабальеро.