Текст книги "Кровь ацтека. Том 1. Тропой Предков"

Автор книги: Гэри Дженнингс

Она двинулась вдоль побережья, мучительно страдая сначала от жажды, а потом и от голода. Через некоторое время дорога свела Каталину ещё с двумя солдатами, явными дезертирами. Преодолевая лигу за лигой, они перебирались через горы и пустыни, подгоняемые голодом и отчаянием, и ни один человек не встретился им на пути, за исключением индейцев, которые, завидев испанцев, тут же убегали. Чтобы утолить голод, они убили одну из своих лошадей, однако выяснилось, что есть там нечего, от бедного животного остались только кожа да кости. Но беглецы упорно продолжали путь, преодолели в общей сложности более трёхсот лиг, съели остальных лошадей. Потом оба её спутника один за другим свалились и уже больше не поднялись. Когда её последний amigo, плача, промолвил, что не в силах встать, она хладнокровно оставила его, забрав из кармана несчастного восемь песо.

К тому времени, когда Каталину нашли два всадника-индейца, голод и усталость уже лишили её последних сил. Сжалившись над ней, они отнесли её в усадьбу своей хозяйки. Эта женщина была метиской, дочерью испанца и индианки. Она помогла Каталине восстановить силы, а со временем доверила ей управление ранчо. Испанцев в округе было мало, и вскоре хозяйка предложила Каталине жениться на её дочери.

Каталина слегка заигрывала с этой дочкой, но всегда ограничивалась лишь тем, что прижимала где-нибудь в укромном уголке её и слегка пощупывала. По правде говоря, наследница ранчо была безобразна как смертный грех, совершенно не того типа, который нравился Каталине, питавшей слабость к хорошеньким личикам. Однако делать было нечего, пришлось согласиться на брак, но ей удалось договориться, чтобы свадьбу отложили на два месяца. Накануне свадьбы она бежала под покровом ночи, прихватив богатое приданое.

После множества других приключений Каталину снова арестовали за убийство. Причём на сей раз дурная слава её как бретёра, картёжника и мошенника распространилась до такой степени, что у Каталины практически не осталось надежды избежать в самое ближайшее время встречи с Создателем.

Когда альгвасил вознамерился отправить её на виселицу, Каталина, уповая на защиту церкви как на последнюю надежду, призналась ему, что на самом деле она женщина и юность свою провела в монастыре.

После долгих раздумий альгвасил велел двум пожилым женщинам осмотреть Каталину, и те подтвердили не только её принадлежность к женскому полу, но и то, что она до сих пор девственница.

Как ни странно, новых обвинений, которых Каталина ожидала в ответ на своё признание, не последовало. Новость о том, что пресловутый Санчо де Эраузо на самом деле женщина, вскоре перелетела море и донеслась до Европы.

Каталина вновь оказалась на борту корабля. На сей раз ей предстоял обратный путь в Испанию – и не в тюрьму, а на аудиенцию к самому королю, а после этого в Рим, на встречу с Папой.

61

О том, что же произошло дальше с Каталиной де Эраузо, как она отправилась сперва в Мадрид, на встречу с королём, а потом в Рим, в гости к Папе, я узнал лишь после того, как сам проделал путешествие через Великое море в Европу. Я обязательно закончу этот рассказ, но всему своё время. А сейчас мы должны вернуться к поискам науали и воителей-Ягуаров.

Вместе с Матео мы прибыли в Оахаку, где я снова встретился с Целителем. Оттуда мы не мешкая двинулись в сторону Пуэблы, потому что дон Хулио сказал, что там скоро начнётся праздник, на который, вполне возможно, пожалует науали. Если нам не удастся выследить его там, то придётся ехать на юг, в Куикатлан, держа ушки на макушке и глаза открытыми, чтобы не упустить чёрного мага и его приверженцев.

Индеец Хосе, погонщик скота на гасиенде дона Хулио, пользовавшийся его доверием, присоединился к нам в роли слуги Матео. Именно ему надлежало в случае чего отправиться к дону Хулио с любыми известиями о науали, которые мы раздобудем.

Матео ехал на лошади, а Хосе – на муле. Меня тоже хотели было посадить на мула, но я отказался. Для Целителя любой способ передвижения, кроме как пешком, был неприемлем, он привык ходить, держа поводья осла в руке, так чтобы его жёлтая собака бежала рядом. А я не хотел ехать, если старик пойдёт пешком.

Матео не видел в такой компании ничего зазорного и полагал, что она не вызовет подозрений – на дорогах небезопасно, и самые разные люди предпочитают держаться вместе.

На самом деле наша компания последовала в Пуэблу вместе с двумя вьючными обозами.

Целитель не задал ни единого вопроса насчёт того, с чего это нам вдруг приспичило тащиться в Пуэблу. Я сочинил историю, будто бы какой-то человек в Монте-Альбан сказал мне, что якобы видел в районе Пуэблы мою мать, но вполне мог бы обойтись без этого.

Целитель не особо нуждался в объяснениях. Он шёл в том направлении, куда указывали его ноги, для него все дороги были одинаковы.

– На дорогах опасно, и потому на всякий случай, для защиты, мы пойдём вместе с ними. – Я указал на Матео и Хосе.

И снова старик промолчал. За свою долгую жизнь он многократно путешествовал по этим опасным дорогам и сейчас прекрасно понял, что моё объяснение надуманное. Я подозревал, что старик умел читать мысли, так что все мои враки для него не секрет.

Мы пустились в путь на следующий день: впереди верхом на лошади Матео, затем два мула – один нагружен гитарами, а второй – припасами, на третьем муле ехал Хосе.

По пути я как бы между прочим спросил Целителя: вот, мол, он утверждал, что однажды ацтекские боги поднимутся и изгонят испанцев. С чего он это взял? Старик сказал мне, что услышал об этом во время своих странствий, и больше за весь день не проронил ни слова. Однако ночью, уже после ужи на, сидя у догоравшего костра и покуривая трубку, Целитель заговорил о науали.

   – В давние времена, – сказал он, – ещё до того, как Великий потоп накрыл землю, ягуар был земным богом. Он обитал в недрах мира. Когда он вышел, то проглотил солнце, и на земле воцарилась ночь. После Великого потопа ягуар уже не вернулся обратно в недра, но остался на земле и после освобождения солнца. Он обитал в пещерах и высоко на деревьях; его враг, солнце, целый день светило на небе, зато ночь принадлежала ему.

Матео лежал поблизости с бурдюком вина: без этого, похоже, он не засыпал; дымок от табака, который он курил, обходясь без трубки, клубясь, поднимался вверх. Испанцы изгибали и скручивали табак так, что он напоминал с виду реnе. Как-то я попробовал покурить такую самокрутку и пришёл к выводу, что курить навоз и то, наверное, гораздо приятнее.

Матео, глядя в ночное небо, делал вид, что дремлет, но я знал, что он прислушивается к нашему разговору.

   – Сила ягуара проистекает из Сердца Мира, безупречного зелёного жадеита размером с голову человека. Внутри этого камня горит зелёное пламя, настолько яркое, что если бы человек стал смотреть на этот огонь, у него бы выжгло глаза. Именно сила этого камня, этого Сердца Сердец, и наделяет магией ягуара.

Я бросил взгляд на Матео. Он продолжал равнодушно смотреть в ночное небо, выдувая колечки дыма. Во время поездки в Монте-Альбан он рассказал мне историю о священнике, которому вскоре после Конкисты попал в руки невероятно яркий жадеит, светившийся зелёным светом. Священнику подарили его индейцы. Суеверный священник, полагая, что зелёный огонь зажёг сам Сатана, разбил камень вдребезги, несмотря на то что другой испанец предлагал ему за него тысячу дукатов. Суть истории Матео сводилась к тому, что ценный камень был уничтожен из-за глупости священника.

   – Сердце Мира пришло со звёзд, – продолжил Целитель. – Его сбросили и принесли на землю цицимиме, звёздные ведьмы, изгнанные с небес из-за того зла, которое они возглашали и творили. Цицимиме лишились Сердца Мира, которым завладели Девять Повелителей Ночи, но поскольку сотворено оно было звёздными ведьмами, то обладало не только чудодейственными свойствами, но и тёмным волшебством.

Целитель помолчал, глядя на меня в угасающем свете костра.

   – Именно из этого источника, драгоценного камня, который есть Сердце Мира, источающего свет тёмных сил цицимиме, и черпает свою силу науали. Науали – это злой чародей, который знает, как использовать силу Сердца.

   – А откуда он это узнал? – спросил я.

   – У него есть книга. Она похожа на Книгу судеб, Тональматль, но на её страницах записаны не судьбы людей, а заклинания, с помощью которых Девять Повелителей Ночи вершат зло, используя силу Сердца Мира.

Я попытался представить себе эту книгу. Ацтекские книги с рисованными письменами в большинстве случаев представляли из себя свитки; один-единственный свёрнутый лист, может быть, всего в две пяди высотой, но очень длинный; если лист развернуть, он может оказаться длиной в несколько человек, если уложить их друг за другом.

   – Науали черпает силу из Книги Девяти Повелителей Ночи. Чтобы получить нужные ему чары, он относит книгу в тёмное место, туда, где ему никто не помешает. Второй, пятый и седьмой час ночи считаются самыми благоприятными для обращения к Повелителям. Использовав книгу для извлечения силы из Сердца, он может вершить колдовство. Тот, кто обладает тайным знанием, способен обратить палку в змею, цветок – в скорпиона или даже вызвать ледяные камни с неба, чтобы погубить посевы. Он сам может превратиться в ягуара и разорвать горло любому, кто выступит против него.

   – А в чём разница между воителями-Ягуарами и воителями-Орлами? – спросил я.

   – Благородные воители сообщества Ягуара и их жрецы отождествлялись с ночью, темнотой. Ягуар правит ночью. Орёл охотится днём. Благородные воители-Орлы, как и воители-Ягуары, были отважными и яростными бойцами, но им недоставало мощи эликсира, который делает воинов нечувствительными к боли, лишены были воители-Орлы и способности менять облик.

Мне нравилось слушать, как Целитель излагает историю индейцев. Я сравнивал его рассказ с тем, что слышал от отца Антонио и других. Для испанцев история – это череда событий. Короли и королевы, войны, завоевания и поражения, знаменитые врачи, изобретающие новые способы лечения, отважные мореходы, которые чертят карты и пускаются в путешествия, – всё это нашло своё отражение в книгах. Для Целителя же история – это магия и душа. Магия проистекает от духов и богов, даже в камне может обитать дух. Душа – это то воздействие, которое оказывают на людей деяния богов.

Я знал, что испанцы опираются на силу разума. Но даже когда Целитель говорил о магических книгах, с помощью которых можно превратиться в ягуара и сделать человека непобедимым, я был склонен считать его рассказы ещё одним проявлением мудрости, которая, хоть и похожа на сказку, отнюдь не лишена здравого смысла.

Правда, это вовсе не означало, что я был готов предпочесть испанскую версию индейской истории познаниям Целителя. Фанатичные священнослужители сожгли большую часть ацтекских книг, так что и испанцы, и Целитель черпали информацию из преданий, передававшихся из поколения в поколение. У испанцев было, по крайней мере, то преимущество, что они записывали свои рассказы в книгах, которые изучали целые поколения учёных. Целитель же обладал ещё более важным преимуществом. Со времён древних индейских империй сохранились тысячи надписей – на стенах, в храмах и на других памятных сооружениях. Каждый день часть их исчезала: надписи уничтожали по невежеству или, как бывало значительно чаще, старые здания просто ломали, чтобы добыть камень для постройки новых. Но Целитель прожил долгую жизнь, он исходил родную землю из конца в конец и был знаком с этими надписями. Он обладал познаниями, не известными испанцам, мудростью, которая в скором времени вообще не будет доступна никому, потому что камни, на которых сделаны эти надписи, крошатся в пыль или разбиваются на части.

Испанцы отразили этот огромный массив фактов в книгах. Целитель жил историей, причём не только современной ему, но и историей незапамятных времён. Он спал, ел, говорил и думал почти так же, как его предки на протяжении тысячелетий. Он был живым, что называется, ходячим храмом познаний.

62

Puebla de Los Angelos, Город Ангелов, оказался самым большим из всех городов, где мне когда-либо доводилось бывать. А вот Матео, по сравнению с Мехико, он представлялся настоящим захолустьем.

   – Мехико – настоящий большой город, а не разросшийся провинциальный городишко вроде Пуэблы, Веракруса и Оахаки. Это великолепное место. Когда-нибудь, Бастард, я обязательно свожу тебя туда. К нашим услугам будут самая изысканная еда и самые красивые женщины. Только представь, в одном из борделей Мехико есть не только коричневые и белые девушки, но и жёлтая, китаянка.

Меня это заинтриговало. Я видел женщин с жёлтой кожей на ярмарке по случаю прибытия галеона из Манилы, и мне было интересно, как они выглядят без одежды.

   – А они – китаянки, – они сложены так же, как и другие женщины?

Матео глянул на меня краешком глаза.

   – Ну что ты, конечно нет. У них всё наоборот.

Я призадумался, что бы это могло значить.

Неужели всё, что у остальных женщин находится впереди, у китаянок располагается сзади? Но я не стал задавать Матео этот вопрос, потому что не хотел и дальше обнаруживать своё невежество.

Мы расположились лагерем на окраине Пуэблы, в том месте, где обычно пересекаются пути торговцев и индейских колдунов. Науали среди них мы не увидели.

Вместе с Целителем и остальными я отправился на главную площадь города, где собирались отмечать праздник урожая. Хотя Матео и не считал Пуэблу крупным городом, мне она показалась огромной. Как и Мехико, о чём мне доводилось слышать, Пуэбла тоже находилась высоко над прибрежной линией, на широкой равнине, окружённой где-то далеко отрогами гор. Матео пояснил, что архитектура Пуэблы несколько сходна с архитектурой великого города Толедо в Испании.

– Один из величайших в мире поэтов умер на улицах Пуэблы, – сказал мне Матео, когда мы только-только вошли в город. – Гутиэрре де Кетина был поэтом и меченосцем, он сражался за короля в Италии и в германских землях. Он приехал в Мексику уже после Конкисты, по просьбе своего брата. К сожалению, оказалось, что клинком де Кетина владеет хуже, чем поэтическим мастерством. Его убил на поединке соперник, они дрались из-за женщины. Говорят, якобы всё началось с того, что он как-то раз, стоя под окном этой женщины, воспел её глаза в своей поэме «Ojos claros serenos»[51]51
  «Серенада в честь прекрасных глаз» (исп.).


[Закрыть].

 
Твой ясный, безмятежный взгляд
Сулит блаженство неземное,
И сколь я несказанно рад,
Когда ты ласкова со мною!
Но почему же так сурово
Ты на меня взираешь снова?
За что мученье мне такое?
Иль снисхожденья я не стою?
Ну что ж, тогда я буду рад
Ловить и твой холодный взгляд.
 

Я помог Целителю расположиться на главной площади. Вокруг него тут же собралась толпа индейцев, так что мне не было нужды разыгрывать чудесное выздоровление. Я бродил по площади и удивлялся: неужели и впрямь существуют города больше, чем Пуэбла? Я просто не мог представить себе Мехико и великие города Испании.

   – Эй, Бастард, – окликнул меня Матео, – тебе сегодня улыбнулась богиня Фортуна! В город забрела труппа, представляющая комедии. Мы сходим на их представление. Сколько у тебя песо, compadre?[52]52
  Приятель, друг (исп.).


[Закрыть]

После того как Матео опустошил мои карманы, я охотно последовал за ним. Он так и не рассказал мне, из-за чего у их труппы вышел конфликт с законом, но я предполагал, что их поймали на продаже запрещённых контрабандных книг. Вспомнив, как Матео пытался всучить брату Хуану приключенческий роман, я понял, что такими вещами он занимался и раньше. Но для того, чтобы актёров отправили на Манилу, а сам Матео оказался под угрозой виселицы, одной контрабанды было мало.

Мы свернули с главной улицы, прошли несколько кварталов и наконец добрались до места, где должно было состояться представление комедии. Я ожидал увидеть «стену» из одеял, окружающую небольшое пространство, однако на этот раз всё оказалось устроено более умно и затейливо. Свободное пространство, окружённое с трёх сторон двухэтажными домами, было превращено в настоящий corral, временный театр.

Напротив стены одного дома были сооружены деревянные подмостки высотой в несколько футов. На уровне земли, справа и слева, были отгорожены одеялами уголки.

   – Уборные для актёров и актрис, – пояснил Матео.

Повсюду были предусмотрительно положены брёвна, чтобы зрители могли сидеть, тогда как другие принесли лавки из дома. Окна, балконы и крыши соседних домов служили театральными ложами, откуда могла наблюдать за представлением важная публика. Правда, защиты от ветра или дождя сцена не имела.

   – Если пойдёт слишком сильный дождь, представление просто остановят, – сказал Матео.

   – Вот, стало быть, какой он, театр! – воскликнул я, находясь под сильным впечатлением от размеров сооружения. Представление могли смотреть сразу несколько сотен зрителей.

   – Это временный театр, – отозвался Матео, – но он сходен с подобными театрами по всей Испании. Разница лишь в том, что там над сценой находится навес для защиты от солнца и дождя, а также есть навесы или крыша над местами для зрителей. Сцена обычно располагается выше от земли, и она шире, а артистические уборные не временные, а постоянные. Свободные пространства рядом со зданиями подходят для организации театра лучше всего, потому что три стены уже есть. В некоторых больших городах, таких как Мадрид и Севилья, уже построены постоянные театральные здания с деревянными стенами и крышей. Естественно, что их нельзя закрыть со всех сторон, как дом, потому что нужно, чтобы проникал свет.

   – Ты знаешь этих актёров? – спросил я Матео.

   – Нет, но уверен, что они слышали о Матео де Росасе Оквендо.

«Да уж, – подумал я, – если и не слышали, то очень скоро услышат».

   – Актёры прикидываются испанцами, но их выдаёт акцент. Скорее всего, они итальянцы. Все хотят выступать на испанской сцене. Всем известно, что наши пьесы и наши актёры – лучшие в мире. Вот и эту пьесу сочинил мой amigo, Тирсо де Молина. Называется она «Севильский плут», это комедия в трёх актах.

   – Как и та, которую ты поставил в... в... – с запинкой произнёс я, – в Севилье?

Я чуть было не ляпнул «на ярмарке». Я уже догадался, что Матео узнал во мне того мальчика с ярмарки в Ялапе, но поскольку сам он об этом не заговаривал, то и я предпочитал помалкивать.

   – Да, как в Севилье, хотя постановка в Пуэбле будет попроще.

А мне этот временный театр показался просто грандиозным. Единственным представлением, которое я когда-либо видел, помимо мистерий, что устраивают в храмах в честь религиозных праздников, была та пьеса на ярмарке в Ялапе, где «сценой» служили заросший травой холм и несколько одеял. Зрителями там были простые погонщики мулов и бродячие торговцы; здесь же, я видел, на представление собралась более изысканная публика.

Матео хотел занять места на балконе или на крыше, но таковых уже не осталось. Мы направились к дальней стене, напротив сцены. Заплатив за место на лавке ещё несколько медных монет, мы встали на неё, чтобы получше видеть сцену.

У самой сцены разместились те, кого Матео назвал vulgos, простонародье.

   – Эти так называемые мушкетёры – ну просто бич театра, – сказал мой друг. – Стоит им прийти на представление, как вдруг выясняется, что мясник и пекарь, которые вместо подписи ставят крестик, большие знатоки комедии. Люди, чьи актёрские способности ограничиваются беззастенчивым враньём своим жёнам, вдруг начинают воображать, что имеют такое же право судить игру актёра, как инквизитор – отпирающегося святотатца.

Пьеса началась со сцены в королевском дворце в Неаполе. Об этом нам сообщил актёр, указавший на висевший занавес с искусно нарисованной на нём дверью. Действие происходит ночью, объяснил всё тот же актёр, и Исабель, герцогиня, в тёмной комнате ждёт прихода своего возлюбленного, герцога Октавио.

   – Симпатичная шлюха, – так охарактеризовал Матео актрису, игравшую Исабель.

Тут появился главный герой пьесы. Его звали Дон Жуан. Он вошёл в комнату, скрыв лицо плащом и выдав себя за герцога Октавио. Когда дворцовая стража схватила обоих, Дон Жуан хвастливо заявил, что, ловко одурачив Исабель, так что она приняла его за герцога Октавио, он сумел овладеть ею. «Мушкетёры», столпившиеся рядом со сценой, стали выкрикивать оскорбления актёрам, упирая на их акцент. Они подметили то же, что и Матео, – актёры выдавали себя за испанцев, однако на самом деле были итальянцами. Хотя действие пьесы происходило в Италии, эти земли сейчас находились под управлением испанского короля, и предполагалось, что большинство действующих лиц должны быть испанцами. Один простолюдин кричал громче всех и вёл себя наиболее агрессивно. Он был знаком с пьесой и видел её в Коралль дель Принсипе в Мадриде. Во всяком случае, так он утверждал. Наглец громко исправлял реплики актёров, в которых, по его мнению, были допущены ошибки.

У Матео выходки «мушкетёров» вызвали досадливую гримасу.

   – Ни один автор и ни один актёр не избежал печальной участи – все оказывались жертвами этого сброда.

Между тем представление продолжалось. Проделка Дон Жуана погубила репутацию герцога и герцогиню Исабель, а сам Дон Жуан бежал из Неаполя. Судно, на котором он находился, потерпело кораблекрушение, и Дон Жуана выбросило на берег близ рыбачьей деревушки, где его перенесли в хижину Тисбеи, юной дочери рыбака. Увидев прекрасного чужеземца, девушка тут же в него влюбилась.

Когда он лежал без сознания у неё на руках, она промолвила:

   – Отважный и красивый юноша благородного происхождения, прошу тебя, вернись к жизни!

Дочь рыбака играла та же самая актриса, что исполняла роль Исабель; она просто переоделась в другой наряд и сменила парик.

Дон Жуан, лёжа у девушки на руках, говорит о безумной страсти, которой он к ней воспылал:

   – Моя прекрасная селянка, я жалею лишь о том, что Господь не утопил меня в волнах, тогда я был бы избавлен от безумия любви к тебе!

Уверившись в искренности его чувств, несмотря на то, что Дон Жуан благородного происхождения, а она из простых, девушка уступает его домогательствам и соглашается разделить с ним брачное ложе. Добившись своего, Дон Жуан и его слуга бегут из деревни на лошадях, которые они украли у бедной девушки.

Тисбея, страдая от предательства возлюбленного, восклицает:

   – Огонь! Огонь! Я вся в огне! Поднимайте тревогу, amigos, пока мои глаза слезами тушат пламя! О, Троя вновь в огне! Огонь, мои compadres! Да сжалится любовь над бедной душой, охваченной огнём! Кабальеро обманул меня, пообещав жениться, и похитил мою честь.

Тут «мушкетёр», считавший себя знатоком пьесы, подбежал к сцене.

   – Ты, глупая женщина! Ты не то говоришь! – И запустил в актрису помидором.

Матео сорвался с места со скоростью лесной кошки. Только что он стоял рядом со мной, а уже в следующий момент оказался на сцене со шпагой в руке. Он схватил простолюдина и развернул его к себе лицом. Мужлан поражённо уставился на него, а потом схватился за нож. Матео ударил наглеца по голове рукоятью шпаги, и тот рухнул на пол.

Размахивая клинком, мой друг повернулся к зрителям и объявил:

   – Я дон Матео Росас де Оквендо, кабальеро короля и автор комедий. Никто не должен вмешиваться, пока эта прелестная дама с нежным взором, – тут он обернулся и поклонился актрисе, – исполняет свою роль. – Он ткнул простолюдина, лежавшего без сознания у его ног. – Я бы убил его, но благородный идальго не станет марать свой меч кровью свиньи.

С балконов и крыш послышались аплодисменты. Простолюдины испуганно помалкивали.

Матео снова поклонился актрисе, а она послала ему воздушный поцелуй.

Вернувшись в Севилью, Дон Жуан продолжал вести скандальный образ жизни. Предав друга, он обманул ещё одну молодую женщину, заставив бедняжку поверить в то, что перед ней её возлюбленный. Обнаружив обман, несчастная женщина закричала, призывая на помощь. Её отец, дон Гонсало, явился на зов дочери и был убит Дон Жуаном в очередном поединке.

Но даже после этой страшной трагедии Дон Жуан, обуреваемый страстями, не мог вести себя благородно, как подобало человеку высокого происхождения, а продолжал свои интрижки, соблазнял женщин, хитростью и обманом вынуждая их уступать его домогательствам.

Наконец его постигла заслуженная кара, но пал он не от руки живого противника. В своей кощунственной дерзости Дон Жуан дошёл до того, что явился к статуе убитого им дона Гонсало, стал потешаться над ней и, подёргав за бороду, пригласил вместе отужинать.

И приглашение это было принято.

В заключительной сцене, показавшейся мне воистину ужасной, Дон Жуан и каменное изваяние, олицетворяющее дух мёртвого отца, сидят за трапезой. Ужин происходит в тёмной церкви, а обеденным столом им служит надгробие.

Съев блюдо из пауков и гадюк и запив его горьким вином, дон Гонсало заявил, что все долги должны быть уплачены.

 
Заметь, Господень суд для всех один,
И за грехи свои любой пред Ним в ответе!
Настанет день, и взыщет Вышний Господин,
Сочтёт и взыщет все долги на свете.
 

Сначала высокомерный Дон Жуан бесстрашно вызывает призрак на поединок. Но когда каменный гость стискивает его руку в своих ладонях, языки адского пламени сжимают соблазнителя в тисках. Слышится раскат грома, и нам сообщают, что гробница провалилась под землю, забрав с собой

Дон Жуана и призрак. Впрочем, в данном случае актёры просто попадали на пол, а гробницу прикрыли одеялами. Гром изображал барабан.

По окончании представления я бы с удовольствием вернулся в наш лагерь и обсудил пьесу с Матео, но у него были другие планы. Он покрутил свой ус и сказал, чтобы я возвращался один.

– У меня есть одно незаконченное дельце.

Я проследил за его взглядом, устремлённым на сцену, откуда на испанца выразительно поглядывала благодарная ему актриса.

Я поплёлся обратно в лагерь и ел на ужин бобы, сидя у костра, в то время как Матео, благородный кабальеро и автор комедий, лежал в объятиях актрисы, вкушая райское наслаждение. Однако это бы я ещё пережил, но имелась у меня и ещё одна причина для грусти. Пьеса о Дон Жуане была той самой, которую темноглазая красавица Елена прятала под сиденьем кареты в тот памятный день, когда она спасла мне жизнь.