Текст книги "Кровь ацтека. Том 1. Тропой Предков"

Автор книги: Гэри Дженнингс

   – Дайте мне сотню людей, и я принесу головы всей этой своры, – заявил Матео.

   – Ты бы не справился, даже имея тысячу солдат. По той простой причине, что ты их никогда не найдёшь. Воители-Ягуары тщательно маскируются. Днём это обычные индейцы – крестьяне или работники на гасиендах. А по ночам они совершают языческие обряды и убивают людей – испанцев и индейцев, которые не выступают против испанского правления.

   – Они убивали испанцев? – удивился Матео.

   – Как минимум десять человек, а может, и больше.

   – Я никогда ни о чём подобном не слышал.

   – Вице-король намеренно скрывает эту информацию, чтобы не возбудить среди людей панику и не распространить славу культа. В настоящее время мы имеем дело с разрозненными группами, но их нужно выкорчевать под корень, пока мятежники не объединились. Если только найдётся подходящий вождь, восстание индейцев может распространиться подобно лесному пожару. Этот науали, например, несмотря на его преклонный возраст, вполне может стать таким вождём. Как бы не вспыхнуло всеобщее восстание, очередная Микстонская война.

   – Тогда давайте будем поджаривать пятки этому чёрному магу, пока он не назовёт нам имена своих сообщников, – предложил Матео.

   – Amigo, ты мыслишь как испанец, – сказал дон Хулио. – Именно так поступили конкистадоры с Куитлауаком, преемником Монтесумы, после падения Теночтитлана. Они пытали его с целью выяснить, где спрятано золото. Это не сработало после Конкисты и ещё меньше подействует теперь. Мы имеем дело не с обычными индейскими воинами, но с фанатиками. Ты, – дон Хулио указал на Матео, – я уверен, знаком с историей Горного старца. А вот тебе, Кристо, – он улыбнулся мне, – несмотря на твои обширные познания, это предание, возможно, и неизвестно.

   – Мало ли в горах стариков, – пробормотал я.

   – Сотни лет тому назад армии христиан отправились в поход в Святую землю, чтобы освободить её от неверных. Во время одного из Крестовых походов предводитель мусульманской секты, некий Рашид-ад-Дин, послал приспешников убить своих врагов арабов и предводителей христиан. Поскольку его крепость находилась на горе, этого человека прозвали Горным старцем.

Европейцы именовали его сторонников ассасинами, это искажённое арабское слово, указывающее на то, что они курили гашиш. Марко Поло, венецианский путешественник, узнал, что ассасины, перед тем как совершать свои гнусные преступления, принимали дурманящие снадобья. Находясь под воздействием наркотиков, ассасины верили, что побывали в райском саду Аллаха. После этого они бесстрашно убивали врагов, а если их хотели взять в плен, столь же решительно убивали себя. Ибо верили, что после выполнения своей смертоносной миссии они вернутся в рай.

Ацтеки были ещё более сведущи в изготовлении воздействующих на человеческое сознание наркотиков, чем арабы. Нам удалось захватить одного из так называемых благородных воителей-Ягуаров, принимавшего дурман и совершавшего ужасные преступления. Пытки на его долю тоже выпали ужасные, однако палачам вице-короля почти ничего не удалось добиться. Дело в том, что его сознание было настолько изменено под воздействием наркотиков, что этот человек уже не ощущал разницы между реальностью и местом, которое именовал обителью солнца.

   – Обитель солнца, – сказал я, – это небеса за восточным водами. Когда ацтекский воин погибает в сражении, его дух уходит не в подземный мир, а в этот рай.

Матео постучал клинком по своему сапогу.

   – Может, для индейцев этот науали и есть тот самый Горный старец?

   – Именно, – подтвердил дон Хулио.

   – И вы хотите, чтобы я взял с собой этого вороватого маленького чертёнка, – Матео махнул мечом в мою сторону, – нашёл этого чёрного мага и добился от него правды. Так?

   – Почти. Правды ты от него не добьёшься, но если поймаешь негодяя за его чёрными делами, мы сможем его повесить.

   – Я всё прекрасно понял. Но ведь, будучи испанским кабальеро, я не знаю языка этих людей и не разбираюсь в их обычаях. На поиски науали лучше послать этого достойного молодого человека. Ну а когда он найдёт мага, он может послать за мной. А я буду ждать вестей от него в вашем доме, в городе Мехико...

Матео осёкся, увидев, что дон Хулио покачал головой.

   – Сдаётся мне, что лучше, если ты будешь поблизости, когда паренёк обнаружит убежище воителей-Ягуаров. Только таким образом ты сможешь защитить его. Кроме того, как ты сам говорил, этот щенок ненадёжен и нуждается в тщательном присмотре.

Матео улыбнулся мне, но глаза его оставались сердитыми.

Ну вот! Опять я во всём виноват!

Этот человек был настоящим волком в шкуре picaro. Однако я знаю его тайну и когда-нибудь раскрою её Матео, но не сейчас. Но с вами, друзья, я, так и быть, поделюсь секретом. Помните, как он назвал меня? Бастардом. А ведь это имя он слышал несколько лет тому назад на ярмарке в честь прибытия казначейского флота. Давненько уже никто так меня не называл. Да, выходит, Матео прекрасно известно, что я тот самый парнишка, ради которого он отрубил голову человеку.

59

Целитель утверждал, что всё в этом мире предопределено свыше, и то, как будет разворачиваться наша жизнь с момента рождения, высечено богами в каменных книгах. Я решил, что боги свели меня с доном Хулио, а тот надумал отправить меня с этой миссией не случайно. Эх, если бы я только знал заранее, какими страшны ми последствиями чревато моё знакомство с тем чёрным магом, я бы попытался избежать своей трагической судьбы: удрал бы в леса и скрывался там от этого необычного испанского дона (который был одновременно врачом, учёным и агентом короля) и от всего, что с ним связано.

В тот вечер, собравшись вокруг костра, на котором готовился ужин, мы получили от дона Хулио дальнейшие инструкции. Пока он рассказывал, Матео тренькал на гитаре и попивал вино из кожаной баклаги.

– Вам надлежит отправиться в тот индейский городок, Кристо, где ты наблюдал за жертвоприношением. Там выясните, где обретается этот науали. Судя по тому, что говорил твой дядя, он должен находиться где-то неподалёку. Кроме того, вам будут попадаться другие индейские маги, целители и чародеи. Вы можете почерпнуть сведения и от них, сгодятся любые слухи. Мы хотим знать о воителях-Ягуарах всё, нам важна каждая крупица информации, которую вы сможете раздобыть.

При этом сами вы ни в коем случае не должны даже упоминать про Ягуаров. Если вы обмолвитесь об этом в присутствии не тех людей, вам перережут глотки. Вместо того чтобы лезть к людям с вызывающими подозрение расспросами, просто слушайте. Ты ещё мальчишка, – сказал мне дон Хулио, – и индейцы будут говорить при тебе свободно, чего не стали бы делать в присутствии взрослого человека, даже своего соплеменника. Держи ухо востро, рот на замке, а ноги наготове, чтобы в любой момент быстренько убежать подальше.

Матео, тебе тоже потребуется прикрытие, толковое объяснение, почему ты таскаешься по всем этим городкам и селениям. – Дон Хулио ненадолго задумался. – Ага, знаю! Гитары. Ты будешь продавцом гитар. Я дам вам несколько мулов и определю в помощники одного своего vaquero, индейца. Я пошлю за ним немедленно. Когда я вам понадоблюсь, он отправится ко мне, где бы я ни находился.

Матео извлёк из гитары серию раздражённых аккордов.

   – Я меченосец и поэт, а не торговец.

   – Ты выполняешь поручение короля в обмен на то, что тебя не сослали на Филиппины. Если мне потребуется, чтобы ты обрядился в женское платье и изображал проститутку, ты сделаешь и это.

Матео постучал по гитаре и исполнил старинную испанскую балладу:

 
Я был королём, Испанией
Всей владел я ещё вчера,
Но день настал, и нет у меня
Уже ни кола ни двора.
Где мои замки и города?
Мне их не вернуть никогда.
Толпы придворных служили мне,
Клялись мне служить всегда,
Но все они изменили мне,
Лишь только пришла беда.
Нет даже лачуги во всей стране,
Что принадлежала бы мне.
Злая судьба уготовила мне
Родиться наследником трона,
Ведь лучше вовсе власти не знать,
Чем лишиться своей короны.
За один лишь день я лишился всего,
Жизнь моя опустела...
Что же смерть не идёт?
Пусть она заберёт
И это жалкое тело!
 

   – Да, – вздохнул дон Хулио, – как и за королём Родриго, смерть явится за каждым из нас. И за некоторыми раньше времени, если они ослушаются приказов человека, находящегося на службе у вице-короля.

Дон Хулио уже потянулся за своей свёрнутой постелью, но я остановил его, задав вопрос:

   – А как насчёт моего жалованья?

   – О каком ещё жалованье ты говоришь! Тебе сохранили жизнь, избавив от виселицы.

   – Я лишился денег из-за Санчо. Мне потребуются деньги на расходы. Чтобы покупать сведения на рынках.

Дон Хулио покачал головой.

   – Если при тебе будет приличная сумма, это неизбежно возбудит подозрения. Тебе лучше оставаться бедным. И имей в виду: предлагать деньги на рыночной площади за сведения о воителях-Ягуарах смертельно опасно, – сказал мне дон Хулио, вознамерившись вновь пойти дать разгон индейцам, которые латали стену храма, – хотя, наверное, это и не намного опаснее, чем грабить захоронения. Спору нет, рискнуть тебе придётся, но в случае успеха ты можешь рассчитывать на не которое вознаграждение. Разумеется, столько, сколько стоит старинная маска, тебе никто не заплатит. Радуйся, парень, что тебя не повесят за ограбление гробницы.

Он ушёл, а я лёг на землю и стал слушать, как Матео играет на гитаре, и наблюдать за тем, как он пьёт вино. Зная, что его отношение ко мне тем мягче, чем больше вина плещется в его желудке, я выждал, когда опустела очередная баклага, и лишь тогда подступился с давно донимавшим меня вопросом.

   – Вы с доном Хулио постоянно говорите о Санчо как о женщине. Но как это может быть? Ведь он же мужчина.

   – Давай, Бастард, я расскажу тебе историю мужчины, который на самом деле является женщиной.

Матео прошёлся пальцами по струнам.

   – Жила-была женщина по имени Каталина, и в один прекрасный день она превратилась в мужчину по имени Санчо. Это история монахини, которая стала лейтенантом армии...

Поразительная история. Часть её поведал мне в ту ночь Матео, кое-что ещё я впоследствии узнал сам. Да, друзья, впоследствии мне снова довелось встретиться с мужчиной, именующим себя Санчо, – женщиной по имени Каталина. Оказавшись, подобно мне, в тюремной камере, она также потом описала события, которые изменили её жизнь. Её воспоминания, насколько мне известно, собираются даже опубликовать после тщательной цензуры Святой церкви. Но я услышал правдивую историю этой удивительной личности из её собственных уст и теперь дополню повествование Матео, чтобы рассказать вам правду.

Итак, предлагаю вашему вниманию подлинную историю жизни Каталины де Эраузо (она же Санчо де Эраузо – солдат, дуэлянт, обольститель женщин, бандит и негодяй), историю монахини-лейтенанта.

60

Донья Каталина де Эраузо родилась в Испании в городке Сан-Себастьян в провинции Гвадалупа. Её отцом был капитан дон Мигель де Эраузо, а матерью – донья Мария Перес де Гальяраге-и-Арсе. В нежном возрасте, когда малышке едва исполнилось четыре года, родители поместили девочку в доминиканский монастырь, настоятельницей которого являлась её тётушка, сестра Урсула Унса-и-Сарасти, старшая сестра её матери.

За стенами святой обители Каталина прожила до пятнадцати лет. При этом никто не интересовался, хочет ли она стать монахиней и провести всю оставшуюся жизнь в заточении, в тишине келий. Никто не спрашивал девочку, любопытен ли ей мир за этими серыми стенами. Её отдали в монастырь, как отдают в чужие руки щенка, едва отнятого от матери.

В год её послушничества, когда Каталине предстояло принести окончательный обет, они поссорилась с одной из монахинь, сестрой Хуанитой, ставшей монашкой после смерти мужа. Находились недоброжелатели, которые говори ли, что её бедный супруг охотно ушёл из жизни, лишь бы убраться от доньи Хуаниты подальше. Она была крупной, крепкой женщиной. Когда их ссора вылилась в потасовку и в ход пошли кулаки, Каталине потребовалась вся её девичья сила, чтобы защитить себя. А когда этой силы оказалось недостаточно, Господь вложил в её руку бронзовый канделябр. Потом монахини положили донью Хуаниту на кровать посмотреть, придёт ли она в себя.

Наказание самой Каталины зависело от состояния сестры Хуаниты, и девушка задумалась, что с ней будет. Ответ, как любой знак от Господа, явился в канун Дня святого Иосифа, когда весь монастырь поднялся в полночь, чтобы читать молитвы всю ночь напролёт. Каталина вошла, чтобы присоединиться к хору, и увидела тётушку, стоявшую на коленях. Та вручила Каталине ключи от своей кельи и попросила племянницу принести ей требник. Войдя в келью тётушки, Каталина заметила, что на гвозде в стене висит ключ от ворот монастыря.

При свете лампы она нашла пару ножниц, иголку и нитки, некоторое количество разбросанных тут и там монет, забрала ключи и, выйдя из кельи, сопровождаемая хором из часовни, двинулась под монастырскими сводами к выходу.

Пройдя через последнюю дверь, девушка сбросила накидку, распахнула ворота и вышла на улицу, на которой никогда раньше не бывала. Сердце её сильно забилось. Несколько мгновений Каталина не могла сдвинуться с места. Больше всего ей хотелось повернуться и убежать обратно в монастырь, однако она, собрав всю свою храбрость, волю и любопытство, двинулась по тёмной и безлюдной улице. Не с определённой целью, а просто куда несли ноги.

Каталина вышла из города и двинулась по дороге мимо крестьянских домов и лающих собак. Спустя час она набрела на каштановую рощицу. Там девушка скрывалась три дня, питалась каштанами с дерева и пила воду из протекавшей рядом речки, но идти дальше не решалась. Разложив свою монашескую одежду, она размышляла и не раз прикидывала, прежде чем взяться за ножницы и изготовить себе совершенно новый костюм. Из голубой шерстяной рясы Каталина выкроила пару штанов до колен и короткую накидку, а из зелёной нижней юбки – дублет.

Каталину часто спрашивали, почему она решила выдавать себя за мужчину. Может быть, потому, что всю свою жизнь они провела исключительна в женском обществе и теперь ей хотелось других ощущений. К тому же, имея в распоряжении монашескую одежду, ей было гораздо легче замаскироваться под мужчину.

Облачившись в мужской наряд, Каталина, возможно, почувствовала себя более комфортно, чем когда-либо раньше. В конце концов, этот мир устроен не для женщин, он создан для ублажения мужчин. Наверное, Каталина тогда почувствовала: чтобы вкусить свою долю удовольствий от жизни, нужно надеть штаны. В тот день, в возрасте пятнадцати лет, она приняла твёрдое решение никогда больше не носить женскую одежду. Каталина обрела своё собственное «я».

Снова пустившись в дорогу, куда глаза глядят, она бродили туда-сюда, по дорогам и мимо деревень, пока не добралась до города Виттория, находившегося милях в двадцати от Сан-Себастьяна. У Каталины не было ни малейшего представления о том, чем она будет здесь заниматься, и Виттория для неё нс отличалась от любого другого места: главное, у неё по-прежнему был полный карман песо. Здесь Каталина позволила себе познакомиться с плотной трактирной едой. А пробыв в городке семь дней, она также свела ещё знакомство и с неким профессором теологии доном Франсиско де Керральта.

Дон Франсиско, приняв Каталину за одинокого паренька бродяжку, взял её к себе в качестве слуги. Обнаружив, что она знает латынь, профессор стал приглашать Каталину в свои покои, и долгие часы она работала бок о бок с ним. Однажды ночью дон Франсиско разбудил её и настоял, чтобы она при шла к нему помочь с переводом старинного документа. Когда Каталина собралась надеть штаны, он схватил её за руку и велел идти прямо в ночной сорочке, сославшись на то, что работа спешная. Сам он также был одет в ночную рубашку до колен.

Сидя рядом с профессором на лавке за столом, на котором лежала рукопись и горели свечи, Каталина вдруг почувствовала его руку на своём бедре. И прежде дон Франсиско несколько раз находил причину поглаживать её по заднице, позволяя себе задерживать там руку. Такую нескромность со своей стороны он компенсировал покупкой слуге новой одежды.

Теперь дон Франсиско наклонился вперёд, якобы чтобы лучше рассмотреть смазанную часть текста, и при этом его рука скользнула вниз к её колену, а потом обратно, задирая ночную рубашку, к её обнажённому бедру.

– Ты красивый юноша, – сказал он, – нежный, словно девушка.

В пятнадцать лет у Каталины не было никакого опыта в общении с мужчинами; единственное, что она знала, так это бесконечные истории о любви и грехопадении, которые рассказывали монахини в монастыре. Каталина также слышала рассказы женщин, которые тайком приходили в кельи к другим женщинам, и много раз ночью, лёжа в постели, желала, чтобы и к ней пришла задушевная подруга, но она никогда не слышала о том, чтобы мужчины одаряли любовными ласками друг друга. По правде говоря, Каталине было гораздо любопытнее узнать, что у дона Франсиско на уме: вожделения все его действия у девушки не вызывали.

Когда профессор стал любовно поглаживать её обнажённое бедро, она увидела, что и другая его рука занята делом. Дон Франсиско задрал свою ночную рубашку и выставил напоказ член. В монастыре Каталине приходилось ухаживать за маленькими детьми, так что вид реnе ничуть её не смутил. Удивило девушку то, каким он, оказывается, может быть большим, красным и агрессивным. Профессор зажал его одной рукой и стал водить по нему ладонью вверх-вниз: так делают с соском коровы, собираясь её доить.

Потом дон Франсиско взял руку Каталины и положил её на свой реnе. Из любопытства она стиснула его, а потом стала подражать движениям, которые только что видела. Очевидно, профессору это доставило большое удовольствие, чего никак нельзя было сказать о самой девушке. Для неё всё ограничивалось любопытством.

В то время как Каталина занималась его реnе, дон Франсиско откинул её ночную рубашку, желая взяться за член слуги, – и ахнул от удивления, увидев между ногами нечто совсем иное.

   – Ты девушка!

   – А ты содомит!

Каталина двинула теолога по носу. Не потому, что этот тип был извращенцем и хотел вступить с ней в греховную связь, но потому, что он оскорбил её, назвав девушкой. Каталина твёрдо решила, что она больше не девушка.

Будучи тщедушным, он отлетел на лавку, затем поднялся, утирая разбитый нос, и пригрозил:

   – Я вызову альгвасила, и тебя арестуют!

   – А я скажу альгвасилу, чем ты занимаешься с мальчиками, и пожалуюсь, что ты хотел изнасиловать меня.

Дон Франсиско побагровел и выкатил глаза. Каталине показалось, что он упадёт замертво на её глазах.

   – Прочь из моего дома, убирайся немедленно!

Свои немногочисленные пожитки она побросала в маленький мешок, туда же добавила серебряный подсвечник с каминной доски и несколько золотых монет, подвернувшихся под руку, и отправилась навстречу дальнейшим приключениям.

Жажда странствий привела Каталину в Вальядолид, где тогда находился королевский двор и где она служила пажом у придворного секретаря, а затем в Наварру, где она провела два года в качестве секретаря маркиза, и даже обратно в Сан-Себастьян, где Каталина в церкви столкнулась лицом к лицу со своей родной матерью, однако та её не узнала. Да и какая сука узнает щенка, которого бросила?

Свои истинные романтические наклонности Каталина осознала, когда жена маркиза пригласила её к себе в постель, пока муж был на охоте. Хотя Каталина раздалась и выглядела крепким юношей, супруга маркиза была ещё крупнее её, во всяком случае в ширину. Зная, что маркиза рассчитывает на её реnе, Каталина позаимствовала фаллической формы слоновый клык, который маркиз использовал как пресс-папье, и воспользовалась им, чтобы доставить любовнице удовольствие. В скором времени Каталина придумала способ привязывать этот рог к кожаному ремешку вокруг своего пояса и ног, чтобы, когда он находился внутри партнёрши, не приходилось держать его руками.

Ах, что творилось в душе Каталины, когда её губы касались губ другой женщины, когда её язык ласкал грудь любовницы! Что касается мужчин, то ни один из них ни разу не возбудил в ней желания. Да и с чего бы? Разве она сама не мужчина? Единственное, о чём Каталина сожалела, так это о том, что у неё не растёт борода. Каждое утро она скребла лицо ножом, чтобы стимулировать рост волос, но добилась лишь того, что над верхней губой проступил тёмный пушок да ещё появилась пара тёмных полосок на подбородке.

Где бы ни бывала Каталина, повсюду заходил разговор о Новом Свете, о состояниях, которые там можно сколотить, о приключениях, которые там можно испытать. Естественно, что она, при её деятельной натуре, не смогла устоять перед искушением и принялась выяснять, как можно попасть в эту сказочную страну.

Каталина сумела договориться о том, чтобы её приняли юнгой на корабль, отплывающий в Панаму и Картахену Индейскую, но, явившись на борт, испытала настоящее потрясение. Корабль представлял собой нечто вроде грязного плавучего застенка; мерзкую вонь не могли выдуть даже морские ветры; кормили экипаж гнильём; что же до моряков, то половина их оказалась преступниками, искавшими на море спасения от тюрьмы или виселицы, а вторая – глупцами, которые никак не могли устроиться на суше. Женщин на борту не было, и взрослые моряки использовали юнцов для удовлетворения своей похоти.

В качестве юнги Каталина пользовалась покровительством капитана, и моряки оставили её в покое. Был, правда, случай, один малый цапнул её за ягодицы, когда она несла капитану обед, но он горько об этом пожалел. Сначала Каталина полоснула наглеца по руке кинжалом, а потом сообщила капитану, что «этот негодяй» пытался подбить её на бунт. Капитан приказал протащить «мятежника» под килем, и Каталина с интересом наблюдала, как, предварительно связав ноги верёвкой, его бросили за борт, а затем протащили под килем на верёвке и вытянули с другого борта. Бедняга был весь в крови, половину одежды с него сорвало, когда его тащили под грубо законопаченным, да ещё и обросшим ракушками днищем, которое можно сравнить с ложем из камней.

Её ничуть не удивило, когда она обнаружила, что способна пустить человеку кровь кинжалом. Каталину всегда тянуло к таким мужским забавам, как мечи и поединки. Поняв, что стальной клинок – такое же естественное продолжение мужского тела, как garrancha между ног, она обзавелась собственной рапирой и кинжалом и всё свободное время тренировалась. Она всегда была ширококостной и, перестав расти, ростом сделалась как большинство мужчин и почти такой же крепкой. А если и уступала им в физической силе, то с лихвой восполняла это буйным нравом, побуждавшим её бросаться на врага и наносить удар, когда недруг ещё размышлял, стоит ли драться.

Каталина очень переживала, как бы растущая грудь не выдала её женское естество, но и тут ей повезло: грудь у неё была почти плоской. Уж не знаю, от природы или в силу того, что, дабы не дать груди вырасти, Каталина прикладывала к ней припарку, которую продал ей знахарь-итальянец. Это было очень больно, но зато цели своей Каталина добилась.

Когда корабль, на котором она плыла в Новый Свет, вошёл в воды Индий, он прибился к большой флотилии, следовавшей из Севильи, держа курс на Картахену. По приближении к заливу они повстречали эскадру голландских кораблей, догнали их и прибыли в Картахену, где простояли восемь дней под разгрузкой и погрузкой. С новым грузом они отправились к Номбре-де-Диос, что на Панамском перешейке.

К тому времени, когда корабль добрался до перешейка, морская жизнь уже успела окончательно осточертеть Каталине, и она решила сойти с корабля в Номбре-де-Диос. Караульным она сказала, что идёт за чем-то по поручению капитана. При ней было пятьсот капитанских песо, а в мешке – его новенький шёлковый камзол.

Правда, этих песо хватило ненадолго. Прожжённые картёжники в Номбре-де-Диос, приметив сошедшего с корабля сопляка при деньгах, быстро ободрали беднягу как липку. Когда стало очевидно, что её беззастенчиво дурят, Каталина выхватила рапиру и кинжал и пустила кровь двум из трёх негодяев. Ей удалось сбежать и спасти свою жизнь, но в кошельке было пусто, и ей снова потребовалась работа.

Её репутация как бойца вкупе с умением читать и писать послужили хорошей рекомендацией для купца, который решил нанять Каталину для защиты товаров, а затем отправил её торговать в другой город. Она открыла лавку, увлечённо вела торговые дела, и некоторое время всё шло как по маслу. Её уважали, и самой Каталине новое занятие было по душе, но тут, как назло, во время представления комедии её оскорбил человек по имени Рейс, и она полоснула его так, что бедняге пришлось наложить десять швов. Вскоре после этого Каталина снова пустила кровь Рейсу и убила его друга. За это преступление её арестовали. Хозяин-купец пришёл ей на выручку, подмазал кого следует, а её отослал в Лиму, подальше от альгвасила и жаждущих отомстить за убитых.

Лима была одним из крупнейших городов Нового Света, столицей процветающего королевства Перу, в состав которого входила сотня городов и деревень Новой Испании. В городе располагались резиденции вице-короля и архиепископа, имелись университет и множество достопримечательностей.

Каталина стала работать у другого очень богатого купца, который был весьма доволен её службой. Но, как на грех, в доме купца жили две юные девушки, младшие сёстры его жёны, и Каталина повадилась заигрывать с ними. Одна особенно к ней привязалась. Однажды купец застал Каталину с одной из девиц в сомнительном положении и тут же выставил вон.

Неожиданно она оказалась без крыши над головой, без денег и друзей. Выход нашёлся быстро. Власти как раз набирали шесть отрядов солдат для действий в Чили, и Каталина завербовалась в полк, получив вперёд часть жалованья – сумму почти в триста песо.

Солдат отправили в Консепсьон, порт в Чили. Город этот, название которого означает в переводе с испанского «благородный и верный», достаточно велик, чтобы иметь собственного епископа. Там, к своему удивлению, Каталина встретила родного брата, Мигеля де Эраузо. У неё было четыре брата и четыре сестры, и она никогда прежде не видела Мигеля. Естественно, Каталина не дала ему понять, что находится с ним в родстве, не говоря уже о том, что она его сестра. Когда Мигель узнал, что фамилия его нового товарища тоже Эраузо и что они земляки, он подружился с Каталиной. Она провела в Консепсьоне несколько идиллических лет. Хорошие времена неожиданно закончились, когда брат застал её с его любовницей и вызвал Каталину на дуэль. Кончилось тем, что её отослали в Пайкаби – на самую окраину Новой Испании, где постоянно шла война с индейцами.

В Пайкаби было решительно нечем заняться, кроме как есть, пить и драться. Солдаты даже спали в доспехах. Наконец было собрано войско в тысячу человек, чтобы встретиться с индейской армией, гораздо более многочисленной. Битва произошла на открытой местности неподалёку от Вальдивии, которая была разграблена индейцами. Сначала испанцы взяли верх и перебили множество индейцев, но, когда победа казалась уже почти полной, внезапно прибыли индейские подкрепления и отбросили их назад. Индейцы убили многих из товарищей Каталины, включая её командира, и захватили знамя отряда.

И тут Каталина совершила подвиг. Вместе с двумя другими конными испанцами она поскакала за увозившими знамя индейцами. Когда им преградили путь, испанцы стали пробиваться к знамени, рубя врагов кликами и топча конями, и, хотя один из спутников Каталины пал от удара копья в горло, она и другой всадник, несмотря на множество ран, всё-таки прорвались к касику, завладевшему штандартом.

Её товарища индейцы стащили с коня, а сама Каталина получила болезненный удар по ноге, но не сдалась. Она настигла касика сзади, нанесла ему наотмашь удар и, когда он рухнул на землю, выхватила у врага знамя. После чего стала пробиваться обратно.

Потеряв счёт убитым неприятелям, получив три стрелы в спину и копьё в плечо, Каталина всё-таки вырвалась из гущи врагов и помчалась к своим, приветствовавшим её и спасённое знамя радостными возгласами. Её конь получил смертельную рану, но летел как на крыльях и рухнул вместе с всадницей, лишь когда они уже были среди своих.

Раны Каталины хорошенько обработали, а её саму за героическое деяние произвели в лейтенанты. Ещё пять лет Каталина прослужила в этом звании и участвовала во многих сражениях. Она лично сразилась с индейским касиком-христианином по имени Франсиско, долгое время свирепствовавшим в тех краях. Говорили, что он был самым богатым индейцем в Чили. После того как Каталина выбила его из седла, он сдался на милость победителя, и она повесила его на ближайшем дереве.

То, что Каталина поступила неподобающим образом, повесив такого богатого индейца, возмутило губернатора, и её снова выслали в Консепсьон. Это казалось настоящей удачей, но, как всегда, случай вмешался в её жизнь, обратив удачу в несчастье.

Всё началось с того, что Каталина вместе с приятелями-офицерами стала частенько наведываться в игорный дом. Как-то раз между ней и её спутником возникло небольшое недоразумение, и тот обвинил Каталину в мошенничестве, громко заявив, что каждое слово, выходящее из её уст, – ложь. Каталина выхватила кинжал и вонзила его обидчику в грудь. Дело ещё более осложнилось, когда местный судья попытался арестовать её на месте. Она обнажила клинок, ранила судью, а когда дюжина находившихся в помещении людей двинулись на неё разом, стала отступать к двери, удерживая их на расстоянии своим мечом.

Оказавшись снаружи, Каталина устремилась под защиту Святой церкви.

Губернатору и альгвасилам было запрещено производить аресты на церковной территории. Она оставалась на храмовой земле на протяжении шести месяцев, до тех пор пока один из её друзей, лейтенант по имени Хуан де Сильва, не пришёл к Каталине с просьбой быть его секундантом на дуэли, которая должна была состояться в ближайшую ночь. Убедившись, что это не ловушка с целью выманить её из церкви, Каталина согласилась пойти с ним. Дуэли были запрещены губернатором, и потому оба надели маски, чтобы скрыть свои лица.

Каталина стояла в сторонке, как это и положено секундантам, в то время как её друг сражался со своим противником. Увидев, что его одолевают и вот-вот убьют, она выхватила клинок и присоединилась к поединку. Секундант противника тоже вступил в бой, и остриё её клинка, пробив двойной кожаный колет, пронзило его грудь. Когда она сняла с умирающего маску, то с ужасом поняла, что нанесла смертельную рану Мигелю де Эраузо, своему родному брату.

В ту же ночь Каталина верхом и с оружием покинула Консепсьон и отправилась в Вальдивию и Тукуман.