Текст книги "Ясный Огонь (СИ)"

Автор книги: Георгий Юленков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

– Вы решили 'погромче хлопнуть форточкой', мой друг?

– Нет, Джеймс. Мы летим не в один конец. Если вы сейчас об этом?

– Я склонен довериться вашей Фортуне, но согласитесь, нормальные операции в такой спешке не планируют. Или вы мечтаете о лаврах Бонапарта, который значительную часть времени импровизировал?!

– Видите ли, полковник сэр. Любое тщательное планирование сейчас, когда французы отступают, окажется не меньшей авантюрой, чем наше такое спонтанное воздушное наступление. Пока мы тут планируем, и методично выстраиваем логистику, враг поменяет правила, нанесет новые удары, и мы опять останемся с носом. Если работать по этим чужим правилам, то мы просто всегда будем не успевать. На чуть-чуть, но всегда. И это чуть-чуть будет стоить нам победы. Германские ОКХ и ОКВ десятилетиями учились играть в эти тактические 'шашки-шахматы', а мы лишь несколько месяцев. Поэтому германцам можно противопоставить лишь внезапную смену всех приоритетов на доске. Так было с нами в тридцать девятом, когда мы неожиданно атаковали Кольберг и Кёнигсберг. Так будет и сейчас. Год с лишним назад в Польше мы смогли отыграть у 'джери' лишь пару недель до своего поражения. Весной мы сумели притормозить их планы уже на целые месяцы. В 'блиц-игре' их можно сделать. Но 'вдолгую' они все равно сделают Альянс, как детей. Пока Америка стоит над схваткой, ни в снабжении, ни в тактике мы им не соперники. Но то, что мы с вами завтра сделаем, имеет стратегические задачи, и поможет здорово переиграть вообще все расклады в главной партии. И тогда мы выиграем уже целый год, а это не мало...

– Жаль, что вы не прошли обучение в Вест-Поинте, Адам. Во время войны с вашими-то мозгами генеральское звание от вас, конечно, не уйдет. Но наступление мира это ваш приговор. Офицерский корпус Армии вас так просто не примет. Для них вы выскочка...

– А для вас?

– Увы! Мое мнение не будет иметь решающего значения. Хотя вашу карьеру я постараюсь поддерживать и дальше, по мере сил.

– Вы для меня и так немало сделали Джеймс. Мой статус нынче – это все ваша заслуга...

– Не скромничайте мой друг! Я только согласовал вашу переподготовку и все. А военные победы вы совершали своими силами. На зависть всем командующим ВВС стран мира. Нигде не учат, тому, что рождается в вашей голове. И я вам немного завидую.

– Как бы то ни было, я вам искренне благодарен, Джеймс. Однако если бы я думал только о личной карьере, то никогда бы не уехал ни в Польшу, ни в Бельгию. Сидел бы себе в Вест-Поинте, и сдавал бы экзамены. Думаете, меня сильно расстроит отставка в моем нынешнем звании?

– Гм. Даже так?

– Представьте, меня ничуть не огорчит это. Скорое окончание войны и победу над нацистами я готов встретить в звании рядового. А если потребуется, то и в постоянной должности покойника.

– Что-то мне не нравится ваше настроение.

– Это не настроение. Это фатализм человека, который стремится к победе. Поверьте, мой друг, завтра наши потери не окажутся слишком большими. И я не просто верю в это, я точно знаю.

– Гм... Дай бог. Ладно, Адам, пойдемте отдыхать, впереди у нас с вами боевой вылет с бомбами на предельную дальность. Кстати, таких операций еще не было в Истории военной Авиации. И если все пройдет по вашему плану, то войдете в учебники, как главный стратег воздушной войны.

– Ха-ха. Пройти, то оно пройдет, а вот, про попадание учебники – это вряд ли. Стратегом этой войны станете вы, сэр. Вы ведь наш лидер в завтрашнем налете.

– Довольно, мой друг. Заканчиваем споры. Приказываю поспать, хотя бы полтора часа.

– Есть сэр! Выполняю, полковник сэр.

– Хоть вы, и паяц, дружище, но своим шутовством неплохо умете успокаивать соратников перед боем. Хорошей вам ночи.

– И вам, сэр...

После взлета, к Джеймсу вернулось его обычное спокойствие. Даже если они все тут погибнут в этом вылете, этот 'демон безумно храбрых воздушных рейдов', выжмет из их гибели максимум. Случаев убедиться в постоянстве Фортуны Моровски представилось немало. Поэтому лишние терзания уже не отвлекали Дулиттла от пилотирования четырехмоторной 'Крепости' B-17. Ну, а можно ли чувствовать себя совсем спокойно в таком боевом вылете, вопрос не стоял. Они шли по самому краю. Взлетев перед закатом из Южной Франции, их сводное авиакрыло должно было уже в сумерках пройти на минимальной высоте мимо Лугано, над границей Швейцарии и Италии. Крейсерская скорость для всех была принята в 170 узлов (то есть около 270 км/ч). В районе Инсбрука нужно было разделиться. Французам на подкосных бомбардировщиках 'Фарман F-221/222' и четырехмоторных 'Фарманах NC-240' предстояло идти на Линц, Вену и далее на Брно, Оломуц и Остраву. Американцев ждал более сложный маршрут через Мюнхен с Аугсбургом, Регенсбург, Нюрнберг, Пльзень и предместья Праги. До полуночи все участники первой волны должны были появиться на относительно небольшой высоте над своими целями в Австрии и в южной Германии. Набирать высоту им предстояло уже в Германском небе. Первые цели в Баварии и Австрии предстояло бомбить 'зажигалками' и фугасными 100-фунтовыми бомбами. Объектами бомбардировки в главных германских землях, в этот раз, должны были стать крупные железнодорожные узлы, а также склады боевой техники, боеприпасов и ГСМ. Помимо летящих впереди армады нескольких звеньев оснащенных зажигательными бомбами седьмых 'Дугласов', целеуказание армаде обеспечивали, оснащенные ракетницами, сигнальщики из британской Mi6, из Офензивы Войска Польского, и из разведки 'Добровольческой Армии'. Об участии в деле советской разведки штаб операции не имел представления. В ведущих звеньях лидирующих авиагрупп южного и северного направлений часть штурманов были поляками. Среди них присутствовали даже несколько, сумевших вернуться из самоубийственных вылетов, пилотов брандеров, бомбивших летом Берлин и германские заводы. Впрочем, о том, что почти десяток из них 'не совсем поляки', и служат в Управлении специальных операций Советского Союза, в курсе был только курирующий операцию глава разведслужбы 'ДА' бригадный генерал Иван Винаров. Американские и французские штурмана должны были в этом вылете перенимать опыт ориентирования в глубоком тылу противника. Заместитель старшего командира сводного авиакрыла подполковник Моровски, попутно отрабатывал методику выхода к цели по радиомаякам. Для этого в Польше, Болгарии и Греции были заранее установлены мощные радиостанции воздушного наведения, курс на которые штурмана держали до следующего поворота. Круглосуточные вражеские радиостанции также не были забыты. Весь маршрут был проложен на предельно возможную дальность, более двух тысяч километров. Поэтому, чтобы всем бортам долететь до аэродрома посадки, разномастные группы машин несли неполную боевую нагрузку. Шедшие с ними вместе до Инсбрука 'двестисороковые', в отличие от подкосных собратьев бомбардировщиков ', несли не только фугасные авиабомбы и 'зажигалки' в бомболюке, но и по четыре четвертьтонных бомбы на подкрыльных держателях. На деле эти 'французы' были модернизированными русскими машинами 'Болховитинов ДиБиЭй'. В их экипажах имелись русские летчики, штурмана и стрелки. Как выяснилось на том памятном парижском совещании, аэродромы готовые принять и разместить всю эту воздушную армаду после боевого вылета, располагались, на прилегающих к границам СССР территориях 'Сражающейся Польши'. Поэтому польские штурманы имели и вторую задачу, довести авиагруппы союзников до их временного места базирования без недоразумений с польской и советской ПВО, и без потерь времени на ориентировку. В случае навигационной ошибки, допускалось приземление на специально оговоренных русских полевых аэродромах. В случае такой посадки, экипажам надлежало закрасить опознавательные знаки самолетов, и по возможности, замаскировать свою авиатехнику. В основной массе, экипажи подобрались довольно опытные. Американские пилоты, бортмеханики и стрелки имели достаточный налет на 'Крепостях' и уже ходили в рейды из Британии в районы Рура и Саара. Сам полковник Дулиттл успел повоевать во Франции только на двухмоторных 'Дугласах DB-7' и на британских 'Веллингтонах', зато он имел огромный испытательский опыт, и большой авторитет в USAAF.

Над южной Баварией группа медленно набирала высоту. Теперь, 'Летающие крепости' шли на эшелоне семи километров. Эскадрилья сопровождающих их двухмоторных 'Бреге' должна была заниматься только прожекторами и зенитчиками. Моровски загодя предупредил своего командира о приближении к первой цели, и приступил к наведению. К сбросу были готовы 100-фунтовые фугасные и легкие зажигательные бомбы. Его негромкое сообщение тут же было повторено Дулиттлом для всей авиагруппы.

– Внимание! Мы над целью! Возгорания от бомб 'маркеров' отчетливо видны. Первому сквадрону – главные цели транспортный узел и военные склады левее. Второму сквадрону бомбить по составам с цистернами и вагонами. Звеньям замыкающей группы, бомбить цели, в которые не попали предшественники, и все что осталось высыпать на сдаточный аэродром 'Мессершмитт АГ'. Приготовиться к сбросу.

– Звену лидера сброс! Остальным разобрать цели и точнее прицел! Сброс по готовности!

– Сопровождающие атаковать прожектора! Повторяю, мсье Аллиас, прожектора ваши. Заткните их!

Германские зенитки по-настоящему проснулись только к подходу второй волны, но огонь их был не слишком точен. Над последующими целями все почти повторялось. Зная, что со стороны Швейцарии небо надежно перекрыто, расчеты радаров и орудий ПВО поверить не могли, что бомбардировщики Альянса пришли к ним со стороны Лихтенштейна. А внизу горели и взрывались составы с топливом и боеприпасами. Пылали и сильно дымили склады и соседние постройки. На аэродроме горели новенькие самолеты. Словно новогодняя ёлка окрасился огоньками силуэт самолета-гиганта. Потом были еще четыре бомбежки. Как не странно, сильнее всего, уже опустошившей бомбовые отсеки авиагруппе, досталось от 'ночников' Люфтваффе и зениток южнее Лодзи. Уже в утренних сумерках со стороны Кельце их строй встретила эскадрилья германских истребителей на 'Церштёрерах' BF-110. Но сосредоточенным огнем стрелков удалось сбить сразу три двухмоторника, получив лишь средние повреждения, и не потеряв, ни одной 'Крепости'. Оставшихся отогнали 'Бреге'. Видимо, только здесь немцы успели подготовиться к пролету вражеской армады. Возможно, их строй помогли обнаружить германские радары, стоящие у Варшавы. В итоге, у шести машин оказались поврежденными моторы. Скорость группы снизилась до 120 миль в час (меньше 200 км/ч). Над линией фронта их снова обстреляли зенитки, и одна машина стала отставать от строя. Дулиттл видел, что 'крепость' фактически сбита, но до последнего надеялся, что та дотянет и сядет на дружественной территории. У самой границы с СССР выше строя их сквадронов показалась довольно крупная группа самолетов с неубирающимися шасси, идущая куда-то на северо-восток через польско-советскую границу. Не узнать эти четырехмоторные боевые машины было невозможно.

– Адам! А, что здесь делают эти 'Туполевы-6'? Разве русские уже прервали свой нейтралитет?

– Судя по опознавательным знакам, полковник сэр, это помощь Альянсу от братских болгарских ВВС.

– Но ведь болгары тоже не воюют с 'джери'?! К тому же о наличии у них этих русских 'ТиБи-3' я слышу впервые.

– Значит, сегодня нам с вами просто показалось. Видимо их тут и нет, сэр.

– Понятно. Знаете что, Адам?!

– Вы чем-то недовольны, сэр? Кстати, напоминаю, две наши площадки в трех километрах по курсу. Прошу предупредить экипажи, полковник сэр!

– Поговорим на земле, подполковник.

– Конечно, сэр.

Как выяснилось после приземления, 'ночники' Люфтваффе в этой операции смогли записать на свой счет только четыре 'Фарман F-222' и один 'Фарман NC-240', зато повредили девятнадцать машин разных типов. Еще один тот самый В-17 был все-таки сбит над линией фронта зенитками, и упал, не долетев до аэродрома какой-то сотни километров. Из экипажа спаслись четыре человека, двое погибли. Общая убыль во всех экипажах составила около 1,5-2 %. И в целом, уровень потерь первого этапа операции оказался намного ниже, чем предсказывал объединенный штаб ВВС Альянса. Случилось и одно недоразумение. Разгоряченные вражескими атаками воздушные стрелки нескольких американских бомбардировщиков открыли 'дружественный огонь' по встречающих их за Люблином 'Ястребам-III' Сил Поветжных, но по счастью никого не сбили и даже не ранили. На посадке получили повреждения еще семь 'крепостей'. Как узнал вечером Дулиттл, британцы потеряли восемь машин на северном направлении и несколько помехопостановщиков. Французы лишились около полутора десятков самолетов. И все же результат того стоил. Уже через день остановилось наступление немцев во Франции. Впереди у прорвавшихся в Польшу авиагрупп было еще несколько дней воздушных ударов по врагу и новый прорыв на Запад. Через узел связи 'Сражающейся Европы' Джеймс получил новости. За этот рейд его досрочно представили к званию бригадного генерала. Похоже, предсказания Моровски снова начинали сбываться...

***

Практически весь личный состав данного учебного заведения, за исключением караула, нарядов и нескольких специалистов технической службы, убыл на совместные торжества Тактической школы USAAF и отдела национальной гвардии штата Алабама. Поводов для объединённого мероприятия было несколько. Тут отметились, и чуть запоздалое празднование первой годовщины создания в пригороде Монтгомери уникальной женской авиачасти. И чествование лучших выпускников Максвелл-Филд. И даже долгожданное вручение генеральского звания главе местного 'гвардейского отдела' штата. А, вот, его коллега и владыка Тактического училища, полковник Прескотт, пока мог только завидовать своему более удачливому 'соседу'. В Америке сотни таких вот полковников, так никогда и не увидели на своих штанах лампасов, а на погонах вожделенной ими крупной звезды. И теперь, в зените славы, Юджин Сандерс уходил на заслуженный отдых. Впрочем, генерал и в отставке оставался почетным членом всего, чего только можно представить, а также звездой прессы, и прочее, прочее. Нахмурив брови, позировать перед фотографами и с улыбкой отвечать репортерам в интервью, мол, 'поначалу нам было трудно, но мы...', ему нравилось куда больше, чем влачить многолетнее прозябание на прежнем месте. А начались все эти чудеса с приезда к нему одного польско-американского возмутителя спокойствия. И возвел ветерана Национальной гвардии к нынешней известности один сколь рискованный, столь и мудрый поступок. Тогда в конце 1939-го создание Адамом Моровски экспериментального женского сквадрона (известного ныне по всей стране и даже за океаном, уже ставшего женским авиационным училищем и породившего целых две боевых авиагруппы), вполне могло сорваться, по любой причине. И случись такое, полковник Сандерс, без сомнения, проклял бы, и тот день, когда в его кабинете появился, звеня наградами, капитан Моровски, да и самого этого капитана тоже. А заодно, проклял бы он и свое опрометчивое решение, оказать поляку поддержку в его безумной затее. Да и сам ветеран гвардии одним бы взысканием не отделался. Так, что теперь, генерал купался в славе и известности 'Небесных амазонок', вполне заслуженно. А люди на улицах Монтгомери просто радовались очередному военному празднику, принесенным им в зимний город ярким цветам транспарантов и флажков, а также музыке духового оркестра...

Как раз во время торжеств, в пустой казарме, расквартированного в пригороде столицы штата Алабама, упомянутого выше первого и единственного на все Западное Полушарие Женского летного училища, собрался узкий круг командиров и воспитателей. Две участницы этих посиделок все еще числились выздоравливающими после ранений, и потому могли не принимать участие в сегодняшнем празднике, да в училище могли не появляться. Семь других участников компании стойко напросились в сегодняшний наряд, дабы не оставлять подруг без компании, и скрасить им досуг. Остальной личный состав не попал на праздник, будучи наказанными за разные грехи. Подслушать эту беседу не мог никто, даже пара часовых в юбках с винтовкой 'Спрингфельд' у ноги. Светло-оливковую с голубыми шнурами парадную форму для женщин-военнослужащих, охраняющих знамя Авиашколы, глава местной Национальной гвардии утвердил, с согласия столичного начальства, еще ко Дню Независимости. Вопрос о дальнейшей судьбе, выведенных из Франции и временно размещенных на авиабазах Сан-Диего и Монтгомери, двух женских авиагрупп, все еще решался штабом. Но 'почетная прародительница всех женских авиачастей национальной гвардии' и USAAF Жаклин Кокрен, уже примерила на свои хрупкие плечи погоны подполковника. Сейчас она билась с вашингтонским начальством за создание отдельного женского вспомогательного транспортного авиакрыла. Почему транспортного? Да потому, что подполковнику в юбке убедительно разъяснили, что к возвращению своих дочерей в гробах Америка еще не готова. Жаклин глупостью не страдала, и сразу дала понять командованию, что не даст низвести 'амазонок' до уровня простых 'воздушных извозчиц'. Иначе, их славные боевые традиции будут, бездарно, утрачены. У армейского начальства были свои неслабые рычаги, но за Кокрен была вся американская и европейская пресса, так что силы были примерно равными. И, как раз сейчас, шел непростой торг за будущий состав создаваемого соединения. По страстному желанию Жаклин, помимо десантно-транспортных и курьерских авиачастей, в ее крыло должна были войти одна дислоцированная на побережье учебно-боевая авиагруппа. В ее составе должны были присутствовать четыре учебно-боевых сквадрона: бомбардировочный, штурмовой, истребительный и морской. При таком подходе к комплектации и обучению всего состава авиакрыла, боевые традиции 'амазонок' продолжали бы жить и развиваться. Ну, а школа... Их женская авиашкола теперь навечно поселилась в Монтгомери, и это было неплохой новостью. Традиции, есть традиции. Конкурс на поступление пришлось сделать жестким, так как от желающих не было отбоя. Новые выпускницы школы – третьи лейтенанты и капралы резерва USAAF, теперь должны были, через полгода после выпуска, проходить переподготовку на спецкурсе в Тактическом училище в Монтгомери, после чего должна решаться судьба их карьеры. Полгода им давалось, чтобы показать себя в качестве стажеров в женских летных частях. Тянуть отстающих никто не собирался, всех кто не справлялся с нагрузками или был злостным нарушителем дисциплины, отправляли рядовыми и капралами во вспомогательные службы национальной гвардии или на гражданку. Впрочем, несогласные с вердиктом, могли рискнуть и попытать счастья в других ВВС в качестве добровольцев. В восточном полушарии, подобные женские авиашколы почти одновременно появились во Франции, и чуть позже в Советской России. А здесь и сейчас, за исключением нескольких принявших участие в торжествах в Монтгомери, собрались самые первые в мире инструктора женского крылатого воинства, и ветераны сразу нескольких военных кампаний. Из восьми дам, все испили сполна чашу этой размазанной по регионам мира Большой войны. А пара умудренных опытом воительниц, летом вернулись домой из германского плена, транзитом через Советскую Россию. Патефон снова и снова наполнял помещение популярными мелодиями из новых французских кинофильмов. Прямо сейчас звучала аранжированная и несколько более быстрая версия апрельского шлягера 'Бесаме Мучо'. Николь, слегка приобняв давнюю подругу за плечи, негромко выдохнула.

– Чин-чин, сестренки. Год прошел. В нас, теперь, и не узнать тех наивных замухрышек, которые строили глазки нашему самому первому кэпу.

– Ага. Ты права подруга. И закат, снова напоминает нам о синеве неба, остающейся там, куда не долетят грязные шапки зенитных разрывов.

– Бэ-э са-аммэ му-ччо... Угум. Пунш снова нами выпит до дна! Но 'черные тени', с их смертельными трассами 'эрликонов', теперь достанутся другим.

– Да и пусть их! Не все же одним нам, мои милые. Джентльменам тоже нужны 'мужественные украшения'. А то надоело уже глядеть в их смущенно-завистливые физиономии!

– Да уж, точно! Как увидят награды на дамском кителе, сразу вытягиваются в струнку... и после робкого лепета, бочком-бочком... ИСПАРЯЮТСЯ, с дурацкой улыбкой!

– Трусы! Хм. Тоже мне – 'блистательные кавалеры'!

– Ага. Смотришь на них, и думаешь, чего ж вы такими бравыми павлинами ходите, только друг перед другом, да еще перед местными простушками? Куда ваша бравада девается, когда нужно кровь проливать, или глядеть в глаза ветеранкам, вроде нас?!

– Ну, это-то не только про них. Из наших-то новеньких девчонок некоторые тоже стыдятся, что у них наград нет и, наверное, уже и не будет. Старый Свет-то для нас, теперь, закрыли...

– ...ультима вэ-э... Ага. Они там рапорты пишут, все еще надеются убыть в боевую командировку. Стыдно им, видите ли, что нашу сестру больше на фронт не пускают. Во, глупышки-то!

– Грех жаловаться, сестренки... Мы живы, и многого добились, чтобы не бояться упреков в трусости... Ну, а девочки те... Да, получат они свои медали и прочие висюльки за службу! Для них-то все только начинается...

Грозное контральто моментально возвестило мнение одной из красавиц, о правомерности чьих бы то ни было моральных оценок в адрес храбрости ее соратниц.

– Пусть хоть один мерзавец посмеет упрекнуть кого из наших сестер в трусости! Лично пристрелю бастарда и станцую на его могиле!

– Мадди! Мы уже не на фронте. Плюнь ты на их завистливый шепот. Главное мы сами знаем, никто там не трусил, хотя страшно всем было до жути.

– Бэ-э саммэ-э... Да, леди. Там мы все боялись, но дело свое делали. Спасибо 'папе' Адаму. И за то, что гонял нас, словно диких обезьян. За то, что научил нас все терпеть и смотреть смерти в глаза. Зря мы тогда на него сердились за все эти строгости.

– И за то, что выкупил у 'джерри' из плена вас и других наших парней и девчонок.

– Нас принимали в России, словно рекордсмена Линдберга. Приятно, ничего не скажешь! Даже хотелось побыть там подольше...

– Только не в Мурманске! Слишком там холодно и ветрено. И Моровски нас не выкупил, а обменял на сбитых засранцев Геринга.

– Да, какая разница, как он это сделал? Лидера оценивают по результату. Кстати, слышали, что убрать обе наших группы из Старого Света в Вашингтоне решили, поняв какой пропагандистской атаки они избежали, благодаря тому обмену. Вот, так-то, подружки.

– 'Мир придет опять'. И никуда тут не денешься...

– Ага. 'Наступит этот час'. Но для нас-то он уже наступил.

– Может, уже сменим тему? Откуда столько тоски? Мы ж с самого начала знали, что мир все равно когда-нибудь наступит, и сами же сделали для этого немало.

– Угум. Немало?! НЕМАЛО?! Девять хороших девчонок навсегда оставили в Старом Свете! ДЕВЯТЬ!

– Чччщщщ! Успокойся, солнышко.

– И еще три наши сестры летать уже не будут никогда!

После выкрика, на глазах юной воительницы сразу выступили слезы. Подруга подсела к ней ближе, успокаивая и протягивая платок.

– Тихо-тихо... Мы ведь помним их, сестры? А это главное...

– У всех наполнено?

– Ага. Давайте этот мерзкий 'Бурбон' (русская водка, которой нас поили в Москве на вкус хоть не столь противная), поднимем за всех за них.

– За тех, кто не вернулся.

– И за тех, кому больше не летать...

Не чокаясь, отсалютовав бокалами куда-то в потолок, собрание мрачно осушило их. В воздухе повисла угрюмая тишина, которую спустя пару минут нарушила своим глубоким контральто 'главная пышка училища', Мадлен.

– Хватит нытья, крошки! Погибших сестер мы не один раз оплакали. Покалеченным девчонкам присылаем денег, и спиться им не дадим. Докторов оплатим. А тоску о небе... Зарастут их душевные раны. Обязательно зарастут!

– Чем ты эти раны залечишь? О, 'Благочестивая Мадлен'.

– Да, просто найдем для них, и дело по душе, и нормальных парней им в мужья. Хороший секс лечит все... и заодно повышает аппетит.

– Аппетит ты им лучше свой подари. А Энни, вон, и сама уже замуж выскочила!

– Верно! Вокруг столько 'не взятых крепостей'. И раз уж джентльмены пугаются наших наград, значит, охотиться на них нужно в шикарных платьях без знаков различий. Даешь камуфляж! Чего это мы тут дружно носы повесили, сестрички?! А?!

– Да, просто год прошел. И будто целая жизнь пролетела. В этой мирной суете, все уже как-то... приелось, что ли? Тускло все.

– Просто мы привыкли к риску. Жили там, как в последний раз! Вот и корежит нас теперь.

– Но нельзя же, терять интерес к жизни! Может, стоит, собрать вечеринку, а?!

– О'кей, я в деле!

– Выгуляю свое синее платье, новую бижутерию и туфли.

– А я сделаю себе прическу!

– Стоп! Вечеринка от нас никуда не уйдет. Давайте что-то о главном решать, сестрички. На какой курс вираж закладываем? Есть предложения?

– Вайли с Самантой, вон, в Россию уезжают. Я им жутко завидую.

– О, круто! А, поеду ка я с ними!

– Лиззи! Ты сумасшедшая!

– О'кей, с Вайли нам все давно понятно! Ей там все знакомо! Но ты-то куда собралась?!

– Или к кому?!

– Не к тому ли русскому лейтенанту Сержу Саймаг, за которым ты тогда гонялась по всей авиабазе?

– Вовсе нет! Вот еще! А, что я не могу уже, просто так съездить в отпуск, отдохнуть душой?

– Хи-хи! Все помнят ее прошлый 'отдых душой'?

Раздавшийся со всех сторон дружный девичий смех, вызвал слегка обиженное выражение на лице сержанта.

– Лиззи, солнышко... Тебе мало развращения малолетних славянских пилотов после концерта в Плесси-Бельвиле?! Двадцатипятилетняя... ИЗВРАЩЕНКА!

– Угум. Куда только смотрит полиция нравов?

– Кстати, а как эта 'мелочь' в постели? Всему их успела обучить?!

– А нашла ли мисс Фокс у них, ТО, что столь тща-ательно и до-олго искала?

– Микроскоп она с собой не брала – так что могла ведь и не найти. Хи-Хик!

– Может, хватит нам с девчонками завидовать?! Бэ-э! Ханжи и пуританки!

– Спрячь свой длинный язычок, крошка. Чему нам там завидовать-то?! Сдается мне, вместо постели у вас там был плед в колючих кустах.

– Ха-ха! И тихая материнская беседа о воспитании мальчиков в духе христианского смирения.

– И это в лучшем случае...

– Хм. Кстати, мы с Мадди видели, как об этих 'мелких ловеласов' следующим утром 'драли когти' полковник Петри и его лейтенанты.

– Да-а! Досталось тем, беднягам! И лица у тех тинэйджеров были, ну такие забавные!

– Еще чуть-чуть, и он отбил бы им все их седалища своим ремнем. Непонятно, как только сдержался....

Новая тема беседы явно оказала лечебное действие на настроение участниц собрания. На щеках дам появился румянец, а в глазах плескались озорство и веселье.

– Да они сами напросились! Наша-то в чем вина?! Если мужчина... И не надо тут фыркать! Если мужчина (даже юный) атакует с настоящим куражом, даме покидать поле боя – дурной тон. Не так ли, леди?! К тому же, мы были только на подхвате, а тон там задавали кокетки Журжон.

– Лиззи права. Для любой француженки дело чести – научить мужчин быть мужчинами. У них за такое дам не осуждают, а аплодируют им.

– Национальная специфика...

– Слышали?! Ну, то-то! И чем же мы хуже каких-то парижанок?!

– Слыхали мы такое.

– Угу. И ПОЭТОМУ никто из вас, с Энн, обеими Мари, Кэтти, и Сьюзен, конечно же, не смог удержаться от этого воспитательного разврата. Пффе!

– Хо-хо-хо-хо. Не иначе, там дело было в поддержке союзных ВВС!

– Ага. И заодно в защите чести американского мундира. Ха-ха!

– Зря смеешься, Никки. Если бы не мы, то француженки отбили бы у вас и половину кавалеров постарше. Да-да! Честь Америки мы с подругами отстояли! Заставили француженок поделиться своим кусочком радости с нами. Зато тем забавным подросткам будет, что вспомнить в своей дикой Болгарии. Но больше я ни-ни! Можете не переживать, за нравственность русских тинэйджеров. А, вот, покататься на русских медведях я теперь имею полное право!

– На гризли в России уже давно никто не ездит. Слишком сложно дрессировать их. Ты его кнутом, а он тебя когтистой лапой. Да насмерть!

– Ужас!

– Тройка лошадей в лучшем случае.

– Либо грузовой 'Форд-АА' с мешками в кузове. Как там нам пел Адам под аккомпанемент Саманты на своей отвальной – 'Jamschi-ick ne gonne-e loshade-ei!'...

– Замолчи, ради бога! Уши вянут. Думаю, такое 'медвежье катание' обойдется нашей дорогой сестричке Лиззи сильно недешево. Если только ты, красотка... не пойдешь работать в русский цирк клоунессой!

– Очень смешно! Может, я тоже давно мечтала поглядеть на эту загадочную Россию! А тут такой случай представляется...

– Ага, случай. Мэрион Раскофф приглашала, вроде, только Вайли с дочерью. Может, нам всем упасть нашему лидеру на хвост? Рванем, как там декламировала Вайли – 'V derevnyu kh tyotke, v gloush v Saratoff!'.

– Саратов, стоит на Волге, а Вайли едет, через Москау в Твэр и Лэнингрэйд, где они с её мамой раньше жили. Хочет повидать родные места, подружек детства, и показать дочке Россию...

– Ей же вроде еще предлагали вести занятия в Серпухофф, в женском летно-тактическом училище вроде нашего?

– Ага. Это где-то рядом с их столицей. Кстати, наверняка, неплохие деньги. Я бы тоже не отказалась, только почти не знаю русского.

– Да, наша Вайли, где угодно сможет устроиться. Она многому научилась, и столько всего перенесла в жизни, что, смело, может сама открывать собственную академию!

– Точно. К ней будут в очередь записываться. Особенно в балетный класс...

– А, что? Поживет себе в России полгода на полном пансионе. Погоняет их неумех с косичками на русских учебных 'Поликарпов Ю-2' и на 'Туполев-40 ЭсБи'. Будет кататься в Лэнингрэйд поездом на выходные.

– А может, она станет летать туда на той русской авиетке за штурвалом. В воздухе наша дорогая кэп уже давно профи.

– Да-а. Быстро у нашей актрисы перья отросли...

– А вдруг ее возьмут в Русский театр?! Может, ведь к нам и не вернуться!

– Вернется. Но отпуск она брала с запасом на целый год с лишним.

– Вернется для участия в съемках нового фильма Говарда. Снова, про любо-овь. Хи-хи!

– Да, Говард, похоже, на нее запал. Хотя глазки строит и другим нашим тоже. Он тот еще бабник.

Николь вдруг потянулась выспавшейся тигрицей, и с иронией промурлыкала.

– Эх! Раззадорили вы меня своими воспоминаниями о французских похождениях. Щеки горят до сих пор!

– Ага. Нам бы сейчас сюда пару бравых орденоносных офицеров USAAF. Или ветеранов-добровольцев. На часок-другой...

– Двух на всех маловато будет. Каждой по два до самого отбоя, вот это другое дело. Хватило бы, чтобы развернуться!

– И можно из других родов войск. Пехота тоже сойдет...

– Мне бы и одного хватило.

– Бедные грешницы. Блуд в казарме запрещен. Или про судьбу 'кающейся фельдшерицы' забыли?