Текст книги "Ясный Огонь (СИ)"

Автор книги: Георгий Юленков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Для экономии во взаиморасчетах, решением руководства СССР часть прошлогодних наработок по ЖРД и спасаемым кабинам ракет, в виде комплекта документов, также было продано лаборатории Лэнгли в Виржинии. Этот момент еще больше прибавил аппетитов Вашингтону, и перед новоиспеченным главой NASA генералом Дулитллом были поставлены очень сжатые сроки, и крайне амбициозные цели. Заокеанские ученые, инженеры и рабочие всего за месяц смогли по советской неэксклюзивной лицензии (не дававшей право на продажу технологий) построить новые ракетные моторы, и даже испытать их на стенде. За тот же срок были выпущены и средства спасения пилотов ракет. Причем, в договоре имелась статья о защите интеллектуальной собственности советской стороны. В ней было прописано, что СССР имеет право разгласить сведения о своих секретных ракетных поставках для американских рекордных ракет, в случае, если Вашингтон, без согласия Москвы начнет поставки любых ракет с подобными моторами третьим странам. Тоже будет, если покупатель допустит передачу ракет в аренду, или даже, просто попытается разместить свои ракеты где-нибудь на других континентах. О том, что этот момент вместе с идеей продажи Америке ракетных моторов впервые был озвучен в беседе Михаила Громова с Адамом Моровским, известно было только Сталину и Молотову. Еще через пару недель в советский институт космической медицины, очень кстати прибыло из Америки три установки 'Полиграф' и несколько других комплексов медицинской аппаратуры для проведения исследований. Вот только американских пилотов сюда не приглашали.

На мыс Чаплин делегация НИИ-3 прибыла, когда самая длинная полоса уже могла принимать самолеты. Со стороны сопок звучали взрывы, кое-где, еще продолжалось изменение ландшафта. Стоянки для тяжелых самолетов, рулежные дорожки и ВПП уже были построены. Как понял, Сергей, теперь-то без сомнения грядут настоящие летные испытания этих якобы чисто американских ракет. И проводить эти испытания придется именно его бригаде. Параллельно ему предстояло обучать американцев методике ракетных запусков применяемой в СССР. После гибели Линдберга, к подготовке рекордных ракетных полетов американцы стали относиться серьезней.

Профессор Годдард приехать не смог из-за плохого самочувствия, поэтому американской делегацией командовали военные. Не все сразу наладилось и в общении с зарубежными гостями. А новая встреча с Адамом Моровским и вовсе началась с конфликта. Шла выгрузка на понтонный причал агрегатов ракет, когда дебаркадер неожиданно загудел от удара тяжелого тела. Как потом выяснилось, рухнул одним углом в причал четырехметровый ящик из толстой фанеры и бруса, в котором был упакован фюзеляж ракеты. Крепление стальной стропы к подвешенному на стреле гаку лопнуло, и груз своим деревянным углом вмял железо настила, и начал медленно разваливаться, все еще частично удерживаясь грузовой стрелой. Случилось это на малой высоте над причалом, поэтому фюзеляж ракеты не успел расплющить свой нос об железный настил, но до соскакивания следующих строп оставались секунды, а грузовая стрела сдвинулась так, что чуть было, не поставила ракету на нос. Контролировавший выгрузку Моровский, заорав на английском что-то явно нецензурное, бросился вперед, вместе с двумя американскими моряками. Под зависший край большого ящика, они натужно пыхтя, пытались подсунуть сваленные поблизости тяжелые тюки с прорезиненным брезентом для навесов и палаток. Сергей и стоящие рядом с ним четверо сотрудников НИИ-3, не раздумывая, бросились на помощь. Тяжелые тенты таскать можно было только вчетвером. Вверх на 'пизанскую башню' старались не глядеть, ведь в любой момент этот трехтонный груз мог похоронить под собой кого-то из смельчаков. Дышали как загнанные лошади, а стильный плащ Миши Дрязгова от перенапряжения даже лопнул на спине по шву. Наконец, когда 'мягкий брезентовый пандус' вырос под грузом неровной кучей, Моровский на двух языках проорал 'Атас! Рассыпаться в стороны всем! Сейчас рухнет!'. Сам отскочил последним с криком 'Да-аннн!', и сразу макнул рукой американскому крановщику. Подрагивающий гак, не спеша, пошел вниз, и остатки треснувшего по швам фанерного контейнера неуклюже шлепнулись на выложенную под ними 'мягкую подушку'. Только после этого Моровский оглянулся на невольных помощников, и вот тут-то Королев и узнал, что его 'Даугавпилский знакомый' отлично умеет ругаться по-русски.

– Вы какого ... под груз полезли, засранцы! Мать вашу в детсад, помогальщики хреновы! Вас для чего сюда прислали?! Докерами поработать захотелось!!! Может, еще и нужники пойдете чистить?! Кто вам разрешил находиться в зоне разгрузки! А?! А если бы насмерть... В общем так.. Еще, хоть раз кого из вас тут увижу, обратно в Москву отправлю северным путем по сибирским рекам! Прям, как дети малые!

От неожиданности Сергей даже опешил. Чего-чего, но такой отповеди он не ожидал. Получить благодарность он не надеялся, понимал – буржуи все же. Но чтоб какой-то мальчишка отчитал их словно завуч двоечников и, отвернувшись, спокойно продолжил контролировать разгрузку корабля! В общем, на такую наглость, даже ответ было сразу не придумать. Впрочем, Миша Дрязгов от обиды, чуть было не полез на американца с кулаками, но приструнил друга сам Королев, уже как глава советских ракетчиков. Только международного скандала им тут и не хватало. Настроение было сильно испорчено, но впереди еще были сборка и отладка ракет, поэтому решили наплевать на спесивых буржуев, и отправиться в столовую. В этот день больше происшествий не случилось. Зато, каково же было удивление 'москвичей', когда на другой день в барак к советским инженерам завалилась представительная делегация во главе с генералом. Моровский же, как ни в чем не бывало, стоял за левым плечом своего начальника, и придерживал рукой несколько небольших ярких коробочек. Джеймс Дулитлл начал свою торжественную речь, которую громко и четко переводил его заместитель.

– Господа! Наше сотрудничество чуть было не началось с трагедии. Вчера, из-за невнимательности наших моряков, едва не погибли люди, и чуть не была потеряна одна из трех первых американских ракет. Это было бы большим ударом для нас.

– Ваш отважный поступок уже спас ракетную программу нашей страны. Но вы рисковали своими жизнями, а это нехорошо. Я обещал мистеру Сталину, что ваши люди не будут бессмысленно подвергать себя опасности. Поэтому впредь убедительно прошу вас участвовать лишь в тех работах, которые согласованы со мной и с подполковником Моровски. Нам с ним очень не хочется объясняться с вашим руководством в случае увечий и гибели кого-либо. Я надеюсь на ваше благоразумие.

– Ну а теперь о приятном. За спасение жизни офицера и матросов, а также за сохранение дорогостоящего военного имущества Соединенных штатов, все вы пятеро награждаетесь медалью 'Выдающейся службы'. Я также буду ходатайствовать перед мистером Сталиным и о других награждениях.

– Пусть это происшествие окажется последним в нашем совместном проекте, и пусть нас впереди ждет успех! И, я думаю, этот успех неминуем, если за дело берутся столь опытные, знающие и бесстрашные люди, как мистер Королев и его коллеги.

Генерал пожал каждому руку, лично прикрепил к их рабочим комбинезонам медали, и отдал честь. Рядом синхронно честь отдавал и нахал Моровский. Затем Адам вежливо отвел и в сторону и извинился.

– Джентльмены... Гм. Товарищи. Я приношу вам свои извинения, за допущенную резкость. И прошу понять мои чувства. Самое страшное, что может случиться на испытаниях это гибель людей. Гибель американских матросов была бы печальной, но это их долг, а вот ваш долг – выполнить задание, полученное в Москве. И я сделаю все, чтобы вы смогли данное вам поручение выполнить без жертв. И прошу вас лишь об одном – будьте осторожны и благоразумны. И еще раз – простите меня!

– Ваши извинения приняты, подполковник. Хотя если вы, когда-нибудь, в ходе нашего совместного проекта, неоправданно подвергните риску свою собственную жизнь, то... Вы тоже не обижайтесь, когда я или мои коллеги обматерим вас по-нашему, и не менее сурово, чем недавно вы нас!

На это Моровский лишь белозубо улыбнулся. Всем своим видом намекая на "ежа, и пугающий его голый афедрон".

– Можете начинать, господа. Меня этими угрозами не смутить. Ну, что, мир?

– Хрен с тобой, матершинник заокеанский! Мир!

Закончилось все застольем, но без алкоголя. Мир был восстановлен. А Моровский пообещал выпить с русскими коллегами коньяку, но лишь тогда, когда все полеты на этом аэродроме будут завершены. Авиабаза практически готова к началу программы. Длинные взлетные полосы пересекаются под острым углом, уходя прямо в океан. В морское дно набиты сваи, поддерживающие фермы конца полосы. Полоса идет с небольшим подъемом, сначала на один градус, потом еще на полтора-два. По сути это очень плавный без резких радиусов трамплин, выложенный на береговой части покрытием из металлических плит. Посадка носителей и танкеров разрешалась либо на более короткую вторую полосу, либо на, расположенный дальше на запад, запасной аэродром Уэлькаль с таким же металлическим покрытием ВПП. На спешно возведенных испытательных стендах, американские ракеты начали наземную отработку агрегатов. Вот тут Королев вернул себе командование, и то и дело, покрикивал, и на своих подчиненных, и на гостей. Проблемы со сборкой быстро устранялись. Бракованные реактивные моторы удалось выявить, не доводя дело до взрывов и пожаров. Впрочем, ожоги травмы все же случались, причем, с обеих сторон. Работа была нелегкой, да еще и спешка. Один раз все работы пришлось отложить на полдня, ночью на базу спустился плотный туман и не желал покидать. Поскольку в Европе уже давно не были секретами ВРДК ('Тюльпан' и 'Светлячок'), главный военный начальник на авиабазе генерал-майор Гусев распорядился попробовать разогнать туман установленными на грузовиках противоснежными системами 'Соха-2'. Горячий выхлоп задранных вверх шести компрессорных ракет за час смог несколько разогнать туман у самой земли, но база по-прежнему осталась закрытой. Лишь через три часа туман стал расходиться. Эту неожиданную передышку Сергей смог использовать для обучения порядку запуска ракет. Внутри американского ангара имелась тепловая штора, поэтому тумана не было. Народу туда набилось человек восемьдесят. Американцы и молодые техники из учебного ракетного полка слушали выступающих опытных ракетчиков очень внимательно. Уже совсем скоро все это предстояло отрабатывать в нескольких тренировочных вылетах на ТБ-3 с учебной макетной ракетой. Моровский переводил выступления и последующие вопросы и ответы. Переводчики имелись и помимо него, но вряд ли, хоть один из них настолько хорошо ориентировался в специальных терминах ракетонавтики и ракетостроения. Были и нерабочие встречи. Так после первых тренировочных полетов, в этом же ангаре, состоялся товарищеский футбольный матч команд из САСШ и СССР. Королев на поле пробыл недолго, его сменил Валентин Глушко. Набегались все до одышки. За то сбросили сильное нервное напряжение. Счет в матче оказался почти равным 5:7 в пользу советской команды. Снова начались тренировки и испытания. Приближалось время первого пилотируемого ракетного полета. Гусев связался с Москвой, и получил указание, чтобы первый запуск проводили только с советскими пилотами. А-то вдруг чего.

С этим не согласился Моровский, и потребовал первым запустить на среднюю высоту в советской ракете смешанный экипаж из трех человек. В составе должны были быть двое американцев и один русский. Причем, американского генерала он убедил, что русская ракета настолько безопасна, что за его жизнь можно не беспокоиться. Зато, по его словам, глава NASA получит первый настоящий и важный опыт ракетных стартов, а в третьем полете, уже по-настоящему, сам поведет полностью американский аппарат к первому американскому рекорду. Предварительно, во втором рекордном полете должны были лететь двое – Моровски и один выбранный им представитель САСШ. Третий полет должен был осуществлять командир экипажа американский пилот и Моровский в качестве бортинженера. А дальше, мол, будет видно. Впрочем, порядок стартов мог быть изменен на любом этапе. Генерал Дулитлл присоединился к этой просьбе. Гусев снова связался с Москвой и получил принципиальное разрешение. Вот только он даже не догадывался, что от хозяев в первый полет Моровски пригласит именно его, Сергея.

Ругались с Гусевым и другими начальниками целых два часа, но Моровский свое мнение отстоял, объяснив, что именно мистер Королев, должен четко понимать всю проблематику ракетных полетов, поскольку он назначен ответственным за научную часть программы. Гусева, не убедил, но у того было свое начальство. Подполковника вызывали в радиоузел для переговоров с Москвой. Сергей сильно волновался, чем же, закончатся эти переговоры, но вернулся американец победителем. Несмотря на сильное волнение после этой беседы, заснул Сергей сразу и выспался хорошо. Следующий день превратился в памятное мучение. Адам заставлял повторять одни и те же действия многократно. Сначала он тренировал три советских экипажа, а Королев и Дулитлл просто наблюдали. Потом начались взлеты в макете, закрепленном под ДБ-А с главной полосы аэродрома Чаплин. Садились с не сброшенной макетной ракетой. За день до старта 'Восход-1', наконец, подвесили под ПС-124-РН. Пилотировать носитель должен был экипаж Стефановского. В 14 часов следующего дня, с этого аэродрома он взлетал всего второй раз и первый раз с такой ношей. Когда втроем забирались в ракету, Сергей все никак не верил, что все по-настоящему. Дулитлл летел с ними в качестве командира, хотя Королев понимал, что тот практически не знает, что делать на борту. Короткий инструктаж вряд ли что-то добавил в понимании предстоящей задачи. Моровский, тот числился вторым пилотом, хотя именно он и должен был пилотировать ракету. А Сергей летел бортинженером. Летел! Летел на своем 'Восходе'!

Свою ракету он знал от и до. Не раз бывало, пока никто не мешает, садился в ложемент, и четверть часа, а то и дольше отрабатывал все действия в полете. Все хотел убедиться, что ничего не забыл, не упустил из вида. Да и просто мечтал слетать на этом аппарате, хотя машинка-то еще не рекордная. На ней должны были готовить трехместные экипажи и, по сути, проводить обучение новых ракетонавтов рекордсменов. Впрочем, достичь высоты тридцати километров она теоретически могла, если, конечно, носителю повезет забраться повыше. В этот раз повезло. На высоте двенадцати километров, ветер дул ровно с востока. Моровски перед стартом тихо шепнул в ухо – 'Вращение земли за нас'. Почему он не сказал об этом вслух генералу, неясно, а вот, то, что для подъема на большую высоту можно использовать еще и вращение земли Королев понял только сейчас. Наконец умолкли ракетные ускорители, с которыми набрали на подвеске тринадцать триста. Отцепление. Начинается свободный полет. Моровски аккуратно удерживает аппарат на плавной восходящей кривой, и негромко подсказывает Дулитллу, какие режимы включать, и какие сообщения выдавать в эфир. Стефановский английский знает хорошо, а вот Гусев похуже, поэтому за каждым докладом следует перевод на русский, а за каждой командой от Чаплина, и от 'Эвереста' идет обратный перевод на английский. Моровский ставит задачи бортинженеру.

– Дженерал, сэр. Пэамишн ту ми, гив ордер, ту флайт энжиниэ?

– Пеамишн грэнтид, литэнант колонэл.

– Сенкью, сэр. Бортинженер Королев, приказываю выполнить ручной сброс разгонных первой ступени. Сброс по готовности.

– Ясно. Внимание! Сброс! Блоки отошли. Сброс ступеней выполнен. Отошли нормально. Вращение минимально. Температура камер в норме. Давление в топливной системе в норме.

– Отлично! Бортинженер Королев. Приготовиться к запуску разгонных второй ступени. Запуск через полминуты по готовности.

– Здесь Королев. К запуску готов. Пять, четыре, три, два, один! Запуск! Тяга растет. Температура и давление в норме. Скороподъемность в пределах нормы! До выключения, сорок секунд. Сброс автоматический. Вращение вправо ноль два в секунду.

– Принято, Сергей Павлович. Дженерал сэр, ю кэн тест зе изи ротэйшн ту зе лефт, энд кол зе Команд Сенте.

– Акцептэд. Ай'м тестинг ит. Уан... Ту... Фри... Ротэйшн изи. Элз. Дамн! Стоп! Фрииз! Е-ес! Ротэйшн зиро!

– Браво, сэр! Итс грэйт!

– 'Чэплн' лисн ту ми. Ай эм э 'Воскхоуд-уан'. Сэл зе коммандер Дулли. Ол системс нормал. Ви ап сикстин фаузанд найн хандред...

– Слышим вас 'Восход'! Спасибо за доклад, генерал. Вы, молодцы! Видим вас в телескопе. Продолжайте подъем. Все время оставайтесь на связи.

– О' кэй, 'Чэплн'! Ви пеафом!

Потом связь дважды прерывается, из-за помех, но быстро восстанавливается. Возможно, где-то недалеко переливается невидимое отсюда 'Северное сияние'. На высоте тридцати двух километров Моровски фактически замыкает все процессы на себя, транслируя все доклады через Джеймса. Королеву он оставляет только герметизацию спасаемой капсулы и отстрел моторного отсека. Все остальное выполняет сам. Наконец мелкая тряска завершается сильным рывком, и быстрым вращением. Сергея начинает мутить, но он успевает заметить, что отстрел спаскапсулы состоялся на высоте тридцать четыре семьсот. Голова кружится, тяжело дышать от перегрузок, но Сергей счастлив. Он был здесь! Он видел! Видел в иллюминатор темно-синее почти черное небо. Он знает, каково это лететь в ракете. Он не управлял ею, как планером, но свою роль он выполнил без ошибок. Теперь не стыдно будет смотреть в глаза ракетным пилотам. Он такой же, как они! Ну, почти такой же...

Напряженное ожидание посадки на воду. Во время спуска на парашюте, Сергей видел пару летающих невдалеке гидросамолетов. Моровский спокоен. Последние команды. Запуск тормозных ракет мягкой посадки. Есть касание. Посадка вышла вполне мягкой. Втроем пожимают друг другу руки. Джеймс что-то кричит по-своему. Понять его невозможно. Он счастлив, наверное, не меньше чем Сергей. Капсулу качает вода Берингова пролива, но волнение не больше двух баллов. К борту подходит какой-то миноносец. Чуть в стороне пара кораблей с красными флагами. Остальное Сергей запомнил фрагментами. Вот они стоят, фотографируются на палубе эсминца. Джеймс в центре. Моряки им аплодируют, и что-то громко и дружно кричат. Моровский, ободряюще, подмигивает. Потом, легкий ланч, и можно отправляться в путь. Рядом капсулу грузят на советский рыболовный траулер. А когда их уже везет к мысу Чаплин по небу двухмоторная 'Каталина', Адам негромко рассказывает ему о своих планах. Сергею казалось, что сюрпризы закончились, но это не так. По словам Адама, в следующем полете они вдвоем должны поднять до двадцати километров уже американскую ракету 'Радугу-2'. Почему-то это название очень смешит Моровски.

– Сергей Павлович, я доверяю вам командовать этим ракетным полетом. Вы все знаете отлично. Таких ракет вы запустили уже много. У вас у самого, наверняка, несколько тренировочных полетов в правом и левом кресле пилота учебных ракет. Если не секрет, сколько?

– Пять учебных полетов, не считая нашего с вами первого, и этого последнего. В двух я катапультировался. Больше мне, увы, не разрешали.

– Ну, что ж, отлично. А максимальная высота, до которой поднимались? Отметку двенадцать проходили?

– Четырнадцать сто, в полете со Стефановским. Сброс с ДБ-А.

– Тем лучше. Я в вас уверен. Так что постарайтесь успокоиться. Я очень надеюсь, что от такого шанса вы не откажитесь.

– Ни за что. Адам... А, зачем это вам? Я-то мечтал об этом многие годы. Но, вам-то... Зачем вы пригласили меня?

– Просто я хочу, чтобы справедливость восторжествовала. Судя по скупым намекам в прессе именно вы, а не профессор Стечкин руководите созданием русских ракет. Мне не требуется официальное подтверждение моих слов. Я это вижу, и отлично понимаю, что такое секретность. Со мной у вас отличные шансы уцелеть и добиться успеха. И сегодняшний полет это уже подтвердил. Считайте в следующем полете вашего бортинженера Адама Моровски не более чем талисманом.

– Уговорили. Пан-талисман! А что у нас с последующими полетными планами?

– Гм. После нашего с вами? Ну, следующими слетаем мы с Джеймсом. Потом в один старт я готов выпустить мистера Синельникова с американским курсантом. После этого я покатаю американских пилотов. Затем еще пару полетов совершит Джеймс с разными парнями, чтобы выбрать лучшего для постановки рекорда. И последние два рекордных полета на максимальный набор высоты. Возможно в какой-то из них полетит только один пилот для облегчения ракеты. Ну, и в конце будет старт второй вашей трехместной ракеты, на которой уже вы сами решите, кого послать. Насколько я знаю,с вами прибыло трое пилотов. Кто из них заслужил и достоин по своим профессиональным навыкам, тот и полетит. Только тщательность подготовки должна всегда быть на высоте. Расслабимся лишь по окончании программы.

– Жаль, что Цандер не дожил до этого года, вот он действительно заслужил. Нет, Адам. Я не могу отказаться от вашего предложения, но кураторов от НКВД уговаривать придется вам. Меня могут просто не выпустить в следующий полет.

– Не беспокойтесь. Это я беру на себя.

– Вы на себя уже столько всего взвалили, что даже страшно смотреть. Сколько вам лет?

– Скоро будет двадцать два. А что?

– Не обижайтесь за этот вопрос. Вы словно атлант, удерживающий небо на плечах.

– Сергей Павлович, вы тоже из племени атлантов. Сегодня, пан корпусной инженер я вам приказываю хорошенько выспаться. А завтра мы начнем тренировки старта.

– Слушаюсь пан подполковник. Но после переаттестации, я получил генерал-майора.

– Тогда, спокойной ночи, товарищ генерал-майор ракетных войск СССР Королев.

– Гм. Спокойной ночи,... товарищ замком польских ВВС Моровский.

Потом был день тренировки и отдыха перед стартом. Но Королев не мог отдыхать. Американцы разрешили заходить в ангар с ракетой, и он с ребятами пользовался каждой минутой для тестирования и тренировок. В день старта пообщались с генералом. Моровский переводил. На счет аппарата гостей с номером '1' генерал объяснил, что это ракета для первого американского полета на рекорд. А их 'систершип' с номером '2', нужен, в первую очередь, для проверки всех систем в не слишком высотном броске. Но для Сергея, самому командовать аппаратом, это мечта. Еще одна его мечта скоро сбудется! Наконец, четырехмоторный В-17SC (Special Carrier) серебристо-алюминиевого цвета, с прицепленной под ним светло-оранжевой 'Радугой-2', выводят на старт. Впереди одна заправка, и подъем до высоты 11 500м. В ракете все готово к старту, но Адам, ненадолго выключает внешнюю связь и поворачивается к Сергею, сидящему в левом кресле-ложементе. Короткая беседа, в ходе которой Сергей дает слово, сразу после посадки отдаться в руки врачей. Моровский настаивает на проверке сердца. Королев обещал, тем более что сердце и, правда, так и норовило выскочить наружу...

***

В конце марта, и в первых числах апреля, со страниц заокеанских газет не сходили восторженные заголовки:

"С авиабазы Чаплин стартовали первые ракетонавты Америки!";

"Достигнута высота почти в 130 тысяч футов! Всего рывок и космос будет взят!";

"Даже русские восхищаются смелостью американских парней. Человечество уже на пороге космической эры!".

На деле успехи выглядели довольно скромно, после недавней "космической дуэли" немцев и русских. Вожделенная высота больше двухсот тысяч футов все еще была недоступна. Но после трагедии с Линдбергом, вся Америка вновь воспряла духом. Ведь ее дети смогли! Рискнули и победили! Даже начальство в Вашингтоне впало в благодушие и оптимизм. Как-никак 'континенталы' в Старом Свете больше полутора лет бились за подобный результат, а тут янки справились всего за каких-то четыре месяца. А что же будет дальше, теперь, когда в Америке есть настоящая группа опытных ракетнавтов?! Конечно, пришлось потратиться, но торговля с СССР сделала проект окупаемым. Пусть их тренировали русские, но зато на фото для истории американцы запечатлены без них. а через десятилетия никто и не вспомнит о национальной принадлежности мыса Чаплин...

***

Месяц с лишним истек после их приезда. Последняя трехместная советская ракета пилотировалась Синельниковым, с Бахчиванджи и Степанчонком. Их результат подъема превысил сорок километров. На этом все и закончилось. Королева отзывали обратно в УПР. Работы там было много, ведь времени потратили больше месяца. Но расставаться было грустно. Сроднился с этим самым дальним в стране ракетодромом, да и с людьми сдружился. Перед самым отъездом в Штаты, американцы позировали перед кинооператорами, на фоне украшенных национальным флагом ангаров и стоящего с подвешенной ракетой В-17SC. Коньяк Моровский выставил, так что и посидеть и отметить успели. Сергей подарил ему часы, а тот презентовал титановый стропорез, на котором было выбито "Космический металл, рожденному для космоса". Прибегали к советским специалистам и другие американцы меняться разными сувенирами. Все радостные и чуток болтливые. Программу NASA они, действительно, выполнили полностью. В лучших полетах была достигнута высота в 32, 34 и 39 километров. Экипаж генерала Дулитлла с капитаном Оверендом достигли этого максимума, что составил почти сто двадцать восемь тысяч футов в предпоследнем старте на "Радуге-3". Причем, поскольку заправки в воздухе проходили с большим удалением на Восток от мыса Чаплин, четыре тренировочных и все три рекордных подъема завершились приземлениями на Аляске. А вот двум американским экипажам пришлось приземляться на воду Берингова пролива, к счастью без последствий. Корабли и летающие лодки патрулировали район очень плотно. А Сергея Королева американцы запомнили хорошо. С ним часто советовались, и вообще воспринимали примерно наравне с Дулитллом и Моровски. Все его распоряжения старались выполнять без задержки. А Моровски даже пообещал внести статью о русских ракетчиках в биографический эпос национальной аэрокосмической ассоциации. Москвичи подарили, всем кто летал на ракетах, знаки "Участник ракетных полетов" (такие выдавались в СССР пассажирам ракет и курсантам за тренировочные старты). Адаму Моровскому, наконец-то, достался давно им заслуженный 'Знак испытателя космических ракет и аппаратов' под номером "1". Самому Королеву достался такой же знак под номером "семь", генералу под номером "девять", а "восьмой" выдали майору Синельникову, летавшему с капитаном Оверендом до высоты 32 километра. Сам Оверенд получил десятый, а одиннадцатый и двенадцатый знаки достались Бахчиванджи и Степанчонку. По статуту знака – вручать его могли только тем, кто поднимались на ракете выше двадцати километров и действительно выполняли на борту конкретные задачи по испытанию техники. Все остальные ракетонавты могли получить только "Участника". От американских властей русским инженерам достались безномерные знаки "Ракетонавт NASA". на обороте которых был указан год "1941" и еще ордена 'За выдающиеся научные заслуги', которые снова вручал генерал, но для Сергея главным было не это. Он, наконец-то, стал полноценным ракетонавтом. Он лично командовал и управлял ракетой поднявшейся до двадцати трех километров. Моровски почти не вмешивался в управление. Только на посадке попросил разрешение произвести расчет и выравнивание. Сергей разрешил. Он понимал, что именно тут его опыта может не хватить. К тому же, его собственные 'Восходы' приземлять свои капсулы и спасаемое оборудование должны были на парашютах. Так что эта его уступка была не критичной. Впереди был торжественный прием в Москве, но самая первая мечта бывшего начальника ГИРД уже сбылась, и теперь нужно было мечтать дальше. Космос становился все ближе...

***

В ноябре рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер ездил на фронт, для награждения личного состава боевых частей СС. Помимо его личной охраны, во Францию приехали и несколько временных айнзатцгрупп СС отправленных IV и VI управлениями РСХА. В задачу группы Лемана входил отбор новых кадров для специальных подразделений (ранее подчинявшихся разжалованному недавно Альфреду Науйоксу.) Причем, отбор кандидатов велся не только на разведывательно-диверсионное, но и на аналитическое направление тоже. Среди отобранных офицеров, Вильгельму приглянулся один далеко не юный лейтенант-артиллерист из самоходной артиллерии. По словам его начальства, этот Отто был не просто настоящим 'сорвиголовой', способный парой 'штугов' подавить огнем с фланга и затем размазать гусеницами вражескую артиллерийскую засаду, но и прирожденным тактиком. Во время тяжелых боев в Арденнах и в Шампани произошло несколько случаев, когда его спонтанные военные хитрости спасали батареи дивизиона от больших потерь. Начальство частенько хмурило брови от новых инициатив активного унтерштурмфюрера, но по рукам его не било. Перспективы в службе имелись не плохие, и все же, тут на фронте тридцатидвухлетний австриец был явно не на своем месте. Глядя, как унтерштурмфюрер ловко заломал на ковре одного опытного рукопашника из 'старой гвардии Альфреда', Вильгельм даже ощутил некое дежавю. Год назад, примерно вот также, советский агент под псевдонимом Адам Пешке, резко, хоть и шутливо, дрался с временными партнерами из охраны, и валял их на матах. Было что-то схожее в этих людях, хотя различий между ними было в разы больше. Однако серьезное образование бывшего строительного инженера Скорцени также намекало, на нерациональность столь примитивного использования его талантов в артиллерии Лейбштандарта СС. Леман обладал неплохой интуицией, которой доверился и в этот раз. Вскоре, рейхсфюрер разрешил на полгода прикомандировать к РСХА восемнадцать отобранных Леманом на фронте унтер и обер-офицеров СС. А согласие Гейдриха было получено им еще до этой поездки. Вильгельм даже строил планы, использовать того 'австрийского чеха' Скорцени в играх с чешским подпольем в Праге, но не срослось. Накануне нового 1941 года сам оберштурмбанфюрер Вильгельм Леман был спешно перенацелен на срочную заграничную работу в Европе. А потому, со своими 'французскими протеже' он вновь пересекся по делам уже только в феврале...

Та работа, которую до своего эпического провала с 'неокольцованным Пешке', виртуозно проводил Вальтер Шелленберг, оказалась отнюдь не простой. В Швеции Шелленберг буквально за месяц до своей последней поездки в Бельгию сумел познакомиться с президентом Шведского придворного суда Экбергом. В Испании у него имелись контакты в окружении Каудильо Франсиско Франко. В Швейцарии он сумел наладить хорошие связи с главой секретной службы конфедерации полковником Роже Массоном. Чего было не отнять у Вальтера, так это его обаяния и умения быстро договариваться с любым контрагентом, а затем поддерживать приятельские отношения. Леман, конечно же, бывал у него на подхвате в ряде заграничных дел, но столь яркими компанейскими и ораторскими талантами не блистал. Если бы не успехи Вильгельма в 'швейцарской оперативной игре' (в которой была реализована подсказанная Пешке идея), то глава РСХА еще мог бы поискать и другое доверенное лицо для столь секретной операции. Но рейхсфюрер его торопил – результаты были нужны уже к весне, а не когда-нибудь потом. Как из оговорок шефа понял Леман, вся эта операция с фюрером не согласовывалась, что было весьма рискованно. Несмотря на серьезный риск, Рейнхард Гейдрих в конце 1940-го года сделал серьезную ставку на нового заместителя начальника VI управления оберштурмбанфюрера Лемана. И Вильгельм день за днем доказывал правильность сделанного выбора обергруппенфюреру, который пока был доволен его текущей работой, убеждаясь в полезности протеже. Кстати, той успешной дезинформацией противника о возможностях германской ПВО (из-за которой авиация Альянса в первой половине 1940-го потеряла несколько десятков бомбовозов), удалось в какой-то мере притушить претензии фюрера к провалу агентов РСХА в Бельгии и в Британии. Этому же способствовали. как аналогичные провалы конкурентов из Абвера, так и успехи отдела VII В4 Рольфа Мюллера в дешифровке докладов в Лондон от резидента Secret Intelligence Service в Швейцарии.