Текст книги "Ясный Огонь (СИ)"

Автор книги: Георгий Юленков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Летали на разведку. Дрались четыре на четыре с японцами, пока другая группа, выполнив противозенитный маневр, бомбила имитированный склад ГСМ. Старался не мешать молодым комэскам руководить боем подчиненных, лишь изредка поправляя их команды. Да и комэски-то были очень знакомые. Именно с этих орденоносных засранцев на авиабазе под Парижем он 'снимал стружку' за их амурные похождения, самоволки и прочие нарушения дисциплины. А сейчас слышал в эфире уверенные команды – '– Шило, у тебя пара косых на хвосте, отрывайся на форсаже! – Понял, ухожу! – Клин, два других вниз пошли, это твои. – Принял, командир. – Серый не спи! Косой на петле!'. Случались у них и ошибки. Первый раз вообще в зенитную засаду дали себя заманить. Возвращались "Грачи" порой на одном моторе. Потом техники показывали им раскуроченный ТРД со снятыми капотами. На одной машине покореженные снарядами ШВАК турбинные венцы, на другом выломанные дыры в корпусе мотора у самой камеры сгорания. Да и сам Василий как-то раз привез из вылета несколько шрапнельных попаданий в крылья. Правда, в ближних воздушных боях с ним японцам ничего не светило. Не зря в Польше опыт получал. Угадывал Петровский почти все их уловки, и либо уходил, либо подставлял врага под огонь своих звеньев. После каждого вылета сначала проводили разбор командиры звеньев, потом комэски, а завершал этот 'научный анализ' лично временный комполка в генеральском чине. В целом, результат оказался удовлетворительным. Сумели его мальчишки подбить моторы трем вражеским 'Брюстерам' (те сели на вынужденную, но не горели). Базу японцев тоже расчихвостили – смогли поразить почти все разрешенные к атаке наземные цели. И лишь один 'Грач' был серьезно подбит, и не долетев до 'дому', сел на вынужденную, да еще двое с пробитыми шасси на пузо садились в пески, рядом с базой. Остальные все возвращались нормально, катапультироваться никому не пришлось. После нескольких последних боевых вылетов, Филин всю эту 'футбольную войну' остановил, и провел жесткий финальный разбор полетов. Недавние выпускники 'ефимовцы' узнали много нового про свою детскую браваду, несовместимую со званием реактивного пилота. Но окончилось все вполне торжественно. Новый уже настоящий авиаполк получил боевое знамя и присвоенный по авиации РГК номер. А все отвоевавшие в этих песках мальчишки получили свой желанный 'Третий метеор'. Ну а Василию предстояло еще подучиться и сдать на такой же значок с цифрой '1'. И дальше ему намекнули о возможном переводе куда-то на Север. Зачем переводить его туда, где войны сейчас нет, Василий так и не понял, но привычно приготовился выполнить любой приказ командования...

***

Переданные 'Кантонцем' в ноябре 1939 года сведения, удалось надежно проверить лишь к лету 1940. Слабоуправляемый 'крылатый анархист', отбывая после плена через океан, в своем разведдонесении смог лишь наметить примерные контуры поиска подтверждений по этой серьезной теме. Даже лучший агент ГУ ГБ в РСХА 'Брайтенбах' не мог найти нужной информации, а главное документов по этому делу. И никто из других агентов НКВД также не был запросто вхож в кабинет 'наци N4' рейхсфюрера СС Генриха Гиммера. Поэтому проверки были развернуты сразу на нескольких территориях, упомянутых 'Кантонцем', как отправные пункты имперской политики переселения, и шли эти проверки в основном по косвенным данным. И вот в июле 1940 прямо из канцелярии наместника Вартеланда гауляйтора Артура Грайзера, расположенной в Позене (главном городе наместничества), поступили первые ответы. Прихваченный месяцем ранее на небрежном хранении у себя дома секретных документов и черновиков приказов, а также на пылкой страсти к замужним дамам (которых он любил снимать на фото в неглиже), двадцатисемилетний служащий канцелярии, был поставлен перед суровым выбором. Несколько доносов его начальству и в гестапо, о моральном облике ловеласа, и о потере им секретных бумаг из отдела, и обеспечены последующие долгие годы нужды и телесных страданий, а то и вовсе фронтовой окоп где-нибудь под Парижем, и скорая безымянная могила. Альтернативой было – продолжение карьеры с возможным повышением, и небольшими премиями дополнительно к окладу. А за 'правильный' выбор от этого 'архивного червя' Ёргена, получившего псевдоним 'Таубе' требовалось немногое. Всего лишь две расписки в получении денег от британской разведслужбы, да 'дружеские рассказы' (скорее письменные доклады) куратору о документах, поступивших в отдел (не только в руки самого новоиспеченного агента, но и на соседние столы его коллег). Для начала требовались лишь названия бумаг, с грифами секретности, регистрационными номерами и датами, краткими аннотациями и со списками информирования... И, только если куратор заинтересуется, и уже за отдельную плату, могло потребоваться уточнение по персоналиям авторов и адресатов, а иногда и фотографирование документа (благо фотодело было хобби молодого служащего). Канцелярист не захотел расставаться с любимой работой, и приятной жизнью в тылу (а сообщи он обо всем в гестапо, одним выговором бы точно не отделался). Через месяц с небольшим после вербовки, в очередном докладе "Таубе", был обнаружен документ с интересным названием – 'Вопрос об обращении с населением бывших польских земель с расово-политической точки зрения'. Речь в нем шла о 'депортации' поляков и евреев в 'оставшиеся свободными земли'. Судя по дате передачи меморандума в секретариат РСХА в Берлине, сам документ был прошлогодним. А вот, обратно в Позен он вернулся с фельд-курьером, который, помимо помеченного комментариями меморандума, доставил и приказ рейхсфюрера СС Гиммера с очень секретным грифом в запечатанном конверте. Адресованы были оба документа доктору юриспруденции Эрхарду Ветцелю уполномоченному по расово-политическим вопросам при начальнике гражданского управления в Позене группенфюрере СС Артуре Грайзере. Авторство прошлогоднего меморандума принадлежало тому же Ветцелю, который по случайному стечению обстоятельств, как раз перед приездом фельд-курьера отбыл в Кёнигсберг, и должен был вернуться лишь через пару недель. Куратор, недолго думая, выдал своему агенту пятьсот марок и сказал, что тот получит еще столько же, если спешно сфотографирует оба хранящихся в канцелярии документа, а после вернет им первозданный вид, и положит на место. Агенту 'Таубе' даже провели занятие по правильной перлюстрации запечатанных писем. Вскоре фотокопии документа благополучно сменили владельца, а 'ценный крот' получил свою обещанную оплату. Через пять дней фотокопии лежали на столе комиссара третьего ранга Фитина, часом позже уже на столе наркома Лаврентия Берии. А еще через три часа оба руководителя оказались на ковре у Самого. Такие решения принимались в стране только совместно высшими руководителями.

– Значит, товарищ Фитин, все подтверждается? Получается немцы, действительно, собираются депортировать поляков и евреев, а их земли заселить немецкими колонистами?

– Так точно, товарищ Сталин. И судя по собственноручным комментариям Гиммера, ссылающимся на главы 'Майн Кампф' их фюрера, 'прочим славянам и унтерменшам' он готовит такую же участь.

– М-да. Что-то хотите добавить?

– Обратите внимание, что значительную часть населения они считают 'ненужным сбродом' и планируют просто ликвидировать. Да и полная конфискация имущества всех поляков, ни в какие ворота не лезет. С целыми народами такого в мире никто еще не делал.

– Вот же, гады!!! Мы тут договора о ненападении с ними заключаем, а они нас всех уже в расход определили! Да за такое..

– Товарищ Буденный! Не нужно сейчас эмоций. Клим, что скажешь?

– Мммм. Немцам поляки в Польше нужны только как рабочий скот (по сути холопы). Вон 'лимит лиц, обслуживающих колонистов' не зря придумали. Это-то понятно. Но зачем расстреливать миллионы?!

– А тут их сволочная германская прагматика наружу-то и выпирает! Кого они расстреливать собираются?! Стариков! Инвалидов! Евреев и 'лиц, чей облик оскорбляет взор истинного арийца!'. То есть тех, кого они не хотят ассимилировать, а также тех, кто не может работать с прибылью для новых хозяев.

– Тут вы, пожалуй, правы, товарищ Буденный. Но нам-то что с этим делать?

– А может найти повод и вместе с поляками, как...

– А потом во всех газетах назовут СССР агрессором, как в прошлом году Гитлера!

– Товарищ Молотов?

– Хм. С политической точки зрения, выгоднее спровоцировать немцев. НКВД, вот, предлагает предъявить эту информацию полякам, в момент, когда те будут стоять перед выбором – или депортация с расстрелами, или попроситься в состав СССР.

– Народный комиссар внутренних дел на а этом настаивает?

Берия выпрямился, и в стеклах пенсне сверкнули отражения светильников.

– Да, товарищ Сталин, настаиваю. Только нужен очень удачный момент. Нацисты уже несколько раз зондировали почву для сепаратных переговоров с британцами и американцами. Вот если бы...

– Но сейчас-то такой момент еще не наступил. Вон французы с бельгийцами и голландцами держат оборону, да и британцы с американцами тоже еще не выдохлись. Даже сами поляки, воспользовались обострением войны на Западе, и довольно бодро наступают в Подкарпатье.

– И поэтому, товарищи, показывать им эти сведения преждевременно.

– Все с этим согласны?

– Безусловно, товарищ Сталин. Нужно выждать. Пусть на западном фронте наступит затишье, и Гитлер начнет перебрасывать войска и технику на восток в Австрию, Померанию и Пруссию, вот тогда можно показать полякам документы. Правда, они слишком не любят русских, чтобы сразу поверить в подлинность этих сведений. Как бы, не упустить шанс...

– И как же, вы, товарищ Фитин, предлагаете подстраховаться от такого провала?

– Товарищи, а что если нам захватить этого юриста Ветцеля?! Раз он столько всего знает, значит, точно может удостоверить факт таких планов у Гиммера и у Гитлера, и дополнить картину подробностями!

– Толково придумано! А если поляки начнут торговаться с немцами?!

– Тогда надо захватить Ветцеля, допросить, передать его полякам вместе с копиями документов, и вдобавок опубликовать интервью с ним и фотокопии в газетах Британии, Швеции и Америки (благо выходы на них у нас имеются).

– Предлагаешь подсечь, эту 'польскую щуку', чтобы с крючка не соскочила?! Ловко!

– Так точно! В этом случае, поляки в будущем не смогут трубить об оккупации со стороны СССР. Мы ведь их спасаем от истребления и рабства?

Все взоры скрестились на Вожде. Что он скажет на эти выдумки. Тишина длилась минуты три.

– Для такой комбинации нужно хорошенько продумать, кто, и главное, как, будет убеждать польское правительство, пойти на этот непростой шаг. Товарищ Молотов, что вы об этом думаете?

– Гм. Генералы Берлинг и Свобода симпатизируют СССР. Бригадный генерал Стахон также склоняется к сотрудничеству с нами. Генерал Кароль Сверческий популярен в Польше, а Рокоссовского поляки даже сделали почетным гражданином четырех освобожденных его корпусом городов. Да и другие старшие польские офицеры и генералы, проходившие у нас переподготовку, должны поддержать в критической ситуации, особенно, если мы предложим мягкий вариант вхождения Польши в СССР.

Совещание завершилось уже под утро. НКВД получил директивы на выполнение секретных операций. Генеральный штаб РККА должен был подготовить и обеспечить оперативную переброску войск. В течение суток, с момента обращения польского правительства к СССР, в ближнем тылу польских фронтов должны были быть развернуты сорок тысяч бойцов и командиров ВДВ с легким вооружением (до реактивных гранатометов включительно), и с усилением в виде сотни пушечных самоходок и десятка дивизионов ПВО/ПТО. Еще в течение недели двадцать стрелковых дивизий должны были их усилить и начать строить мощные полевые укрепления, для прикрытия новых границ СССР. И в третьем эшелоне, планировалось размещение на польской территории еще свыше полусотни дивизий, из них полтора десятков должны были быть бронетанковыми, и шесть кавалерийскими. Прикрывать эту группировку с воздуха должны были целых три воздушных армии особого назначения. Оставалось лишь дождаться нужного момента и успеть, вовремя, среагировать. Но ждать и принимать быстрые решения московское руководство уже научилось...

***

Вся Америка содрогнулась от новой трагедии. Впрочем, в Старом Свете, трагедий хватало и без этого. Там гибли полки и дивизии под градом снарядов и пуль. Прямо на дорогах умирали беженцы под пулями и бомбами воздушных налетов. Но для законопослушных налогоплательщиков все это были лишь далекие тени в театре теней. А, вот, гибель в ракетном полете национального героя Америки Чарльза Линдберга, словно нашатырный спирт, прочистила мозги тех самых обывателей, которые за полгода до этого шутили над гибелью Ханны Райч. В этот раз, причиной "калиформнийской трагедии", помимо несовершенства ракеты, стали непомерные амбиции руководства Национального консультативного комитета по воздухоплаванию NACA, поддержавшего их штабного начальства из Вашингтона, и двух сенаторов. В ноябре 1940 года глава NACA Вэнивар Буш, его заместитель Джордж Дж. Мид и курирующий работу комитета контр-адмирал Артур Б. Кук, в пику проектам Североамериканской аэрокосмической ассоциации NASA (возглавляемой профессором Годдардом и поддерживаемой штабом ВВС), предложили Конгрессу свой 'новый проект покорения космоса'. Поначалу, для инициаторов все складывалось удачно. За ними был политический вес конгрессменов, а также большие деньги банкиров и оружейного лобби. Правда, против них резко выступили покровители Годдарда, глава USAAF генерал Генри Арнолд со своими покровителями и миллионер Говард Хьюз. Но этот раунд схватки они проиграли, а NACA резко вырвался вперед, получив финансирование и контракты подрядчиков. А вот дальше что-то пошло не так. Да, NASA пришлось отдать конкурентам единственную, полученную профессором Годдардом из России, действующую 'ракету Моровски'. Туда же в Виржинию отправились, вместе с запасами пороховых ускорителей Фрогфорда, и пять последних планеров летающего крыла 'Форда 15P', выпущенных на заводе 'Фарлоу' при частичном использовании документации Форда, и уже частично переделанных в ракеты. Однако самого профессора Годдарда, его коллег, и соратников из USAAF, заставить работать на новый проект, удачливым конкурентам все же, не удалось. Как не удалось им, и привлечь к разработке ракеты и модернизации носителя специалистов фирмы 'Белл' и концерна 'Командо'. Все эти предприятия, были связаны действующими контрактами с NASA, поэтому потребовали компенсаций неустоек, а заодно заломили неподъемные цены на свои услуги, и установили нереально затянутые сроки работ. Их, конечно, можно было скопом обвинить в сговоре и саботаже правительственного задания и затравить в прессе, но газетная шумиха была не в интересах руководства NACA. Зато на этот новый ракетный рынок заказов, с энтузиазмом облизнулись известные самолетостроительные компании 'Локхид' и 'Боинг'. Кстати, в это же время, именно на испытательных площадках "Боинг" подвизался Чарьз Линдберг, консультируя по разработке сверхдальних бомбардировщиков XB-29, и мечтавший о ракетных полетах. Как раз 'Локхиду' с 'Боингом' и достались контракты на разработку и модернизацию новейшей техники. А еще все эти процессы сопровождала постоянная спешка. Во что бы то ни стало, первые успехи своей космической программы NACA собиралась продемонстрировать уже в январе 1941 года.

Уже в декабре 1940, все детали этой головоломки были собраны. Организаторам даже удалось привлечь специалистов голландской компании 'Фокер', имевших опыт производства ракет Оберта с 1939-го года. Эмигранты, бежавшие из пылающей Европы, и устроенные работать в американском филиале 'Фокер', от предложенных денег не отказались. Уговорить пилота-рекордсмена Чарльза Линдберга, 'принять на свое чело лавровый венок первого 100% американского ракетонавта', удалось и вовсе легко. Тот ведь и сам недавно предлагал Говарду Хьюзу подобный проект, и вдобавок, успешно, консультировал разработку новых четырехмоторных "Боингов". Так что все необходимые слагаемые успеха сошлись в двух 'будущих космических столицах Америки' – в Лаборатории Лэнгли в Виржинии и на испытательном аэродроме Моффет-Филд недалеко от местечка Маунтин-Дью в Калифорнии. Работы шли ударными темпами, и вскоре модифицированный четырехмоторный В-17 поднял в небо легкий одноместный аппарат под гордым названием 'Независимость'. В кресле второго пилота носителя сидел Линдберг, но в дальнейшем ему была уготована другая роль. Что там было зашифровано в этом названии, общественность так и не узнала. То ли имелась в виду 'независимость Америки от Британии', то ли 'независимость американской ракетонавтики от Европы', то ли 'независимость NACA от NASA'. Как бы то ни было, но первый этап этой весьма амбициозной ракетной программы был выполнен. Через две недели Линдберг, уже в роли пилота-ракетчика, успел дважды выполнить отцепление от носителя и посадку ракеты в планерном режиме. Вместо жидкостных ракетных моторов в этих тренировочных полетах он запускал пороховые 'ракеты Фрогфорда', произведенные фирмой 'Близзард', и отжатые ранее у NASA. Успешные приземления ракеты, которая по проектным документам значилась как 'ракета NACA N1' (позиционируемая, как первая пилотируемая американская ракета, без упоминания в названии фамилий Моровски и Годдарда), убедили скептиков в столице, что успех неотвратим. И тогда курирующий проект, контр-адмирал Артур Б. Кук отдал приказ готовить рекордный полет. Его флотскую душу тешило предвкушение, как этим рекордом он 'утрет нос всем этим зазнайкам из USAAF', а потом на постоянной основе подключит моряков ко всем космическим проектам (все же космос больше похож на безбрежный океан, чем на клочок неба над аэродромом). Дальше он готов был 'делиться с другими куском пирога', и даже собирался привлечь из ВВС всех, кого удастся. Но первого – самого сладкого успеха моряк хотел добиться самостоятельно. Для достоверности флотского участия в программе, был даже создан специальный морской ракетный сквадрон (в переписке 'сквадрон Тайфун'), а Чарльзу Линбергу, назначенному его командиром, было присвоено звание капитана второго ранга в морской авиации. Вот только надежды 'космического флотоводца' Кука обидно не оправдались...

Первые несколько стартов были проведены 'вхолостую'. Носитель с минимальным запасом топлива поднимал облегченную ракету до тридцати пяти – тридцати семи тысяч футов высоты (10-11 км), но выше забраться уже не мог. В шестом полете с использованием 'ускорителей Фрогфорда' ракету поднимали уже с полной нагрузкой. На едва удерживаемой флотским экипажем В-17 высоте тридцати восьми тысяч шестисот футов (около 11,7 километров высоты), контр-адмирал все-таки решился 'махнуть платком', и дал Линдбергу команду на запуск разгонных ускорителей, и последующий старт на ЖРД. Поначалу казалось, что все идет нормально. Линдберг, в свое время зазубрил все материалы по стартам, выполненным Моровски и русскими пилотами. Поэтому он уверенно разогнал 'Независимость' до скорости звука, переведя в набор высоты. О том, что происходило в ракете на следующем участке полета, расследовавшая катастрофу комиссия высказывалась не слишком уверенно. Взрыв произошел примерно на высоте двадцати восьми километров (почти как в июльском полете Шиянова и Оберта младшего). По радио удалось принять лишь последние оборванные фразы Линдберга.

– ...Мне не погасить его...

– О Боже! Энни! Дорогая прости меня! Прости!!!

– Это было безумие...

– ...кроме Моровски никому не под си...'.

На большой высоте мощный взрыв столь сильно разметал ракету, что не позволил обнаружить, ни крупных фрагментов аппарата, ни тела погибшего пилота. Детали просочились в прессу, и газеты, захлебываясь сенсациями, пытались расшифровать последние слова погибшего рекордсмена. Кто-то даже предположил, что авария случилась из-за неудобного управления аппарата, управлять которым – 'под силу лишь Моровски'. Президент Рузвельт объявил по радио трехдневный траур. А в это время специально назначенные должностные лица пытались разобраться в обстоятельствах катастрофы. Главе сенатской комиссии Фолли пришлось в течение недели поочередно допрашивать всех значимых участников проекта. Попутно вскрылось несколько мелких хищений и нарушений режима, но выяснить настоящие причины трагедии так и не удалось. Тем не менее, резонанс в прессе оказался слишком мощным, чтобы замолчать инцидент и не выдать официального вердикта. А, значит, кого-то нужно было 'отдать на съедение толпе'. Этим кем-то назначили несчастливого (как оказалось), контр-адмирала Артура Б. Кука. Карьера моряка была разрушена, а его честное имя фактически втоптано в грязь, хотя особой вины его доказать никто не мог. Но общественное мнение 'требовало крови', поскольку в газетах всплыли подробности недавних интриг против NASA. В глазах журналистов, фактическая узурпация достижений этой организации, в руках 'ракетных профанов' из NACA, превратилась в трагедию. Так что, 'круглоголовым' из лаборатории Лэнгли и их подрядчикам из 'Локхид' и 'Боинг' тоже 'досталось на орехи'. Те, из сенаторов кто патронировал проект, тут же открестились от всего, хотя коллеги из соседних кресел им этого не забыли. Но уже дальше эту историю постарались замять на самом высоком уровне. Правительство пыталось 'сгладить углы', ведь без протекции из Вашингтона, и этой печальной истории бы не случилось. Началась переписка с Моровски и Обертом. Подполковник в этот момент командовал авиачастями Сил Поветжных на Восточном польско-германском фронте. И к нему пришлось направлять для переговоров целого однозвёздочного генерала Джеймса Дулитлла.

В частной беседе с высокопоставленным посланцем Вашингтона, на прозвучавший от гостя обвинительный намек на саботаж американской космической программы, командир авиабригады 'Сокол' и заместитель командующего польских ВВС довольно холодно ответил своему давнему знакомому (даже скорее другу).

– Джеймс, вы это серьезно? По-вашему, американцы правы, обвиняя меня в смерти Чарльза?!

– Если бы в место войны, вы вернулись в Штаты, то могли бы вместе с Линд...

– Знаете что, Джеймс! Если бы я родился лет на тридцать пораньше, и успел бы к концу прошлого десятилетия возглавить вашу NACA, то этой трагедии бы точно не случилось! Если бы у бабушки росли помидоры. То она была бы дедушкой! Может быть, и мои предки тоже виноваты, что я появился на свет не в том поколении!?

– Адам, не лезьте в бутылку! Я не имел в виду...

– Не имели?! Угу. А может, генерал сэр... Может, вы считаете, что вполне допустимо соваться в конструирование и испытание пилотируемых ракет, не имея реального опыта, и обладая столь убогими и поверхностными знаниями об этой области техники?! Да еще и ведя эти работы в спешке, пренебрегая жизнями пилотов-испытателей?!!

– Но, вы же, понимаете, что причиной той спешки стала необходимость поддержания престижа страны?! Адам!

– Не выдумывайте, генерал, сэр! Никаких причин нет! НИКАКИХ – кроме амбиции Кука, Буша, Мида, и еще кое-кого в Вашингтоне! Им захотелось станцевать на костях Годдарда, и снять все сливки? Орлы!!! Пусть теперь намажут эти 'сливки' себе на бутерброд. Хотели престижа '100% американского достижения', и он у них есть!

– Адам, почему вы не хотите понять, что приоритет Америки так важен в этом ракетном деле? Ведь если русские успеют рань...

– Вероятно, потому Джеймс! Потому, что я такой же представитель страны, как и Линдберг. И что приоритет нами уже достигнут! И еще в 1939 году, а затем в первой половине 1940-го! Но, видно, происхождение американского гражданина Адама Моровски кого-то не устраивает в Вашингтоне. Ясно вам теперь, ПОЧЕМУ?!

– Гм... Вы не желаете 'таскать каштаны из огня', для тех, кто объявит свой приоритет, нарушив ваш. Это мне понятно. Ну, а помочь сгладить эту ситуацию, вы можете?

– Зачем мне это, генерал? Меня не стали ждать, решив, что 'мавр свое дело уже сделал', ну так и зачем мне теперь разгребать эту 'ароматную кучу', которую наворотили у Маунтин-Дью на Моффет-Филде?

– Нужно же разобраться в ситуации. А вы единственный, кто...

– Что за фантазии, сэр? Профессора Годдарда вам мало?! Вам что вообще нужно? Надо найти виновных в трагедии? Так, мне это абсолютно неинтересно. Я веду военные действия слишком далеко от Америки, чтобы принять участие в таком расследовании. Да и не вижу я для себя выгоды в этом деле, сэр.

– Раньше вы были куда менее меркантильны...

– Время идет, Джеймс... У меня были хорошие учителя. Могу лишь заметить. Если правительству нужен реальный результат, а не такая же поспешная авантюра, то пусть поставят все обратно с головы на ноги. Первое – прекратите травлю Годдарда!

– Я обещаю вам, что профессору вернут, все, что у него забрали! И что авантюр больше не будет. Я добьюсь вам права лично курировать эту тему на самом высоком уровне!

– Сенатские комиссии меня не прельщают. Но вы правы, в нынешнем состоянии темы, успеха не будет.

– И что же теперь делать? Можете, хоть что-то предложить?

– Для начала, NASA и NACA можно объединить в одну организацию, но без диктата облажавшихся умников из комитета. Они уже наворотили дел – убив Чарльза, и сильно подорвав в Америке веру в ракетное направление. Поэтому, вариант только один.

Взоры собеседников встретились. Джеймс не смог долго играть в эти гляделки, и с тяжелым вздохом, ответ свой взгляд.

– Буша в отставку! Обойдемся без него. Вместо него я бы поставил главой вас, Джеймс.

– Меня?! Вы с ума сошли!

– Вы боевой генерал, мировой рекордсмен и пилот-испытатель, что еще нужно? В новой объединенной NASA (национальной аэрокосмической ассоциации) Годдарду необходимо стать вашим первым заместителем по всей ракетной технике и по космическим аппаратам. Я стану вторым вашим замом по ракетно-испытательной работе. Майор Терновски, испытывающий сейчас ракетные прототипы в Калвер-Сити, станет третьим вашим и первым моим замом. Директор Хьюз получает статус главного консультанта, а его завод становится одним из основных подрядчиков, наравне с концерном 'Командо'. И еще, Джеймс... первые полеты будущих американских ракетонавтов придется, все же, проводить в России.

– Да почему в России?!

– Да потому что, и я и Терновски, и Хьюз... Да и вы тоже, Джеймс! Потому что все мы хотим жить! Дbявол вас подери! Нам нужно не просто сгинуть во славу Америки, но живыми вернуться назад. Америке не нужны новые 'приоритеты Линдберга'. И еще, потому что, больше ни у кого в мире сейчас нет нормально летающих ракет! Даже у немцев! В память о Чарльзе мы с вами должны сберечь всех тех, кто станет первыми из американцев, вышедшими за пределы атмосферы.

Как ни кривились губы генерал-майора от условий, согласия полученного им от мятежного подполковника... Но в память о Линдберге, он принял на себя этот крест – убеждать начальство. Впрочем, по предложению Моровски, тут имелся неплохой шанс по-настоящему сгладить углы. Да, взлетать с ракетой и заправлять самолет носитель, предстояло с территории СССР, но выход на максимальную высоту и посадка предполагались уже над территориями и акваториями принадлежащими США. Старт мог состояться с мыса Чаплин на берегу Берингова пролива. Этот 'край земли' не имел никакого отношения к 'гению немого кино', но звучал для американцев вполне нейтрально. Правда, сам аэродром еще предстояло построить. И для этого американцам нужно было выкупать на Иркутском прокатном заводе, заказанные Адамом для Польши перфорированные и профилированные металлические плиты покрытия взлетно-посадочных полос (разработанные в Жешуве). Из четырех уже произведенных комплектов для аэродромов длиной 600 метров, вполне можно было сделать пару неплохих полос. Одну около полутора километров, и вторую чуть менее километра. Самолет-заправщик ПС-124 или Т-4 (клон "Правды") должны были взлетать уже из Владивостока.

***

Роман Буланов, вернулся домой через Швецию с парой наград от союзников, и слегка посеченным осколками своим любимым кожаным регланом, выкинуть который у него рука не поднималась. Их группу из сорока человек сразу отправили писать доклады о боевой работе пикировщиков с обеих сторон Западного фронта. Увидел и узнал недавний капитан Буланье за это время, действительно немало. Роману удалось полетать не только штурманом на французском флотском пикировщике LN-402, и на скоростном двухмоторном LeO-451, но и поводить в бой звено из шести машин. А несколько позже довелось ему в течение пары месяцев самому покомандовать авиагруппой пилотов-добровольцев из Дании, Польши и Голландии. Летали они на всякой разной технике, от слегка переделанных в штурмовики старых истребителей-верхнепланов, до специальных американских бипланов-пикировщиков "хелдайвер". Полтора года прошло с той их беседы с Колуном, а словно бы целая жизнь просвистела. За год до этого в Карелии пропали у Романа последние иллюзии, но во Франции удалось узнать и много нового. ПВО у германских частей была злая и зубастая, поэтому пришлось Буланову крепко кумекать по тактике своего полка. Воевать как раньше 'на арапа', не глядя на потери, он уже не хотел. Глупо было форсить, зная, что за этот форс расплатишься жизнями подчиненных пилотов. Поэтому тактике ударов с пикирования и тактике штурмовых ударов, обучал он своих разноплеменных 'птенцов', и за совесть, и за страх. Отрабатывали противозенитные маневры, перед и после атаки. Разучивали хитрые приемы ударов с разных сторон. Крутили 'чеpтово колесо', с поочередным выходом к цели. Углядели они как-то, что немцы наловчились срезать на пикировании с пристрелянных ракурсов, и стали отрабатывать удары с кабрирования. Это, когда сброс бомб производился в наборе высоты, и сами бомбы летят дальше, чем в обычных атаках. Долго оттачивали этот метод, пока стало получаться. Комбинировали найденные приемы в разных вариациях. Потери от огня ПВО все равно случались, но их стало намного меньше. С немецкими же истребителями можно было бороться только своим истребительным прикрытием. А поскольку штурмовым и пикировочным эскадрильям воздушного прикрытия зачастую не полагалось, Буланов мог рассчитывать только на себя. Написал рапорт, и смог выбить из начальства десяток старых 'Девуатинов -511' с убираемым шасси, да организовал в своей авиагруппе истребительное 'звено прикрытия', которое он сам и водил защищая, штурмовые звенья. Настоящим истребителем он, правда, не стал. Ни одного из немцев сбить в этих вылетах ему так и не удалось, но за то терять экипажи группа стала реже. Вдобавок, Роман, намного лучше понял и возможности вражьих 'охотников' по борьбе с пикировщиками, и шансы самих пикировщиков уцелеть и нанести максимальный урон противнику. И вот, когда все отчеты, наконец, были уже переданы начальству, вызвали Романа в Читу, откуда и начинался его боевой путь 'точного бомбометания с крутых углов'. Вылетел на ПС-84, и всю дорогу отсыпался. В штабе Читинского УЦ старый знакомый – подполковник Полбин с улыбкой встретил его неоконченной фразой из 'Тараса Бульбы'.