Текст книги "Ясный Огонь (СИ)"

Автор книги: Георгий Юленков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

– Господин Бор собирайтесь вместе с вашими родными. И заодно помогите собрать и упаковать все ваши научные материалы. И, побыстрее, самолет вас ждет!

– А, что происходит, господа?!

– Здесь становится опасно. Есть сведения о планах британских бомбежек. Вы и ваша семья сегодня улетаете в Германию! Остальное вам доведёт начальство. Обжаловать это решение вы сможете в Берлине.

Через пару часов датского ученого уносил через Балтику обычный 'Юнкерс-тримотор'. Что с ним и его семьей станется там, в Германии, Нильс Бор боялся даже представить. К некоторому облегчению профессора, оказался он хоть и за колючей проволокой, но не в лагере, а в небольшом коттедже. Где-то за лесом раздавался шум действующего аэродрома. В соседнем с их коттеджем домике была казарма, откуда раздавались военные команды. У выхода на посту сидел солдат вооруженный пистолетом. Под окном прохаживались часовые. Ночью Бор никак не мог заснуть, а когда сон все же сморил его, то неожиданно был разбужен.

– Вам необходимо переодеться и идти с нами.

– Но зачем ночью?!

– Профессор, если не хотите оказаться в настоящем лагере, то лучше не спорьте со мной! И ни в коем случае, ничего не делайте без моей команды.

Молодой офицер говорил по-немецки с небольшим акцентом, и опасливо высматривал что-то за окном. Бор с сыном Оле, братом Харальдом и теткой Ханной оделись и снова взяли в руки свои чемоданы с вещами и бумагами. Снова машина везет их куда-то в ночь. Пришли в себя они уже в самолете. На этот раз им оказался огромный четырехмоторный 'Юнкерс-89'. В салоне он с удивлением заметил знакомые лица. Тут оказалось несколько его коллег из германских университетов вместе с семьями. И как заметил его сын Оле, большинство из них были евреи. Слушая негромкие слова сына, отец вспомнил, что двое из коллег, это известные в прошлом противники нацистского режима. А потом их пристегнули к креслам, и самолет с шумом разогнался и взлетел. Через полчаса молчаливый член экипажа раздал всем бутерброды с наполненными горячим кофе стальными кружками, и снова ушел в кабину. Самолет несколько раз наклонялся, то на одно, то на другое крыло. Справа небо стало слегка сереть. Вдруг в иллюминаторе удалось увидеть летящий невдалеке двухмоторный истребитель. Как раз в это время командир воздушного корабля соизволил выйти, и рассказать им об их дальнейшей участи. Первые же слова о том, что их побег из рейха удался, вызвали бурную реакцию пассажиров.

– Господа, спокойно!!!

– Куда мы летим, герр официр?!

– Нам пришлось изменить курс. В Британию мы пока лететь не можем. Потому что над Германией нас точно зажмут ягерами и посадят на аэродром. Над Данией или над южной Швецией нас могут атаковать и сжечь. Причем, как сами шведы, так и немецкие 'мессершмитты' с авиабазы в Мальме. Южнее можем нарваться на атаки дальних британских истребителей. На Острове о нас ничего не знают.

– А почему мы не можем лететь сразу в Осло?!

– По тем же причинам! Вдобавок, Осло в руках десанта Кригсмарине, так что туда мы не пойдем. Если конечно никто не желает погибнуть от зенитного огня и атак истребителей.

Ответом ему стало хмурое переглядывание ученых и членов их семей. В этот момент из-за двери выскочил тот же молчаливый член экипажа, который поил их кофе. Он возбужденно схватил командира за рукав и утащил за собой в пилотскую кабину. Через минуту тот вернулся изрядно взволнованным, и это волнение быстро передалось пассажирам.

– Господа внимание! Нам передали по радио, что из Хайлигенбаля вылетели за нами двухмоторные истребители Люфтваффе. От них смог бы уйти наш сопровождающий, которого вы видели за окном, но не этот 'Юнкерс'.

– О, Боже! Мы погибли!

– Мужайтесь, господа! Шансы у нас неплохие. Наш точный курс им не известен. Германские радиолокаторы нас также уже не видят. Мы вышли из радиуса действия прибрежного района ПВО. Будем надеяться, что они потеряют наш след над Балтикой. Осталось не больше сотни километров до края зоны патрулирования, а дальше охотники не сунутся, им не хватит дальности.

– Герр официр, может нам стоит приземлиться в Швеции?!

– Гм. Если шведы согласятся принять наши самолеты, то теоретически можем, сесть в Стокгольме. Там нормальная полоса. Хотя это очень рискованно.

– Но почему рискованно??

– Швеция имеет договор с рейхом о выдаче преступников. А мы с вами...

– Мы не преступники! А вдруг шведы дадут нам политическое убежище?!

– Мы попытаемся, господа. Но если я пойму по радиообмену, что эти нейтралы начали юлить, то... Топлива нам хватит до норвежской провинции Финмарк фюльке. Там до сих пор держится авиабаза Добровольческой армии, и к тому же рядом русские. Оттуда мы, так или иначе, сможет попасть в Канаду или Соединенные штаты.

– А где мы сейчас?

– Мы скоро окажемся над островом Готска Санден.

Помощник снова появился из кабины, и поспешно утянул за собой командира. Из приоткрытой двери кабины отчетливо прозвучал выкрик на немецком.

– Проклятье! Шведские истребители скоро начнут обстреливать нас. Уходим восточнее над заливом, мимо финской и саамской республик.

Пассажиры с тревогой видели летящие слева невдалеке 'Фоккеры-XXI' с неубирающимися шасси и тремя желтыми коронами опознавательных знаков. Один из них развернулся и пристроился в хвост транспортнику, остальные начали обстреливать двухмоторный 'мессершмитт'. Цветная трассирующая очередь пронеслась недалеко от левого ряда иллюминаторов. Дружно заплакали дети, женщины прижимали их к себе. Кто-то из ученых истово и громко молился, остальные молились, молча, вжавшись в свои кресла, и ожидая скорой смерти от пуль или пожара в кабине. Но вот истребители, наконец, отстали, и повернули к шведскому берегу. Пилот снова вышел к пассажирам.

– Стокгольм отказал нам в посадке. В случае приземления, самолеты и экипажи будут там интернированы, и скорее всего, вернутся в Германию. Ваших спасителей в Германии ждет только петля, а вас самих тюрьма или лагерь, поэтому мы летим дальше до Сёр-Варангера.

Над Ботническим заливом пассажиры увидели еще один воздушный бой. Между собой дрались их сопровождающий 'Мессершмитт-110' и такой же 'церштёрер'. Преследователь, получив пулеметную очередь от 'собрата', сильно задымил мотором, и уполз в сторону Тромсе. А их защитник, тоже отчаянно дымя, ушел вперед, теряя высоту. Вскоре и их 'Юнкерс' пошел на снижение. Когда замерзших ученых и членов их семей выпустили из самолета на заснеженный аэродром, несколько из них сразу лишились чувств. Были и такие, кто плакал от облегчения. Здесь их встретили горячей пищей и свежими газетами из Британии. Что будет дальше, они пока не знали. Но старались верить в лучшее...

***

В Пенемюнде так и не получилось устроить показ фюреру новейшей авиатехники. Мало того что перед этим с другого аэродрома было угнано несколько самолетов. Но буквально за три дня до даты приезда Гитлера, случился и более позорный эпизод. Под вечер, три только что приземлившиеся на аэродроме и заново заправленных восьмимоторных Ме-321 'Элефант' спокойно стартовали в сторону Дании. Машины были опечатаны, полетные листы были в порядке. На аэродроме оставалось еще пять таких машин, которые днем раньше заняли все стоянки. Назавтра ожидалась разгрузка, сборка и облет, предназначенных для показа самолетов. Но уже рано утром по всему побережью разнеслись звуки мощных взрывов, которые привели авиабазу в полную негодность. Огонь пожрал не только самолеты на стоянках, но и ангары, и другие постройки. Причем следователи гестапо и сопровождающие их специалисты Люфтваффе не смогли найти на пепелище ни останков новейшей авиатехники, ни очень секретного оборудования, также привезенного сюда на Узедом. Да и три взлетевших с полосы в сторону проливов 'Элефанта', до Дании так и не долетели. Мильх не стал дожидаться ареста и застрелился.

***

А, три восьмимоторных транспортника приземлились очень ранним утром (скорее даже поздней ночью) на секретной полосе Каргопольского аэроузла. Все самолеты были стремительно замаскированы. В чреве одного из гигантов оказалось оборудование для обогащения урана, два других везли тщательно упакованные новейшие германские самолеты (и даже лишь макеты секретных самолетов), образцы реактивных двигателей, радиолокаторов и прочего бортового оборудования. После разгрузки, все три транспортника перелетели куда-то на Север. Охрану и наземный персонал этого аэродрома через пару дней сменили уже совсем другие люди. Старый личный состав убыл в намного более отдаленное место службы. О побеге из Германии в Норвегию ученых через несколько дней трещала вся западная пресса. О пропаже трех самолетов-гигантов в газетах не было сказано ни слова.

***

Офицер, как сумел, потянулся в узком кресле. Длительный перелет в не слишком удобной позе выматывал даже сильнее, чем полтора-два десятка учебных воздушных поединков с полной нагрузкой. К тому же, в специально уплотненных салонах всех трех транспортников поставили дополнительные сиденья, что позволило поднять больше пассажиров. Будь на их месте рослые гайдзины, их влезло бы на четверть меньше. Впрочем, с точки зрения Людей Запада, все взрослые нихондзин по своему телосложению скорее напоминают гайдзинов-тинэйджеров. Пусть так и думают, забывая, что дело-то вовсе не в размерах. Ведь силой духа, верностью родине, преданности микадо, и тренированностью своего тела, половина 15-ти летних сёнэн из Нихон, дадут фору подавляющему большинству взрослых гайдзинов. А эта пагубная западная философия индивидуализма... Кххе. Майор снова потянулся. Все же, ему нужно немного размяться. Напрягая и расслабляя затекшие мышцы, можно быстро вернуть себе бодрость, даже будучи связанным, как тогда в плену у красных баргутов и русских чекистов. Несколько минут сосредоточенных усилий дают ощутимый результат. Вскоре офицер почувствовал, как тепло и покалывание растекаются по спине и шее, сменяя недавнюю боль и одеревенение. Вот, так, уже намного лучше.

В тесном пространстве набитого под завязку 'Дугласа', временно покинутая майором кабина истребителя кажется даже просторной. За прошедшие полтора года многое в жизни офицера изменилось. Не смотря на некогда случившийся с ним позор плена, лично ему очередное звание было присвоено еще прошлой зимой, даже чуть раньше установленного срока. Тот их с Конда побег, с угоном русского самолета, смыл все претензии, к тогда еще капитану ВВС императорской армии. Но, вот, следующее служебное повышение должно было состояться только в этом 2601 году (со дня основания Нихон – соответствует 1941 от Р.Х.), уже по результатам их успешного воздушного дебюта в Европе. Правда, этот дебют не был по-настоящему одобрен в высших сферах империи. Когда патронирующий летную подготовку армейских пилотов, генерал-лейтенант Гига отвечал главе Тайного совета, князю Коноэ, на вопросы, касающиеся ожидаемых выгод от этой миссии, тот сердито заметил генералу. 'Польша – естественный и надежный союзник Японии, против старого врага Советской России. Мы должны бережно хранить наши отношения с этим народом'. Князь даже напомнил военным, о до сих пор хранимых в японском посольстве в Берлине польских государственных символах, спрятанных дипломатами в 1939-м, а также о спасении Японией из революционной России тысяч польских детей в 1917-м. Не было забыто и плодотворное сотрудничество польской секретной службы ('Двуйки') и разведывательной службы Квантунской армии во время Номонханского инцидента и ранее. Потеря такого ценного союзника Нихон (а следом и потеря старого и проверенного Британского союзника) из-за не слишком мудрых политических игр с Германией, и из-за легкомысленной компрометации японского нейтралитета в западной войне, была бы весьма болезненной. И все же недавний командующий вторым хикосиданом во время Номонханского инцидента (Халхин-Гол), генерал Гига, вместе с начальником Авиации Тодзё сумели уговорить вельможу не мешать этому многообещающему эксперименту. Ведь, как некогда японцы допустили германских друзей до захваченного русского мото-реактивного 'Буревестника', так, теперь, и немцы были готовы поделиться новейшими технологиями, современными самолетами и даже прототипами реактивных моторов. А Польша, на данный момент, временно выпала из числа потенциальных союзников усиленного Антикоминтерновского Пакта. Теперь частично оккупированная страна все сильнее склоняется к политическим орбитам СССР и США, а не Британии и Японии, как было прежде. И именно за мятежную польскую провинцию сейчас сражались в небе целых три добровольческих кокутая (полка), в составе которых воевали американские гайдзины. Пусть это были не те же, самые заокеанские пилоты, что воевали за Китай три года назад, но по своей сути они такие же. Их тактика скорее станет основой тактики ВВС США. И воюют они сейчас вместе с русскими добровольцами, намного результативней, чем в Китае. И вдобавок, летают 'янки' на относительно новых американских же самолетах конструкции Кертисса и Северски, произведенных в Польше по лицензии. А, стало быть, пилоты-тошибу первыми столкнувшимися в воздушном бою с этими гайдзинами на Западе, получат бесценный боевой опыт, которого сейчас не получить на Востоке. И в будущем, именно этот опыт позволит эффективно защищать Нихон от опасного и сильного врага. Впрочем, снова схлестнуться там, над Польшей, с русскими, но в этот раз, уже сидя в кабине германского 'мессершмитта', для его студентов столь же, полезно...

Очередной молодой офицер, под шутки коллег, не без труда протиснулся между кресел в сторону хвоста самолета. Майор мысленно заметил – 'сытые птенцы зачастили в уборную', и усмехнулся. День за днем висеть по половине суток в небе, тесно набившись в салон 'Дугласа', это серьезное испытание. Вероятно, пыл западных гайдзинов уже сильно остыл бы в такой ситуации, а, вот, его ученики, несмотря на легкий бунт их организмов, выглядели бодро. Они знают, что стали элитой в обход бюрократических препон и традиций. Многие из этих молодых людей были отсеяны другими авиашколами за сущую ерунду. В основном за мелкие дисциплинарные нарушения и несерьезные ошибки в учебе. И при этом все они, как выяснилось на тестах, оказались очень талантливыми воздушными бойцами. Конкурс в Саямском центре подготовки был тоже немалый. Но отсеивали там, не за оплошности на плацу и недостаточно бравый вид, а лишь за неспособность к учебе, замедленные реакции и малую выносливость. И, сколь бы высокие покровители не просили за такого отчисляемого кандидата, тот не оставался на курсе. Им сильно повезло, что после Номонханской трагедии, вопрос повышения квалификации армейских и флотских пилотов встал довольно остро. И сейчас летящие вместе с майором молодые воины полны решимости доказать свое летное превосходство всем. Скептикам и недоброжелателям на родине, и далеким спесивым западным гайдзинам в Европе и за океаном. А сколько же интриг в Токио понадобилось, что бы их учебный центр воздушного боя был приписан именно к Императорской авиационной академии сухопутных сил в Саяме. Но теперь можно было самому себе признаться, что этот труд не был напрасным. На недавнем открытом соревновании по воздушному бою, среди лучших пилотов Императорского Флота и Императорской Армии, два его студента-выпускника оказались в пятерке победителей. Успех? Да, это был достойный результат, за который было недешево заплачено. Четверо из неофитов новой методики обучения погибли при побеге из плена, трое обучаемых пилотов насмерть разбились в авариях, еще с десяток получили ранения от учебных пуль и осколков обшивки на тренировках, из них двое уже не смогут летать. Жестокая учеба? Да, жестокая. Но скольким из пилотов-тошибу спасут жизни, полученные в Центре боевые навыки? К тому же, теперь у Саямского центра подготовки авиационного резерва имелось разрешение, набирать на учебу студентов, самостоятельно! Несколько доверенных офицеров, включая Тохиро Конду, ездили по стране, и выбирали из отчисляемых другими училищами лучших. Причем, не только из числа пилотов Императорских авиалиний и курсантов военной авиации, но и из отсеянных за мелкие нарушения учащихся флотских программ Ёкарэн и Хирэн. Фактически за выпускниками учебного центра закреплялся статус элитного пополнения для ПВО метрополии, с возможностью перевода, как в сухопутную авиацию, так и в авиацию флота. Конечно же, пока важные и надутые выпускники Военной академии флота в Этадзиме ни во что не ставили 'этих молодых выскочек из Саямы', прибывавших на базу в Йокосуке для совместных с флотскими пилотами тренировок. В первый раз никто из них не захотел приветствовать бывшего сослуживца Тохиро Конда. Некогда младшего лейтенанта флота, а ныне поручика армейской авиации, ставшего одним из первых инструкторов Саямского центра после их побега от русских, и длительного лечения. Его отказывались замечать. Но скоро все должно было измениться. Очень скоро...

– Сколько нам еще до цели?

– Меньше часа до посадки, господин майор. Если набрать высоту долетим еще быстрее. Но особой необходимости в этом нет...

– Вы правы, не стоит менять высоту. Мы сейчас над Венгрией?

– Именно так, господин майор. Скоро пройдем Дебрецен.

– По этому маршруту вы летите впервые, Сисидо-сан?

– Да, но не стоит беспокоиться. Самые трудные наши перелеты уже позади.

– Путь от Дели до Тегерана пассажиры точно не забудут. Ваше искусство слепого полета сквозь бурю вызывает восхищение.

– Благодарю вас. Это обычное дело в нашей профессии. Над океаном бывало и похуже. Можете считать, что все уже позади. Осталось только приземлиться...

Командир 'Дугласа' вежливо склонил голову вбок, позволив себе несколько снисходительную улыбку. Да и сама последняя фраза звучала довольно хвастливо, хоть и в рамках приличий. Отвечать собеседнику приходилось, отворачивая лицо от курса самолета, что было несколько неудобно. Но нарушать традиций гражданский пилот не мог. Ведь этот майор из Токио, не смотря на все его показное дружелюбие, был, в отличие от командира транспортника, аристократом древнего рода, и с ним нужно было вести себя предельно осторожно. И, судя по следующим словам офицера, неосторожную улыбку и хвастовство пилота, тот прекрасно заметил.

– Действительно, Сисидо-сан, моим молодым волчатам пока далеко до вашего опыта дальних полетов. Но мы сейчас с вами в прифронтовой зоне, о которой мне и моим парням известно несколько больше вашего. Не слишком ли рано вы расслабились? Такая ошибка могла бы дорого нам обойтись...

– Прошу меня извинить, господин майор. Вы правы. Осторожность здесь необходима, ведь всего в полусотне ри от нас аэродромы мятежников...

– Ладно, спишем эту оплошность на вашу усталость от долгого полета. Все ли в порядке с оборудованием? С радио никаких неожиданностей?

– Нет, доно. С 'двадцать вторым' и 'двадцать шестым' контакт постоянный. У них все хорошо, топлива достаточно. Идут за нами и сядут следом. Связь с Веной также вполне устойчивая. Пять минут назад, нас предупредили, что иногда у них в Южной провинции германской империи случаются авиаудары мятежников, поэтому нас встретят еще на подходе к прикрываемому району.

– Это разумно. Что ж, не буду отвлекать вас от пилотирования. Удачи, Сисидо-сан.

– Благодарю. Нет ли других пожеланий, господин майор?

– Пока нет, благодарю вас приятную за беседу.

В ту же минуту по курсу трех гражданских бортов, (аппаратов носивших индекс L2D1, а на деле – лицензионных 'Дугласов' DS-3, собранных пару лет назад из оригинальных запчастей на заводе 'Накадзима'), вдруг показалось несколько двухмоторных самолетов. Они летели на малой скорости почти тем же курсом, и вскоре позволили себя догнать трем украшенным китайскими опознавательными знаками японским транспортникам. Первая тревога быстро утихла. Встречающие самолеты оказались в раскраске Люфтваффе, и поначалу вели себя очень покладисто. А вот дальше последовали странные события. Стрелок ведущего в тройке обычных германских 'цертштёреров' BF-110 зачем-то навел на гражданскую машину спаренные пулеметы между разнесенных хвостовых килей своей машины. В это время оба его ведомых резко ушли виражами в разные стороны с набором высоты. Пилот головного японского 'Дугласа' уже готовый доложить венскому авиадиспетчеру, что встреча с сопровождающими состоялась, вдруг с удивлением понял, что связи-то нет. Причем, связаться он не может даже с идущими за ним 'двадцать вторым' и 'двадцать шестым'. На всех диапазонах были сильные помехи. Дальше кричать в микрофон было бессмысленно. Подозрения всколыхнулись в душах экипажей и пассажиров, и почти сразу получили подтверждение.

Головной 'мессершмитт' начал плавно увеличивать скорость, и неспешно, менять свой курс на гораздо более западный. А зажавшие их с боков и с хвоста остальные пятеро 'встречающих', взяли все три 'Дугласа' в плотный зажим, требуя следовать за их лидером. Слева от борта замешкавшего 'двадцать второго' даже пронеслись трассеры нескольких очередей. Губы японского майора плотно сжались. Их уводили от прежнего курса на Вену, как раз куда-то в сторону подкарпатской префектуры той самой мятежной польской провинции Германской империи, в небе над которой должна была пройти стажировка японских пилотов. То, что их ведут в плен, майор уже не сомневался, но сделать он ничего не мог. Связь отказала окончательно. Посадить 'Дугласы' запрещали своим пулеметным огнем конвоиры. Даже совершить прыжок здесь над прикарпатской Венгрией молодые пилоты-тошибу не могли. Из-за тесноты в салоне, парашютов на борту 'Дугласов' не имелось. При планировании этого перелета, куда больше, чем на парашюты, надеялись на надежность техники и опыт экипажей. И гражданские пилоты эти надежды оправдали. Но, вот, на перехват в небе нейтральной страны столичное начальство, да и сам майор, никак не рассчитывали. И теперь жизни сотни из числа лучших пилотов-истребителей страны Ямато зависели от малейшей оплошности гражданских пилотов или от злой воли захвативших их в венгерском небе 'воздушных пиратов'...

***

После приземления на аэродром Ясоньки, Жешувского аэроузла, три транспортника, несущих на своих крыльях двенадцатилучевые белые звезды в ультрамариновых кругах, были поспешно утащены на стоянку мощными трехосными грузовиками. А нацеленные ручные пулеметы аэродромной охраны и три развернутых в боевое положение 37-мм зенитных 'Бофорса' сразу расставили акценты, кто тут, кем является. Намек был более чем прозрачный. Правда, кроме одного польского переводчика с китайского, заглянувшего в кабину 'Дугласа', и сделавшего на свою 'Лейку' пару фотоснимков, внутрь самолетов польские солдаты и офицеры не лезли, но и никого не выпускали наружу. Было заметно, что поляки ждут кого-то облеченного властью. Майор ободряюще похлопал первого пилота по плечу. Здесь от них уже мало что зависело, и никакой вины за экипажами не было. Приходилось ждать и надеяться, что даже если их миссия окончательно сорвется, то им хотя бы удастся вернуться в Нихон. А еще была надежда на то, что все западные гайдзины не отличают между собой китайцев и японцев, которые для них на одно лицо. Транспортники-то имели китайские опознавательные, а пассажиры были в китайской военной форме, и с китайскими документами. На соседней полосе в это время приземлялась отлично сыгравшая свою роль шестерка трофейных двухмоторных 'мессершмиттов'. Недолгое ожидание вскоре завершилось. Минут через пятнадцать после посадки к стоянке подрулили четыре легковых машины. Появившийся из остановившегося вторым 'Пежо', генерал тут же потребовал к себе для разговора старшего китайского офицера, и остался ждать под навесом вместе с несколькими гражданскими лицами, двое из которых имели фотоаппараты, а один кинокамеру. Беседовали по-английски...

– Господин майор, представьтесь!

– Имею честь. Майор Шин Джао, Китайская армия. Простите генерал, могу ли я узнать, с кем я имею честь встретиться? И в чем причины задержания наших самолетов? – в эту миссию всем японским пилотам были выданы китайские документы на другие фамилии, и майор выбрал себе новый псевдоним, вместо старого псевдонима 'Огита', которым год с лишним назад назвался в плену в Монголии.

– Главнокомандующий Сил Поветжных генерал брони Стахон. Честь имею. Что же до вашего, майор, интереса к причинам нынешнего задержания, то...

Генерал неспешно цедил слова, но от взгляда его веяло смертельным холодом. А присутствующие при беседе гражданские внимательно слушали, торопливо строчили в блокноты, и ослепляли майора магниевыми вспышками своих фотоаппаратов. Да и вообще, вели себя поляки крайне бесцеремонно. Японец терпеливо ждал продолжения. Если тут присутствуют журналисты, значит, вполне вероятно их скоро отпустят...

– Для начала, ответьте, майор! Для чего сотня опытных и отлично обученных ЯПОНСКИХ... Да-да, именно пилотов истребительной специальности из нейтральной нам Японии(!!!), прибывают в страну, с которой наша Польша ведет непримиримую войну?! И, насколько мне известно, это не последняя сотня японских пилотов, которую ждут в Германии. Причем не только для обмена опытом...

– Вероятно, вы ошибаетесь, господин генерал. Мы не имеем отношения к япон...

– А, что если нам снять ваших пилотов и вас на фотографии в нескольких ракурсах, и заодно получить ваши отпечатки пальцев? Ммм?

– Но для чего все это, господин генерал?! Разве наши документы...

– Например, для того, чтобы ваше правительство узнало, что японские офицеры собираются воевать против союзной Польши, частным образом. И для газет, разумеется.

– Но...

– Кстати, ваши вылетевшие из Сингапура самолеты, хоть и несут опознавательные знаки китайской республики, но собраны в Японии, и даже имеют соответствующие иероглифы на приборных панелях. Через несколько минут мне пришлют фотографии одного из кокпитов, разумеется, с переводом...

Молчать было нельзя. Репортеры уже строчили в свои блокноты, хотя майор был уверен, что прикажи им польский генерал, и они тут же забыли бы об интересном материале. Как ни крути, огласка не выгодна и этой мятежной Польше. И все же...

– Вам столь нравится молчать в беседе? Послушайте майор, я ведь могу просто интернировать всех вас, как китайских наемников, и про вас очень скоро забудут. Я даже думаю, что кто-то в Токио очень обрадуется такому повороту.

– 'Но', господин генерал? Пожалуйста, договаривайте. Вы не завели бы этот разговор, если бы, не хотели что-то мне предложить... Я прав?

– Да, я готов дать вам шанс, майор. И даже два. Если вы сейчас подробно, честно... Без малейшей лжи, ответите о цели вашей миссии, в присутствии вот этих корреспондентов, то все три ваши самолета будут, без задержки, отпущены... Правда, отпущены они будут не в Вену и Берлин, а домой, в Японию. И только, через территорию соседнего нам СССР, с которым Польша не воюет. Да и отпустить ваших людей мы можем, лишь под личные гарантии дальнейшего неучастия в этой войне. Подумайте. Это погубит вашу карьеру, но спасет ваших молодых пилотов.

– Хм.

– Впрочем, есть и второй благоприятный для вас вариант развития этой истории. Третий я не озвучиваю. Он вам и так понятен, без длинных комментариев...

Майор никогда не боялся поединка взглядов, но сейчас первым опустил глаза.

'Они все знают. Более того, у них точно есть доказательства германо-японского соглашения против Польши. Где-то в штабе в Токио сидит предатель! Обидно. А за провал этой миссии кто-то должен ответить. И отвечать теперь придется ему. Никто не будет слушать оправданий. Дважды попасться в плен! Сорвать договор на поставку новой германской авиатехники! Такое в Токио не прощают. Умереть? Умереть легко... Но, что станется здесь с сотней, подчиненных ему пилотов? А с теми, кто остался дома? А с выстраданным им Центром в Саяме?'.

Однако услышав третье предложение, майор долго не думал. Этот вариант был единственным приемлемым. Хотя последствия для его карьеры могли быть столь же печальными. Как тогда в Монголии каждому из японских пилотов было предложено высказаться в отношении полученного предложения, смахивающем скорее на ультиматум. Гостеприимные хозяева, выделили для этого зал большой армейской столовой, где для сотни 'гостей из Японии' был даже накрыт стол. Несмотря на скепсис, относительно кулинарных способностей хозяев, от дегустации всех поданных блюд никто не отказался. Суп 'Журек' с копченостями скорее понравился, несмотря на непривычный вкус. От бигуса все дружно отказались, заказав себе по две порции рыбы под польским соусом. Яблочная шарлотка, тоже понравилась пилотам. Как высказался поручик Мицудо – 'С такой кормежкой можно посидеть и в плену'. Впрочем, никто его шутки не принял. Майор честно объяснил, что поляки предложили сделать несколько вылетов против немцев. За это обещана им свобода, и даже переучивание на трофейную германскую технику. Однако связаться сейчас с командованием не выйдет, решение принимать придется самим. Если поляки не обманут, то вскоре они смогут продолжить свою миссию, правда, уже на Западном фронте. Вот только, как именно оценят их задержку и действия в Токио? Командующий авиацией Тодзё их без сомнений поддержит, как и значительная часть его подчиненных. Но, что решат при дворе, заранее не скажет никто. Этот непростой выбор может оказаться трагической ошибкой, ведущей к позору для офицера и его семьи. И поэтому каждый должен сделать свой выбор осознанно. Глаза молодых офицеров глядели на командира и учителя удивленно. Мол, отдайте приказ и мы все сделаем, но если все так плохо, зачем эти вопросы?

Майор помедлил полминуты, но затем рассказал свою историю. Полтора года назад русский поручик предлагал попавшему в плен капитану и пятерым другим пилотам-тошибу похожий выбор. Им предложили летать на учебных машинах и участвовать в учебных схватках с врагом. Тогда, они могли отказаться, и вероятно попали бы в лагерь, хотя звучали и пугающие намеки о неучастии России в конвенциях по военнопленным. Но им в тот раз обещали очень хитрые условия. Первый вариант не снимал с них позора плена, но сохранял чистоту их служения императору. Зато вторым вариантом было продолжение воздушных боев, пусть и с безопасными учебными пулями. Что есть трусость, а что мудрость и доблесть, никто заранее не знал. Решение было весьма непростым, но не согласись они тогда летать на учебном аэродроме, Нихон бы не получила угнанный ими русский секретный пушечный самолет 'Нагинату', и в Саяме никогда не появился бы их Центр подготовки летного резерва. Причем, заметил майор, русские тогда выполнили часть своих обещаний – за десять победных вылетов подряд, они временно выдали поручику Амано кинжал кусунгобу и катану для его секунданта. Но тогда сам капитан запретил поручику совершение сёпуку. И теперь майор спрашивал подчиненных – не хочет ли кто-нибудь из них отказаться? Несколько минут прошли в напряженном молчании, но потом один за другим пилоты приняли непростое решение. И майор порадовался, что не отказался никто.