Текст книги "...и Северным океаном"
Автор книги: Георгий Кублицкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)
«Бессмысленный проект самоубийства»
Итак, Северный полюс…
Давно стремились к нему люди, и могилами многих славных были отмечены их пути. Смельчаки шли с разных направлений. Они передвигались различными способами. После их походов остались дневники и книги, то полные веры, то проникнутые отчаянием. Нансен вдумывался в каждую страницу, сопоставлял, сравнивал, искал ошибки, оценивал удачи, отделяя случайные от завоеванных.
Издавна среди китобоев и путешественников, которым удавалось проникать в высокие широты, шел спор: одни говорили, что дальше по пути к полюсу – открытое море, другие – что огромные ледяные поля. Как бы примирив оба взгляда, англичанин Уильям Парри в начале XIX века отправился к полюсу на корабле, взяв с собой шлюпки на полозьях. Покинув свою «Хеклу», моряки впряглись в лямки. Лед не был гладким. И, главное, он медленно дрейфовал, причем иногда к югу, унося путешественников назад. Парри и его люди тридцать пять дней волокли шлюпки к полюсу, но не достигли 83° северной широты.
Попытку повторяли английские, американские, немецкие экспедиции.
Потерпели неудачу верившие в приполюсное открытое море Кент Кэн и Исаак Хейс. Корабль Кольдевея был раздавлен льдами, «Полярис» Холла, покинутый людьми, исчез во мраке полярной ночи.
Фритьоф был подростком, когда на двух кораблях ушел в плавание Джордж Нэрс. Экспедицию отлично снарядили. Английские газеты уверяли, что если Северный полюс вообще досягаем, то Нэрс дойдет до него.
Но Нэрс не дошел. Санная партия на собачьих упряжках с огромным трудом проникла до 83°20′ северной широты. Потеряв нескольких человек, она повернула назад. По пути на родину Нэрс с первого пункта, где был телеграф, поспешил оповестить мир: Северный полюс недосягаем.
Те экспедиции, которые снаряжались позднее, не прибавили много нового. Опыт был накоплен, метод сложился, средства определились. Если отбросить частности, то любая экспедиция, в общем, действовала так: сначала корабль пробивался как можно дальше на север и там зимовал. Весной, как только заканчивалась полярная ночь, с него отправлялась в сторону полюса санная партия. Она проходила, сколько хватало сил и продовольствия, затем поворачивала обратно.
Но, думалось Нансену, был ли этот установившийся метод единственно возможным и правильным?
С тех пор как Фритьоф увидел на льдине возле «Викинга» кусок сибирского плавника, необычная полярная экспедиция сначала неясно, потом все отчетливее стала рисоваться его воображению. Фритьоф возвращался к мысли о такой экспедиции снова и снова, думал о ней во время гренландского похода. Постепенно у него созрел план, который он обнародовал в 1890 году, а затем принялся осуществлять.
Соотечественники горячо поддержали национального героя, собрали часть денег для дорогостоящего ледового плавания. Но, выступая затем во многих городах Европы, Нансен слышал мало похвал и много возражений.
Осенью 1892 года, когда подготовка к экспедиции шла полным ходом, Нансен приехал в Лондон, один из мировых центров географической науки. Ему предстояло выступить на заседании Королевского географического общества перед ветеранами Севера, увенчанными славой и озлобленными неудачами, отдать свой окончательный план на суд тем, кто сохранил веру в могущество человека, и тем, кто утратил ее в минуты горьких раздумий.
Председатель дал слово гостю.
Нансен начал с обзора неудач экспедиций к полюсу. Корабли проникали в Арктику недостаточно далеко для того, чтобы санная партия смогла по дрейфующим льдам преодолеть остающееся пространство.
– Мы должны искать новые пути, – продолжал Нансен. – Если мы попытаемся сделать своими союзниками те силы природы, которые были нашими противниками, то найдем наиболее верный путь к полюсу. Бесполезно идти против течения, как это делали прежние экспедиции. Мы должны искать попутное течение. Только экспедиция «Жаннетты», по моему глубокому убеждению, была на верном пути, хотя и не по своей воле и желанию.
Нансен напомнил трагическую историю экспедиции военно-морского флота Соединенных Штатов Америки.
«Жаннетта» была затерта неподалеку от острова Врангеля и почти два года дрейфовала вместе с уносимыми течением льдами. В 1881 году судно при сжатии было раздавлено северо-восточнее Новосибирских островов. Команда затонувшего корабля во главе с Де Лонгом пошла по дрейфующим льдам к устью Лены. Дошли немногие – голодная смерть косила людей.
А три года спустя возле юго-западного берега Гренландии, следовательно, за тысячи километров от места гибели судна, совсем в другом районе полярного бассейна, эскимосы неожиданно наткнулись на следы погибшей «Жаннетты». Бумаги, подписанные начальником экспедиции Де Лонгом, брюки с меткой одного из матросов и другие вещи американской экспедиции лежали на большой плавучей льдине.
Как все это попало к берегам Гренландии? Уже вскоре после находки норвежский профессор Мон предположил, что остатки «Жаннетты» продрейфовали на льдине через центр Полярного бассейна.
Да, так оно и было!
Течение севернее берегов Аляски и Сибири, проходящее дальше где-то между полюсом и Землей Франца-Иосифа к берегам Гренландии, действительно существует. Доказательства? Дрейф попавшей в это течение «Жаннетты». Сибирский плавник, выносимый к гренландским берегам. А найденная гренландскими эскимосами метательная дощечка! Такие дощечки употребляют только жители Аляски. А находки микроскопических сибирских растений и животных в иле на льдинах, принесенных к Гренландии!
Так почему бы не воспользоваться этим мощным течением? Пусть оно пронесет горстку людей через те области, достичь которых еще никому не удавалось.
И Нансен рассказал о своей экспедиции. Он намерен отправиться на небольшом судне, может быть, самом крепком из всех, которые до сих пор строились. Корпус у судна – овальный, напоминающий половину расколотого кокосового ореха.
С запасом продовольствия на несколько лет и надежной командой оно пройдет к берегам Сибири, точнее – к Новосибирским островам, и повернет там на север. Кораблю не нужно избегать дрейфующих льдов, этой грозы мореплавателей, – напротив, он заберется в их гущу, надолго вмерзнет в лед. Корабль превратится в дом, уносимый вместе со льдами в сторону полюса. Ему не страшны самые сильные сжатия – необычная форма корпуса рассчитана на то, чтобы льды, напирая на судно, выталкивали, выдавливали его вверх. Никакая санная экспедиция никогда не имела и не может иметь таких удобств для научной работы, какие будут у команды корабля-лаборатории, корабля-дома.
Возможно, течение не идет прямо через полюс. Корабль может пронести в стороне от него. Если расстояние будет далеким, то неблагоразумно и опасно оставлять судно, чтобы идти к полюсу по дрейфующему льду.
– Но мы, – заключил Нансен, – отправляемся не для того, чтобы найти математическую точку северного конца земной оси. Достижение этой точки само по себе малоценно. Мы отправляемся для исследования обширной неведомой части земного шара, окружающей полюс.
Раздались аплодисменты. То, что сказал норвежец, звучало необычно, спорно, нарушало традиции полярных исследователей. План Нансена был открытым вызовом людям, поседевшим в боях с арктическими льдами.
И вызов был принят. Крупнейшие авторитеты сомневались и в надежности корабля, и в направлении течения, и в праве руководителя экспедиции отсечь удобный, безопасный путь отступления. А если возле полюса суша? Натолкнувшись на нее, корабль прочно засядет там, и тогда…
Лишь немногие географы, и то с оговорками, высказались в пользу плана Нансена.
Заседание затянулось до поздней ночи. Но никто не покидал зала, ожидая, что скажет Нансен.
Наконец ему дали слово. Он поблагодарил за отдельные ценные советы. Однако пусть его уважаемые оппоненты не обижаются: их возражения не были достаточно сильными для того, чтобы изменить его план.
Нансен возвращался в гостиницу пешком по ночному Лондону. Да, старое сопротивлялось! Так было и перед Гренландией. Он не испытывал разочарования. Напротив! В зале собрались главные противники его идеи – и что же?
Речь, в сущности, шла все о той же пресловутой «линии отступления». Сегодня его противники выражались даже гораздо сдержаннее, чем американский генерал Грили, начальник одной из самых неудачных экспедиций в Арктику. Грили всюду писал, что считает почти невероятной, немыслимой поддержку или даже сочувствие плану Нансена, потому что он грозит страданиями и смертью участникам экспедиции. Проект норвежца американский генерал назвал «бессмысленным проектом самоубийства».
Это выражение не раз повторялось в тех двухстах с лишним статьях, где на разных языках критиковался план дрейфа.
А вот русский адмирал Макаров прислал письмо, в котором не только одобрял идею экспедиции, но и дружески предложил через год после отплытия ее корабля послать небольшое вспомогательное судно с провизией на Землю Франца-Иосифа. От Русского географического общества Нансен получил телеграмму с пожеланием успеха «в великом предприятии».
Великое предприятие… И – «бессмысленный проект самоубийства». Что ж, время покажет, кто прав.
«Фрам» означает «вперед»
Среди лучших кораблестроителей Норвегии первым считался старый Колин Арчер. На его верфи строилось странное судно, формой действительно напоминавшее половину расколотого кокосового ореха, притом с поверхностью гладкой и скользкой, как у угря.
Спуск корабля был назначен на позднюю осень 1892 года.
Тысячи любопытных расселись по скалам возле верфи. Заключались пари: как Нансен назовет свой корабль? «Северный полюс», «Норвегия», «Белый медведь», «Победитель льдов»? Или Нансену больше по душе имя «Ева»– ведь он недавно женился на Еве Саре, певице, дочери известного ученого, с которой познакомился еще до гренландского похода.
Взволнованный Фритьоф под руку с женой поднялся на подмостки к носу судна. Там уже стоял Колин Арчер. За спины почетных гостей неуклюже прятался Свердруп.
Ева вышла вперед. В руках у нее – бутылка шампанского. По старому обычаю строителей, эту бутылку нужно разбить о нос корабля при его «крещении».
Ева ударила сильно, резко. Шампанское залило ей платье, осколки зазвенели о камни. И все услышали:
– «Фрам» будет твое имя!
«Фрам»! Иностранные журналисты записали, что это короткое слово на норвежском языке означает «вперед». Красный флаг с названием корабля тотчас взвился на флагшток.
Колин Арчер снова поднял руку. Плотники ударили топорами по канатам, вышибли подпорки, и тяжелое судно заскользило со стапеля в воду по смазанным салом доскам.
Фритьоф пригласил желающих осмотреть «Фрам». Желтые доски палубы покрылись глинистыми отпечатками множества подошв. Знатоки нашли, что внутренние переборки хорошо подкрепляют корпус, сделанный из лучшего дерева. А толщина борта? Ого, восемьдесят сантиметров! На потолках и стенах – несколько слоев войлока, дерева, линолеума, оленьей шерсти. Да, внутри будет тепло и сухо! И светло! Смотрите, горят электрические лампочки. На кораблях это новость…
…«Фрам» и сегодня место паломничества как норвежцев, так и гостей Норвегии. Он сохранен для потомства.
Когда я впервые увидел место его последней стоянки, в Осло была весна, неяркая северная весна. Туманы ползли с фиорда, и желтые мигающие огни на повороте к полуострову Бюгдё призывали к осторожности.
Это полуостров реликвий. Здесь найденные при раскопках корабли викингов. Перемежая торговлю и разбой, они надолго уходили из родных фиордов, и уже в IX веке океан не пугал их. За пятьсот лет до того, как с каравеллы Христофора Колумба увидели берега Америки, викинг Лейф Эрикссон побывал в неведомой стране.
А неподалеку от древних кораблей – еще музеи. Их экспонаты как бы напоминают: дух викингов не угас в норвежцах. В одном – бальзовый плот «Кон-Тики», в другом – «Фрам».
Корабль стоит под сводами застекленного ангара. «Фрам» поднят из родной стихии. Ни одна льдина не коснется больше борта корабля.
Мне знакомо тут все. Знакомо по книгам. И толстая мачта, как бы проросшая сквозь тесную кают-компанию. И трюм в переплетениях балок, с толстыми шпангоутами из лучшего дуба, придавшими необычную прочность деревянному кораблю. И каюты, каждая со своим шутливым названием: «Феникс», «Успокоение старости», «Гранд-отель», «Таинственная обитель», «Вечный покой»…
Каюта Нансена. Белый столик, комод, спальный диван, обитый красным плюшем, занимают почти всю эту каморку. И ведь нет даже иллюминатора!
Благоговейно разглядывая «Фрам», я завидовал норвежцам. Сколько национальных святынь, подумалось мне, пропало у нас! Много ли реликвий напоминают нам Пржевальского или Седова? А вот норвежцы не пустили свой «Фрам» на слом, и еще многие поколения почувствуют на его палубе дыхание путешествий конца XIX столетия – путешествий без радио и авиации.
Захотелось подробнее узнать историю музея.
«Фрам» уже изрядно обветшал, когда несколько моряков и полярников образовали комитет по спасению корабля. Душой комитета был Отто Свердруп. Он-то и предложил поднять «Фрам» на сушу, сделать над ним крышу. У Свердрупа были даже кое-какие мысли по поводу того, как осуществить первую часть плана. Неужели, говорил он, несколько тысяч молодых норвежцев откажутся взяться за веревки, чтобы по обычаю добрых старых времен своими руками вытянуть корабль на берег?
Но будущему музею были нужны также участок земли и деньги на постройку здания. Свердруп умер раньше, чем комитету, открывшему сбор пожертвований в Норвегии и за границей, удалось сколотить сколько-нибудь значительную сумму. Шел уже 1932 год, а у комитета, как повествует история музея, «снова возникли большие трудности, бесконечная, никому не нужная переписка, бумажная волокита».
Потом почетное место председателя комитета занял Кнут Рингнес. Это имя не значится среди полярных исследователей, но зато вслед за избранием нового председателя в фонд комитета поступила крупная сумма от известной в Скандинавии пивоваренной фирмы «Рингнес»… Тогда конкурирующая пивоваренная фирма «Фрюденлюнд» предложила деньги, недостающие для покупки участка.
Дальнейшая история музея полна злоключений с проектом, споров с владельцами соседних земельных участков, тщетных попыток собрать деньги на крышу из узорчатой меди, которая увенчала бы строящееся здание. Сбор пожертвований и подарков натурой продолжался до мая 1936 года, когда музей был, наконец, открыт.
Нет, не проста история последней стоянки «Фрама»! Она поучительна, в частности, и в том смысле, что иногда мы, недостаточно зная нравы чужих стран, принимаем плоды упорных многолетних усилий небольшой кучки энтузиастов, опирающихся на частную благотворительность, за проявление мудрой государственной политики сохранения национальных памятников.
«Фрам», полностью оснащенный, основательно загруженный, с тщательно отобранной самим Нансеном командой, покидает место своего рождения в июне 1893 года.
Корабль идет вдоль берегов Норвегии и всюду его приветствуют, словно «Фрам» уже возвращается из успешной экспедиции. Нансена не оставляет ощущение, будто он берет в долг больше, чем сможет вернуть.
Обогнув север Норвегии, «Фрам» входит в прибрежные воды России и направляется к проливу Югорский Шар, соединяющему Баренцево море с Карским.
У поселка Хабарово его встречает лодка, и коренастый рыжебородый человек на сносном немецком языке приветствует Нансена. Это уроженец Риги Александр Иванович Трондхейм.
…Поразмышляем-ка о кое-каких документах русских архивов, относящихся к экспедиции Нансена.
Что за человек Трондхейм?
В музее Тобольска хранится книга о плавании «Фрама» с дарственной надписью: «Александру Ивановичу Трондхейму с благодарностью за услугу от Фритьофа Нансена».
Книга была специально прислана в Тобольск в 1897 году, вскоре после ее выхода.
Александр Трондхейм в молодости покинул Прибалтику ради Сибири. Видно, была в нем жилка исследователя. Охотно примыкая к экспедициям, сошелся с Александром Михайловичем Сибиряковым, участвовал в его северных рейсах из России в Швецию и Норвегию. Когда капитан Витггинс решил пройти Карским морем к устью Енисея, Александр Иванович оказался рядом с ним и предпринял очень рискованный лыжный поход.
В Тобольске его разыскал русский полярный исследователь Эдуард Толль.
Дело в том, что перед началом экспедиции Нансен обратился к русскому правительству с просьбой о доброжелательном содействии.
Что именно просил Нансен?
Рекомендательное письмо к местным властям на случай, если экспедиции потребуется какая-либо помощь. Двадцать ездовых собак, которых можно было бы погрузить на «Фрам» в Югорском Шаре. Возможность связаться с монахами монастыря, которые давно живут на берегу пролива и, вероятно, знают о состоянии льдов в этих местах. Подробные карты побережья Сибири, Новой Земли и Новосибирских островов.
Бюрократический аппарат царского правительства отличался медлительностью, недоверчивостью к любым непривычным начинаниям. На этот раз, видимо, не без нажима русских ученых, горячо сочувствующих смелому-норвежцу, произошло чудо.
Нансен получил свидетельство министерства иностранных дел, предлагавшее всем местным властям и частным лицам при заходе «Фрама» в российские воды и высадке экипажа на берег «оказывать означенной экспедиции в случае надобности возможное во всем участие и помощь».
Александр Трондхейм по поручению Толля выполнил вторую просьбу Нансена. Чтобы отобрать самых лучших ездовых псов, он несколько месяцев мотался по тундре. Дожидаясь в Хабарове прихода «Фрама», выполнил и третью просьбу норвежца: расспросил местных жителей и сам разведал ледовую обстановку.
Растроганный Нансен горячо поблагодарил Трондхейма. Когда тот попросил записку, подтверждающую, что поручение выполнено, Нансен воскликнул:
– Вы заслуживаете большего!
Он вручил Трондхейму королевскую медаль и диплом. Более того, предложил русскому войти в состав команды «Фрама», что, если вспомнить придирчивость Нансена при отборе кандидатов, было с его стороны самым высоким проявлением доверия и большой честью.
Однако Александр Иванович отказался. У него были дела в Тобольске, и потом он ведь не расплатился за собак. Уехать на три года должником? Как можно?
Он покинул «Фрам».
Трондхейм остался верен Северу. Продолжал исследования, помогал экспедициям. В 1912 году именно он отбирал собак для Георгия Седова. И ему же два года спустя было поручено «обеспечивать собаками экспедицию, следующую к Северному полюсу для поисков лейтенанта Седова…»
Подробные карты, которые просил Нансен, были высланы ему задолго до начала похода «Фрама». И не только карты, но и детальные описания населенных пунктов побережья, даже самых ничтожных, которые, однако, могли послужить ориентиром.
И это еще не все.
Когда на «Фраме» лишь устанавливались мачты и отделывались каюты, далеко от Норвегии добровольные помощники Нансена уже работали для успеха будущей экспедиции.
В Ледовитом океане, на острове Котельном – крайнем среди Новосибирских островов, возле которых должен был начаться дрейф «Фрама», – груда камней поддерживала шест с доской: «Склад Нансена № 1». В мерзлую землю были закопаны порох, жестянки с маслом, сахаром, спичками.
Этот склад устроил Толль. Случись с «Фрамом» несчастье – и на необитаемых островах норвежцы могли получить поддержку России.
Толль сам закупил в Якутске провиант. Никто не брался доставить его на Новосибирские острова. Однако ученый написал жене в Петербург, что за перевозку взялись вполне надежные люди. Он не солгал: трудно было найти более надежного человека для опасного похода, чем сам Толль.
Ранней весной, когда «Фрам» спокойно стоял в гавани, а его команде еще только мерещились льды, Толль уже боролся с ними. Возвращаясь с Новосибирских островов после устройства складов для Нансена, ученый и пять его спутников заблудились в туманах. Измокшие, промерзшие до костей, в изодранной обуви, они едва брели по льду к далекой суше.
Узнав об этой мучительной экспедиции, норвежские газеты писали, что жертвы, принесенные ради Нансена иностранцами, особенно ярко показывают, с каким участием следит Россия за отважным предприятием сынов Норвегии.
…Уходит, тает в тумане лодка, где прощально размахивает руками Трондхейм. Он увозит груду писем: когда-то еще представится команде возможность отправить почту?
«Фрам» медленно, ощупью идет к выходу из пролива.
Карское море припасло для корабля и шторм, и туманы, и льды, но всего этого в меру. Плавание было скорее однообразно-спокойным, чем опасным.
В середине 1893 года «Фрам» был против устья Енисея. Продолжая продвигаться на северо-восток, корабль постепенно огибал Таймыр. Временами мешали сильные встречные течения и ветры, но Нансен утешал себя мыслью, что именно терпение есть то, чем каждая полярная экспедиция должна запасаться в первую очередь.
Поставили паруса. Ветер, на этот раз попутный, дул ровно и сильно. «Фрам» вскоре выбрался в открытую воду, простирающуюся до самого горизонта.
Мысы уплывали назад один за другим, и Нансен различал уже в подзорную трубу смутные очертания заветной возвышенности.
Рассвет 10 сентября 1893 года Нансен встретил в «вороньем гнезде». Свердруп тоже не ложился в эту ночь.
На мачте взвились флаги. Трижды громыхнул над морем салют. Задымилась чаша с пуншем на столе кают-компании. Нансен поднял стакан:
– За ваше здоровье, ребята, поздравляю с Челюскиным!..
…Итак, сгинул колдун Челюскин, угрожавший зимовкой. Перед «Фрамом» – прямой путь к цели, во льды, дрейфующие севернее Новосибирских островов. Корабль спешит туда, и снова, против ожидания, все идет гладко, разреженные льды сменяются чистой водой, темное небо на горизонте обещает беспрепятственный путь.
18 сентября – исторический день для команды. В 12 часов 15 минут «Фрам» меняет курс.
Экспедиция находится под 75°35′ северной широты. Нос корабля обращен теперь на северо-восток. Скорее вперед, туда, где течение подхватит, понесет и льды и корабль к полюсу!
За кормой «Фрама» пенится бурун. На корабле не смолкают смех и шутки. Он отсчитывает милю за милей, а из бочки дозорный неизменно кричит:
– Чистая вода! Чистая вода!
Нансен едва сдерживает торжество. Если так будет и дальше, «Фрам», пожалуй, дойдет до восьмидесятого градуса. Или до восемьдесят пятого? И по чистому морю!
…Но «Фрам» не дошел ни до 85-й параллели, ни даже до 80-й. 20 сентября судно уперлось в кромку льдов.
Прохода не было.
Следующие два дня не принесли перемен. Было похоже, что «Фрам» достиг северной границы открытого моря. Солнце, пробившее тучи, позволило определиться: 77°44′ северной широты.
Не здесь ли кораблю суждено вмерзнуть во льды? А почему бы и нет? Место достаточно удобное, способное стать надежной ледовой гаванью.
И «Фрам» причалил к большой льдине.
С тех пор как человек впервые проник в полярные моря, захват судна в ледовый плен всегда заставлял тревожно биться сердца мореплавателей. Люди «Фрама» были, наверное, первыми в мире моряками, созерцавшими его совершенно спокойно. Нансен записал в этот день: «Да, мы здесь, видимо, застряли. Ну что же, пусть так. В таком случае: добро пожаловать, льды!»
Первая часть его плана была выполнена, в общем, удачно. Отсюда попутное течение должно понести корабль в сторону полюса.
С приходом зимы начались подвижки льдов. Вот тут-то «Фрам» и показал, чего он стоит.
Не счесть всех сжатий, небольших, сильных и даже чудовищных, выдержанных его крепкими боками. На него ползли огромные глыбы, давили, толкали, а он только приподнимался, выжатый ими, чтобы потом своей тяжестью ломать очутившуюся под ним подстилку, – и так до нового сжатия.
А вокруг открывался новый, почти неведомый человеку мир. Наблюдения за погодой – их производили днем и ночью, через каждые два или четыре часа, – наблюдения за свойствами воды, ее обитателями, атмосферным электричеством, над льдами и подледными течениями дают иногда такие неожиданные результаты…
В начале ноября «Фрам» находился на 77°43′ северной широты. Это после того, как в самом начале дрейфа ему удалось было пересечь 79-ю параллель! За полтора месяца их в конце концов унесло не к северу, а к югу.
Подобное случалось со многими экспедициями. Но кто мог знать о прихотях течения, которому Нансен вверил свой корабль? Изучить их – уже принести пользу тем, кто пойдет в эти широты по следам «Фрама».
Позднее дела немного поправились, «Фрам» снова был севернее 79-й параллели. Да, старый год мог бы потрудиться и получше. Пусть теперь продвижением экспедиции к полюсу займется со свежими силами новый!
Между тем Нансен, размышляя над происходящим, испытывал сложные, противоречивые чувства. Его расчеты оказались в основном правильными за весьма существенным исключением: вместо ожидаемого мелководного моря с ярко выраженными сильными течениями «Фрам» оказался над такими глубинами, что ни один лот не доставал дна. Но это значило, что надежда на продвижение в места, близкие к полюсу, столь же слаба, как слабы течения в глубоководных бассейнах.
А полюс притягивал Нансена. Он сердился на себя, доказывал себе, что достижение полюса – вопрос тщеславия, что тщеславие – детская болезнь, от которой вылечиваются с годами и которую он должен преодолеть. Доказывал-доказывал, но однажды после прогулки на север по гладкому льду, словно созданному для саней, записал в дневнике:
«Чем больше я хожу и присматриваюсь к этому льду по всем направлениям, тем больше у меня зреет план, который уже давно занимает мои мысли. По такому льду можно на санях и на собаках достигнуть полюса, если, конечно, совсем покинуть корабль, и обратный путь совершить через Землю Франца-Иосифа, Шпицберген или по западному берегу Гренландии. Это будет даже не такой уж трудный путь для двоих мужчин…»
Нансен старался трезво, всесторонне, критически взвесить все сильные и слабые стороны нового плана. Двое должны покинуть корабль без малейшей надежды вернуться на него. Что бы с ними ни случилось, помощи не будет! Нет малейшей доли вероятности, что люди с дрейфующего судна смогут найти двух человек, ушедших по льду, дрейфующему с другой скоростью и, возможно, в другом направлении.
Но о себе Нансен думал меньше, чем о тех, кто останется. «Вдруг я вернусь домой, а они – нет?» – эта мысль не выходила у него из головы.
В судовой библиотеке было шестьсот книг. Тут собрали все, что печаталось о полярных экспедициях. Нансен снова перечитал давно знакомые страницы. Все мореплаватели с редкостным единодушием сходились на одном: главная угроза в Арктике – сжатие, гибель судна.
Так бывало с сотнями кораблей. Но ведь ничего похожего не испытывала команда «Фрама»!
В феврале день заметно прибыл. Над горизонтом появилась яркая заря. Нансен все чаще ездил на собаках/ Он не выбирал погоду и гонял упряжку даже при 50 градусах мороза с ветром, когда плевок, замерзая на лету, падал льдинкой. Собаки бежали бодро, лед был гладким, и в скрипе полозьев Нансену слышалось: «На полюс! На полюс!»
Всю вторую половину зимы «Фрам» медленно несло над немыслимой бездной. Почти 3500 метров лотлиня – тонкой стальной проволоки с грузом на конце – не доставали дна. Бездна «гасила» течение. За пять зимних месяцев корабль продвинулся всего на один градус к северу!
