Текст книги "...и Северным океаном"

Автор книги: Георгий Кублицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Джеральд Даррелл на Бикаде

Гость получил подарок – бивень мамонта с надписью: «Великому натуралисту Дарреллу и его очаровательной супруге Ли от заповедной службы русского Севера».

Подарок был вручен на Таймыре, куда Джеральд Даррелл летом 1985 года прилетел вместе с канадской киногруппой. Его всемирно известные книги неоднократно издавались и в Советском Союзе. Английский натуралист посвятил себя защите животных, в особенности редких и исчезающих.

На Таймыре его заинтересовал опыт обогащения, восстановления фауны.

Мамонт, шерстистый носорог, овцебык были современниками. Овцебыки, или мускусные быки, сохранились до наших дней. Их успели спасти на грани полного исчезновения лишь в нескольких уголках Земли.

На Таймыре удавалось находить только кости древних животных, доказывавшие, что некогда стада овцебыков бродили здесь почти повсеместно. Когда исчез последний таймырский овцебык? Трудно сказать. Вероятно, лет двести-триста назад. Зато можно точно назвать время возвращения животных на землю предков: 1974 год.

Тогда воздушным путем в долину реки Бикады – это западнее озера Таймыр, недалеко от хребта Бырранга, защищающего местность от особенно свирепых северных ветров, – были доставлены из Канады первые десять овцебыков. Их взял под опеку Научно-исследовательский институт сельского хозяйства Крайнего Севера, переехавший из Ленинграда в Норильск.

Вскоре стадо было пополнено овцебыками с Аляски. К большой радости ученых, новоселы дали приплод. Таймыр оказался более пригодным для жизни древних животных, чем некоторые другие северные районы земного шара, где попытки акклиматизации оканчивались неудачей.

Сейчас таймырское стадо превышает двести тридцать голов. Овцебыков встречают уже далеко за пределами долины Бикады.

Чем интересен овцебык для нас с вами? Не только древностью рода и необычным внешним видом.

Овцебык – крупнейший из копытных обитателей Арктики. Некоторые животные весят полтонны. У,этих гигантов есть черты сходства не только с американским бизоном, но и… с овцой. Новорожденные блеют по-овечьи, ноги у овцебыков очень короткие, в беге – овечья повадка. Отдаленное родство с овцами и баранами у них, таким образом, прослеживается.

Но это – храбрые животные, смело вступающие в бой с хищными полярными волками. Удар их рогов американские специалисты сравнивают по силе с ударом в бетонную стену автомашины, идущей на средней скорости.

Почему овцебыки попали под опеку НИИ сельского хозяйства Крайнего Севера?

Новоселы Таймыра относятся к крайне неприхотливым животным. Они находят достаточно пищи там, где не может прокормиться северный олень. Нет, пожалуй, на свете существа, лучше защищенного от свирепых крайностей арктического климата. Шерсть длиной до девяноста сантиметров, свисающая с тела овцебыков, непроницаема для ветра и стужи. Натуралисты сравнивают ее с одеялом и матрацем для животного, которое спокойно спит на снегу или на промороженных камнях. Овцебыки, в отличие от северных оленей, не совершают длинных сезонных перекочевок.

Вывод: их можно приручать, одомашнивать. Первые фермы овцебыков уже существуют на Аляске. Животные теряют во время линьки великолепный пух, превосходящий овечью шерсть. Их мясо по вкусу не уступает говядине, а молоко жирное, питательное. И – никаких заготовок кормов на зиму!

Канадский исследователь Стефансон верил: прирученные овцебыки могут оказаться более полезными, чем коровы и овцы. «Я убежден, что в течение ближайшего столетия главным домашним животным в северной половине Канады и северной трети Азии будет овцебык, а не олень».

Пока этого не произошло. Однако успешное разведение овцебыков на Таймыре и острове Врангеля – хорошее начало для обогащения фауны тех пространств Арктики, которые считались находящимися «на пределе жизни».

Таймырская тундра удивила Джеральда Даррелла.

– Она невероятно разнообразна! – восторгался он. – Ее животный мир необычаен. Овцебыки словно выходцы с другой планеты. Я благодарен тем людям, которые помогли мне увидеть это чудо.

Даррелл побывал в тундре, когда в ней буйствует короткое лето, цветов на некоторых растениях больше, чем зелени, когда не смолкает птичий гомон. Но не будем обольщаться его восторженными словами. Для того, чтобы увидеть краснозобую казарку, сопровождавшие Даррелла кинооператоры предприняли долгие поиски. А ведь во время Пясинского похода эта птица не считалась особенной редкостью.

Миддендорф дал великолепное, точное описание тундры. Ученый дальновидно предостерегал от неразумного истребления ее птиц и животных.

Однако он не мог предвидеть масштаба того противоречия, которое возникло с напористым и неизбежным проникновением на Север индустрии, машинной техники, тяжелых видов транспорта, линий трубопроводов.

У тундры оказалось нежное, ранимое лицо. Ее подстилает вечная мерзлота, и слой, где держатся корни растительности, очень тонок. А разрушенная, измочаленная гусеницами вездехода поверхность не всегда восстанавливается даже за десятилетия.

Охрана окружающей среды в интересах настоящего и будущего поколений предусматривается Конституцией СССР. В ряде законодательных актов обращается особое внимание на усиление охраны природы в районах Крайнего Севера и морях, прилегающих к нему. При этом учитывается образ жизни северных народов, их сложившиеся за долгие века свои традиции бережного природопользования.

Значение наших северных окраин не ограничивается пределами Советского Союза: общеизвестна их роль в очистке воздушного и водного бассейнов целого полушария, в его озонном экранировании.

Термину «экология» более ста двадцати лет. Но сколько лет «большой экологии»? Позаимствуем у журнала «Наука и жизнь» образное определение: «Экология, скромная Золушка, долго ютившаяся где-то на задворках биологии, сегодня сделалась не просто королевой научного бала, к ней прикованы взоры широкой публики, многих ученых, политических деятелей». Она стала знамением современного типа общечеловеческой культуры. Уже говорят об экологической фазе мирового прогресса. Генеральная Ассамблея ООН приняла «Всемирную хартию природы».

Но вот данные той же Организации Объединенных Наций. Каждую минуту планета теряет 20–30 гектаров леса. Каждый день – один вид растений. Каждый год деградируют свыше 20 миллионов гектаров сельскохозяйственных угодий.

Увы, разрыв между признанием Золушки королевой и практическими результатами этого события еще велик. Особенно на Севере с его огромными пространствами и значительным притоком-оттоком людей, для которых он – временное место работы в незнакомых непривычных условиях.

Будем реалистами. Какой инспектор погонит вертолет к отдаленной точке, где высадилась нефтепоисковая экспедиция? У геологов на счету каждая минута, и люди иногда даже не представляют, какой вред тундре наносят своей небрежностью. Они, жители средней полосы, привыкли: прошел вездеход, остался след, а, глядишь, через две-три недели он уже зарос травой, дожди его выровняли.

Ах, в тундре и лесотундре запрещено использовать механизированный транспорт вне дорог? А если вокруг вообще нет никаких дорог, тогда как быть? И появляется колея, долго не заживающий шрам на нежном лице.

Экологическое сознание крепнет в народе. Но до полного благополучия тут еще очень далеко. Писатели-сибиряки Виктор Астафьев, Валентин Распутин правдиво, остро, с душевной болью рассказывают о хищниках, о губителях природы. А «Плаха» Чингиза Айтматова, сцены отстрела степных антилоп-сайгаков, сцены варварства, едва ли свойственного даже первобытному человеку?

Сайгаки водятся у нас и в низовьях Волги, в Калмыкии. Я видел их гибель не от пуль потерявших человеческий облик хищников, а от бездумного просчета вполне цивилизованных людей с дипломом о высшем образовании. Мелиораторы, проектируя каналы оросительной сети, не учли извечных путей перекочевок сайгаков (кстати, они, подобно овцебыкам, также современники мамонта). А всего-то и надо было сделать в нужных местах пологие спуски– переходы на откосах. Не сделали. Сайгаки, прыгая с крутизны в воду, гибли сотнями.

Да зачем ходить за примерами в далекие от Таймыра жаркие степи Калмыкии? Люди, проектировавшие газопровод Мессояха – Норильск, не подумали о тысячелетнем инстинкте диких оленей, летом уходящих от туч жалящих, кровососущих насекомых навстречу прохладным ветрам побережья океана. Забыли о сооружении проходов через газопровод…

Но значит ли это, что в той же Калмыкии вовсе не нужен отстрел сайгаков, а на Таймыре– диких оленей?

Нужен. Существует естественная зависимость между площадью пастбищ и численностью поголовья животных. Считается, что тундра Таймыра способна прокормить без ущерба для кормовых угодий примерно 400 тысяч диких и домашних оленей. Это результаты многолетних исследований. Каждый год работники НИИ сельского хозяйства Крайнего Севера подсчитывают число животных. Борьба с браконьерством и природоохранительные меры резко увеличили общую численность поголовья «дикарей». Их уже свыше полумиллиона. Значит…

Беда, однако, в том, что хозяйственно целесообразный отстрел не налажен по-настоящему. Часть животных гибнет зря. Суда и вертолеты не успевают вывозить заготовленное мясо. Оно портится – и это в царстве вечной мерзлоты, где не нужны искусственные холодильники, достаточно устроить естественные.

Проблемы разумной сбалансированности в охране природы достаточно сложны. Это относится и к тем животным, которые занесены в Красную книгу.

Однако нет сомнения, что какая-то часть арктических территорий должна сохраниться полностью, по возможности в своей природной первозданности. Решено сделать заповедной часть дельты Лены, где в бесчисленных протоках– ценные породы рыб, по островам гнездятся гуси, лебеди, изредка встречаются розовые чайки. На Таймыре, помимо заказников, создан заповедник площадью почти полтора миллиона гектаров. Крупнейший в тундровой зоне планеты, он расположен в тех местах, где сходятся приполярные окраины Западной и Восточной Сибири.

Здесь запрещается всякая хозяйственная деятельность, наносящая ущерб природе. Ученые получили возможность наблюдать за изменениями ландшафтных комплексов, в том числе почти безжизненной арктической тундры и расположенных между 72 и 73 градусами северной широты самых близких к полюсу знаменитых лесных участков Ары-Mac и Лукунского. Нигде в мире нет лесов, выживших в подобных климатических условиях.

В пределы Таймырского заповедника вошли и земли, прилегающие к реке Верхняя Таймыра, по которой проходил маршрут Александра Миддендорфа.

«Ермак вечной мерзлоты»

Существует ли на земном шаре вечная мерзлота?

Такой вопрос кажется нам нелепым. Но в сороковые годы прошлого века его серьезно обсуждали ученые. Яростно спорили. Иные считали, что вечная мерзлота – миф.

Авторитетный немецкий геолог Леопольд фон Бух выступил с заявлением

– Я вполне убежден, что следует считать совершенно ненадежными все известия о том, будто бы в странах, где произрастают кустарниковые растения, находили даже летом на глубине нескольких футов замерзшую землю… Показания казаков не следовало бы употреблять для подкрепления столь странного и невероятного факта.

Возможно, Бух имел в виду материалы, которые собирал и публиковал академик Бэр. Его статьи появились в зарубежной печати и вызвали острую полемику.

Между тем Бэр использовал не какие-то слухи или выдумки «сибирских казаков», как утверждали его противники, а достойные доверия данные, начиная от донесений сибирских воевод и кончая сообщениями русских ученых, видевших землю, даже в жаркую пору оттаивавшую только сверху. И на этой земле росли травы и кустарники.

Наконец, Петербург получил чрезвычайно любопытное известие из Якутска. Местный купец Федор Шергин стал копать у себя во дворе колодец. Но сколько ни трудились землекопы, воды не было: железо звенело, долбя мерзлый грунт. Купец был озадачен, однако девять лет упрямо продолжал работы. Его подогрел совет приезжего, который сказал, что сообщит о необыкновенном колодце Академии наук.

И действительно, петербургские ученые, в том числе Бэр, похвалив купца за важную для науки работу, прислали ему термометры и советы, как вести наблюдения в колодце, глубина которого вызывала изумление – 116 метров.

Когда обдумывался план путешествия Миддендорфа, внесение ясности в спор о вечной мерзлоте выдвигалось как одна из главных целей. При поездке на Таймыр экспедиция выполнила пробные бурения. Но главное предстояло выяснить в Якутске, в «шахте» Шергина – так стали называть странный безводный колодец.

Миддендорф со спутниками прибыл в Якутск в феврале 1844 года. Город представлял собой, по словам путешественников, кучу почерневших от времени деревянных домов. Бревенчатая башня, часть крепости-острога, с которой начался Якутск, напоминали о временах землепроходцев. Ничтожный по внешнему виду городок был некогда центром крупнейшего воеводства.

Шергин еще до прибытия экспедиции уехал из Якутска, но «шахта» была в полном порядке.

Возле двухэтажного купеческого дома, под бревенчатым срубом, похожим на обычный для здешних мест амбар, взору ученого открылся уходящий далеко в глубь недр квадратный, достаточно широкий ствол, искрящийся инеем. И никаких креплений, защищающих колодцы от осыпей земли, от обвалов.

Теперь дело было не только в спуске на разные глубины и в измерении температуры. Предстояли гораздо более тонкие работы. «Шахта» долгое время оставалась открытой – так, может, грунт крепко прихватили здешние морозы? И как объяснить низкие температуры на большой глубине, когда издавна известно, что с проникновением в глубь Земли они постепенно повышаются?

Миддендорф, поначалу недовольный тем, что ему придется долго просидеть на одном месте, увлекся исследованиями. Ведь он, по его словам, получал единственную в своем роде не только для Сибири, но и для всех арктических стран возможность спуститься для наблюдений глубоко в мерзлоту. Провести эти наблюдения требовалось «совершенно по совести», так тщательно, чтобы они были надежнее всех, сделанных ранее.

Ученый нашел в Якутске помощника, настоящего знатока здешних мест. Дмитрий Давыдов, коренной сибиряк, уроженец Ачинска, учитель по профессии, был краеведом по призванию. Он владел языками местных народностей, часто разъезжал по Сибири, пользовался известностью как этнограф и метеоролог.

Конечно, Давыдов был знаком с опытами отца и сына Шергиных, причем обратил внимание ученого на то, что Шергин-старший вел наблюдения небрежно, при свете жарко горящих ламп, искажавших показания термометра.

Давыдов впоследствии гордился тем, что Миддендорф использовал его сведения в своей книге. Но кто помнит об этом сегодня, чуть не полтора века спустя?

Можно, однако, задать и другой вопрос: много ли у нас в стране людей, никогда не слышавших песни «Славное море, священный Байкал»? А ведь написал ее все тот же Дмитрий Павлович Давыдов!

Не будем здесь касаться подробностей кропотливой работы Миддендорфа. Ему удалось доказать, что «шахта» не противоречит закономерности повышения температуры земной коры по мере углубления в недра, а подтверждает ее. Ближе к поверхности мерзлота была наиболее холодной, а с каждым десятком метров ее температура постепенно повышалась – правда, не очень значительно.

Давыдов не был единственным помощником ученого. С величайшим уважением, даже изумлением рассказал он в своей книге о Неверове, человеке без всякого образования, который «воздвиг себе вечный памятник в истории науки».

Якутск и местность вблизи него оказались полюсом стужи для всего полушария. «Там самая холодная зима на всей земле. Кто же дал нам основание для вывода всего этого? Тот самый простак…»

«Простак» Неверов с безошибочной точностью три раза за сутки записывал показания термометра. Он делал это всю жизнь. Ученые навещали «простака», пользовались его данными. Пришел к нему и Миддендорф.

Он увидел невзрачного человечка. Что же заставляло его, пишет ученый, «в наше время всеобщей гоньбы за наградами», безвозмездно тратить время на занятие, которое его сограждане считали никчемным?

В ответ на прямой вопрос Неверов с загоревшимися глазами положил руки на толстую счетную книгу, куда заносил свои наблюдения. Раскрыв ее, стал с наслаждением читать заметки о погоде в разные месяцы и годы. Человек, одержимый своей страстью!

Путешественник пытался позднее хлопотать о какой-либо награде, каком-либо отличии, которые, конечно же, заслужили Давыдов и Неверов, но получал отказ. А ведь именно такие люди помогали познанию Сибири, открывая еще неведомые миру ее особенности. В большинстве случаев они, подобно Давыдову, умирали в нищете.

Продолжив в Якутии, а затем и за ее пределами, работы, начатые еще на Таймыре, Миддендорф исследовал вечную мерзлоту с огромным пространственным охватом, позволяющим сделать очень важные обобщения. Помимо работ в «шахте», экспедиция пробурила в разных местах двенадцать скважин с тщательными замерами глубин и температуры.

Но что такое проходка в вечномерзлом грунте? Один из нынешних способов – двадцатитонная машина сбрасывает с трехметровой высоты острый трехтонный клин из прочнейшей стали. В других случаях действуют отбойным молотком. Среди новейших достижений – моторный «штопор» особой конструкции, у которого при вращении нагреваются лопасти, и образующаяся вода работает, как смазка, облегчая бурение.

А у Миддендорфа был бур для обычных земляных работ. Его вращали руками. Изнурительная работа, да еще на семи ветрах, при лютой стуже. И вот таким способом «Ермак вечной мерзлоты» получил достоверные сведения о загадочном явлении, которых с нетерпением ожидали климатологи всего мира. Эти сведения оставались основой для всех исследователей Севера, по крайней мере до начала XX века.

Наше последнее, третье, отступление, пожалуй, нельзя назвать боковым маршрутом. Это скорее продолжение темы основного.

Широкое хозяйственное, в том числе индустриальное, освоение Севера первой в мире начала наша страна. Вечная мерзлота из области академических споров о ее природе и происхождении как-то незаметно перешла в область будничных, повседневных дел. Возникло мерзлотоведение– наука с заметным прикладным уклоном.

Одним из первых советских мерзлотоведов стал Михаил Иванович Сумгин, смышленый крестьянский паренек, кучер из барской усадьбы, самоучкой постигший школьную премудрость и поступивший в университет. За участие в революционной работе его четыре раза арестовывали, сажали в тюрьму, высылали. Три года Сумгин провел в Тобольской губернии. С вечной мерзлотой познакомился не по своей воле, но посвятил ее изучению всю жизнь.

Сумгин ценил образность речи. Это он назвал вечную мерзлоту русским сфинксом; северным сфинксом. Ему же принадлежит выражение «Ермак вечной мерзлоты», которое Миддендорф заслужил своим научным подвигом.

Первым в стране Сумгин определил практические задачи мерзлотоведения.

В прежние годы лишь немногие задумывались над странностями вечной мерзлоты – может быть, потому, что человек редко ее тревожил. Но когда мы стали продвигаться с городами, железными дорогами, шахтами на Север, она вдруг зашевелилась, и начались такие вещи…

Через год – через два после закладки Игарки скособочились, скривились ее первые дома. Печи потрескались, окна перекосились, стекла в них полопались. Улицы стали «пьяными».

Специалисты, приехавшие по просьбе игарчан на Енисей, посоветовали строителям обратиться к книге Сумгина, по которой, как сказал академик Обручев, «учились и будут учиться поколения наших мерзлотоведов». Сумгин рекомендовал сохранять мерзлоту в естественном виде – тогда она будет держать здания. Для этого пол надо делать толще, плотнее, чтобы тепло из комнат не проникало в почву, зимой не закрывать подполья, дать туда доступ морозу. Зато летом укутывать фундамент опилками, не пускать теплый воздух под пол: пусть мерзлота спит.

Игарчане поступили, как им советовали, хотя все оказалось не столь просто.

Игарка создала первую на Енисейском Севере мерзлотную станцию.

В ее подземелье сырость погреба. Вбок уходит освещенный электрическими лампочками довольно широкий коридор. Стены как слоеный пирог: темные пласты грунта причудливо перемежаются прозрачными прослойками льда. Наверное, так было и в «шахте» Шергина – никаких креплений. Грунт, сцементированный льдом, тверд как камень. Всюду термометры и самопишущие приборы. Потолок искрится иглами инея. Подземелье – внутри, в толще вечной мерзлоты.

Вечной ее назвал народ. Наука выражается осторожнее и точнее, говоря об отрицательной температуре, длящейся в части земной коры непрерывно от нескольких лет до тысячелетий. По сравнению с короткой человеческой жизнью тысячелетия – вечность.

Сумгин предложил устроить в вечной мерзлоте подземный музей-холодильник. Часть животных вымирает. Их чучела недолговечны. А во льду, в вечной мерзлоте, можно сохранить зверей, так сказать, в их натуральном виде тысячелетия. Сохранила же мерзлота трупы мамонтов. При этом даже травинки, застрявшие у них между зубами, избежали тления.

В Игарке начали с замораживания во льду песцов, куропаток, рыб. Мерзлотовед Пчелинцев разработал проект соединения подземелья с наземным музеем истории освоения Енисейского Севера. Мало того – предложил постройку подземного катка в форме восьмерки: катайся круглый год, не опасаясь ни летнего солнца, ни зимней пурги и мороза.

Не знаю, что с катком, музей же, видимо, скоро достроят.