Текст книги "...и Северным океаном"
Автор книги: Георгий Кублицкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)
Катастрофа у Сухой Тунгуски
В Красноярске Транссибирская магистраль пересечена водной дорогой Енисея, выходящей в Северный Ледовитый океан. Красноярский порт уже в первые пятилетки принимаемые от железной дороги грузы отправлял в судовых трюмах всему приенисейскому Северу. Отсюда же со времен Карских экспедиций часть товаров, доставленных флотом северных трасс, растекалась по железнодорожной сети страны.
Север развивался с непредсказуемой быстротой. Успехи плавания в студеных морях совпали с открытием талнахских руд и вторым рождением Норильска. Красноярск уже не справлялся с потоками грузов. Дополнительный выход с Транссибирской магистрали к водам Енисея был создан через расположенный западнее центра края город Ачинск. Срезая угол, он по новой железной дороге направлял составы к молодому порту Лесосибирску.
Этот город возник там, где в енисеево русло врывается Ангара. Она приносит плоты знаменитой сибирской сосны. Лесопильно-деревообделочные комбинаты принимают бревна на блестящие мокрые цепи бревнотасок, чтобы превращать их в доски, брусья и другой экспортный товар, который высоко ценится на мировом рынке. Его путь – к лесоэкспортным причалам Игарки.
А главные портовые причалы Лесосибирска работают преимущественно на северные стройки. Первенствует, конечно, Норильск. Это для его грузов раскрывают свои трюмы баржи, прильнувшие к длинному причалу, над которым вертят жирафьими шеями портальные краны. Таскают контейнеры, стенные панели домов, насыпают ковшами клинкер – полуфабрикат для цемента, керамзит. Вон теплоход взял несколько барж, выводит их на фарватер. Готовь, Дудинка, свободное место у причалов!
За Енисейском, на гербе которого были изображены два соболя и охотничий лук и где в тихих улочках, казалось, витает дух полярных мореходов, начинается Нижний Енисей, самая широкая, величественная часть реки. Она пересекает край, все еще не легкий для жизни, но именно поэтому влекущий сильных, волевых людей, пусть даже с жилкой некоторого авантюризма – разумеется, в первоначальном смысле этого понятия, происходящего от французского корня, означающего приключение, похождение. Сюда напрашиваются в экспедиции геологи и геодезисты.
Если попытаться синтезировать сегодняшний образ Нижнего Енисея, получится странное, на первый взгляд, смешение: таежный охотник верхом на северном олене и алый флаг на мачте морского ледокола, ломающего зимний покров реки; вертолет, перевозящий собачью упряжку в глубь тайги, и состав электровоза, нагруженный рудой; заповедное стадо привезенных с другого континента овцебыков и лунный кратер огромного рудника; подземная лаборатория в толще вечномерзлого грунта и пляска «ёхарьё», родившаяся у кочевников, может, полтысячи лет назад…
Окна домов в приречных селениях высоко от земли, чтобы зимой их не закрыли сугробы. Постепенно на берегах исчезают теплолюбивые, по местным понятиям, деревья и кустарники. Зубчатые ельники темнеют на фоне пылающего полуночного неба.
Между Подкаменной и Нижней Тунгусками впадает в Енисей их младшая сестра – Сухая Тунгуска. И река мала, и место внешне ничем не примечательное, если не знать о произошедшей здесь в военные годы трагедии.
Она связана с именем человека, которого заезжие журналисты называли «речным адмиралом», «хозяином Енисея». Да, подчиненный ему флот действовал на девяти тысячах километрах водных путей. Он отдал Енисею тридцать лет жизни, почти до конца земного пути совмещая профессии речника и литератора.
Иван Михайлович Назаров был начальником Енисейского пароходства и членом Союза писателей, автором нескольких книг. Но вот чувство «хозяина» реки было ему чуждо. Не могло бы оно ужиться с сыновней любовью и преданностью «батьке» – так называл он Енисей, как бы очеловечивая его.
Я знал Назарова с первого года речной службы будущего «адмирала». Мы дружили долгие годы. У меня собрано далеко не все, что писали о нем, – и это две толстых папки!
В сумятице повседневных дел, которых у него всегда было невпроворот, он умел не упускать нечто главное, перспективное, идущее на пользу «батьке». Главным он считал Норильск и вообще Север.
«Выбил» в Москве один из первых, тогда единственный на всю Сибирь, лайнеров, чтобы связать Красноярск с Диксоном. На этом лайнере, названном «Антон Чехов», устраивали весьма представительные конференции и симпозиумы, где ученые обсуждали северные проблемы. Принимал «Чехов» также туристов, почитателей реки. Добился Назаров для Енисея и мощных грузовых теплоходов повышенной прочности, годных к морскому ходу. Головной из них носит его имя.
В войну выполнял Иван Михайлович немало специальных, совсем не легких поручений. Летом 1945 года мы встретились на Байкале, куда я вылетел по срочному журналистскому заданию. Назаров был уполномоченным по строительству различных сооружений у «славного моря», необходимых для Кругобайкальской железной дороги с ее десятками тоннелей.
…И вот после двух инфарктов сдал вахту Иван Михайлович.
Получил от него коротенькое письмо: приезжай, пройдем вместе по Енисею, может, в последний раз. Забирай сына, пора ему узнать «батьку». Не откладывай, не знаю, сколько протяну, сильно сдает сердце.
Я медлить не стал и с сыном – в Красноярск.
Это был последний рейс «адмирала». Трогательный до боли. Сколько людей приходило на теплоход во время стоянок! Говорили мало, просто пожимали руку.
В плёсах Иван Михайлович не покидал рубку. Было у него капитанское «чтение» реки, то особое знание, которое приходит лишь после множества трудных ночных вахт и всяческих речных передряг в шторма и туманы. Знал он поименно все камни, шиверы, ухвостья, перекаты. И едва не с каждым километром было у него что-либо связано.
– Сидели здесь на вынужденной, летели из Енисейска, мотор заглох. А дело было зимой, мороз градусов тридцать…
– За тем вон островом баржу поднимали, пропорола днище. Хлебнули досыта.
Возле Сухой Тунгуски долго молча смотрел на берег. Сказал глухо:
– Грозили мне за нее расстрелом…
Я бывал на месте драмы еще по горячим следам, расспрашивал очевидцев. Сам Иван Михайлович о ней рассказывать не любил.
Вот что произошло там, где даже немало лет спустя высоко на яру можно было различить какие-то обломки, сквозь которые проросли уже молодые деревья.
В трудный военный год понадобилось отправить Норильску большую партию остро необходимого груза. Поздний осенний рейс каравана был делом опасным. Назаров колебался. Советовался с капитанами. Те – против. Однако Норильск убеждал, настаивал.
Внезапно ударившие морозы захватили флотилию возле Сухой Тунгуски. Здесь суда вмерзли в лед. Кое-что удалось переправить дальше воздушным путем, но большая часть груза осталась в трюмах.
Зимовка прошла сравнительно благополучно. Не очень беспокоил и ледоход: суда укрылись в устье Сухой Тунгуски, под защитой высокого яра. Назаров не раз приезжал сюда, жил подолгу, привозил знатоков плёса, расспрашивал окрестных жителей.
Ближе к весне смутное, неосознанное чувство тревоги охватило зимовщиков. Что-то странное происходило в природе. Подули вдруг теплые ветры, прогнали мороз. Совсем не ко времени, не по календарю, пробудились от спячки медведи. Приехал к каравану на оленях эвенк, обошел суда, качая головой и приговаривая:
– Ох, неладно, неладно… Енисей-то вас, однако, поломает не сегодня – завтра…
Не сегодня – завтра?! Да сколько себя помнили старые шкипера, никогда в эту пору на Енисее даже подвижек не бывало! И сейчас лед лежал спокойно, по-зимнему, без закраин.
А утром следующего дня…
Вот рассказ механика теплохода, записанный мной почти слово в слово:
– Проснулся: что такое? Треск вокруг, и кто-то кричит, да так пронзительно! Полушубок накинул и на палубу. Думаю, может, сплю я, и сон это кошмарный? Идет на нас стена льда. Громаднейший ледяной вал. Первую баржу подняло, бросило на другую, та – пополам, будто коробок спичечный! А дальше все смешалось, все в обрывках… Помню женщину, падает с торчком поднятой баржи. На одной барже скот зимовал, коровы обезумели, выломали загородки. Пламя, дым: карбид кальция попал в воду, получился горючий ацетилен. Не забуду то утро до самой смерти…
При катастрофе на Сухой Тунгуске из тридцати двух судов уцелело четыре. Часть раздавило, часть сильно искорежило. Счастье, что на караване находилось мало людей: большинство зимовали в деревне Сухая Тунгуска. Но жертвы были. И конечно, погибла часть груза.
Кто в ответе за гибель каравана? Первый спрос – с начальства. Сгоряча посулили Назарову по законам военного времени высшую меру.
Но когда все материалы комиссий, расследовавших катастрофу, попали в самые высокие инстанции, дело прекратили. Не нашли вины Назарова решительно ни в чем. Он сам следил, чтобы все меры безопасности на случай бурного ледохода были приняты.
Но ледоход-то был не бурным, а катастрофическим, каких в здешних местах не случалось по крайней мере с тех пор, как ссыльные декабристы стали вести метеорологические записи. Сильная оттепель резко подняла воду в притоках. Она хлынула в русло Енисея, взломав лед. В узком ущелье образовался затор. За его ледяной стеной копилась масса воды. Затор рухнул, и чудовищный вал помчался к Сухой Тунгуске.
Через два дня после катастрофы Енисей утихомирился, и настоящий, полный ледоход начался лишь месяц спустя, в обычное для этих мест время.
Норовист океан, с норовом и брат океана…
Большой Норильск
Подкаменная и Нижняя Тунгуски пересекают Эвенкийский автономный округ. При относительной малочисленности эвенки расселились почти на
трех четвертых территории Сибири, создав самобытную таежную цивилизацию с древними традициями оленеводства. Индейцы северных окраин Америки не смогли прочно освоить гораздо менее суровые места прежде всего потому, что не знали оленеводства. На Аляске оно возникло лишь после завоза сибирских одомашненных оленей.
В Эвенкии дали нефть первые скважины. Она найдена и в других местах восточнее Енисея. Крупнейший знаток сибирских месторождений, академик Андрей Алексеевич Трофимчук пишет:
«Сегодня можно с уверенностью говорить о наличии в СССР новой газонефтеносной провинции – Восточно-Сибирской.
Для сибирских ученых-нефтяников одним из главных достижений XI пятилетки стало подтверждение научных прогнозов о перспективности Лено-Тунгусской провинции. За это время там было открыто более 20 месторождений промышленного значения». Поиски и находки продолжаются.
Итак, следом за Обью – Енисей, Лена. Новые заботы не только у геологов и добытчиков, но и у транспортников, у речников, у моряков арктического флота.
Нижний Енисей может стать местом строительства мощнейших гидростанций. Это не ближайшая перспектива, хотя подготовительные работы к сооружению первой из них, Средне-Енисейской, начинались возле Лесосибирска уже немало лет назад.
К энергетикам – жесткое требование: минимальное затопление земли, максимальное сохранение экологического равновесия в бассейне рек. За последние 15 лет при новом гидростроительстве площади водохранилищ в пересчете на киловатт мощности страна сократила вчетверо.
Идет острая дискуссия вокруг проблемы сооружения Туруханской ГЭС мощностью до 20 миллионов киловатт, место для которой выбрано на Нижней Тунгуске.
По мнению энергетиков, эта «Угрюм-река» вполне подходяща для возведения плотины. Она течет меж высоких хребтов, пересекая слабо населенную местность. Водохранилище здесь может быть узким и глубоким.
Я не знаю крупной реки более необычной и своенравной, чем Нижняя Тунгуска. Возле устья – знаменитая «Корчага», водоворот, всасывающий вырванные половодьем деревья и выталкивающий совершенно «обглоданные» стволы. Весенние паводки здесь чудовищны: вода иногда поднимается на тридцать пять метров! Если поставить у берега реки Большой театр, вода затопила бы его почти целиком, и бронзовым коням колесницы Аполлона, украшающей фасад, впору было бы пускаться вплавь.
Плотины новых гидростанций можно сооружать, лишь тщательно взвесив все «за» и «против», с учетом перспектив использования новых источников энергии, например, термоядерной. И, разумеется, с учетом развития обширнейшей северной территории, прилегающей к низовьям Енисея. Тут веское слово за широкой общественностью.
…При пересечении енисейским лайнером Полярного круга– традиционная церемония. Правда, в отличие от праздника Нептуна при переходе экватора, никого не купают и не обливают енисейской водой: она все же довольно холодна для этого. Ассистентами Нептуна, который облачен в меховую шубу, выступают белый медведь и морж, а дипломы, вручаемые туристам, скреплены печатью Полярной звезды.
Церемония происходит на подходе к Игарке. Ее главная специализация не изменилась: лесопиление и лесоэкспорт. О дополнительных заботятся геологи, разведывающие нефть, газ, руды.
За Игаркой Енисей вступает в пределы Таймырского автономного округа. Здесь живут северные народы: ненцы, селькупы, долгане, нганасаны, эвенки, энцы… На его громадной территории даже в первые годы Советской власти работали всего пять учителей, не было ни одного города, ни одного промышленного предприятия, если не считать пекарен и кустарных мастерских для выделки звериных шкур.
Теперь на Таймыре – гигантские заводы, шахты, рудники, железная дорога, авиалинии, богатые колхозы, звероводческие фермы, стада в десятки тысяч оленей, морские и речные порты.
Центр округа – Дудинка издали напоминает Хаммерфест: морские корабли на рейде, по холмам светлые прямоугольники многоэтажек. Однако вблизи Дудинка далеко не так «причесана», как «макушка Европы» с ее туристскими соблазнами и магазинами сувениров. Это город рабочий, быстро растущий, постоянно меняющийся.
Он воюет с Енисеем, когда во время ледохода вода поднимается до двенадцати метров, заливая портовые причалы и выталкивая на них ледяные поля. Это для Дудинки самое беспокойное время.
К ледоходу готовятся заранее. Строят отбойные дамбы, стараясь смягчить его первый напор. Ледоколы, среди которых «Авраамий Завенягин» и «Капитан Мецайк», кромсают смерзшиеся торосы, чтобы Енисей гнал на штурм не тысячетонные ледяные монолиты, а раздробленные глыбы. Убирают на возвышенное место все портовые краны – их очень много, сразу и не сосчитаешь, стоят тесно. Снимают рельсы с подъездных путей, на шпалах намораживают «подушки» – тогда льдины скользят по ним, не выдирая из насыпи.
А потом, едва начинает спадать вода, портовики идут следом за ней в холодную липкую грязь, чтобы как можно быстрее все восстановить, наладить. Город. лихорадит. Иногда портовикам помогают служащие учреждений. Ведь за причалами – Норильск, Таймыр!
Здесь кончается главная грузовая дорога Енисея. Здесь начинается арктическая линия Дудинка – Северный Ледовитый океан – Мурманск. От того, как быстро город подготовит порт к нормальной работе, зависит движение множества судов, среди которых атомные ледоколы и речные баржи.
Через Дудинку Норильск получает все нужное для разворота его гигантской стройки. Через Дудинку же отправляет стране медь, никель, кобальт, а цветной металлургии Кольского полуострова – обогащенную руду. Через порт Дудинки идут школьные учебники и минские самосвалы, рояли, и бетонные конструкции, теплая обувь и разборные домики для геологов и оленеводов. Ну и продовольствие, а также разные потребительские товары. Их завозят ежегодно примерно по тонне на каждого северянина. Не знаю точно, сколько именно северян снабжает Дудинка, но счет, во всяком случае, идет на сотни тысяч.
От Дудинки по железной дороге до Норильска меньше ста километров.
Как коротко рассказать о городе, который знаю полвека и куда заглядываю при каждой поездке по Нижнему Енисею? И уже написал было небольшую главу, где не преминул упомянуть, что в Норильске, по признанию ЮНЕСКО, – самое северное в мире общество любителей выращивания в Субарктике сотен видов кактусов, произрастающих, как известно, в субтропических и тропических пустынях Нового Света, и что полярные сияния то создают в эфире немыслимые помехи, то вдруг позволяют норильским таксистам слышать переговоры своих хабаровских коллег с диспетчером. Одним словом, увлекся экзотикой. Но тут получил пакет из Норильска и многое переписал заново, Однако – по порядку.
…Книга «День мира» была задумана еще Алексеем Максимовичем Горьким.
Суть замысла – как бы моментальный снимок всего происходящего на планете за один обыкновенный день. Снимок, сделанный не только десятками тысяч объективов, но и десятками тысяч перьев в разных точках земного шара. Миллионы капель из реки по имени Факт.
Первую книгу «День мира» издали в 1936 году. Вторую– в 1961-м. За основу третьей намечалось взять события, произошедшие на планете 23 октября 1986 года.
И вот норильский литератор Анатолий Львов прислал мне номер городской газеты «Заполярная правда». Не совсем обычный номер. В нем фотографии, очерки, заметки, которые могут пригодиться для третьей книги «День мира». И часть из них действительно пригодилась, вошла в книгу.
Выбран будничный день. Никаких юбилеев, праздников, никаких выдающихся событий. Но это и ценно: типичные рабочие сутки города. Собранная в номере информация вдвойне познавательная: «Заполярка» – так зовут свою газету норильчане – обращается и к прошлому.
В первой книге «День мира» о Норильске не упоминалось: не было еще самого Норильска. Город, о котором рассказывала вторая, давно перевернутая страница истории: недостроенный главный проспект, три площади, десяток постоянных улиц (еще столько же обреченных на снос из-за близости к разросшейся промышленной зоне комбината), бараки, преобладающая высота новых домов, как тогда было всюду – пять этажей.
Талнах? Это слово знали только геологи, и означало оно гористую местность с нежной зеленью лиственниц, пересеченную одноименной речкой. Хантайка? Был на картах такой приток Енисея, но прямого отношения к Норильску он тогда не имел.
Рассказ о нынешнем Норильске начат с Нулевого пикета, с места, откуда пошел город. Пошел – и ушел: теперь здесь нет жилых кварталов.
Нулевой пикет сегодня – несколько предприятий и мемориальная зона. В ней – домик-музей Завенягина; домик-музей Урванцева; тут же захоронен по завещанию прах Николая Николаевича и Елизаветы Ивановны Урванцевых, с молодых лет вместе путешествовавших по Таймыру и в почти-непрерывных скитаниях доживших до золотой свадьбы.
От Нулевого пикета – отсчет времени. Из тех, кто жил здесь, когда составлялась хроника первого Дня мира, освсего один ветеран: Григорий Иванович Сапрыкин, работающий в геологической экспедиции.
А из поселившихся в Норильске ко второму Дню продолжают трудиться тысяч двадцать. Среди них и мой добрый знакомый Анатолий Львов, автор нескольких книг и множества газетных очерков. В Заполярье – четверть века.
Вторым Днем началась история Талнаха. Его рудные залежи обогатили комбинат на очень долгие годы. Талнах дал Норильску перспективу, второе дыхание в марафоне из последних девятилетий XX века в первые XXI.
Запись в моем блокноте о начальных годах Талнаха.
«Дорога на Талнах не ухоженная, рабочая – утопленные в жиже глыбы камня, гравий, щебенка. Тяжело подпрыгивая, несутся самосвалы. Проскочили пристань Валек (к ней тянули когда-то баржи Пясинского каравана). Через речку Норилку – мост для поездов и автомашин.
Синеют горы с кручами и обрывами, с пятнами снега.
– Там и есть Талнах, – показывает шофер. – Года три назад я туда к геологам артистов возил. Артисты говорят: где же клуб? А им отвечают: у нас все в одном месте и театр, и клуб. Где же, спрашивают? Да вот здесь, в этом бараке. Ну, выступили. Потом им медвежонка подарили, поймали его накануне у склада.
Тот барак сохранился в поселке геологов, мы туда завернули, посмотрели.
А Новый Талнах – образцовый рабочий поселок со стадионом, поликлиникой, бытовым комбинатом, музыкальной школой, диетической столовой, магазинами, отделением Госстраха, сберкассой. Его как бы перенесли сюда из Подмосковья по воздуху и бережно опустили среди редколесья, чтобы не обломать ветви лиственниц.
Клады Талнаха-в земных глубинах. Туда опущены стволы рудников «Маяк» и «Комсомольский». От клетьевого ствола уходят в рудные жилы боковые горизонты».
В одном из них я взял на память кусочек тяжелой, золотисто поблескивающей руды. Он хранится у меня вместе с курским железняком, саянским мрамором, обломком необожженного кирпича с развалин древнего Вавилона, голубым флажком ООН, значком с изображением «Фрама», фигурками из черного дерева, купленными в Нубийской пустыне, гербом Хаммерфеста, медалью в память пуска Асуанского гидроузла на Ниле и другими вещицами, связанными с увиденным и пережитым.
Мы иногда торопимся присваивать титул города рабочим поселкам. Но Талнах, в росте далеко обогнавший существующую более трехсот лет Дудинку, действительно город, причем удобный для житья-бытья – с плавательным бассейном, с небольшим футбольным полем под крышей, и уже с первыми почетными гражданами.
Талнах – создание поколения, начавшего работать на норильской земле в 60-е годы.
Какой след оставляет это поколение, ветераны которого продолжают трудиться на таймырской земле? Что ему удалось сделать?
Продвинуться на Север, отмечает «Заполярка». Закрепиться на талнахских рудах. Построить глубокие рудники и новый город, не повторяющий многих норильских ошибок. Создать самый современный в цветной металлургии Надеждинский завод-гигант. Научиться смотреть на тундру как на землю почти беззащитную, которая веками лечит неосторожно нанесенные ей раны. Создать в Субарктике промышленный район с трехсоттысячным населением.
Этот район – единый развивающийся социальный и хозяйственный организм. У него, в отличие от некоторых других комплексов, единый же центр управления, позволяющий объединить все, как принято говорить, подразделения, подчинить их решению общей задачи. А эти подразделения– мощнейшие предприятия цветной металлургии, порты на Енисее, дома отдыха, железная дорога, аэропорт, бытовые комбинаты, энергетическое хозяйство, газопроводы, индустриальный институт, три совхоза, пионерские лагеря, система водоснабжения…
Современный Большой Норильск – это сам город и два его города-спутника, Талнах и Кайеркан. Заложен третий, Оганёр, где на скалистом надежном плато прокладываются коммуникации.
Большой Норильск не очень-то теснит тундру. Он растет вверх, уже три десятилетия возводя исключительно многоэтажные дома. Задание на пятилетку – миллион квадратных метров. Расчет не столько на приток населения– он разумно регулируется и не превышает примерно двух тысяч человек в год, – сколько на отдельные квартиры для каждой семьи северянина.
Норильск за пятилетку строит столько детских садов, чтобы к концу пятилетки ни один малыш не оставался без места. Не забывает и о пенсионерах. Для тех, кто хотел бы сменить климат, освободив место молодым, начинает сооружать дома на юге края, в «Сибирской Италии».
И не это ли энергичное, продуманное осуществление широкой социальной программы помогло Норильску значительно снизить текучесть? Она куда меньше, чем на предприятиях, расположенных там, где цветут вишневые сады, где плохо представляют, что такое тьма в зимний полдень и снег двести двадцать дней в году.
Гордость сегодняшнего промышленного Норильска – «Надежда», Надеждинский металлургический завод, работающий на талнахских рудах. Не знаю, с чем его сравнить. В плавильном цехе ощущение такое, будто под одной крышей поставили несколько доменных печей. Сходство не в форме, а в масштабах, в размерах.
Руды Талнаха потребовали особой технологии. Такой не имеет ни одно металлургическое предприятие в мире. Она воплощена в обогатительные фабрики, конвейеры и пульповоды для подачи руды, в оснащенные передовой техникой цеха-исполины.
Норильские металлурги освоили новый плавильный агрегат, вдесятеро производительнее прежних. Так называемая печь плавки в жидкой ванне практически не загрязняет окружающую среду. Опыт норильчан заинтересовал зарубежных специалистов, его обсуждали на международном семинаре в Канаде. Самый эффективный в мире способ переработки тяжелых цветных металлов, в частности, меди, запатентован в США, ФРГ, Франции, Канаде, Финляндии. Новые печи по образцу норильских сооружаются на нескольких металлургических предприятиях страны.
Признано, что многое в горнодобывающем хозяйстве и металлургии Норильска – на уровне мировых стандартов. За последние пятнадцать лет комбинат удвоил выпуск продукции, почти на столько же выросла производительность труда. Быть может, это и есть нынешняя экзотика Таймыра в цифровом выражении.
В военные годы меня поразила поднятая над Норильском высоченная труба из местных кирпичей. Таких выпущено уже около двух миллиардов штук. Во что обошлась бы доставка издалека? Узкоколейка до Валька превратилась в пятьсот километров железнодорожных путей города и комбината, а небольшие паровозы, доставленные в 1936 году через Пясину, давно заменены мощными электровозами.
Уголь, пласт которого заинтересовал еще Миддендорфа и который разрабатывали шахты Кайеркана, уступил место газу – своему, таймырскому, идущему по трубам от трех месторождений: Мессояхского, Северо-Соленинского, Южно-Соленинского. Теперь среди подразделений комбината есть «Каскад таймырских гидростанций». Усть-Хан-тайская ГЭС шлет энергию Норильску, Игарке и стройке Курейской ГЭС. Мы мало знаем об этих станциях на заполярных реках. Может, незначительны? Не скажите! Плотина на Хантайке – выше 60 метров, на Курейке– около 90.
Большой Норильск станет ядром, опорой, а в чем-то и моделью будущего Северо-Енисейского территориальнопроизводственного комплекса.
Заметьте: даже авторам научно-фантастических романов гигантские пространства Севера никогда не рисовались освоенными сплошь. Реальность наших дней – отдельные крупные промышленные очаги возле уникальных по запасам и полезности месторождений. Так возник Норильск.
Однако времена меняются. Север оценивается не только как источник ресурсов. Это и территориальный резерв для будущих поколений. Отсюда – стремление к его всестороннему развитию при непременном бережном отношении к природной среде.
По мнению крупного экономиста, знатока Сибири, академика Абела Гезевича Аганбегяна прогресс в Арктике будет связан с переходом от очагового освоения «к созданию целой цепочки ТПК, объединенных крупной региональной программой по развитию производительных сил арктической зоны страны».
Но ведь это потребует колоссальных затрат? Несомненно. Однако многие старые месторождения в давно обжитых районах истощаются, добыча дорожает там год от года. Так происходит в большинстве стран мира.
Чаши весов качнулись. Север набирает очки. Уголь, добываемый открытым способом прямо с промерзшей поверхности Таймыра, способен конкурировать с донецким, извлекаемым с больших глубин из тощих пластов. Конечно, как говорит пословица, за морем телушка – полушка, да рубль перевоз. Дело, однако, идет к тому, что телушка все дорожает, а перевоз, в том числе морской, постепенно будет дешеветь.
Итак, цепочка ТПК. Ее звенья уже существуют. Мурманский, Тимано-Печорский, Западно-Сибирский, Братско-Усть-Илимский, Южно-Якутский комплексы… Но это в основном Ближний Север. Лишь кое-где окраинные владения северных ТПК находятся по ту сторону Полярного круга. Правда, Мурманский почти целиком в Заполярье, но Кольский полуостров испытывает смягчающее влияние теплых течений Атлантики.
Северо-Енисейский ТПК – это территория, простирающаяся с юга на север от Туруханска до мыса Челюскин, от Мессояхского газового месторождения на западе до Хатангского залива на востоке. Почти миллион квадратных километров. И каких богатых! Руды цветных металлов – никеля, кобальта, меди. Колоссальные угольные бассейны, почти нетронутые. Маймеча-Котуйское месторождение апатитов, союз которых с норильской серой позволяет создать крупное производство фосфатных удобрений. Месторождение углеводородного сырья Енисей – Хатангского прогиба. Железные руды, нефелины, строительные материалы. Энергия рек. В будущем ее разумное использование сможет поправить растущие потребности региона.
Создание Северо-Енисейского ТПК в зоне богатейшей геологической провинции страны – дело исключительно трудное, длительное, поэтапное, захватывающее первые десятилетия XXI века. Успех зависит и от развития транспорта, от энергичного продолжения строительства железных дорог, от увеличения грузоподъемности воздушного арктического флота.
И тут неожиданно подтверждается, что новое – это подчас забытое старое.
Когда Амундсен и Нобиле готовили дирижабль «Норвегия» в арктический полет, на их глазах американец Бэрд поднял в воздух аэроплан «Жозефина Форд», взял курс со Шпицбергена на север и через тринадцать часов вернулся обратно, успев побывать над полюсом.
Позднее самолетостроение так далеко шагнуло вперед, что дирижабли стали казаться чем-то безнадежно устаревшим. Уступили же кареты место автомобилю…
Но вот специалисты предложили заново обсудить старую проблему. Появились легкие синтетические материалы для жестких оболочек дирижабля, открылась возможность обойтись без взрывоопасных газов.
Каково положение сегодня? Дирижабли строят и испытывают во многих странах. Их важнейшее преимущество– большая грузоподъемность, пока недоступная самым крупным вертолетам. И относительная дешевизна перевозок в отдаленные, труднодоступные места. А это исключительно важно для современной стратегии освоения Арктики, требующей доставки крупногабаритных конструкций.
Разработано несколько типов дирижаблей. Они не напоминают прежние «сигары» и скорее будут похожи на «летающие тарелки» – диски большого диаметра. Исследуется идея создания аэростатических поездов, когда дирижабль буксирует безмоторные баллоны. Создан проект гибрида вертолета и дирижабля.
Все это пока лишь экспериментальные разработки. Но вот обнадеживающий заголовок беседы с крупным специалистом в области авиации и самолетостроения, Героем Социалистического Труда Сергеем Михайловичем Егером: «Пора взлетать дирижаблю».
Северо-Енисейский ТПК будет самым крупным комплексно развиваемым районом Крайнего Севера планеты. Не исключено, что дирижабли придут здесь на помощь самолетам и вертолетам. Но все же без наземных дорог гигант не сможет развернуться в полную силу. Подключение Таймыра к железнодорожной сети страны вполне осуществимо: с запада рельсы тянутся все ближе к Енисею.
