Текст книги "...и Северным океаном"
Автор книги: Георгий Кублицкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)
Признание, быть может, горькое…
Мое настоящее «полярное» время ушло…
Наверное, Почетная грамота «за долголетнюю и успешную работу по изучению и освоению Северного морского пути», полученная мной к 25-летию Главсевморпути, как бы подвела черту под периодом моей прочной и постоянной связи с Арктикой.
Время, когда я жил Севером и мотался по его просторам, было для меня замечательным и уж, конечно, неповторимым. Интерес к его сегодняшнему дню, как и прежде, гонит меня за черту Полярного круга. Теперь добраться туда куда проще, легче, чем полсотни лет назад.
Но о сегодняшнем дне тех мест гораздо больше меня знают и куда глубже пишут другие. Тут моя доля – лишь короткие сопоставления с былым для завершенности общей картины. В рубке современного корабля я иногда спрашиваю: «А это что такое? А это?» Однако я – свой в Музее Арктики и Антарктики. Экспонаты тридцатых годов– мой мир, где все мне близко и дорого. Это было мое время, и оно ушло, оставив меня одним из уже немногих своих свидетелей.
Первый беспосадочный перелет через Атлантику между Старым и Новым светом был событием мирового звучания. Это произошло в 1927 году.
В зрелые годы я семь раз пересекал пространство, разделяющее Европу и Америку, на скоростных воздушных лайнерах. С каждым разом все быстрее и удобнее. Со мной летали и глубокие старцы и грудные младенцы. Что осталось от этих перелетов? Сувенирные значки: позолоченные крылышки с незаслуженной лестной надписью «пилот» и названием трансатлантических авиакомпаний.
А вот впечатление первого полета на двухместном тихоходе, где третьим пассажиром был сидящий у меня на коленях «заяц», сын командира эскадрильи, – это навсегда.
Мой знакомый писатель побывал более тридцати лет назад на мысе Челюскин. Посвятил этому целую главу. В последней своей книге лишь упомянул, что возле мыса даже летом ветер громоздит торосы, и добавил: «Я был здесь в начале августа и ходил по льдинам». Личные впечатления сжал до одной фразы. Может, потому, что Челюскин утратил притягательность недоступности и загадочности, стал обычной полярной станцией.
Но обыденность трансатлантических перелетов не зачеркивает имени пилота Линдберга, первым перелетевшего океан. История открытия мыса Челюскин, описание первых зимовок на его скалах навсегда останутся героическими страницами истории Арктики.
И я счастлив, что в молодости поднимался по трапам судов-легенд, которые сегодня – лишь на снимках и в воспоминаниях. Их названия не забыты, они перешли к другим кораблям. Так дети наследуют фамилии отцов.
Я счастлив, что летал в разведки на машинах, где не было приборов для ориентировки в тумане, а тем более для ночных полетов.
Карское море? Теперь впечатления короткого летнего рейса в его водах украшают дневники туристов. В них – названия мысов, островов, заливов, вряд ли говорящие что-либо сегодняшнему путешественнику. Я же, разглядывая лоцию, испытывал и горечь, и грусть, и волнение. Из-за букв, складывавших названия, будто сквозь туман смотрели на меня знакомые лица моряков, летчиков, гидрографов.
С этими «мысами», «заливами» «островами» встречался я в тесной кабине самолета линии Красноярск – Дудинка, за бильярдным столом плотно закрытого непогодой аэропорта в устье Подкаменной Тунгуски, на улицах Игарки, на покрытых шерстью линяющих ездовых собак камнях Диксона.
Для меня и сегодня живы незабвенные герои Севера тридцатых годов. Я слышу их голоса, вижу улыбки. А они– уже острова, заливы, мысы…
Об Арктике, о ее людях – несколько моих книг, написанных в разные годы и переведенных в ряде стран. О Енисейском Севере – очерки, путевые повести, документальные рассказы.
«Кто хочет увидеть гении человеческий в его благороднейшей борьбе против суеверий и мрака, пусть прочтет историю арктических путешествий, прочтет о людях, которые в те времена, когда зимовка среди полярной ночи грозила верной смертью, все-таки шли с развевающимися знаменами навстречу неведомому».
Так писал Фритьоф Нансен, который прижизненно стал славой Арктики. Его призыв ничуть не устарел. Арктика изменилась. Но и сегодня она требует от человека многого. Забывать историю ее открытия и освоения непростительно для жителя страны, в которой Крайний Север и приравненные к нему районы значат многое и будут значить чем дальше, тем больше.
В этой книге собрана часть того, что я писал о Севере. Мне казалось полезным как бы заново оглядеть пути, поступки, характеры людей, добившихся на северных параллелях наибольшего в сравнении с остальными. Как они перешагивали порог, о который спотыкались другие? Что из их опыта, моральных правил, отношений к спутникам на общем нелегком пути заслуживает изучения и подражания, а что неприемлемо для сегодняшнего северянина?
Сколько-нибудь полная история Енисейского Севера, а тем более всей Советской Арктики – не моя задача. О некоторых, даже весьма важных, а потому общеизвестных событиях в книге лишь упоминается. Последние годы были щедры на юбилеи: полвека первой воздушной экспедиции на макушку планеты, полвека дрейфующей станции «Северный полюс-1», столько же великим перелетам Советский Союз – Америка… Этим славным этапным событиям печать уделила большое внимание.
Я не заботился и о хронологической последовательности. Для меня важен поиск закономерностей, изменяющих отношение человека к Северу и северян друг к другу.
То, что вошло в книгу из ранее опубликованного, переработано и дополнено. Всюду я старался продолжить повествование до наших дней, кое-где заглянуть в день завтрашний. Поэтому и в тех ранее печатавшихся рассказах, которым оставлены прежние названия, читатель найдет новое.
Енисейскому Северу самой историей предопределено особое место в освоении Арктики. Это основная тема книги, связанная, однако, со всем тем, что человек сделал и делает в арктических широтах.
От Енисея, рассекающего, примерно, пополам карту страны, простираются морские и воздушные дороги к устьям других великих сибирских рек, к островам и архипелагам полярных вод. Здесь граница двух главных участков Северного морского пути.
Герои книги – люди, смело шедшие во льды океана. Они вдохнули жизнь в его побережья. Их нелегкий труд первопроходцев помог в послеоктябрьское время освоить нашу национальную транспортную магистраль от Кольского полуострова до мыса Дежнева, откуда на запад и восток разветвляются дороги в морские просторы планеты.
Глава II
Герои не только своего времени
Почему Фритьоф Нансен?
В нашем доме была книга, на обложке которой рулевой вел судно навстречу встающему над волнами солнцу. На полях сохранились чьи-то пометки остро очиненным карандашом.
Называлась книга «В страну будущего». Написал ее в 1913 году Фритьоф Нансен. Про Сибирь, про Енисей. Я пробовал читать. Не понравилось. Никаких приключений. Правда, интересные снимки. На одном, снятом с горы над Красноярском, даже отыскал крышу нашего дома.
Когда я впервые перелистал «В страну будущего», мне было лет двенадцать. Вот книги Джека Лондона – это да! Я зачитывался ими до самозабвения, бредил героями Клондайка.
Но однажды мне попалась книжка о плавании «Фрама». Не помню автора. Может, это был просто пересказ в географической хрестоматии. Меня поразило описание случайной встречи Нансена, превратившегося после зимовки на необитаемом острове в настоящего дикаря, с английским путешественником Джексоном.
Заинтересовавшись, стал искать другие книги о Нансене. Нашел немногое. Но понял: его невыдуманные, «взаправдашние» приключения не менее интересны, чем вычитанные в романах.
Шли годы, и мне самому довелось побывать в Арктике, потом в Норвегии. Тогда были еще живы люди, помнившие Нансена. Впечатления накапливались, появился кое-какой литературный опыт. Я издал уже несколько книг, и чем дальше, тем больше мне хотелось взяться за документальную повесть о Нансене. Конечно, перечитал все его книги и все книги о нем, какие мог достать.
Великий норвежец знал не только полярные воды берегов знакомого мне Таймыра, но и прошел по Енисею.
Я снова и снова перечитывал уже совсем другими глазами «В, страну будущего», особенно страницы, посвященные Красноярску. Угадывал людей, которые не были поименно названы в книге, разыскивал их и утверждался в верности своих догадок.
Приезд Нансена в 1913 году, конечно же, оставил глубокий след у красноярцев. В бедной событиями жизни бывшей Енисейской губернии он мог сравниться разве что с падением Тунгусского метеорита. Еще бы, сам Нансен у нас в Красноярске! Тот самый Нансен, мировая знаменитость!
Когда я начал собирать материалы для повести, на всякий случай спросил мать, не запало ли ей что в память о приезде великого норвежца. Может, слышала от знакомых?
– Почему «слышала»?! – удивилась мать. – Нансена я видела так, как сейчас вижу тебя. Совсем близко.
И она рассказала, как красноярцы встречали гостя.
Мне было тогда два года. Меня оставили с бабушкой. Бабушка долго уговаривала мать не ходить, потому что встречу назначили в двух местах: за городом, у кладбища на горе, где стояли верстовые столбы Енисейского тракта, и у почтамта. Мать непременно хотела идти к кладбищу, а приехать Нансен должен был только под вечер, вот бабушка и беспокоилась…
Для встречи собрался «весь город». День выдался теплый. Все приоделись, как на гулянье в городской сад. Гимназистов старших классов распустили с полдня.
К вечеру начал накрапывать дождь, но никто не расходился, только некоторые укрылись на паперти кладбищенской церкви. Стало темнеть. Тогда разожгли костры. А дождь все лил. Прошло еще сколько-то времени, но сибиряки – народ терпеливый. Наконец, галопом мчится казак:
– Едут! Едут!
Тут зажгли факелы возле арки, украшенной еловыми ветками и флагами. Два тарантаса в окружении казаков показались на дороге. От загнанных лошадей валил пар. Нансен был в первом тарантасе.
– Он снял шляпу – она намокла, поля обвисли – и сказал по-русски: «Здравствуйте!» Нансен показался мне ужасно старым: седые редкие волосы. А я-то помнила его портреты еще по гимназии: белокурый викинг в медвежьей шубе. Очень была разочарована!
В 1955 году я принялся за дело. Два года спустя повесть увидела свет. Ее появление благожелательно отметила норвежская печать.
Я продолжал работу над повестью, снова побывал в Норвегии, разыскивал следы пребывания Нансена в Москве, Ленинграде, Поволжье, Армении.
В общем, работа над книгой – она выдержала четыре издания – продолжается и по сей день. Бережно, по крупицам, собираю все, что удается обнаружить в архивах, в старых газетах, журналах. Совсем недавно расспросил человека, с которым сорок лет назад познакомился в Туве, но не подозревал, что он в юные годы помогал Нансену в Красноярске.
В эту книгу из повести включены лишь отдельные переработанные отрывки, дополняющие впечатления, размышления и различные документальные материалы, за долгие годы собранные автором.
О Фритьофе Нансене говорили, что он был велик как исследователь Арктики, более велик как ученый, еще более велик как человек.
И вот что дорого каждому из нас. План его главной полярной одиссеи, встретивший довольно резкие возражения авторитетных полярных путешественников в Западной Европе и в Америке, был горячо поддержан русскими учеными. Россия практически помогла его осуществить. Сам маршрут необычайного путешествия на значительном расстоянии проходил вдоль нашего северного побережья.
Научные исследования Нансена касались тех проблем Арктики, которые были особенно важны для освоения Северного морского пути и всего арктического бассейна. Уже современники великого норвежца признавали, что он открыл для мировой науки Северный Ледовитый океан: до него знали только прибрежные арктические моря. И это был поистине научный прорыв в будущее, как бы подготавливавший то освоение вод и земель высоких широт, которое затем успешно осуществила наша страна.
Еще более велик как человек… И снова знаменательное скрещение путей. Фритьоф Нансен стал другом нашей страны в тяжелую, злую для нее пору. Он проявил себя как настоящий гуманист, одним из первых среди крупнейших деятелей Запада начав кампанию международной помощи голодающим Поволжья, пострадавшего от катастрофической засухи 1921 года.
Нансена травила буржуазная печать, называя его человеком, «продавшимся красным», чуть ли не большевистским комиссаром. А он, твердый, непреклонный, не отступил ни на шаг, поехал в бедствующие губернии, чтобы затем рассказать всему миру о том, что видел.
Конечно, не один лишь Нансен был удачлив в полярных экспедициях. Не только он открывал для науки тайны Арктики, закономерности в дрейфе льдов, направлениях течений, глубинах океана. Не Нансен спас голодающих, главное сделало Советское правительство, организации международной рабочей помощи. Но его роль во всем этом нельзя приуменьшать. Человек с большой буквы, он остался героем и за рамками своего времени.
Читатель найдет здесь лишь штрихи его биографии, причем прежде всего связанные с нашей страной, с Сибирью, с теми сторонами новаторской деятельности исследователя, ученого, мыслителя, которые заставили многое пересмотреть, ободрили тех, кто верил, что пространства от Северного Полярного круга до полюса еще очень и очень пригодятся человечеству.
Фритьоф Нансен родился в окруженной лесами маленькой усадьбе неподалеку от Осло, в 1861 году. Сохранилось немало воспоминаний о его спартанском детстве. Например, о том, как мать, увидев, что сын засадил глубоко в губу большой рыболовный крючок, спокойно взяла бритву: «Будет больно, но ты сам виноват».
Летом Фритьоф с братом Александром дневал и ночевал в лесу. Поспит в шалаше, а до света – к реке: самый клев форели. В лес никаких припасов братьям не давали: что поймают, подстрелят, тем и живут.
Фотография Фритьофа Нансена студента: белокурый, долговязый, в нескладной глухой куртке с двумя рядами мелких пуговиц, брюки сильно раздулись в коленках. Это снято в годы его спортивных успехов: чемпион Норвегии по конькам, призер лыжных гонок.
В арктические моря, в первую свою экспедицию, Нансен ушел на промысловом судне «Викинг». Он вел жизнь зверобоя. Носил жесткую брезентовую робу. Ходил на вылазки за тюленями, стрелял, вытаскивал туши из ледяной воды, свежевал. Валился на койку после непрерывного двенадцатичасового промысла. Бил багром акул. Прославился как неутомимый и бесстрашный охотник за белыми медведями. А помимо всего, вел наблюдения по особой программе: льды, течения, погода, места скоплений зверя.
Однажды неподалеку от берегов Гренландии «Викинг» застрял среди льдин. Нансен, не терпевший безделья, спустился за борт. На одной из льдин он еще издали заметил что-то серое. Пошел туда. Серое на льдине оказалось плавником – остатками оббитого волнами, истертого льдами дерева. Такие деревья выносятся в океан реками: иногда на побережье скапливаются целые горы плавника.
Нансен склонился над обломком. Сосна? Да, пожалуй. Откуда она попала сюда – из Америки? Впрочем, тут и гадать нечего: капитан «Викинга» говорил ему, что к Гренландии часто выносит сибирский лес.
Но не значит ли это, что существует постоянное движение, постоянный дрейф льдов, который начинается в море возле берегов Сибири и продолжается где-то здесь, у берегов Гренландии? Вот бы использовать это для какой-нибудь экспедиции…
Мысль была смутной, но запала в копилку памяти.
А вскоре начался промысел тюленей, целиком захвативший азартного охотника. Если тюлени появились, у зверобоев не бывает перекуров. Но случается и так, что море словно вымирает. День, другой, третий – сколько ни шарь взглядом, вокруг только пустые белые льдины.
В такие дни Нансен карабкался на мачту в «воронье гнездо», откуда дозорный обычно наблюдает за морем. Подолгу смотрел на берег Гренландии. «Викинга» несло вдоль неисследованного восточного побережья этого гигантского острова. В лучах солнца сияли его снежные горные вершины. Пояс густо движущихся льдов, среди которых виднелось несколько довольно крупных айсбергов, казалось, охранял подступы к острову, преграждая путь кораблям.
Но действительно ли непреодолим этот пояс? Неужели горстка смельчаков, выносливых, неприхотливых, не сумела бы пробиться через него, чтобы, поднявшись на ледники, узнать наконец, что скрывается за горными цепями, в центре Гренландии?
Эта идея захватила его. Он даже попросил у капитана разрешения сделать небольшую разведку. Сейчас «Викинг» как раз недалеко от берега, и если взять шлюпку, то…
Но сколько ни упрашивал Нансен, капитан был непреклонен, а под конец рассердился и буркнул что-то о фокусах «сухопутных крыс». Разве льды – игрушка? Сейчас они кажутся проходимыми, а через час все переменится.
После возвращения из экспедиции Нансена неожиданно пригласили занять место научного сотрудника музея в Бергене. Охотника на тюленей посадили за микроскоп, чтобы изучать мизостом – крохотных морских червей. Год спустя он писал отцу, что стал «заправским домашним поросенком», терпеливо трудится над диссертацией.
Иногда Нансен уезжал из Бергена в горы, делал там сумасшедшие переходы на лыжах, спал в снегу. Зачем?
Ну мало ли зачем, просто так, чтобы не обрасти жиром…
И вдруг… Можно было представить удивление бергенцев: этот Нансен, получивший золотую медаль за научный труд о мизостомах, Нансен, которого приглашают работать в Англию и Америку и который вот-вот получит ученую степень доктора, бросает так блистательно начатую научную карьеру и отправляется в Гренландию, чтобы пересечь на лыжах ее ледяной купол, никем еще не исследованный!
Эта дерзкая экспедиция была для Нансена проверкой действительной ценности всего завоеванного смолоду.
Судно «Язон» подошло к берегам Гренландии летом 1888 года.
От черных угрюмых скал корабль отделял знакомый движущийся пояс. Поднявшись на мачту в «воронье гнездо», Нансен понял: «Язон» не сможет подойти ближе.
Шесть спутников Нансена во главе с капитаном Отто Свердрупом спустились в шлюпки. Коротко ударила корабельная пушка: прощальный салют. Когда шлюпки удалились от «Язона», мрачные тучи наползли с далеких береговых ледников. Сильное течение крутило льдины в водоворотах. Всю ночь шестеро работали веслами и баграми, а под утро, когда берег был уже близок, острый обломок льдины пропорол борт одной из лодок.
Так начались неприятности, очень осложнившие плавание. Оно продолжалось одиннадцать дней вместо одного-двух.
Все, кто пытался проникнуть в глубь огромного острова, высаживались на западном побережье: там были поселки. Необычность плана Нансена заключалась в том, чтобы идти с пустынного восточного побережья. Он сразу отрезал возможность отступления. Жег за собой мосты. Только вперед! Они должны были либо пересечь Гренландию и выйти на другой берег, к человеческому жилью, либо погибнуть.
Маленькая экспедиция перегрузила кладь из шлюпок на сани. Люди впряглись в лямки. Начался подъем на ледяной купол Гренландии.
Задержка с высадкой на остров спутала все расчеты и заставила экономить каждый кусок сушеного мяса, каждую каплю керосина. При тяжелейшей физической нагрузке путникам не удавалось поесть вволю, согреться лишней кружкой кофе.
Разреженный воздух на высоте почти трех километров над уровнем моря, куда они поднялись, затруднял дыхание. На переходах борода примерзала к капюшону, образуя ледяную маску. Даже в палатке, где, прижавшись друг к другу в двух спальных мешках, шестеро людей дыханием согревали воздух, термометр показывал иногда сорок градусов мороза.
Но настал, наконец, день, когда сани заметно пошли под уклон. Экспедиция перевалила через вершину ледникового купола. Начался спуск к желанному противоположному берегу. С каждым днем убыстрялся бег саней. И однажды над ледником разнесся крик, нет, не крик, а скорее восторженный вопль:
– Земля! Земля!
Сквозь снежную пелену темнели горные вершины побережья. Великий ледник кончался.
Нансен остановился у обрыва. Внизу была черная влажная земля со слабой зеленью. Полной грудью он вдыхал воздух, пахнущий мокрой травой. Да, они победили!
…Я видел Гренландию только с самолета, летящего из Копенгагена в Нью-Йорк на высоте десяти тысяч метров. Сначала была синь океана. Вдруг что-то белое, еще и еще. Айсберги. И вот их родина: гренландские ледники. Один из них как раз отвалил в подарок океану здоровенный айсберг, вокруг образовалась кашица ледяных обломков. А дальше лед, лед, лед, затуманенный бушующей внизу пургой. Лед на сотни километров. Вечный лед, пустынный, мертвый. Он казался бесконечным даже с борта скоростного реактивного самолета. И трудно было представить, что его могла пересечь, волоча за собой сани, горстка людей.
Когда экспедиция Нансена вышла на западный берег, к селению Годхоб, там уже проводили последний пароход в Европу. Пришлось зимовать среди эскимосов, и, вначале огорченный, Нансен позднее назвал эту зимовку шестью счастливыми месяцами. Он близко сошелся с аборигенами острова, восхищался их миролюбием, гостеприимством, поразительной приспособляемостью к суровой природе. Он с болью наблюдал, как эскимос, побеждая полярную стихию, в то же время бессилен против алчных пришельцев, из Европы, захвативших земли его предков. Побывав в нескольких селениях, Нансен везде видел одно и то же – угасание народа.
В долгие зимние вечера он набрасывал заметки об эскимосах:
«Каждый раз, когда я видел доказательства их страданий и бедствий, которые мы принесли им, остаток справедливости, все же находящийся в большинстве из нас, будил во мне чувство негодования, и я полон желания рассказать правду всему миру…»
Весной 1889 года покорители ледяного купола Гренландии отправились на корабле к родным берегам. Нансен увозил набросок будущей книги и ценнейшие материалы наблюдений над природой острова, где формировались важные элементы погоды Северной Атлантики и значительных пространств Европы. Поход через ледяной купол, уроки жизни среди опасностей, которые Нансен получил у эскимосов, укрепили в нем уверенность, что он сможет со временем взяться в арктической пустыне за более трудное дело, чем пересечение Гренландии.
Нансен не забыл обломок сибирской сосны на льдине.
И однажды молчаливый Отто Свердруп, надежный друг, проверенный на великом леднике, услышал от Нансена о новом замысле, поразившем капитана своей необычностью.
Когда Нансен спросил Свердрупа, согласен ли оп участвовать в будущем походе, тот кивнул:
– А почему бы нет?
