Текст книги "В Стране странностей"

Автор книги: Георгий Кублицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

То мореплаватель, то плотник…

А что было в Зандаме при Петре?

Почему русского царя так влекло сюда? Настолько влекло, что он не заглянул по дороге в Амстердам и, полюбовавшись голландской столицей лишь издали, велел гребцам работать веслами всю ночь, чтобы к утру быть в Зандаме.

Говоря современным языком, мы назвали бы Зандам XVII века и окрестные поселки промышленным районом. Здесь на реке Заан и каналах работало полсотни верфей, множество кузниц, маслобоен и лесопилен. Сюда везли по морю бревна из России, Польши, Финляндии, а особенно ценные сорта древесины – даже из Бразилии. Здесь строили большие и малые корабли. Уже этого одного было достаточно, чтобы Петр, который страстно хотел создать сильный русский флот, стремился на зандамские верфи.

Но Зандам был еще и юношеской мечтой Петра со времен постройки потешных кораблей, с тех пор как зандамские судовые плотники рассказывали ему о своих родных местах. И какими же чудесными представлялись эти места по рассказам тоскующих в чужой стране голландцев!

Довольно точно известно, как Петр в августе 1697 года жил и что делал в Зандаме: зандамский пастор, а также просвещенный купец Ян Ноомен оставили свои записи потомству.

Петр занял заднюю комнату в доме кузнеца, в которой до этого времени жила вдова поденщика. На другой день он купил себе плотницкий инструмент и сразу был принят на верфь купца Рогге. Кстати, сомнительно, чтобы он ночевал в тесноте шкафа. Скорее всего, мастер на все руки сам сколотил себе подходящую кровать – мы нашли упоминание о ней в одной из старых книг.

Зандамцы сначала не знали, что долговязый русский плотник – царь Петр. У него вышла забавная стычка с мальчишками. Петр купил слив, насыпал их в шляпу и с удовольствием ел, сплевывая косточки. Навстречу – мальчишеская ватага.

– Человечки, хотите слив? – спросил Петр. Он знал голландский язык – так много голландцев было в его окружении с детства.

«Человечки», конечно, не отказались от угощения. Но тут появилась еще ватага:

– Дай и нам!

Петр не дал, стал бросать в мальчишек косточками. Мальчишки не остались в долгу. В царя полетели гнилые яблоки и комья земли. Один камень попал в спину, изрядный комок земли – в голову.

– Что у вас, бургомистров нет, чтобы следить за порядком! – сердито крикнул царь.

Мальчишек этот окрик ничуть не испугал, однако два дня спустя… Но не будем забегать вперед.

Итак, Петр ходил плотничать на верфь Рогге, а в свободное время с явным удовольствием гонял на парусной лодке по каналу или расспрашивал зандамцев в кофейне «Три лебедя». Там-то его и узнал шкипер, бывавший в России. А тем временем еще и цирюльник получил письмо с описанием внешности русского царя, собирающегося в Голландию. Именитые зандамские купцы стали расспрашивать кузнеца. Геррит Кист только отнекивался. Но его жена сказала многозначительно:

– Геррит, я терпеть не могу, когда вы грешите против правды…

После этого слух о царе-плотнике быстро распространился по окрестным селениям, и народ валом повалил в Зандам взглянуть на чудо. Последние сомнения рассеял глашатай, который, ударяя в медный таз, выкрикивал на всех перекрестках распоряжение бургомистров:

– Бургомистры, узнав с прискорбием, что дерзкие мальчишки осмелились бросать камнями и разной дрянью в некоторых знатных иностранных особ, строжайше запрещают это всем и каждому под угрозой наибольшего наказания, которое установлено… Пусть каждый будет предупрежден и остерегается позора и убытков!

Для вспыльчивого, крутонравного царя жизнь в Зандаме после этого сделалась трудновыносимой. Возле домика кузнеца собирались такие толпы любопытных, что бургомистры распорядились поставить караул.

Петру очень хотелось посмотреть, как будут перетаскивать через плотину и спускать в море готовый корабль. Но когда он увидел тысячи людей, съехавшихся отовсюду вовсе не ради спуска корабля, то в ярости захлопнул дверь и остался дома. А на следующий день – это было воскресенье – Петр, едва пробившись сквозь толпу зевак к своему суденышку, поднял парус и поплыл в столицу.

В Зандаме он пробыл всего восемь дней. Восемь дней! Что можно увидеть, что можно успеть, чему можно научиться за такой срок? И снова поражаешься удивительной работоспособности Петра, его жажде все узнать, все испытать.

Вот что успел Петр от воскресенья до воскресенья: плотничал на верфи; купив парусное суденышко, сам приделал к нему бушприт; осмотрел мельницы реки Заан и поработал на постройке одной из них; на бумажной фабрике удивил рабочих, отлив такой превосходный лист бумаги, будто всю жизнь занимался этим делом; трижды ходил под парусами по Заану и заливу; побывал на канатной и парусной фабриках; посетил компасную мастерскую; побывал в нескольких семьях голландцев, работавших в России.

Возможно, ее крылья ловили ветер уже во времена Петра Первого. Известно, что царь интересовался устройством голландских мельниц и сам помогал строить одну из них.

Некоторые историки полагают, что Петр покинул Зандам разочарованным: здешние верфи строили корабли на глазок, без чертежей и расчетов. Но если царь и не нашел в Зандаме настоящих мастеров корабельного дела, то все же надолго сохранил к этому местечку привязанность. Он не раз еще возвращался сюда из Амстердама, а двадцать лет спустя, когда снова посетил Голландию, заглянул в свой Зандам трижды, обошел всех старых знакомых, прилег на кровать в домике Геррита Киста и подарил кузнецу серебряный бокал…

В Амстердаме, куда царь-плотник перебрался 15 августа 1697 года, он уже меньше заботился о сохранении инкогнито. На большой верфи Ост-Индской компании Петр смог участвовать в постройке фрегата от закладки киля до спуска корабля на воду.

Однако ошибется тот, кто подумает, будто в Голландии Петр постигал лишь корабельное дело. Совсем недавно, летом 1967 года, в библиотеке Амстердамского университета нашли, например, альбом, принадлежавший знаменитому голландскому анатому Рейсу. В нем расписывались посетители ученого. На одной из страниц оказалась запись:

«Я, нижепоименованный, по случаю езды для видения Европы был здесь, в Амстердаме, ради потребных мне искусств, потом же, проходя осмотр разных вещей, видел не последние среди них искусства анатомические господина Рейса и по обычаю дома сего своею рукою подписал – Петр».

Царь не просто побывал у Рейса, но и, по-видимому, пытался понять основы хирургического искусства. Во всяком случае, позднее он сам делал несложные операции.

Петр подружился с бургомистром Амстердама, ученым и путешественником Николасом Витсеном, написавшим книгу «Северная и Восточная Татария» – один из первых научных трудов о Сибири. Создатель удобных микроскопов Антони Левенгук показывал русскому гостю свои новые оптические приборы. Петр осматривал коллекции картин знаменитых голландских мастеров. Его интересовал китобойный промысел: он бывал на китобойных судах, расспрашивал искусных гарпунеров. Царя видели в амстердамских типографиях, в ботаническом саду, в мастерских, изготовляющих корабельную снасть, на канатных фабриках, на плотинах и шлюзах, в воспитательных домах. Из Голландии царь послал на родину мешок картофеля (его назвали тогда «тартуфелем») с наказом разводить незнакомое Москве растение.

Да, уже в Голландии Петр становился тем, о ком так верно написал Пушкин:

 
То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник…
 

Завязка одного романа

Может быть, вы помните, что Корнелиус ван Берле жил в городе Дордрехте, расположенном у подножия усеянного мельницами холма. Молодой ботаник знал единственное увлечение в жизни: он разводил тюльпаны. Впрочем, в те годы – дело происходило во второй половине XVII века – этим увлекались многие голландцы, в том числе Исаак Бокстель, живший по соседству с ботаником.

Завистливый Бокстель, разузнав, что ван Берле куда больше преуспел в разведении божественных цветов, потерял покой и сон. Притаившись с подзорной трубой, он наблюдал, как на грядках соседа распускаются тюльпаны дивной красоты. Зависть перешла в ненависть, когда Бокстель убедился, что ван Берле успешно выращивает из луковиц черный тюльпан.

За создание цветка этой необычной, небывалой расцветки общество любителей тюльпанов города Харлема обещало огромную премию – сто тысяч флоринов!

Тогда-то завистник и превратился в подлеца: написал на ван Берле донос, обвиняя того в государственной измене. Несчастный Корнелиус был схвачен и брошен в тюрьму. Бокстель, едва дождавшись полуночи, перелез через забор, чтобы завладеть драгоценными луковицами, из которых должны были вырасти черные тюльпаны…

Если вы читали роман Александра Дюма «Черный тюльпан», то знаете, что произошло дальше. Если не читали – потерпите немного, мы в двух словах расскажем, чем все кончилось. А пока поговорим о другом. О тех подлинных исторических фактах, которые побудили знаменитого французского романиста взяться за перо.

Однажды австрийский посол в Константинополе увидел яркие цветы на длинных стеблях. Он спросил, откуда они. Ему ответили, что цветы растут в некоторых владениях турецкого султана, – например, в Крыму, Армении, на землях курдов.

Когда в 1560 году австриец вернулся в Вену, он прихватил с собой несколько луковиц, из которых выращивали понравившиеся ему цветы. Одну из них посол подарил ботанику Каролусу Клузиусу.

Вскоре Клузиуса пригласили занять место профессора в университете славного города Лейдена. В сундуках ученого, погруженных на дилижанс, нашлось место и для луковиц, выращенных от той, первой.

Так в Голландии появился новый цветок. Его назвали тюльпаном. В этом названии слышится сходство со словом «тюрбан». Бутон тюльпана действительно напоминает этот пышный головной убор.

Почва Голландии оказалась как нельзя более подходящей для гостя с юга. Сначала тюльпаны разводили лишь немногие любители. Впервые этот цветок стал модным после помолвки французского короля: у всех дам, приглашенных на торжество, был приколот к платью тюльпан.

Голландские купцы, узнав об этом, сообразили, что торговля цветами и луковицами может стать очень прибыльной. Но даже в самых розовых мечтах они не представляли себе, как мода может заставить людей раскошеливаться.

До той поры тюльпаны продавали пучками по нескольку десятков штук. Голландцы имели обыкновение записывать цены, и благодаря этой привычке мы знаем, что 15 января 1637 года пучок лучших тюльпанов стоил в Амстердаме 120 гульденов. Неделю спустя цена поднялась до 365 гульденов. Еще через несколько дней купцы хватали тюльпаны, платя по 400 гульденов за пучок.

Это было только начало. Вскоре страну охватила тюльпаномания.

Спокойные, рассудительные голландцы оказались способными на самые безрассудные поступки из-за красивых, но, в общем-то, ничем особенно не выделяющихся цветов. Ведь тюльпаны даже не пахнут, их ценят не за аромат, не за разнообразие форм, а за расцветку, иногда действительно необыкновенную.

У Дюма Исаак Бокстель ради овладения черным тюльпаном решился на донос. Неправдоподобно? Напротив, очень даже правдоподобно!

В городе Харлеме, где собрано все о тюльпанах – трактаты, написанные видными ботаниками, труды цветоводов, стихотворения, рисунки, карикатуры, старинные документы о покупке и продаже цветов, – нам рассказали немало исторических фактов, которые кажутся совершенно невероятными.

Ну вот, например, сохранилась запись такой сделки. За одну редкую луковицу тюльпана богач-любитель дал 2 воза ячменя, 4 воза ржи, 4-х овец, 4 бочки пива, 4 бочки вина, 2 бочки масла, костюм из тонкого сукна и расшитый серебром кушак в придачу.

Другая сделка была расторгнута в последний момент. За луковицу белого с красными полосками тюльпана редкого сорта «Семпер Аугустус» продавец должен был получить коляску с парой породистых рысаков. Но внезапно он передумал и потребовал, чтобы покупатель дал ему еще и участок земли для постройки конюшни!

Тюльпанами занялись дельцы, никогда в жизни не бравшие в руки лопаты и лейки. Они спекулировали луковицами, которые вывели другие. На бирже в Харлеме тюльпаны покупались и продавались так, как покупают и продают акции. Курс луковиц то повышался, то понижался. Чем необычнее, редкостнее была расцветка тюльпана, тем дороже ценился он на бирже. Луковица, названная «Вигерой», была продана за 25 тысяч гульденов!

Чего только не придумывали дельцы, чтобы повысить или понизить курс луковиц! Банкир Бурман, владелец коллекции тюльпанов, узнал, что лейденский сапожник Грааф случайно вырастил цветок необыкновенной расцветки, похожий на лучший, самый дорогой экземпляр его коллекции. Банкир явился к сапожнику. Начался торг. Сапожник, однако, был парень не промах и знал цену своему цветку. Он слышал также, что общество садоводов обещало премию – 50 тысяч флоринов – за лучший тюльпан года (как видите, Дюма был не так далек от истины, называя сумму в 100 тысяч флоринов – гульденов).

Банкир стал говорить сапожнику, что выставка – дело гадательное: может, кому-нибудь уже удалось вырастить еще более удивительный цветок, чем тот, вокруг которого шел торг. Но сапожник лишь упрямо качал головой.

– Хорошо, я дам тебе пятьдесят тысяч флоринов! – воскликнул наконец банкир, взбешенный упорством сапожника.

Через день сапожник и его жена явились к банкиру. Их уже ждал кожаный мешок с золотыми монетами. Банкир схватил драгоценную покупку, бросил на пол и стал яростно топтать луковицу каблуками.

– Великий боже! Что вы делаете, опомнитесь! – вскричал пораженный сапожник: конечно же, у покупателя внезапно помрачился рассудок!

Но банкир, выбросив носком башмака остатки луковицы за дверь, спокойно сказал:

– Теперь-то я уверен, что мои тюльпаны не упадут в цене.

Рассказывают об иностранном матросе, которого капитан пришедшего в Амстердам корабля послал с письмом к местному купцу. Купца в конторе не оказалось. Матросу пришлось долго ждать. Проголодавшись, он достал краюху хлеба и тут заметил на полке над столом несколько луковиц. Матрос взял одну, раскусил: горькая, на обычный лук не похожа. Попробовал другую, третью… Нет, все дрянь, не годятся! Тут явился купец и, увидев надкусанные луковицы, завопил:

– Негодяй! Что ты наделал! Я разорен, разорен! Тридцать тысяч гульденов!

Луковицы, лежавшие на полке, стоили именно такую сумму!

Во времена принца Вильгельма Оранского Гаага стала значительным городом.

Тюльпаномания стала настоящим бедствием для страны. Почтенные отцы семейств азартно спекулировали, забросив обычные дела. Удачливые наживали огромные состояния, другие, разорившись, бросались в каналы или вешались на чердаках. В конце концов, Генеральные штаты, встревоженные падением нравов, решили покончить со злом.

В Голландии давно существовал закон, по которому разрешалось не платить проигрыш в азартных играх. И вот Генеральные штаты постановили, что спекуляция тюльпанами – это тоже азартная игра. А раз так, то покупатель вовсе не обязан платить продавцу баснословную, ни с чем не сообразную цену за тюльпанную луковицу!

Тюльпаномания быстро пошла на убыль. Но это произошло значительно позднее того времени, которое описал Дюма.

Вот и судите теперь, насколько правдивы страсти, разгоревшиеся в романе вокруг черного тюльпана.

А как же с черным тюльпаном?

В магазине, торгующем цветами и семенами на улице Кальверстраат, в центре Амстердама, мы рискнули прицениться к луковицам черных тюльпанов. Наверное, теперь они далеко не так дороги, как во времена достойного Корнелиуса ван Берле. Вот было бы здорово – привезти луковицу в Москву и пусть бы наш Никитка сам вырастил, выходил черный тюльпан!..

– Простите? Вы говорите – луковицу черного тюльпана? – с интересом переспросила продавщица.

– Да, да! – несколько растерянно закивали мы. – Именно! Знаете, у Александра Дюма…

Продавщица с улыбкой посмотрела на нас. Ну, сейчас назовет такую цену, что мы закачаемся! Тоже, мол, явились миллионеры…

Но продавщица мягко сказала, что черных тюльпанов не существует в природе. Есть темно-коричневые. Некоторые из них почти черные – например, недавно выведенный сорт «Символ ночи». Но почти черные – это все же не абсолютно черные.

Мы поблагодарили и ушли несколько разочарованные.

Значит, во времена Дюма черных тюльпанов не было? Писатель выдумал свой цветок? Похоже, что так.

Голландские цветоводы, однако, были очень благодарны Дюма. Его роман, переведенный на многие языки, снова подогрел интерес к тюльпанам. Правда, тюльпаномания не повторилась, но голландские цветоводы опять стали получать выгодные заказы от французов, немцев, а затем от англичан и американцев. С тех пор цветоводство дает голландцам не столь баснословный, но зато устойчивый, постоянный доход.

Голландцы продают не только тюльпаны. Они торгуют нарциссами и гиацинтами. Знаете, сколько луковиц этих цветов получают из Голландии садоводы во всем мире? Четыре биллиона штук. И идут они в 125 стран!

Теперь голландцами выведено около трех тысяч сортов и видов тюльпанов. И, представьте, каждый вид занесен в каталоги, у каждого – свое название. Вы можете приобрести по вполне сходной цене «Семпер Аугустус» – это теперь вовсе не редкость. Хотите «Колумб»? Пожалуйста. Но, может, вам больше нравится «Страдивариус»?

Мы думали, что, попав в главные цветочные районы страны – это между Харлемом и Лейденом, – увидим дивный разноцветный ковер, стелющийся по обе стороны дороги. Однако вокруг чернели поля, и солнце отражалось в стеклах бесчисленных теплиц. Хотя было только начало лета, основной сезон цветения тюльпанов уже кончался.

Но, оказывается, и в разгар сезона не увидишь той дивной картины, которую рисовало воображение. Цветоводы давно уже приспособились к запросам рынка. Они засаживают поля так, чтобы на одном тюльпаны расцветали раньше, на другом – немного позднее, на третьем – еще позднее. Получается не сплошной цветочный ковер, а отдельные коврики, каждый своего цвета: на одном поле высаживают только один сорт.

Ван Берле в одиночку колдовал над луковицами, то смачивая, то подогревая их, то выставляя на свет, то пряча в тень. Каким жалким кустарем-любителем кажется он дельцам из современных цветочных фирм! Теперь тюльпанами занимаются крупнейшие специалисты Главной исследовательской лаборатории луковиц. Среди них есть даже вирусологи. Вы знаете, что вирусы – причина многих заболеваний человека, в том числе гриппа. Выяснилось, что у луковиц тоже есть болезни, вызываемые особыми цветочными вирусами.

Вирусологи не только нашли средство борьбы с ними, но и доказали, что тюльпаны болели уже во времена тюльпаномании. Рассматривая старинные картины, на которых, разумеется, было достаточно изображений модного цветка, они увидели очень точно переданные художниками оттенки и формы тюльпанов, свойственные только больным растениям.

Жалеем, что не побывали в городе Лиссе у Теодора Лефебра. Уже вернувшись из Голландии, мы прочли в газетах о том, что этот замечательный цветовод-селекционер в первые годы Советской власти купил несколько ящиков луковиц диких тюльпанов наших южных степей. Он вывел из них получившие всемирное признание красные тюльпаны сортов «Глория» и «Фаворит Лефебра».

Цветок вернулся на родину своих предков. Москвичи и гости столицы любуются им в Александровском саду у стен Кремля.

Среди новых сортов тюльпанов, выведенных Лефебром, есть золотистый «Большой театр» и ярко-алый «Гагарин». Голландский селекционер дружит с советскими ботаниками и успешно ведет дела с нашими торговыми организациями.

Розы в штабелях

Один из главных цветочных аукционов страны – в городе Алсмере. Он расположен примерно в часе езды и от Амстердама, и от Харлема, и от Лейдена.

В Алсмере в эту летнюю пору продавали и покупали нежнейшие розы «баккара» и восхитительные орхидеи.

Милые старомодные цветочницы с корзинами пионов, с наивными букетиками фиалок – вот бы вас сюда, в Алсмер!

Неверно называть этот город «царством цветов». Здесь просто цветочный рынок, причем рынок оптовый, где торгуют не букетами, не гирляндами, не венками, не декоративными корзинами, а штабелями цветов.

Здесь цветы – всего лишь скоропортящийся товар. На каждый сорт существует стандарт. Длиннее стебель – одна цена. Больше бутон – другая цена. Необычная окраска – третья цена.

По дороге в Алсмер на стриженых газонах возле вилл встречаются идиллические фаянсовые гномики. На самом же аукционе – никакой лирики, никаких гномиков. Здесь крытый стеклом большой павильон, такой, в каких торгуют съестными припасами, помидорами, капустой, говядиной.

Под стеклянными сводами – столы и легкие тележки-платформы. На них цветы. Трудно подобрать слово для того, чтобы определить, как именно они разложены. Снопами? Нет, пожалуй, не похоже. Невысокими кучками? Тоже не совсем удачно. Просим голландца помочь нам. Тот отвечает:

– Они разложены партиями для продажи.

В главном зале никто ничем не торгует. Для этого есть отдельное помещение. Там крутым амфитеатром поднимаются скамьи, какие бывают, например, в аудиториях медицинских институтов. На скамьях – деятельные господа, прихлебывающие кофе. Это представители крупных фирм, занимающихся экспортом роз, гвоздик, гиацинтов и других цветов, кроме тюльпанов. Для тюльпанов – отдельный аукцион.

Господа покупатели занимают свои скамьи в 6:30 утра. Тогда же на выдвижной платформе, немного напоминающей те, которые кинооператоры используют для съемки с верхней точки, рассаживаются чиновники аукциона. Начинается торг.

Служитель вкатывает тележку с цветами. Тотчас на хорошо видимом отовсюду диске-циферблате, деления которого обозначают центы, приходит в движение стрелка. Она медленно спускается от наивысшей цены, запрашиваемой продавцом за один цветок. Шестьдесят центов, пятьдесят семь, пятьдесят два… Стоп! Стрелка, вздрогнув, замерла на циферблате. Это означает, что кто-то из покупателей, найдя цену подходящей для себя, нажал кнопку, которая есть перед каждым участником аукциона. Все! Партия цветов продана. Катите следующую тележку.

Прочитав рассказ о цветочном аукционе в Алсмере, вы поймете все и на этом снимке аукциона овощей.

Возможно, мы не уловили каких-нибудь тонкостей. Нам казалось непостижимым, чтобы все богатство красок и оттенков, все разнообразие сортов в мгновение ока оценивалось и продавалось. Но мы услышали:

– Здесь знатоки своего дела. Некоторые сидят на своих скамьях по двадцать – тридцать лет.

Под главными рыночными сводами упаковывают уже купленные цветочные партии в картонные ящики с прорезанными круглыми отверстиями для воздуха. Через час-другой реактивные самолеты умчат их в Западную Германию, в Швейцарию, за океан.

В цветах, увязанных снопиками, нет очарования. Ни один цветок еще не распустился. Он должен распуститься сегодня вечером, либо завтра утром, либо завтра вечером. Это точно рассчитано для каждой партии, ошибки быть не должно.

И знаете, что удивительно? Под сводами, где одновременно находятся сотни тысяч цветов, почти не чувствуется их аромата.

– Вы спрашиваете почему? – улыбается похожая на стюардессу служащая, которая дает пояснения посетителям аукциона. – Позвольте ответить вопросом на вопрос. Скажите, когда вы приходите в цветочный магазин и выбираете цветы для подарка, с чего вы начинаете? «Вот этот и вот тот», – показываете вы на самые красивые цветы. И разве вы разрываете потом изящную прозрачную упаковку, чтобы проверить, так ли хорошо пахнет ваш букет, как выглядит? Если бы покупатель сначала нюхал цветы, голландцы разводили бы очаровательно пахнущие сорта. Мы – коммерсанты. В прошлом году через аукцион прошло цветов на пятьдесят два миллиона гульденов. И возможно, столько же через другой аукцион в этом же городе. Там продают и покупают цветы другого стандарта, на более коротких стеблях. Они дешевле.

Конечно, бизнес остается бизнесом и в том случае, когда бизнесмен ворочает не цементом, не свиными тушами, а миллионами роз двухсот различных сортов. И все же человеку хочется думать о розах, воспетых поэтами, а не о розах по 73 цента за штуку, заключенных в пронумерованные картонные ящики…