Текст книги "Отзвук"
Автор книги: Георгий Черчесов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
Глава седьмая
Мы враз притихли, чувствуя себя крохотными и немощными, потерянно застыли посреди величавого здания. Вокруг глухо роптала потрясенная многотысячная толпа. Со стен и потолка на нас смотрели запомнившиеся со школьных лет властные, покорные, страдающие, умоляющие, благородные лица, и не верилось, что и здание и шедевры созданы человеком в первой половине шестнадцатого века, когда не было ни подъемных кранов, ни электрической энергии. От восторга и необъяснимого страха я почувствовал ком в горле. Если бы мне в тот момент сообщили, что гора Казбек – творение рук человеческих, я не стал бы сходу это отвергать, потому что с пятикилометровой горой запросто могла поспорить в величии Сикстинская капелла. И нашелся же смельчак, задумавший это чудо! Не верилось, что грандиозные картины с грешниками и праведниками написаны Микеланджело без всяких хитрых приспособлений. Поражала размерами и мастерством роспись потолка.
– Каждое утро Микеланджело взбирался по воздвигнутым лесам и писал, писал, писал… – рассказывал гид. – День за днем, месяц за месяцем, год за годом. В полном одиночестве, с постоянно задранной вверх головой. Говорят, после завершения работы он долгое время рассматривал рисунки, высоко подняв их над собой.
– Как он вообще взялся за такое дело? – высказал я мучившую меня мысль. – Это же подумать страшно, расписать потолок и стены таких размеров. Предложи это современным художникам… Закупорить себя в четырех стенах на многие годы! Отказаться от соблазнов сегодняшнего мира – театра, диско, футбола, ресторанов, женщин, кино, фестивалей, телевидения и прочего. Да кто из современников на это пойдет?
Аслан Георгиевич задумчиво произнес:
– Дело, пожалуй, не в отказе от соблазнов мира. И сегодня наверняка найдутся люди, способные ради великого искусства стать аскетами. Но где взять этот дерзновенный дух? Вот что главное. Человек по сути дела бросил вызов самому богу. Будучи верующим. Не захотел усмирить свою фантазию!
– И как он не сошел с ума? – пробормотал Казбек.
– Представьте тот миг, когда он остался один на один с этим огромным потолком, – продолжал Аслан Георгиевич. – Один на один… С кистью в руках. Он проводит первый мазок. Первый из многих миллионов… Остался след на потолке – тоненький, едва заметный, – снизу, конечно же, совершенно невидимый. Второй мазок, третий, четвертый… И он не испугался. Не остановился. Не усомнился в возможности осуществить задуманное! И не только взялся за адскую работу, но и завершил ее. Вот это человек! – он вдруг замолчал, словно устыдился своей восторженности.
На следующее утро после завтрака Аслан Георгиевич объявил, что ехать на сей раз недалеко – всего шестьдесят километров, поэтому сегодня удастся до начала концерта отдохнуть несколько часов.
– Общество «Италия-СССР», пользуясь этим обстоятельством, – сказал он, – просит меня выступить перед активистами. Чего вы будете здесь маяться? Следуйте по маршруту, располагайтесь в гостинице и отдыхайте. Мы с Виктором и синьором Чака после встречи последуем за вами.
Автобус легко глотал километры. Магнитофон разносил по салону наимоднейшую музыку – об этом заботился «дружище Лонго» – водитель. Мы блаженствовали: кто читал предусмотрительно захваченную из дома книгу, кто весело переговаривался, кто, слушая рок-группу «Лед Зеппелин», не сводил глаз с мелькающих за окном городков, развалин древних замков…
Автобус остановился у дорожного супермаркета, стены и окна которого были обставлены товарами и обклеены рекламой. Бесшумно растворилась дверь, и, когда я вышел из автобуса, в лицо мне ударил плотный, горячий воздух. Ноги и через подошву обуви ощущали жар земли.
Мы заторопились к супермаркету. Там внутри было прохладно, пахло кофе, сосисками, поджаренным хлебом. Появился улыбающийся владелец супермаркета и, приветствуя нас, стал обслуживать. Казбек, так и не выучивший ни одной фразы по-итальянски, молча ткнул пальцем в бутерброд и кока-колу, и тут же перед ним оказались сосиска, зажатая двумя тощими ломтиками хлеба, и открытая бутылка с пенящейся темно-коричневой жидкостью. Казбек протянул ладонь с мелочью. Тонкие пальцы хозяина ловко выхватили две монеты, бросили в ответ одну, более мелкую, и глаза с немым вопросом уставились на следующего посетителя.
Казбек, точно загипнотизированный, не мог оторвать взгляда от печи с горящими углями, над которыми медленно вращалась на вертеле целая туша барана, обдавая нас аппетитным запахом. Ноздри танцора нервно подрагивали, с шумом втягивая ни с чем не сравнимый для кавказской души аромат. Кажется, сунь сейчас ему в ладонь кинжал, и он за минуту ловко разделает тушу на лакомые кусочки.
– Не так, не так он его жарит! – огорчился Алан. – Я б из этого барана такой шашлык сделал!
– И я соскучился по настоящему шашлыку! – вырвалось у Коста.
Его слова точно прозвучали приказом: всех потянуло к печи…
– А, может, он разрешит здесь сделать шашлык? – предложил Казбек и поискал нетерпеливыми глазами хозяина. – Мы заплатим…
– Шашлык – в печи?! – фыркнул Алан. – Нет, только на природе!
– А, может, у него найдется еще один баран? – несмело, так, из любопытства, но, невольно намекая, спросил молчаливый Таймураз.
Все молчали, прикидывая, насколько реальна задумка. И тут меня черт дернул произнести:
– Попытаюсь объясниться.
Последовавшие за моим вопросом действия проходили в темпе танца джигитов, слаженно и споро, и не требовалось подзадоривающих звуков доули, репетиций и сценарных разработок.
Выскочив из супермаркета, я постучал в окно кабины Лонго. Оказавшись в салоне, жестом попросил открыть холодильное отделение. Вытащив ведерко со льдом и двумя пластмассовыми бутылями с водой, сказал Лонго:
– Жаль, что у тебя нет ведра побольше.
Не понявший ни слова Лонго молча смотрел, как я, сунув бутыли в холодильник, побежал с ведерком к супермаркету. Через минуту из дверей магазина показались согнутая под тяжестью спина пятящегося Алана, затем поражающая воображение своими размерами туша барана и намертво вцепившиеся в нее Казбек и Таймураз…
– Открывай, открывай двери, – повернулся я к онемевшему от изумления Лонго. – Видишь, каков улов? Не замороженный, в самый раз на шашлык. Ты когда-нибудь пробовал ребрышки, пахнущие костром? Вот угостим – вовек этот вкус не забудешь!
Танцоры втащили тушу барана, и тут Алан увидел бутылки пива в руках у Таймураза.
– Э-э, так не пойдет, – нахмурился он. – Пиво – до концерта?! Жалею уже, что затеял шашлык…
– Полглотка на брата, – оправдывался Таймураз.
– Ну мы ж договорились еще дома! Давай сюда! – и, отняв бутылки, Алан засунул их в холодильник, предупредив: – Шашлык запивать только водой и фантой.
Таймураз хотел возразить, но я прервал его:
– Алан прав. Одно неудачное выступление – и кто знает, пригласят ли ансамбль еще? – и передал девушкам сверток с помидорами и луковицами.
Из супермаркета выскочил Казбек, держа в вытянутой руке пылающее ведерко, чертыхнулся:
– И за угли содрал, жадюга.
– Ничего, – успокоил его Алан. – Вскладчину обойдется недорого.
– Глядите в окно, – попросил я девушек, – высмотрите подходящее местечко.
Лонго жестами попытался уточнить у меня, для чего понадобилась туша барана и угли. Казбек показал ему большой палец и воскликнул:
– Белла!
Лонго покачал головой и нажал на газ.
Девушки высмотрели прекрасную поляну на берегу реки. Общими усилиями нам удалось втолковать Лонго, чтоб он направил автобус к ней. К нашему удивлению, всегда вежливый и предупредительный водитель на сей раз вышел из себя, категорически отказался, даже двери не захотел открывать и повторял на разные лады одну и ту же непонятную фразу.
– Хочет поскорее доставить нас в гостиницу, чтоб побежать на пляж, – предположила Зифа. – Эгоист!
– Мы недолго, – «объяснил» водителю Алан и повел пальцем по циферблату часов: – Всего полчаса! Чтоб зарезать барана и приготовить шашлык, мне не надо много времени, мой личный рекорд – двадцать семь минут. А здесь еще быстрее получится! Баран-то уже освеженный…
Артисты высыпали из автобуса, поспешили к поляне. Как ни уговаривали Лонго идти с нами, он упрямо отнекивался. Автобус он остановил у обочины дороги и оттуда укоризненно поглядывал, как девушки стелют скатерть на поляне, а ребята, насобирав хвороста в лесочке, бросают его на угли. Алан ловко нарезал мясо, Казбек нанизал на шампуры, наскоро выструганные Коста. Между сочными кусками мяса аппетитно красовались помидоры и лук…
В самый разгар пира, когда в руках у каждого – даже Лонго! – находился шампур с ароматным шашлыком и все уплетали обжигающие кусочки, нахваливали Алана, доводящего у костра до нужной кондиции «ребрышки», – раздался выстрел. От неожиданности мы не сразу поняли, что причиной пальбы были именно мы, но по краю леса к нам продвигался, грозно крича, пожилой мужчина в шортах, без рубашки, с винтовкой в руках.
Лонго выскочил из автобуса и яростно замахал нам рукой, призывая поскорее возвратиться в автобус.
Представляю, что испытал дисциплинированный Аслан Георгиевич, когда увидел стоящий на обочине автобус и на берегу реки вокруг потухшего костра расположившихся танцоров и надвигающегося на нас итальянца с винтовкой в руке. Он был фозен и одновременно смешон, этот итальянец, в своих белых, пропитанных потом шортах, с неприкрытым торчащим животиком и волосатыми ногами в сандалиях. Алан, широко улыбаясь, протянул ему, как положено по кавказскому обычаю, побуревший от огня шампур. Но итальянец продолжал бросать жесткие фразы, одновременно, однако, надкусывая шашлык.
– Что случилось? – Аслан Георгиевич был растерян и встревожен.
– Да вот, – пренебрежительно кивнул в сторону итальянца Алан. – Грозит нам, а почему – не знаем…
– Может, пожара испугался? – высказал догадку Казбек. – Я залил костер водой, а этот тип не успокаивается, грозится…
– Чем-то мы ему не угодили, – произнес Алан, уставший жестами объясняться с итальянцем.
Синьор Чака, выслушав что-то быстро говорившего ему Лонго, подался к Виктору.
– Что ж вы натворили, ребята? – вскинулся Виктор. – Вы же расположились на частном участке. Частном! Понимаете?
– Это же берег реки! – воскликнул Алан.
– Ну и что, что берег? И берег здесь частный.
– Да что это такое? – возмутилась Зифа. – Нельзя присесть на берегу речки!
– Нельзя, – подтвердил Виктор. – Хозяин вправе подать на вас в суд. Между прочим, мог даже стрелять в вас.
– Да что ему сделается, этому берегу? – вспылил Казбек. – Мы что, съедим его?
Возмущению ребят не было предела.
– Скажите этому жадюге, – подскочил к хозяину участка Коста, – пусть приезжает к нам и хоть целыми днями на берегу Терека торчит, никто ему ничего не скажет!
– Вот еще, стану я твои глупости переводить, – возразил Виктор. – Пока хозяин полицию не вызвал, сматываемся отсюда.
– Полиция предъявит обвинение? – поразился Казбек. – За что?
– Да хотя бы за то, что костер развели, – пояснил Виктор, – за то, что на траве, принадлежащей этому хозяину, расположились.
– И за то, что воздухом здесь дышали?! – запальчиво воскликнул обычно спокойный и стеснительный Таймураз.
– Могут и за это, – сказал Виктор и попросил: – Аслан Георгиевич, прикажите поскорее покинуть это место.
И тут министр не выдержал:
– В конце концов, вы где находитесь, в Гизели? Или в Куртатинском ущелье? Как вы могли настолько забыться? Я устал вам твердить: помните, вы в капиталистической стране, здесь за все надо платить! Вам не достаточно опыта, полученного на итальянской Ривьере?
Чувствуя, что краснею, я отвернулся. Это тогда на берегу моря первым я, не выдержав жары, вмиг разделся, бросил рубашку и джинсы на шезлонг. А вслед за мной другие оккупировали свободные топчаны. Еще обрадовались, что много их на пляже, на всех хватит. А когда, отфыркиваясь, вылезли из воды, нас уже поджидал служащий в плавках, но в фирменной фуражке и, аккуратно отрывая от рулона билетики, потребовал с каждого по двадцать тысяч лир. Только за то, что пустые топчаны на десять минут использовали, – по двадцать тысяч лир! В то время как танцору на питание в сутки положено всего двенадцать тысяч лир. Мы позвали Виктора, попытались объясниться со служащим, заявили, что мы советские люди и не знали, что за топчаны надо платить… Итальянец в ответ засмеялся: «Советские люди здесь, на пляже для миллионеров? Ерунда! Этого не может быть». Но убедившись, что мы и в самом деле из Страны Советов, он воровато оглянулся по сторонам, забрал у нас билетики и попросил оплатить хотя бы один, ибо у хозяина пляжа есть свои глаза, и он выгонит его со службы, а это грозит безработицей.
И вот опять…
– Не лезьте здесь ни к кому со своими обычаями и привычками, – гневно выговаривал Аслан Георгиевич. – Здесь никто вас не поймет. – Он повернулся к хозяину. – Виктор, скажи ему, что мы приносим свои извинения. Пусть простит. И сейчас же покидаем его участок.
В автобусе было тихо. Мы чувствовали свою вину и боялись глянуть в сторону министра. Он сам прервал гнетущее молчание:
– Конечно, непривычно, что берег реки принадлежит кому-то и пользоваться им нельзя. Но зато какой он ухоженный! У нас идешь вдоль речки, куда ни глянь – все захламлено, повсюду порожние разбитые бутылки, банки из-под консервов, огрызки, кости, обрывки бумаги. А тут чистота, порядок, уют. А каковы плантации кукурузы, овощей – ни одного сорняка! И бросовых земель не видно.
В салоне тихо, успокаивающе звучала музыка. Танцоры отсыпались. Лишь я бодрствовал. Смотрел в широкое окно автобуса, на мелькающие мимо машины. Вот наш автобус поравнялся с мотоциклом. Сидевший за водителем крепко обхватил его за талию. Трудно определить, кто они – парни, девушки, или парень с девушкой. Оба в черных кожаных куртках с красными полосками на груди и рукавах, оба в красных шлемах, узкие прорезы для глаз прикрыты широкими темными очками, рот – ремнем с утолщением посредине. Странное дело, тот, кто сидел сзади, посмотрев на автобус, что-то прокричал водителю, и оба, как по команде, приветствовали меня. Может, показалось? А, может машут кому другому? Но нет. Вот они вырвались вперед, потом чуть поотстали, опять обогнали. И каждый раз махали мне руками. Странная картина. Чем мог привлечь их внимание незнакомый пассажир автобуса?
– Немцы, – вяло раздалось за спиной. Это Алан открыл глаза и вновь закрыл.
– Откуда ты знаешь? – толкнул я его.
– На номера взгляни… – и, удобно уложив голову на высокую спинку сиденья, Алан задремал.
Точно, немцы. А кто меня знает в Германии? Почувствовав уже знакомое беспокойство в груди, я прильнул к стеклу… Первый – нет. Хотя и согнулся, но видно, что ростом высокий. А второй… Конечно же, зто девушка! Парень просто держался бы за плечи впереди сидящего и не прижимался бы лицом к его спине. Да, мотоцикл у них мощный и запросто оставит позади наш «Мерседес-Бенц». Но они не обгоняют, ждут когда остановится автобус? Она рассказывала, что у нее двоюродный брат в Германии. И что он увлекается мотоциклетным спортом! Точно! Это он! И она уговорила его съездить на концерт ансамбля «Алан»… Невероятно. Но возможно… И как они там, в Западной Германии, узнали, что мы гастролируем в Италии?
Голова моя пошла кругом. Самые противоречивые мысли роились в ней. Но когда впереди показался супермаркет, и автобус свернул к нему, а вырвавшийся вперед мотоцикл вдруг тоже стал тормозить, я уже твердо был уверен, что это она, и поспешно стал пробираться сквозь толпу мгновенно проснувшихся и стоящих в проходе девушек…
Соскочив на землю, я огляделся. Мотоциклисты находились метрах в пятнадцати от нас. Парень снял шлем, и его рыжие волосы рассыпались по спине. Я несмело приблизился к ним, и парень протянул мне руку. Девушка торопливо отстегнула ремешок, сорвала с головы шлем, и я в нерешительности затоптался на месте: это была не она. Не она… Девушка стеснительно улыбнулась, глядя на меня добрыми глазами. Я хотел уже повернуться и уйти, но парень призывно махнул рукой:
– Хелло!
Она не протянула мне руки, но парень весело произнес несколько слов по-немецки, и видя, что я не понимаю, повторил по-английски:
– Мы вас знаем. Вы те самые танцоры… Понимаете по-английски?
– Немного изучал в школе, – мне было неловко от своего акцента.
– Мы первый раз были на концерте советских артистов, – сказал парень.
– Это чудо, – промолвила девушка.
Я слушал их и удивлялся, что все понимаю.
– Я была в восторге, – подтвердила девушка.
К нам приблизился Алан и, присев возле мотоцикла, восхищенно зацокал языком:
– Машина, а?!
– Откуда вы? – спросил я немцев.
– Из Мюнхена, – ответила она.
Из Мюнхена?! – чуть не задохнулся я, и вдруг мне показалось, что девушка похожа на нее, может, даже она родственница. Я с тайной надеждой спросил:
– А вы не знаете Эльзу Ункер? – и торопливо добавил: – Она тоже из Мюнхена!
Парень пожал плечами:
– В Мюнхене проживает миллион триста тысяч человек…
– Но она похожа на вашу подругу, – убеждал я.
Парень засмеялся:
– Сейчас все девушки похожи. Посмотрят в кино на суперзвезду и враз перехватят ее жесты, манеры, одежду.
– Это конечно, – погрустнел я.
– Ну, ты даешь! – усмехнулся Алан. – Ты в своем Хохкау не всех знаешь, а захотел, чтоб в Мюнхене… – Он пренебрежительно махнул рукой и обратился к немцам: – Свадебное путешествие, а?
Они посмотрели друг на друга и прыснули.
– Не скрывайте, – усиленно выжимал из своей памяти полузабытые слова из школьной программы Алан. – По лицу вижу – молодожены, – и когда они опять засмеялись, гордо заявил мне по-осетински: – Глаз парня, тоскующего по любимой, безошибочно угадывает тех, у кого медовый месяц.
– Свадебное путешествие? – переспросил немец. – Скорее наоборот: прощальное.
– Что он сказал? – повернулся Алан ко мне. – Ну, напряги свою память, отличник!
– Кажется, у них прощальное путешествие.
– А как это понять? – уставился на немцев Алан.
– У нее отец владелец корпорации, – пояснил парень. – А я рабочий его фирмы. Он не хочет, чтобы я и Марта были вместе. Он присмотрел ей богатого жениха. Мы с Мартой поняли, что это капут. Конец. И решили сделать маленькое путешествие в Италию!
Так сказать, вкусить немного счастья…
– Что?! – Алан выпрямился во весь рост. – Да не возвращай ты ее отцу! Пусть бесится!
– Это не так просто, – грустно ответил немец. – У меня не будет перспективы на работе, а без карьеры мы останемся бедняками. А значит, не будем счастливы.
– Погоди, погоди, – жестом остановил его Алан и сказал мне по-осетински: – У него в голове какая-то путаница, – и вновь обратился к немцу: – Какая карьера? Она, – показал он пальцем на Марту, – будет с тобой, парень. Что тебе еще надо?
– Данке шен! – Сказала Марта и протянула руку Алану: – Данке шен! Вы добрый человек. – Похоже, что она была растрогана.
– Перестань, – дернул я за рукав Алана. – Доведешь девушку до слез. Что ты понимаешь в их жизни? Ты еще свою судьбу не устроил, а лезешь с советами.
Алан побежал к автобусу и возвратился с рогом и чеканкой, на которой была выбита танцовщица-осетинка.
– Рог тебе, – подал он его немцу. – А красавицу дарю тебе, Марта… Жаль, не прислушиваетесь вы к моему верному совету.
– Мы будем вспоминать ваше великолепное представление, – улыбнулась Марта, пряча чеканку в сумку.
Километров сорок они ехали рядом с автобусом, потом на повороте мы свернули направо, а они, махнув нам на прощание, понеслись дальше по трассе.
Глава восьмая
Впервые я ее увидел, когда работал бульдозеристом на стройке в трех километрах от аула. Помню, как пришел в контору. Повсюду на щитах, установленных на дорогах, в ауле и поселке, в окнах магазина и столовой крупными буквами сообщалось, что на стройке Транскама нужны специалисты самого разного профиля. Я сдавал выпускные экзамены и не имел ни профессии, ни опыта работы. Но оказалось, и я был нужен стройке.
Я не говорил матери о своей затее до последнего момента. Она была уверена, что после окончания школы я отправлюсь во Владикавказ учиться в университете.
– Как же так? Тебе учиться надо, сынок… – Сказала мать, когда я объявил ей о своем намерении поступить работать на стройку.
– Я буду учиться. Только заочно, – пообещал я.
Она побаивалась гулкой стройки, снующих по узким горным дорогам гигантов-самосвалов, кранов, то и дело раздающихся взрывов, разрушающих огромные скалы… В первые дни я часто замечал ее худую фигурку, притаившуюся то за одним камнем, то за другим. Замерев, она безотрывно следила за мной, а я нарочно – откуда у сыновей берется эта жестокость? – резко двигал бульдозер, он с ревом отползал на самый край пропасти, чтобы в последний момент застыть и рывком броситься вперед, на взорванную скалу…
– Не следи за мной, это нервирует меня, – не выдержав, выговорил я матери.
Тогда мать пошла на хитрость – стала приносить мне еду. Чуть свет бежала на ферму, и после первой дойки неслась домой. Готовила поесть и бегом спешила на стройку, потому что времени у нее было в обрез – не опоздать бы на вторую дойку…
– Ты загонишь себя, – пытался я вразумить ее. – Ну что плохого, что я вместе с товарищами обедаю в столовой?
– Ты сравниваешь домашнее и стряпню в столовой? – обижалась она. – Я же вашу повариху знаю, – неряха, какой свет не видел. Посмотри на ее мужа, тощий, как лезвие кинжала. Разве такая хозяйка может готовить хорошо.
Как-то я наткнулся на маленький пруд, образовавшийся у подножия скалы после взрыва, который отбросил породу в пропасть и одновременно углубил естественную нишу, и вода с реки хлынула в нее. Я решил перекрыть перешеек, через который проникали ледяные потоки, рассчитывая, что солнцу удастся нагреть воду. Полчаса работы на бульдозере – и дело сделано. На третий день вода потеплела настолько, что я рискнул войти в пруд. С тех пор я ежедневно, возвращаясь домой, делал маленький крюк и наслаждался «личным» бассейном. Раз в неделю я открывал перешеек, и свежая вода заполняла нишу.
Эльза потом признавалась, что цепь каменных громад, белоснежные вершины, скалы, нависшие над ущельем, и пробивающаяся по узкому логову бешеная река поразили ее.
Но гул моторов, лязг железа и визг шин огромных самосвалов, носившихся по крутым дорогам, раздражали. Здесь, в заоблачной выси, они заглушили все природные звуки, и встревоженные горы недобро и глухо ворчали раскатистым эхом. Ранним утром, пока строители-дорожники не приступали к работе, или вечером, когда затихал шум машин, она спешила мимо сторожевой башни к небольшому обрыву, срывала с себя цветастый халат, – он небрежно ложился ярким пятном на камень, – и, вскинув руки, прыгала вниз…
В тот вечер, как всегда, беззаботная, она вприпрыжку явилась на заветное место. Только желанием поскорее окунуться в освежающие воды можно объяснить, что она не заметила на камне майку, джинсы, магнитофон.
Нырнув, я медленно поплыл, почти у самого дна пруда, не подозревая, что на меня камнем падает девушка. Довольно сильный удар по спине вывел меня из состояния блаженства. Вода погасила скорость ее падения, иначе было бы худо и ей, и мне. Я пошел было ко дну, но энергично оттолкнулся ногами и, вынырнув, невольно застонал. И тут я увидел ее, испуганную, отфыркивающуюся, изумленно глядящую на меня огромными встревоженными и одновременно озорными глазами. Я обхватил руками поясницу, стараясь унять боль. Похоже, она тоже пострадала, потому что тут же стала массировать ладонями свои длинные загорелые ноги.
– Ты что, ослепла? – сердито спросил я ее.
– А чего ви прятались… там… под водой… – морщась то ли от боли, то ли от моего грубого тона, заявила она. – Я не виновата…
Я молча стал карабкаться на «берег».
– Вам плохо? – полезла следом за мной девушка.
На площадке, стараясь унять боль, я разминался минут десять. Она, не скрывая лукавой улыбки, наблюдала за мной, потирая колени. Я не смотрел на нее, но ее синий купальник так и лез в глаза. С трудом переводя дыхание, я уже без раздражения проворчал:
– Так можно человека угробить.
– Это есть ужасный удар, – согласилась она.
– Еще хорошо отделались, – я сердито покосился на нее. – У вас в Латвии, когда с высоты прыгают, не смотрят, есть кто там внизу или нет?
– У нас в Латвии… Ты угадал. По акценту, да?
– И по прыжку тоже.
Оценив мой злой юмор, она рассмеялась, как-то очень мелодично, будто, колокольчик потревожили. И от этого смеха у меня слегка зашлась душа, какое-то незнакомое чувство то ли страха, то ли восторга сковало меня, и я оторопело уставился на нее. Наверное, взгляд у меня был очень странный, потому что она вдруг испуганно замолчала, прикрыв рот ладонью.
– Ну ты даешь… – пробормотал я.
– Ну ты даешь… – повторила она, словно запоминая понравившуюся фразу.
– Чудная! Из театра, что ли? Ой! – вскрикнул я от боли в пояснице.
– Очень больно? – спросила она.
В ее голосе мне послышалось не только сочувствие и раскаяние, но и поддразнивание. Я подозрительно покосился на нее: похоже, она даже довольна происшедшим.
– Вы не мастер спорта?
– Я новочиха, – покачала она головой.
– Ты хочешь сказать, новичок? – поправил я ее.
– Новичок есть мужчина, а я новочиха, – возразили она.
– Ладно, пусть будет так, – усмехнулся я.
– Ты еще больше не сердитый?
– Как это, еще больше?
– Ви есть профессор! – строго глядя мне в глаза, обвинила она.
– Похож?
– Ми беседываем одну минуту – вы уже сделали два…
– Не беседываем, а беседуем…
– О-о! – она схватилась за голову: – Еще один! За одну минуту – три замечания! Это есть профессорский привычка.
– Не поправлю, в другой раз на том же слове споткнешься. – Я пожал плечами. – Впрочем, мне-то что? Не нравится – не буду! Извини, пожалуйста!
– Буду смотреть на последовающий… – она выжидающе сделала паузу, ожидая поправки.
И я на самом деле попался на ее удочку.
– Не поел… – начал я, но вовремя спохватился: – А-а! Говори, как хочешь.
Она не сводила с меня глаз, наслаждаясь моим смущением. Потом продолжила:
– …на последующий поведений… молодой человек по имени… Э-э, я не знаю имя моей жертва.
– Ну, до жертвы, положим, еще далеко, – оскорбился я. – Я не из слабосильных. – Отвернувшись, я стал натягивать джинсы.
– Это я сразу замечала, – насмешливо произнесла она.
Еще и кокетничает. Наверное, думает, я так и растаю, и буду даже страшно рад, что она меня чуть не утопила. Но петушился я напрасно. Глаза мои сами собой поворачивались на загадочное синее пятно. И впрямь она загадочная. Минуту кажется, что она очень хочет познакомиться, но в следующую минуту ей будто не терпится, когда же я исчезну. Голова моя пошла кругом, и я, буркнув: «Прощай», бросился со всех ног по тропинке, круто спускавшейся вниз, к дороге, и мне стоило больших усилий семенить заплетающимися от напряжения ногами. Не оглядываясь, я направился к бульдозеру, и уже, садясь в кабину, услышал:
– Купайтесь утром, вечером буду я!
Каково же было мое удивление, когда утром, взбираясь на скалу, я увидел на камне пестрый халат. Сердце мое сладостно екнуло, зачастило… Я вскинул голову. Она сидела на краю скалы, свесив ноги и наслаждаясь моим изумлением. Она не успела скрыть довольной улыбки, которая обожгла меня смутной надеждой. Но когда я уже был готов простить ей эту игру, она вдруг нахмурилась и заявила мне:
– Зачем ви утром пришли? Это мое время.
– Неправда! – возмутился я. – Твое время вечером.
Она вскочила и, показав рукой в сторону тоннеля, сказала пренебрежительно:
– Теперь я знаю, ви оттуда! Оттуда!
Удивившись ее сердитому тону, я гордо произнес:
– Да, это мы пробиваем тоннель. Четырехкилометровый!
– За это вас надо… надо… убить.
– Убить? Вот это да. Знаешь ли…
– Знаю! – прервала она меня. – Посмотреть туда! Это же фантастично! Красота какая! Этот ландшафт видел первобытный человек. Даже раньше! И он не испортил красота! – У нее задрожал голос. – А наши дети не увидят. Мы украли у них эта красота! Мы оставили вот это! – Она махнула рукой в сторону стройки: – Осколки! Грязь! Скверно! Очень скверно! Ви украл у своего ребенка красота!
– Да откуда у меня ребенок? – окончательно смешался я.
– Будет ребенок, будет! – заверила она. – Но он будет Несчастный, потому что его отец разрушал всю красоту!
– Ну, это ты брось! – рассердился я. – Я ему подарю дорогу! Самую короткую на ту сторону гор. Действующую и летом, и зимой. Я ему подарю электростанцию. Четырехкаскадную!
– Четырех-каскад-ную! – передразнила она меня.
– Мы жилы из себя тянем, чтоб поскорее пробиться сквозь эти громады, а ты нас преступниками считаешь. Ты же не знаешь: зимой отсюда невозможно перебраться на ту сторону. Снег, обвалы, бездорожье. Я в эту зиму застрял вон там, в этой красоте, так, что спуститься не мог!
– Не надо! – усмехнулась она. – Все равно ви человек-вредитель! А кем ты работаешь? – вдруг совершенно мирным голосом спросила она.
– Пока бульдозеристом. Но я учусь. Заочно. И скоро стану инженером.
– Ты знаешь, у папа в библиотеке есть книга. Генрих Юлиус Клапрот написал.
– Не знаю такого, – признался я.
Она понимающе кивнула головой и процитировала:
– «При слиянии речки Сгела находится селений Нижний Срамаги…»
– Зарамаг? – уточнил я.
– У Клапрота написано: «Срамаги»… – пояснила она и продолжила: – «… находится селение Нижний Срамаги с несколькими сторожевыми башнями…» – Она показала на виднеющуюся сторожевую башню. – «… Около него находятся развалины крепости, которая была построена царицей Тамарой. Это селение тянется очень далеко по левый берег реки, и его жители большие разбойники, незнакомые с законами гостеприимства…» – и неожиданно спросила: – Твой отец откуда родом?
– Как раз отсюда, – подтвердил я и спохватился: – А-а… Спасибо. Выходит, я потомок разбойников? Ну дает твой Клапрот. Мне бы добраться до него!
– Клапрот давно уже нету. Он был здесь сто семьдесят лет назад. Мой папа сказал, что тоже видел эти башни. Давно, когда меня еще не было. Папа сказал, что здесь все так, как было при Клапроте. Я очень хотела ехать сюда. И когда студентов Московского историко-археологического института посылали на практика, я попросилась сюда. А здесь уже все не так! Здесь бульдозеры, самосвалы, краны, здесь – стройка! Здесь двадцатый век!
– Мы не трогаем башни, – оправдывался я. – Не разрушаем их. Есть даже закон об ответственности…
– Но уже все не так, как видели древние! Как видели путешественники, историки, полководцы… Знаете, как мой профессор говорит? «Путь из прошлого в будущее лежит через мост настоящего».
– А будущему требуется только прошлое и ничего из нашего сегодняшнего? – спросил я ехидно. – Мы оставим будущему новые дороги и электростанции, новые…
– А, может, все оставить, как есть? И за это потомки будут больше благодарны?
– Горы больше не будут разъединять людей. И это благодаря тоннелю.
