Текст книги "Люди долга и отваги. Книга первая"
Автор книги: Георгий Вайнер
Соавторы: Аркадий Вайнер,Юлиан Семенов,Эдуард Хруцкий,Виль Липатов,Виктор Пронин,Роберт Рождественский,Павел Нилин,Василий Ардаматский,Анатолий Безуглов,Михаил Матусовский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)
Михаил Исхизов
УТВЕРЖДАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ
Кабинет у капитана Климашова небольшой, да и тот на двоих. Два стола, два железных сейфа, несколько стульев и одно большое окно. Здесь и работают два инспектора уголовного розыска: один – старший, другой – просто инспектор. Капитан Климашов – старший.
– Сергей Михайлович. Почему вы пошли работать именно в уголовный розыск?
– Я, можно сказать, случайно. Случайно и закономерно… Знаете, у каждого это бывает по-своему. Давно это было…
Климашов долго смотрит в окно, как будто видит там что-то из этого своего «давно». Потом вынимает из ящика стола пачку сигарет «Наша марка», не торопясь аккуратно открывает ее, длинную сигарету с фильтром зачем-то вставляет в небольшой костяной мундштук, неторопливо прикуривает.
– Давно это было, но могу рассказать, – повторяет он. Военную службу проходил я на дважды Краснознаменном Балтийском флоте. В гвардейской части. Гвардейские ленточки носил. Был механиком-электриком на торпедных катерах. Пришло время – уволили в запас. Вернулся домой, к матери в Харьковскую область. Город там есть такой, наверно, слышали, Изюм. Приехал домой, помог матери, но дома пробыл недолго, хотелось мне работать на большом заводе. И поехал я в город Краматорск Донецкой области. Поступил на Новокраматорский машиностроительный завод слесарем-инструментальщиком, это было в пятьдесят восьмом году. Неплохим слесарем я был уже на флоте. На торпедных катерах надо, знаете, все уметь, особенно механику. Так что скоро получил пятый разряд. Выбрали меня заместителем секретаря комсомольской организации цеха. Цех у нас там был большой, не меньше иного завода. Играл в футбол, поступил на подготовительные курсы в техникум, вступил в дружину цеха. Дружины тогда еще только начинали создаваться. Первым, сами понимаете, всегда трудней. У нас ведь тогда не было ни навыков, ни опыта. И для хулиганов все это тоже было очень непривычно. Не милиция, а обыкновенные рабочие парни осмеливаются им указывать, задерживают, отводят в пикет. Первые рейды дружин, первые патрули нисколько не напугали «королей» танцплощадок и «атаманов» улиц. Они были удивлены и рассержены. «Как же так, Васька, мол, в одном цехе работаем, корешом всегда считался, а теперь патрулирует, своих хватает… Продал, такой-сякой!..»
Да… Они тогда были абсолютно уверены, что все это временно. Побить дружинников разок, другой – и перестанут они лезть не в свое дело. И били. Но мы тоже были упрямые. И потом у нас еще была идея. Понимаете, когда нас впервые собрали и сказали, что мы, комсомольцы, должны поставить на место хулиганов, пьяниц и дебоширов, что это позор, когда хулиганы командуют на улице, а молодежь стоит в стороне, для нас это прозвучало как дело первостепенной важности, как возможность проявить свою твердость, свое мужество, как наш долг, наконец!
По вечерам мы дежурили в пикете. Не каждый день, конечно. Дружина нашего цеха дежурила один раз в неделю, по субботам. Только тогда еще была шестидневная рабочая неделя, и по субботам мы работали… Бежишь, бывало, в субботу побыстрей домой, умоешься, переоденешься, причем надеваешь, как говорится, выходную форму, и опять бегом в пикет… А в пикете собирается вся наша группа: парни, девчата, лейтенант милиции и с ним два сержанта и, конечно же, парторг нашего цеха Хромченко – невысокий такой, худощавый. Руки и лицо у него в шрамах – это он в танке горел. Он во время войны замполитом в танковой бригаде был. Сколько уж лет прошло, а запомнились мне эти вечера на всю жизнь. Понимаете, там какая-то особая атмосфера создавалась, я бы сказал, торжественная и в то же время напряженная… Как перед боем, наверное. А комиссар – это мы парторга называли комиссаром – рассказывал нам о танковых атаках, прорывах, о фронтовой службе, в которой, как он любил говорить, – вся сила солдата. Мы ходили на танцы, выводили оттуда подвыпивших, нарушавших порядок, патрулировали по улицам. Иногда нам доставалось. Но и мы давали сдачи. Так что постепенно отношения, так сказать, налаживались, хотя синяков на этой почве появилось немало, да и удары ножом иногда тоже бывали.
Ходил я тогда еще в морской форме, и сам потанцевать был не прочь. И лет мне было тогда немногим больше двадцати. Во время одного из дежурств на танцплощадке познакомился с девушкой хорошей. Нина ее звали. Студентка. Дружили мы. Вместе на танцы ходили, в кино, по городу гуляли. Однажды в субботу проводил я Нину домой. Постояли у подъезда. Хотел я подняться с ней до самой квартиры, она на третьем этаже жила. Но она не разрешила. «Сама, – говорит, – добегу, не надо меня больше провожать».
Не надо так не надо, попрощались, пошел домой. Общежитие наше далековато было, так что добрался туда только часов в двенадцать. Товарищи уже спали. Я тоже лег спать. А в полвторого приехала за мной оперативная машина из милиции. Вахтер мне потом рассказывал: входят два милиционера и спрашивают, в какой комнате Климашов живет. Он им говорит, что напрасно они на меня плохое думают, а они: «Не твое, отец, дело. Ты лучше скажи, когда он домой пришел, спокойным был или возбужденным, трезвым или пьяным?» Он опять о том, что я хороший… А они: «Сами знаем, что хороший, но нужен он нам сейчас очень, и побыстрей, так что показывай, где живет». Разбудили они меня. С одним я был немного знаком, в райотделе он нас, дружинников, несколько раз инструктировал. Спрашиваю, в чем дело. «Некогда, – говорит, – одевайся быстро, поедем, по дороге поговорим». Надо так надо, одеваюсь, но никак не пойму, в чем дело. Скорей всего, думаю, дружину срочно собирают. Наверно, какое-нибудь опасное преступление произошло и наша помощь нужна. Поехали. В машине опять спрашиваю, в чем дело, а они почему-то разговор в другую сторону уводят: где сегодня вечером был да с кем был, когда вернулся, кого встретил, когда возвращался. Отвечаю, а сам беспокоиться начинаю. Зачем они мне допрос устраивают? Я уже в то время разбирался, когда просто разговор, а когда под видом разговора допрос настоящий идет. Машина остановилась. Попросили меня выйти. Смотрю: больница. Ничего не понимаю. Если дружинников собирают, привезли бы в отделение, если на меня что-то плохое подумали, тоже в отделение привезли бы. А здесь – больница. Идем в больницу. Подошел оперативник к дежурному, тот нас, видимо, уже ждал, потому что сразу протянул халаты. Накинули мы эти халаты и идем за дежурным. Вводит он нас в палату, гляжу: Нина лежит. Лицо бледное, белое, как полотно, смотреть страшно. Все это так неожиданно было, что слова вымолвить не мог. Стою, смотрю на нее и с места сойти не могу. «Два ножевых ранения в спину», – говорит оперативник.
И эти слова как-будто разбудили меня. Медленно подошел к постели, опустился на колени. «Как же это так? – спрашиваю. – Кто тебя?..» Она только и сказала: «Те, что тебя встречали…» – и сознание потеряла. Ну, врач нас тут быстренько из палаты вытолкнул. И сразу же меня оперативники трясти начали: о ком это она, откуда ты их знаешь, где живут?.. Тон у них сразу изменился, и тут только я понял, что это же они на меня думали, что я мог Нину ножом ударить. Но я даже нисколько тогда не обиделся. Только злость меня охватила страшная. «Знаю, – говорю, – где живут, поехали».
И помчала нас машина по ночному городу. Едем, молчим. Я просто говорить не могу, а они это видят, тоже молчат. Откуда я знал этого, который ножом? Мы с ним еще весной познакомились, в мае это, кажется, было. Я тогда тоже Нину домой проводил и шел к себе в общежитие. Только от ее дома отошел, догоняют меня двое. Один плотный, среднего роста, лет двадцати, другой – поменьше, щуплый. Догоняют они меня и одновременно подходят с двух сторон, так что я оказываюсь между ними. Тот, который поменьше, сквозь зубы цедит: «Послушай, матрос, ты, наверно, с ножом ходишь?» И сразу оба ко мне в карманы полезли, один с одной стороны, второй – с другой. Не понимаю, чего они ко мне пристали. Я ведь парнем крепким был и довольно легко с ними двумя мог бы справиться. Очевидно, думали, что я испугаюсь. Но я тогда испугался не особенно. Вырвался, ударил того, который побольше. Второго не успел. Убежали они. Вперед по улице побежали. Я гнаться за ними не стал, но теперь уже иду осторожно, по сторонам посматриваю. Кто знает, могут они меня подстеречь уже не вдвоем, а, скажем, вчетвером или впятером… Квартала два прошел, слышу впереди где-то возня, вскрикнул кто-то. Подхожу ближе, присмотрелся: трое парней возле девушки стоят. Двое из них те, с которыми я встречался, третий – новенький. Прикидываю: с тремя управиться тяжело будет, но девчонку выручать надо. Побежал я к ним, а сам думаю, что завтра на работу приду с хорошим синяком под глазом. На большее, чем хороший синяк, я почему-то в то время не рассчитывал.
Увидели они меня, мои старые знакомые, сразу в сторону и бегом за угол технического училища, там как раз проходной двор был. Третий парень с девушкой остался стоять. Я, конечно, понял, в чем дело. Что же ты, говорю я ему, такой здоровый, не мог с двумя балбесами справиться! А он: «Растерялся я… А ты когда побежал, я подумал, что ты тоже из их компании». Парнем он оказался неплохим. Мы с ним потом подружились. Он тоже на флоте служил. Зовут Саша. Но здесь растерялся или, попросту говоря, струсил. А они успели у девушки часы сорвать.
Ладно… Стоим, думаем, как быть дальше. Решили в милицию не заявлять, а сами с этим делом разобраться. Знаете, такое кастовое пижонство: если два матроса решили разобраться с какими-то хулиганами, так неужели они этого не сделают без помощи милиции? Решили так: район не особенно большой, и если как следует поискать, хоть одного из них да встретим. А тогда, как говорится, и выясним отношения.
С тех пор мы с Сашей, как только у нас свободное время бывало, прогуливались непременно в этом районе. И что вы думаете, встретили. Буквально на том самом месте, где они у девчонки часы сорвали. Одного встретили, того, который побольше. Он как раз выходил из дверей технического училища, за угол которого они тогда забежали. Вышел он из дверей, идет по улице, а мы так это аккуратно к нему подходим: «Здравствуйте, мол, не забыли ли вы нас? Ведь мы с вами где-то встречались…» Он, конечно, делает вид, что не узнает и вообще не понимает, в чем дело. Берем под руки, ведем туда, где народу поменьше и популярно объясняем, какими неприятностями грозит ему вся эта история.
При таком разговоре он сориентировался довольно быстро, вспомнил все, начал прощения просить. Так обычно всегда поступает хулиган, когда встречает человека, который сильней его: бьет себя в грудь, клянется, что это случайно, что он не знал, какой ты хороший парень. Противная вообще картина… Короче, пообещал он через неделю возместить стоимость часов. Они эти часы уже продали и деньги пропили. Мы проводили его до общежития, посмотрели, где он живет. Через неделю, как и было условлено, принесли они с напарником деньги, стоимость часов. Предупредили мы их на прощание: если когда-нибудь увидим за подобным занятием, плохо будет. На том и кончилась эта история. И все же пришлось мне с ними встретиться еще один раз. Были мы с Ниной на танцплощадке. Вдруг она показывает мне издали одного парня и говорит, что тот постоянно пристает к ней. Смотрю – тот самый. Говорю Нине, что знаю его. И коротко рассказываю эту историю. Потом подошел к парню, предупредил, чтобы он Нину не трогал. Он залебезил. Не знал, мол, что она с тобой, и тому подобное. Короче, обещал близко не подходить… Так вот, я сразу про них вспомнил. Кто-то из них ножом ударил. Не было у нас с Ниной других общих знакомых из таких вот. И поехали мы на этой оперативной машине прямо в общежитие, где жила эта пара. Стучим в дверь. Не открывают. Стучим крепче, настойчивей. Все равно не открывают. Я, по правде сказать, уже начинаю сомневаться. Может быть, они здесь уже и не живут. Тут выходит сосед. Спрашиваем, дома ли парни. Говорит, что дома. А они все не открывают. Тогда сосед говорит, что его ключ подходит и к этой комнате. Взяли ключ. Вошли. Зажгли свет. Спят оба, ни один не шелохнулся. Возле одного пиджак на стуле, весь в крови. На тумбочке нож. Тоже в крови. Одним словом, бросился я на этого старшего, и стал его бить, еле меня оперативники от него оторвали. А второй все спит, ничего не слышит. Пьяными оба были. Забрали мы их, привезли в райотдел. Они не запирались, сразу во всем признались…
Климашов тянется за сигаретой, осторожно разминает ее крепкими большими пальцами. А глаза у него прищуриваются и становятся злыми. Холодными и злыми. Он зажигает спичку и несколько мгновений смотрит на огонек, как бы размышляя: прикуривать или не прикуривать. Потом неторопливо прикуривает.
– А девушка та, Нина, ночью умерла.
И он опять молчит несколько минут. Потому что после такой фразы ни один человек не сможет так просто продолжить разговор. Надо на какое-то время остановиться, чтобы увидеть человека, о котором только что говорил. Увидеть его живым и этим отдать ему дань уважения… Мне показалось, что капитан, видит в эти минуты не только девушку, но и людей, которые убили ее. Они тоже запомнились ему на всю жизнь…
– Так вот все это и произошло, – продолжил капитан свой рассказ. – А через два дня, это после того как ее похоронили, пошел я в комитет комсомола и попросил направление, комсомольскую путевку на работу в милицию.
Дали мне направление. Пришел в горотдел. Начальник отдела кадров, пожилой, усатый человек, долго со мной разговаривал. Суть разговора сводилась к тому, что зачислить они меня могут. Но больше всего милиции нужны сейчас люди с высшим образованием. И если я хочу по-настоящему приносить пользу своей работой, если я хочу по-настоящему бороться с преступностью, а он не сомневается в этом моем желании, то надо мне учиться, и лучше всего поступить в юридический институт. Короче говоря, убедил он меня. Мы тут же взяли справочник и остановились почему-то на Саратовском юридическом институте. Там, в Краматорске, прошел комиссию и поехал в Саратов. А в дороге совершенно случайно разговорился я со старшим лейтенантом милиции, который ехал со мной в одном вагоне. Может быть, это и не случайно было, ведь ехал я учиться на работника милиции, и каждый человек в милицейской форме был мне близок. У него я и остановился в Саратове. Когда оказалось, что в юридический я уже опоздал, он посоветовал мне сходить в управление, попросить, чтобы направили на учебу в школу милиции.
Пошел. И здесь тоже начальник отдела кадров, майор, часа четыре со мной разговаривал. Мне что-то не приходилось людей более заботливых и отзывчивых встречать, чем работники отдела кадров в милиции. Выбирали мы с ним, выбирали и решили, что лучше всего подходит Саратовская школа милиции. И был я шестьсот пятьдесят первым, а принимали тогда всего человек двести. Взяли документы и велели ехать домой, ждать вызова.
Поехал я на завод. Уволился. Потом к матери. Мать сказала: «Смотри, сынок, тебе жить. Ведь работу выбираешь на всю жизнь. Если так решил – поступай».
Четвертого сентября получил вызов. Приехал в Саратов. Экзамены сдал нормально. Прошел дополнительную комиссию, собеседование, одним словом – зачислили. В шестьдесят первом закончил. Послали работать в райотдел. Здесь назначили участковым. Другой должности не было. Сказали мне: такая-то улица проходит так, а такая-то так. Здесь вот и здесь имеются проходные дворы. За Ивановым, Петровым и Сидоровым присматривать надо. Вот тебе месяц, ходи знакомься, спрашивай всех кого хочешь и в какое хочешь время. А потом тебя спрашивать будем. И спрашивать с тебя тоже будем. И пошел я знакомиться…
В шестьдесят шестом году перевели в уголовный розыск. Вот так это получилось у меня…
Олег Тагунов
ТАКАЯ РАБОТА
Донецк, Начальнику ОУР УВД. Из центрального РОВД города Одессы совершил побег из-под стражи Хмелинин Евгений Михайлович, 1956 года рождения, житель Донецка. Есть основания предполагать его появление в Донецке. Примите экстренные меры к задержанию. При задержании соблюдайте осторожность, может оказать сопротивление.
«Ну, вот и опять пересеклись наши стежки-дорожки», – подумал Загребельный, перечитывая телеграмму. Что же, начатое дело все-таки надо доводить до конца.
Сложная сеть розыска, раскинутая по всей территории миллионного города, пока еще не приносила ожидаемого «улова», а дни шли. Однако Анатолий почему-то был уверен, что Хмелинин не минует Донецка. И он не ошибся. Хотя до этой встречи их отделяли еще три долгих томительных недели.
«Час от часу не легче», – недоумевал инспектор, разминая сигарету.
Только что закончившаяся оперативка, казалось, добавила тумана в дело, о ходе которого руководство постоянно требовало доклада.
…Рано утром инспектор по особо важным делам капитан Владимиров, будучи в одном из районов города, разговорился с работниками ГАИ. При этом капитан упомянул фамилию Хмелинина, который, судя по всему, «загостился» в Одессе. И тут неожиданно один из автоинспекторов сообщил, что сегодня на дороге были встречены белые «Жигули» с одесским номером, в которых находились четверо молодых парней. На требование остановиться машина проскочила на большой скорости в направлении шахты «Заперевальная». Преследование лихачей закончилось неудачей.
Доложивший об утреннем происшествии Владимиров счел его подозрительным, а вскользь брошенная капитаном фраза, что в этой машине, мол, вполне мог оказаться разыскиваемый Хмелинин, теперь не выходила у Анатолия из головы.
Еще более неожиданным оказался ответ на вопрос, посланный Загребельным в Одессу. В телефонограмме, присланной незамедлительно, сообщалось, что указанные номера принадлежат не белым «Жигулям», а «Москвичу-412» зеленого цвета, угнанному в одном из районов области.
Через два дня, под вечер, к Загребельному поступило сообщение, что интересующую его машину видели в центре Донецка на стоянке возле ресторана «Уголек».
…До одиннадцати было еще довольно далеко, но зал оказался полон лишь наполовину. В дальнем углу сидели официантки, лениво переговариваясь в ожидании уже близкого конца смены. Но Анатолий направился не к ним, а к метрдотелю, одиноко сидевшему за отдельным столиком.
Загребельный представился, получил в свое распоряжение служебный кабинет и попросил разрешения переговорить по очереди с каждой официанткой. Впрочем, опрашивать всех, к счастью, не пришлось. Вошедшая второй невысокая черноволосая девушка сразу же вспомнила, как несколько часов назад обслуживала одесситов.
– Вы уверены, что не ошиблись?
– Так они же сами сказали. Я еще только подошла к столику, а они мне сразу говорят, что, мол, обслужи нас побыстрей да повкусней, мы не жадные, не бедные, а только очень торопимся, приехали из Одессы и ехать еще далеко. Так что понравишься, в обиде не оставим. Денег у нас много.
Утром на оперативном совещании у заместителя начальника УВД Валентина Петровича Косичкина было принято решение о блокировании всех выездов из города. Учитывая, что из Донецка ведут две главные трассы – одна выходит на юг, к Жданову, и затем вдоль моря в сторону Таганрога и Ростова, а другая – на север, к Харьковской области, – всю территорию города условно разбили на районы, поручив их контроль двум группам. Руководство первой, отвечающей за юг, поручили майору Анатолию Ольховскому, вторую – северную, возглавил Загребельный… В распоряжение каждой группы поступило несколько машин, оснащенных радиосвязью. Одновременно всем постам ГАИ и нарядам передвижных милицейских групп, несущим дежурство по городу, было приказано в случае появления автомашины «Жигули» под указанными номерами немедленно сообщить об этом на центральный пульт связи УВД. Здесь неотлучно находился взявший на себя общее руководство операцией подполковник Косичкин.
Зная характер Загребельного еще по совместной работе в Ворошиловском райотделе милиции Донецка, Косичкин, когда утреннее совещание закончилось и сотрудники покидали кабинет, подозвал Анатолия:
– Ты там смотри без самодеятельности. Не исключено, группа Хмелинина может оказать вооруженное сопротивление. Повторяю, без фокусов там! Обо всем докладывать мне лично и незамедлительно.
Но докладывать Косичкину было пока не о чем. Молчал с дороги и Ольховский. Не поступало ничего, кроме запросов, с центрального пульта.
…Они крутились по улицам уже несколько часов. День был в разгаре. Погожий солнечный день, на которые так щедра здесь поздняя весна. Глядя на шумные потоки горожан, льющиеся по обеим сторонам дороги, и успевая привычно, боковым зрением засекать номера идущих навстречу и обгоняющих автомашин, Анатолий вспомнил, что сегодня суббота.
«Вот и Хмелинин, наверное, где-нибудь в укромном месте сидит и отдыхает, – с тоской подумал он. – Сдались ему эти прогулки на «Жигулях».
И тут заговорила включенная рация:
– «Сокол-11», «Сокол-11», прошу связи. Прием!
Анатолий резко подхватил микрофон, включил тумблер:
– Я «Сокол-11», слушаю вас. Прием!
Центральный пост сообщал, что машина, объявленная в розыске, замечена в районе 2-й городской больницы, далее она свернула с площади Павших коммунаров и сейчас движется в сторону проспекта Дзержинского. Загребельному было тут же приказано выехать навстречу «Жигулям», обнаружить их и взять под наблюдение.
Водитель взял скорость. Теперь их внимание было приковано к встречному потоку транспорта. Его слишком много, ведь суббота! Впереди показалось трамвайное кольцо. Неуклюже, широко забирая вбок задом, разворачивался вагон, и в узкой горловине перекрестка машины замедлили бег. Это было как нельзя кстати. Прижавшись к обочине, «Волга» Загребельного, не обращая внимания на сердитые сигналы задних автомобилей, пропускала встречные легковушки. Вот он, белый «жигуленок»!
Анатолий вызвал на связь Косичкина, доложил:
– Указанная машина движется в направлении Дворца спорта «Дружба». Следуем за ней. Какие будут указания?
Косичкин приказал сопровождать «Жигули», чтобы захватить при первой возможности.
Преследование продолжалось. Загребельный предупредил по рации две другие машины группы, чтобы они подтянулись к Дворцу.
В «Дружбе» начинался дневной концерт. Выступал один из модных ансамблей, и толпа на площади, на ступеньках огромного здания, у стоящих в стороне касс все прибывала. Брать здесь, на виду у тысяч людей, Хмелинина с дружками было трудно, без шума не обойтись. Да и рискованно, если вспомнить утреннее напутствие Косичкина. Больше того, «одесситы» могут попросту разбежаться, пропасть, раствориться в людской круговерти.
Об этом лихорадочно думал Анатолий, наблюдая, как лихо разворачивается «жигуленок» на пятачке возле бокового входа в здание Дворца. К машине, где находился Хмелинин, подкатил желтый «жигуль». Из него вышел рослый парень и направился к белому автомобилю. Хмелинин открыл дверцу, но выходить не стал. Здоровяк о чем-то быстро переговорил с Хмелининым и направился обратно.
Обе машины резко взяли с места и двинулись в обратном направлении – к площади Павших коммунаров: впереди белая, чуть поотстав, желтая. Загребельный вел машины на двести – двести пятьдесят метров сзади. Сокращать дистанцию было рискованно: погоню могли заметить.
Внезапно желтый «жигуленок» с визгом тормознул и нырнул в какой-то переулок. Водитель встревоженно обернулся к Загребельному, но тот махнул рукой вперед, обронив:
– Эта, донецкая, никуда не денется. Для нас сейчас главное – Хмелинин.
Данные о незнакомой машине Анатолий уже передал несколько минут назад на центральный пульт связи УВД, а там, он знал, уже идет выяснение личности владельца через картотеку ГАИ.
И еще он знал, теперь уже был уверен, что преследуемые их заметили. Подтянутые по рации машины группы Загребельного следовали буквально по пятам, и этот строй бросался в глаза. За окном тонко посвистывало. Они сейчас шли на большой скорости, «Жигули» впереди все прибавляли ход, и прохожим, наверное, эта бешеная гонка казалась странной, многие останавливались и провожали взглядами проносящиеся одна за другой машины.
Он сразу понял, что влип. Еще там, у «Дружбы», что-то удержало его в машине. Какое-то внутреннее чувство опасности заставило быть начеку.
Там, в Одессе, вырвавшись на свободу, он уже было успокоился и решил, что все обойдется. Ковры, хрусталь, другие вещи, взятые на профессорской квартире, адрес которой подсказали «друзья», ждали его в надежном месте. Раздобыли и транспорт. Причем работали не грубо, а по его, хмелининской системе. Не зря же он работал в автомагазине! Хорошо сработанные водительские документы, казалось, гарантировали вполне безопасную дорогу на Кавказ. И дернул же его черт задержаться в Донецке. Ведь все барахло можно было сбыть уже там, на побережье. Охотники бы нашлись.
Он опять оглянулся назад, на растянувшуюся колонну легковых автомашин. Зло усмехнулся. Целый эскорт! А парнишки, похоже, плохого не чуют, безмятежные, как дети. Он нажал на акселератор, еще увеличивая скорость.
Анатолий не любил, когда его знакомые, расспрашивая о работе, просили рассказать что-нибудь про головокружительные погони, засады, стрельбу. Большинство друзей твердо верили, что без всякого этого не проходит и недели милицейских будней, а когда Анатолий пытался переубедить, что это далеко не так, собеседники понимающе кивали головами, молча соглашались, что профессиональный долг заставляет его держать профессиональные тайны при себе. В таких случаях он сдавался, понимая, что спорить тут бесполезно.
Машина резко затормозила. Впереди, на железнодорожном переезде, ведущем к металлургическому заводу, закрыли шлагбаум. Обеспокоенно всмотревшись в шеренгу автомашин, выстроившихся перед неторопливо пыхтящим маневровым дизелем, Анатолий еще раз усмехнулся, на этот раз облегченно: дорогу «Жигулям» через переезд перекрыл тяжелый «Зил-130».
Загребельный доложил ситуацию Косичкину, взволнованно добавив, что лучшей возможности для задержания может не оказаться.
– Добро, – прогудел голос подполковника. – Действуйте!
Анатолий отдал распоряжение сотрудникам задних машин, а сам приказал вырваться из правого ряда в свободный левый, поравняться с «Жигулями» Хмелинина, и прижать их к обочине. Таким же маневром вторая милицейская «Волга» приткнулась к «Жигулям» вплотную сзади.
Загребельный первым выскочил из машины и уже на бегу увидел, как сидящие в «Жигулях» защелкали задвижками дверец, запираясь изнутри. В это время начал подниматься автоматический шлагбаум, и грузовик, натужно заурчав, тронулся к переезду, за ним – «Жигули».
«Уйдет! – едва отскочив в сторону, с отчаянием подумал Загребельный. – Ведь уйдет же!»
Времени на размышления не оставалось. Он бросился вперед, обегая движущиеся машины. Мелькнули испуганно-злые лица в «Жигулях». Грузовик, первым переваливший через железнодорожное полотно, уходил, набирая скорость. Инспектор вскочил на его подножку, метнулся на капот, оказавшись прямо перед смотровым стеклом, и закрыл его собой. Водитель «ЗИЛа», увидев человека, всем телом прильнувшего к стеклу, от неожиданности крутнул баранку, грузовик резко вильнул в сторону, одновременно тормозя, и на переезде сразу же образовалась пробка.
Все это произошло за несколько секунд, но их оказалось достаточно, чтобы оперативники окружили «Жигули» с преступниками.
– Выходи! Всем из машины!
Задержанных рассаживали по машинам.
Подполковник Косичкин, которому Загребельный доложил о завершении операции, не скрывал удовлетворения.
– Молодцы! Возвращайтесь в хозяйство!..
…На другой день, в воскресенье утром, жена спросила:
– Ты опять на работу?
– Нет, Галка. Сегодня нет. Сейчас завтракаем, берем Наташку – и в город. Будем гулять целый день!
– А разве сегодня праздник?
– Да, праздник! Сегодня у меня одним делом стало меньше…
