Текст книги "Люди долга и отваги. Книга первая"
Автор книги: Георгий Вайнер
Соавторы: Аркадий Вайнер,Юлиан Семенов,Эдуард Хруцкий,Виль Липатов,Виктор Пронин,Роберт Рождественский,Павел Нилин,Василий Ардаматский,Анатолий Безуглов,Михаил Матусовский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 34 страниц)
– Откройте багажник, пожалуйста, – вежливо попросил Зянгов. Когда подняли крышку багажника, там оказалось мясо лося.
– Сдайте оружие!
Подчинились…
У капитана Зянгова много помощников. Это Эндель Ярв, ветеран Великой Отечественной, начальник штаба сельсоветской народной дружины, это маляр Велло Аунпуу, это Юлло Таммерт, Валмар Пяхн и многие другие. Вместе они планируют и ходят в рейды. Один раз в месяц – районные. Да еще своих участковых несколько.
И тем не менее забот у инспектора немало. В этом году, например, заканчивается обмен паспортов. На его участке обмен в основном закончен. Но есть люди преклонного возраста, которые давно уже не выходят из своих домов. Зянгов сейчас думает над тем, как к каждому из них привезти фотографа, помочь заполнить необходимые документы и каждому доставить домой новые паспорта. Это – работа!
Редки праздники у Зянгова. Но когда они наступают, прикалывает к мундиру капитан орден «Знак Почета» и две медали «За безупречную службу». Но это бывает редко. Будни, будни… Вот и сейчас. Посмотрите на снимок.
Раздался телефонный звонок. Участковый снял трубку, слушает. Вот он уже поднялся и скоро будет там, где случилась беда. Он очень нужен людям, участковый инспектор милиции капитан Зянгов.
Василий Ардаматский
ТИМУР ЖАГИН
Инспектор районного ОБХСС старший лейтенант Тимур Жагин, проклиная дождливое лето – вот уж действительно ни дна ему, ни покрышки! – шел в районную прокуратуру. Ему позвонили, что он не оставил своей «закорючки» на одной из страниц протокола допроса. Обидно терять на это время, но ничего не поделаешь – виноват! Тем более что он и сам всегда добивается, чтобы в документах следствия все было точно, ибо по этим документам будет решаться судьба человека. Жагин считал, что работа у него не видная, но людям очень нужная. В его планшетке, туго перехваченной ремешком, с которой он никогда не расстается, хранилась маленькая записная книжечка, в которую он записывал фамилии тех преступников, коих отправил за решетку. Последним в списке под номером 19 был Симакин, заведующий бюро по ремонту квартир.
А сейчас, как это мы знаем, шел Жагин в прокуратуру. Еще издали у въездных ворот магазина «Овощи-фрукты», мимо которого ему надо было идти, Жагин увидел унылую фигуру магазинного подносчика Улькина. Давно тревожит его этот типчик. Здоровый молодой мужик с семиклассным образованием, а таскает ящики. Башка у него варит неплохо. Когда выпьет, любит даже философию развести о смысле жизни. Однажды Жагин сказал ему:
– Дура ты, Улькин, и по-дурацки жизнь свою тратишь. Пошел бы на завод, заимел бы там какую специальность, глядишь, и твой портрет в газете бы тиснули.
А тот скрипуче засмеялся и ответил:
– У меня должность имеется, я человек без определенных занятий, находка для милиции. Случись что в районе, хватай Улькина – он же никто, и вот будем шить ему дело. Что, разве не так? Уже два раза хватали, а только зазря…
И действительно, было так…
И сейчас Улькин издали улыбался Жагину:
– Добрый день, старлей. Все торопитесь, а я, между прочим, хотел бы иметь с вами служебный разговор по поводу хищения.
– У меня, Улькин, и без тебя службы хватает.
Жагин прошел мимо. И слышит за спиной сипатый голос Улькина:
– Зря, старлей, брезгаете, узнали бы – ахнули…
Жагин уже миновал магазин, и вдруг вернулся – что-то ему показалось, что у Улькина есть действительно серьезное дело, что не просто шутит.
– Что же ты, Улькин, хочешь сказать?
– Сперва спрошу. Вы любите фундук?
– Что это такое?
– Орешки, старлей, в поджаренном виде дико вкусные.
– Ну и что?
– Сегодня утром Красавчик (так он называл заведующего своим магазином Курмаева) получил с базы пять мешков этого самого фундука. Выгрузили во дворе. Я спрашиваю у Красавчика: таскать мешки в магазин? А он непонятно осерчал, говорит: «Я лучше знаю, что тебе делать, иди в подвал и перегрузи тару, чтобы проход стал шире». Часа два я перетаскивал ящики, после чего выхожу во двор перекурить и вижу: мешки с орехами грузят на полуторку. Орудуют дядьки в кепочках с усиками. Их двое. Я их по-хорошему спрашиваю: помочь? А они меня – к черту! Быстренько погрузились и уехали. Спрашивается в задачке: на какой рынок они повезли те орешки? А повезти им большой резон, в магазине фундук по рубь кило, а на рынке он идет от пяти до семи рублей. Вот тебе, старлей, и весь мой служебный разговор.
– Спасибо, Улькин…
Он сразу же вернулся в отдел, выпросил машину и поехал по московским рынкам и уже на третьем, на Тишинском, нашел тех, которые бойко торговали орехами, даже мешки клейменые не заменили. С рынка он свез их к Красавчику, и там за какой-нибудь час все было оформлено, как положено. Выяснилось, что такую же операцию с орехами проделывали не раз.
В субботу Жагин дождался часа, когда Улькин кончил работу, и пригласил его в пивной бар.
– Будете воспитывать? – усмехнулся Улькин, но пошел…
Жагин взял четыре кружки пива, и они сели за столик в дальнем углу бара. Оба с удовольствием отпили пива. После жары на улице в баре была приятная прохлада, даже кислый, затхлый воздух не ощущался.
– Ну давай, старлей, свои вопросы. Первый я сам знаю. Почему я с семиклассным образованием и так далее. Это?
Жагин кивнул.
– Я алиментщик, старлей…
– Догадывался, – обронил Жагин. – Ну и что? Таскаешь тару, чтобы меньше платить по исполнительному?
– Именно, старлей, именно. Но всего пять лет назад мой портрет, как вы сами однажды выразились, был тиснут в газете. Без трепа. Если будешь когда в Ялте, зайди в новую гостиницу «Ялта», я там вместе с югославскими малярами стенки работал. Их туда тоже на работу пригласили, а они табунами ходили глядеть, как я работаю. Правду говорю. И заработок был у меня будь здоров, ниже трех сотен не получал. И вот влюбился я там в одну Марусю. Она кулинарный техникум в Донбассе кончила и работала в Ялте в одном ресторане. Влюбился я в нее с первого взгляда и навсегда. А вот у нее было все по-другому. Она с первого взгляда углядела мою комнату, которую мне дали в новом доме. Однако родила она мне сразу двух девочек-близняшек. Хочешь глянуть?
Жагин взял из его рук затасканную фотографию двух глазастых девчушек, наверное, годовалого возраста.
– Которая слева – Катя, а справа – Аллочка, – пояснил Улькин и спрятал фотографию в карман… – И на том, старлей, все хорошее у меня кончается. – Улькин крупными глотками осушил свою кружку до дна и резким движением отодвинул ее от себя: – Мне хватит, старлей!.. Ну вот… и начинается черт те что… В общем, замечаю я, что моя Маруся покупает себе всякие заморские шмутки – явно не по моей зарплате. И не по своей тоже. Однажды я спросил: на какие же рэ ты все это покупаешь? Она смеется, говорит: не на твои, не бойся. Ну, я прикинулся, будто этому рад, а она тогда идет к детской кроватке и из-под матрасика вынимает сберкнижку и дает мне посмотреть последнюю в ней запись. Я как глянул – ахнул: там сумма, за которую мне больше года надо стены штукатурить и малярить. И опять прикинулся, будто рад увиденному до крайности, и тогда она притишенным голосом говорит: «Коленька, у нас в ресторане на кухне все здорово гребут». И рассказывает, как она участвует в изготовлении неучтенных пирожков, которые потом продаются вразнос. После этого я рву ее сберкнижку на мелкие клочки и заявляю, что не допущу, чтобы у моих девочек мать была воровка. А она мне и на это говорит: «Дурак ты и своим детям враг, раз не хочешь, чтобы они росли без бедности». Но на другой день приходит с работы и говорит: все, Коленька, раз ты не хочешь, завязано и вообще на время курортного сезона все это закрыто… И полезла целоваться… Вот так, старлей. Поверил я ей, очень уж хотел поверить… Она права – дурак я был отпетый. Осень и начало зимы жили мы вроде бы нормально – мне, дураку, так казалось. А на самом деле у моей Марии Владимировны в это время уже был мой, так сказать, заместитель – гитарист из ансамбля «Ялтинские дрозды», игравший в их ресторане. Но я узнал об этом только зимой. Мы как раз авралили на стройке гостиницы, и я приходил домой поздно, падая с ног. И вот прихожу и вижу: света в окне нет и дверь заперта. Стучу. Появляется соседка и сообщает, что моя Мария Владимировна переехала к своему новому мужу и ключ взяла с собой. Девочек – тоже. Смог я пережить такое, старлей? Но я пережил, Пошел на стройку и переночевал там со сторожами. А на другой день получил койку в общежитии. Что делать, не знаю, даже сказать кому про свою беду стыдно. Вы, может, спросите: почему не пошел в милицию и не катанул про пирожки?
– Не спрошу, все понимаю. Давай дальше…
– Дальше я опять полный дурак. Узнаю, что тот гитарист – шпана залетная. У него каждый курортный сезон – новая жена. Чтоб с ним не повидаться, иду в ресторан утром, иду прямо на кухню. Говорит мне шеф-повариха, что моя Мария Владимировна взяла отгул на десять дней. Прошел срок, снова иду. Шеф-повариха говорит – нечего сюда ходить, она тебя видеть не хочет. Стал я караулить ее на улице и однажды словил, стал ей говорить про гитариста, а она смеется – гитарист давно отставку получил и больше говорить со мной не желает. Спрашиваю: как девочки? А она посылает подальше и уходит. И тогда я решаю идти в ресторан к директору и секретарю парторганизации – вопрос уже не обо мне лично, а о всей семье. Верно? – Жагин кивнул… – Партийного секретаря не оказалось – в отпуске. А с директором поговорил. Но он стал меня оскорблять. А тут еще в кабинет заявилась шеф-повариха и тоже на меня напала. Тут я сорвался, старлей. Я сказал ей, что не хочу, чтобы мать моих девочек вместе с ней села в тюрьму за пирожковые дела. Тут такой крик поднялся, что и слов не разберешь! И она вызвала своего ресторанного швейцара. Является такой хмырь с бородой и без слов берет меня за шиворот и толкает к дверям. Ну, я развернулся и врезал ему под бороду. Он шмяк на пол и лежит, что мертвый. Вызвали милицию. И состоялся мой первый привод с обвинением в хулиганстве и драке в состоянии легкого опьянения.
– Опьянение было? – спросил Жагин.
– Было, старлей. Как шел в ресторан, для храбрости принял сто грамм… или сто пятьдесят – не помню. После этого я немного затих, тем более что Мария Владимировна один раз дала мне возможность на улице повидать дочек. Ну вот. А в конце зимы узнаю, что моя Мария Владимировна купила часть дома и живет там с новым мужем. Кто он – не знаю. Я решил – пойду схожу погляжу, если у нее там все серьезно, махну рукой и отойду в сторону. Узнал, когда у нее выходной, и вечерком пришел к ней. Девочки уже спали, а она сидит перед цветным телевизором в обнимочку с ним. Ну, она, конечно, в крик. Ты, говорит, не даешь мне жить и воспитывать девочек – и пошла, и пошла! А я в это время обнаруживаю, что знаю этого парня – мы у него вино покупали за две цены. И вот я его тихо и мирно спрашиваю: а почем теперь у тебя вино? Он сразу полез на скандал и пустил в ход руки, но он хоть и молодой, а мужик прокислый, я ему поддал пару раз, он и завыл: «Держите бандита!» Кто-то из соседей вызвал милицию, и я получил второй привод. На этот раз за меня вступился сам начальник стройуправления – выручил. Но взял с меня слово, что больше я в такое дело не полезу. Я пообещал. А через неделю получаю повестку в суд. Оказывается, на развод. И она там, и он. Разговор короче воробьиного носа, нас разводят и назначают мне алименты. После суда прошел я к судье, решил, что ему я скажу все, даже про пирожки, а главное – про то, что боюсь за воспитание и судьбу девочек. Но судья слушать меня не стал, сказал: любишь кататься, люби и саночки возить – плати алименты и живи нормально, не ты, говорит, первый, не ты последний…
На том мое проживание в курортном том городе и закончилось. По первому исполнительному листу я уплатил, а потом бросил все и уехал в Москву, где и обитаюсь. Как обитаюсь, вы, старлей, знаете. Но из всего, что зарабатываю, третью часть перевожу Марии Владимировне. Могу квитанции показать. Но честно работать по своим возможностям не могу, старлей. Не могу, и все.
– Девочкам твоим от этого хуже, – сурово заметил Жагин.
– Пока там все в порядке. Один мой дружок тамошний встречался по моей просьбе с Марией Владимировной, спросил у нее, где я и что со мной. А она рассмеялась и говорит: «Коленька ваш в бегах от алиментов, сильно вышел в люди, но больше четвертного не присылает. Мы с мужем, когда его переводы приходят, смеемся до упаду. И на каждый его присыл в ресторан ходим…» Вот так, старлей. Хотите меня судите, хотите – милуйте, а иначе я жить не буду. Пока не буду. Должна же эта воровка попасться и сесть за решетку? Должна?
– Если по-прежнему ворует – сядет, – твердо ответил Жагин.
– И тогда я дочек заберу себе. Могу сделать это по закону?
– В общем, можешь, но дело будет нелегкое.
– Все силы на него положу, старлей. И тогда счастливей меня не будет человека…
Жагин молчал и думал о том, какие в жизни бывают истории – просто не придумаешь. И еще он думал об Улькине: а ведь хороший он мужик, если глядеть на него без формальности.
Они долго молчали, допили пиво.
– Знаешь, что бы я тебе посоветовал? – заговорил наконец Жагин. – Ты все-таки иди на приличную работу и посылай ей денег побольше. А если она тебя разыщет и придет исполнительный лист, плати, как положено. Ты можешь зарабатывать столько, что и для тебя – одиночки – хватит. Тогда у тебя совесть будет чистой, как вода в роднике. И жить будешь, как человек…
Улькин долго молчал, тупо глядя в мокрый стол, потом сказал:
– Да кто возьмет меня на приличную работу с моим трудовым списком, где уже одиннадцать раз записано: «разнорабочий при магазине»? И десять раз уволен за нарушение трудовой дисциплины.
– Так или этак, но с водкой надо кончать, – сказал Жагин.
С этого дня у Жагина ко всем его заботам прибавилась еще одна – Улькин. Но прежде чем предпринять что-либо, Жагин рассказал об Улькине своему начальнику: без его поддержки ничего начинать нельзя.
Майор Гринин выслушал Жагина, не перебивая, потом помолчал и сказал:
– Вечно ты, Жагин, влезаешь в такие головоломные истории, а ведь тебе прямой службой заниматься надо.
– Да тут все занятие – помочь ему на работу устроиться.
– А жилье у него есть?
– Он в Кратове сторожит дачу одного профессора, тот ему еще и платит за это четвертной в месяц.
– Ну, гляди сам. Детским садом занялся?
– На той неделе кончу, и директор, и повариха – воровки, детей, гады, объедают.
– Нянечку поблагодари – она честная.
– Приказ о ее увольнении отменен, и она сейчас моя первая помощница.
– Ладно, действуй. Улькин у этого твоего фамилия?
– Улькин.
– Да, лягнула его жизнь по темени.
Жагин был доволен – на его заботу об Улькине «добро» начальства получено…
В это утро Жагина спросила жена:
– Ты Улькину квартиру выхлопотал?
– Нет.
– Пропала последняя надежда, думала, выбьешь ему квартиру, займешься наконец ремонтом своей комнаты. Обо всех болеешь, кроме себя.
В тот же день Жагин зашел в бюро ремонта квартир. Знакомая девушка-сметчица была на месте.
– Ой, товарищ Жагин, стыдно в глаза вам глядеть, но в нашей конторе полный бедлам: начальника уволили, а нового так и нет. Одну ремонтную бригаду забрали на другие объекты, работать у вас некому.
И тут Жагина осенило: надо бы сюда Улькина, он порядок наведет!
Спустя две недели Улькин стал бригадиром отделочников этого бюро и с первого дня стал работать на совесть.
Вскоре Улькина перебросили на отделку в микрорайон, и он исчез с горизонта Жагина. Вдруг позвонил по телефону:
– Не обижайтесь, старлей, думаю о вас каждый день, а вырваться к вам не могу, работаем с рассвета дотемна, сплю на рабочем месте, где ночь застанет…
Жагин не заметил, сколько времени прошло, но однажды на службе вручают ему письмо. Оглядел конверт – из того курортного города, где сломалась жизнь Улькина.
Вынул из конверта письмо, стал читать:
Здорово, дорогой мой друг и товарищ старлей Жагин! Пишу Вам из города, из которого в свой горький час бежал. Прислал мне в Москву весточку один тутошний мой дружок. Как я и знал – загремела Мария Владимировна, шесть годков получила. А девочек, писал он мне, собирается забрать к себе в Донбасс мама Марии Владимировны, стало быть, моя теща. Как я это прочитал, бросил все и – на самолет. И теперь моя жизнь здесь определилась так. Получил я обратно свою комнату – стройуправление помогло. И живу я в ней вместе со своими девчонками и тещей. Баба она трудовая, не то что дочь, и все же как-никак родственницей мне приходится. Мы с ней хорошо ладим, она ведет все хозяйство и смотрит девчонок и – вижу – любит их. А я от них так прямо с ума схожу, бегу домой как на праздник. Сегодня я собрал теще посылочку для Марии Владимировны. А что будет дальше – посмотрим-увидим. Но сейчас я живу, как на крыльях лечу. Между прочим, руковожу бригадой, и мы норму кроем ежедневно. И за все за это Вам, дорогой мой старлей, поклон до земли и сердечное спасибо. Будет у Вас отпуск – приезжайте ко мне, тут все-таки есть Черное море и жалеть не будете. Крепко жму руку. Бывший разнорабочий Николай Улькин…
Жагин прочитал письмо и, тихо смеясь, спрятал его в карман.
И так на душе у него было светло и чисто, что не захотелось заниматься жуликами. Но служба есть служба, и он, подхватив свою пузатую планшетку, отправился на склад строительных материалов, где, судя по всему, нахально «левачил» один тип.
Валерий Денисов
ОГОНЬ НА СЕБЯ
В дежурку забежал молоденький сержант:
– Попрядухин, к начальнику отделения.
«С чего бы это, – думал, шагая по длинному коридору, Александр, – вроде никаких промашек не допускал в последнее время, чтобы «на ковер» вызывать. Впрочем, разве за собой все уследишь. Без причины начальство не требует к себе».
Осторожно приоткрыв дверь, Попрядухин спросил:
– Разрешите войти, товарищ подполковник?
– Заходи, заходи, присаживайся…
В кабинете кроме начальника находились наставник Александра майор милиции Равчеев и участковый инспектор Зорин.
– Ладно, Зорин, – подполковник, видимо, подводил итог разговору, насильно держать тебя на участке не собираемся. Жилка в тебе оперативная есть, попробуй заняться розыском. Ну а дела передашь Попрядухину, если, конечно, у него не будет возражений. – Подполковник взглянул на Александра. – Не будет, сержант?
Александр быстро поднялся со стула, но не ответил. Он был несколько растерян и не сразу нашелся, что сказать. Как всегда, выручил наставник.
– А разве могут быть возражения у солдата, которому открывается путь к генеральским звездам? – пошутил Равчеев.
– Это точно, – подхватил мысль майора начальник отделения, – участковый инспектор – первая офицерская должность у нас. Ответственная должность.
– Вот этого я и опасаюсь, – произнес наконец Саша.
– Чего? Ответственности?
– Нет, трудностей. Справлюсь ли, хватит ли знаний?
– Майор рекомендует, значит, верит в тебя. Так что не робей и завтра же выходи на участок. Будут трудности – поможем. Да и сосед там у тебя толковый, старый служака, советом не поскупится. Значит, порешили?
– Так точно.
– Вот и хорошо.
…Нынешнему участковому инспектору столицы, имеющему отдельный кабинет в опорном пункте или, в худшем варианте, комнату при жэке, трудно представить, что его коллеге, каких-нибудь пятнадцать лет назад приходилось задавать себе с утра вопрос, где приткнуться сегодня. Хорошо, если коммунальные работники выделят стол в конторке, а то и того не было. Приходилось людей либо в отделение приглашать, либо встречаться с ними в квартирах. А где собрать активистов? Где просто над документами посидеть? Дома? Так он, как правило, на другом конце Москвы. Но Саше, можно сказать, повезло. Начальник жэка, Семен Тихомирович, выделил ему стул. Постоянный в красном уголке. Так что жильцы знали, где можно в случае чего отыскать участкового. А на первых порах, как это ни грустно, пришлось Попрядухину, человеку по натуре деятельному, привязаться к стулу. Массу бумаг оставил Зорин: книги учетов, планы, списки… Одним словом, канцелярия, в которой требовалось основательно разобраться.
Обстановка на участке Попрядухина улучшалась день ото дня. Вот хотя бы такой пример: до прихода Александра в микрорайоне пять человек слонялись без работы. Теперь все по будильнику встают и спешат к заводским проходным. Пьяницы притихли, дебоширы квартирные знают – участковый спуску не дает. Попрядухин понимал, это лишь первые шаги… Успехи должны множиться. Однако говорят, у человека лишь две руки, со всем не управишься… «И то верно, – думал лейтенант, – нужно искать помощников». Добился того, что в каждом квартале у него появился внештатный инспектор. Активизировали действия дружинники. Часто Александр встречался со своими активистами. И передавал им то, что получил когда-то от Равчеева и Шурыгина. «Приходите ко мне не тогда, когда человек споткнулся, а когда заметите, что встал тот на скользкую дорожку. Нелады в семье, пристрастие к бутылке, связь с сомнительной компанией – вот повод для того, чтобы обратить внимание». Так учил инспектор людей.
Но и сам не забывал о главном резерве успехов, о знаниях. С тех пор, как пришел в милицию, он по сути не прекращал учебы. Закончил курсы первоначальной подготовки, поступил в восьмой класс вечерней школы. Получил аттестат зрелости, подал заявление в институт. Настойчиво, целеустремленно познавал премудрости теории и практики. Бывало придет в отделение с покрасневшими от бессонницы глазами, кто-нибудь скептически произнесет: «Стоит ли себя мучить? Или «поплавок» покоя не дает?» «Причем здесь «поплавок», – ответил Александр, – просто нельзя сегодня без знаний, будешь мыкаться, как слепой котенок, шарахаться из стороны в сторону. Знания, что компас, по прямой к цели ведут».
Пробудившееся стремление к новому, ставшее потребностью, регулярное знакомство с юридической и специальной литературой, периодическими изданиями пополняли «копилку» опыта. А значит, росла квалификация, оттачивалось мастерство. Уже через год работы инспектором докладывал Александр Иванович на партийном собрании, что число правонарушений на участке идет на убыль, что раскрываются все преступления. Конечно, в последнем больше «повинны» сотрудники уголовного розыска. Но без помощи участкового и его актива «шерлок холмсам» было бы трудновато.
Постоянное желание узнать больше, научиться делать свою работу лучше, пожалуй, одно из ценных качеств коммуниста Александра Ивановича Попрядухина. Ну а еще что отличает его?
Большинство тех, кто служил или служит с А. И. Попрядухиным, называют упорство в достижении цели одной из черт его характера. Один вспомнил, как Александр со сломанным ребром вышел на борцовский ковер, на решающую схватку. Ему лично поединок ничего не давал. Но для команды значил многое… Другой рассказал, как настойчиво преследовал Попрядухин угонщика автомашины. Третий просто рекомендовал посмотреть его зачетную книжку: оценки о многом поведают.
Упорство. Откуда оно? Биография героя помогает ответить и на этот вопрос. Страстное желание доводить начатое до конца передалось сыну от отца. В годы войны Попрядухин-старший вернулся из партизанских лесов на развалины, вместе с женщинами, стариками, малолетними детьми возрождал из пепла колхоз. Ночи недосыпал, до седьмого пота ворочал тяжелую землю, но хозяйство поднял.
Пример отца, сельского коммуниста, стал для Александра навсегда путеводной звездой. С него писал свою жизнь. Нижний Тагил – сюда приехал на учебу в строительное училище брянский паренек, здесь впервые по-настоящему узнал, что такое труд.
На молодежных стройках закалялось упорство Александра. В тревожных пограничных ночах, в трудных милицейских буднях крепло его мужество.
В тот день на очередной тренировке по самбо случилось непредвиденное. Вроде бы Попрядухин провел прием удачно, да вот беда – подвернул кисть правой руки. Тренер заметил гримасу боли, на миг искривившую лицо спортсмена.
– Что, травма? – спросил участливо, с тревогой. Да, собственно, и так все было ясно. – На сегодня довольно. Можешь идти отдыхать. Надеюсь, обойдется, до первенства Москвы заживет…
Александр вышел на улицу. Не думал он тогда, что не придется ждать чемпионата столицы. Схватка, не на ковре, а прямо на тротуаре уже поджидала его… Едва вступил на железнодорожный переход, услышал крик. Увидел, как двое верзил схватили за руку девушку.
– Отпустите немедленно! – решительным тоном произнес Попрядухин.
Пьяные хулиганы переглянулись. Один из них кинул оценивающий взгляд на человека в спортивном костюме. Загоготал.
– Отваливай, малявка, пока цел…
В тот же момент Александр почувствовал удар в плечо. В плечо травмированной руки. Стоит ли говорить, какую боль ощутил милиционер. Но не до нее было. Спасать девушку требовалось. И Попрядухин, превозмогая боль, ринулся в схватку. Один против двоих. Серия приемов самбо и один из хулиганов – на земле. Но другой, тот здоровый, что гоготал, восьми-пудовой тушей насел на Александра. Ему пришлось облокотиться на руку, на поврежденную… Что-то хрустнуло, что-то резануло, казалось, в самое сердце. Это позже врачи установят диагноз – закрытый перелом. Тогда же там, на переходе, было не до диагнозов. Нашел в себе силы милиционер для того, чтобы выиграть схватку… Оба усмиренных хулигана последовали за ним в отделение…
Попрядухин попал в больницу. «Все, – сказали хирурги, – со спортом нужно расстаться». Нет, такая рекомендация не устраивала Александра. Он решил вернуться на ковер. Сам разработал систему восстановительных упражнений для руки. Стиснув зубы, тренировал ее… Воля человека оказалась сильнее хвори…
А вскоре фамилия Попрядухина прозвучала на всю страну.
Утро того дня не предвещало ничего неожиданного. Обычное фиолетовое утро московской осени. За окнами многоэтажного дома пробарабанили колеса электрички. Еще не открыв глаза, как-то механически, Александр отметил про себя: «Семичасовая, значит, подъем…» Встал по армейской привычке быстро, натянул тренировочный костюм, сбежал по лестнице во двор. Там, переминаясь с ноги на ногу, поджидал его знакомый паренек из первого подъезда.
– Что, дядя Саша, традиционные круги почета?
– Как водится…
И они побежали по тропке, навстречу все явственнее проступающему контуру высотного здания МГУ… Затем была привычная чашка кофе, ласковая болтовня проснувшейся Аленки. Все, как вчера, позавчера, много дней назад. Хорошее начало трудовых будней. И когда Александр закрывал за собой дверь квартиры, он не догадывался, не чувствовал, не знал, что уходил навстречу подвигу…
Вообще-то для встреч с опасностью в последнее время у Попрядухина было больше возможностей, чем раньше. Из родного 127-го отделения его откомандировали в одну из оперативных групп МУРа. Но вот уже сколько дежурств минуло, а группа, по сути дела, даже не выезжала на происшествие…
Новая вахта – да простят нам этот морской термин – началась так же спокойно. Честно говоря, Александр был даже рад этому спокойствию. Ну, во-первых, раз нет срочных вызовов, значит, в городе порядок, а это для милиционера самое веское основание для радостного настроения. Во-вторых, последний год заочной учебы в институте требовал серьезной подготовки, а «тихое» дежурство давало возможность посидеть над учебником «Гимнастика»… Но Саше не удалось погрузиться в мир гармонии, физического совершенства, красоты. Короткая, как выстрел, команда вмиг собрала группу… Вот они стоят плечом к плечу в одной шеренге молодые, сильные, смелые…
Подвиг начинается тогда, когда человек во имя большого дела осознанно и добровольно идет на риск. Александр Попрядухин и его товарищи по оперативной группе знали о грозившей им смертельной опасности, но не дрогнули в решительный момент. На завершающей стадии очень сложной и рискованной операции сотрудники милиции и вооруженные преступники, закрывшиеся в воздушном лайнере, находились друг против друга, готовясь к схватке. На первый взгляд их разделяла лишь плотно закрытая дверь пассажирского салона. Но на самом деле между ними стояло нечто более существенное – разность целей. Те, что укрылись в самолете, замышляли преступление. Те, что вызвались их обезвредить, боролись за людские жизни.
Десять томительных минут длился поединок нервов. Преступники его не выдержали. Их испугала вдруг наступившая тишина за дверью. Один из них, держа оружие наготове, чуть приоткрыл ее. Всего на долю секунды. Но этого было достаточно, чтобы Александр, оценив обстановку, принял смелое решение.
– Действуем! – скомандовал он и ринулся вперед, приняв огонь на себя. Так велел ему долг коммуниста. Пуля ударила в грудь, едва не сбила с ног. Но он устоял. Спас бронежилет. А дальше? Дальше броски, нырки, подсечки. Он и его товарищи словно вихрь промчались по преступникам. И на этом все кончилось. Когда напряжение спало, выяснилось: вся операция заняла три с половиной минуты. Три с половиной минуты мужества, отваги, отточенного профессионализма.
В этой схватке проявились в полной мере лучшие качества воспитанника московской милиции Александра Попрядухина: моральная убежденность, нравственная готовность в любой момент принять бой, умение действовать решительно и грамотно, физическая и волевая закалка.
Несколько месяцев спустя Александру Попрядухину в Кремле была вручена Золотая Звезда Героя. Офицер милиции совершил подвиг, он взял, пожалуй, самую трудную вершину в своей жизни. Но, как говорят альпинисты, хребты состоят не только из «эверестов», есть вершины и поменьше, но их тоже нужно брать. Очередной вершиной Попрядухина был вуз. Александр успешно закончил институт физкультуры.
Каждый солдат порядка добрую половину своей жизни, как и положено солдату, проводит на фронте, где действует враг, где свистят пули, где гибнут люди. Фронт этот – борьба с преступностью. И часто человеку в милицейской форме дается боевой короткий приказ: «Задержать!» А задерживать приходится не только трусливо убегающих мошенников, но и закоренелых преступников, которые, не задумываясь, пустят в ход и нож и пистолет… Разные средства защиты есть на вооружении солдат правопорядка. Но, пожалуй, наиболее эффективное – самбо.
В том, что спорт помогает лучше выполнять возложенные функции, Попрядухин понял на границе. Новая служба еще больше укрепила его в этом мнении. Понял Саша и другое. Если сотрудник милиции занимается, скажем, бегом или баскетболом – это неплохо. Это развивает силу, выносливость, быстроту. Но бокс, борьба и особенно самбо всего полезнее.
Именно самбо стало его привязанностью навсегда. И вот теперь преподаватель Академии МВД СССР А. Попрядухин – страстный пропагандист этого вида борьбы. На одном из занятий слушатель спросил майора:
