Текст книги "Люди долга и отваги. Книга первая"
Автор книги: Георгий Вайнер
Соавторы: Аркадий Вайнер,Юлиан Семенов,Эдуард Хруцкий,Виль Липатов,Виктор Пронин,Роберт Рождественский,Павел Нилин,Василий Ардаматский,Анатолий Безуглов,Михаил Матусовский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)
– И все же почему именно самбо?
– Оно – элемент нашей профессии, – ответил тот. – Самбо может не только продлить нам жизнь, как всякий спорт – жизнь всякого человека. Оно может нам эту самую жизнь спасти.
Попрядухин знал, что говорит. На его счету немало поединков с хулиганами и бандитами. Но всегда мастер спорта выходил в этих смертельных поединках победителем.
Вот почему, не ограничиваясь учебными часами, он приходит по вечерам в спортивный зал.
Здесь энтузиасты, те, кто хочет стать выносливее, сильнее, смелее. Здесь всегда напряжение, здесь всегда нагрузка. Часами поднимаются сотни и сотни килограммов железа, тысячи раз проделываются приемы. Попрядухин все делает для того, чтобы у его учеников они становились автоматическими, чтобы их можно было провести мгновенно, едва проснувшись, думая о другом, в кромешной тьме, когда тебя оглушили, когда внезапно напали сзади, когда противников несколько, когда… Мало ли в жизни сотрудника милиции бывает ситуаций, требующих немедленной реакции, решительных действий, когда пригодится все то, чему приходят учиться в зал будущие самбисты.
Именно будущие, ибо Попрядухин неоднократно повторял ученикам: «Постигнуть несколько приемов – еще не значит освоить борьбу. Полюби ее, отдай ей свою привязанность, каждую минуту свободного времени, твори и дерзай, тогда будешь с ней на «ты». А пока тренировки, тренировки и еще раз тренировки». Таков принцип Попрядухина-преподавателя, Попрядухина-тренера.
Он четко осознает главное: выпускник академии должен быть не только высоко профессионально грамотным, он должен быть и физически совершенным. Ведь не даром говорится: «В здоровом теле – здоровый дух».
Виктор Пронин
ИЗ САМЫХ ЛУЧШИХ ПОБУЖДЕНИЙ
Участковый инспектор Илья Николаевич Фартусов брел по громадному пустырю, утыканному башенными домами, лениво обошел вокруг киоска, взломанного прошлой ночью, заглянул внутрь и, не увидев ничего нового, сел в тени каменной башни. Перекушенные провода сигнализации, свернутые кольца запора, позднее время… Вроде и подготовка была, и подход к делу серьезный. А что на кону? Ящик портвейна? Неужели пьяные работали? Опять же разбитая бутылка… Но пьяные к двенадцати ночи уже хороши, к двенадцати они уже пристроены – кто дома, кто в сквере, кто в вытрезвителе…
В этот самый момент к Фартусову подсела старушка. Скромненько так, вроде бы даже по своим надобностям. Остро, наискосок глянула на участкового, подвинулась ближе, посмотрела на него подольше, как бы предлагая заинтересоваться ею, потом совсем близко села, локотком коснулась. И все словно невзначай, будто и нет у нее никаких желаний, кроме как в холодке посидеть, дух перевести, с силами собраться, чтобы авоську с мерзлой, подтаивающей рыбой до квартиры доволочь.
– Ах, как нехорошо, как нехорошо, – проговорила старушка, показывая на киоск.
– Да, это плохо, – согласился Фартусов. – Так нельзя.
– Эх, кабы знать, кабы знать, – вздохнула старушка.
– Что знать?
– Да это я так, про себя… Вчерась выхожу на балкон, а они с ящиком-то и бегут! Изогнулись бедные, торопятся, а я-то, дура старая, про себя думаю, как же это людям тяжело живется, если им приходится и по ночам трудиться, ящики перетаскивать… Мне бы в крик, мне бы в милицию! Нет, не сообразила.
– Так, – протянул Фартусов, боясь вспугнуть старушку слишком уж пристальным вниманием. – И в котором часу это было?
– Да уж за двенадцать, никак не раньше. Потому как меня в двенадцать часы разбудили. Бой в часах, понимаете? А пружина в них старая, с прошлого века часы бьют. Когда ударят, а когда и пропустят, силы у них не хватает, чтоб каждый час бить… И надобно ж беде случиться, что в двенадцать ночи они двенадцать раз и ахнули! Обычно то в десять промолчат, то в шесть два раза бабахнут. А тут в двенадцать часов – двенадцать раз… Я уж обрадовалась, думаю, сами собой починились. Дождалась половины первого – молчат, дождалась часу – молчат. Ну, я и спать легла.
– Сколько же этих тружеников было? – спросил Фартусов.
– Двое. Ящик-то двое волокли, третьему никак не подступиться.
– Был и третий?
– А как же! – удивилась старушка непонятливости участкового. – А на стреме! Вот третий и стоял на стреме!
– Где? – спросил Фартусов, имея в виду место, но старушка решила, что он не понял.
– На шухере, – повторила она. И, посмотрев в глаза участковому, добавила – на атасе.
– Я спрашиваю, где, в каком месте стоял?
– На этой вот скамеечке и сидел. Все ему видать, все слыхать, а сам вроде и ни при чем.
– Так… А может, это был посторонний человек и никакого отношения к грабителям не имел?
– Имел, – старушка махнула успокаивающе рукой. – Когда те двое ящик волокли, он им знак подал, мол, не робейте. Это я уж потом поняла. А тогда подумала, что он здоровается с ними, рукой машет, спокойной ночи желает. А тут вона какая ночка беспокойная получилась.
И чем дольше слушал Фартусов словоохотливую старушку, тем тверже становилось в нем убеждение, что и сегодня не миновать ему встречи с красивой девушкой Валентиной.
Если и проявлял Фартусов в эти минуты нетерпение, то вовсе не потому, что хотелось ему побыстрее уличить Ваньку в злонамеренной деятельности. Несмотря на прискорбность события, Фартусов с удивлением обнаружил в собственной душе нечто поющее. Во всяком случае не было ни удрученности, ни опечаленности. Да, Фартусов откровенно радовался тому, что у него есть вполне законный повод снова проведать девушку Валентину. Простим его. Это по молодости, это пройдет.
Но чем ближе подходил он к знакомому дому, тем шаги его становились медленнее, тем больше в его походке появлялось раздумчивой неуверенности. То, что всего несколько минут назад представлялось совершенно очевидным, вдруг обернулось сомнительным, чреватым. В самом деле, как поступить? Оттащить Ваньку в городское отделение милиции на допрос к следователю? Отправить в колонию? Не разрушит ли он тем самым свое собственное будущее? Если же уклониться, то будет еще хуже…
Размышления Фартусова были прерваны появлением самого Ваньки. Он вышел из подъезда, увидел участкового и хотел было тут же нырнуть в спасительную темноту дома, но не успел.
– Иван! – сказал Фартусов так громко, что не услышать его было невозможно. – Ты что, не узнаешь друзей? Это плохо. Так нельзя. Подошел бы, о здоровье спросил, а? Неужели тебе безразлично, как я себя чувствую? Присаживайся, Иван, будем сидеть вместе.
– Как… сидеть… вместе? – дрогнувшим голосом спросил Ванька.
– На скамеечке. А ты думал где?
– Ничего я не думал, – ответил Ванька, присаживаясь на самый краешек горячей от солнца скамейки.
А Фартусов тоже зажмурился от дурного предчувствия – на ногах у Ваньки были не вчерашние кроссовки, а обычные сандалии, замусоленные и даже какие-то скорчившиеся. – Ха! – догадался Фартусов, – да это же сандалии Валентины. Тогда они в самом деле года три пролежали в бездействии.
– Слыхал, какая беда у нас на участке?
– Нет, а что? – насторожился Ванька.
– Кража в киоске. Особоопасные преступники глубокой ночью проникли в государственную торговую точку. Приезжала следственная группа с собакой… Пайда ее зовут. Правда, след не взяла. Видно, опытные преступники, приняли меры. Найдут, – протянул Фартусов.
– Подумаешь, киоск, – обронил чуть слышно Ванька.
– Э, не скажи. Дело не в киоске. Взломан магазин. Похищены ценности. Продавец сказала, что крупная сумма денег была у нее в кассе.
– Ничего у нее там не было! – неожиданно резко сказал Ванька.
– Откуда знаешь?
– Чего там знать… Кто же деньги на ночь оставляет!
– Тоже верно… Но дело не в этом. Сегодня они забрались в киоск, завтра по квартирам пойдут. Вон, приятеля твоего, Георгия Мастакова на чужих балконах видели. О чем это говорит?
– У нас воланчик залетел на балкон! – Ванька сделал попытку принизить значение Жоркиного проступка.
– Так нельзя, – сказал Фартусов. – Это нехорошо. А если завтра ваш воланчик залетит кому-нибудь в форточку? Вы в квартиру полезете? А? Молчишь?
– Ну, я пошел, – сказал Ванька.
– Валентина дома?
– А где ж ей быть… Дома.
– Никуда не собирается?
– Вроде нет… Ну, это… До свиданья.
– Погоди… Вопрос у меня… Скажи, Иван, как ты отнесся к вчерашнему предупреждению? Насчет того, что есть у нас кое-какие сведения.
– Как отнесся… Никак.
Ванька изо всех сил смотрел в глаза участковому инспектору, и Фартусов видел, какие нечеловеческие усилия тот прилагает, чтобы выглядеть спокойным и равнодушным.
– Это плохо, что ты мои слова недооценил… Так нельзя. Ну, вот скажи отвлеченно… К примеру, я сказал тебе – есть подозрения… Так? А друзья предлагают – пойдем малость поозорничаем, пошалим… Пойдешь?
– Не знаю, – Ванька отвернулся.
– Как не знаешь? – удивился Фартусов. – Это что же, можешь пойти, а можешь и не пойти.
– Как получится, – обреченно ответил Ванька.
– От чего же это зависит?
– Ну, как… Зависит… От всего зависит.
– Так, – Фартусов почувствовал, что неуверенность покидает его. Последние слова Ваньки освободили его от скованности. Теперь он наверняка знал, что ему есть о чем потолковать с Валентиной. – Ладно, – сказал он. – Ты, я вижу, торопишься… Беги. А я загляну к твоей сестричке. Не возражаешь?
– Как хотите, – Ванька пожал плечиками и начал тихонько отходить от скамейки. С каждым шагом ему словно бы становилось легче, свободнее. И, наконец, отдалившись на десяток шагов, Ванька повернулся и побежал.
А Фартусов, поправив фуражку и усы, решительно направился в подъезд.
– Что-то вы зачастили к нам, товарищ участковый инспектор! – приветствовала его Валентина.
– Дела, – Фартусов развел руками. – Все дела.
– А Ваньки нет дома. Ведь у вас с ним какие-то секреты?
– Я не прочь и с вами посекретничать.
– Да? – протянула Валентина с улыбкой. – Это что-то новое.
– Ничего нового. Старо, как мир.
– Это вы о чем?
– О секретах, которые случаются между… людьми, – Фартусов не решился сказать – между мужчиной и женщиной. Но Валентина прекрасно поняла, что он имел в виду.
Фартусов прошел вперед, в уже знакомую комнату, взглянул на балкон, как бы в возвышенном желании насладиться видом сверху.
– Красиво, правда? – спросила с придыханием Валентина, как спрашивали в прошлом или позапрошлом веке, глядя с террасы на погруженный в сумерки парк, на излучину реки, хранящую еще закатные блики, на липовую аллею, таинственную и благоухающую… Но Валентина и Фартусов видели перед собой лишь глухую серую стену соседнего дома и множество балконов, увешанных стиранным бельем, заваленных лыжами, досками, корытами. Однако Фартусов видел еще и балкон этой самой квартиры, видел протянутую веревочку, на которой висели связанные шнурками кроссовки. Их, видимо, помыли совсем недавно и повесили сушить.
Фартусов прерывисто вздохнул, не зная с чего начать щекотливый разговор. Но Валентина поняла его вздох по-своему и тоже вздохнула шумно и прерывисто, передразнивая участкового. Красивые девушки любят передразнивать.
– Красиво, правда? – переспросила Валентина.
– Да, – согласился Фартусов. – И удобно. Бегать удобно…
– Ну, что будем делать, – улыбчиво спросила Валентина, заметив некоторую заторможенность Фартусова.
– Надо принимать меры. Так дальше нельзя. Это нехорошо. Попахивает…
– Чем попахивает? – участливо спросила Валентина, готовая посочувствовать расстроенному участковому.
– Колонией.
– А чем пахнет колония?
– Карболкой в основном. Запах не из приятных, но зато убивает всякую заразу.
Валентина с таким сочувствием посмотрела на Фартусова, что тот готов был пожалеть самого себя.
– Будет время – заходите, – напомнила Валентина.
– Боюсь, что мне придется заходить, даже когда у меня совсем не будет времени.
– Как это понимать?
– По долгу службы буду заглядывать. Хочется мне того или нет, – Фартусову показалось обидным столь бесцеремонное выпроваживание. – У меня маленький вопрос, если позволите.
– Можете задать даже большой.
– Этой ночью Иван поздно пришел?
– А в чем дело?
– Сначала вы ответьте на мой, потом я отвечу на ваш. Договорились?
– Хорошо. Он пришел около часу ночи. И получил хорошую взбучку. Но в чем же все-таки дело?
– Дело в тапочках. Вот в этих, – Фартусов открыл дверь на балкон, снял с веревки еще влажные кроссовки, внес в комнату и положил на стол.
– Ничего не понимаю! – Валентина, как это часто бывает с красивыми девушками, рассердилась оттого, что не понимала происходящего. – Может быть, вы объясните?!
Фартусов не мог не отметить, что гнев придал Валентине еще больше прелести – щеки пылали, глаза были светлы и сини, губы…
– Вот эти завитушки импортной конфигурации, – он показал Валентине подошву кроссовок, – очень хорошо отпечатались на полу киоска, который был ограблен ночью.
– Боже! – Валентина прикрыла ладонью рот и невольно села на диванчик. Глаза ее, наполненные ужасом, были прекрасны. – Вы шутите?
Фартусов только вздохнул. Вряд ли стоит подробно описывать дальнейшую сцену в квартире Жаворонковых. Конечно, Валентина горько плакала и рыдала, ругала Ваньку, себя, высказала несколько критических замечаний в адрес родителей, оставивших на нее хулигана и грабителя, но в конце концов позволила себя утешить.
Из дому они вышли вместе. Шагая рядом с участковым инспектором, Валентина впервые почувствовала, как хорошо и надежно идти с таким вот сильным человеком, готовым каждую минуту прийти ей на помощь в деле воспитания малолетнего правонарушителя. Они отправились искать Ваньку и вскоре нашли его, поскольку Фартусов уже наверняка знал, где тот коротает свободное время – в подвале сантехника Женьки Щуплова.
По дороге Фартусов предупредительно попросил у девушки прощения и отвлекся на минуту – заскочил в телефонную будку. Дело принимало оборот весьма неожиданный, и вести себя самостоятельно не позволяла ему ни одна из всех его обязанностей.
– Товарищ майор? Докладывает участковый инспектор Фартусов. Я насчет ограбления киоска…
– Вы его уже раскрыли?
– Так точно, товарищ майор, – ответил он скромно, но с достоинством. – Иду на задержание.
– Требуется подкрепление? – в голосе Гвоздева было уже примерно равное количество озадаченности, смущения и неверия.
– Пока нет. Возможно, позже…
– Докладывайте подробно, – приказал майор строго, и его можно было понять. Не может же он шутки шутить с участковым инспектором.
– Значит, так, – начал Фартусов. – По предварительным данным в краже принимал участие подросток Иван Жаворонков.
– Он у вас на учете?
– Да. Теперь на учете. Очень строгом.
– Что же вы хотите от меня? – рассердился майор Гвоздев. В самом деле, кого могут оставить равнодушным сообщения о том, что подростки пьют плохой портвейн, вскрывают питейные заведения с помощью грубых самодельных ломиков, а собака Пайда не может взять их след. Была еще одна причина – у майора росли два сына и далеко не все в их поведении ему нравилось.
– Я хотел доложить обстановку. Оперативная группа, которая была утром…
– Она на выезде, – вздохнул Гвоздев. – Когда вернется, ей уже есть куда поехать. Вот что, Фартусов, – начальник поколебался, – уж коли тебе известны взломщики и они не очень опасны… Выясни все, потолкуй с ребятишками, собери показания и подъезжай сюда. Задача ясна?
– Так точно!
Ванька, конечно, не умел ни юлить, ни лгать. Он тут же во всем признался, но что более всего озадачило Фартусова – утверждал, будто забрался в киоск один. И дверь взломал, и ящик с портвейном уволок и даже чуть ли не выпил все двенадцать бутылок. Тогда Фартусов в полном соответствии с указаниями начальника отделения отвел Ваньку к киоску и выставил на порог ящик с тяжелыми литыми бутылками, наполненными портвейном.
– Вот точно такой ящик, какой был похищен ночью. Верно?
– Да, – согласился Ванька, не поднимая глаз.
– Хорошо. Бери его и тащи туда, куда оттащил ночью. И той же дорогой.
Ванька пожал плечами, оглянулся, подошел к ящику, вцепился в него покрепче, рванул от земли и… И через несколько метров обессиленно опустил на асфальтовую дорожку.
– Не могу, – сказал он.
– Задаю наводящий вопрос: кто был вторым?
– Кто, кто… Жорка, кто же еще…
– Запишем, пока не забыли, – Фартусов тут же составил документ, из которого следовало, что вторым соучастником преступления был Георгий Мастаков. Присутствующие жители микрорайона подписали протокол в качестве понятых.
После этого Фартусов внимательно осмотрел толпу и, выхватив острым взглядом Жорку, поманил его пальцем. Тому ничего не оставалось, как выйти вперед. Его смугловатое лицо было бледным, глаза пылали решимостью бороться до конца.
– Георгий, по установленным данным, этой ночью вместе с Иваном Жаворонковым ты украл ящик вина из этого киоска.
– Подумаешь, ящик вина! – непочтительно перебил Жорка. – Нашли о чем беспокоиться… Пропадете вы, что ли без этого вонючего портвейна!
– Еще вопрос. Зачем вам это понадобилось?
– Пошутили! – дерзко ответил Жорка.
– Бывает! Но как же кончилась ваша шутка? – продолжал Фартусов. – Куда ящик делся?
– В подвал оттащили, – Жорка как-то сумел отвернуться и от Фартусова, и от ящика, и от толпы.
– Ночью? В подвал? Он же запирается!
– В окно… Там слуховые окна вокруг всего дома.
– Ага, понятно. Следственный эксперимент продолжается. Прошу, граждане-взломщики, берите ящик, как вы его взяли ночью, и тащите, куда ночью тащили. Прошу!
Поколебавшись, Ванька и Жорка взяли ящик с двух сторон, поднатужились, оторвали от асфальта и поволокли к дому. Но направились они не к тому торцу, где находился вход, а к противоположному.
– Простите, простите! – вмешалась вдруг уже знакомая Фартусову старушка. – Ночью они вот по этой дорожке направились, мне сверху хорошо было видно!
– Ничего, – успокоил ее Фартусов. – Пусть. Истину так просто не скроешь, как кажется правонарушителям.
Жорка и Ванька поволокли ящик к слуховому окну, поставили его на землю и вопросительно оглянулись на Фартусова – что дескать дальше?
– Продолжайте, – сказал участковый. – Заталкивайте. Я, правда, в этом окне не вижу никаких следов, кроме кошачьих, но уж коли вы утверждаете… Значит, так оно и было.
А дальше вышел конфуз. Сколько ни пытались ребята затолкнуть ящик в квадратную дыру, как они не поворачивали его, он не проходил. Убедившись в бесполезности затеи, Жорка и Ванька поставили ящик и опустили головы.
– Слушаю вас внимательно, – сказал Фартусов невозмутимо.
– Ящик, наверно, был другой, – предположил Ванька.
– Нет. Других ящиков в этом киоске не было. Как дальше будем жить, ребята?
– По-честному, товарищ участковый.
Борис Баблюк
ПРИЗВАНИЕ
Михаила Мовчанюка в детстве не пугали милицией. Скорее наоборот. Мать не раз говаривала ему: будешь послушным, трудолюбивым – выйдет из тебя добрый человек, что наш Архипыч. Это она об участковом так говорила. Архипыч и самому Михаилу нравился. Он даже завидовал ему: какой на селе авторитет у ихнего милиционера. Одно слово – партийный человек. Видимо, потому и правильный.
Жили тогда Мовчанюки на Киевщине в селе Самгородок Сквирского района, в 120 километрах от Киева. Село большое, красивое, все дома в густых садах, неподалеку большой пруд и речка Рось. Хотя после войны прошло всего лишь пять лет, люди отстраивались основательно – один дом лучше другого. А вот у Мовчанюков хата с соломенной крышей словно бы вросла в землю. Тяжело было одной матери с тремя детьми. Еле сводили концы с концами, к тому же и коровенки своей не было, не на что было ее купить.
Шести лет еще не было Михаилу, а он уже пас гусей, зарабатывал. А когда пошел в школу, мать купила на его деньги костюмчик дешевенький, ботинки и сумку брезентовую под учебники. С весны и до осени Михаил пас коров, и так до седьмого класса. А там добился, что его взяли помощником комбайнера. Успевал заниматься и спортом, и преуспел – играл в футбол за сборную юношескую Киевской области и даже за республиканскую.
После десятилетки мог бы поступить в вуз – учился хорошо, но оставить мать, когда ей было тяжело, не мог. Стал работать учителем физкультуры в своей же школе.
Встречаясь с участковым милиционером, наблюдая за его работой, Михаил все чаще стал подумывать: «Вот бы стать таким, как Архипыч. Стать милиционером, стать коммунистом». И выбор был сделан – идти в милицию. Но тут подошло время призыва в армию. Михаила направили на Балтику, во флот.
Через три года, сняв морскую форму, надел милицейскую. Весной 1970 года он принес в отдел кадров Калининградского областного управления внутренних дел заявление с просьбой направить на учебу в школу милиции. К нему приложил ходатайство командира подразделения и комсомольскую характеристику, в которых прямо было записано:
«Достоин для поступления в школу милиции».
До начала занятий еще было пять месяцев, и в отделе кадров сказали:
– Послужи пока рядовым милиционером, познакомишься с нашей службой, а может, еще передумаешь.
Нет, не передумал, даже наоборот, еще больше уверился в том, что выбор его правильный. В известной степени на это повлиял и пример его первого милицейского начальника и наставника коммуниста старшего сержанта Павла Андреевича Савича.
Участок у них был тяжелый – привокзальная площадь и окружающие ее кварталы. Здесь особенно много было развалин, заброшенных подвалов, трущоб – остатки войны. Это были места, облюбованные бродягами и разными преступными элементами. И в один из первых дней своей милицейской службы Михаил лицом к лицу встретился с преступниками. Было это поздно вечером. Он заметил, что какой-то мужчина, воровски озираясь, юркнул в подвал. Савича рядом не было, и Михаил решил сам проверить, в чем дело. Подошел к подвалу. У входа остановился, прислушался – тихо. Спустился ступеньки на три, включил фонарик. И вдруг что-то свалилось на его голову. Михаил устоял и с силой отбросил от себя чье-то крупное тело. Раздался дикий крик.
Их в подвале было двое. Одного в тяжелом состоянии увезли в больницу, а второго – в отделение милиции. Вместо похвалы Савич крепко отругал Михаила:
– Смелость – хорошо, но осторожностью пренебрегать не имеешь права. Одному на такое дело идти нельзя. В общем, выговор тебе и одновременно благодарность – преступники оказались опасными.
Не хотел Савич расставаться со своим молодым помощником, понравился он ему.
– Может, еще годок со мной поработаешь, а школа милиции никуда от тебя не уйдет.
Но Михаил уже решил твердо – учиться.
Экзамены вступительные сдал успешно и стал курсантом Калининградской специальной средней школы милиции. А через полгода его портрет уже висел на доске Почета школы. Несколько позже журнал Калининградского обкома КПСС «Спутник агитатора» тоже поместил портрет Михаила Мовчанюка и корреспонденцию о нем: «Старт взят успешно». В ней говорилось:
Восемь благодарностей заслужил Мовчанюк, будучи курсантом, – за отличную учебу, активную общественную деятельность, высокие показатели в работе во время стажировки в должности участкового инспектора. Инициативный, любознательный, он своевременно исполнял все поручения, качественно вел расследования, принимал участие в розыске лиц, совершивших преступления, выступал перед населением с лекциями и беседами на правовые темы.
В школе милиции Михаил получил юридическую, специальную, хорошую политическую подготовку. Он отлично изучил радиосвязь и другие оперативно-технические средства, овладел приемами самозащиты без оружия. Теперь на практике жизнь принимает у него экзамены. И сдает он их не менее успешно.
И таких экзаменов в десятилетней милицейской службе М. Г. Мовчанюка было много. Уже через год после окончания школы милиции, будучи старшим инспектором отдела внутренних дел Балтийского района города Калининграда, Мовчанюк выявил опасную воровскую группу. В том же году ему присуждается первое место среди оперативных работников уголовного розыска области с вручением вымпела УВД. В последующем такие вымпелы Мовчанюк завоевывал уже трижды. А различные награды – каждый год: наручные часы от министра, нагрудные знаки, две медали «За спасение утопающего», Почетная грамота ЦК ВЛКСМ и другие.
Что за ними, за этими наградами?
…Утром, едва начальник уголовного розыска отдела внутренних дел Зеленоградского района Мовчанюк вошел в свой кабинет, заурчал телефон: «В поселке Клинцовка ограблен магазин». Через несколько минут Мовчанюк во главе оперативной группы выехал на место преступления.
Перепуганная случившимся продавщица Антошина объясняла все сбивчиво. Одно было ясно: что несколько дней подряд она не сдавала выручку, а это около трех тысяч рублей. Антошина, уходя вечером из магазина, спрятала всю выручку в один из пяти мешков с мукой. И вот, денег там не оказалось.
Сотрудники уголовного розыска просмотрели и прощупали в магазине все, каждую вещь. А когда молодой инспектор Филиппов заметил своему начальнику: «Зачем тратить время на мелочи», Мовчанюк не взорвался, а сказал спокойно, но твердо:
– Чтобы я никогда больше не слышал этого слова «мелочь». В жизни вообще не бывает мелочей, а в работе милиции тем более. Наоборот, мелочь в нашем деле – самая ценная вещь.
И вот уже обшарено подсобное помещение, чердак, затворки. Подробно допрошена продавщица.
Теперь самое время поразмыслить. Этим и занялся Мовчанюк. Сел во дворе магазина на валявшийся ящик и задумался: «Откуда похититель знал, что продавщица не сдала выручку? Как он мог точно определить, что деньги спрятаны в одном из пяти завязанных мешков с мукой? Грабитель не новичок в этом деле – он не тронул ни замка, ни окон. Снял возле трубы на крыше лист шифера и проник на чердак, искусно пробил небольшую дыру в потолке, не задев сигнализации. После кражи опять аккуратно положил на прежнее место шифер, чтобы не привлечь к магазину внимания до прихода продавца. Он ни на чем не оставил ни одного отпечатка пальцев. И в то же время были очень странными и необъяснимыми его действия – он зачем-то разбросал ящики, все перевернул вверх дном.
Мовчанюк продолжал рассуждать. Даже самый опытный и изощренный в своем деле преступник может допускать непростительные для него ошибки. На эти ошибки его толкают страх, торопливость, неожиданные обстоятельства. В таких случаях противоречия в его действиях и поступках неизбежны. Видно, что и тут преступник столкнулся с непредвиденным.
Мовчанюк вновь поднялся на чердак, осмотрел пробитую преступником в потолке дыру. Чем же он ее пробивал? Ломиком или ледорубом? Этот инструмент нужно разыскать. Осмотрели весь чердак – ничего не нашли.
Вновь разговор с продавщицей. Кто в числе последних покупателей был в магазине? Антошиной запомнился один хилый мужичок с рыжей бородкой, он до самого закрытия магазина крутился, все требовал, чтобы у него приняли пустые бутылки.
Поиск рыжебородого занял немного времени, он проживал в соседнем поселке. Фамилия его Назаров. Допрашивал его Филиппов.
Старичок на все вопросы отвечал спокойно. Да, был в магазине, даже поругался с продавщицей. Вредная она, посуду не приняла.
– А вы знаете, что ночью обокрали магазин?
Назаров не смутился.
– Так ей и надо, разиня. Кто же оставляет деньги на ночь в магазине.
– Это точно, – подтвердил Филиппов. – Надо же додуматься спрятать деньги в коробку от конфет.
– В мешок с мукой, – сорвалось у Назарова, и он сразу же примолк.
Но теперь уже Филиппов больше ничего не смог добиться от Назарова. Тот отвечал одно и то же: «Не знаю. А про мешок с мукой люди говорили».
Филиппов прекрасно знал, что про мешок с мукой никто в поселке не знал, Антошина никому не говорила.
Довольный результатом разговора с Назаровым, Филиппов поспешил доложить обо всем Мовчанюку.
– Брать надо Назарова, это он ограбил магазин. Все улики налицо.
К удивлению Филиппова, Мовчанюк выслушал его сообщение спокойно.
– Улики могут быть использованы и для сокрытия действительного виновника преступления, – сказал Мовчанюк. – Мы должны обращаться не только к уликам, но и к разуму, и, если хочешь знать, к чувствам. Мы не можем допустить ошибки, потому что любая наша ошибка может стать трагедией для невиновного человека.
Занявшись выяснением личности Назарова, Мовчанюк скоро пришел к твердому убеждению, что преступник не он. В колхозе он человек трудолюбивый, мастер на все руки, хотя и нередко прикладывается к хмельному. Мовчанюк сам решил поговорить с Назаровым. И уже собрался ехать, но зашел по срочному делу участковый из Малиновки.
– Был я сегодня в колхозной мастерской, а механизаторы мне сказали, что к ним на днях заходил прилично одетый молодой человек. Попросил монтировку, говорит, баллон у «Жигулей» сел. Взял, а возвратить забыл.
– Монтировку? – воскликнул Мовчанюк. – Стой, стой, а не ею ли орудовал преступник?
И вновь Мовчанюк с Филипповым облазили весь чердак магазина. И опять ничего. Уже собирались спускаться вниз, как вдруг взгляд Мовчанюка упал на один лист шифера, он был едва заметно приподнят и положен над другим. Разъединили оба листа и в желобе нижнего обнаружили монтировку.
Малиновские механизаторы признали свою монтировку. Значит, Назаров к преступлению не причастен. Но кто же?
Мовчанюк решил исследовать дело по способу совершения. Он сам побывал в Калининграде, просмотрел все дела «магазинщиков». Заинтересовал некто Костин. Почерк его «работы» во многом походил на случай в Клинцовке. Несколько месяцев назад Костина условно освободили и направили на стройку народного хозяйства. По просьбе Мовчанюка пересняли фотографию Костина. И когда ее показали малиновским механизаторам, все как один признали в нем того, кто брал монтировку.
Ясно, ограбление совершил Костин, но найти его на месте не могли, выехал в неизвестном направлении. Мовчанюк и Филиппов объездили всех дружков Костина, всю его родню. И все же на след его напали. Встреча состоялась в ресторане одного из районных центров. Мовчанюк и Филиппов взяли его без шума.
Монтировка и показания механизаторов из Малиновки вынудили Костина признаться. Да, в магазин он залез, все там перевернул, а денег не нашел. А в последний момент его кто-то спугнул, пришлось ретироваться.
Значит, в магазине был еще один вор. Кто же он? Опять допрос продавщицы, Назарова. И выяснили: был перед закрытием еще один подозрительный покупатель. Он подъехал на «Яве». Вместе с Назаровым наблюдал в окно, как продавщица прятала деньги в мешок с мукой.
Установить владельца «Явы» делом оказалось не трудным. Это был Перегонов из соседнего поселка. Но из колхоза он уволился, а хозяйка, у которой он жил, сказала, что в день ограбления магазина он приехал домой под утро. А потом отправился в Калининград, хотел купить там мотоцикл «Урал».
В воскресенье Мовчанюк с Филипповым, переодевшись в гражданское, выехали в Калининград на «Урале». У автомагазина, где шла торговля частными автомашинами и мотоциклами, они прикрепили к своему «Уралу» табличку: «Продается».
