Текст книги "Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика"
Автор книги: Георг Вильгельм Фридрих Гегель
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
рациональную форму. «В своей мистифицированной форме, – писал Маркс, —
диалектика стала модной в Германии, так как, повидимому, давала
возможность набросишь покрывало (курсив мой. – А. Д) на
существующее положение вещей». Мистическая оболочка скрывала
действительные, реальные отношения, превращая конкретное в
логический призрак, а этот последний в единственную реальность, «Мой
диалектический метод, – писал Маркс, – не только в корне отличен
от гегелевского, но представляет его прямую противоположность.
Для Гегеля процесс мысли, который он, под названием Идеи,
превращает даже в самостоятельный субъект, есть демиург
действительности, представляющей лишь его внешнее проявление. Для меня,
наоборот, идеальное есть не что иное, как переведенное и
переработанное в человеческой голове материальное» *).
Таким образом, метод Маркса отличен от гегелевского в двух
отношениях: во–первых, он отличается по своему исходному пункту,
по своему теоретико–познавательному основанию (в смысле
разрешения вопроса о взаимоотношении мышления и бытия), и по своему
мировоззрению вообще; во–вторых, – и это обстоятельство имеет
также огромное значение, – метод Маркса противоположен
гегелевскому в смысле иного разрешения вопроса об отношении
абстрактного и конкретного, формального и материального, что
непосредственно связано с материалистическим мировоззрением Маркса вообще.
То, что Маркс донимает под мистической и мистифицирующей формой
гегелевской диалектики, раскрывается как действительно
конкретное, принявшее у Гегеля форму призрака, логической схемы Поэтому
Марксу предстояло прежде всего за мистической формой вскрыть
рациональную форму, ? е действительное содержание абстрактных
призраков.
В упомянутом уже послесловии ко второму изданию первого тома
«Капитала» Маркс пишет: «Мистифицирующую сторону гегелевской
диалектики я подверг критике почти тридцать лет тому назад, в то
время, когда она была еще очень модной». Маркс имел в виду опубли-
*) См Я Маркс, Капитал, ? I, послесловие к второму изданию.
XXXII
кованную только ныне т. Рязановым «Критику философии права
Гегеля» и «Подготовительные работы для Святого семейства», где мы
находим специальную главу под названием: «Как нам быть с
гегелевской диалектикой?» *). Мы лишены здесь возможности
подвергнуть эти работы Маркса теоретическому анализу. Считаем только
необходимым подчеркнуть, что критика Марксом гегелевской
диалектики имеет своей задачей вскрыть указанные уже нами
противоречия между абстрактным и конкретным у самого Гегеля для того,
чтобы утвердить, так сказать, права конкретного. Маркс с большим
знанием дела показывает, как повсюду за призрачной
действительностью, которой оперирует Гегель, происходит движение подлинной
действительности. В этом отношении работы молодого Маркса
представляют огромный интерес. В подтверждение нашей мысли приведем
несколько цитат. «Конкретное содержание, – пишет он, —
действительное определение, выступает как формальный момент; совершенно
абстрактное же определение формы выступает как конкретное
содержание. Сущность определений государства состоит не в том, что они
являются определениями государства, а в том, что они в своей наиболее
абстрактной форме могут быть рассматриваемы как
логико–метафизические определения. Центр тяжести интереса лежит не в сфере
философии права, а в сфере логики. Философская работа Гегеля
направлена не на то, чтобы наполнить абстрактное мышление
конкретным содержанием политических определений, а на то, чтобы испарить
содержание существующих политических определений и превратить
их в абстрактные мысли. Не логика дела, а делю логики является
философским моментом. Не логика служит для оправдания государства,
а государство—для оправдания логики» **).
Маркс неустанно бьет в одну точку. Он постоянно доказывает,
что для Гегеля действительное бытие есть абстракция, а
абстракция – действительное бытие; что реальные сущности он берет только
в их отвлеченной форме как отвлеченные сущности и отчуждение
чистого, т. с. абстрактного, мышления. «И подобно дожу как сущность,
предмет, у него всегда отвлеченная сущность, – пишет Маркс, —
так и субъект есть всегда сознание, или самосознание, или, вернее,
предмет является всегда только как абстрактное сознание, а человек
только как самосознание» ***).
*) См «Архив К Маркса и ? Энгельса», кн. Ш, еар. 2Ь9.
**) «Архйо К. Маркса и ? Энгельса», кн III, стр 153
***) Там же, стр 264
Абстрактные формы мышления в понимании Гегеля, говорит
Маркс, присущи всякому содержанию и безразличны ко всякому
содержанию, ибо они оторваны от действительной природы и
действительного духа. «Положительная сторона сделанного здесь Гегелем
в его спекулятивной логике заключается в том, что определенные
понятия, общие и неизменные формы мышления, представляют в их
самостоятельности по отношению к природе и духу необходимый
результат всеобщего отчуждения человеческой сущности, а значит
и человеческого мышления, и что Гегель поэтому изобразил их как
моменты процесса абстракции». Бытие у Гегеля снимается
сущностью, говорит Маркс, сущность – понятием, понятие —
абсолютной идеей. Абсолютная же идея снова снимает себя… природой.
Абстракция, постигающая себя как абстракцию, т. е. абсолютная
идея, знает, что она есть ничто. «Она должна отказаться от себя,
т. е. абстракции, и таким образом она приходит к сущности,
являющейся прямой противоположностью ее, она приходит к природе. Таким
образом вся логика является доказательством того, что абстрактное
мышление для себя есть ничто, что абсолютная идея для себя есть
ничто, что только природа есть нечто» *).
Но и рассматриваемая отвлеченно природа есть тоже ничто.
Вся природа является для абстрактного мыслителя только
повторением в чувственной форме логических абстракций. «Подобно тому
как прежде (т. е. в логике) природа представляла в своей скрытой
от самого мыслителя и загадочной форме абсолютную идею,
абстракцию (Gedankending), так теперь мыслитель, отпустив природу от себя,
отпустил в действительности только эту абстрактную природу, только
абстракцию (Gedankending) природы, хотя и с уверенностью, что
она есть инобытие мысли, что она есть действительная, созерцаемая,
отличная от абстрактного мышления природа. Или, говоря
человеческим языком, созерцая природу, абстрактный мыслитель узнает,
что существа, которые в божественной диалектике он мнил себе создать
как чистые продукты самодовлеющей и никогда не разглядывающей
действительность работы мысли, из ничего, из чистых абстракций, —
он узнает, что они не что иное, как абстракции некоторых природных
явлений (Naturbestimmungen) **).
Марксова критика гегелевской логики шла по линии критики
формализма и абстрактного мышления. Гегелевской отвлеченной
*) Там же, стр. 272.
**) Там же, стр. 273.
Логика.
XXXIV
логике Маркс противопоставляет логику конкретную и
материальную. В этом и состоит коренное отличие диалектики Маркса от
диалектики Гегеля. Маркс продолжает Гегеля и завершает развитие
диалектики, но уже на новой основе.
Однако было бы совершенно неправильно, если бы мы ввиду
жестокой критики Марксом гегелевской диалектики просто отвергли
последнюю, как это многие пытаются делать. Гегелевская логика
должна служить для нас исходным пунктом в деле развития или
построения материалистической диалектики хотя бы уже по одному
тому, что «та мистификация, которую претерпела диалектика в
руках Гегеля, отнюдь не помешала тому, что именно Гегель дал
исчерпывающую и сознательную картину ее общих форм движения», как
выразился Маркс.
Второй вопрос, по которому марксизм и Гегель стоят на
различных позициях, – это вопрос об отношении мышления и бытия. Для
Гегеля истинной реальностью является понятие, или идея. Его
логика построена поэтому таким образом, что самое истинное находится
в конце логики. Бытие оказывается не истинным и снимается
сущностью, которая является его основанием; но сущность снимается
в свою очередь понятием, которое обнаруживает себя как более
истинное, чем сущность. Мир развертывается таким образом, что он
обнаруживает свою истину и действительность в конце развития,
когда раскрылась его природа полностью. Но очевидно, что
идея потому могла обнаружить себя как истинную реальность
в конце процесса развития, что она в самом начале составляла
истинную сущность мира, так что все категории – бытие, сущность и пр. —
являлись лишь оболочками, внешними формами проявления все того
же понятия, которое, так сказать, драпируется в многообразные
формы. Наконец наступает момент, когда оно сбрасывает с себя
драпировку, оболочку и предстает перед нами во всей своей чистоте и
в то же время во всей своей конкретности в смысле обогащения всем
предыдущим содержанием.
Понятие на первой ступени развития логики выступает в форме
бытия. Это – первое определение понятия. Рациональное
содержание гегелевского понятия может быть понято только в том смысле,
что так как все, что мы познаем, мы познаем в понятиях, то бытие
есть одно или первое определение того предмета, который должен
быть постигнут нами в логическом понятии. Сущность мира, равно
как и весь мир, отражается в логических, т. е. человеческих, поня-
тиях. Поскольку это так, мы можем сказать, что процесс познания
представляет собою движение понятий, смену его различными
формами. Но у Гегеля дело обстоит иначе. Понятие для него есть сама
реальность, и поскольку понятие движется и развивается, постольку
это процесс движения и развития самой действительности. Понятие
и реальность тожественны, составляют один и тот же предмет.
Бытие есть мысль, мысль есть бытие. Поэтому у Гегеля нет, собственно,
проблемы о взаимоотношении бытия и мышления. Противоречие между
бытием и мышлением, поскольку оно имеется, это, так сказать, игра
мысли с самой собой. Она сама себя утверждает, отрицает и
отталкивает и снова утверждает. Или, иначе говоря, противоречивый
характер движения мысли выражается в выявлении ее собственных
предикатов. То она выступает в форме бытия, то в форме сущности или то
в форме качества, то в форме количества, причем всякий раз
обнаруживается, что каждое из этих определений выражает лишь
односторонне природу целостного понятия, для чего и требуется следующее,
высшее определение как более полно выражающее природу понятия.
Другая отличительная особенность гегелевской логики состоит
в ее онтологическом характере. Так как понятие и есть объективная
или абсолютная реальность, то движение этого понятия есть
подлинное движение самой реальности. Понятие в своем движении
порождает качество, количество, меру, сущность и т. д. Процесс
развития категорий, т. е. чисто логический процесс, и есть процесс
развития самой действительности. Чистое бытие порождает из себя в
союзе с чистым «ничто» становление, порождающее в свою очередь так
называемое наличное бытие и т.д. Это, разумеется, чистейшая
«мистификация», переворачивающая действительные отношения вверх ногами.
К этому вопросу мы вернемся ниже. Пока достаточно только
подчеркнуть, что признание возможности возникновения всего многообразия
мира из чистого бытия (что означает чистую мысль) равносильно
признанию возникновения мира из ничего. О точки зрения Гегеля это
возможно потому, что для него мысль, идея, понятие, дух составляют
субстанцию мира. Но с точки зрения материалистической – это
чистейший абсурд. Мир не возникает ни из мысли, ни из чистого бытия,
а является вечно существующей «совокупностью» материи, которая
в своем движении, в своем развитии действительно порождает все
многообразие явлений.
Поэтому прав Плеханов, говоря, что Гегель не разрешил
противоречия между бытием и мышлением, а просто устранил одну из сторон
Ш*
XXXVI
А. ДЕВ0РИП
этого отношения, изменив тем самым своему диалектическому методу
и став на точку зрения абстрактного монизма или тожества.
Прежде чем вступить в область логики, необходимо разрешить
вопрос гносеологический, вопрос об отношении наших мыслей к
объективности, к бытию. Гегель посвятил этому вопросу специальное
исследование. Мы имеем в виду «Феноменологию духа», которая
является введением в логику. «Феноменология духа» исследует
всесторонне вопрос об отношении мышления к предмету. Она подвергает
историческому и систематическому рассмотрению все формы
отношения мышления к предмету, чтобы прийти к точке зрения абсолютного
знания, состоящего в тожестве мышления и бытия. Достигнув этого
результата, Гегель на почве тожества мысли и предмета строит свою
логику. Само собою разумеется, что теория познания в свою очередь
ужо предполагает логину. Логика составляет предпосылку теории
познания, теория познания предполагает логику. На первый взгляд
мы тут имеем противоречие; на самом же деле это противоречие, как
мы увидим ниже, благополучно разрешается и преодолевается.
Но в этой связи нас интересует вопрос о взаимоотношении между
бытием и мышлением. Гегель, стало быть, гносеологическую проблему
разрешил в смысле тожества между мыслью и предметом. В
«Феноменологии духа» Гегель изображает па исторической основе
движение мысли и предмета, взаимную их борьбу, которая разрешается
в смысле победы мысли над предметом. Мысль овладевает предметом,
превращая его в свое содержание. «В «Феноменологии духа», —
говорит Гегель, – я изобразил сознание в его движении от первого
непосредственного его противоположения предмету до абсолютного
знания; этот путь проходит через все формы отношения сознания
к объекту и имеет своим результатом понятие науки». Логика имеет
уже своим предметом чистые мысли, свободные от содержания,
заимствованного из сферы опыта. Исторический опыт и связанные с ним
представления предшествуют логике, т. е. настоящей, истинной науке.
Чистая наука возникает только на определенной ступени
исторического развития человеческого сознания. Однако логически мысль
предшествует опыту, ибо самые представления, с точки зрения Гегеля,
являются продуктом мысли. «…Произведенное мышлением
содержание человеческого сознания сначала является не в форме мысли,
а в форме чувства, созерцания, представления, – в таких формах,
которые отличаются от мышления как формы». В основании
различных форм сознания лежит одно и то же содержание. «Содержание
нашего сознания, какого бы рода оно ни было, может определяться
как чувство, как созерцание, как образ, представление, цель,
обязанность и т. д., а также как мысль и как понятие. Все это
различные формы этого содержания, которое остается одним и тем же,
будет ли оно чувствуемо или созерцаемо, представляемо, желаемо, —
и притом без примеси или с примесью мыслей, – или оно будет
чисто мыслимо. В каждой из этих форм или в соединении
нескольких содержание составляет предмет сознания. Но в этом
случае отличительные определенности этих форм закрадываются
в их содержание, так что каждая из этих форм дает, повидимому,
существование новому предмету, и то, что тожественно в себе,
кажется различным по содержанию».
Итак, исходным пунктом для Гегеля является сознание с его
неизвестно откуда взявшимся содержанием. Содержание сознания
составляет предмет знания. Содержание человеческого сознания
производится не вне нас существующим миром, а мышлением. Про·
изведенное мышлением содержание сознания является сначала в форме
чувства, созерцания и представления и, наконец, в форме понятия,
т, е. чистых мыслей. Стало быть, чувства созерцания и представления
суть лишь формы, или явления, мышления. Мышление через чувства,
созерцания и представления приходит к самому себе, к чистым
мыслям, к понятию. «Представления (т. е. чувства, созерцания,
желания), – говорит Гегель,·—можно вообще рассматривать как
метафоры мыслей и понятий». В основании представлений лежат
мысли и понятия. Естественно поэтому, что понятиям и мыслям
соответствуют чувства, созерцания и представления, которые суть
явления мышления, его продукт или произведение.
У Гегеля самым ярким образом проявилась противоположность
между абстрактным мышлением и чувственной действительностью.
Содержание нашего сознания определяется мышлением как чувство,
созерцание и представление. Это значит, что чувственное сознание
выступает как абстрактное чувственное сознание, как выражается
Маркс. Гегель никогда не доходит до действительной чувственности
или чувственной действительности, т. с. до реального материального
мира. Гегель стоит на точке зрения тожества субъекта и объекта,
мысли и предмета. Точка зрения тожества и приводит к так
называемому абсолютному знанию. Человек, или субъект, есть для Гегеля
всегда сознание или самосознание. Этот абстрактный человек
полагает только абстрактную вещь или мысль. Борьба между предметом
XXXVIII А. ДЕБОРИН
и сознанием, происходящая на протяжении всей
«Феноменологии духа», есть борьба между абстрактным сознанием и его
собственными абстрактными продуктами. Абстрактное мышление
полагает себя как чувство, как созерцание, восприятие,
представление и пр.; на самой же высшей ступени оно полагает себя как
мысль, как понятие. Оно, таким образом, очищается от всяких
примесей и устанавливает, что истинный предмет мысли есть сама
мысль. В логике мы поэтому имеем уже движение чистых мыслей,
самодвижение идей, категорий, понятий.
Вполне естественно, что с гегелевской общегносеологической
установкой согласиться невозможно, что она ошибочна в корне и
противоречит также диалектическому пониманию действительности.
Мышление имеет, как это было уже выше подчеркнуто, в качестве своей
противоположности бытие, природу. Человек есть продукт природы.
В человеке природа приходит к познанию самой себя. Природа
порождает из своих недр мышление, которое познает ее. Бытие и мышление
суть противоположности, которые никогда не покрывают друг друга,
т. е. не тожественны. Но они составляют единство. Между предметом
и мышлением стоит чувственность. Нет мышления без
чувственности, без созерцания, но нет чувственности, созерцания и
представления без предмета. Даже самый крайний идеалист
фактически не может совершенно игнорировать природу или предмет,
так же как и чувства и представления. В силу этого ему приходится
прибегать к разного рода фантастическим построениям. Гегель
поэтому и полагает, что содержание нашего сознания определяется
как чувство, созерцание, представление и пр., т. е. что
мышление себя полагает как чувство или как созерцание. Предмет
мысли в конечном счете обнаруживается как мысль о предмете.
Но в действительности дело обстоит не так. Предмет есть реальный,
материальный предмет, который противостоит во всей своей
самостоятельности субъекту. Мышление не может проникнуть в предмет
иначе, как через чувства. Стало быть, субъект не есть абстрактное
сознание или самосознание, как полагает вместе со всеми
идеалистами Гегель, а конкретное, чувственное и мыслящее существо.
Иначе говоря, субъект не есть чистый дух, а чувствующее и
мыслящее тело.
Если вещи не суть мысли, то естественно, что они не тожественны,
а различны. Но между вещами и мыслью, между предметами и
понятиями нет пропасти, нет разрыва, а существует связь и единство. Мир
????Лb И ДИАЛЕКТИЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛИЗМ XXXIX
вещей отражается в нашем сознании. Мы его воспринимаем
внешними чувствами и определенным образом перерабатываем. Поэтому
между нашими представлениями о предметах и самими предметами
нет тожества, нет полного совпадения, но есть определенное
соответствие в смысле отражения мира в нашем сознании. При помощи
мышления мы перерабатываем чувственные восприятия, очищая их по
возможности от субъективных моментов и достигая объективного
познания. Мышление, в отличие от чувств, отличается большей
степенью объективности, будучи неразрывно связано с чувствами, на
основе которых вырастает мышление.
V.
Исходный пункт материалистической диалектики совершенно
отличен от исходного пункта гегелевской логики. Гегель стоит на
почве тожества мышления и бытия. И именно поэтому он вынужден
вывести из понятия бытие. Мысль в конце концов должна
породить из себя бытие. В начале логики мы имеем такое положение,
при котором мысль и бытие суть одно и то же. Мысль есть бытие,
бытие есть мысль. Но так как бытие не есть мысль и мысль не есть
бытие, так как мысль и бытие противоположны, то Гегель не может
раскрыть или объяснить перехода от мысли к бытию. Каким образом
чистое бытие переходит в определенное бытие, – остается
мистической тайной. Чистое бытие есть ничто, ничто есть чистое бытие.
Из такого чистого бытия и чистого ничто не может возникнуть
определенное бытие. Это равносильно возникновению чего–то из ничего.
Определенное бытие не может возникнуть и при помощи
становления, так как в сфере «ничто» нет никакого становления, никакого
изменения или движения. «Чистое бытие, – говорит Гегель, —
образует начало, потому что оно в одно и то же время есть и чистая
мысль, и неопределенная простая непосредственная мысль, а
первое начало не может быть чем–нибудь опосредствованным и
имеющим дальнейшие определения» *). Когда мы начинаем мыслить,
говорит Гегель, мы не имеем ничего кроме мысли, причем мысли в ее
чистой неопределенности. Эта неопределенная мысль есть
непосредственная мысль, потому что она не получилась путем отвлечения от
каких–либо определений; она – неопределенная мысль до всякой
*) См. «Энциклопедия», § 86.
XL
определенности. Эту мысль, говорит Гегель, мы называем бытием.
«Его нельзя ни ощущать, ни созерцать, ни представлять себе, оно есть
чистая мысль, и, как чистая мысль, оно образует начало».
Итак, начало логики есть чистое бытие, которое в свою очередь
есть чистая мысль. Логика как наука, ставящая своей целью
развитие или раскрытие всех общих определений реального мира, должна
с чего–нибудь начать. Опрашивается, что следует положить в основу
этого начала? Это начало не может быть дано сразу со всем богатством
содержания действительности или абсолютного, по выражению
Гегеля. Содержание должно быть развито, оно должно раскрыться в
процессе познания. Если бы знали содержание с самого начала, то не
было бы надобности вообще в науке. Очевидно, что наука начинает
с простейших определений, которые, все обогащаясь новыми,
приведут нас к раскрытию и развитию содержания, заключенного в этом
абсолютном. Начало науки должно быть непосредственным в том
смысле, что оно не предполагает никаких предпосылок, ибо в
противном случае началом должны бы были служить эти предпосылки.
Стало быть, началом является такое определение, которое ни в
каких предпосылках не нуждается и которое само является первой
предпосылкой.
Чистое мышление Гегеля, которое равно чистому бытию, и
составляет первый исходный пункт чистой науки. Поскольку мы остаемся
в сфере мышления, мы вынуждены для нахождения начала отвлечься
от всего определенного в мысли. И тогда мы получаем собственно
чистую деятельность мысли без какого–либо определенного
содержания. Эта неопределенная мысль в качестве непосредственной
мысли и есть вместе с тем бытие. Такой необоснованный логически
вывод ? том, что чистая мысль есть вместе с тем и чистое бытие, Гегель
может – сделать только потому, что для него мысль и предмет
тожественны. Предполагается, что в мышлении уже снята
противоположность между природой и духом и что мышление составляет их
единство. Но это единство куплено дорогой ценой, ибо оно устраняет
природу, реальный предмет. Гегелевское «единство» субъективного и
объективного получает свое разрешение только в мышлении. Так как
мышление в этом случае восприняло в себя субъективное и
объективное, то его движение есть одновременно движение природы и духа.
Поэтому чистая мысль и есть чистое бытие. В качестве абсолютного
начала, являющегося реальным принципом мира явлений и духа,
Гегель принимает понятие. Понятие бытия есть первое, т. е. самое
низшее, определение понятия как реального принципа. Объективное
начало системы есть это самое понятие неопределенного, или чистого,
бытия; субъективное начало есть первый акт мышления, которое
полагает это отвлечение чистого бытия.
Оставляя сейчас в стороне вопрос о соотношении этих трех
моментов (т. с. абсолютного, объективного и субъективного),
необходимо, однако, подвергнуть критике значение «абсолютного» начала,
как реального принципа, лежащего в основе всех явлений. Этот
реальный принцип есть понятие, или абсолютный дух. И все логические
определения суть определения абсолютного духа, который
предстанет перед нами во всем богатстве определений, —¦ правда, только в
конце логики, – но который как бы невидимо присутствует уже в
самом ее начале. Истинным началом науки, таким образом, является
конец, так как «в конце» раскрывается подлинная природа
реального принципа со всеми его определениями. Конец содержится в
начале в свернутом, или потенциальном, виде, и весь процесс науки
состоит в том, чтобы развернуть то содержание, которое дано вначале
потенциально. Поэтому всякая система науки представляет собою
воспроизведение процесса развития соответствующей области путем
восхождения от самых простых и абстрактных категорий к более
сложным и конкретным.
Забегая несколько вперед, мы можем в отличие от Гегеля
сказать, что абсолютным началом, т. е. реальным принципом всех
явлений, для нас будет не понятие абсолютного духа, а материальная
субстанция, материя, которая единственно и может иметь
абсолютное существование. Абсолютный дух Гегеля есть не что иное, как бог.
Ни бог, ни дух как таковой нами не могут быть ни представляемы,
ни мыслимы. Все, что есть, есть материальное бытие и его
проявление, его свойства. Бытие по самому существу своему есть категория
материальная. Для того, чтобы дать правильное определение понятию
бытия, необходимо действительно предварительно разрешить проблему
противоположности и единства мышления и бытия. Что гегелевское
разрешение этого вопроса совершенно неприемлемо, – это ясно само
собою. Материалистическое понимание вопроса о взаимоотношении
между мышлением и бытием дает единственно правильную установку.
В свете материалистической теории познания дело представляется
таким образом, что бытие отлично от мышления, противоположно ему,
но в то же время едино с ним хотя бы в смысле отражения бытия
в мышлении. Но это—и единственно правильное диалектическое
XLII
А. ДЕВ0РИН
разрешение вопроса. Мысль имеет свою противоположность в
чувственной действительности, являясь сама вместе с тем чувственным
мышлением. У Гегеля же чистое бытие не есть действительное, чувственное
бытие, которое так или иначе отражается в человеческой мысли, а
чистая абстракция, идея, мысль.
У Гегеля объекты мышления не отличаются от самого мышления.
Объекты мышления суть лишь определения самого мышления.
Поэтому Фейербах и говорит: «Мышление остается здесь (т. е. в
гегелевской логике. – А. Д.) в неразрывном единстве с самим собою;
объекты его – это только определения мышления, самодовлеюще
в нем возникающие, не содержащие в себе ничего, что лежало бы вне
мышления» *). Поэтому гегелевское единство объекта и субъекта есть
на самом деле не единство, а тожество. Единство субъекта и объекта
прежде всего выражается в том, что субъект есть телесное,
материальное существо, и именно поэтому первоначальной противоположностью
субъекта является тело, которое неразрывно с ним связано. В
противоположность абстрактному мышлению тело есть объективный
мир. «Посредством тела «я» уже не «я», но объект», – говорит Фейербах.
Идеалистическая философия стремится вывести весь объективный
мир из мышления. Но истинная наука и философия имеют дело с
объективной действительностью, и поэтому мышление необходимо должно
обратиться к своей противоположности, а именно к чувственному
миру.
Возвращаясь к вопросу о начале философии, необходимо
предварительно выяснить, что следует понимать под чистым бытием и
бытием определенным. Бытие само по себе пустой звук. Понятие
бытия без определенного содержания бытия есть действительно ничто,
т. е. не является вообще понятием бытия. «Только определенное бытие
есть бытие, – говорит справедливо Фейербах; – в понятии бытия
лежит понятие абсолютной определенности. Понятие бытия я имею
от самого бытия, но всякое бытие есть определенное бытие». «Бытие —
это одно и единое с вещью, которая есть. Отнимая у чего–нибудь
бытие, вы отнимаете все. Бытие не допускает особого понятия; для
разума, по крайней мере, оно – все»**).
Чистое бытие есть понятие неопределенное, простое и непосред-
*) Л. Фейербах, Сочинения, т. 1, стр. 86; изд. Инстлтута К. Маркса
и Ф. Энгельса,
**) Там же, стр. 19.
ГЕГЕЛЬ II ДИАЛЕКТИЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛИЗМ XLIII
ственное, говорит Гегель. Чистое бытие есть отвлеченное понятие
полученное нами путем отрицания всякого конкретного бытия,
всякой определенности бытия. Но именно поэтому чистое бытие
опосредствовано не–чистым бытием, мысль о бытии опосредствована
чувственным бытием. Неопределенное бытие опосредствовано
определенным бытием посредством отрицания его конкретных определений.
Таким образом, чистое бытие, которое Гегель считает
непосредственным, на самом деле предполагает конкретное бытие, которое и есть
действительно непосредственное в смысле его данности и
существования. Непосредственное же бытие в смысле Гегеля обнаруживается
как опосредствованное через отрицание всего положительного, всего
чувственно действительного. Поэтому чистое бытие есть абсолютное
отрицание, и постольку оно, разумеется, равно чистому ничто. Гегель,
как это ни странно, стоит здесь на точке зрения формальной логики.
Вместо того, чтобы в основу философии положить конкретное
понятие, он конструирует безжизненные абстракции, лишенные всякого
содержания. Это обстоятельство липший раз убеждает нас в том, что
истинная диалектика возможна только на базе материализма,
поскольку диалектика по самому существу своему конкретна. «Мышление, —
говорит Фейербах, – может мыслить только существующее, ибо
оно само является существующей, действительной деятельностью.
Языческим философам ставили в упрек, что они не преодолели
вечности материи, мира. Но материя имеет у них значение только бытия,
она была у них только чувственным выражением для бытия; их
упрекают поэтому только в том, что они ее мыслили» *).
Нет надобности подвергать разбору высказанную здесь
Фейербахом мысль. Для нас важно подчеркнуть лишь то, что понятие бытия
имеет в области науки и философии огромное значение, но что это
понятие не может мыслиться иначе, как материалистически, иначе,
как материя, которая и является, по словам Фейербаха, чувственным
выражением для бытия. Конкретное бытие есть чувственное,
материальное бытие; все, что есть, все, что имеет действительное бытие,