Текст книги "Бесконечный миг"

Автор книги: Генри Каттнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава 11. Фабрика грез.

РОГУР БЫЛ смуглым, красивым, атлетично сложенным «молодым» человеком. Кожа была гладкой, как у мальчишки. Но в этом гибком теле юноши таился уставший старик! Почему-то казалось совершенно неправильным, что Рогур не стал мудрее с годами. Может быть, в этих темных глазах и была усталость, но в них должен был быть и огромный опыт.

Сейчас все для него стало понятно. Ученый не постарел физически. Он оставался таким же молодым и сильным, каким и был в 1942 году. Его тело было совершенным, все чувства обострены до предела, как хорошо сконструированная машина. Но разум машины ослабел, стал старым и неспособным управлять ею.

– Давным-давно меня звали Роджер Гарт, – с горечью произнес ученый. – Теперь я просто Рогур. И эта наша тайная встреча была необходима. У гедонистов зоркие глаза и острый слух. И я не был уверен, что смогу доверять тебе.

– Понятно, – задумчиво произнес Вудли. С усилием он сосредоточился на насущной проблеме. – Что ж, я все равно буду придерживаться плана. Я усыплю подозрения с помощью...

– Не доверяй девушке, – вмешался Рогур. – Не доверяй никому из них. Они действуют по принципам удовольствия. На какое-то время ты стал для нее интересен, и она подружилась с тобой, но когда дело дойдет до отказа от своих удобств и удовольствий, она предаст тебя.

– Я так не думаю, – убежденно сказал Вудли.

– Я слишком хорошо знаю этих людей. – Рогур устало прикрыл глубоко посаженные глаза. – Теперь ты должен вернуться. У гедонистов не должно возникнуть никаких подозрений. Увидимся завтра.

Он смотрел, как Вудли входит в капсулу пневмолифта.

– Помни, – крикнул он, прежде чем дверь захлопнулась. – Не доверяй той девушке!

Кабина с Вудли умчалась прочь. Хорошо отлаженная автоматика быстро доставила его в номер. Его отсутствие никто не обнаружил, решил он, хотя было уже далеко за полночь. Рассвет медленно озарял с востока утреннее небо.

Он разделся и размышлял над тем, что ему стало известно. Вопреки его воле, маленький росток сомнения был посажен. Шарн казалась дружелюбной и, конечно же, не собиралась предавать его. По крайней мере, сейчас. Но, как сказал Рогур, она могла действовать просто по сиюминутной прихоти, полагая, что ценности гедонистов гораздо более ценны, чем это было на самом деле. В решающий момент она спокойно могла отказаться от перспективы будущего, полного лишений и тяжелого труда.

Даже если бы гедонисты сохранили свою изоляцию после восстановления остальной части человечества, для них все равно существовала бы опасность, которой раньше не было. В своем нынешнем положении они были уверены, что ничего не могло причинить им вреда. Но в мире, населенном разумными существами, а не дикарями, ситуация стала бы несколько иной. Какую уверенность Вудли мог дать гедонистам в том, что их право на изоляцию будет уважаться впоследствии?

Это была опасная игра, но при этом с самыми высокими ставками. Он не мог позволить себе рисковать понапрасну. Если Шарн поможет ему, что ж, хорошо.

Но он постарается не дать ей и малейшего шанса предать его.

Вудли долго не мог уснуть. Он все время вспоминал Джанет и думал о том, как ей живется на Лонг-Айленде, среди дикого племени, которое возглавляют Гет и Сэнд. Кем были эти двое до 1942 года? Бизнесмены, политики или преступники? Вудли вздохнул. Возможно, было бы лучше, если бы он никогда не просыпался от своего унылого забытья. Тогда он никогда бы не осознал тех сомнений и страхов, которые одолевали его сейчас.

Нужно было так много сделать. Как мог он один, если не считать сомнительной помощи, одержать победу над цивилизацией гениев? Однако семена слабости были посеяны вместе с семенами гениальности. Гедонисты были декадентами. Они не были бойцами. И Вудли, чувствуя, как под бронзовой кожей перекатываются твердые мускулы, понял, что уже долгое время он сражается с враждебной средой и врагами. Правда, тогда он был безмозглым.

Но теперь он верил, что сильнее любого из мужчин Центра, живущих в свое удовольствие. Ему понадобится эта сила, а также вся его выносливость и энергия. С этой мыслью он заснул.

Когда он проснулся, было уже поздно, но он почувствовал прилив бодрости. Появились новые планы. Без промедления он начал приводить их в действие. Конечно, их нельзя было сделать за один день, но он мог хотя бы начать. Подозрения надо усыпить. Гедонисты, естественно, будут опасаться чужака. Резкое изменение его поведения может показаться неубедительным.

Вудли просто позволил пассивно водить себя по городу, сделав несколько замечаний. Но он проявлял интерес ко многим вещам, ему не нужно было притворяться. Ибо Центр был страной чудес. Труд здесь был превращен в удовольствие. Спрашивать было бесполезно:

– В чем же оправдание такого образа жизни?

– Зачем нам оправдания? – ответили бы гедонисты.

На это ответа не было, так как их, казалось, не смущала перспектива упадка и окончательной гибели их расы. Это был фатализм, доведенный до высшей стадии.

Рогур решил оставить свою работу проводника.

– Лучше не провоцировать у них подозрения, – объяснил он, и Вудли согласился.

– Я свяжусь с тобой, когда это будет необходимо, – сказал ученый. – А пока мы не можем действовать напрямую. Я выясню все, что смогу, о лучевом проекторе.

В этот день и в последующие дни Вудли осматривал Центр с помощью нового гида. Дворцы сновидений особенно завораживали его. Сновидения вызывались электроимпульсами, которые воздействовали непосредственно на мозг. Ранее точно такие же машины для погружения человека в сон использовали звуковые волны. Машины могли создавать мастер-модели, матрицы, но они были не столь совершенны, как те, что создавались человеческим разумом. Вудли вспомнились музыканты, сочиняющие симфонии. Он позволил себе испытать аппарат, воздействующий на сон.

Его провели в маленькую комнату, убранство которой составляли только низкий диван и сеть мерцающих проводов под потолком. Ему ввели снотворное и спросили, какие сны он желает видеть. Ответить было трудно.

– На ваше усмотрение, – сонно сказал Вудли, расслабляясь на диване.

Его глаза закрылись и снова открылись, когда по проводам на потолке пробежала дрожь, похожая на волну. А потом пришли сны.

ВУДЛИ ПРОГУЛИВАЛСЯ по саду неторопливым медленным шагом, как рыба скользит по воде, легко и плавно. Пространство вокруг него было окутано ароматами сада. Слышался шелест листьев от легкого ветерка, зеленые кроны деревьев защищали от солнца. Длинные гирлянды свисающих цветов касались его лица, когда он прогуливался по аллее. Он видел полускрытые тенями фрукты. Золотые дыни, пурпурные шары неизвестных ему фруктов все гуще стелились под ногами.

Вскоре Вудли споткнулся и почувствовал, что падает, не испытывая и тени малейшего страха. Хитросплетения цветущей лозы мягко подхватили его и ласкали, когда он лежал на них. Они медленно опустили его на мягкую траву, окруженную дождем падающих лепестков, которые, словно прикосновение прохладного шелка приятно освежали его.

Он нащупал под ладонью невесомый шар дыни и поднес его к губам. С удивлением он обнаружил, что ест прохладную, восхитительную мякоть. Сладкий сок стекал по его горлу.

В зеленом сумрачном воздухе звучала музыка. Дыня исчезла из его пальцев. Он лежал на локте, глядя сквозь цветы на приближающуюся фигуру, которая, казалось, невесомо двигалась под нежную мелодию.

Стройная смуглая девушка пробиралась сквозь свисающие лианы, и музыка в такт звучала ее шагам. На ней было платье из нитей жемчуга, сплетенных в причудливые узоры. При каждом шаге жемчужины с легким постукиванием шелестели вместе со звуками музыки, что делало видение более чувственным. Вудли никогда раньше не испытывал такого.

Она что, пела? Он не был уверен, но теперь она двигалась вокруг него в медленном танце, и музыка ее жемчужного одеяния то нарастала, то затихала в туманном воздухе. Лианы, свисающие с деревьев позади нее постепенно сменяли свои узоры, медленно превращаясь в вихри мерцающего света. Она наклонилась к нему, протягивая обнаженные смуглые руки сквозь жемчужное одеяние.

Вудли легко поднялся на ноги. Девушка закружилась в нарастающем музыкальном вихре, а ее расшитое жемчугом платье зазвенело сильнее. Он наклонился вперед и внезапно обнаружил, что летит.

Это было похоже на невесомость. Вудли взлетал то выше, то ниже над пейзажами изумительной красоты, которые можно было увидеть только во сне. Смуглая девушка плыла впереди, и музыка ее жемчужин звенела у него в ушах.

Время остановилось. Тело оставалось невесомым. Усилия не существовало. В жизни не было ничего, кроме настоящего наслаждения, где все хорошее поглощало его, и ему хотелось все больше и больше приятных ощущений. Но стройная смуглая девушка всегда плыла впереди него, вне пределов досягаемости.

Чары Морфея постепенно покидали его, а вместе с ними уходила и музыка ее одежды, которая все еще звучала в его ушах. Несколько мгновений он лежал с закрытыми глазами, предаваясь восхитительным воспоминаниям об увиденном. К воспоминаниям о наслаждении примешивалась еще более утонченная печаль, печаль о потерянной музыке и милой смуглой девушке, к которой он никогда не прикасался и которую никогда больше не увидит. Без этой нежной горечи сон потерял бы и половину своего великолепия.

Ему было трудно осознать, что какой-то искусный мастер сочинил сон, гармонично сложил его ноту за нотой и цвет за цветом, ловко соединил все это вместе и заострил до совершенства красотой стройной девушки, которой он никогда и не надеялся коснуться.

Вудли неохотно открыл глаза, преследуемый шорохом ее одежды и постепенно гаснущими воспоминаниями о сне. Но тут же он вспомнил о Джанет, и его мысли наполнились душераздирающей тоской по девушке, которую любил до Судного дня. Она каким-то образом оказалась частью его сна.

Недовольный своим пробуждением, он вскочил с мягкого дивана. Затем к нему вернулось здравомыслие. Дверь открылась, и вошла горничная с завтраком. Вудли снова взял себя в руки.

– Больше ничего не нужно, – пробормотал он.

Весь остаток дня он пытался забыться, погрузиться в анализ цивилизации, в которой жил.

Приятные видения дворца грез вновь притягивали его. Снова и снова он переживал странные вымышленные сны от гедонистов. Они взывали ко всем его чувствам, и во всех них, приходя в себя, словно от наркотиков, просыпаясь, он чувствовал разочарование. Это была подсознательная реакция на безнадежность медленно умирающей расы, которая не видела выхода и сознательно не искала его.

Во всех своих снах Вудли видел пассивное существо, и это было важно. Элементы личных переживаний и инициатив были утрачены даже во сне. Именно это навело его на новую мысль.

Поскольку сны оказывали на умы гедонистов неизгладимое впечатление, он сам решил вызывать нужные ему ассоциации посредством этих снов.

В таком положении он мог тонко влиять на умы гедонистов, как уже повлиял на ум Шарн, и теперь девушка всячески поддерживала его, хотя он последовал совету Рогура и решил не доверять ей полностью. Кое-кто из жителей Центра проявлял слабый интерес, но их было трудно пробудить от безразличия. Апатия – неверное слово, которое описывало их состояние. Видения под воздействием опиума позволяли понять его сущность лучше.

Вспомнив о том, что Шарн может предать его, Вудли притворился, что его желание освободить человечество от дикости остыло. Но он был уверен, что Шарн и дальше продолжит убеждать жителей. Очевидный обман доверчивой девушки оставался на его совести, но он не видел другого выхода. Позже он сможет загладить свою вину.

Поэтому Вудли делал вид, что все больше и больше склоняется к образу жизни гедонистов. Он старался постепенно принимать их взгляды на жизнь, чтобы казаться убедительным.

Временами он высказывал резко отрицательное мнение ко всему, что существовало в Центре, но эти вспышки появлялись все реже и реже. Когда его, наконец, вызвали в Сенат, было нетрудно притвориться, что он полностью перешел на их сторону.

– Я ошибался, – признался он. – Но тогда ваша жизнь была для меня в новинку. Даже сейчас я не знаю, хочу ли я жить так вечно... Но в любом случае я хочу попробовать.

Седобородый сенатор улыбнулся.

– Ты в праве поступать так, как тебе заблагорассудится.

– Ну, мое положение не из легких. Я уверен, что не получу удовольствие от бездействия.

– Мы работаем, когда хотим.

– Во всяком случае, какое-то время мне понадобится работа. Но что я могу сделать?

– Ты видел город. Выбери то, что тебе по нраву.

Вудли намеренно озвучил несколько предложений, которые, как он знал, Сенат отклонит из-за отсутствия специальной подготовки.

– Я бы хотел попробовать сочинять сны, – сказал он наконец. – Это очень трудно?

– Некоторые тратят на это всю жизнь, но так и не могут овладеть этим умением, – ответил седобородый, – точно так же, как некоторым не дано сочинять музыку. Необходимо воображение и умение концентрироваться. Но если ты можешь это сделать и если хочешь, приступай к работе. Я поручу кому-нибудь объяснить тебе суть этого метода.

Хотя Вудли тщательно пытался скрыть свои чувства, ликование охватило его. До сих пор гедонисты ничего не заподозрили. Теперь надежда на будущее успокаивала его.

– Возможно, тебе удастся освежить наши прежние сновидения, – задумчиво произнес глава Сената. – Твой новый взгляд сможет создать новые вариации на старые темы. Это будет здорово.

Глава 12. Отчаяние.

ОБУЧЕНИЕ НАЧАЛОСЬ незамедлительно. По его собственной просьбе Вудли был изолирован. Его отвели во дворец сновидений и показали комнату, которая напоминала одну из спальных комнат, где он видел свой бесподобный сон. Потолок был опутан плетеной проволокой, вибрации от которой вызывали сновидения.

Его положили на кушетку и попросили расслабиться. Дали кнопку управления, которая включала или выключала записывающую аппаратуру. Затем на его голову надели полупрозрачный шлем.

– Мысли создают вибрации, – сказал ему инструктор. – Это давно известно. Например, если ты говоришь в микрофон, твои слова могут быть записаны и повторены. Но сначала ты должен внятно высказаться. Ты должен вызывать свои ощущения и чувства таким же образом.

Внутри громоздкого шлема Вудли попытался кивнуть, но у него не вышло.

– Понятно, – пробормотал он.

– Просто закрой глаза и сосредоточься. Дневной сон. Пусть твой ум блуждает, ты должен направлять его. Попытайся визуализировать свой сон, вплоть до запахов и цвета, которые ты хочешь показать. Если хочешь создать розу, мысленно посмотри на нее, но также вспомни ее аромат и ощущения от прикосновения к ней. Воссоздай эмоции. Когда ты хочешь записать, нажми кнопку, которую ты держишь в руке. Нажми еще раз, чтобы остановить процесс.

Все просто. Вудли расслабился и попытался привести свои мысли в некий стройный порядок. Внезапно он осознал, что во сне кто-то может проникнуть в его сознание. Если бы его мысли были полностью записаны, гедонисты могли бы раскрыть его планы восстания. Усилием воли он заставил себя думать только о приятном.

Создать музыку мечты оказалось не так сложно, как он ожидал. Поначалу Вудли экспериментировал неуклюже, как музыкант наигрывает ноты рождающейся музыки или художник делает наброски. На первом месте были живописные впечатления. Он без труда вспомнил ощущения, обонятельные, слуховые, и это показалось ему совсем нетрудным делом. К тому времени, как инструктор прервал его, он уже почти закончил свою работу.

Позже его поздравили с успехом и сказали, что без особых усилий он мог бы стать превосходным композитором сновидений.

– У тебя есть воображение и художественное мышление. Ты способен сконцентрироваться, сфокусировать свое внимание. Вскоре ты сможешь создавать полноценные сны. У тебя к этому природный талант.

Это было равнозначно тому, как играть на пианино на слух, вместо того, чтобы тратить долгие годы на интенсивные занятия. Вудли был приятно удивлен.

– Надеюсь, ты не потеряешь интерес, – с надеждой сказал инструктор. – Все будут стремиться испытать твои мечты. Ты принес что-то новое в Центр, восхитительную свежесть идей. Даже в твоих экспериментальных вспышках присутствовали нотки удовольствия.

Покидая дворец сновидений, Вудли улыбнулся. Любопытство заставляло гедонистов – поддаться очарованию его «симфоний». Может, они и грубые и непрактичные, но в декадентском Центре они стали порывом прохладного, освежающего ветра. Возможно, он устроит ураган, который унесет спокойную и убаюкивающую атмосферу, окутавшую город. Постепенно, незаметно, отношение гедонистов могло измениться с помощью внушения, которая непосредственно проникала в подсознание.

Вудли наконец-то обладал оружием!

ШАРН ЗАИНТЕРЕСОВАЛАСЬ, а Рогур отнесся ко всему скептически.

– Есть опасность в твоей затее, – предупредил ученый. – Ты должен скрывать свои мысли каждую секунду. Если ты позволишь блуждающему воспоминанию о наших планах проскользнуть на диктофон, то наша идея обречена.

Позже Вудли рассказал о своих планах Шарн, которые сильно заинтересовали ее, хотя до конца она не осознавала значения его намерений.

– Я знаю, тебе понравится твоя работа, – сказала она. – Возможно, ты захочешь остаться с нами, если только уже не принял это решение.

В ее глазах появился странный блеск. Она искренне желала, чтобы он остался, понял Вудли. Он так и сделает, пока его план не осуществиться. Если бы только он мог узнать что-нибудь о лучевом проекторе! Но он пока опасался задавать прямые вопросы, которые могли бы вызвать подозрения, подобно неквалифицированному рабочему, который мог разбираться в инженерных решениях. Он должен выиграть время, попытаться привлечь как можно больше людей на свою сторону и ждать.

Так вяло проходили дни. Теперь Вудли полностью погрузился в работу над сновидениями. Он мог рассчитывать на то, что под его влиянием Шарн привлечет новых единомышленников, найдет тех, кто не удовлетворен условиями жизни в Центре. Но прежде всего он должен был посеять семена сомнения в умах. Вудли осознал, что все было в его руках. У него были определенные воспоминания о днях, предшествовавших 1942 году. Кроме того, его эмоции были первобытными и сильными, более острыми, чем у гедонистов. Пресытившись удовольствиями, их ощущения были притуплены. И все же Вудли знал, что они не полностью безнадежны. Оставалась крохотная надежда, что они пойдут за ним.

Он исходил из того, что все гедонистические сны связаны с вымышленным героем. Люди были довольны отдыхом и позволяли волнам ощущений захлестывать их. Они редко проявляли активность. Все сны были повторяющимся мотивом.

Вудли обратился к своим фантазиям сна. Сначала он был настороже, сосредоточившись на видениях, в которых главный герой постепенно становился все более и более активным. Эти «симфонии мечты Вудли» стали чрезвычайно популярны. Люди стекались во дворец, чтобы прочувствовать их. В них была новизна, свежесть и некая жизненная изюминка, которая завораживала умы гедонистов.

Он обратился к легендам, которые помнил: Пол Баньян и его красный бык с северо-запада, Сага о Джоне Генри – все сны происходили под контролем Вудли. Постепенно в сновидения стал проникать элементы личного видения реальности. Конфликт интересов заканчивался безоговорочным триумфом, без оттенков трагического, который гедонисты неизбежно добавляли в свои собственные творения.

По своим смутным воспоминаниям сто тридцатилетней давности Вудли рассказывал и другие истории. С Авраамом Линкольном гедонисты опосредованно рубили бревна в лесу, боролись с непреодолимыми трудностями, одерживали победы над Дугласом. Вместе с Буном и Крокеттом они сражались с индейцами и удерживали атаки туземцев под Аламо. Сага об Америке была рассказана через воссозданные видения Вудли и управляемые им эмоции, даже для тех, для кого прежняя Америка оставалась неизвестной.

Бунтарский костер, сложенный из дров воспоминаний, не вызывал в нем трепета, это было лекарством, способным вылечить болезнь удовольствия. Созданные Вудли сны о маленьких победах и больших поражениях прошлого человечества неизбежно продвигали их к мысли, что они могут достичь чего-то большего, чем нынешнее безоблачное существование.

Часто Вудли казалось, что он избрал неверный путь, и его идеи обречены на провал. Он знал, что прошлого не вернуть, но он понимал, что ему нужны мощные лекарства для борьбы с вирусом гедонизма.

Любопытно, что Вудли все больше и больше переставал понимать яростную ненависть Рогура к своим соплеменникам. В идеальном существовании жестокость полностью отсутствовала. Конечно, они будут вынуждены защищаться, но какими-то другими методами. С их гедонистической точки зрения, они будут всячески стремиться сохранить свою изолированную безопасность. И в самом деле, в жизни Центра было очень много прекрасного и удивительного.

В садах на крышах, под усыпанном драгоценными камнями ночным небом проходили волшебные ночи, когда цвет, звук и запах сливались в осязаемую сущность чистой гармонии. Мягкие, добрые горожане, так часто действовавшие импульсивно, никогда умышленно не причинявшие вреда, олицетворяли древние представления о рае.

В Центре не было жестокости. Наверное, они не смогли бы спасти остальную часть человечества, но и не смогли бы уничтожить его. Одинокие, отчужденные, безобидно преследующие удовольствия, они весело шли по длинной дороге к своему логическому концу. Они растворятся во времени, не оставив после себя ничего, кроме безмолвной, ничем не омраченной красоты волшебного города. Ничто бы не могло запятнать память об этих людях. Гедонисты ничего не просили, ничего не давали, они жили только ради удовольствия и были счастливы.

Вудли почувствовал к ним жалость. Они никого не благодарили за их рождение, но создавший их Рогур жаждал и замышлял их полное уничтожение. И Вудли тоже, но в другом смысле. Если ему удастся совершить задуманное, солнечные смеющиеся лица будут омрачены. Придут заботы, а вместе с ними и огорчения. Будет ли это стоить таких затрат? Да! Компенсация будет заключаться в том, чтобы вновь почувствовать себя людьми.

И все же Вудли не раз чувствовал определенную неуверенность. Если бы человечество не было обречено на бессмысленную дикость, он, возможно, счел бы за лучшее предоставить гедонистам их собственную эгоистичную счастливую жизнь. Но воспоминание об опустошенном, совершенно одичавшем лице Джанет всегда заставляло его понимать, что его миссия должна быть выполнена любой ценой.

Однажды ночью он рассказывал Шарн о новой симфонии сновидений, которую он создал.

– Мне она очень нравится, Шарн. Я хочу, чтобы ты это увидела.

– Я не хочу видеть новое творение, – с печалью произнесла она, отворачивая лицо, так что он видел только ее гладкие платиновые волосы.

– Почему, позволь тебя спросить?

– С какого-то времени мне перестало это нравиться. Правда, я видела кое-что из старых. Девушка Джанет была во всех них.

Вудли нахмурился.

– Да нет же. Ты ошибаешься.

– Она была там не визуально. Ее незримое присутствие проходило во всех снах красной нитью. Нетрудно было догадаться, что мотивом была она. Она была там эмоционально, через случайные ощущения во сне, чувства одиночества и тоски.

Шарн повернулась и посмотрела на Вудли своими серьезными голубыми глазами.

– Я знаю, что ты никогда не сможешь забыть ее.

ОСТАЛЬНЫЕ СЛОВА Шарн он уже не слышал. Все это было правдой, но до сих пор Вудли этого не понимал. И если эти подсознательные желания незаметно проскользнули сквозь его ментальный фильтр, то, возможно, проскользнули и другие, более опасные мысли.

– Твои сны имели и другие последствия, – добавила она. – Ты создал настоящий культ, хотя твои зомбированные последователи и не знают, что ты возглавляешь его. Подпольная ячейка тайно выступает за восстановление разума для остального мира, уставшего от безмятежной жизни здесь, в Центре. Твои сны повлияли на них, Вудли, дали им проблески чего-то, о существовании, которого раньше они могли только догадываться. Они устали от спокойной размеренной жизни. Они хотят осуществить те мечты, которые ты им показал.

Вудли прищурился.

– Ну и что?

В голосе Шарн послышалось неприкрытое недовольство.

– Послушай меня, Вудли, либо ты глупец, либо прикидываешься им. Я думала, что у нас появился лидер в твоем лице. Ты открыл нам глаза на окружающий нас мир, до тебя нас все утраивало.

Вудли не осмелился ответить. Если он сейчас возьмет на себя определенные обязательства, это все испортит. Новая организация будет обнаружена. Немного позже, когда придет время, он открыто заявит о своем лидерстве в этом «подпольном движении». Тем временем, он был уверен, что число последователей будет постоянно расти, в то время как он будет ненавязчиво продвигать свои идеи.

И все же ему было больно смотреть на обиженное, сердитое лицо Шарн, особенно с тех пор, как он понял, что все ее слова были правдой. До его появления в Центре царила идиллия.

Ночью он встретился с Рогуром. Ученый, по своему обыкновению выглядел озлобленным, и сидел в своей крошечной квартире, затерянной в лабиринтах города. Казалось, он выглядел еще моложе, но голос зрелого мужчины выдавал его.

– Я предупреждал тебя, Вудли. Я знал, что нам грозит опасность.

– О чем ты говоришь? – раздраженно спросил Вудли. Он поудобнее устроился в кресле и нервно закурил сигарету. – Что случилось?

Глубоко посаженные глаза Рогура впились в него взглядом.

– Ты. Ты и есть наша основная проблема.

Вудли еще раз убедился, этот человек действительно страдает старческим маразмом. Он говорил очевидные глупости. И все же Вудли невольно прислушивался к мыслям собеседника.

– Ты уговорил меня помедлить с нашим планом. Ты помнишь наш уговор? Ты сказал, что нам лучше подождать, пока мы не сможем нанести удар с некоторой уверенностью в успехе. Это было логично, но ты изменился.

– Я? – удивился Вудли. – Что заставляет тебя так думать?

– Ты становишься гедонистом, если еще не стал им. – Негодующий Рогур вскочил на ноги. – Теперь ты довольствуешься мечтами! Я видел некоторые из них. Ты довольствуешься малым, внушая людям вещи, которые сам боишься сделать!

– Ты с ума сошел! – рявкнул Вудли и вскочил. – Ты даже не можешь понять, что я ... – Он замолчал.

– Значит, ты начинаешь это понимать, – усмехнулся Рогур, его молодое лицо засветилось насмешкой. – Ты превращаешь все свои желания в мечты и постоянно откладываешь претворение плана в жизнь. Ты все еще хочешь уничтожить Центр?

– Я никогда не хотел его уничтожать, – горячо возразил Вудли. – В этом нет необходимости. Это стало бы бессмысленным убийством невинных гедонистов, и я бы никогда не простил себе этого. Если нейтрализующий луч благотворно повлияет на дикарей, и их память восстановится, этого будет достаточно.

– Достаточно? – казалось, на темные глаза Рогура упала пелена ярости. – Ты думаешь, этого будет достаточно?

– Конечно. Потом гедонисты могут остаться здесь в изоляции или слиться с остальным миром. Это не имеет значения. То, ради чего мы работаем, – это восстановление человечества. Что же касается снов, то ты знаешь мою цель. Есть уже сформированная организация, которая хочет того же, что и мы.

– А я убежден, что то, что я сказал оказалось правдой! – губы Рогура исказились в усмешке. – Ты не можешь отрицать свой гедонизм, предатель!