Текст книги "Ярость (Сборник)"

Автор книги: Генри Каттнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 44 страниц)

Толмен вытаращил глаза.

– И это тебе заменяет?…

– Да. Табак и спиртное – раздражители, Вэн. Мысли – тоже, если на то пошло! Когда я испытываю физическую потребность захмелеть, я пользуюсь особым устройством – оно стимулирует раздражение – и извлекаю из него большее опьянение, чем ты из кварты мескаля.

– Он цитирует Гдосмана, – сказала Линда. – И подражает голосам животных. Барт так владеет голосом – просто чудо. – Она встала. – Вы уж извините, у меня есть кое-какие дела на кухне. Автоматика автоматикой, но ведь должен же кто-то нажимать на кнопки.

– Помочь тебе? – вызвался Толмен.

– Спасибо, не надо. Посиди с Бартом. Пристегнуть тебе руки, дорогой?

– Не стоит, – отказался Квентин. – Вэн мне подольет. Поторапливайся, Линда: Саммерс говорит, что мне скоро пора возвращаться на работу.

– Корабль готов?

– Почти.

– Никак не привыкну к тому, что ты управляешь космолетом в одиночку. Особенно таким, как этот.

– Возможно, сметан он на живую нитку, но на Каллисто попадет.

– Что ж….. будет хоть какая-то команда?

– Будет, – подтвердил Квентин, – но она не нужна. Это страховые компании потребовали, чтобы была аварийная команда Саммерс хорошо поработал – переоборудовал корабль за шесть недель.

– С такими-то материалами – сплошь жевательная резинка да скрепки для бумаг, – заметила Линда. – Надеюсь, он не развалится.

Она вышла под тихий смех Квентина Помолчали. Толмен остро, как никогда, ощутил, что его товарищ, мягко говоря, изменился. Дело в том, что он чувствовал на себе пристальный взгляд Квентина, а ведь… Квентина-то не было.

– Коньяку, Вэн, – попросил голос. – Плесни мне в этот ящичек.

Толмен было повиновался, но Квентин его остановил:

– Не из бутылки. Прошли те времена, когда у меня во рту ром смешивался с водичкой. Через ингалятор. Вот он. Давай. Выпей сам и скажи, какое у тебя впечатление.

– О чем?…

– Разве не понимаешь?

Толмен подошел к окну и стал смотреть на отражения огней, переливающихся на соборе Св. Лаврентия.

– Семь лет, Квент. Трудно привыкнуть к тебе в таком… виде.

– Я ничего не утратил.

– Даже Линду, – сказал Толмен. – Тебе повезло.

– Она не бросила меня, – ровным голосом ответил Квентин. – Пять лет назад меня искалечило в аварии. Я занимался экспериментальной ядерной физикой и приходилось идти на известный риск. Взрывом меня искромсало, разнесло в клочья. Не думай, что мы с Линдой не предусмотрели этого здравее. Мы знали о профессиональном риске.

– И все равно…..

– Мы рассчитывали, что брак не расстроится, даже если… Но потом я чуть не настоял на разводе. Это она меня убедила, что все будет как нельзя лучше. И оказалась права.

Толмен кивнул.

– Воистину.

– Это меня… поддерживало долгое время, – мягко сказал Квентин. – Ты ведь знаешь, как я относился к Линде. Мы с ней всегда были идеальным уравнением. Пусть даже коэффициенты изменились, мы приспособились заново.

Внезапный смех Квентина заставил психолога нервно обернуться.

– Я не чудовище, Вэн. Выкинь из головы эту мысль!

– Да я этого и не думал, – возразил Толмен. – Ты…

– Кто?

Молчание Квентин фыркнул.

– За пять лет я научился разбираться в том, как люди на меня реагируют. Дай мне еще коньяку. Мне по-прежнему кажется, будто я ощущаю небом его вкус. Странно, до чего стойко держатся старые ассоциации.

Толмен налил коньяку в ингалятор.

– Значит, по-твоему, ты изменился только физически?

– А ты меня считаешь обнаженным мозгом в металлическом цилиндре? Совсем не тот парень, что пьянствовал с тобой на Третьей авеню? Да, я изменился, конечно. Но это нормальная перемена. Это всего лишь-шаг вперед после вождения автомобиля. Будь я таким сверхмеханизмом, как ты подсознательно думаешь, я стал бы совершеннейшим выродком и решал бы все время космические уравнения. – Квентин ввернул крепкое словцо. – А если бы я этим занимался, то спятил бы. Потому что я не сверхчеловек. Я простой парень, хороший физик, и мне пришлось прилаживаться к новому телу. У него, конечно, есть неудобства.

– Например?

– Органы чувств. Вернее, их отсутствие. Я помогал разрабатывать уйму компенсирующей аппаратуры. Теперь я читаю эскапистские романы, пьянею от электричества, пробую все на вкус, хоть и не могу есть. Я смотрю телевизор. Стараюсь получать все чисто человеческие удовольствия, какие только можно. Они дают мне душевное равновесие, а я в нем очень нуждаюсь.

– Естественно. И получается?

– Сам посуди. У меня есть глаза – они тонко различают цветовую гамму. Есть съемные руки, их можно совершенствовать как угодно, вплоть до работы с микроминиатюрными приборами. Я умею рисовать – кстати, под псевдонимом я уже довольно широко известен как карикатурист. Это для меня отдушина. Настоящая работа по-прежнему физика. И она по-прежнему мне подходит. Знакомо тебе наслаждение, которое испытываешь, после того как разобрался в задаче – геометрической, электронной, психологической, любой? Теперь я решаю неизмеримо более сложные проблемы, требующие не только трезвого расчета, но и мгновенной реакции. Например, вождение космолета. Выпьем еще коньяку. В теплой комнате он хорошо испаряется.

– Ты все тот же Барт Квентин, – сказал Толмен. – Но мне в это больше верится, когда я закрываю глаза. Вождение космолета…

– Я не утратил ничего человеческого, – настаивал Квентин. – В сути своей мои эмоции не изменились. Мне… не так уж приятно, что ты смотришь на меня с неподдельным ужасом, но я могу понять твое состояние. Мы ведь давно дружим, Вэн. Не исключено, что ты забудешь об этом раньше, чем я.

Толмен вдруг покрылся испариной. Но теперь он, несмотря на слова Квентина, убедился, что хоть частично узнал то, за чем пришел. У транспланта нет сверхъестественных способностей – он не телепат.

Разумеется, остались еще невыясненные вопросы.

Он подлил коньяку и улыбнулся поблескивающему цилиндру. Слышно было, как в кухне тихонько напевает Линда.

Космолет остался безымянным по двум причинам. Во-первых, ему предстоял один-единственный рейс – на Каллисто; вторая причина была не столь проста. По существу, это был не корабль с грузом, а груз с кораблем.

Атомная энергостанция – не генератор, который можно демонтировать и втиснуть в грузовой отсек. Она чудовищно велика, мощна, громоздка и тяжела. Чтобы изготовить атомную установку, нужны два года, а потом ее пускают в действие непременно на Земле, на гигантском заводе технического контроля, занимающем территорию семи графств в штате Пенсильвания. В вашингтонской палате мер и весов в стеклянном футляре с терморегулятором хранится полоска металла; это стандартный метр. Точно так же в Пенсильвании с бесчисленными предосторожностями хранится единственный в солнечной системе эталонный расщепитель атомов. К горючему предъявлялось только одно требование – его лучше всего просеивать в грохотах с сеткой в один меш. Размер был выбран произвольно и лишь для удобства тех, кто составлял стандарты на горючее. В остальном же атомные энергостанции поглощали все, что угодно.

Немногие баловались с атомной энергией – это свирепая стихия. Экспериментаторы работали по шаткой системе осторожных проб и ошибок. Но даже при таких условиях лишь трансплантация – гарантия бессмертия – не давала профессиональному неврозу перерасти в психоз.

Предназначенная для Каллисто атомная энергостанция была слишком велика даже для самого крупного из торговых космолетов, но ее непременно надо было доставить на Каллисто. Поэтому инженеры и техники соорудили корабль вокруг энергостанции. Не то чтобы буквально сметанный на живую нитку, он, безусловно, соответствовал далеко не всем стандартам. Его конструкция во многом резко отклонялась от нормы. Специфические требования удовлетворялись искусно, подчас остроумно, по мере того как возникали. Поскольку все управление кораблем предполагалось сосредоточить в руках транспланта Квентина, об удобствах малочисленного аварийного экипажа почти не заботились. Экипаж не должен был слоняться по всему кораблю, если только не случится где-нибудь поломки, а поломки практически исключались. Корабль был единым живым существом. Почти, но не совсем.

У транспланта были приставки – инструменты – решительно во всех секциях сооружения. Они предназначались для выполнения текущих работ на корабле. Искусственных органов чувств не было – только слуховые и зрительные Квентин временно превратился в суперуправление космолетом. Саммерс принес на борт мозг-цилиндр, поместил его где-то (он один знал, где именно), подключил и этим закончилось сотворение космолета.

В 24.00 энергостанция отправилась на Каллисто.

Когда была пройдена примерно треть пути к орбите Марса, в необъятный салон, способный привести в ужас любого инженера, вошли шестеро в скафандрах.

Из настенного динамика раздался голос Квентина:

– Что ты здесь делаешь, Вэн?

– Порядок, – сказал Браун. – Приступаем. Работать надо по-быстрому. Каннингхэм, найдите-ка штеккер. Далквист, держи пистолет наготове.

– А мне что искать? – спросил рослый блондин.

Браун посмотрел на Толмена.

– Вы уверены, что он неподвижен?

– Уверен, – ответил Толмен, у которого бегали глаза. Он чувствовал себя голым под пристальным взглядом Квентина, и это ему не нравилось.

Изможденный, морщинистый, хмурый Каннингхэм заметил:

– Здесь подвижен только привод. Я был убежден в этом еще до того, как Толмен перепроверил. Если трансплант подключен в расчете на одно задание, то он располагает только инструментами, необходимыми именно для этого задания.

– Ладно, не будем терять время на болтовню. Разомкни цепь.

Каннингхэм широко раскрыл глаза под смотровым стеклом шлема.

– Минутку. Тут ведь оборудование не стандартное. Оно экспериментальное… Мне надо разобраться… ага!

Толмен украдкой пытался отыскать линзы трансплантовых глаз, но ему это не удавалось. Откуда-то из-за лабиринта труб, соленоидов, проводов, аккумуляторных пластин и всевозможных деталей на него, он знал, смотрит Квентин. Несомненно, из нескольких точек сразу – зрение у него наверняка обзорное, глаза продуманно размещены по всему салону.

А салон – центральный салон управления – был огромен. Выкрашенный в мутновато-желтый цвет, подавляющий пустотой, он напоминал причудливый, какой-то сверхъестественный собор; его громада подавляла мужчин, превращала их в карликов. Модуляторы необычайных размеров, лишенные изоляции, жужжали и искрили; жутковатым пламенем вспыхивали вакуумные лампы. Вдоль стен над головами людей, на высоте шести метров, проходила металлическая площадка, огороженная металлическими поручнями – случайное проявление заботы о технике безопасности. На площадку вели две лесенки у двух противоположных стен каюты. Сверху свисал звездный глобус, а в хлорированном воздухе глухо отдавалась пульсация чудовищной мощности.

Динамик спросил:

– Это что, пиратский налет?

– Называйте, как хотите, – небрежно ответил Браун. – И успокойтесь. Вам не причинят вреда. Возможно, мы даже отправим вас на Землю, когда изобретем безопасный способ.

Каннингхэм изучал люситовую сетку, стараясь ни к чему не прикасаться.

Квентин сказал:

– Этот груз не стоит таких усилий. Я ведь не радий везу.

– Мне нужна энергостанция, – лаконично возразил Браун.

– Как вы попали на борт?

Браун поднял было руку, чтобы отереть пот с лица, но, скорчив гримасу, воздержался.

– Что-нибудь нашел, Кэннингхэм?

– Не торопите меня. Я всего лишь инженер по электронике. Схемы тут запутанные. Ферн, подсоби-ка.

Беспокойство Толмена росло. Он понял, что Квентин после первого удивленного возгласа игнорирует его. Какой-то безотчетный импульс побудил его закинуть голову и окликнуть Квентина.

– Да, – отозвался Квентин. – Так что? Ты, значит, в этой шайке?

– Да.

– И ты изучал меня в Квебеке. Хотел удостовериться, что я не опасен.

Толмен постарался ответить бесстрастным голосом:

– Нам надо было знать наверняка.

– Понятно. Как вы попали на борт? Радар автоматически отклоняет корабль от приближающейся массы. Вы не могли подобраться на другом корабле.

– Мы и не подбирались. Просто устранили аварийный экипаж и надели его скафандры.

– Устранили?

Толмен перевел взгляд на Брауна.

– А что нам оставалось? В такой крупной игре нельзя довольствоваться полумерами. Позднее эти люди стали бы живой угрозой нашим планам. Пи одна душа не должна ничего знать, кроме нас. И тебя. – Толмен опять взглянул на Брауна. – Я считаю, Квентин, что тебе лучше войти в долю.

Динамик пренебрег угрозой, скрытой в совете.

– Зачем вам энергостанция?

– Мы подыскали себе астероид, – начал объяснять Толмен, запрокинув голову и шаря взглядом по загроможденной полости корабля; перед глазами все плыло от ядовитых испарений. Он ожидал, что Браун оборвет его на полуслове, но толстяк промолчал. Толмен обнаружил, что очень трудно убеждать собеседника, который находится неизвестно где. – Одна беда – он лишен атмосферы. Энергостанция позволит нам создавать воздух. Найти нас в Поясе Астероидов можно будет только чудом.

– А что потом? Пиратство?

Толмен ничего не ответил. Динамик проговорил в раздумье:

– Вообще-то, пожалуй, дело верное. Во всяком случае, на первых порах. Можно будет как следует поживиться. Никто не ждет чего-нибудь подобного. Да, не исключено, что вам это сойдет с рук.

– Ну, – сказал Толмен, – если ты с нами согласен, то какой отсюда вывод?

– Не тот, что ты думаешь. Вашим пособником я не стану. Не столько из соображений морали, сколько из чувства самосохранения. Для вас я бесполезен. Транспланты нужны только высокоразвитой цивилизации. Я буду лишним грузом.

– Если я дам слово…

– Здесь решаешь не ты, – возразил Квентин.

Толмен инстинктивно бросил вопросительный взгляд на Брауна. Из настенного динамика послышался странный звук, похожий на сдавленный смешок.

– Пусть так, – пожал плечами Толмен – Естественно, никто не требует, чтобы ты сразу переметнулся на нашу сторону. Поразмысли хорошенько. Помни, что ты уже не прежний Барт Квентин – у тебя есть кое-какие механические недочеты. Времени у нас не так уж много, но мы можем подождать – скажем, десять минут, покуда Каннингхэм осматривает твое хозяйство. А там… что ж, мы ведь не в камушки играем, Квент. – Он поджал губы. – Если ты станешь на нашу сторону и поведешь корабль по нашим указаниям, мы сохраним тебе жизнь. Только решайся немедля. Каннингхэм хочет выследить тебя и отключить от управления. После чего…

– Почему ты так уверен, что меня можно выследить? – хладнокровно спросил Квент. – Как только я высажу вас там, куда вы стремитесь, моя жизнь не будет стоить и цента. Я вам не нужен. Вы не могли бы обеспечить мне должного ухода, даже если бы захотели. Нет, меня просто отправили бы вслед за теми, кого вы уже устранили. Я предъявляю вам встречный ультиматум.

– Ты… что такое?

– Ведите себя тихо и ничего не трогайте, а я высажу вас в необитаемой зоне Каллисто и позволю скрыться, – сказал Квентин. – В противном случае – надейтесь на Бога.

Браун впервые показал, что прислушивается к этому голосу. Он обернулся к Толмену.

– Блефует?

Толмен медленно склонил голову.

– Наверное. Он безвреден.

– Блефует, – поддержал Каннингхэм, не отрываясь от своего занятия.

– Нет, – спокойно возразил динамик. – Я не блефую. Кстати, поосторожнее с платой. Это часть атомного привода. Заденете не тот контакт – и все мы превратимся в плазму.

Каннингхэм отпрянул от змеевидной путаницы проводов, переплетенных в бакелите. Смуглолицый Ферн, который стоял поодаль, обернулся – взглянуть, что происходит.

– Полегче, – сказал он. – Надо твердо знать, что делаешь.

– Заткнись, – буркнул Каннингхэм. – Я-то знаю. Может быть, именно этого трансплант и боится. Я буду всячески избегать контактов нуклеоники, но… – Он помедлил, присмотрелся к паутине проводов. – Нет. Этот не нуклеонный… по-моему. Во всяком случае, не управляющий. Допустим, я разомкну этот контакт…

Его рука, защищенная перчаткой, потянулась к рубильнику.

Динамик произнес:

– Каннингхэм, лучше не надо.

Каннингхэм занес руку над рубильником. Динамик вздохнул.

– Что ж, будьте первым. Есть!

Смотровое стекло шлема больно стукнуло Толмена по носу. Огромный салон словно встал на дыбы, и Толмен, не удержавшись на ногах, кубарем покатился по полу. Он видел, как вокруг кувыркаются и падают гротескные фигуры в скафандрах. Браун потерял равновесие и тяжело рухнул на пол.

При резком ускорении корабля Каннингхэма швырнуло на провода. Он повис, как муха в паутине, его конечности, голова, все тело подергивались в непроизвольных судорогах. Темп этой дьявольской пляски постепенно нарастал.

– Снимите его оттуда! – взвыл Далквист.

– Постойте! – вскричал Ферн. – Я отключу ток… – Но он не знал, как это делается. Толмен, у которого пересохло в горле, не отрываясь смотрел, как вытягивается, изгибается, дрожит в агонии тело Каннингхэма. Вдруг явственно послышался хруст костей.

Теперь Каннингхэма сводили лишь редкие судороги, голова его поникла и оказалась под необычным углом к телу.

– Снимите его, – распорядился Браун, но Ферн покачал головой.

– Каннингхэм мертв. А эта схема опасна.

– То есть, как мертв?

Под щеточкой усов губы Ферна раздвинулись в мрачной усмешке.

– В эпилептическом припадке недолго свернуть себе шею.

– Пожалуй, – согласился потрясенный Далквист. – У него действительно шея сломана. Глядите, как повернута голова.

– Если через тебя пропустить переменный ток в двадцать герц, ты тоже будешь корчиться в судорогах, – одернул его Ферн.

– Нельзя же оставлять его так!

– Можно, – хмуро сказал Браун. – Держитесь-ка вы все подальше от стен. – Он злобно взглянул на Толмена. – А вы почему не…

– Все ясно. Но Каннингхэму следовало быть умнее и не прикасаться к голым проводам.

– Немного же здесь изолированных проводов, – проворчал толстяк. – А вы еще говорили, будто трансплант безвреден.

– Я говорил, что он неподвижен. И не телепат. – Толмен поймал себя на том, что как бы оправдывается.

Ферн заметил:

– Перед ускорением или торможением корабля дается звуковой сигнал. А на этот раз сигнала не было. Наверное, его отключил сам трансплант, чтоб застигнуть нас врасплох.

Они вглядывались в жужжащую, просторную, желтую пустоту. Толмена охватила боязнь замкнутого пространства. Стены, казалось, готовы были рухнуть – сомкнуться над ним, словно он стоял на разжатой ладони титана.

– Можно разбить ему глаза, – предложил Браун.

– Сначала нужно их найти, – Ферн ткнул пальцем в сторону лабиринта всевозможных устройств.

– Всего и дела-то – отключить транспланта. Разомкнуть соединение. Тогда он будет все равно что покойник.

– К сожалению, – возразил Ферн, – среди нас единственным специалистом по электронике был Каннингхэм. Я всего только астрофизик!

– Неважно. Мы выдернем одну-единственную вилку – и трансплант потеряет сознание. Это-то в наших силах!

Страсти разгорались. Утихомирил всех Коттон – маленький человечек с подслеповатыми голубыми глазками.

– Нас должна выручить математика. Геометрия. Надо разыскать транспланта и… – Он поднял глаза вверх и оцепенел. – Мы уклонились от курса! – выговорил он наконец. – Видите индикатор?

Высоко вверху Толмен видел исполинский звездный глобус. На его черной поверхности ясно можно было различить пятнышко красного цвета.

Смуглое лицо Ферна искривилось в усмешке.

– Все ясно. Трансплант ищет защиты. Ближайшая планета, откуда можно ждать помощи – это Земля. Но у нас еще много времени. Я не такой специалист, как Каннингхэм, но и не безнадежный кретин. – Он не смотрел на ритмично подрагивающее тело. – Вовсе не обязательно проверять тут все соединения.

– Вот и ладно, займитесь, – буркнул Браун.

Ферн, неуклюжий из-за скафандра, подошел к квадратному отверстию в полу и вгляделся в металлическую решетку, еле видную на глубине двадцати пяти метров.

– Точно. Сюда подается горючее. Незачем исследовать все соединения до последнего. Горючее насыпается вон из той трубы, что идет по верху. Теперь смотрите. Все, что связано с атомной энергией, явно помечено красным. Видите?

Все видели. То тут, то там на щитах и пластинах – загадочные красные метки. Еще были знаки синие, зеленые, черные и белые.

– Будем исходить из этого допущения, – закончил Ферн. – По крайней мере до поры до времени. Красное – это атомная энергия. Синее… зеленое… так.

Толмен неожиданно сказал:

– Что-то я нигде не вижу ничего похожего на футляр с мозгом Квентина.

– Неужели ты ожидал его увидеть? – саркастически спросил астрофизик. – Он вставлен в какую-нибудь нишу с амортизационной прокладкой. Мозг выдерживает большую перегрузку, чем тело, но семь g – максимум во всех случаях. Это нам, между прочим, на руку. Корабль не рассчитан на высокие скорости. Трансплант бы их не выдержал, а мы и подавно.

– Семь g, – в раздумье повторил Браун.

– При которых трансплант тоже лишился бы чувств. А ему надо быть в сознании, чтобы провести корабль сквозь земную атмосферу. Времени у нас уйма.

– Сейчас мы движемся довольно медленно, – заметил Далквист.

Ферн бросил цепкий взгляд на звездный глобус.

– Похоже на то. Пустите-ка, я займусь.

Он опоясался канатом и привязал конец к одной из центральных колонн.

– Чтоб не было несчастных случаев.

– Не так уж трудно найти нужную цепь, – сказал Браун.

– Как правило, не трудно. Но тут ведь все понамешано – атомное управление, радар, кухонный водопровод. А ярлыки эти служили только для удобства изготовителей. Ведь корабль строили не по чертежам. Он сделан смаху. Я-то найду транспланта, но для этого нужно время. Так что придержите язык. И дайте мне спокойно поработать.

Браун насупился, но ничего не ответил. Лысый череп Коттона покрылся испариной. Далквист рукой обхватил металлическую колонну и стал ждать, что будет дальше. Толмен опять взглянул на галерею, что тянулась вдоль стен. На звездном глобусе заплясал диск красного света.

– Квент, – позвал Толмен.

– Да, Вэн. – Голос Квентина был далек и спокоен. Браун, будто невзначай взялся рукой за бластер, висящий у него за поясом.

– Отчего ты не сдаешься?

– А вы?

– Тебе нас не одолеть. С Каннингхэмом ты справился по счастливой случайности. Теперь мы настороже – ты не причинишь нам вреда. Найти тебя – вопрос только времени. А тогда не жди пощады, Квент. Ты можешь избавить нас от лишних усилий: сообщи, где находишься. Мы согласны отплатить услугой за услугу. Если отыщем тебя без твоей помощи, тебе уже не придется ставить условия. Ну, как?

– Нет, – ответил Квентин просто.

Несколько минут все молчали. Толмен наблюдал за Ферном, а тот, чрезвычайно осторожно разматывая бухту каната, исследовал паутину, где повисло тело Каннингхэма.

– Разгадка вовсе не там, – сказал Квентин. – Я неплохо замаскирован.

– Но беспомощен, – тотчас нашелся Толмен.

– Вы тоже. Спроси хоть у Ферна. Стоит ему перепутать контакты – и звездолет превратится в плазму. Так что ваши дела не лучше. Я ложусь на новый курс, возвращаюсь на Землю. Если вы сейчас не сдадитесь…

Вмешался Браун:

– Старинные законы действуют и поныне. За пиратство полагается смертная казнь.

– Пиратства не было вот уже много веков. Если дойдет до суда, приговор могут и заменить.

– Тюрьмой? Изменением условных рефлексов? – уточнил Толмен. – Лучше смерть.

– Мы гасим скорость! – воскликнул Далквист, покрепче ухватившись за колонну.

Поглядев на Брауна, Толмен уже не сомневался, что толстяк понял и оценил его тактику. Там, где техника бессильна, всесильна психология. В конце концов, мозг у Квентина человеческий.

Прежде всего усыпить бдительность противника.

– Квент!

Но Квентин не отвечал. Браун, поморщась, обернулся посмотреть, как идут дела у Ферна. Физик сосредоточенно изучал схему соединений, делал пометки в блокноте, укрепленном на левом локте скафандра, и по смуглому лицу его струился пот.

Вскоре Толмен ощутил легкую дурноту. Он покачал головой, осознав, что корабль почти совсем погасил скорость и покрепче ухватился за ближайшую Колонну. Ферн чертыхнулся. Ему было трудно удерживать равновесие – наступила невесомость. Пятеро и скафандрах держались, кто за что мог. Ферн злобно фыркнул:

– Допустим, мы в тупике, но транспланту от этого не легче. Я не могу работать в невесомости, но и он не попадет на Землю без ускорения.

– Я послал сигнал бедствия, – сообщил динамик.

Ферн рассмеялся.

– Это-то мы с Каннингхэмом угадали, да и вы сами проговорились Толмену. Имея на борту противометеоритный радар, вы не нуждаетесь в аппаратуре связи и у вас ее нет.

Он окинул взглядом блок, от которого только что отошел.

– Впрочем, возможно, я был слишком близок к правильному решению, а? Не потому ли…

– Вы даже не начали приближаться, – оборвал его Квентин.

– Все равно… – Ферн оттолкнулся от колонны, высвободил очередную порцию каната. Он намотал петлю на левое запястье и, повиснув в воздухе, возобновил изучение схемы.

Руки Брауна не удержались на скользкой поверхности колонны, и он взмыл, как воздушный шар, слишком сильно надутый. Толмен, оттолкнувшись, Метнулся к площадке с поручнями. Рука в тяжелой перчатке поймала металлический брус. Толмен раскачался, подобно воздушному гимнасту, вспрыгнул па площадку и посмотрел вниз (хотя понятия «вверху» и «внизу» исчезли), на салон управления.

– По-моему, вам лучше сдаться, – сказал Квентин.

Браун медленно плыл к Ферну.

– Никогда, – заявил он, и в тот же миг с силой парового молота на звездолет обрушилась четырехкратная перегрузка. Это не был рывок вперед. Направление было другим, заранее заданным. Ферн уцелел, отделавшись лишь вывихом кисти: петля спасла его от гибельного падения на голые провода.

Толмена швырнуло на пол площадки. Ему было видно, как внизу остальные тяжело валятся на твердые плиты. Один лишь Браун упал на пол. В момент резкого ускорения он парил над отверстием, куда подается горючее.

Толмен увидел, как скрылось из виду массивное тело. Раздался душераздирающий крик.

Далквист, Ферн и Коттон с усилием поднялись на ноги. Они осторожно подошли к отверстию и заглянули вниз.

– Он не… – начал было Толмен.

Коттон отвернулся. Далквист не двинулся с места. «Будто зачарованный», – подумал Толмен, но потом заметил, как у того вздрагивают плечи. Ферн посмотрел вверх, на площадку.

– Прошел через грохот, – сказал он. – Металлическая сетка с ячейками один меш.

– Пробил сетку?

– Нет, – неторопливо ответил Ферн. – Не пробил. Прошел насквозь.

Четырехкратная сила тяжести и падение с двадцатипятиметровой высоты в сумме дают что-то чудовищное. Толмен закрыл глаза и окликнул:

– Квент!

– Сдаетесь?

– Никогда в жизни! – буркнул Ферн. – Не так уж мы друг от друга зависим. Обойдемся и без Брауна.

Толмен уселся на площадке, держась за поручень и свесив ноги в пустоту. Он всматривался в звездный глобус, который висел слева от него, метрах в двенадцати. Красное пятнышко – индикатор положения звездолета – не двигалось.

– По-моему, ты теперь не человек, Квент.

– Оттого, что не хватаюсь за бластер? У меня другое оружие. Я не питаю иллюзий, Вэн. Я отстаиваю свою жизнь.

– Мы еще можем сговориться.

– Я ведь предсказывал, что ты раньше меня забудешь о нашей дружбе, – ответил Квентин. – Ты не мог не знать, что ваш налет кончится моей гибелью. Но тебе это было безразлично.

– Я не ожидал, что ты…

– Ясно, – сказал динамик. – Интересно, ты бы с такой же готовностью осуществлял ваш план, если бы я не утратил человеческого облика? А насчет дружбы… не будем брезговать психологическими методами, Вэн. Мое металлическое тело ты считаешь врагом, барьером между тобой и настоящим Бартом Квентином. Подсознательно, может быть, ты ненавидишь его и потому стремишься уничтожить. Несмотря на то, что вместе с ним истребишь и меня. Не знаю – возможно, ты оправдываешь себя рационалистическим рассуждением, будто тем самым избавишь меня от причины, которая воздвигла между нами барьер. И забываешь, что в главном-то я не изменился.

– Мы с тобой когда-то играли в шахматы, – сказал Толмен, – но пешек и фигур не ломали.

– Пока что я под шахом, – возразил Квентин. – Защищаться могу только конями. А у тебя еще целы слоны и ладьи. Можешь уверенно двигаться к цели. Сдаешься?

– Нет! – бросил Толмен. Глаза его были прикованы к красному пятнышку света. Он уловил легчайший трепет и отчаянно схватился за металлический поручень. Когда корабль рванулся, Толмен повис в воздухе. Одну руку отбросило с поручня, но другая удержалась. Звездный глобус яростно раскачивался. Толмен перекинул ногу через поручень, вернулся на узенькую площадку и глянул вниз.

Ферна по-прежнему удерживал канат. Далквист и Коттон заскользили по полу и с грохотом врезались в колонну. Кто-то вскрикнул.

Обливаясь потом, Толмен осторожно спустился. Но, когда он подошел к Коттону, тот был уже мертв. О том, как он умер, рассказали трещины в смотровом стекле шлема и искаженные посиневшие черты лица.

– На меня налетел, – выдавил из себя Далквист. – Разбил стекло о гребень моего шлема.

Хлорная атмосфера корабля прикончила Коттона если не безболезненно, то быстро. Далквист, Ферн и Толмен переглянулись.

Светловолосый великан сказал:

– Троих не стало. Не нравится мне это. Очень не нравится.

Ферн оскалил зубы.

– Значит, мы все еще недооцениваем противника. Привяжитесь к колоннам. Не двигайтесь без страховки. Не подходите к опасным предметам.

– Мы все еще приближаемся к Земле, – напомнил Толмен.

– Ну да, – кивнул Ферн. – Можно открыть люк и шагнуть в пространство. А дальше что? Мы рассчитывали, что будем пользоваться кораблем. Теперь ничего другого не остается.

– Если мы сдадимся… – начал Далквист.

– Казнь, – без обиняков сказал Ферн. – У нас еще есть время. Я разобрался в некоторых соединениях. Многие отпадают.

– Все еще надеешься на удачу?

– Пожалуй, но только все время держитесь за что-нибудь устойчивое. Я найду ответ, прежде чем мы войдем в атмосферу.

– Мозг испускает характерные колебания, – предложил Толмен. – Может быть, направленным искателем…

– Это хорошо посреди пустыни Мохаве. Но не здесь. На корабле полным полно излучений и токов. Как их различить без специальной аппаратуры?

– Мы ведь кое-что взяли с собой. Да и здесь ее хватает.

– Здесь она с сюрпризами. Я ведь стараюсь не нарушать status quo. Жаль, что Каннингхэм так бесславно погиб.

– Квентин не дурак, – сказал Толмен. – Первым убрал электроника, вторым – Брауна. Слона и ферзя. Потом на тебя покушался.

– А я тогда кто же?

– Ладья. Он и с тобой расправится при случае. – Толмен нахмурился, стараясь вспомнить что-то важное. И вдруг вспомнил. Он склонился над блокнотом на рукаве у Ферна, телом прикрывая запись от фотоэлементов, которые могли оказаться в любой точке стен или потолка он написал: «Пьянеет от токов высокой частоты. Сделаешь?»

Ферн смял листок и, неловко действуя рукой в перчатке, медленно разорвал на клочки. Он подмигнул Толмену и неуловимо кивнул.