Текст книги "Шпион против алхимиков (авторский сборник)"

Автор книги: Геннадий Прашкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 33 страниц)

Он дал мне пятнадцать секунд, ровно столько потребовалось ему на то, чтобы задать вопрос, и мне этих секунд хватило. Я выхватил «магнум» и выстрелил прямо в живые, еще так недавно касавшиеся тела Джой шевелящиеся губы Нила Формена.

И бросился к сейфу.

Сирена взвыла в момент выстрела – автоматика, как всегда, опережала людей. Когда я прыгнул в проем двери сейфа, дежурный, стоявший в углу, только еще поворачивался. Я дважды выстрелил ему в спину и захлопнул за собой обшитую медными пластинами дверь.

Стальная комната. Со стальными стенами и потолком. Отсюда не то что машину, – мышь нельзя было увести. И сомневаюсь, могли ли вообще двигаться те конструкции, что возвышались посреди сейфа – две огромные, выше человеческого роста, капсулы, лишенные как колес, так и крыльев.

– Мы вас видим, – раздался резкий голос. – Бросьте оружие, откройте сейф!

Другой голос, явно обращенный к сотрудникам, торопливо произнес:

– Снимите электронный пост!

Я ухмыльнулся. Я не завидовал человеку, купленному Филом Номменом. Энергичный допрос – малое удовольствие. Но это были их проблемы. Я шагнул к капсулам.

– Машины под напряжением, – услышал я все тот же голос.

Под напряжением… Будто у меня был другой выход…

«Зеро» – так было начертано на ближайшей капсуле. Вторая была номерной, на ней красовалась жирная единица. Доверившись интуиции, я выбрал «зеро».

«Трэвел»… – почему–то вспомнил я. – «Путешествие…»

Влезая в капсулу (все это время где–то рядом злобно и надсадно выли сирены), я ткнулся головой в тумблер. В капсуле вспыхнул свет. Никаких приборов. Одна только рукоять прямо передо мной, чем–то похожая на штурвал самолета.

Мне нечего было терять.

Я схватил эту рукоять и медленно повел на себя.

Низкое гудение… Лампа над головой потускнела… Я обрадовался: источник энергии был автономным.

Гудение усилилось.

Я глянул в крошечный, находящийся прямо напротив моего лица иллюминатор, но за чудовищно толстым кварцевым стеклом ничего не увидел. Перед глазами, отливая всеми цветами радуги, плясала смутная дымная полумгла, а потом сразу, прямо под сердце, ударила боль.

Она была короткой и жестокой и заставила меня закричать. Но и вопя от боли, я торжествовал. Ведь даже Джек Берримен, кажется, не верил в то, что машину Парка можно угнать. А я сделал это.

Часть вторая

Мое самое короткое дело

1

Очнулся я все с тем же ошеломительным чувством гордости и торжества. Я сделал это!

Лампа еще светила. Я с трудом повернулся в тесной капсуле, почему–то лежащей теперь на боку. Свет лампы падал на кварцевое стекло иллюминатора, и за его таинственной льдистой толщиной я увидел раздавленные зеленые листья.

Где я? Кто первый наткнется на меня? Спецохрана фирмы «Трэвел»? Долговязые ребята Фила Номмена? Или все–таки Консультация?

Сунув «магнум» за пояс, я с трудом откинул тяжелую крышку люка. Тяжелый воздух дохнул мне в лицо, он чуть ли не обжигал и был влажным, как в бане. Из–под ботинка с чавканьем выдавилась густая грязь, разбежалась в разные стороны врозь стайка суетливых паукообразных насекомых. Гигантский ствол дерева, весь покрытый уродливыми наростами и колониями ядовито–зеленых грибов, нависал над машиной, закрывая видимость.

Я отступил в сторону. Где я?

Машина Парка лежала почти посредине большой, неправильной формы поляны, густо заросшей травой и тучными древовидными папоротниками. Поляна была взгорблена и перерыта, будто ее не раз вспахивали, а потом снова заравнивали. Она полого спускалась вниз, к крутому оврагу.

Я с изумлением озирался.

Откуда вся эта тропическая пышность? Эти тучные огромные, встающие выше моей головы, папоротники? Откуда странное, похожее на гигантскую, ощетинившуюся голубоватыми перьями репу, дерево?

Я так и подумал – «перьями», – хотя между ними висели белые, прямо–таки молочные цветы.

А из–за плотной стены зарослей, обступивших поляну, вырывались время от времени облака пара, будто там работала невидимая и неслышимая паровая машина. Я сразу вспомнил, как шеф предупреждал: «Катапультируйся прямо на машине, она так устроена. И пусть тебя ничто не смущает. Куда бы тебя ни выбросило, мы найдем тебя».

Мы найдем тебя…

Впрочем, Фил Номмен обещал мне то же.

Уже не скрываясь (от кого?), я вернулся к машине и плотно прикрыл люк. Зеленоватая бородавчатая тварь – нечто вроде некрупной жабы – уже успела побывать внутри, размазав по сиденью клочья омерзительной студенистой слизи. Я вовсе не хотел, чтобы вся эта дрянь заселила мою машину.

Закрывая люк, я обратил внимание на яму, из–за которой, попав на ее край, перевернулась капсула. Эта яма выглядела свежей. Она как будто была продавлена какой–то неимоверной тяжестью и походила на овальную ванну. Я вполне мог в ней искупаться. Такие же ямы – это–то меня и смутило – аккуратно тянулись в сторону туманной рощи, будто тут недавно окапывалось специальное воинское подразделение.

Я замер в смятении. Уж очень эти ямы смахивали на следы. На следы исполинского зверя, который, возможно, все еще бродит где–то рядом.

Будто подтверждая мои самые худшие опасения, вдали раздался пронзительный, сейчас лее смолкший вопль. Зверь это кричал или человек, я не понял, но рука машинально легла на рукоятку «магнума».

Оглядываясь, медленно исследуя каждый дюйм, я прошел по краю поляны.

Да, эти ямы походили на след, а деревья, оплетенные сетью лиан или воздушных корней и густо усыпанные плотными, как пластик, листьями, были мне незнакомы. Правда, северная сторона рощи просвечивала насквозь. Я рискнул пройти сквозь нее и сразу оказался на берегу плоской туманной лагуны.

Наверное, она была мелкой, лишь легкий накат тревожил белые, как соль, пески. Сквозь туман, фосфоресцирующий под горячим солнцем, проглядывали далекие скалистые островки. Мир тишины, покоя… Но именно здесь тревога моя возросла втройне: весь пляж был вытоптан так, будто тут торопливо прошлось стадо не самых мелких слонов. И бежали они не просто так, не с целью разминки – их следы на всем пути сопровождались отпечатками громадных когтей, чем–то вроде невероятно увеличенной и принадлежащей, несомненно, хищнику птичьей лапы.

Еще более настороженный, внимательно оглядывая пески, я двинулся вдоль опушки. Этот хищник, преследовавший стадо каких–то неизвестных мне животных, был двуногим! Теперь я ясно видел его следы, даже понял, что на одной из его ног не хватало когтистого пальца. Непонятно, кто мог так его отделать. Это открытие ничуть меня не утешило и не успокоило. Я бы предпочел видеть все это в Иеллоустонском парке, а вовсе не наяву.

На берег, скрывая скалистые острова, медленно на ползал белесый, фосфорически поблескивающий душный и горячий туман. Из низких облаков пролился мгновенный тяжелый дождь, плоские пузыри зашипели на широких лужах. Не знаю почему, но мне вспомнилась подаренная мне Джой два года назад игрушка – зеленый доисторический ящер, двуногий, весь в пупырчатой колючей броне, клыкастый, пучеглазый. Я сильно надеялся, что не встречу тут ничего подобного.

А хищник, – подвел я итог своим наблюдениям, – что недавно носился по пляжу, имел еще и здоровенный хвост – об этом свидетельствовала глубокая борозда на песке, будто по нему таскали бревно. «Что ж, – пожелал я могучей твари, – беги, беги куда подальше. На ту сторону рощи, а еще лучше, на другой берег лагуны, и дай тебе Бог заняться там каким–нибудь упитанным гиппопотамом».

Теперь я не сомневался в ценности машины Парка. Она – и я был восхищен этим! – могла покрывать невероятные пространства. Ведь судя по всему, я находился где–нибудь в болотах Флориды, а то и Амазонии.

Но тут же в голову пришла другая, более дикая, невероятная мысль – машина Парка могла проходить сквозь время ! Ведь что–то же должна была значить запись, найденная мною в записной книжке Джека Берримена: «Время в сейфе…»

Но если так, то я вполне мог оказаться в веках, где человека попросту еще не существовало.

Эта дикая мысль отрезвила меня. Вглядываясь в преющий душный мир, я вспомнил все, что мне говорили о машине, которую я угнал. «Машина Парка движется по вертикали… Машина Парка ликвидирует весь колесный транспорт… Машина Парка – ключ к абсолютному алиби…»

Думая так, я искал контраргументы и не находил их. В конце концов, все мы постоянно путешествуем во времени, из настоящего в будущее, и каждый из нас, соответственно, бывал в прошлом. Другое дело – длина наших путешествий во времени. Юнец 1975 года рождения никогда не попадет в Итаку времен второй мировой войны, но я – то был там! И я знаю людей, которые проникали в прошлое гораздо глубже. Мой отец или, скажем, тот же доктор Хэссоп – для них вовсе не историей была и первая мировая. Они были там! Так что путешествия во времени – вещь более обычная, чем мы склонны об этом думать. Просто природа поставила некий ограничитель, и мы никогда не можем попасть в прошлое, которое ограничено от нас днем нашего рождения.

«Возможно, – решил я, – машина Парка каким–то образом снимает этот ограничитель…»

Туман снесло, и я снова увидел далекие скалистые островки. Их черные уступы казались живыми от изобилия каких–то копошащихся тварей. Вдруг, срываясь со скал, они с пронзительным писком начинали рвать крыльями воздух. Да и крылья ли это были? Голые кожистые перепонки между телом и коленчатыми вывихнутыми ручонками – уродливые подобия летучих мышей. А зубов у них было так много и они оказались такими частыми и мелкими, что казалось, на каждой челюсти их во много раз больше, чем положено.

Нет, я был очень рад, что между островками и мной лежала лагуна. Эти твари в полете так судорожно дергались, так странно меняли курс, что я никогда, наверное, не смог бы привыкнуть к их присутствию.

Подобрав с песка красивую свернутую раковину, я машинально сунул ее в карман. Огромный закругленный валун преградил мне путь. Я хотел обойти его и вдруг понял, что это тоже раковина. Но какая! Дюймов тридцать в диаметре, не меньше, и так безобразно завита, будто над нею издевался сам Геркулес. Не порождение природы, а выплеск фантазии какого–нибудь беспредметника. Нечто подобное я встречал на выставках современной скульптуры.

А это?.. Что это?

Я изумился, обнаружив на каком–то сухом стволе самых обыкновенных муравьев. Таких можно увидеть где угодно. И я сразу засомневался – действительно ли я попал в прошлое? Конечно же, нет. Просто это разбушевалась моя неконтролируемая фантазия. Флорида, Уганда, уж не знаю что там еще, но, конечно, никак не прошлое!

И как бы подтверждая эту здравую мысль, на поляне, где я оставил машину Парка, раздался выстрел, затем еще два.

Стреляли из автомата.

Одиночными.

2

Люди!

Конечно же, прошлое – это мои домыслы.

Это и обрадовало, и насторожило меня. В конце концов еще неизвестно, как ко мне, к человеку с удостоверением южноафриканского журналиста, отнесутся, скажем, кубинцы или карабинеры Перу. Я сделал ошибку, не спрятав машину. Ее следовало срочно спрятать.

Я изо всех сил заспешил к знакомому месту. И услышал:

– Ла Пар!

«Ла Пар…» Те, кто меня звал, не могли быть друзьями.

– Ла Пар!

– Не рви глотку, – оборвал кто–то кричавшего. – Этот сукин сын разделил судьбу Берримена.

«Берримена?..» Они говорили о Джеке!

Я замер.

Я не хотел упустить ни слова.

Упав на траву, я перевернулся на спину и извлек из кармана крошечный, но обладающий немалым весом микрофон. Брошенный мной довольно сильно, он опустился где–то рядом с капсулой. Вряд ли я сумею его отыскать, подумал я. Но сейчас это было неважно.

И сразу услышал:

«…Берримен? Мы его бросили в роще. Он был еще жив, но не двигался. Его хорошо отделали. Не знаю уж, кто там его догрыз».

Второй рассмеялся:

«Голова кругом идет, как подумаешь, куда мы попали! Юрский период. Я правильно говорю? Это же сколько миллионов лет до нашей конторы?»

«Сотни полторы, не меньше. Врагу такого не пожелаешь. Даже воздух тут не такой, как там. Чувствуешь?»

«Плевать! Мы свое дело сделали. Вот она, наша модель, наш «зеро“. Этот подонок Ла Пар или как его там, похоже, попросту бросил ее с перепугу. Он, наверное, не допер, куда умудрился въехать. Честно говоря, нам повезло, что он захватил «зеро“, а не «единицу“. Аккумуляторов «зеро“ хватает лишь на один пробег…»

Выходит, мне и впрямь не повезло. Я захватил не ту машину.

«Тут хорошая охота, как ты думаешь? – кто–то из них пыхтел, наверное, разгребал траву, искал следы. – Беднягу Берримена не спросишь».

«Это уж точно».

Чуть приподнявшись, я глянул в просвет ветвей. Говоривший как раз повернулся, и я сразу узнал его.

Джон Лесли!

Судьба не впервые сталкивала меня с этим человеком. Я переиграл его в Бэрдокке, переиграл в деле эксперта. Меня чуть не раздуло от идиотской профессиональной гордости: в деле, развернувшемся вокруг таинственной машины Парка, встретились настоящие асы!

«Что ж, – решил я холодно. – Я устрою вам охоту. Хорошую, вы о такой и не мечтали. – Я внимательно разглядывал Лесли и его напарника: пятнистые комбинезоны, автоматы, несомненно, есть и ножи. – Я устрою вам хорошую охоту, и пусть для кого–то из нас она станет последней».

Я снова напряг слух.

«Итак?» – спросил Лесли. Кажется, он не нашел никаких следов.

«Этот подонок сжег всю энергию. Нам необходимо вернуться за батареями».

«Что ж, вернемся, – Лесли лениво сплюнул. – Надеюсь, они уже разобрались там, что это за Ла Пар. Никакой это не Ла Пар! – выругался он. – Скорее, Халл из «Орландии“, они нами здорово интересовались. Хотя вряд ли… Этот Берримен, он из Консультации. Дерьмовая контора. Они вполне могли дублировать Берримена, значит, это может быть Миллер».

Ты угадал, шепнул я себе.

Я вовсе не хотел, чтобы они меня услышали. Достаточно того, что они собираются обратно в свой мир, а я остаюсь.

Восклицание Лесли заставило меня вздрогнуть.

– Смотри!

Я невольно вжал голову в плечи.

– Где?

Медленно приподняв голову, в узком просвете ветвей я увидел Лесли. Он шел в мою сторону, и я вытащил из–за пояса «магнум».

Лесли остановился. Конечно, он не видел меня. Он нашел мою куртку, которую я бросил на траву, выбравшись из капсулы. Я отчетливо слышал его голос.

– Надеюсь, этот Ла Пар разделся не сам…

Не знаю, что он имел в виду. Может, хищников. Но над поляной снова поплыл душный белый туман. Он клубился, опутывал каждую ветку, ложился на траву, глушил звуки. А когда туман рассеялся, никого на поляне не было. Ни Лесли, ни его напарника, ни их «единицы». Только на боку, нижним краем завалившись в яму, лежала моя машина «зеро», разучившаяся покорять время.

«Они вернулись, – я сжал зубы и на мгновение ткнулся лицом во влажную горячую землю. – Они вернулись в свой мир, где им не надо бояться каждого куста, каждой тени. Разумеется, они не из тех, кто живет в покое, но они среди людей… А я?.. Я жил в безвестности и сгину в ней. А они лет через десять, покуривая трубки у камина, живописуют свои приключения на весь мир. Конечно, то, что им позволят живописать… Возможно, они затеют цикл телевизионных выступлений…» Я живо представил, как два пожилых агента, сидя спинами к камере, рассказывают о том, как счастливо и просто они сплавили двух своих отчаянных конкурентов, точнее, открытых врагов, не куда–нибудь, а в далекое прошлое, за миллионы лет до их рождения.

Я скрипнул зубами. Мне бы не хотелось увидеть такую передачу. Я надеялся, что ее никогда не будет.

Прихрамывая (кажется, я потянул связку), я поднялся и медленно двинулся к своей машине. В тумане что–то мелькнуло, и передо мной явилась и снова растаяла какая–то гигантская смутная тень. Из рощи раздался омерзительный долгий вопль. «Если здесь и находится пресловутая мастерская по перечеканке живых существ, – подумал я, – то она работает в полную мощь».

3

Не успел я укрыться в машине, как из рощи выскочило вопящее существо. Оно походило на кенгуру и передвигалось такими же прыжками, помогая себе еще и хвостом, служившим ему чем–то вроде балансира. В своем великом и слепом ужасе это существо не видело перед собой ничего: с маху врезавшись в невысокое тыквоподобное растение, оно буквально разнесло его на куски и рванулось дальше. Почти сразу же из тумана выступил мрачный гигант, тень которого я, наверное, и видел недавно. Высокомерно и тупо задирая в небо плоскую, украшенную кривым рогом морду, он шествовал через поляну с гордостью истинного хозяина этих мест.

Должен сказать, земля эта была щедра на сюрпризы.

Я так и не успел влезть в люк машины Парка – где–то подо мной, в земных недрах, под травами и деревьями, тянущимися корнями в глубь земли, под базальтовыми подстилками материков прокатился, расширился, пополз низкий тревожный гул. Деревья содрогнулись, прыгая по воде, зашуршали болотные пузыри, из–под машины вдруг выплеснулась струя жидкой грязи. Толчок! Еще один. Машину подбросило, и она покатилась вниз, к оврагу.

Вскрикнув, я бросился за нею. Я не мог ее потерять. Это единственное, что связывало меня с людьми.

Я догнал машину Парка, когда ее надежно заклинило между бугром и рухнувшим деревом. Вне себя от безумия, растворенного и во мне, и в природе, я забрался внутрь и рванул на себя рукоять.

Никакого эффекта.

В бешенстве я ударил кулаком по иллюминатору.

Ну да, Лесли интересовался охотой. Его интересовало, хорошая ли тут охота. Я доставлю ему удовольствие. Из этих болот вырвется только один человек – он или я.

4

Солнце к моей поляне так и не пробилось.

Стена душных испарений размывала, размазывала очертания и без того нечетких и таинственных, как бы увеличенных призмой растений. Выбравшись наружу, прижавшись спиной к теплой броне «зеро», я сидел, уставившись в низкую крону дерева гинкго, единственного, что я здесь узнал. И вдруг из его похожих на сердечки листьев прямо на меня глянули огромные мерцающие глаза не известного мне животного. Оно было невелико, неторопливо, ничем не походило на гигантских обитателей этого мира, оно смотрело на меня с робостью, но и доверчиво. Оно будто спрашивало: «Кто ты?»

И я ответил.

Выхватив «магнум», двумя разрывными пулями я разнес зверька на куски.

А потом сгустились сумерки и пришла гроза.

Я просто не представлял, что могут существовать такие кривые, такие чудовищные молнии! С грохотом, с ревом они падали с низкого неба, как крючья, впивались в землю, отчаянно трепетали тысячами ответвлений, заставляя замирать весь мир. А через секунды горячую тропическую мглу разрывали еще более бешеные вспышки. Атмосферное электричество дыбом подымало волосы на голове, покалывало каждый сустав. Я каждым нервом ждал дождя, который бы смирил, наконец, этот чудовищный разгул электричества.

И дождь пришел.

Не дождь. Ливень.

Он склонил деревья к земле, превратил близкий овраг в русло ревущего, как водопад, потока. Полузахлебнувшийся, мокрый, я укрылся в машине Парка, одинаково боясь ливня и возвращения Лесли. Всю ночь грохот молний, треск рушащихся деревьев держали меня в напряжении, а взбесившиеся потоки воды подтащили машину почти к оврагу. Утром я с трудом открыл замытый тяжелым илом люк.

Я сбросил изодранную рубашку (куртку забрал с собой Лесли), умылся, наклонившись к ручью, проверил «магнум». Хотелось есть, уши терзало непонятное поскрипывание. Я догадался – микрофон! – и выключил его.

Ждать?

Конечно.

Но я решил прогуляться.

5

Всю поляну забросало сбитыми с деревьев листьями. Преодолевая сердцебиение, задыхаясь в тягучих душных испарениях, я брел иногда чуть ли не по колено в сыром месиве этих листьев. Увяжись за мной хищник, я бы не смог ни убежать, ни отбиться. Но именно беспомощность делала меня агрессивным. Я не думая выстрелил в показавшийся мне подозрительным куст и едва не поплатился за это. Нечто вроде страуса – голое, лишенное оперения, – чуть не сбило меня с ног. В передних, рахитичных по сравнению с нижними, конечностях это существо сжимало то ли продолговатое серое яйцо, то ли крупную шишку. Клыков у него не было, морда заканчивалась клювом, похожим на клюв попугая, и выглядел уродец столь вызывающе, что я отступил.

Должен признать, этот мир был заселен густо.

Я то и дело наталкивался на ведущие в сторону лагуны чудовищные следы. Трудно было не оценить преимущество снабженных перепонками крепких птичьих лап, но не думаю, что следы эти были оставлены птицами. В просвете ветвей, вдали, под короткой, похожей на саговую, пальмой я увидел и обладателя этих лап, как две капли воды похожего на подаренную мне когда–то Джой игрушку.

Игуанодон! – я вспомнил даже название.

Кто–то из философов определил человека как двуногое существо, лишенное оперения. Остроумная формулировка, но этот философ, несомненно, отказался бы от нее, явись перед ним игуанодон. Голый, как черная, поставленная на треножник птичьих лап и крокодильего хвоста морщинистая дыня, игуанодон медлительно и важно поедал листья саговника, пригибая ветки ко рту передними лапами. А когти на лапах были такие, что ими можно было растерзать слона.

Но вдали, в узком, вдающемся прямо в лес заливчике, возилось в развалах сырого ила еще более причудливое и еще более крупное существо. Оно было поистине огромно! А шея его была столь длинна, что, встав на задние лапы, оно запросто могло заглянуть в окно третьего этажа Консультации. И если бы подобное вдруг случилось, я думаю, шеф был бы весьма изумлен, увидев за стеклом мутные бессмысленные глаза гиганта. Обляпанный илом, зеленой слизью и водорослями, хозяин лагуны или ее побережья мрачно и упорно возился на мелководье, постепенно укореняясь в ил. Всем своим видом он утверждал: я огромен! огромен! огромен! Говорил: не надо меня трогать!

Одно меня утешало: все эти гиганты вымрут задолго до моего рождения.

Парадокс?

Да.

Но разве в нас самих не таится нечто парадоксальное? Ведь не исключено, что лет через двести какой–нибудь любознательный эрудит с другой планеты, посетив нашу мертвую, убитую бомбами и отходами промышленности Землю, с изумлением обнаружит и поймет, что виновниками свершившегося были мы сами.

6

Я искал место, где, по словам Лесли, был брошен Джек Берримен.

Джека (точнее, то, что от него осталось) я нашел. Обглоданный хищниками, валяющийся в траве скелет и уже заржавевший «магнум». Он тоже пользовался этой надежной, никогда не отказывающей машинкой.

Толкнув носком ботинка тут же рассыпавшуюся фалангу, я заметил, что в траве что–то тускло сверкнуло.

Серебряное кольцо.

Этот Лесли!..

Я не впервые ловил его на грубых просчетах. Он не снял кольцо с пальца Джека. Прошляпил его магнитофон.

Сунув кольцо в карман, я с минуту постоял над останками великого профессионала. Полуотравленный, измученный, я не собирался предавать его останки земле, у меня попросту не было на это времени; зато я услышал голос Лесли. Микрофон, брошенный на поляне, продолжал работать.

«Это Миллер… – услышал я. – Настоящего Ла Пара чем–то одурманили. Он сам сообщил об этом в полицию… Миллер – настырный парень. Это он пристрелил эксперта. Я этого ему никогда не прощу… Впрочем, он влип. Лучшего случая утопить Консультацию нечего и желать… А жаль… Было время, я предлагал Миллеру бросить его грязный бизнес.»

«Одарен?»

«Слабо сказано. Талантлив!»

«Он отказался?»

«У него не было выбора. Он уже тогда был запачкан. Он боялся».

«Черт с ним, – заметил напарник Лесли. – Ты взгляни, как поработала тут гроза. «Зеро“ отнесло прямо к оврагу… Дай мне ключи… – Послышался грохот, царапанье по металлу. – Ну вот, все в порядке. Я зарядил «зеро“. Теперь ее можно гонять, как электропоезд: сейф – юрский период, юрский период – сейф. Не потеряешься».

Сейф – юрский период!.. Меня как током ударило. Теперь я действительно влип. Если мне и удастся отбить машину, вернусь я в ней прямо в сейф, прямо в руки спецохраны фирмы «Трэвел».

«Держу пари, твой приятель давно загнулся… – напарник Лесли хихикнул. – Утонул в болоте, попал под молнию или напоролся на какую–нибудь ядовитую тварь… Смотри, какие там пауки… Дай автомат, я пройдусь по краю поляны… Доктор Парк просил меня привезти пригоршню камешков и листьев… Почему не удружить старику?»

«Я с тобой… Когда еще увидишь такое?..»

Что ж, решил я. Охота началась.

Тварь, похожая на голого страуса, вновь выглянула из–за куста. Она наблюдала за мной, тараща полуприкрытые мутными пленками, как у змеи, глаза. Я не собирался ломать его попугайский клюв, а просто обошел и осторожно двинулся к поляне. На опушке залег и сразу увидел обе машины. «Единица» стояла на прежнем месте, почти в центре поляны, а «зеро» (Лесли и его напарник уже установили ее вертикально) в стороне, вблизи оврага. Что делать, я еще не решил. Но не исключался, скажем, вариант торговли. Я угоняю машину и веду переговоры с фирмой «Трэвел».

Скорее всего, это был единственный вариант.

А Лесли и его напарник охотились. Я слышал прозвучавшие на берегу лагуны выстрелы. И сразу почувствовал на языке привкус металла.

Забыв обо всем, я набросился на большую машину.

Рвал куски проводов. Дробил детали. Крошил стекло. Конструируйте! Изобретайте! Создавайте все заново! Времени у вас хватит – миллионы лет только до появления человека. Жгите костры, выплавляйте медь, ставьте изоляцию из брони динозавров. Ухищряйтесь, если хотите выжить!

Только когда меня здорово долбануло током, я остановился.

Большая машина была изуродована, она ни на что больше не годилась. Убедившись в этом, я побежал к «зеро» и захлопнул за собой люк. Рычаг на этот раз мне повиновался.

«Это все!» – решил я.

И сразу пришла боль.

7

Реакция – вот что меня не раз выручало.

Когда машина Парка со страшным хлюпающим звуком вынырнула из времени, я сразу выбросился наружу.

К моему изумлению, «зеро» стояла не в сейфе, а почти посреди обходящего кирпичные стены фирмы «Трэвел» шоссе.

«Ну да, – дошло до меня. – Это как раз то расстояние, на которое машину откатило ливневыми потоками…»

Из–за поворота с ревом вылетел бензовоз, я даже успел рассмотреть изображение раковины на его борту. Скорость он набрал порядочную, и поняв, что сейчас произойдет, я прыгнул через обочину. Взрывная волна, догнав, жестко толкнула меня в спину и опалила неимоверным жаром. За спиной, над шоссе, поднялся черный, пронизанный молниями, столб. Весело и резво захлопотало всепожирающее пламя, и в этот черный костер, одна за другой, влетели еще три грузовых машины.

Поднявшись с обочины, ободранный и закопченный, я, прихрамывая, побрел вдоль мгновенно возникшей пробки. Никто меня не замечал, все смотрели на огонь – одни с тревогой, другие с жадным, болезненным любопытством. Не замеченный никем, оглядываясь, я проскользнул к пустому, брошенному водителем автомобилю и, прыгнув за руль, до отказа выжал акселератор.

Разворачиваясь, я увидел изумленные глаза уставившегося на меня из–за стекла соседней «дакоты» человека.

Я замер.

Моя машина! Моя куртка!

Это был я !

Но если это так, значит, я вернулся как раз в то утро, когда акция против фирмы «Трэвел» только еще замышлялась.

Ну конечно!

Я вспомнил пробку, забившую в то утро шоссе, пылающий бензовоз… Это «зеро» возникла перед ним, и водитель не смог справиться с управлением.

«Кретин! – хотелось мне крикнуть своему двойнику. – Зачем тебе сейф? Кроме трупов, ты ничего не получишь!»

Но я не крикнул. Просто перестал спешить.

Если это и впрямь то утро, тот Миллер еще ничего не знает, и я ничем и никак не смогу его убедить.

Да и зачем? Его ничто не остановит.

Он заберет документы у шефа, попадет в лапы Фила Номмена, будет стрелять…

Нет! Я не желал вступать в контакт с самим собою – с тем, прежним.

Остановившись у ближайшего автомата, я позвонил.

Я был краток:

– У Хэссопа.

Не этот ли звонок в то утро так изумил Гелену? И так вдохновил шефа?

Я жал на газ, встречные водители на мгновение цепенели. Их, видимо, пугало мое лицо – исцарапанное, закопченное. Было чего пугаться. Они пугались бы еще сильнее, знай, с какой каторги я сбежал.

8

– Ах, Эл, грешен и я. Меня никогда не отпускало странное подспудное чувство, что наша заманчивая профессия, как бы это сказать… все же не совсем настоящая.

Доктор Хэссоп, тощий и сухой, как мумия, потянулся и помог мне содрать прилипшие к коже лохмотья рубахи.

– Разве это мешало вашим занятиям?

– Не знаю… Наверное, нет… – вздохнул доктор Хэссоп. – Упорядочивать информацию, признайся, это все же не худшее из многих человеческих занятий.

Он поднял глаза на украшающую его кабинет гравюру.

Эту гравюру я помнил еще с тех дней, когда доктор Хэссоп надеялся выйти на современных алхимиков.

Король в мантии, с жезлом в руке. Королева с цветком. Лисица, прыгающая через огонь, старик, его раздувающий. Вдали замок с высокими башнями.

Философский камень мы не нашли.

Еще раз вздохнув, доктор Хэссоп поставил негромкую музыку.

Я не счел выбор удачным.

Хриплый бас Гарри Шледера раздражал меня. Он вопил, хрипел, вымаливал у кого–то прощение.

«Мое имя смрадно более, чем птичий помет днем, когда знойно небо.

Мое имя смрадно более, чем рыбная корзина днем, когда Солнце палит во всю силу.

Мое имя смрадно более, чем имя жены, сказавшей неправду мужу…»

«О–о–о! – вопил Гарри Шледер. – Почему мое имя смрадно? Разве я творил неправду? Отнимал молоко у грудных детей? Убивал птиц Бога? Я чист! – вопил Гарри Шледер. – Я чист чистотой феникса!»

– Тебе не мешает?

Я махнул рукой и побрел в ванную. Доктор Хэссоп притащился туда же и с чашкой кофе в руках пристроился на плетеном стуле.

– Эл, ты никогда не задумывался над тем, почему человек мыслящий разделен на нашей планете на несколько весьма отличных друг от друга видов?

– С точки зрения кролика или тигра, – возразил я, намыливаясь, – это, наверное, не совсем так.

Доктор Хэссоп фыркнул:

– Даже в этой ванной находится сейчас два вида людей. Я представляю более древний, почти вымерший, а ты – новый, который, подозреваю, и завоюет окончательно всю планету. Мы действительно совершенно разные люди, Эл… Это так. Мы и не можем не быть разными. Такие люди, как я, годами валялись в сырых окопах, жили нелепой надеждой возвращения в чистый мир. Это не могло не изменить нас. И изменения эти, замечу, коснулись в нас как раз того странного и загадочного, что передается от одного человека к другому вместе с его кровью и плотью, но никогда при этом не является ни тем, ни другим. Как электричество. Все знают, что оно зажигает лампу, вертит колеса поездов и турбины, но никто не может сказать, как оно выглядит… Разрушенные дома, Эл, можно восстановить, вместо потопленных кораблей можно построить новые, вот только человека нельзя ни вернуть, ни восстановить… – Доктор Хэссоп усмехнулся: – Соорудить человека, в общем–то, проще простого, и уж конечно, проще, чем, скажем, срубить дом или вырезать деревянную табакерку, но некоторые вещи, делающие человека человеком, соорудить нельзя. Те, кто, как я, пережил первую мировую войну, эпидемию испанки, великий кризис и большой бум, кто, как я, видел результаты второй мировой и остался все–таки жив, все мы сейчас – ископаемые, нечто вроде шумерских городов или римского Колизея. Я говорю это потому, Эл, что, гуляя по улицам, обращаю внимание не только на рекламу, но и на людей. И мне все больше и больше кажется, что они – другие.