Текст книги "Ради смеха, или Кандидат индустриальных наук"
Автор книги: Геннадий Толмачев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
– Это ваша дочка молодая. А у моего сына и седые волосы появились. Да вы, может, его знаете. Он большим начальником в районе работает. Начальник, а детей нет.
– И все-таки странно, Куреке: почему он сам не пришел?
– Гордый он.
– Ой ли? – усмехнулась Нина Васильевна.
Куреке внимательно посмотрел на хозяйку и покачал головой.
– Умный вы человек, Нина Васильевна! – просто сказал он. – Когда Адильбек прочитал газету, он не поверил, что ваша дочка написала туда. Она, говорит, и без газеты каждый день женихам отказывает. Иди, говорит, отец, узнай она ли это. Вот я и пришел. Приветливая у тебя дочка, Нина Васильевна. Хорошей матерью и хозяйкой будет. Мамина дочка.
– Мамина дочка, – задумчиво повторила Нина Васильевна, отгоняя случайно забредшие воспоминания.
– Я что хочу сказать, – почему-то громче обычного сказал Куреке, – нет у них в семье уважения друг к другу. Чужие они. А без детей совсем чужие,
– Ну и развелись бы, зачем мучиться?
– И я так говорю. Но у них, у начальников, какой-то обычай непонятный.
– Интересно, что за обычай?
– Если муж уйдет от жены, то его с работы прогоняют. А если жена уйдет от мужа, то его опять с работы прогоняют.
– Неужели?
– Мне Адильбек сам рассказывал. Говорит, если муж уходит, то он распутник, а если, говорит, она уйдет, то какой же ты начальник, если даже собственная жена тебя не уважает и уходит к другому мужчине. Вот так у них, Нина Васильевна.
– Не приведи господь быть таким начальником!
– Я так думаю, Нина Васильевна: пусть Адильбек уходит из начальников, зато семья будет у человека. И я среди внуков умру спокойно. А работу он всегда найдет: инженер-металлург. Помогите мне, Нина Васильевна.
– Боюсь, в этих делах я плохой помощник, – и понимая, и сочувствуя гостю, сказала Нина Васильевна.
Откуда-то издалека в комнату проникла залихватская песня не то про тучку, не то про кучку, которая по просьбе солистки должна была куда-то улететь. Песню тут же перекричало с десяток мальчишечьих голосов, умудрившихся развернуть спортивное сражение в песочке под грибком. Прогнать бы их подальше, но «дальше» было занято гаражами предприимчивых родителей, успешно подменивших хлопоты о недисциплинированных наследниках заботами о послушных лошадиных силах. И вот так каждый день: чем ближе к вечеру – тем больше шума. Но полной неожиданностью для Нины Васильевны был вопль, приглашавший ее выйти на балкон.
– Гражданка, это я – телемастер, – раздался голос снизу.
– А-а, явился. Заходи, коли пришел.
– А нельзя, – жалобно попросил телемастер, – если мой товарищ заберет ваш телевизор и мы его дома отремонтируем? У нас и машина есть.
– Еще чего не хватало! – объявила Нина Васильевна и захлопнула балконную дверь. – Куреке, давайте пройдем на кухню и попьем чаю.
– Спасибо, Нина Васильевна, с удовольствием.
Оля, не поднимая глаз, молча прошла мимо Куреке и заняла место на диване. С полным безразличием она встретила телемастера, который от порога бочком двинулся к телевизору.
– А где же взвод автоматчиков? – спросила она.
– Сейчас будет, – хмуро пообещал телемастер. – Сеня, заходи!
На зов в комнате мгновенно объявился здоровущий парень и принял позу, напоминающую стойку боксера.
– Пока без надобности, Сеня, – снова сказал телемастер и, не рассчитывая, что его услышат, присовокупил: – Психи!
Но Оля услышала.
– Это кто – психи?
– Я ничего не говорил, – сразу стал отнекиваться телемастер, – Сеня подтвердит. Я его как свидетеля взял. На всякий случай. А по-честному, гражданочка, если бы не бригада, я сюда бы и свататься не пришел.
– Нашелся мне жених, – насмешливо отозвалась Оля. – Палкой, что ли, в наш дом гнали?
– Палкой не палкой, а когда ваша мать пожаловалась начальству, нашей бригаде сказали: лишат премии. Пришлось мне отдуваться. А знали бы они, какие тут живут…
– Какие, кто? Я сейчас маму позову.
– А я ничего не сказал. И свидетель есть. Скажи, Сеня?
– Трус несчастный! – сказала Оля.
– Сеня, записывай. По-моему, начинается.
Сеня снова вскинул руки и слегка наклонил корпус. Но ничего не происходило. Оля спокойно сидела на диване и мило улыбалась ребятам.
– Игорь, по-моему, ты зря, – пробасил здоровущий парень. – Симпатичная девушка.
– Ага, симпатичная. Ты бы еще на ее маму посмотрел, – без вдохновения строжился мастер.
– Да брось ты, Игорь!
Оля подошла к шкафу, потянула за корешок книгу, а потом, ладонью вбив ее на место, сказала:
– Давайте не будем ссориться, ребята. Согласны, Игорь, Сеня?
– Я ведь говорил. – Щеки Сени в один миг налились румянцем.
– На всякий случай, я – Оля…
– Я ведь говорил, симпатичная девушка, – сказал Сеня и обратился к Игорю: – Я пошел к машине. Гуд бай, Оля!
Он чинно поклонился, осуждающе посмотрел на Игоря и лишь потом удалился:
– Гуд бай. Ну и денек выдался!
– Что-нибудь случилось? – без всякого участия поинтересовался Игорь, потому что он начал работать и терпеть не мог в это время молчать. А Оля, наоборот, не признавала равнодушных собеседников и в этих случаях в разговор, как в огонь, подливала масла. Она сказала:
– Пустяки. Дала объявление в газету, и все равно никто замуж не берет.
– Это хорошо, когда никто замуж… – в своей манере начал Игорь, но, подсознанием уразумев, что слова складываются не те, что они необычны для поддакивания, замер с открытым ртом и отверткой на весу.
– Объявление в газете? – переспросил он. – Какая чушь!
– А почему чушь?
– В наши-то годы – заочные женихи и невесты?
– Что тут особенного?
– Я хочу сказать, не для молодых это. А для тех, кто обжегся, у кого дети и кто смотрит на жизнь не через розовые очки: ах, романтика, ах, любовь! Им нужен просто надежный партнер в жизни. Таким людям должно быть за тридцать.
– Посмотрите-ка! А что, за тридцать любви не бывает?
– Бывает. Если очень повезет. Но за тридцать ищут не любовь, а надежность.
– Нет, вы его послушайте! Вам-то откуда об этом знать? Я понимаю, когда об этом судит пожилой, умудренный опытом человек, а тут…
– По поводу женитьбы, – перебил ее Игорь, – есть одна хорошая притча. Приходит к мудрецу юноша и спрашивает: «Скажи мне, учитель, жениться мне или нет?» Мудрец подумал-подумал, а потом махнул рукой. «Делай как знаешь, – ответил он, – все равно раскаиваться будешь».
– Забавно. И что из этого следует?
– А следует то, что личные встречи иногда по году, по два, по пять лет и то не гарантируют счастливого брака. А тут – через газету. Блажь это! Просто мы сегодня разленились до такой степени что уже и в постель приглашаем через газету. Все остальное у нас есть: баня – в квартире, уборная – в квартире, за водой, или, как говорят, по воду, никуда ходить не надо, дров запасать не надо. Я это называю одним словом – рассолдатились. Сегодня мы так напугали друг друга всевозможными стрессами, перегрузками, что боимся с девушкой познакомиться. Мол, вдруг она пощечину залепит, а мне переживать потом, мучиться. Куда проще: дал объявление в газету и жди почтовых извещений. Ну не прав я?
– Скажите, Игорь, а у вас есть девушка? – Оля и сама не ожидала, что задаст этот вопрос. Вырвался почему-то.
– Навалом, – беззаботно ответил он и согнулся над телевизором.
– Вот не подумала бы, хвастунишка несчастный!
– Не верите? Заходите к нам в общежитие. Десяток – гарантирую.
– Это за что десятку? – Нина Васильевна открыла дверь кухни и, дав возможность пройти вперед Курске, продолжала – Прекратите эти поборы, а то я снова вашему начальству…
– Мама, – вмешалась Оля, – ты совсем не в ту степь. Мы о другом говорили.
– В таком случае, извините, – легко отозвалась Нина Васильевна. – Куреке, быть может, вас проводить?
– Рахмет, Нина Васильевна, – поблагодарил старик. – И хотел бы дочке еще два слова сказать. Можно?
– Садитесь, пожалуйста.
– У нас, дочка, есть такой обычай. Замечательный старинный обычай. Когда у молодых рождается первый ребенок, то они отдают его родителям мужа. Какой хороший обычай, правда?
Воцарилась пауза, потому что Оля не находила слов для ответа. Смущаясь, сказала первое, что пришло на ум:
– Ничего себе обычай…
– Мудрый обычай! – с нажимом подтвердил Куреке. – Ребенка они отдают родителям мужа на воспитание. Сами они еще молоды, им надо в гости ходить, учиться, работать – тяжело. А старикам зато радость. Для них это самый дорогой человек. И знаешь, дочка, я сам видел – молодеют старики, как родившая женщина. Болеть им нельзя, умирать им нельзя, им надо много сил, чтобы вырастить молодое деревце. Ну а других детей молодые воспитывают сами. Мы помогаем, а они воспитывают. Ты придешь к нам, дочка?
– Н-не знаю, – боясь обидеть отказом, пожала плечами Оля.
– Я не тороплю. Но приходи, дочка. До свиданья. Коп рахмет!
Куреке поднялся, заложил руку за спину и, поддерживаемый Ниной Васильевной, удалился.
– Ничего себе обычай, – задумчиво повторила Оля.
– Это кто – жених? – не скрывая сарказма, поинтересовался телемастер.
– Ага. Один из женихов. Вот думаю: дать согласие или нет?
– Конечно, давайте, – нарочито бодряческим тоном подсказал Игорь. – Притом он такая знаменитость!
– Откуда вы знаете?
– Сразу видно, – Игорь вскинул руки, показывая, неужели, дескать, это объяснять надо.
– А знаете, Игорь, – не приняла шутку Оля, – я, пожалуй, соглашусь.
– Поздравляю! Наконец-то и вы нашли своего Ромео.
IV
Оля идет по улице. И странное дело: встречные мужчины галантно приподнимают шляпы, женщины завистливо смотрят вслед. «Что бы это значило? Ах, да! – неожиданно прозревает Оля. – Ведь сегодня в «Вечерке» опубликовали мой портрет». «Пятьсот женихов Оли К.», – сообщила газета, потрясенная лихим рекордом. Профессора и домоуправы, инженеры и студенты, военнослужащие и просто служащие и, по слухам, сам директор мебельного магазина предложили ей руку и сердце. И сейчас Оля шла па стадион «Динамо», где собрались все кандидаты в женихи.
Стадион гудел. Со стадиона волнами доносились запахи роз, калл, сирени, гвоздик, пионов и прочих дивных растений, отличающихся от своих съедобных собратьев некрасивыми ценами. Тут Оля услышала голос мамы, которая сидела посреди футбольного поля у микрофона и мягким голосом предупреждала: «Прошу не горланить! Оля всегда опаздывает». Когда Оля, пройдя через какой-то мрачный тоннель, вынырнула у края поля, мужчины как по команде встали. Оля, придерживая правой рукой сумочку, на все четыре стороны продемонстрировала изящный книксен. Потом подошла к маме и села рядом.
– Кворум, дочка, есть, – сказала Нина Васильевна, – надо только утвердить регламент. Какие будут предложения? – спросила она в микрофон.
– Утвердить! Утвердить! – загудели на трибунах.
– Значит, так, Оля, – зажав рукой головку микрофона, предупредила Нина Васильевна, – женихи пойдут по алфавиту. – И на весь стадион – Буква «а», подготовились.
Женихи ручейками полились с трибун и через две-три минуты по ранжиру вытянулись на беговой дорожке. Оля зябко повела плечами: какие они все-таки разные, эти мужчины! Пузатые и поджарые, гривастые и лысые, длинные и маломерки, носатые и нет, и… впрочем, что ни жених, то индивидуальность. В это время какой-то ветхий кавалер шага на два выпал из строя. Имитируя кулачные удары в грудь, он выкрикнул:
– Ольга, смотри сюды. Я дохтур, глазник.
– Надо говорить: окулист, – строго поправила Оля. Ветхий кавалер не согласился:
– Окулисты – они кто? Нищие. А я глазник. Станем мази готовить, заговаривать научу.
Чьи-то руки схватили глазника за чесучовый пиджак и втянули в строй. Неожиданно Оля увидела в шеренге Вадима Сазоновича.
– Вадим Сазонович! – вскрикнула она, – но вы ведь на другую букву?!
Десятки разгневанных женихов повернулись к мошеннику. А он, нимало не смутившись, ответил:
– Я боюсь, Ольга Максимовна, что вы за буквой не увидите современного человека.
Поднялся ропот. Кто-то из женихов, перед тем как вмазать Вадиму Сазоновичу, показал ему золотой значок ГТО. И он бы вмазал. Но тут с улицы сквозь бетонную заграду раздался истошный женский вопль:
– Юрка, черт окаянный, а ну марш домой!
Самым удивительным было то, что и с трибун, и из шеренги к выходу разом сорвалось человек: тридцать и нельзя было понять: то ли они все «юрки», то ли устыдившиеся женатые женихи.
Нина Васильевна схватила со стола микрофон и потребовала немедленно предъявить ей паспорта. Ручейки, стекавшиеся к беговой дорожке, вдруг резко изменили направление и стали исчезать в тоннеле, а то и перехлестывать через забор. Тогда Нина Васильевна пошла на попятную и сказала, что, у кого нет паспортов, хватит и удостоверения личности. Но и послабление режима не помогло: женихи хмуро перли на выход.
Вдруг Оля увидела, как с пятого ряда трибуны поднялся сухощавый паренек с чемоданчиком в правой руке и направился прямо к столу. Оля узнала его: это был телемастер Игорь.
– Ну, что я говорил? – поставив чемоданчик на-попа и усевшись напротив Оли, спросил он.
– Я… Я не помню, – ответила Оля.
– Я говорил, что не для молодых эта затея с брачными объявлениями, – популярно разъяснил Игорь.
Оля виновато опустила голову и чуть слышно проговорила:
– А где я возьму… жениха? Игорь хмыкнул и спросил:
– И не стыдно?
Оля отрицательно покрутила головой:
– Нет.
– Эх ты! «Тихая, скромная девушка с высшим образованием», – без запинки процитировал он строчку из объявления. – Ведь ты молодая! А молодым за свою судьбу бороться надо.
– А как бороться?
– Не знаешь?
Игорь хлопнул ладонью по колену и твердо объявил:
– Тогда я скажу. После работы сиди до полуночи у телевизора. Если нечего смотреть – читай какую-нибудь глупую книжку. Ну, а если и это надоест, иди в свою компанию, где вы друг другу опротивели до чертиков, и кури там, и пей вино, и всем показывай, что тебе это нравится.
– Я так и делаю.
И тут Игорь стал грубить. Он сказал:
– Дура! Я ведь иронизирую.
– Нашел время иронизировать. Ты лучше скажи, как мне жить дальше?
– Я царь-бог, что ли? – Игорь заерзал на своем чемоданчике, поднял голову, проводив глазами крестик-самолет, и спросил:
– Где твой столетний Ромео?
– Откуда я знаю? Нужен он мне, как бане гудок. Ты не увиливай, отвечай.
Игорь нахмурился, поскреб пятерней затылок и великодушно разрешил:
– Ладно, записывай.
У Оли откуда-то в руках появилась ученическая тетрадка и – совсем странно – огрызок химического карандаша. Она прилежно склонилась над листочком. – Слушаю.
Игорь авторитетно сказал:
– Первое. Старики не любят заводить новых друзей. Почему? Боятся нарушить привычную жизнь. Спрашивается: для кого созданы стадионы, парки, горы, концертные залы, костры, лыжные прогулки, балы, путешествия?.. Для кого? Для кого? Для…
Оля подняла голову, удивленная, что голос Игоря доносится все глуше и глуше. Отбросив тетрадку, карандаш, она вскочила, готовая броситься вдогонку, но почему-то не тронулась с места. Как вросла в землю. А Игорь все удалялся, мельчал, а потом и вовсе испарился.
– Мама! – на весь стадион закричала Оля и… проснулась.
Она потерла виски, лоб и, скосив глаза на будильник, увидела, что еще целых пятнадцать минут имеет право понежиться в постели. Сквозь шторы сияло голубое небо, шумели во дворе машины, подготавливаемые к утреннему броску, обиженно скулила у подъезда собака, которую силком возвращали с прогулки. Обычное утро. Вот только сон…
Оля выскользнула из-под одеяла и набросила халат. Нина Васильевна, увидев Олю па кухне, подставила ей щеку.
– С добрым утром, дочка!
– С добрым утром.
Позавтракали молча. Поднимаясь из-за стола, Оля сказала:
– Мама, поделись опытом: как вызвать мастера?
– Какого мастера?
– Из телеателье.
– Это не так просто. В последний раз я звонила в приемную министра… Постой, а зачем нам мастер? Телевизор ведь исправен.
– Мама, – строго сказала Оля. – Мне лучше знать, что у нас исправно, а что нет.
– Но, Оленька…
– Мама, если ты задашь еще хоть один вопрос, я чокнусь.
– О господи!..
Рассказы. Фельетоны
Обвороженные старцы
У Архипа Петровича Нилина в тот год произошло два ярких события; грустное – он ушел на пенсию, радостное ― он получил отличную квартиру. И вот радостному событию, а его простыми словами не обскажешь, Архип Петрович решил посвятить стихотворение. А надо сказать, что жил он тогда с внуком, которого в скором времени собирались забрать его непутевые родители.
И вот сидит Архип Петрович и сочиняет стихотворение. Долго, трудно сочиняет. Хотел он его от всей души написать – поначалу рифма не пускала. А потом ничего – пустила. Получилось такое стихотворение:
Нам квартиру с внуком дали,
Вот спасибо за уют!
Туалет не за горами,
И живем теперь мы тут.
Если кто думает, что я для смеха это стихотворение привел – ошибается. Я его прочитал в стенной газете «За здоровый быт» и сразу выучил. Тогда я не думал, что когда-нибудь судьба сведет меня с его автором А. Нилиным.
Архип Петрович по-прежнему пишет стихи в стенную газету, их заучивают студенты и на вечеринках рассказывают в компании. И еще одну причуду знали за Нилиным. Архипу Петровичу назначили пенсию, а он отказался: «Своих сбережений хватит», – заявил он, а в газету написал стихотворение. Начиналось оно так:
Зачем мне пенсия,
Если в сердце песня…
– Питекантроп ты, однако, – сказал Архипу Петровичу частый абитуриент медицинского института. – Презентовал бы мне пенсию. А я б потом веночком отблагодарил.
По-разному, словом, относились жильцы к Нилину: кто с пониманием, а кое-кто считал, что Архип Петрович старичок-простачок. И однажды «кое-кто» объявился у дома, где жил и творил А. П. Нилин. Объявились они на черной «Волге» с лишними фарами. Первой порог переступила эдакая кокетливая дамочка лет сорока пяти, по локоть в перчатках, в крикливой шляпке. Назвалась Екатериной Александровной.
– Архип Петрович, голубчик, – сказала она. – Жить негде. Не сдадите ли уголок?
– Ну если негде – прошу.
– Голубчик, я не одна. Со мной сестра будет жить. Архип Петрович пожал плечами.
– Где она?
– Не беспокойтесь, голубчик, моя сестра очень интеллигентна, импозантна. – Она приоткрыла дверь и крикнула – Леночка, заходи!
Появилась Леночка. Зашла в прихожую, повернулась к Нилину спиной.
– Ну? – сказала она.
– Что «ну?»– не понял Нилин.
– Перестань таращить глаза и прими манто.
Архип Петрович не шелохнулся. Тогда Лена спросила сестру:
– Он что, с приветом?
– Леночка, мы пока мало знакомы. Будь, пожалуйста, поаккуратнее. – И Нилину. – А где тут будет наша спальня?
– Простите великодушно, – спасовал после такого напора Архип Петрович, – по у меня всего две комнаты.
– Отлично! В другой мы будем принимать гостей. Итак, Архип Петрович, приготовься к новой эре.
Одно удивляет: почему Архип Петрович не спровадил бесцеремонных гостей? Он сказал: не знаю. Подумал и присовокупил.
– То ли зельем каким опоили, то ли по компании я соскучился, то ли просто заробел от нахальства.
Но дело не в этом. Мы расскажем, как в жизни старика началась новая эра. Гости, вино, музыка до полуночи, пышный день рождения Архипа Петровича, па который ему вскладчину купили самую необходимую вещь, – раскладушку – вот главные приметы первых дней новой эры. А где-то через неделю Екатерина Александровна сказала Нилину:
– Архип Петрович, голубчик, ты у нас в квартире весь пейзаж портишь.
– Это почему?
– Ну хоть бы приоделся, а то в пижаме ты, как арестант.
– Я и не думал об этом.
– А зря. Давай, голубчик, двести рублей, и я куплю тебе костюм с искрой и бабочку.
Надев картуз, Архип Петрович вздохнул, пошел в сберкассу и принес деньги. На другой день побывал в парикмахерской и стал ждать костюма с искрой и бабочку. Наконец зажурчала у окна машина, и вскоре появились квартирантки. Похвастали обновами: отрезами на платье, туфлями.
– И о тебе, голубчик, не забыли, – сказала Екатерина Александровна. – Как жених будешь.
– Скажете ведь, – засмущался Архип Петрович.
– Получай, – она развернула сверток и достала оттуда галстук-бабочку.
Ах, что это была за бабочка! Цвета морской волны и в крапинку. И на резинке.
– Хороша штучка! – обрадовался Нилин. – А костюм-то, боюсь, впору ли купили?
– Какой костюм?
– Ты что, с приветом? – спросила импозантная Лена. Старик поначалу насупился, да, спасибо, квартирантки напомнили, что не себе на костюм он деньги давал, а им, в долг. Отошел Архип Петрович.
– Надо ведь, – казнился он, – чуть не обидел квартиранток.
Прошел месяц. Сидят как-то они втроем – хозяин и квартирантки, Пугачеву слушают.
– Что-то гостей не видать, – сказал Архип Петрович.
– Не придут больше, голубчик, – ответила Екатерина Александровна.
– А что так?
– Что им в этом хлеву делать?
– То есть как в хлеву? Тут и полы паркетные, и ванна с уборной отдельно.
– Отстаешь от моды, Архип Петрович. Ведь об твои сундуки да шкафы до костей пораниться можно. Ты смотри, какие чудесные гарнитуры в магазине: «Гавора» «Перепица», «Адмирал»…
– Дорого, поди.
– Одному, конечно, дорого. А если вскладчину? – предложила Екатерина Александровна.
Купили. Гарнитур стоил рублей восемьсот, а вот вскладчину он обошелся Архипу Петровичу во всю тысячу. Надо было продавца «подмазать». Когда разгружали мебель, сбежались соседи и наперебой стали расхваливать: красивый до чего, гладкий! Екатерина Александровна терпеливо объясняла:
– Мы хотели с Леночкой взять подороже, да денег не хватило.
Архип Петрович только головой качал. «Ну и любят ведь эти женщины прихвастнуть!» И смолчал.
Новая эра продолжалась, И что ни вечеринка, у Нилина на двадцатку меньше. Взаймы давал квартиранткам. Вот и триста, вот и пятьсот рублей набежало… Однажды Архип Петрович решился. Покашлял в кулак, попереминался с ноги на ногу, попросил:
– Мне б, тово, должок бы получить.
– Какой должок, голубчик?
– Ты что, с приветом? – удивилась импозантная Лена.
– Пятьсот шестьдесят целковых дал я. Да и за постой рассчитаться бы.
Екатерина Александровна перевернулась на тахте.
– Всего-то! – сказала она. – Завтра рассчитаемся.
В этот вечер дом ходил ходуном. Хватил лишку в первый раз, пожалуй, и Архип Петрович. Неожиданно посреди танца квартирантка подхватила его под руку и утащила в спальню. И тут перед Нилиным Екатерина Александровна раскинула необыкновенные карты: дамы с хвостом русалки, валеты с кинжалами…
– Голубчик, говори только правду, – предупредила Екатерина Александровна.
– Буду как на исповеди, – заверил Нилин.
– Сколько на твоей сберегательной книжке осталось?
– Ну, положим, две тысячи.
– Не две, а две триста, – строго поправила Лена.
– Ну хорошо, не будем мелочными. Итак, я гадаю. Мои карты не лгут… Ой, что это? – вдруг вскрикнула Екатерина Александровна. – Леночка, ты посмотри, что выпало Архипу Петровичу.
– Подумать только! – схватилась за щеки Леночка. – Везет ведь простофилям.
– Лена! – прикрикнула Екатерина Александровна.
– Что там такое? – заинтересовался Нилин. Екатерина Александровна поднялась с кушетки и чмокнула Нилина в лоб.
– Поздравляю, голубчик! Вы будете жить сто лет.
– А я меньше и не думал. Ну и что?
– Не понял? Но ведь это очень просто. Ты нам отдаешь деньги, а взамен получишь… Ну угадай, что?
– Драгоценности какие-нибудь?
– Нет, дедуля, облигации.
– Трехпроцентные?
– Зачем трехпроцентные? Обычные. В этом-то и вся прелесть! И к своему столетию все до единой погасишь. Давай руку, голубчик!
Как хорошо, что «голубчик» был «под мухой»! А иначе бы у него никогда не хватило духу так грозно спросить:
– Что-о-о?! – И грозно добавить – Завтра я иду в милицию.
Спозаранку он написал заявление и пошел в милицию. Вернулся, а в квартире хоть шаром покати. Лишь галстук-бабочка лежит на подоконнике. Соседи тут как тут. Говорят:
– Гарнитур свой забрали и укатили.
– Это мой гарнитур.
– Не скажи, Петрович. Помнишь, когда разгружали его, жалели, что другой не купили. И ты им не подзанял.
– Это мой гарнитур.
К вечеру из милиции пришел сержант. С ним два старика. Тихие такие, благообразные. Один и спрашивает у Архипа Петровича:
– Костюм с бабочкой покупали?
– Покупали.
– Это две сотни, – подытожил старик.
– Гарнитур покупал?
– Покупал.
Благообразный старик повернулся к сержанту.
– Это они, товарищ милиционер, язви их в душу!
А вскоре обворованные старики в качестве свидетелей предстали перед судом. Не знаю, как проходил этот процесс, но аферисток, понятное дело, уличили и наказали. И еще в приговоре отметили: возместить старикам убытки. Услышав такое, Лена из-за перегородки помахала ручкой и сказала:
– К столетию, дедуля, как раз и рассчитаемся. Карты – они не врут.
Процессом обвороженные старцы остались очень довольны. Я потому так думаю, что однажды прочитал в стенной газете новое стихотворение А. Нилина. Называлось оно так:
Прокуратура и суд
В обиду не дадут.
Выходит, за старое принялся Архип Петрович. И правильно сделал: поэзия – не всегда прокормит, но уму-разуму в любом возрасте учит…