Текст книги "Ради смеха, или Кандидат индустриальных наук"
Автор книги: Геннадий Толмачев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
– И никаких проблем?
– Меньше будет проблем. Ты вот, Оля, съехидничала, что у нас в совхозе семьи верные. А ведь это действительно так. Потому что семьи создавались не в кафе и не на танцульках. Тебе, наверное, трудно понять, какое для нас было счастье выбраться из землянки, купить кухонный гарнитур, отправить пацанов в свою школу. Но стоит ли об этом?.. Про пуд соли – это точно сказано. А посмотри на сегодняшние браки. Сумасшедшие ресторанные свадьбы, отдельные комнаты или квартиры с гарнитурами, а то еще и машины в приданое. Где им, молодым, знать цену заработанному рублю, когда все преподносится на блюдечке. Залезай в постель и жди, когда родители жрать приготовят. Какая это семья? Ведь люди-то познаются в трудностях, в умении бороться с ними. Вот где проверяются мужья да жены. А когда приходишь на все готовенькое – что может связать жениха и невесту?
– Пустячок под названием любовь, – сказала Оля.
– Любовь – это повод к женитьбе, – убежденно ответил Константин Васильевич. – И мало кому удается растянуть ее на всю жизнь. За любовью в хорошей семье появляется другое чувство, великое чувство – уважение друг к другу. И оно навсегда, до конца. Ты согласна со мной, Нина?
Нина Васильевна кивнула головой.
– Согласна, Костя.
– А я не согласна! – демонстративно объявила Оля, поднимаясь из-за стола. – Не согласна я! Но от этих разговоров я, наверное, чокнусь.
– Оля! – запротестовала Нина Васильевна.
– Нет, точно чокнусь! Дядя Костя, у вас там что – другая планета, другая цивилизация? У вас молодоженов загоняют в землянки? Или после свадьбы дают им в руки кайло, чтобы они вместе преодолевали трудности? Так у вас?
– Оля, что за тон? – снова вмешалась Нина Васильевна.
– Пусть выскажется, видно, накипело.
– А я высказалась. Теперь ваша очередь. Только прошу иметь в виду, что на нашем да и на вашем календаре последняя четверть двадцатого века.
– Спасибо, учту, – с улыбкой согласился Константин Васильевич. – Но я не совсем понимаю, что ты хочешь услышать? Как у нас справляют свадьбы?
– Начните с этого.
– Хорошо. Свадьбы у нас шумные, многолюдные. С этого года всем молодоженам предоставляются отдельные квартиры.
– С гарнитурами?
– Да, вскладчину, как правило, покупаются гарнитуры. Кайло ни жениху ни невесте мы не даем – у каждого своя работа.
– А где трудности, с которыми надо бороться? Константин Васильевич посмотрел па Нину Васильевну, развел руками и улыбнулся:
– Племянница-то думает, прижала. – И повернувшись к Оле, продолжил. – В логике это называется подмена тезисов. Я рассказывал, Оля, о том, как создавались наши семьи. Наши. Но мы ведь не в вакууме живем. Дети смотрят на нас, учатся у нас, как строить семьи. Так что проколов у наших детей гораздо меньше. И как бы ты ни иронизировала, я убежден: нынешние браки потому столь недолговечны, что под ними нет прочной основы. А основа – это, как сама знаешь, не вздохи и не охи. А точнее не только вздохи и охи. Когда до женитьбы все идет гладко и благополучно – это далеко не залог крепкого союза. Далеко. Разве новость сейчас, что при первых невзгодах семейный катамаран разваливается на две части. Вот и получается, что материального благополучия для жизни маловато.
– Значит, впереди никакого просвета? – быстро спросила Оля.
– Трудная задача. – Константин Васильевич разрезал яблоко, раздал по дольке сестре и племяннице и повторил. – Трудная. А есть ли выход? Не знаю. Можно только предполагать, что количество неудачных браков сократится.
– Это что-то новенькое, – заинтересовалась Оля. – Почему?
– От нашей образованности. Туманно? Тогда слушай. Ты знаешь, я знаю, сестра моя знает, как много сейчас разводов. Какой отсюда вывод? Быть осторожнее, осмотрительнее. Ведь любой развод – это горе, драма. Мы не враги своим детям и поэтому сейчас во всех семьях родители внушают будущим женихам и невестам: не торопитесь, впереди целая жизнь. И поверь, Оля, они не будут торопиться. Браки повзрослеют, ну а это в свою очередь предостережёт от многих ошибок. Ведь браки в двадцать пять, тридцать лет намного надежней.
– Дядя Костя, а ведь это резонно, – чуть подумав, согласилась Оля.
– Более того, я думаю, что придет время, когда для тех, кто подал заявление в загс, будут проводиться… будут проводиться… не знаю, как и сказать. Ну что-то под вид сборов. Мы считаем нормальным свадебное путешествие. Ну а почему бы не сделать такое путешествие перед вступлением в брак. Представь, в каждом городе есть такой уголок, где целый месяц женихов и невест учат повара, психологи, врачи, экономисты, портные, няньки, вплоть до электриков. Принесло бы это пользу? Безусловно. Две или три тысячи рублей отдать на свадьбу нам не жалко, да-к неужели мы по сто рублей пожалеем, чтобы наши дети прошли вот такие житейские университеты.
– Костя, а ведь это очень дельная мысль, – сказала Нина Васильевна. – Ты написал бы об этом в газету?
Константин Васильевич шумно вздохнул:
– Времени нету. – Он почему-то посмотрел на часы. – Да и кто я такой, чтобы учить жить нашу образованную и культурную молодежь? Скажи, Оля?
– Я скажу, что мой дядя Костя – самый умный из всех дядей.
– Спасибо, племянница. А я в свою очередь…
Голос Константина Васильевича прервал резкий телефонный звонок. Оля быстро сняла трубку.
– Игорь, это ты? – спросила она и через секунду безразлично положила ее на рычаг. И словно по телефону ответила. – Нет, вы ошиблись номером.
– Игорь? – У Нины Васильевны поднялись брови. Кто это, Оля?
– Один мой знакомый, – равнодушно отозвалась дочь и неизвестно зачем присовокупила. – Кстати, женатый.
– О, господи! – покачав головой, прошептала Нина Васильевна. – Костя, хоть бы ты повлиял, что ли?
– Это артель «Напрасный труд», – сказал Константин Васильевич. – Вот если бы Оля согласилась в наш совхоз поехать, я бы ей там подыскал молодого да неженатого. Поехали, Оля?
– И не подумаю! Как-нибудь обойдусь без ваших механизаторов широкого профиля.
Константин Васильевич развел руками и театрально произнес:
– Извините, покорнейше, что я столбовую дворянку едва не обидел.
И снова вспыхнул диспут, бушевавший почти до полуночи. Увы, каждый остался при своем мнении. Константин Васильевич сказал!
– Подождем, Оля, когда тебя жареный петух клюнет. Нина Васильевна сказала:
– Порядочные мужчины на дороге не валяются.
Оля подытожила:
– Хоть вы и родные мне, а рассуждаете, как питекантропы.
На том и разошлись.
II
Нина Васильевна вернулась из похода по магазинам и сейчас раскладывала добычу по кухонным ящикам и отсекам холодильника. Нечаянно ее взгляд упал на газетный лист. Она отставила в сторону сетку с продуктами и присела на краешек табуретки.
– Кто бы мог подумать?! – вслух удивилась Нина Васильевна, пробегая глазами строчки. – Интересно. «Молодая женщина, русская, рост 170 сантиметров, образование высшее, с уравновешенным характером, но малообщительная, хотела бы познакомиться с мужчиной 30–32 лет, интеллигентным, добрым, со спокойным характером, желательно с высшим образованием. Буду признательна за письмо с фотографией. Писать по адресу»… М-да. Может, розыгрыш? Не похоже.
Нина Васильевна ладонью расправила газету, посмотрела название и снова углубилась в текст. Следующее объявление гласило: «Одинокая пенсионерка, 69 лет…» Батюшки, и ей женихи покоя не дают! «69 лет, рост 166 сантиметров, материально обеспечена, ищет спутника жизни примерно такого же возраста. Писать по адресу…» Посмотрим дальше. «Мужчина 40 лет, русский, рост 172 сантиметра, разведен…» Да, наверное, жена выгнала! «…материально обеспечен, любит активный отдых на природе, хотел бы познакомиться с женщиной 25–30 лет с серьезными намерениями, приятной внешности, без детей, любящей чистоту и порядок. Заранее благодарю за письмо с фотографией. Писать по адресу: Москва…» Ишь, какой любвеобильный! В Москве ему женщин не хватает! За нашими погнался.
Нина Васильевна, не расставаясь с газетой, прошла в комнату, села на диван и задумалась. Зазвонил телефон. Она сняла трубку,
– Да, Оленька… Пожалуйста, не задерживайся, я приготовлю на ужин голубцы. Кстати, тут появилась одна идея. Я потом все расскажу. Мне надо кое-что обдумать.
…Процес обдумывания, видимо, приближался к концу. На столе перед Ниной Васильевной лежали скомканные листы, но вот она в последний раз заглянула в газету и удовлетворенная отложила ручку.
– Итак, что получилось, – она подняла листочек на уровень глаз и с выражением прочитала – «Тихая, скромная девушка, с высшим образованием, 25 лет, приятной наружности, готова вверить свою судьбу неженатому, несудимому, непьющему, некурящему, негуляющему… нет, про негуляющего надо вычеркнуть… мужчине до 35 лет, интеллигентному, поклоннику театра, музыки, живописи, любящему внуков… Почему внуков? Детей!.. Буду признательна за письмо с фотографией. Писать по адресу…»
Монолог Нины Васильевны прервал щелчок дверного замка.
– Писать по адресу, – не поворачивая головы, повторила Нина Васильевна. – Оля, это ты?
– Конечно, я. А ты еще кого-нибудь ждешь?
– Могла бы и поприветливей. Посмотри-ка эту газету. Оля, расстегивая пальто, склонилась над столом.
– Куда смотреть-то? – спросила она.
– «Знакомства». Никогда бы не подумала, что наши газеты решатся на такое.
–Знакомства? – протянула Оля. – Нашла чем удивить. У нас одна кикимора выскочила по объявлению. Вот смеху-то было! В объявлении написала стройная, утонченная…
– А что тут смешного? По-моему, очень современно и в Духе времени.
– Да я не о том. В этой стройной и утонченной – шесть пудов весу. Хоть бы постеснялась. Ужин готов? Нина Васильевна неспешно собрала со стола бумажки, при этом трижды проницательным взором окинула Олю, решая, стоит ли начинать главный разговор и найдет ли этот разговор понимание. Нина Васильевна пришла к выводу, что рискнуть стоит.
– Сейчас будем ужинать, – сказала она. – Но сначала прочти эту страничку.
Наверное, ни один поэт не волновался столь явно за свое произведение, как Нина Васильевна, дрожащей рукой вручая дочери тетрадный листок. Оля взяла из вазы яблоко, впилась в него крепкими зубами и, не замечая или делая вид, что не замечает взвинченного состояния матери, равнодушно прочитала:
– «Уважаемая редакция». Интересно! – прокомментировала Оля первую строку. – «Прошу опубликовать мое объявление под заголовком «Знакомства». – Оля прекратила жевать и строго посмотрела на Нину Васильевну. – Ма-ма!
Нина Васильевна стушевалась. Она замахала руками и срывающимся голосом попросила:
– Читай, доченька, читай. Дальше будет лучше.
– Ну хорошо. «Тихая, скромная девушка…». Это я тихая, скромная девушка?! Мама, окстись! Да я ведь бандит в юбке. Гангстер! Мафиози! Да я… – Оля горящими глазами порыскала по столу, схватила нож, на пиратский манер вставила его в зубы и мягко шагнула к матери. – Я тихая, скромная девушка, р-р-р!
Нина Васильевна с ужасом следила за дочерью, а когда та с ножом в зубах по-кошачьи двинулась в ее сторону, не выдержала и стремглав бросилась на кухню.
– Олька, ты совсем сдурела! Прекрати!
– Я тихая, я скромная…
В этот момент дверь распахнулась и на пороге появился щупленький, ясноглазый паренек с чемоданчиком в правой руке. Улыбка, заготовленная на его лице, при виде Оли померкла, сошла на нет, уступив место растерянности. Он было подался назад, но тут Оля вынула изо рта нож, все еще играя, поклонилась гостю и великодушно предложила:
– Проходите. Хотите познакомиться с тихой, скромной девушкой?
Паренек мгновенно переключился на Олину волну. Он ответил:
– С удовольствием! Но где она, покажите? Хм-м, – одобрила Оля.
– Оля, кто там? – раздался голос Нины Васильевны,
– Гомо сапиенс.
– Кто, кто? – Нина Васильевна вышла из кухни и воззрилась на пришельца. – Вы к кому?
Паренек поклонился.
– Видимо, к вам. Я – телемастер.
– Наконец-то! – всплеснула руками Нина Васильевна. – А мы вас ждали на прошлой неделе.
Еще как ждали, хотелось добавить Нине Васильевне. До ломоты в пальцах пришлось ей накручивать диск телефона, пока она вызвонила мастера, чтобы он в урочный день и час исполнил свою работу. А он – нате вам! – явился не запылился спустя неделю. Напрашивается аналогия: если бы сантехники, электрики, телемастера приходили на свидание к девушкам, как на выполнение заказа, то на месте условленных встреч они бы обнаруживали гражданок давно вышедших из моды. А может, и из жизни.
И где логика, скажите? Сегодня за простой вагона – коробки на железных колесах – платятся громадные штрафы, а вот если в подъезде по три дня, ожидаючи мастера, простаивает рабочий человек (в это время простаивает его миллионнорублевый станок), то с представителя сервиса и гривенника не слупишь. Ладно, хоть пришел.
– С прошлой недели ждете? Значит, тем радостней должна быть наша встреча, – бесхитростно сказал телемастер и улыбнулся. В следующую минуту он деловито снял пальто, распахнул на стуле чемоданчик и, как бы предвкушая приятную работу, потер руки. Спросил – На что жалуемся, хозяюшки?
– Это в каком смысле?
– Что с телевизором? – уточнил мастер.
– Ни звука, ни изображения.
– Прекрасно! – порадовался мастер. – И давно?
– Недели две.
– Прекрасно! Сейчас мы вашему телевизору сделаем хара-кири. Ох и сделаем!
– Это как: хара-кири? – в голосе у Нины Васильевны прозвучали тревожные нотки.
– А это значит, потрохи – на стол, а там посмотрим, много ли лишних деталей останется.
– Молодой человек…
– Мама, да он ведь шутит. Пойди займись ужином. Мастер распечатал телевизор, помычал, разглядывая схему, и, видимо, по укоренившейся привычке работать разговаривая или разговаривать работая, без особого интереса спросил:
– А молодая хозяйка случайно не артистка?
– С чего это вы взяли?
– Ну, а кто бы еще с ножом в зубах после работы бегал?
– А-а, – чему-то своему улыбнулась Оля. – Это я стрессовое состояние снимала.
– Это хорошо, когда стрессовое состояние снимаешь, – бездумно ответил молодой мастер, ковыряясь отверткой в телевизоре. – А почему с ножом?
– Проучить ее хочу.
– Правильно, почему бы и не проучить. Постойте, – насторожился мастер, – кого проучить?
– Маманю.
– А… а в чем она провинилась?
– Взгляд у нее сегодня нехороший. Я ее ножичком – бжик! – она и подобреет.
Мастер от неожиданности едва не выронил отвертку. Потом выглянул из-за телевизора, пытаясь по лицу девушки понять: не розыгрыш ли? Оля с самым серьезным видом изучала журнал. Мастер слегка ошарашенно спросил:
– А если мой взгляд н-не понравится?
Оля поднялась с дивана и равнодушно через плечо сказала:
– Я не смотрела в вашу сторону.
– Ну, а если…
– Ну, а если не понравится, трахну чем-нибудь по башке и привет!
– От кого привет? – обалдело спросил мастер.
– Какой несообразительный! – Оля покачала головой. – Если я трахну, то, значит, и привет от меня.
– Ясненько! А г-где вы работаете? – сглотнув слюну, спросил мастер.
– Я? Ха-ха-ха! Да нигде. Мы на особом счету у государства.
– Кто это – мы?
– Не понятно, да? Вот сейчас возьму…
– Хозяйка! – вдруг громовым голосом пророкотал щупленький телемастер и, когда Нина Васильевна зашла а комнату, попросил. – Сядьте, хозяйка, между нами, а то мне ваша дочь совсем голову заморочила. Ага, вот здесь и сидите смирненько. Тихонько, смирненько…
Нина Васильевна непонимающими глазами смотрела то на мастера, то на Олю и, так и не угадав причину случившегося, спросила у дочери: Что произошло?
– Ничего. Сидели, разговаривали, – она кивнула на мастера, – я ему кое в чем призналась.
– В чем призналась? – встревожилась Нина Васильевна. – Оленька, он ведь посторонний человек.
– Вот постороннему и призналась, – удовлетворенно подтвердил мастер и молодцевато вытянулся за телевизором. – А своим зачем признаваться? Свои и так все знают, – многозначительно добавил он и посмотрел на Олю. Услужливая память подсказала представителю сервиса уйму самых невероятных ситуаций, в которые попадали он сам и его коллеги. Разве забыть ему сверхвежливую бабулю, которая перед работой напоила его чаем с шанежками, а когда он прошел в гостиную, к телевизору, замкнула дверь и вызвала наряд милиции. Телевизор у бабули оказался исправным, и ему долго пришлось доказывать, что он не вор-домушник, а всего-навсего рассеянный телемастер, который по ошибке захватил наряд полугодичной давности. Совсем мало приятных воспоминаний оставила и встреча с мужем-ревнивцем: он на его глазах курочил телевизор и заставлял мастера немедленно устранять поломку. А если бы подвела квалификация?! В том смысле сегодняшний вызов представлял минимальную опасность.
– Своим зачем признаваться? – повторил он. – Свои и так все знают.
Оля вспыхнула и, бросив журнал на диван, удалилась на кухню. Нина Васильевна проводила ее взглядом, шумно вздохнула и скрестила на груди руки.
– Все-таки, что здесь произошло?
Мастер, как завороженный, смотрел на руку Нины Васильевны, перехваченную бинтом. Та, почувствовав упорный взгляд, заерзала на стуле.
– Что вы так смотрите? И вообще, вы пришли телевизор ремонтировать…
– Хозяйка, что у вас с рукой?
– С какой рукой?
– С левой. Где бинт.
– Ничего. Обычные кухонные дела. Порезалась.
– Порезались, – удовлетворенно заключил мастер. – А как это произошло?
– Не помню.
– А рядом с вами… дочурки не было? – вкрадчиво поинтересовался телемасгер.
– Была. Она меня и зацепила нечаянно.
– Нечаянно, – осклабился мастер. – Ножичком.
– Точно. Мы чистили картошку, Оля кого-то уморительно скопировала, я засмеялась, вскинула руки и – бжик…
Жест Нины Васильевны был копией олипого, когда она демонстрировала мастеру, как владеть ножиком. Мастер огромным носовым платком утер лицо и с опаской посмотрел на дверь, ведущую в кухню.
– И давно она так уморительно… бжикает? – ткнул воображаемым ножичком телемастер.
– Что вы сказали?
– Я говорю, давно она у вас, – мастер недвусмысленно крутнул пальцем у виска, – с приветом?
– Это как понимать? – В голосе Нины Васильевны прозвучали отдаленные, почти мурлыкающие интонации тигрицы.
– Я, конечно, сочувствую… Такая с виду симпатичная, образованная и…
– Что «и»? – короткая реплика не позволила повторить голос большой кисы, но зато поза была весьма красноречивой.
– Я думал, это только в книжках… Образованная, симпатичная и такая… чудовище!
– Что-о-о?! – сказала мама-тигрица и…
Ну, а дальше все было так, как должно быть. Двери, оказывается, можно открывать не только руками, но и спиной, пальто надевать не обязательно в прихожей, тем более, что у подъезда места значительно больше, что же касается инструмента телемастера, то при помощи магнита он его собрал па лестничной площадке за каких-нибудь два часа.
Оля сначала смеялась, а потом вдруг накатила грусть. Она вышла па балкон и сказала:
–Товарищ телемастер, приходите к нам еще раз.
И почти не удивилась, когда щуплый телемастер спокойно пообещал:
– Обязательно приду. Но только со взводом автоматчиков.
III
Время тянулось нудно, как в самолете. Десять раз было говорено и переговорено, где сядет Оля, как она встретит гостя, когда предложит ему чай… По сценарию получалось, что минут через тридцать-сорок позвонит Нина Васильевна и, если в трубке услышит «нам так интересно», должна немедленно взломать дверь. Но если и не взломать, то все равно действовать как по сигналу «SOS». Другой пароль: «мы пьем чай» или «мы собираемся пить чай». В этом случае мама может не суетиться, потому что дочь целиком владеет инициативой.
– Мама, – сказала Оля, взбивая прическу у зеркала, – а если я не смогу подойти к телефону, что тогда?
– Это почему? – медленно спросила Нина Васильевна, прокручивая в голове сразу сто вариантов.
– Ну мало ли… Кавалеры нынче всякие бывают. Заломит руки и – прощай молодость.
– Глупости! Это ведь не шпана какая-нибудь, а солидные люди.
– Мое дело предупредить.
Нина Васильевна тяжело опустилась на стул и сокрушенно проговорила:
– Оля, что ты со мной делаешь? Ты хочешь мать до инфаркта довести? В таком случае я никуда не уйду. Буду сидеть на этом стуле и…
– Мама!
– Что ты предлагаешь? – Нина Васильевна мельком взглянула на часы. – О, господи, через десять минут он заявится. Как его? Ах да, Вадим Сазонович! Неужели этот Вадим Семенович, научный работник, способен на вероломство? Я ухожу, ухожу со спокойной совестью.
Нина Васильевна резко сорвала фартук, кинула его на диван, но сообразив, что ему тут не место, отнесла на кухню.
– Я спокойна, я спокойна, как сфинкс, – то и дело повторяла она, и лишь металл в голосе выдавал ее истинное состояние. Наконец она собралась и, перед тем как шагнуть за порог, предупредила. – Если я услышу «нам так интересно», то, клянусь, одним научным работником в нашей стране будет меньше.
Нина Васильевна ушла. Оля задумчиво и совсем не по-женски, сложив руки за спиной, дважды обошла вокруг стола, остановилась перед зеркалом и, как о чем-то давно решенном, сказала:
– Дура я набитая!
Будто кто ждал этих слов за дверью, потому что сразу заверещал звонок.
– Войдите.
Дверь стремительно распахнулась, и перед Олей предстал темноволосый крепыш в синем вельветовом костюме.
– Точность – вежливость королей, – с улыбкой сказал он, пальцем постучав по корпусу часов.
– В таком случае, здравствуйте, ваше величество.
– Нормально, это мне нравится. Позвольте? – Крепыш галантно поцеловал Оле руку.
– Благодарю, садитесь, пожалуйста, Вадим Сазонович. Теперь Оля могла рассмотреть своего визави. Говорят, самая незапоминающаяся внешность у разведчиков, которых в случае провала называют шпионами. Так вот, у Вадима Сазоновича была самая обычная физиономия. Все вроде бы на месте, и в то же время смотришь, как в дыру. Поправив стрелку у брюк, Вадим Сазонович проговорил:
– Я понимаю ваше смущение, Ольга Максимовна, и поэтому позвольте нить разговора, так сказать, взять и свои руки?
– Не возражаю. Но, может быть, я поставлю чай?
– С удовольствием.
Оля отстучала каблуками на кухню, провожаемая архи-заинтересованным взглядом Вадима Сазоновича. Удовлетворенно кашлянув, он поднялся с дивана и подошел к книжному шкафу. Через полминуты Вадим Сазопович подытожил:
– А всемирочки-то нет. И раритетиков не вижу.
– Простите, что вы сказали?
– Я говорю, а не поставить ли нам музыку? Оля вышла из кухни.
– К сожалению, магнитофон забарахлил.
– Вот что значит в доме нет хозяина! – удовлетворенно воскликнул Вадим Сазонович.
Оля расставила на столе чашки, придвинула гостю сахарницу, раскрыла коробку конфет и спросила:
– Вам покрепче?
А в мыслях промелькнуло: «Господи, и на кой он мне сдался этот чаехлеб! Шугануть бы его… Нельзя. Сама вроде бы зазвала. Ах, мама, мама!»
– На ваш вкус, Ольга Максимовна, – откуда-то издалека услышала она и снова подивилась взгляду гостя. Не глаза, а ценники. Сейчас он на свет рассматривал чашку, определяя качество фарфора. Подытожил: – Саксонский. Итак, я беру нить разговора в свои руки. Это ваша квартира?
– Нет, мамина.
– Нормально! – без энтузиазма прокомментировал сообщение Вадим Сазонович. – Пойдем дальше. Замужем, простите, не бывали?
– Не приходилось, хотя…
– Что хотя? – быстро спросил Вадим Сазонович в предвкушении пикантного признания.
Оля подержала паузу, отпила глоток чаю и сказала:
– Хотя… хотела бы.
– Нормально! – растянул губы в кислой улыбке потенциальный жених. – Я в том смысле, что это нормальное желание. А мне, Ольга Максимовна, не везет. Все какие-то мымры попадаются.
– И часто не везет?
– Понимаю, тут хвастать нечем, но я обжигался трижды. И странная закономерность: когда ухаживаешь, предложение делаешь и все с цветочками да с конфетками – не девушки, а золото. Но зато после загса, хоть караул кричи. За один месяц в мымру превращается. Только прошу не беспокоиться, Ольга Максимовна, официально я совершенно бездетный. Алиментов никому не плачу и платить не собираюсь.
Вадим Сазонович манерно оттянул мизинец и потрогал им несуществующие усы. Жест был до такой степени некстати, что Оля почувствовала раздражение.
– Я коплю на машину, Ольга Максимовна. И, между нами говоря, близок к цели. Сейчас это модно. Простите, а у вас есть машина?
Оля, чтобы не выдать свои чувства взглядом, прикрыла глаза рукой.
– Есть, – ответила она спокойно. – «Мерседес-бенц» последнего выпуска.
– Нормально, – привстал со стула Вадим Сазонович. – Наверное, оттуда привезли? – Он кивнул головой.
– Оттуда. И кое-какие сбережения есть. Доллары, фунты, сертификаты.
Вадим Сазонович так и замер, зависнув над стулом. Потом нетвердыми руками подтянул к ноге портфель, раскрыл его и выложил на стол коробку конфет и букетик цветов.
– Это вам, Ольга Максимовна. За разговором чуть не забыл про подарочки.
Настроение у гостя улучшилось. Вежливая улыбка преобразилась в обволакивающе-значительную, тембр голоса зазвучал проникновеннее, глаза слегка затуманились.
– А я все думаю: чей это мерседес бегает по городу? Кстати, за рулем сидел мужчина.
– Это мой дядя.
– А вы, я посмотрю, широкая натура: кому-то доверить мерседес…
В любой другой ситуации Оля бы совершила антиобщественный поступок, но не в этой. Она всеми фибрами презирала гостя с глазами-ценниками, презирала себя за то, что согласилась на эту авантюру с объявлением. Оля сказала:
– Вадим Сазонович, а ведь вы написали не только мне.
Вадим Сазонович откинулся на стуле и рассмеялся.
– Нормально! В проницательности вам не откажешь. – Он неожиданно посерьезнел – Да ну их всех, знаете, куда?.. Сейчас я на ваших глазах весь список… Хотите?
– Конечно, хочу.
Снова руки Вадима Сазоновича нырнули в портфель, извлекли на свет какие-то листочки и с ожесточением разорвали их на клочки.
– Вот так мы! Вот так, – приговаривал он. – Мне никого не надо. А теперь, что я должен сделать?
Ольга поднялась со стула и, уверенная, что скажет эту фразу с презрением, вдруг сорвалась на крик:
– А теперь идите вон!
Вадим Сазонович ничего не понял: по лицу его пробегали то жалкая улыбка, то испуг, то зачем-то хмурились брови.
– Нормально! – громко прошептал он.
– Вон. я сказала! – Оля выбежала на кухню и не видела, как пришелец судорожно сгреб в портфель цветы и конфеты, а секунду поразмыслив, смахнул туда и бумажные клочки. В дверях он крикнул, доведя свой голос до обличающего рокота:
– Мерседес-бенц! Да у такой дуры, как ты, велосипеда никогда не будет. Мымра!
Когда пришла мать, Оля уже не плакала. Но по хмурому виду дочери Нина Васильевна догадалась о ее состоянии.
– Это я во всем виновата. Прости, дочка, – со вздохом проговорила она.
Оля закусила губу и ничего не ответила.
– Если хочешь, то я никуда не буду уходить. Порядочный поймет, ну а если какой прощелыга заявится, то я найду, что ему сказать.
– Хватит, мама. Я никого не хочу видеть: ни прощелыг, ни порядочных.
– Как знаешь, – покорно отозвалась Нина Васильевна и настороженно посмотрела в сторону двери. Оттуда послышались какое-то шарканье, кашель и следом громкий стук в дверь.
– О господи, кого это нелегкая принесла! Звонок ведь есть, – удивилась Нина Васильевна и громко разрешила: – Войдите!
В ответ – стук в дверь. Нина Васильевна вскинула глаза на часы, пожала плечами и сама открыла дверь. Слегка посторонившись, она пригласила:
– Входите, пожалуйста!
Оля уловила растерянность в голосе матери. Она повернула голову и увидела, как чья-то нога с трудом преодолела порог, а потом появился и ее владелец: сухой смуглый старик с клинообразной седой бородкой. Из-под белых бровей неожиданно светились молодые глаза. Он подал Нине Васильевне руку и сказал:
– Здравствуйте, уважаемая хозяйка. Как ваше здоровье?
– Спасибо, пока не жалуюсь.
– Здоровы ли дети? – мелкими шажками подходя к Оле и подавая ей руку, спросил он. – Вижу, дочка, по глазам, что ты здорова и приветлива.
– Садитесь, пожалуйста. – Оля пододвинула стул. ― Спасибо, дочка. – Гость сел, осваиваясь посмотрел по сторонам и лишь потом заговорил: – Думаю, что уважаемые хозяйки удивляются: зачем это, скажут, старый Курмантай Джаксыгельдинович…
– Ой, батюшки! – всплеснула руками Нина Васильевна.
– Понимаю, хозяйка, – кивнул головой Курмантай Джаксыгельдинович, – что трудно будет со мной разговаривать. У нас, у казахов, принято к пожилому человеку обращаться так: если он Абильмажин – зови его Абике, если Сапаргали – Саке, если Курмантай, как меня, зови Куреке.
– Ку-ре-ке, – улыбнулась Оля. – Дядюшка Куреке.
– Видишь, как просто. Но если человек неуважительный, глухой к старшим, он может глупость сказать. – Глаза Куреке озорно блеснули. – Знаешь, как мне однажды сказали? Дедушка Кукарек. А я ему говорю: почему Кука-рек? Я ведь не петух.
Гость, судя по всему, любил над собой подтрунивать и был доволен, когда его шутки вызывали смех.
– Веселый вы человек, дядюшка Куреке, – сказала Оля и поняла, что ей удалось начисто прогнать горечь от предыдущего визита.
– Ты сейчас будешь смеяться, дочка, когда узнаешь, зачем я пришел.
– Я думаю, что вы агитатор.
– Ошибаешься, дочка. – Из домоуправления?
Куреке издал цыкающий звук, который на всех языках мира обозначал бы «нет».
– Тогда… – ей не хотелось в это верить, потому что старик ей был очень симпатичен.
– Ты объявление писала в газету? – спросил Куреке.
– Да-к вы что – жених? – не очень приветливо спросила Оля.
– Я не жених, – ответил он и, чтобы весомей прозвучала следующая фраза, сделал паузу. И потом – Но я пришел за невестой.
– Какая чепуха!
– Не торопись, дочка. Это не чепуха. Я пришел за невестой для моего сына.
– Час от часу не легче. А где сам жених? Почему он не пришел?
Старик вдруг потупился, морщинистой рукой стал разглаживать скатерть и, наконец, собравшись с мыслями, глухо проговорил:
Ты не обижайся, дочка, на Куреке. Я всегда говорил правду. И я сейчас скажу правду. Он у… жены.
– У какой жены? – в два голоса спросили Нина Васильевна и Оля.
У своей жены. Оля ладонью ударила по столу и вскочила с дивана.
– Да-к какого же… Мама, я скоро чокнусь с этими женихами! Разбирайся с ними сама! Все! – И Оля стремглав выскочила на кухню.
– Как нехорошо получилось, – сказала Нина Васильевна, и нельзя было понять, кого она осуждает.
– Нехорошо, – сразу согласился Куреке. – Вас, простите…
– Нина Васильевна.
– Рахмет. Горе у меня, Нина Васильевна. Большое горе. Было у меня четыре сына. Джигиты. Двое погибли на фронте. Нурлан умер мальчиком. И вот остался один сын. Тридцать шесть лет ему. Жена у него есть. А беда у них такая, что нету детей. Двенадцать лет нету и, врачи сказали, не будет. Как же так: мне умирать скоро, а я не видел внуков. Чем прогневал я аллаха?.. Да, Нина Васильевна, чуть не забыл! Ваша дочка знакома с моим Адильбеком. Они на пароходе за границу ездили. И фотокарточка у него есть. Других фотокарточек нет, а вашей дочки есть. Почему бы это, а?
– Кто их разберет, нынешнюю молодежь?!
