Текст книги "Героический Режим. Злая Игра. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Геннадий Башунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 35 страниц)

Я мысленно перевёл дыхание. От союза никто не отказывается. Но и я сам в некотором роде в патовом положении: помочь местным, но обречь клан на голодную смерть зимой я не могу, не помочь – тоже, потому что это верная смерть.

Но у нас всё-таки есть ряд преимуществ. У нас есть деньги, каждый из нас – боевая единица, в конце концов, многие смогут охотиться даже зимой.

– Нам нужно место для зимовки, – сказал я. – И даже будет лучше, если оно окажется вне стен города – я заметил косые взгляды со стороны твоих... со стороны людей конунга Уле. И нам нужны припасы до весны. Скажем, на полсотни человек. На этих условиях мы согласны снять с города осаду и помогать в боевых действиях зимой. Весной мы уйдём.

– Я могу дать припасы на три десятка человек. Место... место мы покажем. На восточном склоне горы есть крепость, принадлежащая конунгу, мы её освободим для вас. Сотню человек во внутренних помещениях разместить можно, дров там достаточно. В крайнем случае, мы хотели забрать оттуда сторожевой отряд и сжечь там всё, что горит, но теперь мы делать этого не будем. Как тебе такой расклад?

– Припасы на сорок человек.

– Тридцать пять.

Я тяжело вздохнул. Вполне возможно, что после битвы от клана не останется и тридцати пяти человек.

– Пойдёт.

Руки здесь не жали, так что Старейший просто похлопал своего брата по спине и сказал прекращать трапезу. Уродец оторвался от груди и уставился на меня. Лицо у него было по-стариковски сморщенным.

– Он мне не нравится, – пропищал он.

– Здесь никто никому не нравится, – ответил Старейший, – но у нас нет другого выбора. Я прикажу принести ещё пива, а завтра тебя ждёт конунг.

– До завтра, – кивнул я.

Старейший надел свой плащ и ушёл, я же быстро настрочил послание Коруму. Ответ пришёл быстро. Писал, кажется, Репей.

"Из хороших крыс получаются хреновые дипломаты, но лучшего предложения нам не поступало. Амулеты действуют".

Что ж, хоть нам этом спасибо.

Пришла служанка. Узнав, что её изнасиловали игроки, я чувствовал себя при ней не уютно. Но сделать уже ничего нельзя. Да и не извиняться же за чужие грехи.

– Мы вас спасём, – сказал я, когда она уже уходила.

Служанка вздрогнула и, не сказав ни слова, ушла, хлопнув дверью. Вот она, кажется, меня за чужие грехи винила.

Зимовать подальше от горожан было хорошей идеей.

Материк V

Я стоял на стене, угрюмо наблюдая за тем, как служители Культа подгоняют к городу очередную порцию одержимых. По моим оценкам здесь собралось уже не меньше восьми сотен сумасшедших и, наверное, ещё столько же оставалось в лесах. Мне, привыкшему к небольшим деревенькам на севере, эта прорва народу представлялась сплошным человеческим морем. А если закрыть глаза и только слушать, то начинало казаться, что одержимых как минимум в три раза больше.

Сплюнув в сторону армии противника, я принялся спускаться со стены. Через час меня ждёт конунг вместе со Старейшим, нам нужно будет разработать совместный план действий. До крепости идти не больше получаса, но лучше не опаздывать.

При солнечном свете городские улицы, переполненные беженцами, выглядели ещё хуже, чем вечером. По дороге я наткнулся на двух умерших стариков, присыпанных свежим снегом. Родственники усопших ругались с двумя городскими стражниками, решая, кто будет убирать трупы. У стражников была другая работа, а беженцы не желали сниматься с насиженного места, справедливо полагая, что за время их отсутствия укрытие – палатку из плотной ткани, поставленную на крошащиеся кирпичи – займёт кто-то другой.

Мрак.

Что хуже – бродить по вымершим северным землям или здесь, среди людей, единственная цель которых – прожить ещё хотя бы день? Кто-то из игроков говорил при мне фразу "Сдохни ты сегодня, а я – завтра", описывая кроткий нрав жителей какой-то деревеньки, куда он с пати забрёл ещё до объединения с кланом Серверной Рати. Сейчас этот закон повторялся в куда большем масштабе.

Но никого даже нельзя винить. Люди, не желающие уносить своих стариков в отвал для трупов, заботятся о собственных детях, которые в этот момент испуганно жмутся друг к другу на толстом слое соломы в палатке. Дети не понимают, что происходит, что случилось с их дедушкой, зачем взрослые притащили их в это негостеприимное место, зачем они сожгли такой приличный и уютный дом. Если погибнут эти дети, погибнет будущее. Можно нарожать других детей? Скажите это их родителям.

Я подошёл к стражникам и протянул им две последних серебряных монеты.

– Уберите их, пожалуйста.

Деньги решали многие проблемы, эту в том числе. Один из взрослых, ругающихся со стражниками, признав во мне пришлого, плюнул мне в след. Я не обратил на это внимания. Не для него старался.

Я выбрался из своеобразных трущоб, занимающих три квартала в длину и обхватывающих нижнюю часть городской стены. Пошли дома побогаче, построенные целиком из камня, улицы расширились. Здесь беженцев уже не было. Интересно, когда Старейший вчера говорил о том, что им не хватает еды, распространялось ли это на жителей верхней части города? Чёрт его знает. Люди – лицемеры, и я ничуть не лучше.

Мне дорогу перегородила стайка молодых парней. Они вели себя очень агрессивно, один напрямую предложил мне убраться, заявив, что плевал он на приказы Старейшего.

– Скажи ему это в лицо, – ответил я, кивая ему за спину.

Парень побледнел, но, обернувшись, понял, что никакого Старейшего рядом нет. Остальные тоже заозирались. Именно этого я и добивался.

– Ах ты ублюдок! – заорал он. – Я тебе...

Я ушёл в тень и продолжил свою дорогу, больше не обращая на агрессивно настроенную молодёжь никакого внимания. У парней нет причин ненавидеть лично меня, но есть причины ненавидеть игроков в целом. Вот в чём загвоздка.

Это поколение тоже отравлено. Тьмой, пролившейся на эту землю. Тёмными воспоминаниями, которые останутся от тёмных времён. Счастливо жить смогут лишь те, кого не затронули бедствия, или те, кто их не запомнит. Рассказы очевидцев, призывающих к ненависти, одно, быть очевидцем – совершенно другое.

Под Скрытностью идти было куда спокойней. Я инстинктивно уворачивался от редких прохожих, но всё моё внимание было отвлечено на размышления. Простые, в общем-то, мысли, которые пришли мне в голову только сейчас.

Мы здесь чужие. Несколько десятков тысяч человек, за короткий срок свалившиеся на голову здешним обитателям, в местных масштабах вызвали настоящую гуманитарную катастрофу. Мы нежеланные гости, которые были призваны кем-то, чтобы решить определённую задачу – убить главного босса. Чтобы решить эту задачу, нам нужно было выполнить кучу куда более мелких насущных задач. Прокачаться. Набрать оружия. Припасов. Всё это мы могли сделать только за счёт местных.

Как бы я отнёсся к чужаку, ввалившемуся в мой дом и потребовавшему, чтобы я отдал ему свою одежду, еду, деньги, да ещё и одолжил собаку, чтобы потренироваться на ней наносить смертельные удары. При этом деться от незнакомца мне некуда. Поначалу я согласился, дал еды и денег, но вместо собаки предложил ему потренироваться на гопниках из соседнего подъезда, надеясь, что незнакомец не вернётся. Но тут пришёл ещё один незнакомец, за ним другой... Еда и деньги у меня закончились. Но, что самое страшное, начали кончаться гопники, а часть незнакомцев уцелела и теперь снова требует мою собаку. Я отдаю собаку, но этого уже слишком мало, и незнакомцы говорят, что теперь они убьют меня. Что мне остаётся? Конечно, собраться с соседями и дать им отпор. Нам это удалось, незнакомцы либо повержены, либо разбежались, но тут появляются обиженные гопники, вернее их остатки. Им сильно не понравилось то, что мы обидели их чужими руками, они жаждут мести. У нас начинается вполне привычное противостояние, пусть и куда более горячее, чем обычно. Но тут опять появляются незнакомцы, только уже из другой партии. Они говорят, что они хорошие и добрые и помогут нам справиться с гопниками. Но мы уже это слышали.

Теперь нужно представить, что нас, местных, не так уж и много, и большая часть о незнакомцах ничего не знает. Это делает катастрофу страшнее вдвойне или втройне.

Но, что самое страшное, я понимаю, что незнакомцам просто нет места в этом мире. Они совершенно лишние. Пускай выполняют свою задачу, но подальше от меня. Я хочу жить спокойно. И я понимаю, что, возможно, те, что выполнят свою основную задачу, уйдут, да и то не факт. А те, что сидят у меня у порога? Что тогда мне остаётся делать с этими жадными, прожорливыми, наглыми и опасными людьми?

Я остановился у какого-то дома и опёрся на стену. Мне было страшно. Было плохо. Я чувствовал, как меня захлёстывает отчаянье.

Нам ни в коем случае нельзя оставаться здесь на зиму. Мы и без того слишком отстали. Что сейчас происходит в центральных, куда более тёплых, частях материка?

Но как мы будем продолжать дорогу практически без припасов и денег посреди зимы?

Никак. Поэтому за город придётся бороться. К тому же, вполне возможно, что именно Драконий Клык станет одним из оплотов порядка в этой части материка, а куда лучше за своей спиной иметь спокойные земли. Потому что на крайний случай всё-таки придётся сюда отступить и как-то зимовать.

Немного придя в себя, я понял, что меня видят. Всё-таки редкостное дерьмо эта обычная Скрытность. Оглядевшись, я увидел двух девушек, непрерывно за мной следящих. Поняв, что я их заметил, одна махнула мне рукой, призывая следовать за собой. Я подчинился.

Мы вышли на центральную улицу города. Направлялись мы туда же, куда я, собственно, и собирался попасть – к замку. Но, как оказалось, не совсем. Потому что рядом с замком был ещё и храм Корда. Причём, я, кажется, был здесь нежеланным гостем – одна из девушек жестами дала мне понять, чтобы я вёл себя как можно тише и незаметней.

Это здорово походило на ловушку. Нежелательный элемент дерётся с местной золотой молодёжью, а потом начисто исчезает. Но я был в себе уверен. В случае чего пройду по трупам этих засранцев, стражников, жрецов, кого угодно, кто попытается мне помешать, выйду из города и пойду навстречу клану – черепа помогут нам пересечь эти проклятые земли, а уже дальше, возможно, мы найдём место, где можно перезимовать.

Храм представлял собой настоящую крепость – практически никаких украшений, узкие бойницы вместо окон, да и сама конструкция напоминала мощную приземистую башню с окружённым высокой стеной задним двором. Внутри напротив входа располагался большой зал с алтарём в центре, а по стенам вились лестницы, ведущие в кельи жрецов и жриц. На виду в храме не было ни души. Меня быстро отвели по лестнице в одну из келий, где и оставили в одиночестве.

Возможно, если я потерял веру в людей, мне нужно обратиться к богу? Ну уж на хрен. Тем более, это абсолютно бесполезно.

У меня оставалось ещё около получаса до встречи с конунгом. Если кто-нибудь быстро со мной не поговорит, придётся так же тихо отсюда слинять. Но долго ждать меня не заставили.

Старик, вошедший в келью, явно был в храме не последним человеком. Коротко остриженный, высокий, с холодными серыми глазами, он навис надо мной, как коршун, но лишь на миг – запугивать меня никто не собирался. Жрец уселся рядом со мной и неожиданно неуверенным голосом проговорил:

– Мне сказали, что ты здесь, покажись.

Вот тебе и главный местный слуга главного божества.

Я сбросил Скрытность. Жрец вздрогнул, но быстро взял себя в руки, его взгляд вновь обратился в сталь.

– Я вызвал тебя не просто так, игрок.

– Я догадался.

– Моё имя – Эрвир, я главный жрец Корда в Драконьем Клыке. Как мне называть тебя?

Вот так вопрос, Старейшего моё имя (ну, или прозвище) не слишком-то заинтересовало.

– Игрок сойдёт.

– Просто Игрок? По моим источникам через пару дней вас здесь будет больше трёх сотен, и как же мне тогда отличать тебя от других?

– Зови меня Доктор.

– Опять какое-то жалкое прозвище, – немного раздражённо проговорил Эрвир, – но уже лучше. Я знаю, что ты идёшь к конунгу Оле, и что ты торопишься, поэтому перейду сразу к делу. Что тебе предложил этот урод за защиту нашего любимого города? Дай догадаюсь – горсть монет, немного еды и какое-нибудь далёкое укрытие за пределами городских стен. Я прав?

– В целом, да.

Старик фыркнул.

– Этот ведьмовской выродок всегда отличался скупостью. Послушай меня, Доктор, я, Эрвир – глава храма Корда, и я клянусь своим богом, что ты не услышишь от меня ни одного лживого слова.

Старейший – гнойник на теле не только нашего славного города, но и всех этих земель. Нечеловеческий эксперимент собственных родителей, он был отравлен их злобой и сейчас только и занимается тем, что продолжает творить зло. Знаешь ли ты, что именно он приказал убивать твоих предшественников и многих убил сам? При этом все последние годы он заигрывал с Культом, стараясь уничтожить всю власть почитателей Корда. Его мать – мерзкая ведьма, а отец по молодости якшался с Крылатым Зоггом. Именно из-за него сейчас наш город осаждают эти нелюди.

Он попирает власть Корда. Своим существованием он оскверняет эту землю.

Я обращаюсь к тебе потому, что вижу твою приверженность делу Света. Ты в одиночку убил Крылатого Зогга и ты обещал привести армию для защиты города...

Что бы я делал, если бы мой сосед имел что-нибудь такое, что я хочу иметь? Власть особенно. Натравил бы незнакомцев на соседа и пообещал им награду? Просто так они моего соседа ведь не убили бы.

– Что ты мне предлагаешь в обмен на то, что этот... выродок... умрёт во время боя с Одержимыми?

Эрвир, уже опять отвлёкшийся на рассказ о том, какой Старейший плохой человек, замолчал и заулыбался.

– Ты не только отличный воин Света, но и умный человек. Я обещаю, что, в случае смерти Старейшего, после победы над Культом твоя армия станет личной армией конунга Оле. Вы будете кататься как сыр в масле.

Или плавать как кусок мяса в реке, наполненной плотоядными пираньями, не говоря уже о том, что зимовка в городе в мои планы не входит. Интересно, почему жрец не учитывает мнение старой гвардии конунга и, что самое главное, самого конунга?

– Я подумаю, – сказал я. – И донесу твоё предложение до своего командира, человека, определённо, светлого и доблестного. А пока мне нужно идти к конунгу, чтобы не вызвать подозрений.

Я исчез, в очередной раз заставив растеряться жреца. Всё-таки понятно, почему он в городе играет вторые роли – местные ценят силу, а её у Эрвира не хватало. Да и действовал дедок как-то топорно. Хотя, какие у него ещё были варианты?

Я не опоздал. Стоило мне войти в "тронный" зал, как я понял, почему мнение самого конунга никто не спрашивал – мальчишке едва исполнилось шесть. Он буквально тонул в обитом замшей кресле. Рядом с ним стояла нянька, постоянно утирающая сопливый нос, а сам вседержитель куда больше интересовался банкой с засахаренными фруктами, чем политикой.

– Я знаю, что много сладкого ему нельзя, но по-другому заставить его сидеть на переговорах нельзя, – сказал мне Старейший вместо приветствия.

– Хочу сладкого мороженого молока! – закапризничал Оле.

– Ты и так заболел, – резко произнёс Старейший, и уже мягче добавил: – Как только сопли пройдут, я сделаю тебе фруктового замороженного молока. Ладно, – обратился он к няньке, – наш союзник представлен конунгу, веди его играть в лошадки.

Конунг покинул зал, напоследок показав Старейшему язык.

– Мальчику пришлось несладко, – сказал "слуга зла", – его отца убили на его глазах.

– Дай угадаю, другие игроки? – мрачно спросил я.

– Нет. Кузен. Но он заручился поддержкой игроков. Кстати, его родной брат у нас главный в храме.

– Ясненько.

– Что ж, давай начнём планировать операцию по снятию осады с замка. Начнём завтра вечером. У тебя с собой та волшебная бумажка?

Что бы я сделал, если бы сосед попытался натравить незнакомцев на меня? Чёрт знает. Ведь я не могу судить со стороны хозяина, я сам незнакомец. И я чувствую себя пешкой в местных играх. И мной, как и пешкой, очень легко пожертвовать. Я потерян, не знаю, кому верить, но я хочу, чтобы другие пешки, мои соратники, выжили.

Как это сделать?

Смерть V

Солнце медленно клонилось к горизонту, от чего фигуры кавалеристов с поднятыми копьями отбрасывали неправдоподобно огромные тени. Полсотни конницы, построенные в два ряда, тянулись метров на сто пятьдесят в глубину города, уже середина отряда терялась за поворотом улицы, из-за этого казалось, что войско тянется до самого замка и имеет куда большую численность.

К сожалению, у Оле было всего пятьдесят всадников, а иллюзия посетила только меня, ни разу не видевшего настоящую конницу. Сейчас эти полсотни человек должны были рискнуть жизнью, чтобы я мог выбраться из города незамеченным послушниками. Без подробных рекомендаций Старейшего по поводу снятия осады решили не драться, а на небольшой пергамент так много текста не влезло бы.

Второй целью атаки была отсрочка нападения. Мы со Старейшим рассудили, что чем больше времени у оккультистов займёт набор критической массы одержимых, тем позднее они начнут штурм. Было одно большое "но": если из леса появится нечто, назвавшее меня предателем, штурм начнётся незамедлительно, и вполне могло случиться так, что это произойдёт ровно в момент атаки конницы, и всю её перебьют за стеной. А без неё у города практически нет шансов выжить.

Впрочем, сами кавалеристы не слишком-то переживали. Они подшучивали друг над другом, спорили, кто сколько убьёт одержимых. Они привыкли, что любая пехота становится смазкой для их копий, что от первого же удара те, что не погибли, бросаются бежать, а те, что умерли, втаптываются в грязь. Позавчерашнего урока им, кажется, не хватило. Или, быть может, они просто бахвалились друг перед другом.

По команде Старейшего, маячившего рядом в своём огромном бесформенном плаще, ворота начали открываться. Конные сорвались с места.

Я дождался, пока за воротами исчезнет последний конский хвост, и выскользнул уже через закрывающиеся створки.

Атака конницы выглядела красиво. Первые ряды шли прямо, снося всё на своём пути – некрупную химеру втоптали в землю, разогнали десятка два одержимых. Потом строй немного изменился, вместо двух колон образовались две косых шеренги, стремительно несущиеся вниз по склону. Это было прекрасное и смертоносное зрелище, больше похожее на сход лавины.

Но в этот раз оккультисты подготовились к нападению. Из леса выскользнули три крупные некро-химеры, а за ними бесформенной толпой повалили одержимые – три или четыре сотни, и это не считая тех, кто сейчас собирался на склоне, охватывая конницу со всех сторон. Одна из химер с неожиданной прытью атаковала правый фланг конной шеренги и своими длиннющими лапами вырвала одного из всадников из седла, а коня повалила на землю. Две другие разорвали шеренги посередине. Но, подчиняясь командам командира, кавалеристы на свободном ещё месте перестроились в клин и врезались в толпу одержимых.

Дальнейшие боевые действия я не видел, не было времени. Я несся по лесу к условленному месту встречи, параллельно пытаясь выследить, где же засели сами служители Культа.

Лес будто вымер, и дело вовсе не в оккультистах. Нечто, выползшее из своего укрытия, буквально отравляло саму атмосферу, распугивая всё живое. Мне бы тоже следовало напугаться, но я не мог себе этого позволить.

Служители Культа засели в трёх местах, и на этот раз их было куда больше, чем два десятка. Центральный отряд располагался прямо рядом с дорогой, в зарослях кустов. Только в нём я насчитал восемнадцать ублюдков. Видимо, это те, что руководили одержимыми. Другое "лежбище" было в нескольких сотнях шагов восточней, как раз там, откуда выбежали химеры. Здесь число оккультистов определить было сложнее, но, думаю, не меньше полудюжины. А вот третье, то, что западней, засело глубоко в лесу, чуть ли не в километре северней центрального. И оно мне понравилось меньше всех. Всего четыре оккультиста, но все крупные, ни одного ребёнка.

Я хотел навесить на них метки, но решил, что так меня могут вычислить. Конечно, у Старейшего остался пергамент, чтобы в случае отсутствия новостей от меня он мог отдать приказ к атаке, но всё же лучше мне добраться до своих живым и без боя.

Два с половиной километра я преодолел минут за двадцать, быстрее в сгущающихся сумерках по лесу двигаться не представлялось возможности. Здесь, в глубоком овраге, меня должен дожидаться клан. Если, конечно, всё нормально.

Оказалось, что всё нормально. Вот только на то, что осталось от Серверной Рати, больно было смотреть.

Сорок два человека, как минимум пятеро ранено так тяжело, что в битве на них рассчитывать не приходилось. Блицкриг по материку дался не просто. Не говоря уже о том, что моим соклановцам приготовили тёплый приём.

– Человек десять, как мне думается, перебежало к Песцам, – рассказывал Корум, баюкая на коленях сломанную левую руку. – По крайней мере, исчезли они организованно и бесследно, ещё дня четыре назад, как раз незадолго до нашего выхода. Здесь нас сначала встретила парочка твоих знакомых, но крысиные черепа помогли. Ну и тогда на нас натравили этих чёртовых химер. Последствия на лицо.

– Я бы сказал на лице, – прошипел Репей, трогая едва-едва сросшуюся левую ноздрю. – Всё-таки крысиные черепа – не панацея, на очень близком расстоянии не слишком-то они и помогают. Но без них мы бы там полклана оставили. И я в жизни больше не буду в носу ковырять.

– Зато мы свалили с десяток химер, – твёрдо сказал Корум. – Как я понимаю, неплохой результат.

– Ну вот и объяснение, почему у города их так мало, – кивнул я. – Но нам нужно торопиться – трупов у стен накопилось достаточно, и уже завтра вечером химер будет столько, что и на нас, и на город хватит с головой.

Я рассказал обстановку в городе и за его стенами. Выходило, что атака завтра перед рассветом – лучший вариант. Но мы вполне обосновано опасались, что стены эту ночь могут не выдержать, тем более, Репей рассказал о полутора десятках химер, движущихся от Чёрного Клыка к Драконьему. Оккультисты тоже не сидели, сложа руки.

– Кость срастётся часа через полтора, – проговорил Корум. – Тогда и нападём. А ты пока к Тёме сходи, я прям отсюда вижу, как она тебя глазами ест.

Если честно, я не слишком-то хотел разговаривать с Тёмной Матерью прямо сейчас. Совесть, проспавшая все последние дни, снова грызла меня не хуже стаи крыс. Но выбора как будто не было.

Тёмная Мать сразу отвела меня подальше от остальных. Изуродованную половину её лица закрывала аккуратная повязка.

– У меня даже зрение восстанавливается, – говорила магичка, утягивая меня к ручью из-за которого, собственно, овраг и образовался. Но что-то в её тоне не давало мне покоя. Она была как будто зла на меня.

– Вот так, – сказала Тёмная Мать, наконец, остановившись. – Нам нужно поговорить.

Я забеспокоился ещё сильнее.

– Я тебя слушаю.

Магичка перевела дыхание.

– Я всё понимаю, – медленно, стараясь скрыть злость, проговорила она. – Что я теперь не такая уж красавица. Но к весне я стану такой же, как и была. И я требую, – её голос сорвался, – чтобы больше твои измены не повторялись. Особенно... с этими! – Магичка сняла со спины свой рюкзак. – Потому что я это терпеть не намерена. Я всё понимаю, у них ни души, ни разума, это вроде как секс-игрушка. Но мне неприятно думать о том, что ты предпочёл мне игрушку. Поэтому я её сломала.

Уже совершенно не скрывая своей злости, Тёмная Мать швырнула мне к ногам свёрток. Я уже видел такие, знал, что внутри.

Но не мог поверить.

Как во сне я развернул тряпки.

Полуоткрытый рот с замёрзшей слюной, спутанные от крови волосы, белки закатившихся глаз белеют из-под полузакрытых век.

– Что ты сделала? – прошептал я. – Что ты сделала? Зачем? Она же была живой. Как ты. Как я. Она совсем не игрушка.

– А кто же? – взвизгнула Тёма. – Игрушка! Моб! Кукла!

– Мы не в игре. Уже давным-давно не в игре. Это – реальная жизнь, неужели ты не понимаешь?

– Нет! Нет-нет-нет! – Тёмная Мать зажала уши ладонями и замотала головой. – Не может быть! Так не бывает! В жизни так не происходит! В жизни не убивают твоих друзей и знакомых! В жизни не режут детей на части, чтобы сделать себе новое тело! В жизни нет таких чудовищ! Нет мобов! Нет статов! Нет магических способностей! И кукол таких нет! А у тебя больше и не будет. Я не потерплю.

– Пошла вон, – тихо проговорил я. – Больше я не желаю тебя видеть.

Это шокировало Тёмную Мать. Шокировало и разозлило ещё больше. Она стояла напротив меня с широко раскрытыми от удивления глазами, её руки безвольно повисли. Магичка понимала, что я не шучу, что всё кончено.

– Ты сумасшедший? – спросила она. – Ты променял меня на моба? Это же кукла! Кукла! Я живая! А она – нет!

– Если ты немедленно не уйдёшь, ты станешь такой же мёртвой, как и она. Я повторяю в последний раз – не попадайся мне больше на глаза.

Она ушла, пылая от негодования, но всё же подавленная. Не потому что она считала, что сделала что-то плохое, а потому что испугалась меня. Для неё это было так же, как удалить у своего парня любимую игру с компьютера, потому что он слишком много времени проводил за ней. Она так делала в другом мире. Рассказывала мне, хвасталась, какая она гордая и как не терпит компромиссов. Или она, или игра.

Трясущимися руками я как мог осторожно завернул голову Топлюши в тряпки и похоронил рядом с ручьём. Ей должно понравиться около воды.

Пусть мир не погибнет из-за моих проступков. Но за всё нужно платить. Плохо, когда платишь ты, ещё хуже, когда это делают любимые. Я стоял над могилой Топлюши и смотрел в пустоту, что была внутри меня.

Но эта пустота быстро заполниться. И я знаю – чем.

Я не плакал, не было смысла, да и не хотелось. Я просто знал, что вместе с Топлюшей сегодня была похоронена большая часть меня.

Я вернулся к остальным через час, когда все уже почти приготовились к атаке. Ко мне с большими глазами прибежал Алексей. Он зачем-то измазал лицо мелом, из-за этого его уродливые шрамы выглядели ещё хуже.

– Ты как? – спросил он. – Мне тут Тёма...

– Я не в порядке, – ответил я, прерывая друида. – Но драться смогу.

И даже лучше, чем всегда. Потому что я был очень зол.

Резня II

"Мы еле держимся" – такое сообщение пришло нам от Старейшего час спустя. Впрочем, мы и так уже почти были готовы к походу.

Мы разбились на два неравных отряда. Первый, в который входил, фактически, весь клан, под командованием самого Корума должен был заняться одержимыми и химерами. Мы же с Репьём и ещё тремя воинами собирались проредить ряды оккультистов. Раненых пришлось оставить в овраге, где им ничего не грозило. Ну, не должно было грозить.

Первый отряд ломанулся вперёд по дороге, создавая как можно больше шума. Мы следовали в пяти минутах ходьбы за ними и старались держаться как можно тише. Фактически, пока что мы выполняли роль арьергарда, способного в случае чего принять удар в тыл, полноценное разделение должно произойти у самого города.

На острие атаки шёл сам Корум, его поддерживали несколько воинов. Друиды и маги шли по центру, их прикрывали три оставшихся в живых убийцы и два воина. Несмотря на крохотную численность, мы рассчитывали на то, что нам удастся справиться. В случае разгрома всем был отдан приказ прорываться к оврагу, откуда двигать на юго-восток, в обход Драконьего Клыка. Корум рассчитывал, что мы как минимум стянем все неприятельские силы к городу, и дорога окажется свободной, да и служители Культа после победы, скорее всего, займутся городом, а не нами – человеческого материала у нас мало, да и добычей мы были зубастой.

Шум битвы нарастал. Крики сумасшедших, рёв химер и вопли раненых создавали непередаваемую какофонию звуков. Пара воинов, идущих с нами, задёргались, то ли предвкушая сражение, то ли опасаясь его. Я же чувствовал абсолютное спокойствие и абсолютную злобу. У меня время от времени начинала кружиться голова, но это из-за того, что лес кругом то окрашивался в багровый, то выцветал, буквально становясь прозрачным. Я видел каждую букашку, каждую мышь, стоило им ступить в тень.

И я чувствовал Нечто, набирающееся сил где-то в глубине леса. Боль, страдания, отчаянье и сумасшествие дерущихся людей, одержимых и химер придавало чудовищу сил. Его атаки не избежать, но я не слишком-то беспокоился за клан, ведь первой жертвой чудовища стану я. А там уже посмотрим, что к чему, смогу ли я драться или мне придётся уходить, отвлекая монстра от клана и города. Впрочем, если чудовище останется в живых, город всё равно обречён.

А ещё меня как будто кто-то звал. Буквально на грани восприятия, то переходя её, то вновь исчезая. Я не обращал на зов никакого внимая, концентрируясь исключительно на предстоящей битве.

Конница конунга совершала уже третью вылазку за стены города, стараясь отбросить одержимых от стены. Одержимые несли тяжёлые потери, но им было плевать на погибших соратников и усталость. А вот кавалеристы устали, да и осталось их не больше трёх с половиной десятков. Атакующий ряд уже не выглядел таким ровным, судя по всему, из-за потерь, да и атака вышла вялой – шеренга почти сразу увязла в плотном ряду одержимых, а к ним уже бежало с полдюжины некрупных химер.

Весь невнятный хор голосов на секунду перебил один единственный крик – боевой клич Корума. Это был необычайно громкий и звонкий вопль ярости. Босс сразу же впал в состояние берсеркера. Он сбросил со своего цвайхандера все тряпки, и всё внутри меня похолодело – это был чёрный меч, который ковал Гризли.

В ветвях деревьев зашумел ветер, над полем боя начали собираться тучи. Хлынул ливень, через секунду превратившийся в ледяную бурю. В землю ударили молнии, запахло влагой и палёным одновременно. Над местом атаки друидов поднимался пар, прибиваемый к земле резкими порывами ветра. Одна из погибших и изрубленных чуть не в клочья химер тяжело поднялась на подрубленных ногах, но вместо того, чтобы атаковать игроков, она набросилась на товарку, плюя в неё желудочным соком и заливая землю гнилой жижей, вновь текущей по её жилам.

Активизировались горожане. В сторону вновь поднявшегося вала трупов хлестнули два организованных залпа, а после заполыхали шары их жидкого огня. Огонь пожирал мёртвую плоть, как сухой валежник.

Буря утихла, чтобы тут же начаться в другом месте – теперь друиды и маги выбрали своей целью химер, скучковавшихся у кромки леса. Конница перестроилась и атаковала то, что осталось от толпы одержимых. С другой стороны их поддержали наши воины. Корум ещё раз дико закричал, чёрный меч поднялся над его головой и опустился наискосок, разрубая сразу двух одержимых. Такого удара не смогли выдержать даже сумасшедшие, управляемые чужой волей. Они бросились в рассыпную, оставив лежать на поле почти половину своего "войска". Остатки химер тоже исчезли в лесу, отойдя к восточной "ставке" оккультистов.