Текст книги "Лунный вариант"

Автор книги: Геннадий Семенихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

– Смотрите, уже на том берегу! – закричал Рогов. Они вглядывались в желтую отмель противоположного берега. Сиреневый купальник мелькал на фоне пепельно-серых ив. Светлова победно махала друзьям руками.

Рупором сложив ладони, Каменев позвал:

– Женя! Назад осторожнее! На снос боковой возьми поправку!

– Я поняла! – прозвенел над неспокойной поверхностью реки голос космонавтки.

По желтой отмели правого берега, огибая скользкие корни ив, прямая и гордая шла Женя. Она сорвала ивовый прутик и кокетливо била им по воде, словно наказывая ее за строптивость. Горелов лениво любовался движениями девушки, усмешливо рассуждал: «Красивая Женька. В балете бы даже прижилась, если бы поступила. И откуда у простой рабочей девчонки такая осанка? Не зря ее Субботин именует «королевой красоты» нашего отряда. Красивая Женька, а полюбить я бы ее не смог. Почему бы это?» – полунасмешливо, полусерьезно спросил он себя и не нашел ответа.

Подхваченная течением. Женя точно рассчитала, на какое расстояние ее отнесет. Длинные сильные ее руки разгребали бурливый Иртыш. Каменев не сводил с нее восторженных глаз.

– Правее, Женька! Тебя относит!

– Управлюсь! – отфыркиваясь, откликнулась Светлова.

– Вы ее любите, Георгий? – спросил неожиданно Рогов.

Каменев обернулся и густо покраснел.

– Женьку? Да откуда вы взяли, Леонид Дмитриевич? Рогов его называл Георгием, а Жора – подчеркнуто по имени-отчеству. Рогов улавливал в этом обращении постоянно присутствующий намек на разность их возраста.

– Профессиональная наблюдательность, – обжегся горькой улыбкой Рогов. – Журналист обязан все видеть.

– Да нет, вы, право, напрасно, – развел руками Каменев в замешательстве. – Просто вместе росли, учились. А это знаете как сближает! Вроде и роднит даже несколько.

Женя вышла на берег метрах в ста от места, где они расположились, и торопливыми шагами направилась к ним. Она плавала без резиновой шапочки и умудрилась не замочить волос.

– Как приземление, товарищ инструктор? – обратилась она к Каменеву.

– Боюсь перехвалить.

– То-то же, – покровительственно согласилась Женя. – Идите-ка в воду, мальчики. Изумительная! Леша напрасно ее сравнивал с лимонадом. Лимонад в столовой куда теплее.

– Пойдемте, пожалуй, Леонид Дмитриевич, – потянул Рогова капитан. – Женя дает верный совет. Тем более у нашей группы через сорок минут – занятия.

– Пойдемте, – убитым голосом согласился Рогов, и они зашагали к желтой полоске берега, на которую набегала ласковая волна. Рогов впереди, Каменев сзади. Дождавшись, когда журналист вошел в воду, Георгий опустился на колени на прибрежный песок. То, что он увидел, было сейчас его безраздельной собственностью. Ни Леня Рогов, плескавший воду себе на живот и на грудь, ни Алексей Горелов, все еще нежившийся в тени ивового куста, ни Женя, переодевшаяся в брезентовой будочке, не могли этого видеть. На прибрежном песке Каменев отыскал нетронутый робкой волной отпечаток узкой Жениной ноги. Двумя ладонями он отгреб песок от этого отпечатка, а потом с каким-то ликованием осторожно погладил тонкий и точный контур, погладил с такой нежностью, словно это и на самом деле была обнаженная Женина нога.

6

Степновская трехэтажная каменная гостиница была во многом похожа на десятки подобных гостиниц, выстроенных в других авиационных гарнизонах нашей страны. Узкие коридоры, тесные, небогато обставленные номера, где эмалевые батареи не всегда были теплыми. Что поделаешь, если в век атома и космоса, нейлона и полиэтилена военные люди, управляющие самой совершенной боевой техникой, порой фантастически точной и сложной, еще вынуждены обитать в таких гостиницах. Нет ничего в этом удивительного, потому что техника развивается гораздо быстрее всего другого. Но наверное, недалеко и то время, когда в самых дальних гарнизонах пойдут на слом древние гостиницы и на их месте из бетона и стекла появятся отели с комфортабельными номерами, где будут и нарядные абажуры торшеров, и ванные комнаты, выложенные кафелем цвета морской волны, и уж конечно горячая и холодная вода в любое время суток.

Пока же в степновской гостинице и летчики сверхзвуковых реактивных самолетов, и инженеры локаторных установок, и будущие космонавты довольствовались тем, что было, да и не сетовали особенно, потому что щедрый, неугомонный Иртыш шумел рядом и в любое время мог восполнить недостаток воды, а в холодные дни, когда нет-нет да и случались перебои с отоплением, горячая молодая кровь грела не хуже теплоцентрали, а уж если и сдавалась деду-морозу, то на помощь ей приходил летный комбинезон, и авиатор побеждал любые невзгоды.

Хуже было другое: в Степновске на огромный авиагарнизон и десятки приспособлений, обслуживающих боевую технику, порой не хватало электроэнергии и бывало, что к одиннадцати часам некоторые подсобные предприятия, в том числе и гостиница, выключались из электросети.

На этот раз Алексей Горелов до полуночи задержался в штабе, где переводил статью из иностранного технического журнала. Поздно ночью вышел на главную улицу Степновска. Первое, что заметил: лампочки на приземистых столбах тлели в полнакала. Он с тревогой перевел взгляд на гостиницу. Все три ее этажа тонули во мгле. Горелов подумал: что если его многословный сосед за день хорошо выспался? Пользуясь отсутствием света, он долго будет мучить байками… Была не была, придется сегодня послушать Убийвовка.

Бархатное звездное небо висело над Степновском и широким, мирно мурлыкающим Иртышом. Ночи здесь не были жаркими. К вечеру из далекого горного ущелья спускалась прохлада и быстро уничтожала всю добросовестную работу солнца, нещадно палившего весь день. Остывали железные крыши и камни, твердым и холодным становился асфальт. Запрокинув голову, Алексей любовался небом. В ночной россыпи звезд он выделил спираль Млечного Пути с блеклыми, словно размытыми границами, нашел яркую нарядную Венеру и мерцающий Марс. Небо меж звездами было тихим и черным. Он представил, как сейчас, когда спят безмятежным сном миллионы людей, эту черную пустоту рассекают десятки невидимых с Земли искусственных тел. Одни из них уходят ввысь по параболическим кривым, другие, выполнив свою миссию, сгорают в плотных слоях атмосферы, третьи сталкиваются с крупными метеоритами и тоже прекращают существование, четвертые опоясывают Луну и Землю новой сетью орбит.

«Много понакидали мы железа в космос, – подумал Алексей, – уже не скажешь про Вселенную, что она тихая».

Скоро придет и его очередь подниматься в эту черную бездну и прокладывать путь, который наметят ему ученые и конструкторы, его командир генерал Мочалов. Он хочет туда, к звездам. И вовсе не потому, что это приводит космонавтов к славе. Нет, не за славой и не за приключениями отправится он в далекий космос. Только неизведанность Вселенной и желание увидеть Землю и звездный мир с высоты, на которой не был еще никто, влекут его в полет.

Когда-то командир особого отряда космонавтов генерал Мочалов пообещал включить его либо в основной экипаж на очередной космический рейс, либо дублером. Но в самую последнюю минуту, когда в кабинете командира, в их подмосковном городке, собрались все космонавты, когда прибыли на совещание генерал Каманин и Юрий Гагарин, Мочалов назвал совсем другие фамилии. Среди них не было фамилии его, Горелова. И он, потрясенный такой неожиданностью, не вынес, вихрем сорвался с места.

– Товарищ генерал, това…

– Вы что-то хотите сказать, старший лейтенант Горелов? – сухо прервал Мочалов. Но Алексей уже овладел собой, и кровь перестала стучать в виски.

– Товарищ генерал, – произнес он спокойно, – я просто хотел поздравить ребят с высоким заданием.

И Мочалов, моментально раскусивший, что в Алексее произошло за эту минуту, облегченно улыбнулся, радуясь за него:

– Правильно, Горелов, что первым догадались это сделать…

Прошел месяц, и генерал собрал космонавтов на новое совещание.

– Жизнь течет, и все изменяется, – проговорил он, тая усмешку. – Вы сейчас все, разумеется, расстроитесь, но я не могу играть с вами в кошки-мышки, друзья. – Когда речь шла о чем-нибудь очень важном и сложном, генерал всякий раз обращался к ним вот так просто и душевно.

– Что случилось, Сергей Степанович? – первым встрепенулся майор Костров, назначенный командиром корабля, и откинул назад всегда свисающую прядку волос. – Это касается намеченного старта?

– Да. Старта, – отрубил генерал. – Дело в том, что никто из вас в этом году не полетит. Старт отменяется.

– Опять? – произнес уже с надрывом Костров. – Но ведь я уже доживаю четвертый десяток! Еще года два и на пенсию меня сами же спишете, Сергей Степанович.

– Успокойтесь, Костров, – сказал генерал без улыбки, – вашей упругости еще на добрый десяток лет хватит… Я пригласил вас всех к себе, чтобы сообщить вам…

– Пренеприятное известие? – спросил Субботин и заскрипел стулом. – Нас не утвердил ревизор?

– Шутки здесь неуместны, майор Субботин, – сурово поправил его Мочалов. – Принято окончательное решение не привлекать личный состав нашего отряда к обычным орбитальным полетам. Держите головы выше, ребята. Перед нами поставлена задача работать по лунному варианту. На повестке дня – Луна, и она вас ждет…

И глядя сейчас на звездное небо, на блекло очерченный Млечный Путь, Горелов с замирающим сердцем думал, что лунный вариант уже близок. Сухой воздух прохладной ночи приятно распирал грудь. Алексей жадно его глотал и не мог насытиться. Он вспомнил, что не захватил с собой электрического фонарика, а спичек просто не имел привычки носить: ему, некурящему, они и вовсе были ни к чему. «Ладно, найду и в потемках свою комнатку». Шаги его на асфальтовой площадке перед гостиницей звучали в ночной тишине, как выстрелы. Летучая мышь промчалась над головой, и воздух, ею рассеченный, слабо плеснулся в лицо.

«Любопытно устроен мир, – подумал Алексей. Степная летучая мышь никогда ни во что не врезается. Локатор у нее не хуже наших, созданных человеческим мозгом. Только наши локаторы искусственные, а у нее естественный… Она в темноте не спотыкается, а я в гостинице койку сомневаюсь отыскать». Он рванул на себя входную дверь на мягкой бесшумной пружине и вошел в холл. Лестница была слева, и Горелов направился было к ней, но вдруг против воли остановился, привлеченный шумом, доносившимся из комнаты администратора.

– Уйдите, товарищ майор! По-хорошему вас прошу, – послышался из темноты женский голос. – Ну что мне с вами делать? Неужели на помощь надо посторонних звать?

– Та не надо, золотце, не надо кричать, коханая моя дивчина, – приглушенно бормотал во мраке Убийвовк, сосед Алексея. Послышалась возня, шумное дыхание женщины, силившейся, вероятно, сдержать подступающие рыдания, и, наконец, звонкий, на весь вестибюль разнесшийся звук пощечины.

– Оце влепила! – почти с восторгом воскликнул Убийвовк. – Только я все одно не отступлю. Еще не было таких крепостей, чтобы Убийвовку не сдавались.

– На тебе еще! – вскрикнула невидимая женщина, и звук второй пощечины долетел до Алексея.

«Надо вмешаться, – решил Горелов. Пьяный он, что ли?»

– Что здесь происходит? – спросил Горелов громко. Убийвовк узнал его по голосу и пьяно пробормотал:

– А-а, капитан объявился. Иди до хаты, гарный парубок. Я тут с королевой красоты балакаю.

Трудно было сказать, почему так случилось, но именно в эту минуту во всем Степновске вспыхнул яркий электрический свет и в просторном вестибюле стало как днем. Алексей увидел Убийвовка в распахнутой белой рубашке и засмеялся, глядя на его побагровевшую щеку. Потом перевел взгляд на женщину и оборвал смех. Она сосредоточенно поправляла на плечах розовую тонкую кофточку с короткими рукавами. Только на мгновение Горелов увидел большие синие глаза. Она их поспешно опустила. У женщины были полные, почти не тронутые загаром руки, на правой виднелись следы прививок. Светлая прическа, словно корона, вздымалась над ее чистым, без единой морщины лбом. Дверь в маленькую комнату дежурного администратора была открыта, и Алексей увидел валявшееся на полу одеяло, а на диване с опрокинутым валиком – смятую подушку. Женщина, вероятно, спала, когда Убийвовк вошел в комнату. На красном лице майора блуждала хмельная ухмылка. Нехорошее, злое чувство шевельнулось в душе Алексея.

– Видишь, какая она у меня строптивая, га?

– Слушайте, вы! – вспыхнул Горелов, не в силах унять разраставшейся ярости. – Немедленно убирайтесь отсюда ко всем чертям!

– Что! – насмешливо процедил Убийвовк. – Ка-пи-тан? Мей брей, ты разве мне командир? Будь полегче на виражах, я и не таких в штопор пускал.

– Еще раз говорю – убирайтесь отсюда вон! – цепенея от гнева, повторил Алексей.

Покачиваясь на нетвердых ногах, Убийвовк спросил:

– А что? Коменданта гарнизона покличешь?

– Нет.

– А что?

– По шее как следует дам.

– Ты?

– Я.

– А это видал? – Убийвовк закатил выше локтя рукав штатской рубашки и сделал попытку выжать мускул. Рука оказалась бессильной.

Алеша, уже не сдерживая злости, рванулся к нему. От сильного и точного удара Убийвовк грохнулся на пол. Женщина безмолвно наблюдала эту сцену.

– Вставай, дурак, и немедленно убирайся наверх, иначе действительно попадешь к коменданту и в три счета вылетишь отсюда.

Убийвовк поднялся с пола, отряхиваясь.

– Это ты меня… так легко?

– Уходи!

Убийвовк медленно попятился. В его взгляде мелькнуло что-то трезвое.

– Я пойду… Хорошо, я пойду, – пробормотал он послушно и стал не очень уверенно подниматься по лестнице. – А ты, капитан, остаешься, да? – донесся сверху его голос. – Может, тоже хочешь попытать счастья у королевы красоты? Не советую. Как и я, фиаско потерпишь.

Едва шаги Убийвовка смолкли, Горелов, не глядя на женщину, сказал:

– Простите этого шалопая, пожалуйста. Я с ним завтра утром еще не так поговорю. Не расстраивайтесь из-за пьяного дурня. Очень вас прошу, не расстраивайтесь.

Женщина села за столик, посмотрела на него широко открытыми глазами, потом уронила голову на руки и горько заплакала. Она плакала молча, только раз приглушенно всхлипнула. Алексей видел вздрагивающие плечи. Он стоял, не зная, что делать. Злость на Убийвовка уже прошла, но он, сурово сжимая губы, все же сказал:

– Эх, мало я его тряханул! Надо бы посильнее, чтобы в его электронной коробке звон пошел. Надолго бы запомнил…

Женщина подняла голову, достала платок и вытерла слезы. Ненакрашенный рот дрогнул в горькой усмешке. В уголках рта еще оставались скорбные морщинки, когда она сказала:

– Большое вам спасибо за вмешательство, конечно. Я бы и сама справилась с этим любителем приключений, но вы так кстати появились. А на него, на вашего неудачного соседа по номеру, я и не злюсь. Что с такого возьмешь? Спала себе спокойно, а он пьяный ввалился и целоваться задумал. Кажется, и взаимность получил ценою в две пощечины. Завтра сам придет извиняться. Да разве он одинок в этом смысле? Видала донжуанов и похлеще. Почему все думают, что если женщина одинока, то обязана на первое приглашение откликаться? Или не противоречить, в крайнем случае. – Она посмотрела в распахнутое окно на звездный квадрат неба, стерегущего Степновск и бурлящий Иртыш, и, явно избегая глядеть на Горелова, медленно договорила – Есть зов сердца, а есть зов тела. По зову сердца ты любишь, а зов тела – это что-то гадкое, низменное. Сильный человек этим управляет, а слабые распускаются. Разве не так?

Алексей вдруг почувствовал себя робким и скованным при этой женщине. Ему хотелось на нее взглянуть, и боязно было.

– Это кто же слабый? Майор Убийвовк, что ли? – спросил Горелов, не поднимая взгляда. – Не согласен с вами, – против своей воли возразил он. – Летчик первого класса, машину какую поднимает и в воздухе всякого нагляделся…

– Ну и что же? – вздохнула женщина, по-прежнему глядя в окно. – Летчик он, может, и хороший, а человек слабый. Был бы сильный, не потянулся бы за мимолетной лаской. – Женщина тихо усмехнулась и ладонями притронулась к вискам, поправляя высокую корону волос. – В прошлом году тоже был любопытный ночной разговор. Такой же, как вот он, военный летчик жил у нас. Фамилию не помню, а звали Костей. Был и он как будто бы майор. Хотя нет, капитан, как вы. Осенью после полуночи прилегла и слышу – кто-то дверь в мою дежурную комнату распахнул. Глаза открыла, а этот Костя сидит на самом краешке дивана и одеяло на моих ногах гладит. Я хотела сказать ему что-нибудь резкое, но не решилась. Как-то сразу поняла, что он не похож на приставалу. «Вам что надо?» – спрашиваю. «Приласкаться захотелось, – говорит, – ты одинокая, и я одинокий. С женой месяц назад разошелся». – «Ну и что же?» – спрашиваю я. Он даже отодвинулся подальше от удивления. А был он, надо сказать, парень видный: глаза широкие, карие, рослый, русый, футболист, танцор. «Как что? Неужели тебе приласкаться не хочется? Разве ты не живой человек?» Я усмехнулась и говорю: «Послушайте-ка, живой человек. Если вам в зной напиться захочется, что вы сделаете – будете искать горный родник или из первой попавшейся лужи да еще консервной банкой воду станете черпать?» Обиделся. Гордый был. Встал с дивана – и к порогу. «Значит, я для вас первопонавшаяся грязная лужа? Ну, спасибо за комплимент, не ожидал. Может, я и есть тот самый горный ключ, который вам нужен, а вы мимо пройти спешите».

– И что же вы ему на это ответили? – заинтересовался Горелов.

Женщина гордо подняла голову и повела плечом.

– Сказала ему: «Знаете что, товарищ, может, вы и горный ключ, но вовсе не тот, в каком я решила напиться, если бы захотела, конечно».

– Странная вы, – промолвил Алексей, – честное слово, странная. Неужели вы полагаете, что в жизни всегда можно пользоваться геометрией и все решать в одной только прямой плоскости?

– Не думаю, – проговорила женщина. – Человеческие стежки часто бывают и кривыми: то вправо, то влево загибают. Только они всегда должны быть чистыми и приводить человека к хорошей цели.

– И вы больше ни разу по душам не говорили с этим Костей?

Женщина отрицательно покачала головой:

– Нет. Не пришлось.

– Отчего же?

– Он испытывал на нашем аэродроме новый истребитель. Готовился побить рекорд скорости… Не знаю, по каким причинам произошла катастрофа. Да и в этом ли дело? Его останки привезли в гробу и выставили в нашем Доме офицеров. Шопен, венки, речи… Жена не приехала. Мне тогда было очень больно. Какое-то чувство раскаяния грызло за те резкие слова. Только это мало что меняет. Если бы он воскрес, пожалуй, других слов для него все равно не нашла бы.

Женщина умолкла. Тикали стенные часы, равномерный шум реки, приятный и убаюкивающий, проникал в пустынный холл гостиницы.

– Странная вы, – повторил Алексей. – Если не испугались этого подвыпившего Убийвовка, чего же тогда расплакались?

– Вы лучше не расспрашивайте, все равно ничего не поймете. А я буду снова глупо реветь… Я вам очень и очень признательна за сегодняшнее вмешательство. Вы и понять не сможете – как.

– Да нет, зачем же… – смутился Горелов, и кудряшки шевельнулись на его голове от резкого движения. – Обычное дело. Не мимо же мне было, в самом деле, проходить, если кто-то подает сигналы SOS.

– Я их не подавала. Справилась бы и сама. Но вы, конечно, молодец. – Женщина подошла к подоконнику, не оборачиваясь, спросила: – Вы, кажется, из группы полковника Нелидова? Завтра утром вас переселят в отдельный номер, Алексей Павлович.

– Вот как! – удивился Горелов. – Вы даже мое имя-отчество знаете.

– Только сейчас вспомнила. Сегодня утром полковник за вас хлопотал и несколько раз называл по имени и отчеству.

Горелов постоял, переминаясь с ноги на ногу, и громко пожелал:

– Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, – откликнулась женщина, и только сейчас Алексей поймал себя на том, что ему очень понравился ее чистый грудной, несколько певучий, как у многих южанок, голос, в котором так и пробивались все «о» и «а».

Горелов поднялся на третий этаж. В номере было темно, пахло кислым винным перегаром. Нащупав выключатель, включил свет и во всю ширь распахнул единственное окно. Густой тучей ворвалась мошкара, облепила двухсотсвечовую лампочку под выгоревшим абажуром. Убийвовк оглушительно храпел и никак не реагировал на появление соседа. Он, видимо, повалился на койку замертво, едва успев снять один ботинок. Спал одетым. Седеющая лохматая голова, мягкие влажные губы, шрам на левом виске – все, как у любого летчика, разменявшего четвертый десяток лет. Алексей, вешая в фанерный шкафчик брюки, впервые увидел китель майора. В Степновске, спасаясь от сильной жары, офицеры ходили в рубашках с короткими рукавами и нашитыми на плечи матерчатыми погонами. На рубашках отсутствовали орденские планки, и китель соседа внезапно заинтересовал Горелова:

– О-ёй! – присвистнул он. – Это да!

На кителе соседа поблескивала Золотая Звезда Героя, а под нею – пять рядов орденских планок. «Да, не слишком-то хорошо получилось, – подумал Алексей. – Вот он какой, а я его на пол с помощью джиу-джитсу». Но, укладываясь в постель, вспомнил синие заплаканные глаза женщины, оставшейся в холле, и всем армейским уставам наперекор с параграфами об отношениях старших и младших самому себе сказал: «Нет, правильно, иначе было нельзя».

Утром, едва забрезжил свет, Убийвовк с измятым лицом поднялся с койки и долго гремел стаканом, наливал из графина питьевую воду, крякал и бормотал:

– Ух и до чего мощная водичка, как горилка з перцем на поминках у батьки Тараса Бульбы!

Когда Горелов стал одеваться, Убийвовк, стыдливо отворачиваясь, поинтересовался:

– Я тут вчера трошки бузил, га? Мей брей, не серчайте на седого олуха, ради бога.

– Да полно, что было, то прошло, – добродушно ответил Алексей, – только будьте в следующий раз поосторожнее после выпитого, так и до скандала недалеко.

– Да-а, – вздохнул Убийвовк, сосредоточенно разглядывая в зеркале свою опухшую физиономию. – Якая важная ручка у этой королевы красоты. Ну куда мне с такой рожей сегодня деваться? Каждому объясняй, кто тебя ударил: Маня или Таня. Хорошо, что на аэродром не обязательно являться. Мабудь, я и есть тот летчик, которому в аттестацию записали: в выпивке не замечен, но по понедельникам трясет головой и с утра пьет очень много воды. Га?

Горелов рассмеялся. Спросил:

– Товарищ майор, когда же вы Героем Советского Союза стать успели? В годы войны, сдается, вам всего пятнадцать-шестнадцать было. В этом возрасте, как я знаю, за штурвал еще не держатся.

– Мей брей! – весело отозвался Убийвовк. – Какая поразительная наблюдательность. Действительно в детском возрасте больше держатся не за штурвал, а за мамкину юбку.

Горелов захохотал и сдерзил:

– За первую встречную юбку вы и сейчас норовите ухватиться.

Убийвовк укоризненно покачал головой:

– Капитан, это вы лежачего-то?

Алексей поднял руки – будто на милость победителя сдавался:

– Не буду, не буду, только вы про Золотую Звезду расскажите.

– Да зачем про нее много говорить? – поморщился Убийвовк. – Войну я все-таки захватил. Это выгляжу моложаво. Орденами был награжден за боевые вылеты. А звездочка – так это другое дело. Разве вы моей фамилии не слыхали, капитан? Тоже мне авиатор двадцатого века. Как-то испытывали новый двухтурбинный экземпляр. На большой высоте он вошел в плоский штопор. Выхода никакого. Командир приказал экипажу катапультироваться, а сам остался в пилотском кресле и на высоте в двести метров все же вывел машину. Об этом много писали газеты. Так вот я и есть тот самый командир. Ось як, мий гарный парубок!

Горелов, потянувшийся было за брюками, опустил руки:

– Да ну?!

– Вот тебе и ну. А ты вчера старику чуть ребра не поломал.

– Так ведь я же…

– Ладно, ладно, – остановил его без улыбки Убийвовк, – сам бы на твоем месте так сделал. Ненавижу себя хмельного. Так бы и дал по этой опухшей роже! – закончил он грустно и опять посмотрел в зеркало. – Как ты полагаешь, мий гарный парубок, должен я извиниться перед королевой красоты?

– Да, оно бы лучше.

– Вот и я так думаю. И не извиниться не могу, и ноги к ней теперь не ведут…

А все же придется.

Алексей одобрительно кивнул, схватил махровое полотенце и убежал в умывальную комнату: с шести до восьми утра изо всех кранов исправно лилась вода.