Текст книги "Лунный вариант"
Автор книги: Геннадий Семенихин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
– Обязательно вернем, – растроганно подтвердила женщина.
Леня пожал им на прощанье руки. Казах улыбнулся, высунувшись из окошечка:
– Обратно поедешь, не забудь, что есть у тебя друг Юра Тоголбеков. Комсомольская, сорок три.
«Волга» умчалась. Рогов долго еще стоял на обочине дороги, придерживая ногою чемодан, и глядел, как все дальше и дальше уходит желтая полоса света от фар. На душе у него было и грустно и тепло.
3
Леню Рогова поселили в отдельном номере на третьем этаже степновской гостиницы. За распахнутым окном ширилась залитая лунным светом речная пойма. До слуха его доносился шум быстротечного Иртыша. На излучине река едва поблескивала. Рогов даже разглядел лесовой плот, проносившийся вниз по течению и всего на несколько секунд застрявший на повороте. Перевидавший на своем веку и не такие пейзажи, он равнодушно отвернулся от окна, включил электрический свет. И сразу прямоугольник окна оделся черной шторой.
Распаковав чемодан, Леня переоделся в легкий спортивный костюм и с полотенцем через плечо прошагал по длинному цементному полу коридора в умывальную комнату. Увидел двенадцать чистеньких раковин.
– Благодать! – обрадовался он.
Подошел к первому крану – воды нет, отвернул второй и третий – та же картина. Обойдя все двенадцать кранов, Леня не на шутку разозлился. Что за гостиница, даже умыться нельзя! Спустился на второй этаж, но и там не нашел воды. Сбежал вниз по лестнице и не слишком деликатно распахнул дверь в комнату дежурного администратора. Тикали пожелтевшие ходики. За серым дубовым столиком сидела полная молодая женщина с высокой светлой прической. Уложенные короной волосы возвышались над ее лбом. Синие с грустинкой глаза равнодушно остановились на неожиданном посетителе.
– Слушаю вас, товарищ, – сказала она с обезоруживающим спокойствием.
Бурные слова обиды, заготовленные Леней, вдруг пропали. Он широко развел руками и замер как вкопанный.
– Что за край у вас, скажите на милость, – улыбнулся он, – что ни мужчина – то богатырь, что ни женщина – то красавица!
– Это что, комплимент? – насмешливо спросила женщина.
– Едва ли, – возразил Рогов, – всего скорее, регистрация факта, которая никак не может сойти за комплимент.
– Так вы за этим ко мне и пришли?
– К сожалению, нет, – вздохнул Рогов, – я пришел по более прозаическому поводу – выразить неудовольствие, что на третьем этаже нет воды.
– Так ее в такую жарищу и на первом нет. Могу вас утешить. И у меня на квартире нет. Из колонки носим.
– Печально, – протянул Леня, – может, вы посоветуете, как мне быть, если я сто с лишним километров проехал по пыльной дороге и чертовски хочу умыться.
– Конечно посоветую, – почти весело отозвалась женщина, – полотенце через плечо – и на Иртыш. Сами потом меня поблагодарите.
– А ведь и верно, – опять улыбнулся Рогов.
На улице его обдала ночная прохлада. Звезды, казалось, ходили веселыми табунками вокруг месяца. В желтом свете электрических фонарей роилась мошкара. Длинный забор из серого цемента тянулся вдоль возвышенности, за которой начинался крутой спуск к воде. Шум реки слабо доносился снизу. Прохладный речной ветерок свежестью обдал лицо. Рогов определил спуск к берегу – увидел традиционные цементные чаши, без которых наши архитекторы вот уже долгие годы не могут построить ни одного входа на пляж или пристань. Он ускорил шаги, ощущая от этого освежающего ветерка необыкновенный прилив сил. Махровое полотенце терлось о шею. Чахлые кустики отбрасывали под ноги робкие тени. Надо было уже и сворачивать, но Рогов неожиданно услыхал мужской голос и страшно знакомый громкий смех. Так только один человек мог смеяться – Женя, ради которой он сюда приехал. В самом конце широкой асфальтированной площадки, отделявшей здание гостиницы от недостроенного серого цементного забора, в том месте, где электрический свет рассеивался и меркнул, колыхались две длинные топкие тени. Напрягая зрение, всмотрелся в них Леня. Незнакомый офицер и Женя в белом платье двигались ему навстречу, увлеченно о чем-то споря. Мужчина не был похож ни на Субботина, ни на Кострова, ни на Игоря Дремова ни фигурой своей, ни голосом. На нем была офицерская рубашка с короткими рукавами и широко распахнутым воротом. По асфальту весело стучали Женины каблучки, и Рогов безошибочно определил, что она сегодня на своих любимых шпильках. Если бы Женя в полночный час прогуливалась с кем-либо из его знакомых космонавтов, он бы не придал этому никакого значения. Но этот человек был чужой, Рогов ни разу не видел его в отряде генерала Мочалова, и это неприятно настораживало. Он остался стоять у недостроенного забора, прислушиваясь к ночному треску цикад и дожидаясь, пока двое приблизятся. Женин спутник робко взял ее за локоть и тотчас же стыдливо опустил.
– Ну и выкинула тогда ты номер, Женька, – давясь от смеха, проговорил он, – впрочем, от кого, от кого, а от тебя всегда можно было ожидать. Яков Прокофьевич потом через недельку как-то встретил меня и говорит: «Слушай, Жора, ты, кажется, там у них комсорг. Неужели ты не можешь Женьку привести к общему знаменателю? У нас с матерью ровным счетом ничего не получается. Вся индивидуальная работа насмарку идет».
– А ты? – звонко спросила Светлова. Ее спутник покачал головой, вздохнул:
– Сдался, Женька. Раз, говорю, парторг завода ничего не может с собственной дочерью поделать, куда же тут комсомолу вмешиваться. Комсомол всего-навсего резерв партии.
– Подожди, Жора, – встрепенулась внезапно Светлова и взяла его под руку, – кажется, тебе предстоит интересное знакомство.
Зоркие Женины глаза уже разглядели смирно стоявшего в стороне Рогова. Она ускорила шаги и за руку подвела к нему своего собеседника.
– Леня! – воскликнула она. – Вы уже добрались? Вот здорово. Оказывается, гражданская авиация точна в своих рейсах. Здравствуйте, Леня. И познакомьтесь сразу. Это мой большой друг, а в прошлом и одноклассник, капитан Жора Каменев.
Леня протянул мягкую ладонь:
– Журналист Рогов.
– А я встречал ваши статьи, – звонким чистым голосом сказал капитан. – Мне нравится, как вы пишете.
– Приятно слышать, – со скрытой усмешкой произнес Леня и стал холодно рассматривать Жениного спутника. – Очень приятно даже в этой чертовой степи находить своих читателей. Как вы полагаете, Женечка, а?
Светлова промолчала, а Каменев удивленно пожал плечами:
– Почему вы считаете эту степь чертовой?
– Жарища, безлюдье, – с деланным равнодушием пояснил Леня.
– А я с ней попросту свыкся, – возразил капитан, – и мне нравится. Во-первых, безлюдье здесь не ощущаешь. Степь все-таки населена. А Степновск даже очень веселый городок. Что же касается жары, она не настолько изнурительна, как сначала кажется. И потом, обратите внимание – какие чудесные прохладные ночи! А вы, простите за нескромность, будете о парашютной подготовке что-нибудь писать?
– Конечно будет, – ответила за него Женя, и в ее торопливом голосе он уловил какую-то фальшивинку, сразу поняв, что девушка хочет их как можно скорее сблизить. – Вы будьте с ним поучтивее, Леня. У него вам не однажды придется брать интервью. Жора – наш царь и повелитель на все время, которое мы должны провести под этим знойным небом. Он руководитель нашей парашютной подготовки.
Капитан взмолился:
– Женька, да перестань ты меня рекламировать!
– Постойте, постойте! – перебил Рогов. – Назовите еще раз свою фамилию.
– Каменев. А что?
– Каменев? – Черные глаза Рогова расширились от удивления. – Уж не вы ли автор знаменитого прыжка с тридцати тысяч метров?
– Да, вроде бы… – неловко помялся капитан и сделал у пояса такое движение, будто хотел потуже затянуть несуществующий ремень. – Только почему же автор? Ну исполнитель – дело другое.
– Вам не нравится слово «автор»? – в свою очередь удивился Леня.
Каменев хмыкнул:
– А не люблю я эту модернизацию русского языка. Только и слышишь по радио, по телевидению, да и в газетах: автор гола, автор шайбы, автор заплыва, забега… какая чушь! Автор – это святое слово. Это Рафаэль, Куинджи, Чайковский, Лобачевский, Гоголь. А у нас сопливого мальчишку, который прорвется к чужим футбольным воротам и коленкой затолкнет мяч, важно именуют автором… Вздор!
– Однако вы интересно рассуждаете, – усмехнулся Леня.
Они оценивающе разглядывали друг друга. Один видел располневшего человека с залысинами и жидким зачесом; у него насмешливо вздрагивающие губы и умный пронизывающий взгляд. Другой же – спадающие на загорелый лоб густые каштановые волосы, продолговатые смелые глаза под прямыми стрелками бровей, прямой четкий нос и совсем-совсем по-мальчишески припухлые губы; открытый ворот армейской форменки обнажал крепкую грудь и сильные ключицы.
– О! – воскликнул Рогов. – Если вы тот самый Каменев, я с завтрашнего дня ваш покорный слуга.
– Но почему же не с сегодняшнего? – вступила в их разговор Женя. – Сегодня чудесный вечер, и мы бы прекрасно могли провести его втроем.
– Благодарю за внимание, Женечка, – вздохнул театрально Рогов, – но я весь еще в дорожной пыли. Спешу на дикий берег Иртыша.
– Будьте осторожны: Иртыш быстротечен. Рогов выразительно посмотрел на Светлову.
– Разве вы забыли. Женя, что я умею немножко плавать? Притом я не Ермак и на мне нет тяжелого панциря. Да и царя такого не было, чтобы мог мне этот панцирь подарить. Сейчас все больше короли да принцы.
Женя вспомнила, как в прошлом году всем отрядом отдыхали космонавты на берегу Черного моря и Леня удивлял их – бесстрашно бросался в пятибалльные волны и далеко заплывал.
– Нет, не забыла, – сказала она потеплевшим голосом.
– Значит, я освобождаю вас от напрасного беспокойства, – удаляясь, засмеялся Леня, и было слышно, как зашуршала сухая земля под его ногами.
– Все-таки вы на обратном пути нас не обходите! – кинула она в темноту.
– Постараюсь, – донеслось уже снизу.
При блеклом свете Женя не могла увидеть, как нахмурился и помрачнел Каменев, но она это поняла по скованности, появившейся в его голосе.
– Кто он тебе? – спросил Георгий.
– Так… старый знакомый.
– Только ли? – голос Каменева дрогнул от иронии, а Светловой вдруг стало радостно – она сознавала в эти минуты свою власть над обоими и право этой властью распоряжаться. Беззаботно расхохоталась, и так громко, что капитан с удивлением попятился:
– Чего это ты?
– Просто так. Настроение хорошее пришло.
– А ко мне вот плохое, – сознался Каменев. – Ты ведь ждала его приезда, Женька? Правда? Только не лукавь.
– Ну, допустим, ждала, – двазня, подтвердила она.
– Выходит, я здесь лишний. Только свидание вам расстроил. Не хочу играть в третьего лишнего. Уйду.
Каменев повернулся спиной и сделал шаг, но Женя цепко схватила его за плечи обеими руками.
– Постой, Жора. Чего насупился? – спросила она с издевательским смешком. – Разве ты мне отказываешь в праве иметь друзей?
– Он тебе не друг, – мрачно возразил Каменев, – я видел, какими он на тебя глазами смотрел.
Светлова вздохнула:
– Пожалуй, ты прав. Идем, я тебе все расскажу. Она взяла его под руку, шла рядом, заглядывала в лицо. Профиль Жориного подбородка внушал представление о твердости характера, но обиженно оттопыренные губы это представление тотчас рушили. – Слушай, Жора, – скороговоркой продолжала Женя, – не будь маленьким. Ты обязан понять. Леня Рогов – мой старый знакомый. Это правда. И если хочешь знать, мне чисто по-женски или просто по-человечески очень жаль его. Талантливый парепь, брошенный ветреной стервой…
– Талантливых парней, брошенных ветреными стервами, много, – язвительно прервал ее Каменев и широким взмахом руки разлохматил свои волосы так, что они упали на самые глаза. – Не можешь же ты жалеть их всех!
– Всех не могу, – согласилась Женя, – а его жалею, потому что по-своему он мне дорог. Если на то пошло, он меня давно уже любит и дважды пытался объясниться.
– А ты?
Она доверчиво посмотрела на своего школьного друга. Речной ветерок колыхнул ее короткие волосы. Женя, прижимая их, положила на затылок ладонь.
– Тебе признаюсь. Я не могла ему сказать ни да, ни нет. По-моему, настоящая любовь – это то, что невозможно планировать. А он, чудак, думает, что меня от ответа удерживает лишь ожидание космического старта.
– Так ему и надо, – быстро выдохнул Каменев. – Неужели, Женька, ты сможешь полюбить этого самодовольного дельфина? Ведь сразу ясно – этакий самоуверенный тон и покровительственный взгляд: мол, люди, я вас изучаю и наблюдаю, терпите.
– Жорка, ты сейчас злой, – остановила его Светлова, – злой и несправедливый. Я запрещаю тебе так говорить о Рогове.
– Ладно, не буду, – мягко усмехнулся Каменев, – удивляюсь лишь, как ты, собирающаяся в космос, не наберешься мужества сказать ему «нет».
– А если я наберусь мужества и скажу «да»?
– Женька! – шутливо прикрикнул на нее Георгий. – Ты уже давно не в десятом «б».
Она предостерегающе подняла руку:
– Молчи. Мне еще с тобою надо свести кое-какие счеты, – колко заметила Женя, – и выяснить некоторые подробности твоей биографии. До сих пор не могу понять, как ты стал парашютистом. Ну всему бы поверила: что ты инженер, археолог, бухгалтер, а вот тому, что ты парашютист… ей-богу, нет.
Каменев остановился и нерешительно притронулся к Жениной руке, чувствуя под пальцами ее тепло. Ему было сейчас удивительно радостно. «Она не должна связывать с ним свою жизнь, – горячо думал Каменев, – она еще такая юная. Зачем ей этот потрепанный жизнью человек?.. Но ты-то почему так близко к сердцу все это принял?» – осек он себя.
– Жора, ты молчишь, – весело сказала Светлова. – Ты не слишком внимателен к своей даме.
– Какая ты дама, ты всего-навсего моя одноклассница. А раз не успела выскочить замуж, то плюс к тому и легкомысленная девчонка еще.
– Ты этому рад?
– Тому, что ты легкомысленная девчонка?
– Нет, тому, что я еще не выскочила замуж?
– Еще бы! – горячо воскликнул Каменев и стыдливо умолк.
– Послушай, ты помнишь, как мы весною гурьбой уходили на Иртыш бросать камни? Сейчас под нами тоже Иртыш.
– Что же ты предлагаешь?
– Пойдем побросаем камни. Жора рассмеялся:
– Чего доброго, по ошибке в твоего знакомого угожу. А впрочем, пойдем!
Светлова вздохнула:
– Только вот с Леней опять встречаться придется.
– Ты этого не хочешь?
– Нет.
– Так в чем же дело? Все устраивается самым наилучшим образом. Он будет подниматься по лестнице, а мы спустимся с другой стороны по тропке. Пошли, я здесь все ходы-выходы знаю.
Они побежали вдоль цементного забора. Свет фонарей давно уже выпустил их из поля зрения.
– Давай руку, – позвал Жора, когда перелез через метровую стенку, но Женя отрицательно покачала головой:
– Пусти. Кому нужны в полночь эти светские манеры?
Правой рукой она оперлась о верх забора и легко перескочила через него, светлым пятном мелькнув в ночи. Потом деловито отряхнула с ладоней цементную пыль.
– Однако, – похвалил зачарованный Георгий.
– Что – однако?
– Ловко ты. Почти как Лариса Латынина.
– Что?! Ты бы меня в физзале на брусьях посмотрел.
– А хвастаться ты и после десятого «б» не разучилась.
– А ты? – насмешливо спросила Женя, и ее бывший одноклассник потупился.
– Женька, не будь инквизитором. Опять про тот случай? Про мост?
– Не могу забыть, как бежал ты тогда по берегу с моими босоножками в руках.
– Злопамятная…
Она уточнила:
– Не злопамятная, а памятливая. Как же ты стал парашютистом?
Каменев облокотился на стенку.
– Стоит ли? Честное слово, ничего романтического. Даже твой Рогов не сумел бы обыграть в очерке. Случайность, узаконенная диалектикой. Провалился в индустриальный институт по конкурсу. Под мамины и папины слезы пошел в армию на срочную службу. На распределительном пункте пожилой подполковник спросил: «В парашютнодесантные войска пойдешь?» Виски у него седые, а на груди синий значок с цифрой «пятьсот» на колечке. Я ему честно в ответ: «Что вы, товарищ подполковник! Я даже в реку с моста побоялся прыгнуть, а девчонка прыгнула. Куда мне в парашютисты! Совсем для десантника не подходящий материал». Он рассмеялся и говорит: «Мы и не из такого сырья десантников делали. Сам будешь потом благодарить». И знаешь, Женька, так мне стыд за тот случай щеки жег, что я уже на первом прыжке отличился. Был третьим на очереди. Двое оробели, инструктор отставить их приказал. А я сам в люк шагнул. И таким все нестрашным представилось…
В лунном свете Женя отчетливо видела и тонкие вздрагивающие крылья Жориного носа, и легкую улыбку на губах.
– А тот, рекордный прыжок был трудным?
– Не надо, Жень, а то я начну тебе, как журналисту, заученными фразами резать. Лучше под настроение сам расскажу когда-нибудь.
Женя шепотом предупредила:
– Тсс… видишь, по лесенке Рогов поднимается? Точно, как ты говорил.
Георгий обернулся и увидел: тяжелыми медленными шагами, что-то насвистывая, взбирается по ступенькам журналист. Белеет перекинутое через плечо полотенце.
– Ну и пусть, – развеселился Каменев, – а мы тут сбежим. Только я первый, а ты за мной. Пошли!
Сухой песок заструился под ногами.
Когда Рогов подошел к подъезду гостиницы, на асфальтовой площадке уже никого не было. Он громко вздохнул и направился к себе в номер.
4
Каменев прошелся вдоль стены учебного класса, увешанной схемами нового парашюта, и остановился у широкого подоконника. На спине тотчас почувствовал всю силу среднеазиатскою полуденного солнца. Украдкой посмотрел на слушателей. Их всего десять: девять космонавтов да полковник Нелидов, деликатно попросивший разрешения присутствовать на первом занятии. Десять слушателей, но как трудно держаться перед ними! Никогда еще не было у капитана Каменева такой аудитории, и поневоле брови на его лице сводит от напряжения. Георгий встретился с подбадривающим взглядом Жениных глаз и почувствовал – сразу стало легче.
«Спасибо, хоть один свой человек, – подумал он, – а то совсем бы стушевался».
Нет. Еще полковник Нелидов смотрит на него доброжелательно. А космонавты… Те, ради кого прислали его сюда, в далекие знойные степи… Марина Бережкова стальной пилочкой точит ногти. Субботин, позевывая, смотрит в распахнутое окно. Заречной далью, что ли, любуется? Ножиков что-то записывает в тетрадь. Майора Локтева обуяла сонливая истома, и он беззастенчиво опустил веки. Морщит лоб подполковник Костров, и мысли у него, вероятно, далеки от парашютной подготовки. Только Игорь Дремов и самый молодой из парней капитан Горелов с критическим интересом наблюдают за его движениями. Каменев справился с нахлынувшим волнением, взял указку.
– О том, что такое парашют и что его изобрел русский человек Котельников, рассказывать не буду, – попробовал заговорить он несколько вольно, но с задней скамьи тотчас донесся флегматичный голос Субботина:
– А надо было бы!
Каменев подумал, что это насмешка, но Андрей так же спокойно закончил:
– Говорю, надо бы, потому что мы уже около года как не прыгали, и некоторые из нас, наиболее мечтательные, будут вместо вытяжного кольца за пояс себя дергать.
– Андрей, не перебивай человека, после выскажешься, на переменке, – осадил его Костров.
– Чего это ради? – заспорил Субботин. – Я даже в первом классе предпочитал в основном на уроках высказываться, а не на переменках.
Каменев подошел к доске, обвел чертеж тонким концом указки.
– Перед вами, товарищи, схема нового круглого парашюта П-семьдесят шесть. Именно с таким придется вам совершать в Степновске тренировочные прыжки.
– Попутный вопрос, – снова перебил Субботин. Каменев покоробленно вздрогнул. Ему показалось, что реплики Андрея направлены против него, и от этого он еще более оробел.
– Да, я слушаю, – разрешил он.
– Скажите, – приподнялся Андрей, – лично вы свой рекордный высотный прыжок совершили с этим парашютом или нет?
– Газеты надо читать, – буркнул Олег Локтев. Субботин снисходительно на него поглядел:
– Благодарю за совет. Однако в печати тип парашюта не назывался. Действительно газеты надо читать. Только повнимательнее. Поэтому я и спрашиваю у капитана Каменева: с таким ли парашютом он прыгал с аэростата, устанавливая рекорд?
– Это к теме нашего занятия не относится, – сухо ответил Георгий. Но Субботин лишь распалился и, вставая со стула, упрямо заявил:
– Нет, относится. Если вы прыгали именно с этим парашютом, это ж самая лучшая аттестация ему.
Каменев улыбнулся, настороженность сразу исчезла. Так вот, оказывается, что – Субботин хочет его приободрить. Он вовсе далек от мысли о какой-либо обструкции.
– Я действительно прыгал с парашютом данной конструкции, – признался Каменев, – правда, мой экземпляр имел некоторые усовершенствования, но схема такая же.
– Вот это и требовалось доказать, – Андрей одобрительно кивнул головой и сел, – теперь продолжайте, товарищ капитан, будем с интересом вас слушать, – закончил он приветливо, и у Георгия растаяли последние опасения. «Странный народ эти космонавты, – подумал он, – пытливые, колкие, требовательные и в то же время такие участливые к чужим затруднениям».
– Парашют П-семьдесят шесть – последняя новинка нашей авиационной техники, – заговорил Каменев. – Он предназначен для индивидуальных и групповых прыжков с больших высот. Купол его отличается большой прочностью. Я в космонавтике дилетант, но думаю, что во время дальнейших полетов мы не можем застраховать пилотов звездных кораблей от необходимости приземляться не с кораблем, а отдельно от него, покидая корабль путем катапультирования. Вполне вероятно, что при этом само катапультирование будет в целях безопасности происходить на больших высотах. Как мне кажется, в этом случае прыжок космонавта будет коренным образом отличаться от обыкновенного спортивного или тренировочного прыжка.
– Чем жe? – спросил Алексей Горелов.
Каменев скрестил на груди руки и подошел к нему.
– Прежде всего психологической нагрузкой. Допустим, я парашютист-спортсмен, а вы, Алексей Павлович, летчик-космонавт, возвращающийся из длительного полета на нашу родную Землю. Какая между нами разница? Я иду в полет свежим, полным нерастраченных сил, потому что передо мной стоит только одна задача – прыгнуть, выполнить норматив времени при задержке прыжка, отработать какие-то элементы свободного парения и благополучно приземлиться. Вы же утомлены долгим пребыванием в невесомости, перенесенными перегрузками, обросли бородой, очень напряжены, устали. Возможно, в полете вы переносили тяжелый температурный режим или выходили из люка в безатмосферное пространство. А может, огромных усилий потребовало устранение какого-нибудь дефекта внутри корабля. Плюс к этому нервное напряжение, рожденное одиночеством. Кому прыгать труднее – мне или вам? Ясное дело, вам. В таком состоянии длительный затяжной прыжок труден. Не исключено, что вы можете потерять на секунды и сознание. Так вот на этот случай на П-семьдесят шесть установлен идеально срабатывающий счетный механизм. Что бы с вами ни случилось, а на необходимой высоте парашют автоматически раскроется. Если вдруг произойдет отказ кислородного оборудования, вступит в действие аварийный баллончик, рассчитанный на двадцать минут. Парашют очень прост и надежен в эксплуатации. Лично мне пришлось совершить с ним пятнадцать прыжков: пять тренировочных и десять испытательных. А теперь перейду к краткому описанию аэродинамических качеств парашюта и его конструктивных особенностей.
Каменев взял мел и снова подошел к доске. Приподнявшись на цыпочки, так, что рубашка натянулась на острых лопатках, Георгий написал длинную формулу. Он уже увлекся материалом занятия и совсем избавился от робости и скованности. Теперь это был уверенный в себе педагог, объясняющий с подлинным вдохновением то, что было ему хорошо известно. Космонавты слушали с интересом. Ножиков сочувственно улыбался, одобрительно кивал Игорь Дремов. А Горелов на чистом листе бумаги машинально набрасывал профиль Каменева и, морща лоб, сосредоточенно думал: «Ты космонавт. Зачем тебе так много парашютных прыжков? Два года назад прыгали в Заволжье, в прошлом году зимой приземлялись на заснеженные подмосковные поля, а летом – на воду, на самое ласковое из морей – наше Черное море. Теперь надо привыкать к этому новому П-семьдесят шесть. Нужно ли это, если экипажи всех последних космических кораблей приземлялись, не покидая пилотских кабин? Надо ли мне так много прыгать, если есть система мягкой посадки и огромные надежные парашюты, с которыми yжe опустился не один корабль, да так нежно, что на твердой степной почве и следов не осталось? Но если не сработает система мягкой посадки? Если не выйдут полностью тормозные парашюты, как это уже один раз было, и у тебя не будет катапультного устройства? Неужели тебе, космонавту, пришедшему из окололунной дали, погибать?» Нет, на корабле «Заря», устройство которого Горелов уже изучал несколько месяцев, главный конструктор Тимофей Тимофеевич это предусмотрел. Помимо системы мягкой посадки «Заря» имеет все необходимое, чтобы космонавт мог ее покинуть путем катапультирования. И может, это произойдет на большом расстоянии от Земли. Значит, прав капитан Каменев, и космонавту все-таки надо, наверное, прыгать с парашютом. Такие прыжки помогают вырабатывать координацию. И другое ведь важно. Когда ты летишь вниз, не прикасаясь к вытяжному кольцу, а только балансируя руками и ногами, заставляя свое тело принимать различные положения, ты незаметно для себя вырабатываешь качества, какие помогут потом переносить ощущения невесомости. Разве не так?
Невесомость… Она представлялась Алеше как нечто неизведанное и не каждому человеку покоряющееся. Все, что услышал о ней от космонавтов, что прочел в научных книгах и статьях, не могло научить переносить ее, так же как и короткие тренировки, во время которых в большом воздушном лайнере, совершающем параболическую горку, он то всплывал с мягкого мата к потолку, то вновь шлепался, едва успев сделать два-три кульбита, потому что не больше тридцати – сорока секунд длилось на тренировке состояние невесомости. Зато летчик корабля выходил весь в поту и долго ворчал на земле, сетуя на то, как трудно вести тяжелую двухтурбинную машину по восходящей параболической кривой.
«Может, прыжки с парашютом дадут нам гораздо больше», – думал Горелов, вслушиваясь в спокойную речь капитана Каменева.
