Текст книги "Лунный вариант"

Автор книги: Геннадий Семенихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

– Что ты, мама! – испуганно огляделся Алексей по сторонам, словно кто-то чужой и нежелательный мог их в эту минуту подслушать. – Да разве со мной такое может случиться! Стыд и позор был бы!

32

В конце месяца Горелова вызвал генерал Мочалов и приказал собираться на космодром. Это была минута, на первый взгляд лишенная неожиданности, и все же он вздрогнул от волнения.

Вглядываясь в посеревшее лицо генерала, Горелов заметил:

– Устали вы, Сергей Степанович. Достается в эти дни. Вот и синие дужки под глазами залегли.

– Ладно, ладно, – мягко остановил командир отряда и положил ладонь на прохладный глобус Луны. – Не мне же, а вам выходить на окололунную орбиту. Проживу и с дужками. К тому же не люблю, когда меня начинают жалеть. Вы-то как?

– Вам лучше знать, – слукавил Горелов. – Космические наши эскулапы вам чаще о моем здоровье рапортуют.

Мочалов подумал, припоминая, и облегченно улыбнулся:

– Как будто злых доносов за последнее время на вас не поступало. Да и ваш дублер Субботин в отличной форме. Одна беда, ваше настроение пока что никакие самописцы не фиксируют. Вы не находите?

– Нет, – решительно возразил космонавт. – По-моему, станет попросту очень скучно жить на свете, если появятся самописцы, способные фиксировать настроение и чувства человека. Даже начальника своего мысленно обругать воздержишься, если он тебе насолил. Придешь домой, а жена тебе раз под бок. Датчики на теле укрепит, штепсель – в розетку. А потом все это – на экран какой-нибудь. Поползут строчки, а она по ним станет выводы делать, любишь ее или не любишь, о ней думал или о другой. Чего же хорошего?

Мочалов оживился и крутанул глобус. Под его указательным пальцем проплыло Море дождей и кромка Моря ясности. На каком-то тупоголовом кратере палец неподвижно застыл. Глаза генерала молодо и задорно посмотрели на собеседника из-под густых с проседью бровей:

– Да вам ведь, Алексей Павлович, это еще не грозит. Вы же человек от супружеского контроля свободный.

– Уже грозит, Сергей Степанович, – весело подтвердил Горелов и поднял на командира посветлевшие счастливые глаза. После того как их отношения с Лидией для многих в отряде перестали быть тайной, он радовался каждому вопросу и каждой шутке, хотя бы косвенно их затрагивавшей. Мочалов это прекрасно улавливал.

– Как, разве уже состоялась свадьба? – с притворной строгостью воскликнул он. – Космонавт Горелов женится, а командир отряда ничего не знает? Хо-ро-шо!

– Свадьба еще не состоялась, но это не имеет значения, – признался Горелов. – Все равно мы уже муж и жена. А что касается свадьбы, так она – после моего возвращения с орбиты. И вам не миновать, Сергей Степанович, роли посаженого отца. Какая же свадьба может обойтись без генерала в наш двадцатый атомно-космический век!

– Что же, Алексей Павлович, не откажусь от такой должности. А сейчас какие-нибудь личные просьбы есть?

– Есть, товарищ генерал.

– Я вас слушаю.

Алексей пошевелился в мягком кресле.

– Город Степновск… – медленно заговорил он и, сцепив руки, положил их себе на колени.

Мочалов весело подхватил:

– …Находится в каких-то трехстах километрах от маршрута Москва – космодром. Вы это хотели сказать?

– С вами страшно, – пошутил Алексей, – вы не начальник, а счетно-решающее устройство.

– Спасибо за комплимент, – покосился на него Мочалов, – но как бы там ни было, а эту возможность я предусмотрел. Вы полетите на космодром спецрейсом. Кроме экипажа, вас и технического оборудования на борту машины не будет ни одного человека. В полетном листе промежуточный аэродром Степновск уже обозначен. Об одном попрошу вас, Алексей Павлович, – генерал строго поднял вверх указательный палец. – Посадка в Степновске запланирована. Но я очень вас прошу, будьте предельно точным. На пребывание в Степновске вам отводится два часа. Только два. Больше не могу.

Горелов вскочил и сделал порывистое движение к креслу с высокой старомодной спинкой, в котором сидел генерал. Поднялся и Мочалов. Крепкими упругими руками прижал он к себе сильное тело своего любимого ученика.

– Помни всегда, Алешка: твои заботы – мои заботы. Лети, Алешка. Тебе надо обязательно попрощаться с Лидией. Одним словом, в путь!

33

На леса и поля Подмосковья ложились быстрые плотные летние сумерки, когда Горелов на черной «Волге» въехал на территорию одного из военных аэродромов. Все учебные и испытательные полеты были в эти вечерние часы отменены. Безмолвствовал приаэродромный городок, лишь редкие огоньки горели в окнах командно-диспетчерского пункта. Горелов хорошо знал расположение рулежных дорожек и самолетных стоянок на этом летном поле. Уже будучи космонавтом, много раз совершал он отсюда учебно-тренировочные полеты, позволявшие поддерживать летные навыки. Ведь они не были лишними и для будущего космонавта.

– Держи левее, Вано, – приказал он шоферу.

– Будет полный порядок, Алексей Павлович, – блеснул в ответ улыбкой водитель. – Я тут тоже все знаю как свои пять пальцев.

– Смотри не споткнись о шестой, – предостерег с добродушным смешком Алексей, но Вано не думал сдаваться:

– Будьте спокойны, рядовой Берикашвили был во всем Зестафони самым глазастым.

Широкая взлетно-посадочная полоса пустовала. К вечеру бетонные плиты остыли. Они словно бы отдыхали, радуясь тому, что нет полетов и не обжигают их пламенем взлетающие машины. Ровными строчками ограничительных огней уходила вдаль полоса. Все тонуло в черных сумерках наступающей летней ночи, и только на восточной окраине снопами сыпались искры из патрубков реактивного лайнера.

– Нашу машину готовят, Алексей Павлович, – безошибочно определил Вано.

Когда они подъехали к стоянке, все четыре двигателя после прогрева были уже выключены. Погасли снопы искр, и сумерки сразу обволокли металлическое тело лайнера. Около самолета, едва различимые в темноте, суетились люди. Издали их силуэты казались фантастическими. Кто-то поднялся по трапу в распахнутый люк, и сейчас же в фюзеляже забрезжил неяркий электрический свет.

– Ну що там робится? – донесся мягкий басок из овального люка. Окрик явно относился к тем фигурам, что суетились возле машины.

– Все в полном ажуре, командир. Можно взлетать, – ответил кто-то невидимый, и Горелов услышал глухой удар сапога по туго накачанной огромной покрышке шасси. Он стал подниматься по трапу, навстречу человеку, стоявшему у обреза люка. Электрический свет вяло скользнул по лицу этого человека. Алексей увидел китель с майорскими погонами и Золотой Звездой, а потом большой рот, нос с горбинкой и знакомые подковы густых черных бровей.

– Убийвовк! – воскликнул он удивленно и радостно. – Майор Убийвовк!

Стоявший у люка пристально вглядывался в лицо поднимавшегося Горелова.

– Мей брей! – воскликнул он еще более радостно. – Ты тот самый капитан, что жил со мной в одной комнате в Степновске?! Дывись, дывись!

– Ну да! – с удовольствием подтвердил Алексей. – Ну, а як там королева красоты? – поинтересовался Убийвовк неожиданно. – Ох и залепила ж она мне тогда пощечинку своей королевской ручкой! Як вспомню, доселе в правом ухе звенит.

– А ты позабудь, – вкрадчиво посоветовал Горелов. Убийвовк посторонился, пропуская его в салон. Они крепко потрясли друг друга за плечи.

– Ну, как оно живется и служится? – осведомился Убийвовк. – С гантельками больше не шуткуешь?

– Сейчас некогда, – отмахнулся Алексей, ставя небольшой чемодан в багажник.

– Вот и хорошо, – поощрил Убийвовк, – пора кончать с дитячими забавками. А мы тут в далекий маршрут собрались. По секрету скажу: космонавта ждем. Как только появится, по газам – и на высоту. Помнишь, капитан, Наполеон говорил, что если хоть одна новая пушечка в войска попала, так это оружие уже не секретное. Так и у нас в авиации. Раз полет в космос намечен, мы всегда будем загодя знать. А про этого слух ходит, будто к самой Луне пойдет на свидание. Только вот нет его. Десять минут до взлета, а его нет.

– А вы его только и ждете? – насмешливо уточнил Алексей.

– Ну да, – недоверчиво прищурился Убийвовк.

– Тогда можно запускать движки и выруливать. Считайте, что этот космонавт уже у вас на борту.

– Ты? – попятился Убийвовк. – Та быть того не может. Ты – космонавт Горелов?

– Ну да.

– Мей брей! Мий гарный парубок! Так я же тебе, вам то есть, в положении «Смирно» докладывать о готовности к взлету должен. Как самому большому начальнику. А я!..

– Не надо, Убийвовк, – остановил его Алексей. – Мы же старые друзья. Притом я капитан, а ты майор. Да еще и герой!

– Ну, ладно, не буду докладывать, – охотно согласился он и зычно крикнул в темноту: – Хлопцы, по местам, зараз будем выруливать!

Прежде чем скрыться в пилотской кабине, Убийвовк ласково потрепал его по плечу и обрадованно заметил:

– Гарный ты нарубок, капитан. Старик Убийвовк всегда говорил, шо ты далеко уйдешь со своими гантельками. – Осененный внезапной догадкой, он спросил: – Мей брей, еще на один вопросик ответь, га? А посадочку в Степновск по какому поводу мы запланировали? Убийвовк догадливый!

– Надо попрощаться, дорогой, – смущенно признался Горелов. – Но я тебя прошу – не очень об этом распространяйся. А я… Мне же предстоит не полет в зону для отработки пилотажа. Все-таки это к Луне, раз тебе все известно.

– Зразумел, шо не одно и то же, – вздохнул Убийвовк. – Ну, а прощаться с ней надо? – спросил он потеплевшим голосом. – С нею, королевой красоты?

– Ты слишком уверенно называешь это имя. В Степновске есть и другие хорошие женщины.

– Шо! – вскричал Убийвовк. – Да во всем Степновске нет больше такой красавицы и с такой важной ручкой!

– Она моя жена, Убийвовк, – тихо подтвердил Горелов.

34

Двигатели гудели негромко, навевая сон. Они словно боялись потревожить плотную тишину темной ночи, опустившейся на города, леса и реки. Давно остались позади и затянулись непроницаемым пологом неба густые и яркие огни столицы. Ночь на всем пути встречала самолет, устремлявшийся на юго-восток. Звезды и облака громоздились в отполированном стекле иллюминатора. Откинувшись на мягкую спинку кресла, Горелов позевывал, смотрел на так хорошо ему известную картину ночного неба на высоте восьми тысяч метров. Она не вызывала сейчас волнения. Ни яркие выхлопы из патрубков, ни причудливые сплетения огней на земле, ни величественная, наполненная черным мраком пустота неба, – ничто не занимало его. В нем умер сейчас художник, искатель ярких, неповторимых красок, и остался один космонавт. Думал Алексей о предстоящем, как никогда, близком полете в лунное пространство. Долгое время, пока он изучал формулы Кеплера и вычерчивал многочисленные кривые, основанные на строгих законах небесной механики, был он далек от мысли, что первым полетит к Луне. Даже когда перевели его на специальную программу теоретических занятий и тренажей, полет этот казался ему делом весьма далеким и лично для него несбыточным. Но как только стал он изучать кабину нового космического корабля «Заря» и особенности полета по траектории к Луне с последующим переходом на селеноцентрическую орбиту, фантастика напрочь отступила и он увидел явь. Это была явь, родившаяся из дерзких предположений и настойчивых поисков, ставшая детищем ученых и конструкторов, вобравшая в себя все лучшее, что было в электронике, атомной физике, кибернетике, астрономии, небесной механике и многих других науках.

Он, Горелов, вовсе не был великим ученым, да никогда и не собирался им становиться. Он получал эту явь в образе готовых формул, расчетов, приборов и, наконец, космического корабля «Заря». А сев в пилотское кресло корабля, Горелов со всей очевидностью понял: да, ему придется туда лететь, первому предстоит вторгаться в безмолвное черное пространство, где не был еще никто. Что там? «Белое безмолвие» Джека Лондона? – мысленно усмехнулся Алеша. – Вот это будет безмолвие так безмолвие. Только оно не белое, а черное. И он пронесется по нему единой маленькой пылинкой, удалившейся от Земли почти на четыреста тысяч километров.

Кто из его предшественников был на такой орбите? Ни один. Все они стартовали и финишировали, испытывая на орбитах невесомость, выходя в открытый космос и возвращаясь из него в пилотскую кабину. Они уносили с собой из космоса много пережитого и увиденного, оживляющего умные изыскания ученых. Но никто из них не приближался к Луне. Это выпало на долю курносого верхневолжского паренька Алексея Горелова, на его долю. И он был твердо уверен сейчас в одном: он не знал, гладко или трудно сложится этот полет, будет успешным, достигающим цели, или нет, но «SOS» никогда не поступит на Землю с борта «Зари». Он все сделает, чтобы пойти дальше и выше своих предшественников по звездной дороге, не признающей страха и растерянности слабых, одобряющей ясность рассудка и крепость нервов.

…Самолет уже шел на посадку. Горелов удивился, до чего быстро промелькнуло время. Над Степновском ночь была в разгаре, но белое зеркало Иртыша все же просматривалось кое-где на изгибах при желтом лунном свете. Веселые зеленые и красные аэродромные огоньки настойчиво лезли в глаза, колеса лайнера гулко стучали по бетону. Быстро отрулив на положенное место, самолет замер. Из кабины вышел Убийвовк, сияя улыбкой, приблизился к Алексею.

– Все в порядке, товарищ капитан? Мабудь, вы не скажете, что Убийвовк разучился сажать машину? – И, перестав улыбаться, закончил: – Давайте сверим часы. Ровно через два тридцать мы должны оторваться от бетонки и продолжать маршрут.

Подали трап, а потом подъехала к самолету черная и оттого почти невидимая в сумерках «Волга». Желтый луч света вырвал из мрака белое туловище лайнера и закопченные капоты двигателей. Свет погас, хлопнула дверца, и рядом с «Волгой» появилась одетая темнотой фигура шофера. Убийвовк помог Горелову снести чемодан и сверток.

– Вы за мной? – окликнул Горелов шофера, и тот безмолвно кивнул головой.

Разбрызгивая желтый свет, помчалась «Волга» от аэродрома к Степновску по такой знакомой Алексею дороге. Он вспомнил, как отправлялись они с тяжелыми парашютными ранцами по этой дороге на прыжки, как усталые возвращались с аэродрома домой и как уходили потом с полотенцами через плечо на Иртыш.

Степновск возник за пригорком в сетке густых веселых огней. Несмотря на поздний час, гремела музыка на танцевальной площадке и хриплые, искаженные расстоянием доносились голоса актеров из какого-то кинофильма. На большом белом экране мелькали тени. «Волга» остановилась у знакомого подъезда, и Горелов отпустил шофера, приказав ему подъехать через два часа.

– Может, вам помочь поднести вещи? – раздался вслед неуверенный голос из темноты.

– Сам, – сдержанно отказался Горелов. – Поезжайте.

Он подошел к раскрытой двери подъезда, увидел знакомую лестницу с деревянными ступеньками и деревянными перилами. Вспомнил, как совсем недавно, по-воровски оглядываясь, поднимался по ним. Нет, он не сомневался в своей любви. Просто опасался, как бы не пополз по Степновску ненужный стоустый слушок, оскорбительный для Лидии, и, кажется, своего добился – слушок не пополз. А теперь он шагнул в парадное спокойно и уверенно, как к себе домой. Едва лишь заскрипели под ногами ступеньки, распахнулась на первом этаже дверь, и любознательные женские глаза вопросительно скользнули ему вдогонку.

– Я не к вам, – весело отрезал Горелов, – и не заблудился к тому же.

Дверь стыдливо захлопнулась. Но на втором этаже, у ее квартиры, он понял, что волнуется, и замер, переводя дыхание. Нет, никакая сурдокамера не была в состоянии отучить его волноваться. Он был сейчас просто влюбленным, у него дрожали руки и мог прерываться голос. Он позвонил и долго слушал подъездную тишину. А потом шаги. Шаги, родившиеся в этой тишине и прозвучавшие, как ему показалось, очень громко.

– Кто это? – спросила Лидия недовольным голосом потревоженного в поздний час человека. Он растерянно промолчал, и тогда Лидия, уже совсем сердито, окликнула: – Да отвечайте же, кто там? Вы что, не нашли лучшего времени для шуток?

– Не нашел, Лидонька, честное слово, не нашел, – громко ответил он, едва сдерживая дыхание, способное изменить голос.

– Алешка, ты! Ой! – Она заметалась за дверью, сбрасывая цепочку, защелкали ключи в замках. Он успел подсчитать: один, второй, третий, и насмешливо вздрогнувшим голосом выкрикнуть:

– Крепко же ты запираешься!

Дверь распахнулась, и Лидия выросла на пороге. Была она в ситцевом простеньком цветастом халате с короткими рукавами. На голых руках он увидел веснушки и мелкие пупырышки, словно ей было зябко. А потом эти руки взмахнули, как два больших крыла, обхватили его за шею и оказались очень горячими.

– Сумасшедшая, подожди! – прошептал он счастливо. – Торт не помни.

– Какой еще торт? – засмеялась Лидия.

– Фигурный. С шоколадным оленем и какими-то вензелями. Я его в самом лучшем кондитерском магазине на улице Горького купил. Только не тебе, а Наташке.

Женщина отступила в глубь коридора, тихо сказала:

– Наташка уже спит. Не будем ее будить. Лучше завтра… утром.

– Завтра меня не будет, – угрюмо признался Горелов.

– Не будет? – огорченно попятилась Лидия. – Боже мой, а как я ждала! Приехал, чтобы подарить Наташке торт, и сразу исчезнешь? Но почему?

Алексей поцеловал ее руку, в ноздри втянул теплый волнующий запах загорелой кожи.

– Ты вся земная. От твоих рук парным молоком пахнет, – прошептал он.

– Тебе нравится? – тихо засмеялась Лидия. – Раздевайся, – и погасила свет. – Не говори сейчас ни о чем, – зашептала она в темноте, ища его губы. – Ради бога, не говори. Я знаю, что ты меня чем-то огорчишь.

Потом они сидели за маленьким столом, и Лидия угощала его холодным круто заваренным кок-чаем. Они долго молчали.

– Почему тебя завтра не будет? – спросила она наконец.

– Через два часа я должен уехать на аэродром и улететь.

– Надолго?

Он позвенел ложечкой в пиалке и усмехнулся:

– Нет. Если все благополучно сложится, я скоро вернусь.

– Куда ты летишь? – повторила она.

– На космодром.

– Уже? – и Лидия вдруг заплакала. Синие большие ее глаза заблестели, она уронила голову на стол. Алексей бросился к ней, откинул назад светлые пышные волосы, стал целовать мокрые от слез глаза и щеки.

– Ну, перестань, ну не надо, – утешал он ее, как маленькую, – будешь себя хорошо вести, позволю тебе половинку шоколадного оленя от Наташкиного торта взять.

– Пришло это? – всхлипнула Лидия.

– Это, – подтвердил он.

– Боже мой!

– Ты уже в четвертый или пятый раз поминаешь бога.

Вздрагивающие плечи Лидии замерли и выпрямились.

– Алешка, – сказала она грустным, выстраданным голосом, – какой бы я стала счастливой, если бы ты не был космонавтом!

– Сейчас об этом говорить поздно, – усмехнулся он. – Моя биография – давно размененная монета. Все выбрано и учтено.

Тыльной стороной ладони она смахнула слезу. – Вот видишь… ты даже сам жалеешь.

– Жалею? – повысил голос Горелов. – Что ты, Лидонька! Что ты, дорогая! Да если бы мне возвратили годы и спросили, кем я хочу быть, я бы, не задумываясь, ответил: космонавтом. Ты, родная, и не представляешь, сколько интересного и необычного меня ждет. Первым пройти по дороге, где никто не ходил: ни Гагарин, ни Быковский, ни Леонов.

– Все-таки… к Луне? – вздохнула она жалобно.

– К Луне! – подхватил Алексей с пафосом. – Веками она светила миру. Холодная, беззвучная. Символ покоя, маяк влюбленных. Шутка сказать, среди одних астрономов сколько персон заслужило право называться кандидатами и докторами наук за то, что ее изучали в телескопы за сотни тысяч километров. А мне доверено к ней подойти на самое близкое расстояние. Я, верхневолжский парень, Алешка Горелов, первым промчусь над Луной, первым доставлю ее фотографии собственноручной работы. Почему ты не радуешься, Лида? Или ты не веришь, что я вернусь?

– Что ты! – испуганно воскликнула она. – Да как тебе в голову могло прийти такое? Нет, нет! – подняла на пего успокоившиеся глаза. – Больше не буду плакать, – поклялась она. – Давай помолчим! – Лидия положила голову ему на плечо и счастливо зажмурилась. – Страшно подумать. Миллионы любящих женщин провожали своих мужей. Кто на войну, кто в дальние странствия… А я – единственная, кто провожает к Луне.

– Гордись, моя девочка. Когда я вернусь, первое, что мы сделаем, отправимся во Дворец бракосочетаний. Самый лучший, московский.

– И никого не возьмем, – мечтательно проговорила Лидия. – Я тебе даже китель со значком космонавта запрещу надевать.

– Думаешь, это спасет?

– Спасет, – утвердительно кивнула Лидия. – Мы возьмем самых-самых непрославленных людей. Только тогда это будет хорошо. Как ты думаешь, в мои годы фата пойдет?

– Тебе все пойдет, любимая.

– И туфли на шпильках?

– И туфли на шпильках.

…Как они незаметно пролетели, эти два часа! Когда они спустились вниз по скрипучим деревянным ступенькам, над Степновском застыло небо, усеянное крупными звездами. Из поймы Иртыша веяло слабым ветерком. Улицы были безлюдными. В черных сумерках у подъезда стояла черная «Волга». Шофер дремал за рулем. Горелов обнял Лидию и ощутил под ладонью ее похолодевшую руку.

– Какая у тебя горячая ладонь, – улыбнулась она.

– Я и сам… – самодовольно начал Алексей, но она отчужденно оборвала:

– Не говори пошлостей, ты у меня весь ясный, чистый, святой.

– Не буду, – согласился он, наклонившись, поцеловал ее локоть и засмеялся.

– Чего ты? – шепотом спросила Лидия.

– Чудно… От твоих рук опять парным молоком пахнет. Этот запах и в кабине будет мне сопутствовать.

– Ты на какое расстояние подойдешь к Луне?

– Километров на двести. А что?

– Плюнь на нее, – сказала она, стараясь казаться веселой. Но Алексей почувствовал, как нелегко далась ей эта шутка, и протянул ей в тон:

– Лидочка, ты сегодня хулиганишь. С Луной надо на «вы».

– А ты все-таки сплюнь. И не раз, а все три. И через левое плечо обязательно. Тогда ты непременно возвратишься.

Потом они долго стояли рядом и молча смотрели в опрокинувшееся над Степновском предутреннее небо. Мысленно, с профессиональной точностью он прочерчивал в этом небе гиперболическую кривую, по которой пилотируемая им «Заря» уйдет к Луне. Женщина молчала, угадывая его мысли. Потом он поглядел на светящийся циферблат часов и вздохнул:

– Мне пора. Только ты не ходи провожать к машине. Лучше здесь попрощаемся. Ладно?

– Хорошо. Я не пойду, – послушно согласилась Лидия, и подбородок у нее задрожал. – Я не пойду, – повторила она, борясь с подступающими рыданиями.