355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Гай Гэвриел Кей » Песнь для Арбонны. Последний свет Солнца » Текст книги (страница 16)
Песнь для Арбонны. Последний свет Солнца
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 17:07

Текст книги "Песнь для Арбонны. Последний свет Солнца"


Автор книги: Гай Гэвриел Кей



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 67 страниц)

Она ничего не в состоянии сказать в ответ. Кажется, она потеряла дар речи. Она едва стоит на ногах. Внезапно она чувствует себя обнаженной под взглядами равнодушных или слегка заинтересованных коранов ее замка и работников поместья.

– Тебе и в самом деле следует вернуться в дом, – заботливо говорит Гальберт. – Ты не очень хорошо выглядишь. Тебе следует лежать в постели, дитя мое. Я бы проводил тебя сам, но боюсь, у меня нет времени для подобных домашних забот. Дела настоятельно требуют моего возвращения во дворец. Я полагаю, что ты меня поняла и мне не придется приезжать сюда снова.

Он поворачивается, не дожидаясь ответа, приветствует ее взмахом поднятой руки, чтобы его жест отметили кораны; но в этой руке он держит кнут. Это не случайно; этот человек ничего не делает случайно. Она видит, как он улыбается, удаляясь.

В замке, через короткое время оставшись одна в своих покоях, стиснув руки так, что косточки побелели, Розала де Гарсенк вдруг понимает, не осознав, в какой именно момент принимает решение, что уедет отсюда.

Гальберт допустил ошибку, думает она. Он не собирался рассказывать ей об этих планах, он должен был знать, как она к ним отнесется. Но она его разозлила, показала, что знает его мысли, и он ответил, не подумав, чтобы напугать и ранить ее, чтобы оставить за собой последнее слово.

Она не знает, как она это сделает, знает только, что не останется и не отдаст своего ребенка этому человеку. «Я объявила войну», – думает она, понимая, что единственное ее преимущество в том, что она это знает, а Гальберт, возможно, нет. Внутри ее, словно в ответ, младенец сильно толкает ее под ребра, в первый раз за это утро.

– Тихо, – шепчет она. – Тихо, любовь моя. Этого не случится. Не бойся беды, она тебя не найдет. Где бы ни находился твой отец, явится ли он когда-нибудь, чтобы защитить тебя, или нет, я буду охранять тебя, малыш. Клянусь своей жизнью и твоей.

Блэз думал о ребенке, когда мужчины Талаира ехали на север под холодным ветром, о сыне Аэлис де Мираваль и Бертрана. С тех пор как Ариана рассказала ему эту историю в ночь летнего солнцестояния три месяца назад, он думал о ней чаще, чем мог ожидать, и в такие моменты невольно с любопытством бросал взгляд на человека, за убийство которого его отец заплатил четверть миллиона золотом.

Трагедия произошла здесь примерно двадцать три года назад, а ее последствия все еще ощущались в Арбонне. Он вспомнил тихий, размеренный голос Арианы, рассказывающий ему эту повесть, когда рассвет разгорался над усыпанными мусором улицами и переулками Тавернеля.

– Как я только что говорила, – сказала она тогда, – в любви все зависит от сохранения тайны. Моя кузина Аэлис не проявила сдержанности, хотя она была очень молода, и это можно счесть оправданием. В ней было нечто неуправляемое, нечто слишком неистовое. Ненависть и любовь подстегивали ее, и она была не из тех женщин, которые принимают свою судьбу или трудятся в стенах, построенных для ее защиты.

– Ты тоже не такая, – возразил тогда Блэз. – В чем разница?

В ответ на это она улыбнулась немного печально и некоторое время не отвечала.

– Разница, полагаю, в том, что я видела, что она сделала и что из этого вышло. Для моей жизни разница – в Аэлис. Видишь ли, она рассказала мужу. Она приберегла правду для последнего, яростного удара мечом, со своим собственным медленно действующим, убийственным ядом, если хочешь. Когда жрица, которая пришла к ней, сказала, что она не выживет, к ее постели привели Уртэ. Он был в горе, я думаю. Я всегда считала, что он искренне горевал, хотя, возможно, больше из-за утраты той власти, которую она ему давала, чем из-за чего-то другого. Но в Аэлис не было мягкости, она вся состояла из гордости и безрассудства даже на смертном одре. Она приподнялась на постели и сказала Уртэ, что ребенок от Бертрана де Талаира.

– Откуда тебе это известно?

– Я там была, – ответила Ариана. – Как я сказала, этот момент изменил всю мою жизнь, сформировал меня такой, какой я стала. Слова, которые она сказала Уртэ, изменили наш мир, знаешь ли. Мы бы жили в стране, устроенной по-иному, если бы Аэлис не осуществила свою месть.

– Месть за что? – спросил Блэз, хотя он постепенно уже начал понимать.

– За то, что ее не любили, – просто ответила Ариана. – За то, что ценили ее гораздо меньше, чем она заслуживала. За то, что ее сослали в мрачную, промозглую крепость Мираваля, прочь от света и смеха при дворе ее отца.

Он думал, что в этом, возможно, причина. Когда-то он осудил бы подобные чувства как достойные презрения, еще один случай женского тщеславия, исказивший события в мире. Его немного удивило, что он теперь смотрит на это иначе; по крайней мере, в ту ночь в Тавернеле, держа в объятиях Ариану де Карензу, он смотрел на это иначе. Тогда ему пришло в голову, и он даже не пытался скрыть свое потрясение, что этот новый образ мыслей мог быть его собственным, самым яростным мятежом против отца.

– Я догадываюсь, о чем ты думаешь, – сказала Ариана.

– Нет, не догадываешься, – ответил он, не объясняя. – И что сделал Уртэ? – спросил он, загоняя свои собственные семейные дела в глубину сознания. В ту ночь Блэз и сам горевал, слушая эту старую историю. Он задал этот вопрос просто так. Он был уверен, что знает, что сделал эн Уртэ де Мираваль.

Однако ответ Арианы удивил его.

– Никто точно не знает. И в этом вся трагедия Бертрана, Блэз. Перед смертью Аэлис родила сына. Я смотрела, как жрица привела его в этот мир. Я слышала, как он заплакал. Потом Уртэ, который ждал, унес его куда-то, и ни Аэлис, ни жрица, ни тем более я, тринадцатилетняя девочка, не могли его остановить в его собственном доме. Я помню, как изменилось его лицо, когда жена сказала ему, кто отец ребенка; этого я никогда не забуду. И я помню, как он нагнулся над ней, лежащей там, разорванной и умирающей, и прошептал что-то ей на ухо, я не расслышала – что. Потом он вышел из комнаты с ребенком Бертрана, плачущим у него на руках.

– И убил его.

Она покачала головой.

– Как я уже сказала, никто не знает. Это возможно, вероятно, зная Уртэ, зная, что этот ребенок мог унаследовать так много… унаследовать Барбентайн, и значит – саму Арбонну, как ребенок Аэлис. Это возможно, но мы не знаем. Бертран не знает. Не знает наверняка. Если ребенок выжил, если он сейчас жив, только Уртэ де Мираваль знает, где он.

Блэз ясно тогда понял жестокую, чудовищную боль Бертрана.

– И поэтому Уртэ нельзя было убить все эти годы – и нельзя убить сейчас, – потому что любая возможность узнать правду или найти ребенка умрет вместе с ним.

Ариана посмотрела на него в неясном сером свете комнаты и молча кивнула головой. Блэз попытался представить себе, каково это – быть тринадцатилетней девочкой и пережить такую ночь, которая легла на твое прошлое, подобно грузу камней.

– Я бы все равно его убил, – после долгого молчания сказал он.

Но она лишь ответила:

– Ты и Бертран де Талаир – очень разные люди.

Когда Блэз ехал по дороге вдоль реки вместе с герцогом Бертраном и коранами Талаира на осеннюю ярмарку в Люссан, он снова вспомнил об этом замечании. Это было почти последнее, что она сказала ему в ту ночь. Потом они оделись, и она ушла из его комнаты одна, закутавшись в плащ с капюшоном, а на прощание всего один раз поцеловала его, нежно и целомудренно, при первом сером свете дня.

Что делает людей такими разными? Случайности рождения, воспитания, удачной судьбы или трагедии? Каким человеком стал бы сам Блэз, если бы родился старшим сыном, наследником Гарсенка, а не младшим, которому его отец предназначил нежеланную судьбу служителя бога? Что, если бы его мать осталась жива, вопрос, который задала Синь де Барбентайн? Было бы все иначе? Что, если бы Гальберт де Гарсенк был несколько другим, более добрым, менее одержимым властью человеком?

Но эта последнее предположение было совершенно невероятным; просто невозможно представить себе отца другим, не таким, какой он есть. Гальберт казался Блэзу неизменным, как сила природы или какой-нибудь гигантский монумент Древних, который ни о чем, кроме власти, не говорит и который существовал на земле почти всегда.

Бертран де Талаир – тоже младший сын. Только ранняя смерть его брата принесла ему герцогство и стала причиной столь жесткого противостояния двух домов. До этого он шел по обычному пути: наемник с мечом в битве и на турнире, ищущий богатства и свое место в мире. Тот же путь, который предстояло пройти Блэзу де Гарсенку, когда он уехал из Гораута, много лет спустя. Тот же путь, но если сбросить со счета музыку.

Только музыку нельзя сбросить со счета. Она определяет Бертрана так же, как определяет Арбонну, подумал Блэз. Он покачал головой, почти потешаясь над собой. Прошло полгода, как он здесь, и уже его мысли потекли в направлении, чуждом ему прежде. Он решительно вернул разбегающиеся мысли в настоящее, на высокогорную дорогу Арбонны, построенную Древними между рекой и полями пшеницы на востоке.

Блэз очнулся от задумчивости, когда прищурился и посмотрел сквозь пыль вдаль. Он ехал верхом в конце колонны, вслед за длинным караваном грузовых фургонов, которые они сопровождали на ярмарку, – в основном это были бочки с вином Талаира. Он увидел, что Бертран и Валери скачут к нему. Они ехали размеренно, но достаточно быстро, чтобы он понял, что в голове длинной колонны что-то происходит. За их спинами он разглядел вдали знамена. Кажется, они кого-то догоняли. В этом не было ничего особенного, все дороги были переполнены спешащими на ярмарку людьми, а дорога в горах тем более. Он приподнял брови, когда двое мужчин подъехали, аккуратно развернули своих коней и поехали с двух сторон от Блэза.

– Развлечения, развлечения, – беззаботно произнес Бертран. На его лице Блэз увидел улыбку, которую уже знал; она вызывала у него тревогу. – Самые разные неожиданные удовольствия ждут нас. Что ты можешь мне сказать о человеке по имени Рюдель Коррезе? – продолжал герцог.

Прожив много месяцев с Бертраном, Блэз начал привыкать к подобным вещам. Иногда ему казалось, что арбоннец предпочитает репутацию талантливого и остроумного человека любой другой.

– Он довольно прилично стреляет из лука, – сухо ответил он, стараясь попасть в тон Бертрану. – Спроси у Валери.

Мощный коран уже совсем выздоровел; он мрачно хмыкнул.

Бертран резко произнес, меняя без всякого предупреждения тон:

– Мы вместе все лето избегали принятия решения. Думаю, пришла пора его принять.

– Впереди знамена Коррезе? – спросил Блэз.

– Вот именно. Среди прочих, кажется, я узнал Андорию и Делонги.

Странно, как жизнь совершенно неожиданно устраивает засады. Или, возможно, не так уж и странно, поправил себя Блэз, иначе они не были бы засадами, не так ли? Это разумно, правда? Ему внезапно стало холодно. И спросил себя, могут ли эти двое прочесть на его лице ответ, а потом удивился, неужели ему никогда не приходило в голову, что Люсианна может приехать на ярмарку в Люссан?

Достаточно много важных событий произошло в мире с приходом осени, чтобы появление Делонги стало вполне ожидаемым на этом ежегодном собрании. Сюда приезжали, чтобы торговать, наблюдать и биться об заклад или сражаться на турнирах, чтобы отпраздновать сбор урожая и обменяться новостями из шести стран до того, как зимние дожди и снега сделают дороги непроходимыми. А там, где присутствуют мужчины Делонги, почти наверняка можно найти прославленную, печально известную жемчужину их семейства. Люсианна не позволит, чтобы ее бросили где бы то ни было.

Но сейчас самым важным был вопрос о Рюделе, а Бертран затронул и другой вопрос.

Блэз ответил на этот вопрос как можно более уверенным голосом:

– Тебе придется познакомиться с самим Рюделем и с его отцом, если он здесь. Он может быть здесь. После знакомства с ним в условиях перемирия ярмарки Рюдель ничего не станет предпринимать. Собственно говоря, его даже может позабавить, если его увидят в твоем обществе.

– Меня это тоже позабавит, – пробормотал Бертран, – бесконечно. Я думаю, что мне доставит удовольствие познакомиться с этим человеком.

Почти все уже знали теперь о неудавшемся убийстве и заплаченных за него деньгах. Немногие знали, кто именно пустил ту отравленную стрелу и попал не в того человека. Рюдель, насколько Блэз мог судить, должен был оказаться в очень неловком положении – особенно после того, как отправился прямиком в Гётцланд требовать обещанную плату. Источники Бертрана при дворе короля Йорга – поразительно хорошо осведомленные – позднее прислали сообщение о том, как Рюделя заставили возвратить деньги. Говорили, он уже успел потратить часть из них, и поэтому его отец вынужден был вмешаться и возместить потерю. Блэз легко мог себе представить, что его старый друг чувствует по этому поводу.

Он по-своему тоже с нетерпением ждал встречи с Рюделем. В сложном тренировочном поединке их взаимоотношений он одержал победу в саду в Тавернеле, и они оба это знали. Он нечасто одерживал столь чистую победу; ею можно было гордиться.

Или можно было бы, но здесь находилась Люсианна, и Блэз знал по собственному опыту, что Рюдель использует любое нужное ему оружие, чтобы сравнять счет, если чувствует себя проигравшим. Блэз покачал головой. Ему придется постараться справиться с этим, когда и если это произойдет. Ему еще было о чем подумать, а Бертран и Валери оба молча наблюдали за ним, не останавливаясь. Впереди их колонны нарастала какая-то суета, и они, кажется, сбавляли ход. Он уже ясно видел знамена впереди: Коррезе, Делонги, Андории и еще пару других, которые он не узнал.

Он повернулся к Бертрану. Герцог, как обычно, ехал с непокрытой головой, в своей неброской одежде, которую любил надевать в дорогу. Однажды она спасла ему жизнь, как рассказал Блэзу Валери, когда еще один убийца не смог узнать, который из мужчин в их группе был сам де Талаир.

– Правда, не стоит принимать никакого решения. Пока не стоит. – Блэз старался говорить спокойно. Они видели, что к ним скачут три человека, вздымая пыль копытами коней. – Если мы поедем вместе с людьми из Портеццы, многие из них меня знают. Нет смысла пытаться остаться неузнанным.

– Я так и думал, – произнес Бертран. – Очень хорошо. С этого момента, как я полагаю, именно Блэз де Гарсенк оказывает мне честь, присоединившись на время к моим коранам, несмотря на очевидное желание его отца организовать мое убийство?

Это стало своего рода водоразделом, тем моментом, когда многое может измениться.

– Как пожелаешь, – тихо согласился Блэз.

Три всадника подъехали ближе. Он их не узнал. Они были экстравагантно одеты даже на пыльной дороге. Это свойственно портезийцам.

– А другой вопрос? – спросил Бертран, и теперь в его голосе появилось еле заметная напряженность. – Тот, который мы все время откладывали?

Блэз понимал, что имеет в виду герцог, разумеется, понимал: «Что вы от меня хотите, чтобы я объявил себя истинным королем Гораута?» Его собственные слова.

Он покачал головой. Сердце сжималось и тяжелело в его груди, когда он думал об этом. Это был прыжок через пропасть настолько широкую, что он никогда и не пытался окинуть ее даже мысленным взором.

– Нет, – ответил он. – Оставим это. Сейчас осень, и объявлено перемирие на время ярмарки. Гораут здесь ничего не сделает, даже если кто-нибудь оттуда приедет, а потом Адемару придется ждать, пока весна снова откроет горные дороги. Давайте подождем и посмотрим, что произойдет.

Валери сказал своим размеренным голосом:

– Мы могли бы сами что-нибудь предпринять зимой, а не ждать, что сделают другие.

Блэз повернулся к нему.

– Мне очень жаль, – резко ответил он, – если мое нежелание, чтобы меня использовали в качестве подставной фигуры, испортит вам зиму.

Бертран, едущий с другой стороны, громко расхохотался.

– Это справедливо, – заметил он, – хотя ты едва ли подставная фигура, если быть честным. Если считать, что Адемар предал свою страну Иерсенским договором, есть ли в Горауте человек, который с большим правом, чем ты, может претендовать на его трон? Возможно, твой брат?

– Возможно, – ответил Блэз. – Но он ничего не станет делать. Им руководит мой отец. – Он поколебался. – Оставь это, Бертран. Пока оставь.

Воцарилось молчание. В это время подъехали три всадника, за которыми следовал юный Серло. Они были одеты в великолепные черно-красные одежды, знакомые Блэзу. Он внезапно понял, чьи это должны быть люди. Его сердце снова быстро забилось. Казалось, куда бы он ни поехал, события снова уводили его в прошлое. Первый из всадников остановил коня и преувеличенно низко поклонился, сидя в седле.

– Очень хорошо, оставим пока эту тему, – тихо сказал Блэзу Бертран. А затем, еще не успев договорить, резким, плавным движением развернувшейся пружины прыгнул на него со своего коня.

Он врезался в плечо Блэза, выбив воздух из его легких, и вытолкнул из седла на землю. Они вдвоем, сильно ударившись, упали в дорожную пыль, а кинжал, брошенный вторым человеком в черно-красном, просвистел над склоненной головой первого, пронзив воздух в том месте, где мгновение назад находилась голова Блэза. Об искусстве воинов Портеццы метать ножи ходили легенды.

Но кораны Бертрана де Талаира были обучены лучше всех в Арбонне. Валери убил метателя кинжала коротким и точным выпадом меча, а Серло с проклятием без церемоний расправился с третьим сзади. Теперь остался только первый. Бертран и Блэз поднимались с земли и выпрямлялись. Бертран морщился, сгибал и разгибал колено.

Серло и Валери приставили острия своих мечей к груди и спине портезийца. Все произошло так быстро, так бесшумно, что никто впереди ничего не понял. Однако на земле лежало два мертвых человека. Портезиец посмотрел на них, потом на Бертрана. У него было худое, загорелое лицо и тщательно завитые усы. На его пальцах сверкало несколько колец, надетых поверх перчаток.

– Я с готовностью отдаю себя в ваши руки, – хладнокровно произнес он на безукоризненном языке аристократов Арбонны. – Мой кузен выкупит меня за хорошую цену, уверяю вас.

– Твой кузен только что нарушил перемирие, официально гарантированное правительницей Арбонны, – ледяным тоном ответил Бертран. – Она спросит с него за это еще более строго, чем с тебя.

– Я уверен, что он ответит подобающим образом, – с вызовом произнес этот человек.

Лицо Бертрана побледнело; Блэз узнал признаки подлинной ярости. Он все еще был слишком потрясен, чтобы реагировать самому.

– Я в этом не так уверен, как ты, – мягко ответил герцог портезийцу. – Но пока ты сейчас ответишь мне, почему вы хотели убить одного из моих спутников?

Впервые на лице этого человека появилось выражение нерешительности. Он искоса бросил взгляд на Блэза, словно для того, чтобы в чем-то убедиться. Его лицо прояснилось, и еще до того, как он начал говорить, Блэз понял, что произошло. Что-то в нем, точнее, в его сердце, зазвенело, словно тронули тетиву лука или струну лютни.

– Мой повелитель и кузен Борсиард д'Андория питает смертельную обиду на этого человека, – ответил портезиец. – Это не имеет никакого отношения к тебе, эн Бертран. Он не испытывает к тебе ничего, кроме уважения и любви, мой господин, и к графине Арбоннской. – Слова были сладкими, как мед, он просто сочился из них.

– Боюсь, нападение на человека, едущего вместе со мной, имеет ко мне самое прямое отношение. И слова уважения бессмысленны, когда нападение совершается во время ярмарочного перемирия. Твой повелитель и кузен сделал ошибку.

– И я никогда в жизни не встречал Борсиарда д'Андория, – прибавил Блэз. – Было бы интересно знать, в чем заключается его смертельная обида. – Но он это знал или думал, что догадывается.

– О подобных вещах не говорят на людях, – высокомерно ответил портезиец. – И андориане не дают объяснений.

– Еще одна ошибка, – сказал Бертран решительным тоном, словно закрывая тему. – Не вижу причин откладывать. Как герцог Арбонны, поклявшийся правительнице хранить мир, я явно должен исполнить свой долг. – Он повернулся к Серло. – Возьми трех коранов и повесьте этого человека на дереве. Но сначала разденьте и заклеймите его. Весь мир знает, как наказывают тех, кто нарушил перемирие.

Портезиец был храбрым человеком, несмотря на все его позерство.

– Я человек высокого ранга и кузен Борсиарда д'Андория, – возразил он. – Ко мне положено относиться в соответствии с моим положением.

Бертран де Талаир покачал головой. Блэз заметил, что Валери выглядит все более обеспокоенным. Он и сам ощущал тревогу. Герцог не обращал на них внимания. Он сказал:

– Твое положение – это положение человека, совершившего покушение на убийство и нарушившего перемирие, которое поклялись соблюдать шесть стран. Никто за тебя сегодня не вступится. – Он снова повернулся к Серло: – Повесить его.

Серло уже подозвал трех других коранов. Они грубо стащили портезийца с коня. У одного их них к седлу был привязан моток веревки. На краю поля стоял дуб, к востоку от дороги; они повели его туда.

– Вы не можете этого сделать! – кричал портезиец, вытягивая шею, чтобы оглянуться на Бертрана, и в его голосе впервые чувствовался страх. Он действительно не думал, что ему может грозить опасность, понял Блэз. Вера в неприкосновенность человека его ранга, да еще имеющего такое родство, заставила его надеяться, что он сможет свободно убить и отделаться выкупом, что деньги и положение могут решить все проблемы.

– Ты уверен? – тихо спросил Валери у своего двоюродного брата. – Позднее нам может понадобиться Андория.

Голубые глаза Бертрана де Талаира почти с жестоким выражением следили за коранами у дерева. Они раздевали портезийца; теперь тот начал кричать. Бертран ответил Валери, не оборачиваясь:

– Нам никто не нужен настолько, чтобы отказаться от чести ради них. Где бы ни проходили ярмарки, правитель страны обязан поддерживать перемирие, которое позволяет нам вести торговлю. Это всем известно. То, что только что произошло, нанесло оскорбление правительнице и Арбонне настолько наглое, что я не могу его спустить. Пускай Борсиард д'Андория делает что хочет, но эти три человека должны умереть. Когда мы приедем в Люссан и Барбентайн, я посоветую правительнице запретить Андории участвовать в ярмарке. Полагаю, так она и сделает.

Он отвернулся и снова вскочил на своего коня. Блэз последовал его примеру.

Далеко впереди, у головы их колонны, снова раздался какой-то шум. Рядом с дорогой кораны Бертрана перебросили веревку виселицы через ветку дерева. Приговоренного уже раздели до нижнего белья. Теперь Серло решительно достал из-за пояса кинжал и, пока другие держали вырывающегося портезийца, начал вырезать у него на лбу клеймо клятвопреступника. Блэз уже видел такое раньше. Он подавил желание отвернуться. Они услышали, как этот человек пронзительно, отчаянно закричал. Пять всадников отделились от колонны впереди них и быстрым галопом поскакали назад по траве на обочине дороге.

– Возьми столько людей, сколько понадобится, – спокойно приказал Бертран Валери. – Окружите дерево. Если эти люди попробуют помешать повешению, убейте их. Блэз, ты подожди рядом со мной.

Не говоря ни слова, Валери повиновался. Остальные кораны Талаира уже начали быстро занимать позицию, предвидя такой поворот событий. Обнажив мечи, вложив стрелы в луки, они образовали широкий круг вокруг дерева-виселицы. Стоя в хвосте колонны рядом с Бертраном и двумя лежащими на земле убитыми, Блэз наблюдал, как третьего портезийца взвалили на круп лошади со связанным за спиной руками и веревочной петлей на шее. С его лица капала кровь из клейма, вырезанного Серло. Пять скачущих к ним человек уже кричали, яростно жестикулируя. Серло оглянулся на Бертрана в поисках подтверждения. Герцог кивнул головой. Серло кольнул коня в бедро кончиком ножа. Животное рванулось вперед. Казалось, портезиец сделал с коня сальто назад. Потом повис, раскачиваясь, в воздухе. Они услышали треск. Он был уже мертв.

Пятеро кричащих портезийцев резко натянули поводья у самого края кольца из людей Валери. Конечно, они сильно проигрывали им в численности. Их предводитель крикнул что-то Валери, в бессильной ярости стегнул хлыстом своего красивого коня. Бертран повернулся к Блэзу, словно ему наскучило происходящее.

– Нам еще надо уладить между собой одно маленькое дельце, – произнес он так, словно они были одни среди приятного осеннего пейзажа. – Я только что сам это понял. Возможно, ты не готов предъявлять никаких прав в Горауте, но если мы сейчас едем в Люссан и ты открыто признаешь, кто ты такой – а после того, что только что случилось, решение уже принято за нас, – то я не могу обращаться с тобой как просто с одним из моих коранов. Тебе это может не нравиться – по причинам, которые мне понятны, – но если увидят, что я отдаю тебе приказы, это может сослужить плохую службу нам обоим. Ты согласен получить отставку с моей службы? Примешь гостеприимство и общество Талаира, в качестве моего друга и гостя?

Разумеется, это был единственно правильный выход при данных обстоятельствах. И Блэза действительно беспокоила эта перемена; она означала еще один переход в иное качество в тот год, когда течение жизни стремительно несло его к какой-то цели, еще скрытой вдали.

Ему удалось улыбнуться.

– А я уже гадал, когда размер моего жалованья начнет тебя раздражать. Должен признаться, что считал тебя не столь бережливым, господин мой, это идет вразрез с тем представлением, которое сложилось о тебе во всем мире.

Бертран, искренне пораженный, громко рассмеялся. Как раз в это мгновение жестикулирующая группа людей у дерева замолчала. Внезапный смех разнесся далеко. Пять портезийцев повернулись и посмотрели на них. Их предводитель, низенький, смуглый мужчина на великолепном коне, долгое мгновение пристально смотрел на них издалека, не обращая внимания на стоящих вокруг коранов. Затем развернул коня и, не прибавив ни слова, поскакал обратно на север. Другие портезийцы последовали за ним.

– Это получилось несколько неудачно, – сказал Бертран.

– Кто этот человек?

Герцог с удивлением повернулся к нему.

– Значит, ты сказал правду? Ты действительно никогда его не встречал. Это был Борсиард д'Андория, Блэз. По крайней мере, ты должен был слышать его имя. Он недавно женился на…

– На Люсианне Делонги. Я знаю, – перебил его Блэз. А затем прибавил: – Поэтому он хочет меня убить.

Даже среди всех бурных эмоций этого утра глубоко внутри Блэза вспыхнул огонек странной гордости. Даже сейчас, после всего, Люсианна, должно быть, рассказала о нем; конечно, в этом должно быть все дело. Борсиард д'Андория стремился убить бывшего гораутского любовника своей новой жены.

Бертран де Талаир соображал быстро.

– А, – мягко произнес он, – Энгарро ди Фаэнна? Значит, это правда, эти слухи?

– Что я убил его для Делонги? Да. – Блэз сам себя удивил тем, как легко было сказать это теперь герцогу. Он заколебался перед следующим шагом, но продолжал: – Вместе с Рюделем Коррезе.

Он увидел, как Бертран пытается это осознать.

– И поэтому она хочет, чтобы ты умер? – с сомнением спросил он.

Блэз покачал головой.

– Сомневаюсь. Ей все это настолько безразлично, что она не станет заметать следы. Этого хочет Борсиард. Вероятно, он принимал участие в убийстве Энгарро, хотя я тогда этого не знал. Я внушаю ему тревогу. Он боится того, что я могу сказать или сделать. Рюделю они доверяют; он кузен из семьи Делонги. Я – неизвестная величина. – Он замолчал.

– Это и есть его смертельная обида на тебя?

Блэз посмотрел на герцога. Голубые глаза Бертрана смотрели испытывающим, скептическим взглядом, и сейчас в них мелькало еще кое-что.

– Отчасти, – осторожно ответил Блэз.

Бертран медленно кивнул головой.

– Я так и думал, – сказал он через секунду. – Жемчужина Делонги, восхитительная Люсианна. Значит, он ревнивец, наш друг Борсиард. Это стоит запомнить. – Он снова кивнул головой. – Все начинает обретать смысл. Когда-нибудь ты должен мне рассказать о ней больше. Правдивы ли все эти слухи? Я говорил с ней, конечно, но в комнате, полной людей, и это было много лет назад, когда она была еще очень молода. Следует ли мне быть благодарным за столь ограниченный контакт? Неужели она так смертельно опасна, как гласит молва?

Блэз пожал плечами.

– Я выжил. Пока.

– С потерями?

– Шрамы. Я их залечиваю.

Губы Бертрана скривились.

– Это самое большее, что можно сказать о любом из нас в таких делах.

– Ты был влюблен, – сказал Блэз, снова удивив самого себя. – Это ранит глубже.

– Как и смерть. – Через мгновение Бертран пожал плечами, потом тряхнул головой, словно желая освободиться от подобных мыслей. – Мы друзья? Ты погостишь в Талаире и сэкономишь мне жалование опытного корана?

Блэз кивнул.

– Думаю, да. Но эта тропа становится извилистой. Куда она нас выведет, по-твоему?

Казалось, Бертран развеселился.

– Это, по крайней мере, легко сказать: в замок Барбентайн и город Люссан под ним. Разве ты не слышал? Вот-вот начнется ярмарка. – Он развернул своего коня, и они тронулись в путь.

Бесконечно остроумен, подумал Блэз, и за счет почти всего остального, как иногда кажется. Он вспомнил, что еще ничего не сказал Бертрану по поводу того, что тот спас ему жизнь.

Подчиняясь порыву, он развернул коня и немного проехал обратно. Снова спешился и нашел кинжал. Рукоятка была богато усыпана драгоценными камнями по характерной для Портеццы моде. Он опять вскочил в седло и поскакал вдогонку за Бертраном. Герцог посмотрел на него, приподняв брови, когда он приблизился.

Блэз протянул ему кинжал рукояткой вперед.

– Жаль бросать его, – сказал он. – Спасибо. Ты быстро действовал для человека, миновавшего пору расцвета.

Бертран усмехнулся.

– Во всяком случае, мое колено ее миновало. – Он взял кинжал и осмотрел его. – Красивая работа, – заметил он, – хотя и несколько безвкусная. – И сунул кинжал за пояс.

Больше ничего не было сказано; больше ничего и не будет сказано, Блэз это знал. У мужчин, знакомых с войной, свой кодекс поведения в подобных ситуациях. Когда-то он думал, что у арбоннских коранов все иначе, что они склонны заказывать восторженные стихи трубадурам, чтобы прославить любую свою победу в битве или на турнире. Но обнаружил, что все совсем не так. Кажется, он сделал много открытий за эти полгода, не прилагая к этому никаких усилий.

Впереди них портезийцы начали двигаться, теперь уже быстрее. Борсиард д'Андория хотел добраться до Барбентайна раньше Бертрана. В таких делах иногда имеет значение, кто первым подаст жалобу. Но им оставалось еще два дня пути до ярмарки.

Валери, словно читая мысли Блэза, подскакал к ним. Бертран взглянул на своего кузена.

– Я лично не собираюсь обгонять их. Мы не будем торопиться. Выбери пять человек и поезжай вперед, – сказал герцог. – Найди графиню или канцлера Робана, любого из них, если сможешь – обоих. Мой совет – чтобы всем портезийцам разрешили свободно въехать в Люссан или в замок, кроме Андории. Скажи им, почему.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю