Текст книги "Хижина дяди Тома (другой перевод)"

Автор книги: Гарриет Бичер-Стоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)

Глава VI
Все раскрылось

Мистер и миссис Шельби после вечернего объяснения долго не могли уснуть и проснулись поэтому несколько позже обыкновенного.

– Хотела бы я знать, куда делась Элиза, – проговорила миссис Шельби, несколько раз безуспешно позвонив в колокольчик и видя, что никто не является.

Мистер Шельби стоял перед зеркалом и точил бритву. Открылась дверь, и вошел подросток-негр с водой для бритья.

– Энди, – сказала миссис Шельби. – Пойди к Элизе и скажи ей, что я уже три раза звонила… Бедняжка! – добавила она со вздохом.

Энди быстро вернулся. Глаза его были широко раскрыты от удивления.

– О миссис! Все ящики у Лиззи выдвинуты, вещи разбросаны… Я думаю, она уехала куда-то!

Супруги мгновенно поняли, в чем дело.

– Она, несомненно, заподозрила что-то и бежала! – воскликнул мистер Шельби.

– Слава богу! – прошептала миссис Шельби. – Хочу надеяться, что это так.

– Жена, ты говоришь глупости! – с возмущением произнес Шельби. – Подумала ли ты о том, в каком неудобном положении я окажусь, если это в самом деле так? Хеллей видел, что я колебался, он решит, что побег был устроен с моей помощью. Это бросит тень на мою честь! – И Шельби поспешно вышел из комнаты.

Около четверти часа в доме царила суматоха. С треском раскрывались и захлопывались двери; всюду мелькали взволнованные лица. Но единственный человек, который мог бы бросить свет на это дело, упорно молчал. Это была старшая повариха, тетушка Хлоя. Молчаливая, с мрачным выражением на обычно веселом лице, она подсушивала к завтраку гренки, будто не замечая царившего вокруг возбуждения.

Вскоре на перилах веранды расселась добрая дюжина негритят: каждый из них жаждал первым сообщить приезжему господину о постигшей его неудаче.

– Вот-то взбесится! – воскликнул Энди.

– А ругаться будет, как бешеный! – с радостью добавил маленький чернолицый Джек.

– Что другое, а ругаться он умеет! – заметила курчавая Менди. – Я вчера слышала, когда он сидел за столом. Я пробралась в кладовушку, где миссис хранит большие кувшины, и мне каждое слово было слышно. – И Менди, обычно размышлявшая о виденном не больше, чем веселый котенок, расхаживала теперь в сознании своей глубокой осведомленности, забывая, однако, добавить, что хоть она действительно и пробралась в кладовку, но все время крепко спала там.

Когда наконец появился Хеллей, в ботфортах со шпорами, его со всех сторон встретили известиями о неудаче. Маленькие разбойники на веранде не ошиблись в своих расчетах: Хеллей ругался так многословно и красочно, что слушатели получили полное удовольствие. Они корчились от смеха и ловко носились вокруг Хеллея, стараясь избежать ударов хлыста, которым он яростно размахивал.

– Только бы мне изловить какого-нибудь из этих чертенят! – шипел Хеллей сквозь зубы.

– Но вам их не изловить! – торжествующе закричал Энди, строя ужасные гримасы и совершая за спиной торговца необыкновенные сальто-мортале, как только тот удалялся на несколько шагов.

– Послушайте, Шельби, – в ярости проговорил Хеллей, без стука врываясь в комнату, где сидели супруги. – Что это за история?! Говорят, женщина удрала со своим детенышем!

– Мистер Хеллей, – прервал его Шельби. – Здесь находится моя жена.

Хеллей поклонился.

– Прошу прощения, мадам, – пробормотал он, все еще хмуря брови. – Но я вынужден повторить: что за странная история! Я спрашиваю вас, сэр: это правда?

– Мистер Хеллей, – сказал Шельби, – если вы желаете говорить со мной, вам придется оставаться в рамках приличия. Энди, возьми у этого господина шляпу и хлыст. Прошу вас присесть. Я вынужден, к сожалению, сообщить вам, что женщина подслушала наш вчерашний разговор или каким-нибудь другим путем узнала о нем. Она бежала ночью и унесла с собой ребенка.

– Я рассчитывал в этом деле на честную игру, должен вам признаться, – грубо бросил Хеллей.

– Сэр! – с раздражением воскликнул Шельби. – Как прикажете понять это замечание? Для того, кто позволяет себе ставить под сомнение мою честь, у меня только один ответ.

Это резкое замечание произвело должное действие. Торговец уже более сдержанно заявил, что чертовски обидно для человека, заключившего честную сделку, попасть в такое глупое положение.

– Мистер Хеллей, – сказал Шельби, – если бы я не считал вашу досаду в некоторой степени оправданной, я не потерпел бы той бесцеремонности, с которой вы позволили себе ворваться ко мне. Ввиду того, однако, что нам нужно объясниться, я заранее предупреждаю вас, что не потерплю никаких намеков на то, будто я в этой истории играл какую-либо неблаговидную роль. Я считаю, кроме того, своим долгом предоставить в ваше распоряжение моих лошадей и слуг и оказать вам помощь для поимки вашей собственности. Одним словом, Хеллей, – закончил он вдруг, переходя от ледяной официальности к своему обычному приветливому тону, – самое лучшее, что вы можете сделать, чтобы сохранить спокойствие духа, – это позавтракать. Затем мы обдумаем, что можно еще предпринять.

При этих словах своего супруга миссис Шельби поднялась и сказала, что неотложные дела вынуждают ее оставить их. Поручив солидного вида мулатке позаботиться о завтраке, она удалилась.

– Почтенная леди, по-видимому, недолюбливает вашего покорного слугу, – сказал Хеллей, пытаясь перейти на фамильярный тон.

– Я не привык, чтобы так вольно выражались о моей жене, – сухо оборвал его Шельби.

Хеллей принужденно засмеялся.

– Прошу извинения, – пробормотал он, – я, разумеется, пошутил.

– Некоторые шутки производят неприятное впечатление, – сказал Шельби.

– Проклятье! Он чертовски зазнался с тех пор, как я подписал те бумаги, – неслышно прошипел Хеллей. – Ужасно заважничал со вчерашнего дня!..

Известие о падении полновластного министра не могло бы вызвать большего волнения, чем вызвало известие о судьбе дяди Тома среди его чернокожих товарищей на плантации. Все говорили только о нем. Ни в доме, ни в поле никто не работал: все были заняты разговорами о продаже Тома и бегстве Элизы.

Черный Сэм, как его обычно звали, так как он был втрое чернее любого другого негра на плантации, обсуждал вопрос со всех сторон и со всех точек зрения, проявляя большую проницательность, но сводя все к тому, какое влияние это событие может оказать на его личное благополучие.

– Плох ветер, который никуда не дует, это уж так, – заявил Сэм поучительно и подтянул штаны, с необычайной ловкостью заменив при этом длинным гвоздем недостающую пуговицу – операция, которая, к его удовольствию, полностью ему удалась.

– Да, да, плохой ветер, – повторял он. – Том пал. Но зато для другого негра открывается возможность взобраться выше… А почему бы не для меня? Я думаю так… Том разъезжал верхом в начищенных сапогах, с пропуском в кармане, как большой человек. А почему бы Сэму не ездить так, хотел бы я знать?

– Хэлло! Сэм! Сэм! Хозяин зовет! Поймай Билля и Джерри! – закричал Энди, прерывая беседу Сэма с самим собой.

– А что там опять стряслось?

– Ты как будто и понятия не имеешь, что Лиззи сбежала вместе со своим мальчуганом.

– С каких это пор яйцо хочет считать себя умнее курицы? – с бесконечным презрением протянул Сэм. – Я знал об этом много раньше, чем ты. Я не так глуп, чтобы этого не знать.

– Хорошо. Так вот хозяин желает, чтобы Билль и Джерри были как можно скорее оседланы и взнузданы, и мы с тобой оба вместе с мистером Хеллеем поскачем за ней вдогонку.

– Правильно! – воскликнул Сэм. – Настало время, и зовут Сэма, он человек подходящий. Пусть поглядят только, как я ее поймаю! Мастер увидит, на что способен Сэм.

– Эх, Сэм, – сказал Энди, – обдумай все хорошенько. Дело в том, что миссис не желает, чтобы Элизу поймали. Попадет тебе от нее.

– Вот ловко! – воскликнул Сэм, широко раскрыв глаза. – Откуда ты это знаешь?

– Я сегодня утром своими ушами слышал, когда подавал хозяину воду для бритья. Она послала меня к Лиззи в комнату, чтобы узнать, почему Лиззи не идет одевать ее, и когда я сказал, что Лиззи исчезла, она поднялась и произнесла: «Слава богу». А мастер как рассердился!.. «Жена, – сказал он ей, – ты рассуждаешь, как дура». Но увидишь, она справится с ним. Я хорошо знаю, как все это произойдет. Всегда лучше быть на стороне миссис, я тебе говорю.

В ответ на это черный Сэм почесал свою курчавую голову, которая хоть и не служила вместилищем особой мудрости, но все же содержала известную долю того разума, который в состоянии разобраться, где кроется его выгода. О людях, обладающих таким умом, принято говорить, что они-де «отлично знают, на какой стороне хлеб намазан маслом». Сэм поэтому остановился, все хорошенько взвесил и лишний раз подтянул штаны.

– В этом мире нельзя ничего утверждать окончательно, – глубокомысленно изрек он наконец. – А ведь казалось, миссис обыщет весь свет, лишь бы найти Лиззи, – добавил он задумчиво.

– Разумеется, – согласился Энди. – Но не можешь ты разве видеть дальше своего носа, черный ты негр? Миссис не желает, чтобы мастеру Хеллею достался сын Лиззи. В этом вся штука.

– Ого! – воскликнул Сэм с явным удовольствием.

– И я тебе еще кое-что скажу, – неожиданно произнес Энди. – Беги-ка ты со всех ног за лошадьми. Я слышал, как миссис о тебе спрашивала. Довольно тебе здесь околачиваться и болтать.

Теперь Сэм пришел в движение и вскоре показался с Биллем и Джерри. Держа одну лошадь в поводу, он галопом подлетел к крыльцу и, поравнявшись с коновязью, соскочил на полном ходу. Привязанная к столбу молодая и пугливая лошадка Хеллея взвилась на дыбы.

– Ого! – протянул Сэм. – Ты из пугливых? – И по лицу его скользнула странная, хитрая усмешка. – Ничего, я с тобой управлюсь.

Большое буковое дерево простерло перед домом широкие ветви, и маленькие трехгранные орешки усеивали землю под ним. Вертя один из них в руках, Сэм приблизился к лошади Хеллея, погладил и потрепал ее, словно желая успокоить. Делая вид, будто он поправляет седло, он ловко подсунул под него орешек, так что малейшее давление на седло должно было привести нервное животное в возбуждение, в то же время не оставив на спине у него ни ранки, ни даже царапины.

– Так, – пробормотал он, вращая глазами и самодовольно усмехаясь. – Теперь все в порядке!..

В эту минуту на балконе появилась миссис Шельби и знаком подозвала его. Сэм подошел к ней, всем своим видом выражая готовность и услужливость. Так, по его мнению, подобало держаться претенденту на освобождающийся пост.

– Почему ты только сейчас явился, Сэм? – спросила миссис Шельби. – Я ведь велела Энди сказать тебе, чтобы ты поторопился.

– Господи боже мой, миссис! Коней ведь в одну минуту не поймаешь! – воскликнул Сэм. – Они были на южном пастбище, бог весть как далеко от дома.

– Сэм, сколько раз я уже запрещала тебе всуе упоминать имя господне? Это грешно.

– О боже мой! Я совсем забыл, миссис. Больше никогда зря не буду упоминать его имя.

– Сэм, Сэм! Да ведь ты сейчас только снова упомянул его.

– В самом деле? Бог свидетель, я не хотел этого!

– Ты должен следить за собою, Сэм.

– Дайте мне только отдышаться, миссис, и я буду разговаривать совсем как полагается. Я буду очень стараться.

– Мне сказали, Сэм, – заговорила снова миссис Шельби, – что ты поедешь с мистером Хеллеем, чтобы показать ему дорогу и помочь ему. Береги лошадей, Сэм. Ты ведь знаешь, что Джерри на прошлой неделе прихрамывал. Не гони их слишком быстро.

Последние слова миссис Шельби произнесла, понизив голос и с особым ударением.

– Положитесь на меня, миссис, – сказал Сэм, выразительно вращая глазами. – Видит бог… Ого, это нечаянно вырвалось! – воскликнул Сэм, внезапно оборвав свою речь, и с таким забавным испугом, что его госпожа поневоле улыбнулась. – Да, миссис, я поберегу коней.

– Знаешь, Энди, – сказал Сэм, вернувшись под тень бука. – Меня нисколько не удивит, если конь этого приезжего господина начнет брыкаться, как только он вскочит в седло. С некоторыми лошадьми это бывает. – И Сэм при этом многозначительно толкнул Энди в бок.

– Ого! – вскрикнул Энди, сразу сообразив, в чем дело.

– Видишь ли, Энди, миссис хочет выиграть время, это сразу видно. Я хочу ей чуточку в этом помочь. Знаешь что? Отвяжи-ка всех коней, пусть они побегают по площадке вон до той рощи. Тогда, я думаю, мастеру не так-то скоро удастся выехать.

Энди осклабился.

– И послушай еще: если лошадь мастера Хеллея начнет беситься, нам придется своих коней отпустить, чтобы помочь ему. И мы ему поможем, не правда ли?

Сэм и Энди, закинув назад головы, разразились подавленным, непрерывающимся смехом и заплясали на месте, высоко вскидывая пятки.

Как раз в эту минуту на веранде показался Хеллей. Выпив несколько чашек прекрасного кофе, он несколько смягчился и находился в довольно сносном настроении.

Сэм и Энди схватились за плетенки из пальмовых листьев, которые они привыкли считать шляпами, и поспешили к коновязи, чтобы «помочь мастеру».

Шляпа Сэма совсем разъехалась. Торчавшие кверху концы листьев придавали ей крайне вызывающий вид и даже некое сходство с вождем дикого племени. У шляпы Энди поля были совсем оторваны, но он ловким шлепком нахлобучил на голову тулью и самодовольно оглянулся вокруг, словно спрашивая: «Кто посмеет сказать, что это не шляпа?»

– Ну, ребята, – крикнул Хеллей, – шевелитесь! Времени терять нельзя!

– Сию минуточку, – ответил Сэм, передавая поводья Хеллею и почтительно поддерживая стремя, в то время как Энди отвязывал двух других лошадей.

Но едва лишь Хеллей коснулся седла, как горячая лошадь сделала неожиданный скачок и скинула своего хозяина, так что он, перелетев через ее голову, упал на мягкую высохшую траву лужайки. Сэм испустил крик ужаса и ухватился за поводья, но так как при этом жесткие концы пальмовых листьев коснулись глаз лошади, то это отнюдь не содействовало ее успокоению. Возбужденное животное свалило Сэма с ног, презрительно фыркнуло, взвилось на дыбы и понеслось к нижнему краю лужайки, куда за ним последовали Билль и Джерри, которых, следуя уговору, Энди своевременно отпустил, ускоряя их бег своими криками и возгласами.

Началась невообразимая сумятица. Сэм и Энди бегали и кричали, собаки лаяли. Пит, Мос, Менди, Фанни и все чернокожие мальчишки и девчонки с плантации, примчавшиеся на шум, хлопали в ладоши, вопили и кричали, охваченные горячим усердием и неудержимой готовностью услужить. Серая в яблоках лошадь Хеллея, быстрая и горячая, казалось, испытывала величайшее удовольствие от этой игры. Имея для бега в своем распоряжении свободное пространство длиной в полумилю, окаймляемое с двух сторон лесом, она забавлялась тем, что подпускала преследователей совсем близко к себе, и, когда они оказывались почти рядом, делала прыжок в сторону, и, фыркнув, вскачь уносилась к лесу и исчезала за деревьями.

В намерения Сэма вовсе не входило поймать которую-нибудь из лошадей раньше, чем он сочтет это нужным. Но со стороны должно было казаться, что он делает самые героические усилия, чтобы догнать разыгравшихся коней. Подобно мечу Ричарда Львиное Сердце[9]9
  Ричард Львиное Сердце – английский король в 1189–1199 гг. За храбрость, проявленную им в битвах, получил прозвище Львиное Сердце.


[Закрыть], который всегда сверкал в самой гуще боя, пальмовая шляпа Сэма виднелась всюду, где могла грозить опасность, что будет поймана хоть одна лошадь. Стоило только лошади замедлить бег, как он с воплем: «Стой! Стой! Наконец поймали!» – бросался к ней, и она незамедлительно летела дальше.

Хеллей бегал взад и вперед, ругался и топал ногами.

Мистер Шельби, стоя на веранде, тщетно силился отдать какие-то приказания слугам, а миссис Шельби из окна своей комнаты с удивлением наблюдала за происходящим. В глубине души она, вероятно, догадывалась, чем вызван был этот переполох.

Было уже около двенадцати, когда Сэм, верхом на Джерри, с торжествующим видом подскакал к веранде. Он держал в поводу покрытую потом и пеной лошадь Хеллея. Но горящие глаза и раздувающиеся ноздри благородного животного говорили о том, что в нем еще не угасла жажда свободы.

– Поймал! – ликовал Сэм. – Не будь меня, они бы всю душу порастрясли, бегая за ней, но я ее поймал!

– Ты? – переспросил Хеллей не слишком приветливо. – Не будь тебя, этого вообще не случилось бы.

– Господи, смилуйся над нами! – произнес Сэм тоном величайшего огорчения. – Я ведь так гонялся и бегал, что с меня пот льет ручьем.

– Знаю тебя, – буркнул Хеллей. – Мы с твоими проклятыми штучками и так потеряли три часа. Но теперь едем, и чтоб больше никаких глупостей!

– Что вы, мастер, – скромно заметил Сэм, – не захотите же вы уморить и нас, и коней? Мы валимся с ног от усталости, а лошади все в поту. Мастеру нечего и думать выехать до обеда. Лошадь мастера необходимо вычистить. Поглядите только, как она забрызгалась. А Джерри захромал. Миссис, наверно, не отпустит вас до обеда. Боже упаси! Мы нагоним время, обед не повредит нам, а Лиззи никогда не бегала особенно шибко.

Миссис Шельби, с веранды прислушивавшаяся к разговору, решила теперь и со своей стороны принять кое-какие меры. Подойдя к перилам, она вежливо выразила сожаление по поводу постигшей Хеллея беды, настоятельно посоветовала ему остаться к обеду и добавила, что велит немедленно подавать к столу.

Хеллею хоть и с неудовольствием, но оставалось только покориться неизбежному. Он отправился в гостиную, в то время как Сэм за его спиной состроил невероятную рожу и затем двинулся с лошадьми к конскому двору.

– Видел ты его, Энди? Видел ты его? – затараторил Сэм, привязав к конюшне лошадей. – Ах, господи, это было занятнее, чем на молитвенном собрании! То-то он орал! А бегал, бегал-то как! А потом валялся на траве!.. А руками как размахивал и при этом все время ругался! «Ругайся, ругайся сколько влезет, старина, – говорю я себе. – Тебе все-таки придется подождать, пока я подам тебе лошадь». Господи, Энди, мне мерещится, будто он все еще передо мною!

Сэм и Энди, прислонившись к стене, досыта нахохотались.

– А как он был взбешен, когда я подал ему лошадь! Право же, он охотнее всего убил бы меня, если б только посмел. А я стою перед ним, будто невинный младенец.

– О, я видел тебя! – с восхищением воскликнул Энди. – Ты хитрая голова, Сэм!

– Еще бы! А видел ты миссис у окна? Как она смеялась!

– Я так гонялся за лошадьми, – сознался Энди, – что ничего не видел.

– Знаешь, Энди, – начал Сэм, с крайне серьезным видом принимаясь чистить лошадь Хеллея, – я приобрел привычку наблюдать. Это очень важно, и тебе, мальчик, тоже следовало бы в этом поупражняться, ведь ты еще молод. Приподыми-ка ей заднюю ногу, Энди. Не заметил я разве сегодня, еще с утра, откуда дует ветер? Не увидел я разве, что желает миссис, хоть она ни словечка не сказала? Вот это я называю уметь наблюдать. Это уж, наверно, от природы у человека бывает такая способность. Она не у каждого есть, но следует все-таки упражняться.

– Эге! – усмехнулся Энди. – Однако, если бы сегодня утром я не помог тебе «наблюдать», ты вряд ли придумал бы такую штуку.

– Энди, – сказал Сэм, – ты способный паренек, в этом нет сомнения. Я самого лучшего мнения о тебе и нисколько не стыжусь позаимствовать у тебя хорошую мысль. Ни на кого не следует глядеть сверху вниз, Энди. Ведь даже и самый умный человек может иной раз попасть впросак. Но, знаешь, давай-ка зайдем в дом. Я уверен, что миссис сегодня припасла для нас что-нибудь вкусное.

Глава VII
Любовь матери

Трудно вообразить себе человеческое существо более несчастное и одинокое, чем Элиза с той минуты, как она покинула хижину дяди Тома.

К мыслям о страданиях и опасностях, которым подвергался ее муж, и к страху за ребенка присоединилось смутное чувство ужаса перед тем риском, на который она пошла, покинув дом, где привыкла считать себя родной, и лишившись поддержки женщины, которую любила и почитала. Разлука со всем, что было знакомо и дорого, – с местами, где она росла, с деревьями, в тени которых играла, с рощей, где она в счастливые дни бродила со своим молодым мужем, – все это сейчас причиняло ей особую боль. Образы прошлого, вставая перед ней при неровном мерцании звезд, словно с укоризной глядели на нее, спрашивая, куда она направляет свои шаги.

Но материнская любовь, доведенная почти до безумия близостью страшной опасности, брала верх над всеми другими чувствами. Мальчик был достаточно велик, чтобы идти с ней рядом. При обычных обстоятельствах она вела бы его за руку, но сейчас ее охватывал трепет при одной мысли о возможности выпустить его из своих объятий, и, все ускоряя шаг, она судорожно прижимала его к груди.

Подмерзшая земля скрипела у нее под ногами. Элиза задрожала, уловив этот звук. Каждый сорвавшийся лист, каждая мелькнувшая тень заставляли кровь волной приливать к сердцу. Она сама дивилась силе, внезапно проснувшейся в ней: с легкостью, будто пушинку, несла она на руках тяжелого ребенка. Каждая новая вспышка страха увеличивала эту сверхъестественную силу и заставляла ее ускорять шаг. Побледневшие губы не переставая шептали: «Господи, помоги мне и спаси!»

О вы, матери, читающие эти строки, если бы это вашего Генри должны были поутру оторвать от вас, если бы вы своими глазами видели грубого и безжалостного торговца, узнали бы, что уже подписан акт о продаже, если б времени на то, чтобы спастись, у вас оставалось от полуночи до утра, как быстро несли бы вас ваши ноги, сколько миль[10]10
  Миля – английская путевая мера длины, равная 1609 метрам.


[Закрыть] пробежали бы вы за эти короткие часы, прижимая к груди свою драгоценную ношу, чувствуя на плече любимую головку спящего ребенка, а вокруг шеи обвивающие ее маленькие ручонки!..

Мальчик спал. Вначале непривычная обстановка и беспокойство не давали ему уснуть, но мать так настойчиво приказывала ему не разговаривать, сдерживать каждый вздох, так твердо уверяла его, что непременно спасет его, если только он не будет шуметь, что он, успокоившись и положив головку к ней на плечо, уже совсем сонным голосом спросил:

– Мамми, а что, если я усну?

– Спи, любименький мой, спи, если хочешь.

– Но, мамми, ты не отдашь меня тому злому дяде, если я усну?

– Нет, нет, успокойся, детка моя! – прошептала мать, еще больше бледнея.

– Наверное не отдашь, мамми?

– Не отдам, не отдам, – ответила мать, и уверенность, с которой она произнесла эти слова, поразила ее самое: казалось, они были подсказаны ей кем-то другим, какой-то силой, владевшей всем ее существом.

Мальчик снова уронил усталую головку к ней на плечо и вскоре уснул. Прикосновение теплых ручек, легкое дыхание, касавшееся ее затылка, разжигали в ней пламя жизни. Казалось, что каждое движение ребенка вливает во все ее тело неиссякаемый поток энергии.

Кустарник, лес – все это словно в тумане проносилось мимо. Позади, одно за другим, оставались знакомые места, но Элиза не решалась передохнуть, пока на рассвете не вышла на проезжую дорогу. Много миль отделяли ее от родных.

Элиза нередко сопровождала свою госпожу, когда та отправлялась в гости к своим родственникам, проживавшим в городе Т., недалеко от реки Огайо, поэтому она хорошо знала дорогу. Дойти туда, перебраться через Огайо – вот путь, который она наметила в первые минуты. Дальше – полная неизвестность. Надеяться ей было не на кого.

На дороге стали появляться запряженные лошадьми повозки, и Элиза, несмотря на владевшее ею возбуждение, поняла, что ее расстроенное лицо и торопливый шаг могут привлечь к ней внимание и показаться подозрительными. Спустив с рук ребенка, она привела в порядок свою одежду и, взяв мальчика за руку, двинулась дальше, умеряя шаг настолько, чтобы не обращать на себя внимания проезжих. В узелке у нее были завязаны печенье и яблоки. Время от времени она бросала яблоко вперед на дорогу, яблоко катилось несколько шагов, и мальчик бросался за ним вдогонку. Этот прием помог ей преодолеть не одну полумилю.

Несколько времени спустя они поравнялись с небольшой густой рощей, которую пересекал прозрачный ручей. Ребенок пожаловался на голод и жажду. Элиза перебралась с ним через изгородь, уселась позади большой скалы, скрывавшей их от глаз проезжих, и достала из узелка завтрак для мальчика.

Малыш удивился, что она сама ничего не ест. Обхватив ручонкой ее шею, он пытался засунуть ей в рот кусочек пирожка. Но она не в силах была ничего проглотить.

– Нет, нет, родной! Мама не может есть, пока ты не будешь в безопасности!.. Нам нужно идти дальше, все дальше, пока мы не доберемся до реки.

Она снова поспешно выбралась на дорогу и пошла вперед, делая над собою невероятные усилия, чтобы сохранить спокойствие и размеренность движений.

Элиза находилась уже в нескольких милях за пределами тех мест, где ей могли встретиться знакомые. Но если бы ей и встретился кто-нибудь из людей, лично знавших ее, то вряд ли у него могло бы возникнуть подозрение, что она убежала, так как всем было известно хорошее отношение к ней ее хозяев.

Успокаивало Элизу также и то, что она и ребенок были настолько белы, что об их негритянском происхождении можно было догадаться, только пристально вглядевшись в них. Поэтому она надеялась проскользнуть незамеченной.

Именно это обстоятельство придало ей решимости около полудня завернуть в приветливый фермерский домик, чтобы хоть немного отдохнуть и подкрепиться едой.

Пожилая фермерша была, видимо, рада возможности поболтать и приняла на веру заявление беглянки, что она отправляется на неделю погостить к друзьям. «Ах, если бы это была правда!» – думала Элиза.

За час до захода солнца Элиза в полном изнеможении, с израненными ногами, но все еще бодрая духом, достигла городка Т. на Огайо. Первый взгляд ее был обращен к реке, отделявшей ее от земли обетованной.

Уже наступила весна, река вздулась и рвалась вперед. Огромные ледяные глыбы неслись по мутным волнам.

Со стороны Кентукки берег далеко вдавался в воду, а на противоположной стороне, в изгибе реки, лед задерживался и, громоздясь, закрывал весь узкий проток, образуя как бы огромный волнистый движущийся плот, загораживающий всю реку и доходящий почти до самого кентуккийского берега. Элиза на мгновение остановилась и с первого же взгляда оценила всю трудность положения. Ясно было, что паро́м при таких условиях не ходит. Она направилась к небольшой таверне на берегу, чтобы узнать, как обстоит дело с перевозом.

Хозяйка, занятая приготовлением ужина, сразу же обернулась, услышав печальный и мягкий голос Элизы.

– Нет ли здесь лодки, на которой можно было бы переправиться в Б.? – спросила она.

– Нет, лодки еще не ходят, – ответила женщина.

Отчаяние, отразившееся на лице Элизы, поразило хозяйку.

– Вам необходимо переправиться? – спросила она. – Кто-нибудь заболел? Вы как будто очень волнуетесь?

– У меня там ребенок, он в большой опасности, – проговорила Элиза. – Я узнала об этом только вчера вечером и сегодня прошла пешком большое расстояние, надеясь попасть на паро́м.

– Какая неудача, – сказала женщина, в которой заговорили материнские чувства. – Мне вас очень жаль!.. Соломон! – крикнула она в окошко в сторону маленького сарайчика, стоявшего во дворе.

В дверях сарая показался человек в кожаном фартуке.

– Скажи-ка, Сол, – обратилась к нему хозяйка, – сосед ведь, кажется, собирался сегодня ночью перевезти на тот берег бочки, не так ли?

– Он сказал, что попытается, если только будет возможно, – ответил Соломон.

– Один человек собирается сегодня ночью, если удастся, переправить на тот берег товар, – пояснила хозяйка. – Он зайдет сюда поужинать. Вам лучше всего подождать его. Какой хорошенький мальчик, – продолжала она, протягивая ему пирожок. Но ребенок, измученный усталостью, в ответ только заплакал.

– Мальчик не привык много ходить, – сказала Элиза. – Он переутомился.

– Внесите его сюда, – проговорила женщина, открывая дверь в маленькую комнату, где стояла удобная кровать.

Элиза уложила усталого ребенка и держала его ручки в своих руках, пока он не заснул. Для нее самой не могло быть покоя. Мысль о преследователях безжалостно гнала ее вперед, и она не могла отвести тоскующих глаз от бурлящих вод, отделявших ее от свободы.

Теперь мы на некоторое время покинем Элизу и обратимся к ее преследователям.

Хотя миссис Шельби и обещала, что обед будет подан немедленно, но ряд причин задержал выполнение этого обещания. Приказание миссис Шельби, данное в присутствии мистера Хеллея, было передано тетушке Хлое по меньшей мере дюжиной юных гонцов, но почтенная повариха только пробормотала что-то нечленораздельное, покачала головой и продолжала выполнять свои обязанности с величайшим спокойствием и тщательностью.

Среди слуг царила уверенность, что миссис не очень-то будет гневаться за промедление, и просто удивительно, сколько неожиданных происшествий сразу же стали замедлять ход дела.

Какой-то незадачливый поваренок пролил подливку, приготовленную к жаркому, другой споткнулся, неся воду, и вынужден был вторично отправиться к водокачке, у третьего из рук выскользнула тарелка с маслом. Время от времени в кухне появлялся какой-нибудь вестник, сообщавший, что Хеллей от нетерпения не в силах усидеть на месте и ежеминутно подбегает к окну или выскакивает в переднюю.

– Так ему и надо! – проворчала тетушка Хлоя.

– Он, наверно, попадет в ад! – воскликнул маленький Джек.

– Он это заслужил, – с гневом проговорила тетушка Хлоя. – Он разбил много, много сердец, и они взывают к мщению. И поверьте, поверьте, он будет наказан!

Все, раскрыв рот, прислушивались к словам тетушки Хлои. Обед был уже благополучно подан на стол, и в кухне оставалось достаточно времени для разговоров.

– Он вечно будет гореть в аду, не правда ли? – спросил Энди.

– Посмотрел бы я, как он горит! – воскликнул маленький Джек.

– Дети мои! – раздался голос, при звуке которого все вздрогнули. То был голос дяди Тома. Он вошел незамеченным и слышал весь разговор.

– Дети мои, – повторил он. – Вы сами не понимаете, что́ говорите. Вечность – страшное слово, страшно даже вообразить ее себе. Вечных мучений нельзя желать ни одному человеческому существу.

– Никому не пожелаем, кроме торговцев людьми, – ответил Энди. – А им это следует пожелать! Они такие негодяи.

– Да разве не восстает против них сама природа! – воскликнула тетушка Хлоя. – Разве они не отрывают младенца от груди матери? Не уводят разве силой маленьких детишек, которые с плачем цепляются за платья своих матерей? Не разлучают они разве мужа с женой? – продолжала она со слезами. – А чувствуют ли они при этом хоть каплю жалости? Пьют себе, курят, будто сделали самое обыкновенное дело. Если черти таких злодеев не заберут себе, то зачем вообще-то черти нужны!

Закрыв лицо клетчатым передником, тетушка Хлоя громко зарыдала.

– Нужно уметь прощать своим врагам, – произнес Том, пытаясь найти для нее, да и для себя утешение.

– Прощать негодяям? – вскрикнула тетушка Хлоя. – Нет, это мне не под силу!

– Подумай, Хлоя, о том, что делается в душе такого торговца рабами, и радуйся, что ты не похожа на него, – сказал Том. – Я предпочитаю быть тысячу раз проданным, чем отвечать перед своей совестью за поступки, подобные тем, которые совершает этот человек.