Текст книги "По воле Посейдона"
Автор книги: Гарри Норман Тертлдав
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)
Диоклей склонил голову перед Менедемом.
– Отдай команду, шкипер, когда будешь готов.
– Я уже несколько месяцев готов, – ответил тот. – А теперь готово и судно. Вперед!
Келевст ударил колотушкой в бронзу. Гребцы сделали первый взмах веслами. Сегодня, когда «Афродита» покидала гавань, Менедем посадил на весла всех без исключения людей – в том числе чтобы покрасоваться.
Причал стал поворачиваться.
Нет, это начала двигаться «Афродита». Диоклей снова ударил колотушкой. Еще один взмах веслами. И еще один.
– Риппапай! – выкрикнул келевст, задавая ритм гребли. Он не ограничивался одними только ударами.
– Риппапай! – отозвались моряки: старый речитатив афинского флота, которым теперь пользовались гребцы на эллинских галерах по всему Внутреннему морю. – Риппапай! Риппапай!
– Похоже, они давно уже не держали весел, – заметил Соклей.
– Да, и порядком заржавели, не так ли? – согласился Менедем.
Не успел он это сказать, как два гребца по левому борту чуть не сцепились веслами, а гребец правого борта, отведя весло для нового взмаха, зарылся лопастью в воду.
– Никасий, если ты собираешься поймать краба, в следующий раз лови более умело, чтобы можно было его приготовить!
– Прости, шкипер, – отозвался гребец, на мгновение прервав речитатив.
Донг! Донг!
Менедем знал, что некоторое время спустя он перестанет обращать внимание на удары колотушки в бронзовый квадрат. Но в начале путешествия ему приходилось заново привыкать к этим звукам.
Крачка нырнула в воду Великой гавани Родоса меньше чем в полете стрелы от «Афродиты» и вынырнула с зажатой в клюве рыбой. За ней погналась вопящая чайка, но первая птица ускользнула со своей добычей.
Когда «Афродита» поравнялась с узким входом в гавань между двумя молами, защищавшими ее в шторм, туда как раз входил парусник. Менедем потянул за рукояти рулевых весел, чтобы слегка положить «Афродиту» на левый борт и дать неуклюжему широкому кораблю больше места. Стоявший возле увенчанного деревянной головой гуся ахтерштевня моряк помахал рукой и поблагодарил за любезность.
– Откуда вы? – окликнул его Менедем через разделявший суда плетр голубой воды.
– Из Пафоса, с Кипра, – ответил капитан парусника. – Везу медь, оливковое масло и резные кедровые доски. А вы куда держите путь?
– Мы собираемся плыть в Италию, с папирусом и чернилами, а еще с грузом благовоний и пурпурной краски… И с павлинами, – очень гордо ответил Менедем.
– С павлинами?! – изумился его собеседник. – Удачи, друг. Павлины – птицы красивые, спору нет, но я их видел… До чего же злые. По правде говоря, на своем корабле я бы их не потерпел!
– Да ну тебя к воронам, – ответил Менедем, но не настолько громко, чтобы его услышал капитан с крутобокого судна. Он повернулся к Соклею. – Много он в этом понимает!
Всего лишь около трех плетров отделяли два мола друг от друга. Между ними воды Великой гавани были гладкими, как стекло. Как только «Афродита» без помех вышла в Эгейское море, ее курс слегка изменился благодаря легкой зыби.
Диоклей улыбнулся.
– Ну, гребцы, может, и заржавели немного за зиму, – сказал он, не переставая ударять колотушкой по бронзовому квадрату, – но ты, шкипер, прекрасно помнишь, как выправить курс судна, когда оно начинает чуток покачиваться и подпрыгивать.
– Это точно, – ответил Менедем, который проделал все необходимое совершенно машинально.
Он почесал подбородок, потом бросил веселый взгляд на Соклея: борода двоюродного брата, наверное, очень помогала ему в тех случаях, когда требовалось погрузиться в размышления.
– Я оставлю на веслах всех гребцов, пока мы не обогнем мыс. А потом, если ветер продержится, поднимем парус и дадим поработать ветру.
Келевст кивнул.
– Это было бы неплохо.
Диоклей помедлил, потом спросил:
– Но все-таки ты хочешь хорошенько помуштровать гребцов в пути, так? Если нам придется драться, тренировка лишней не будет. Она никогда не бывает лишней.
– Конечно, – кинул Менедем. – Это само собой. Но давай дадим себе пару деньков, чтобы стряхнуть паутину с ушей и втереть масло в свежие волдыри. У нас еще будет время попрактиковаться и в гребле на скорость, и в использовании тарана – поверь мне, будет.
– Годится, – ответил начальник гребцов. – Я просто хотел удостовериться, шкипер, что именно это у тебя на уме. Думаю, у нас будет очень неплохая команда, как только мы притремся друг к другу. Многие наши гребцы работали раньше на триерах или даже сидели по четыре или пять человек на весле. А поверь мне: нет лучше тех гребцов, что послужили в военном флоте.
И тут, как будто подавая реплику в комической пьесе, Аристид закричал со своего поста:
– Триера по правому борту, капитан!
Менедем заслонил ладонью глаза от солнца. То же самое сделали Соклей и Диоклей, но капитан увидел судно первым.
– Она самая, – сказал он, указывая на триеру.
Вдвое длинней «Афродиты», но почти такой же ширины, она скользила под парусом на юго-восток, гребцы на веслах отдыхали. Когда стройная смертоносная триера приблизилась, Менедем разглядел красную родосскую розу на белом льняном парусе.
– Патруль, выслеживающий пиратов, – заметил Соклей.
– Ага, – согласился Менедем. – Если от пентеконтора или гемолии можно уйти, против триеры у «Афродиты» даже меньше шансов, чем против пиратского судна. Но есть и обратная сторона монеты: в наши дни никто бы не захотел вместо триеры схватиться с более крупным военным судном.
– Во имя потрясателя земли Посейдона, надеюсь, такого не случится, – сказал Диоклей. – Любой корабль, на котором четыре и больше рядов гребцов, имеет еще больше брусьев у ватерлинии, чтобы сделать сокрушительней удар тараном, а на палубах таких судов кишмя кишат матросы. Не хотел бы я сразиться с такой огромной старой злой черепахой со шпорами на лапах, как эта триера, и не знаю никого, кто бы подобного захотел.
– Когда мы, эллины, воевали с персами… И даже когда Афины воевали со Спартой меньше сотни лет назад, все военные корабли были триерами, – объяснил Соклей. – Никто тогда и не подозревал, что можно построить судно еще больших размеров.
– Когда ахейцы отправились в поход на Трою, все они шли на пентеконторах, – ответил ему Менедем. – Никто тогда даже не знал, как строить триеры.
Он засмеялся, увидев, как растерялся Соклей, которому на это нечего было возразить.
– Можешь и дальше продолжать изучать своих модных историков, – ухмыльнулся Менедем. – А я предпочитаю доброго старого Гомера.
– И я тоже, – вставил Диоклей, хотя Менедем сомневался, что келевст умеет читать и писать.
Однако каждый, грамотный или безграмотный, человек слышал «Илиаду» и «Одиссею» бессчетное число раз.
Со своим обычным упрямством Соклей покачал головой.
– С Гомера стоит начинать, с этим я вполне согласен. Но на нем не следует останавливаться.
В другое время – за ужином, скажем, или на симпосии, когда его двоюродный брат, будучи симпосиархом, провозглашал умеренность в питье, – Менедем с удовольствием бы с ним поспорил. Но не сейчас. «Афродита» бежала по морю, и то было ее первое плавание в этом году. Она уже прошла мимо самого северного мыса Родоса.
Глядя на юг, Менедем видел маленькую западную гавань Родоса.
– Спустить парус! – крикнул он, и моряки торопливо выполнили команду.
Парус спустили с грота-рея, и холст трепетал до тех пор, пока ветер не подхватил и не наполнил его. Как любой парус, этот был сделан из продолговатых кусков материи, сшитых вместе; светлые горизонтальные полосы и вертикальные гитовы делали его похожим на игральную доску.
Прежде чем Менедем успел отдать соответствующий приказ, люди повернули огромный квадратный парус, чтобы выжать все возможное из северного ветра. Они подобрали гитовы с подветренной части паруса, дабы оставить только точно выверенную площадь.
– Хорошо справились, – сказал Соклей.
– Диоклей прав, – отозвался Менедем. – Эти ребята знают, что делать, потому что делали это раньше. «Афродита» не такая большая, как триера, не говоря уж о судах с четырьмя или пятью рядами гребцов, а тем более об этих новых судах, которые строятся повсюду, – там на банке сидят по шесть-семь человек… Но здесь все нужно делать так же, как делается на больших судах. И парус есть парус, не важно, какого типа у тебя корабль. Единственная разница между «Афродитой» и настоящим военным судном в том, что при наших размерах мы не нуждаемся в фоке.
Его двоюродный брат ехидно улыбнулся.
– Мне кажется, что я вернулся в афинский Лицей. Но вот только попал не на лекцию Теофраста по ботанике, а на лекцию Менедема по кораблестроению.
Менедем в ответ лишь пожал плечами.
– Вообще-то, если бы твои модные философы захотели меня послушать, я бы рассказал им много интересного. Уж в чем в чем, а в судах я разбираюсь, и разбираюсь отлично.
Как любой эллин, он справедливо гордился своими познаниями и умениями и хотел, чтобы все знали, в чем он сведущ.
– И поскольку ты хорошо в этом разбираешься, то думаешь, что так же хорошо знаешь и все остальное? – спросил Соклей.
– О чем ты? – Менедем подозрительно уставился на него. – Когда ты начинаешь задавать такие вопросы, это значит – ты пытаешься подбить меня на философский спор, а мне не хочется играть в такие игры.
– Хорошо, не буду, – охотно согласился Соклей. – Но когда Сократ защищался в Афинах, он говорил о ремесленниках, которые знают свое ремесло и поэтому думают, что знают вообще все на свете.
– Вот афиняне и напоили Сократа цикутой… Это даже мне известно, – ответил Менедем. – Так что, наверное, он зря такое сказал.
Почему-то – Менедем понятия не имел почему – его слова, казалось, обидели Соклея, который надулся и замолчал.
Менедем снова сосредоточился на управлении «Афродитой». Выжимать наибольшую скорость и из паруса, и из гребли было тонким искусством, овладеть которым большинство торговых капитанов с их бочкообразными судами не могли даже надеяться.
Менедем позволил ветру нести «Афродиту» на запад; пока работала только половина гребцов, в то время как остальные отдыхали на веслах, чтобы потом направить таран на ее носу на север, к маленькому острову Симу.
Когда остров как будто поднялся из моря, Диоклей указал на него и проговорил:
– Несчастное захолустье. Слишком мало воды, слишком мало хорошей земли, чтобы там можно было достойно жить.
– Н-да, ты прав, – согласился Менедем. – Если бы не добыча губок, никто бы и не помнил, что тут есть остров.
Это замечание вывело Соклея из подавленного состояния. Он покачал головой и ответил:
– Фукидид в последней книге своей «Истории» пишет о морском сражении между афинянами и спартанцами близ Сима и о трофее, который захватили тут спартанцы. Благодаря этому остров вошел в историю на вечные времена.
Последние слова он произнес не на дорийском наречии, а на старомодном аттическом; Менедем подозревал, что его приятель цитирует своего любимого историка.
Но когда Соклей упомянул Фукидида, он и сам припомнил кое-какую цитату и продекламировал из Гомера:
Так что, как видишь, даже в те дни остров Сим не представлял из себя ничего особенного.
– Ты знаешь «Илиаду» даже лучше, чем я думал, если можешь цитировать по памяти список кораблей из песни второй, – сказал Соклей.
– Я читаю Гомера, дабы черпать из него полезные сведения, и Аристофана, чтобы смеяться, – ответил Менедем. – И к воронам всех остальных!
Прежде чем возмущенный Соклей успел придумать ответ, Диоклей поинтересовался:
– Где именно на берегу вы хотите остановиться на ночь?
– Ты знаешь изрезанный маленький мыс на юге, который смотрит на островок под названием Тетлоуса? – спросил Менедем. – С западной стороны этого мыса есть бухточка с самым лучшим, самым мягким берегом, какой только можно найти на Симе. Вот там я и хочу расположиться.
– Я знаю эту бухточку, шкипер, и знаю тот берег, – кивнул глава гребцов. – Я потому спросил, что сам собирался упомянуть о нем, если этого не сделаешь ты.
– А город находится на северном конце острова, так? – уточнил Соклей. – Мы будем настолько далеко от тамошних жителей, насколько это возможно… Хотя на Симе в любом случае все достаточно близко.
Менедем был очень доволен, что Соклей снова говорит о практических вещах, а не о литературе.
– Ты прав, – ответил он. – Но на Симе у нас все равно нет особого выбора, где причалить, ведь почти весь здешний берег – каменистые утесы.
Прошло немного времени, и Менедем приказал снова взять парус на гитовы, чтобы «Афродита», миновав Тетлоусу и попав в объятия бриза, повернулась прямо на север. Шкипер велел отдыхавшим гребцам снова взяться за весла.
Солнце уже садилось, и Менедему не хотелось пробираться в бухту в темноте. Он также боялся совершить роковую ошибку – что было вполне возможно – и посадить «Афродиту» на камни. Чем так рисковать, лучше уж провести ночь на якоре в море, а гребцы пусть поспят на банках.
Разумеется, экипажу это не слишком понравится. Ночевать в море приходится частенько, особенно во время плавания по Ионическому морю из Эллады в Италию, но когда такое приходится делать в первую же ночь, это считается дурным предзнаменованием.
Однако до заката еще было далеко, когда Аристид закричал с носа:
– Бухта, капитан!
Впередсмотрящий показал вправо. Спустя мгновение он издал вопль:
– Ойя! Этот вонючий павлин клюнул меня в ногу!
– Теперь ты должен быть поосторожней, – отозвался Менедем.
Потянув за рукояти рулевых весел, он направил судно в крошечную гавань.
На носу Аристид бросил в море линь со свинцовым грузилом, чтобы измерить глубину.
– Десять локтей! – выкрикнул он.
Менедем помахал рукой, чтобы показать, что он расслышал.
Глубина была более чем достаточной.
По команде Диоклея гребцы левого борта стали грести в обратную сторону, а гребцы правого борта продолжили грести как и раньше, в результате чего «Афродита» сделала полукруг. Когда она повернулась кормой к берегу, келевст крикнул:
– Суши весла! – Что и было выполнено. – А теперь, – велел Диоклей, – гребите назад – все разом – и выведите судно на песок.
Он стукнул колотушкой в бронзу.
После нескольких гребков фальшкиль «Афродиты», сделанный из крепкого бука, чтобы защитить находившийся под ним киль, царапнул песок: судно достигло берега.
– Суши весла! – снова крикнул начальник гребцов.
Моряки повскакали с банок, чтобы оттащить суденышко подальше от воды.
Менедем, очень довольный тем, как все прошло, кивнул.
– Первый день удался на славу, – сказал он, обращаясь ко всем вместе и ни к кому в отдельности.
* * *
На берегу потрескивал костер.
Сидя вокруг него, моряки ели хлеб с оливками и маслом и пили дешевое вино. Некоторые натирали кожу, особенно содранные в кровь ладони, остатками оливкового масла. Несколько небольших рыб, пойманных в гавани, и пара кроликов, которых моряки подбили камнями, жарились над пламенем костра, распространяя соблазнительные запахи: после скромного опсона из хлеба и вина экипажу «Афродиты» предстояло настоящее пиршество.
Соклей заметил, что его двоюродный брат пристроился возле самого большого и самого яркого костра. Менедем выплюнул оливковую косточку и выпил вина из точно такого же кубка, какой назначил для питья на симпосии. Этот человек повсюду чувствовал себя как рыба в воде: и сидя на песке в компании гребцов, и пируя в богато украшенном андроне. Соклей вздохнул. Сам он нигде не чувствовал себя в своей стихии, за исключением, может быть, Лицея.
Но хватит праздных размышлений, пора заняться делом.
Тут Менедем встал и направился к двоюродному брату.
– Радуйся! – окликнул он его. – Чем собираешься заняться?
– Хочу проверить павлинов, – ответил Соклей. – Честно говоря, что-то не нравятся мне они.
– А что стряслось? – резко спросил Менедем. Потом, спохватившись, задал вопрос по-другому: – С чего ты взял, братец, что с ними что-то не так?
И эта перемена тона рассердила Соклея. Если Менедему не понравится услышанное, он просто найдет удобный предлог, чтобы вообще ничего не делать!
Пытаясь не показать своей ярости, Соклей ответил:
– Они, похоже, ослабели. Вряд ли птицам по душе сидеть взаперти целый день. Не думаю, что это им на пользу.
Но, разумеется, Менедема доводы брата не убедили.
– Скажи об этом Аристиду, – ответил он. – Павлин клюнул его до крови как раз перед тем, как мы причалили.
– Мне плевать, – ответил Соклей. – Помнишь, какими несчастными выглядели птицы, когда мы принесли их от Химилкона домой? Помнишь, как павлины приободрились, когда им позволили бегать по саду? Им нравится двигаться. Моя сестра до потери сил отгоняла их от своего палисадника с целебными травами. А теперь бедняги снова сидят в клетках и опять начинают чахнуть.
– С ними все будет прекрасно. – Но в голосе Менедема не слышалось особой убежденности.
Ну что же, раз до Менедема никак не доходит, придется напомнить ему, какая цена заплачена за павлинов.
– Три мины двадцать четыре драхмы и три обола – это большие деньги, – сказал Соклей. – Нам нужно довезти птиц здоровыми. Ты сам это прекрасно знаешь.
Вздрогнув, Менедем спросил:
– И что мы должны предпринять, как ты думаешь?
Как всегда серьезно, Соклей начал:
– Ну, мои предписания будут следующими…
Менедем залился смехом.
– У нас что, появился новый Гиппократ, специалист по павлинам? Ты уже почти перешел на аттическое наречие. А когда ты начнешь рассуждать, как лечить наших птиц, то небось станешь изрыгать ионийский диалект? «Человек 'скочил на 'оевого коня и 'росил его в 'алоп, ударив 'ичом». – Он произнес это, опуская звонкие согласные в начале слов, как делают эллины-ионийцы.
Моряки вокруг костров засмеялись и стали подталкивать друг друга локтями: Менедем здорово изобразил ионийский выговор. Соклей с трудом сохранил спокойствие.
– Мои предписания будут следующими, – повторил он настолько угрожающим тоном, что его двоюродный брат затих и начал слушать: – При малейшей возможности давать птицам побегать на воле.
– Что?! Ты предлагаешь выпустить их сейчас?! – Брови Менедема изумленно взлетели. – Они убегут, потеряются, и лисы так никогда и не узнают, какой дорогостоящий ужин им попался этой ночью!
– Если хочешь знать мое мнение, любая лиса, которая попытается схватить павлина, в то же мгновение пожалеет об этом.
Соклей пнул золотистый песок. Теперь он злился на самого себя. Теофраст обязательно сумел бы остроумно высмеять неуместные опасения Менедема. Впрочем, Теофраст мог остроумно высказаться почти о чем угодно.
– Я не имел в виду, что мы должны отпустить павлинов прямо здесь, тем более на ночь глядя. Но они должны иметь возможность двигаться, пока мы в море, где у них нет возможности улизнуть.
– Да, они не смогут улизнуть во время плавания, это верно… Если только не прыгнут в воду, – согласился Менедем. – Но павлины порядком глупы, поэтому вполне могут такое сделать. И я скажу тебе, что еще они сделают: эти птицы сведут гребцов с ума! Или ты считаешь, что я не прав, о почтеннейший?
Его жгучий сарказм не сумел испепелить Соклея, который ответил:
– Но ведь большую часть времени на веслах сидит не вся команда, далеко не вся. Одни будут грести, а другие отгонять от них птиц. Согласен?
– Ну, не знаю. – Судя по тону Менедема, убедить его не удалось.
Соклей пожал плечами.
– Ты капитан, тебе и решать. Но если птицы заболеют, этот груз тоже свалится на твои плечи.
– Нет, этот груз свалится уже на плечи богов. – Менедем глотнул вина и сердито посмотрел на Соклея. – Ты уверен, что павлины не здоровы?
– Разумеется, не уверен, – ответил Соклей весьма раздраженно. – Даже истинный лекарь, если только ты не сломаешь ногу или не случится еще что-нибудь столь же очевидное, в девяти случаях из десяти не вполне уверен, что именно с тобой происходит. Я просто изложил свои наблюдения.
Если Менедем окажется настолько пьян или твердолоб, что сейчас заявит двоюродному брату, куда тот может засунуть свои наблюдения… что ж, Соклей может двинуться через весь остров в полузаброшенный маленький городок на северном берегу и нанять там рыбачью лодку, чтобы вернуться на Родос. Он всегда может… Нет, в том-то и дело, что не может. Ведь половина груза на «Афродите» принадлежит их семье. И если Соклей сейчас бросит все, несмотря на опасения, что Менедем может пустить дела прахом, то ни его собственный отец, ни дядя Филодем никогда ему такого не простят. И они будут абсолютно правы. Нет, нельзя.
Однако нелегко стерпеть, когда Менедем распекает его за то, что он делает свою работу, причем старается делать ее как можно лучше. Соклей был точно таким же свободным эллином, как и его двоюродный брат. Это рабам приходилось сносить оскорбления, вот почему их участь считалась незавидной.
Соклей ждал, нервно скрипя зубами. Судя по виду Менедема, тот готов был взорваться. Но потом, посмотрев на Соклея, проглотил то, что собирался сказать, и отхлебнул еще вина. Когда он заговорил вновь, то уже говорил спокойно:
– Хорошо. Полагаю, мы можем попытаться это сделать, по крайней мере, пока погода будет хорошей и мы будем находиться в водах, где нет пиратов. Но учти, при малейшей же опасности птицы немедленно отправятся обратно в клетки.
– Договорились, – ответил Соклей с огромным облегчением. – Спасибо.
Менедем пожал плечами.
– Если бы ты только знал, до чего же я иной раз жалею, что не оставил тебя на берегу.
Его ухмылка не обещала ничего хорошего.
Он позволил Соклею одержать верх в споре, но теперь наверняка захочет на нем отыграться.
Однако Менедем удивил его, добавив:
– Хотя, боюсь, если бы я все-таки оставил тебя на берегу, то вскоре бы пожалел об этом еще больше.
Соклей удивленно уставился на него. Обычно Менедем развлекался тем, что задавал двоюродному брату жару, а не тем, что отвешивал ему комплименты. Вообще-то Менедем был очень скуп на похвалы, и Соклей решил – его похвалили всерьез.
Он поклонился.
– Спасибо, братец.
– Не за что. – Глаза Менедема блеснули.
Может, то был просто отблеск огня, но Соклей в этом сомневался. Так и есть – Менедем продолжал:
– Посмотрим, как ты меня поблагодаришь, когда попытаешься срочно загнать павлинов в клетки из-за того, что задул штормовой ветер.
Соклей подумал, что ни за что на свете не хотел бы этим заниматься. И все же…
– По мне, так уж лучше гоняться за ними, чем вышвырнуть их за борт мертвыми, привязав к лапам камни.
– Тут ты прав, без сомнения. – Однако блеск в глазах Менедема не исчез. – И помни то, о чем ты сейчас сказал. К таким заявлениям любят прислушиваться боги.
Несколько моряков кивнули в знак согласия.
Соклей считал себя современным, высокообразованным человеком. В отличие от моряков – и даже в отличие от своего двоюродного брата – большую часть сведений о богах он черпал не из «Илиады» или «Одиссеи». Однако слова Менедема показались Соклею настолько правдоподобными, что ему невольно стало не по себе. Он сплюнул в подол своей туники, чтобы отвести беду.
– Ты не слишком часто так поступаешь, – заметил Менедем.
– Мы теперь в море, – пожал плечами Соклей. – Диоклей прав – здесь все по-другому.
– Знаю, – ответил Менедем. – Но удивляюсь, что ты это тоже признаешь.
– Мы в море, – повторил Соклей. – К тому же с павлинами на борту. Согласись, разница между нашей нынешней жизнью и жизнью на берегу просто колоссальная.
Он потеребил себя за бороду. Поскольку он добился от брата, чего хотел, теперь было бы неплохо сменить тему разговора.
– Ты собираешься завтра останавливаться на Книде?
– Да, собираюсь, – ответил Менедем. – Там хорошая гавань, к тому же туда идти целый день пути, пару сотен стадий. Думаю, мы сможем время от времени ставить парус, если продержится бриз, но парням придется поработать и веслами в придачу. Возьмем там на борт пресной воды, купим хлеба… А что? У тебя на уме другие планы?
– Нет, – покачал головой Соклей. – Я просто подумал – не собираешься ли ты провести на Книде целый день и заняться там какими-нибудь торговыми делами?
– Нет, если только не подвернется какая-нибудь исключительно выгодная сделка, – сказал Менедем. – По мне, этот остров находится слишком близко от дома. Какой смысл продавать дорогостоящие товары совсем рядом, если мы легко выручим за них гораздо больше, отправившись дальше на запад?
– Хорошо. Так мы и сделаем, – согласился с братом Соклей.
Один из моряков у костра, костлявый лысый человек по имени Алексий, подтолкнул локтем Менедема:
– Как только мы окажемся в порту Книда, шкипер, ты должен запросить плату с тамошних зевак – каждый наверняка захочет посмотреть, как господин Соклей гоняется за павлинами.
Услышав это, все засмеялись. В том числе и Менедем.
И Соклей тоже к ним присоединился: если шутка кажется ему самому смешной, значит, смеются не над ним и обижаться нечего, верно?
Но потом он призадумался и сказал брату:
– Химилкон получил с тебя полдрахмы за одно только павлинье перо. А если мы запросим плату с нескольких жителей Книда, которые явятся на причал и взойдут на «Афродиту» в то время, когда павлины будут выпущены из клеток… Что ж, мы на этом не разбогатеем, но, держу пари, заработаем драхму, а может, и не одну. А ведь так можно делать на всех стоянках.
Менедем тоже призадумался.
– Ты прав. Пожалуй, из этого и впрямь можно извлечь прибыль.
Он повернулся и хлопнул Алексия по тощей спине.
– Сколько бы мы ни заработали завтра на павлинах, эти деньги будут твоими, в награду за то, что ты подал хорошую идею.
Гребец широко улыбнулся, показав сломанные передние зубы.
– Спасибо, шкипер. Ты умеешь ладить с людьми, в этом нет никаких сомнений.
– Я обращаюсь с ними по-честному, – ответил Менедем.
Соклей кивнул, гадая, как бы он сам повел себя на месте Менедема. Отдал бы первую прибыль моряку или нет? Наверное, все-таки отдал бы.
Костры догорели, и от них остались одни угольки.
Соклей завернулся в накидку и лег на берегу, положив вместо подушки под голову плащ.
Издалека донесся зов козодоя, похожий на кваканье лягушки. Погода стояла хорошая, темнота была почти непроницаемой. Только слабый отблеск Млечного Пути освещал небо возле южного горизонта. Блуждающая звезда Зевса горела ярко, как бриллиант, высоко на юге, а блуждающая звезда Ареса, более тусклая и красная, виднелась дальше к западу. Соклей некоторое время смотрел на них, потом зевнул, перевернулся на бок и заснул.
* * *
– Розовоперстая Эос! – закричал Менедем, чтобы разбудить команду «Афродиты».
Никогда еще цитата из Гомера не казалась более подходящей. Менедем подивился, как слепой поэт мог описать все так точно. Лучи розоватого света на востоке предвещали скорый восход, до которого оставалось не более четверти часа. Прямо на глазах у него розовое начало превращаться в золотое.
Моряки со стонами и ворчанием сели, протирая глаза. А некоторые еще продолжали как ни в чем не бывало храпеть.
Соклей обычно тоже с трудом вставал по утрам. К разочарованию Менедема, на этот раз глаза его двоюродного брата были открыты. Соклей встал и отошел за куст, чтобы помочиться.
– Принесите хлеба, масла и вина, – велел Менедем, когда проснувшиеся моряки наконец растолкали своих спящих товарищей. – Здесь нет рабов… Мы все должны приняться за работу, как только поедим.
– Какие еще радостные новости ты приготовил? – сквозь зевоту поинтересовался Соклей, выходя из-за куста.
– Как только мы спустим на воду «Афродиту», ты сможешь выпустить пав… Одну или двух зараз, имей в виду, а павлина только одного – чтобы птицы получили столь необходимый им моцион, – ответил Менедем. – Отбери столько моряков, сколько потребуется, чтобы не давать этим тварям приставать к людям, которые останутся на веслах, и не забывай про тех, кто возле паруса.
Соклей кивнул.
– Спасибо тебе еще раз, – проговорил он. – Я и вправду думаю, что птицы теперь будут чувствовать себя лучше.
– Надеюсь, – искренне ответил Менедем, которому меньше всего хотелось сообщить отцу, что они не смогли продать павлинов, потому что все птицы передохли по дороге в Италию. – И вот еще что, – добавил он, и Соклей с сомнением приподнял бровь. Однако то, что сказал Менедем, было и вправду немаловажным: – Я надеюсь также, что наше судно окажется подходящим для их прогулок.
– Все будет в порядке, – уверенно заявил Соклей.
Менедем вместо ответа только поцокал языком.
Соклей был умным парнем…
«Он умнее меня, – подумал Менедем без тени злобы или зависти. – И он великолепный тойкарх. Но ведь Соклею не приходилось командовать экипажем; он никогда не отвечал за все судно в целом и за каждого человека на борту». И это была правда: Соклей мог заявить, что все будет в порядке, однако позаботиться о том, чтобы все и вправду оказалось в порядке, предстояло не кому иному, как Менедему.
* * *
Спустить «Афродиту» обратно на воду оказалось труднее, чем спустить триеру или даже пиратский пентеконтор. Во-первых, их команда была малочисленнее команды этих судов, а во-вторых, из-за груза на борту акатос оказался тяжелым для своих размеров – не то что корабли, предназначенные исключительно для боя.
Менедем велел половине гребцов сесть в лодку и протянул канат от ее кормы до форштевня «Афродиты». В то время как эти моряки гребли что было сил, чтобы помочь отогнать судно от берега, Менедем и остальная команда толкали его в корму и борта.
Но «Афродита» не хотела двигаться. Вытирая пот со лба, Диоклей сказал:
– Может, стоит разгрузить ее, прежде чем спускать на воду?
– К воронам! – ответил Менедем, хотя подумал о том же самом. – Если мы сперва будем снимать кувшины и тюки, а потом снова грузить их на борт, то ни за что не доберемся к закату до Книда.
– Тогда попытаемся еще раз? – предложил келевст.
– Попытаемся, если только ты не настроен пуститься домой вплавь, – ответил шкипер.
Диоклей покачал головой.
– Давайте! – закричал Менедем. – Не щадите на этот раз спин! Еще один хороший рывок – и мы на воде!
Он вовсе не был уверен, что говорит правду, но именно это и нужно было услышать морякам. Менедем сделал усилие вместе с остальными, его босые ноги глубоко зарылись в золотистый песок.
Сначала он думал, что эта попытка окажется такой же напрасной, как предыдущая. Но потом фальшкиль заскрипел: судно сдвинулось с места – немного, всего на длину пальца или даже меньше, но все же сдвинулось.
Все почувствовали это крошечное изменение.
– Мы справимся! – закричал Менедем. – На счет «три»… Раз, два, три!
Снова раздался скрип дерева по песку. Люди, отдуваясь и сыпля проклятиями, тянули и толкали. А в маленькой бухте гребцы, сидевшие в лодке, старались так, как будто их преследовали пять боевых карфагенских кораблей, полных головорезов.
