Текст книги "По воле Посейдона"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

– А я смотрю, вы еще хотите содрать с меня втридорога за еду? – сказал Алексидам с неприятной улыбкой.

– Пассажирам полагается брать собственные припасы – это знает каждый. А раз ты их не взял… – Соклей пожал плечами. – Кто в этом виноват?

– Я порядком торопился, когда покидал Тенар, – заметил Алексидам.

Соклей снова пожал плечами.

– А в этом кто виноват? – спросил он с безупречной вежливостью и с абсолютно серьезным лицом.

До Алексидама не сразу дошло, что над ним насмехаются. А когда он это понял, то, прорычав проклятие, схватился за эфес меча.

– Помни, где находишься, приятель, – осадил его Менедем.

Он гадал – не придется ли ему добавить еще кое-что, если наемник с Родоса окажется слишком тупым, чтобы понять намек.

Но Алексидам огляделся по сторонам и не увидел ни единого дружеского лица. Он не увидел также ни малейшего намека на землю на горизонте. Его рука резко отодвинулась от эфеса, как будто тот внезапно стал раскаленным.

Менедем отправил Калликрата и Филиппа спать на бак; они явно не собирались доставлять морякам никаких неприятностей. Два других наемника разделили с ним и Соклеем корму – поэтому там было тесновато, но все же оставалось место, чтобы вытянуться.

Гребцам на банках пришлось прислониться к корабельной обшивке, чтобы не упасть во сне.

* * *

Когда Менедем проснулся на следующее утро, волны стали выше. Ветер посвежел и принес больше облаков с севера. Восходящее солнце было слишком красным, и капитану «Афродиты» это не понравилось.

– Кажется, мы движемся навстречу шторму, – сказал он Диоклею, надеясь, что начальник гребцов развеет его опасения.

Но Диоклей кивнул.

– Похоже на то, шкипер. Только одно радует: нет больше рядом берегов, к которым нас могло бы прибить. Между нами и ближайшей землей много стадий. Если судно выдержит шторм, все будет в порядке.

– Давай примем меры, чтобы оно выдержало, – сказал Менедем. – Лучше уж перестраховаться.

К его огорчению, Диоклей снова согласно кивнул.

Когда Менедем отдал приказ, все моряки, не сидевшие на веслах, поспешили его выполнить. Из этого капитан заключил: они тоже думают, что надвигается шторм.

– Позаботьтесь о том, чтобы клетки с павлинами были крепко привязаны! – крикнул Соклей. – Нельзя позволить, чтобы хоть одну из птиц смыло за борт.

К тому времени как люди кончили работать, паутина канатов надежно прикрепила клетки к кораблю.

Филипп приблизился к Менедему и нервно спросил:

– Надвигается… шторм?

– Только Тучегонитель Зевс знает это наверняка, – ответил Менедем, наблюдая за большими черными тучами, накатывающими с севера и застилающими небо. – Но мы не хотим рисковать.

Филипп кинул и отошел.

Наемник рассчитывал, что Менедем успокоит его, но капитану было не до него. Остальные наемники не задавали вопросов. Они и сами видели, к чему все идет.

– Вот за что я не люблю Ионическое море, – сказал Диоклей. – Шторм начинается, как только выходишь из Адриатики, и бушует потом всю дорогу.

– Как думаешь, насколько сильным он будет? – спросил Менедем.

Начальник гребцов почти всю жизнь провел в морях, и Менедем высоко ценил его опыт.

«А ведь я и сам жду, чтобы меня успокоили», – подумал юноша.

Диоклей пожал плечами.

– Посмотрим. Я видел небеса и получше, но никогда ничего нельзя знать заранее.

Ветер продолжал крепчать. Он менял направление до тех пор, пока не превратился в северный. От него веяло холодом, словно там, где он зародился – где бы это ни было, – зима еще не решила уступить место весне.

Волны становились все выше и сильнее. Акатос слегка покачивался при каждом ударе. Калликрат зажал рот рукой и бросился к борту. Соклей криво улыбнулся. Качка станет еще хуже, шторм только начинается, он ясно это видел.

Спустя примерно час пошел дождь. К этому времени на небе осталась лишь узкая синяя полоска на юге, все остальное стало грязно-серого цвета. И вот уже от хорошей погоды осталось одно воспоминание.

Дождь, хлещущий Менедему в лицо, был холодным и мерзким. Менедем изо всех сил старался направлять «Афродиту» на северо-запад, но без солнца не мог судить, насколько удачны его усилия.

Диоклей думал о том же, потому что заметил:

– Навигация провалилась в Тартар, верно?

– Можно и так сказать. – Несмотря ни на что, Менедем очень старался говорить жизнерадостным голосом. – Ничего, Италия все-таки довольно большая. Мы вряд ли промахнемся и проплывем мимо.

Наградой ему был смех келевста.

– Это хорошо, капитан. Знаешь, куда я сейчас хотел бы махнуть, не промахнувшись? В портовый кабак.

– Будь плавание все время легким, любой дурак мог бы ходить в моря.

Менедем наслаждался стихией: ему нравилось, как дрожат доски у него под ногами и как море сопротивляется рулевым веслам.

Управлять такими рулевыми веслами – одно удовольствие. Он в который раз убеждался, как прекрасно поработали Кхремий и остальные плотники. Капитан мог удерживать «Афродиту», как хотел, и на том курсе, на котором хотел, выбирая его по перемене ветра и волн. До починки весел для этого требовалось куда больше усилий.

Вдалеке пурпурное копье света пронзило небо и воткнулось в море. Когда сквозь свист и шелест дождя прогремел гром, Диоклей потер свое кольцо с изображением Геракла Алексикакия. Менедем пожалел, что у него тоже нет такого кольца. Молния легко могла уничтожить судно, а суда, казалось, просто притягивали молнии.

Еще одна вспышка, на этот раз ярче. Новый раскат грома, на этот раз сильнее. Менедем изо всех сил старался об этом не думать. Он все равно ничего не мог поделать против молний. Волны били в борта акатоса все яростней. Спустя некоторое время морская вода стала перехлестывать через борт.

– Хотел бы я, чтобы борта у нас были повыше, – сказал Менедем. – Пятиярусник Птолемея легко смог бы пройти по волнам, которые нас захлестывают.

– Этот пятиярусник Птолемея все еще в Эгейском море, – ответил Диоклей. – И над ним, наверное, светит солнце.

– К воронам его, – заключил Менедем.

Диоклей приподнял бровь.

Менедем повторил свои слова, на сей раз громче. Диоклей кивнул, показывая, что понял. Ветер начал выть и свистеть в такелаже. Менедем склонил голову к плечу, оценивая снасти от ахтерштага до бакштага. Судя по звукам, им не грозило немедленное падение… пока не грозило.

Соклей добрался до юта. Как и все остальные на борту «Афродиты» – включая самого Менедема, – он смахивал на вымокшего щенка. Вода капала с его носа и бороды. Он что-то сказал, по крайней мере, губы его шевельнулись, но Менедем не разобрал ни слова. Тогда Соклей заорал прямо в ухо брату:

– Как у нас дела?

– Мы держимся на воде! – закричал в ответ Менедем.

Это было не таким уж большим утешением, но, как и на вопрос Филиппа, Менедему больше нечего было ответить. Он закричал снова:

– Как там наши павлины?

– Насквозь промокли, – ответил тойкарх. – Избыток влаги может отрицательно повлиять на хумор человека и вызвать мокроту в легких. Остается надеяться, что с птицами такого не бывает.

Менедем недовольно поморщился – к сожалению, этот всезнайка был прав. Когда речь шла о павлинах, им оставалось лишь надеяться. Менедем ненавидел такие ситуации. Ему хотелось всегда хоть как-то влиять на события. Он был капитаном судна и в море обычно многое было в его власти, но что он сейчас мог поделать с расстройством хумора… или что там вызывает болезнь? Ничего не мог – и прекрасно это сознавал. Самые лучшие лекари и то далеко не всесильны. Ну что же… Придется надеяться на лучшее.

– Клетки хорошо закреплены? – спросил Менедем.

Вот тут, если придется, он сможет что-то предпринять.

Но Соклей кивнул.

– Скорее судно потонет, чем они отвяжутся.

– Не говори так! – воскликнул Менедем.

Он благодарил богов, что единственный слышал эти слова. И очень надеялся, что ветер отнес слова так, что даже боги не смогли их расслышать.

– Мы потонем?

Соклей не казался испуганным. Как обычно, он говорил заинтересованно, с любопытством. Как будто просто участвовал в философской дискуссии и это вовсе не было вопросом его жизни и смерти.

– Не думаю, – ответил Менедем. – Во всяком случае, если шторм не станет сильнее.

Однако шторм как раз становился сильнее: ветер дул все яростнее и завывал в снастях все пронзительнее. Менедем понятия не имел, сколько уже длится непогода, он мог прикинуть время, лишь видя солнце, движущееся по небосводу, а солнце давно исчезло.

Менедем развернул «Афродиту» прямо против ветра. Качка на киле стала сильней, он чувствовал, что каждые несколько ударов сердца судно как будто то карабкается на холмы, то скатывается в долины. Но теперь корабль, по крайней мере, не раскачивался из стороны в сторону, а таран и водорез гарантировали, что акатос не зачерпнет слишком много воды.

Таким вот образом торговая галера прокладывала путь на север. Пара больших волн разбилась о форштевень, но и только. Соклей пробрался вперед и помахал рукой, чтобы дать знать Менедему – павлины пока в порядке.

Менедем хотел было помахать в ответ, но не осмелился снять ладонь с рукояти рулевого весла даже на мгновение.

Небо стало еще чернее. Сперва Менедем испугался, решив, что шторм вновь усиливается, но потом понял, что просто надвигается ночь.

– Хочешь, я тебя сменю, шкипер? – предложил Диоклей. – Ты уже очень давно правишь судном.

Пока келевст не упомянул об этом, Менедем и не осознавал, как вымотался. Но он и впрямь слишком долго простоял на одном месте. Ноги ныли, руки и плечи болели, рукояти рулевых весел заставляли болезненно отдаваться в теле каждый новый толчок морских волн. Менедем открыл было рот, чтобы ответить начальнику гребцов, но вместо этого зевнул.

– Ты справишься? – спросил он.

– Думаю, да, – ответил Диоклей. – Если почувствую, что устал, кликну одного из гребцов, чтобы он ненадолго меня сменил. У нас полно людей, которые провели в морях достаточно времени, чтобы изредка практиковаться в управлении судном. Все, что нужно, – это держать «Афродиту» прямо по ветру, так?

– Я не хочу, чтобы волны били в борта, – ответил Менедем. – Тогда мы все можем шлепнуться на задницы.

Диоклей снова потер свое кольцо.

– Ты прав. Иди поспи немного, если сможешь.

Менедем сомневался, что сможет заснуть, когда «Афродита» подпрыгивает на волнах и дождь льет как из ведра. И все-таки он улегся на юте, даже не позаботившись о том, чтобы укрыться. Какой смысл укрываться в такую-то погоду? Он закрыл глаза…

А когда открыл их, все еще было темно. Менедем сперва усомнился, что вообще спал, но тут заметил, насколько более плавным стало движение галеры. Дождь все еще лил, но уже не был таким сильным.

– Сколько сейчас времени? – спросил он человека, стоявшего на кормовых веслах.

– Точно не скажу, капитан, но за полночь уже перевалило, – ответил тот.

Это был не Диоклей, а плотный моряк по имени Хагесипп.

– Давно сменился начальник гребцов? – поинтересовался Менедем.

– Я совсем недолго стою на кормилах, – пояснил Хагесипп. – Он передал мне их как раз, когда погода стала улучшаться.

– Это похоже на него.

Менедем зевнул и потянулся. У него все еще ныло все тело, но пора было возвращаться к своим обязанностям. Ведь как-никак «Афродита» была его судном.

– Теперь я возьму рулевые весла, Хагесипп. Иди поспи. Можешь лечь на мое место, если хочешь.

– Если не возражаешь, капитан, я лучше вернусь на свою банку. Я привык спать на ней, когда мы в море.

И Хагесипп двинулся к середине акатоса.

– Как хочешь. – Менедем хлопнул моряка по голому плечу.

Хлопок прозвучал громче, чем он ожидал: его рука была мокрой, как и тело Хагесиппа.

Теперь, когда дождь стал не таким сильным, сквозь его шум можно было расслышать храп. Гребцы, не сидевшие на веслах, торопились отдохнуть, пока есть такая возможность. Менедем вспомнил о павлинах: как они перенесли шторм?

Он пристально посмотрел в сторону бака, надеясь увидеть там длинную, угловатую фигуру Соклея, вырисовывающуюся на фоне неба. Не увидев двоюродного брата, капитан слегка рассердился. Он знал, что это глупо – Соклей тоже имел право на отдых, – но ничего не мог с собой поделать.

Поскольку Менедем был раздражен, он не сразу понял, что на севере видны звезды. Дождь ослабел, превратился в моросящий, а потом и вовсе кончился. Над «Афродитой» проносились облака. К тому времени как розовоперстая Эос начала раскрашивать восточный небосклон, шторм стих как и не бывало.

Диоклей открыл глаза, увидел, что Менедем стоит на рулевых веслах, и сказал:

– Что ж, я не сомневался, что увижу тебя именно здесь. Когда ты принял вахту у Хагесиппа?

– Где-то после полуночи, – пожав плечами, ответил Менедем. – Так он мне сказал, и откуда мне знать точнее?

– Неоткуда, – согласился келевст.

Он встал, потянулся, как недавно потянулся Менедем, и огляделся по сторонам.

– Хорошая погодка установилась после шторма.

– Я бы предпочел хорошую погоду вместо шторма, а не после него, – сказал Менедем.

Диоклей рассмеялся.

Легко смеяться под голубыми небесами посреди тихого, спокойного моря. Менедем тоже засмеялся.

Вскоре после этого проснулись моряки. И Соклей, который спал между рядами павлиньих клеток.

– Все птицы хорошо выглядят! – крикнул он Менедему.

Потом снял хитон, чтобы высушить его, и стал расхаживать голым, как большинство моряков.

Менедем решил последовать его примеру. Голышом оказалось куда удобней, чем в промокшей шерсти.

Менедем приказал тем морякам, что не гребли, достать несколько имевшихся на «Афродите» деревянных ведер и начать вычерпывать воду, которую они набрали во время шторма. Это было медленной, тяжелой работой. Но Менедем знал, что лучшего способа, чем вычерпывать воду ведрами, не существует, а обойтись без этого нельзя.

– Где мы находимся, капитан? – спросил наемник Филипп. – Меня всего перетряхнуло и вывернуло наизнанку во время этого ужасного шторма.

– Где-то в Ионическом море, – ответил Менедем.

Судя по виду Филиппа, он желал бы получить более точный ответ. Менедем тоже желал бы получить такой ответ, но не знал, откуда его взять.

– Я не смог бы сказать тебе точней, если бы даже погода осталась идеальной. Если мы правильно плывем на северо-запад, то рано или поздно увидим итальянский материк. Как только мы его увидим, обещаю, мы найдем Тарент. Этого тебе довольно?

– Пожалуй, – с сомнением проговорил наемник. Содрогнувшись, он продолжал: – Это ведь был самый ужасный шторм, в который ты когда-либо попадал, да?

– Ничего подобного, – покачал головой Менедем. – Нам даже не пришлось опускать рей, – он указал на длинный рангоут, к которому крепился парус, – не говоря уж о том, чтобы выкидывать за борт груз, чтобы остаться на плаву. Мы попали в слабенький шторм, бывают и гораздо, гораздо хуже, уж поверь мне.

– Пусть поразит меня Зевс, если я еще хоть раз в жизни ступлю на борт лодки!

И с этими словами Филипп поспешно спустился с юта. Менедем даже не успел окатить наглеца водой за то, что тот обозвал его судно лодкой.

Соклей провел меньше времени в морях, чем Менедем. И он был более мыслящим человеком, способным куда ярче вообразить, что могло бы случиться, повернись все к худшему. Поэтому он перенес шторм тяжелее, чем его двоюродный брат.

И сейчас, в кои-то веки, Соклей почти обрадовался, что ему надо ухаживать за павлинами. Когда занят делом, не остается времени для праздных размышлений.

Он не мог позволить птицам разгуливать по палубе, пока моряки вычерпывали воду, – на тесном судне павлины бы всем мешали. Соклею не требовалось задавать птицам воду – по крайней мере, еще некоторое время: они получили ее достаточно во время шторма. Но он мог засыпать ячменя в их кормушки, что и сделал. У Соклея стало легче на душе, когда павлины с аппетитом принялись есть. Это был самый верный признак того, что шторм не причинил птицам вреда.

А еще он мог проверить яйца в клетках. Будучи человеком дотошным, Соклей точно знал, сколько яиц отложили павы. Одно яйцо, к его досаде, разбилось в тот же день, как его снесли, выпав из гнезда на доски палубы. Он сразу представил, что вместе с ним разбилась драхма. Сколько, интересно, богатый человек, не сумевший раздобыть павлина, заплатил бы за яйцо? Соклей не знал этого даже приблизительно, но ему не терпелось это выяснить.

Проверить гнезда было легче всего, когда павы покидали их, чтобы поесть. Елена высиживала уже пять яиц. Это не удивило Соклея – павлин спаривался с ней чаще, чем с любой другой павой, вот почему она и получила свое имя.

– Раз, два, три, четыре… – Соклей нахмурился. – А где же пятое?

Он наклонился поближе к клетке, рискуя вызвать недовольство Елены. Он увидел только четыре яйца. Нигде не валялось разбитой скорлупы, свидетельствующей, что одно яйцо выпало из гнезда во время шторма. Прутья клетки были слишком частыми, чтобы яйцо вообще могло выпасть. Соклей, нахмурившись еще сильней, перешел к следующей клетке.

Закончив кормить павлинов, он поспешил обратно на ют, расталкивая всех попадавшихся на его пути.

Должно быть, у него было очень красноречивое выражение лица, потому что Менедем, едва увидев брата, воскликнул:

– Что случилось?

– Пропали три яйца, – ответил Соклей. – Одно – из клетки Елены, второе – из клетки павы со шрамом на ноге и третье – у самой маленькой павы.

– Ты уверен? – спросил Менедем.

На лице Соклея отразилась такая обида, что Менедем пожалел о своем вопросе и сказал:

– Не сердись. Я вижу – ты уверен. А не могли они выпасть и разбиться во время шторма?

– Нет. Я и сам сперва об этом подумал. – И Соклей объяснил, почему, по его мнению, этого не могло случиться.

Менедем кивнул в знак согласия.

Соклей продолжал:

– Кто-то их украл. Сколько может стоить яйцо павлина? Не важно… Мы в точности не знаем, но ясно, что немало. В этом можно не сомневаться. И эти деньги принадлежат нам, а не вору. Мы честно заработали их.

То, что неведомый вор попытался воспользоваться результатами тяжелой работы, которую проделали они с Менедемом, взъярило Соклея. С ними поступили непорядочно, просто бесчестно!

– Мы вернем украденное, – заверил брата Менедем, а потом добавил уже не так бодро: – Надеюсь, вернем. Когда ты в последний раз пересчитывал яйца?

– Вчера утром, ответил Соклей.

– Перед штормом. – Менедем все еще говорил невесело. – Множество народу побывало с тех пор на баке – кто закреплял клетки, а кто просто глазел на павлинов. Все пассажиры интересовались ими. – Он потер подбородок. – Хотел бы я знать, кого эти птицы слишком уж заинтересовали?

Соклей тихо сказал:

– Я знаю, на кого бы я поставил.

– Я тоже, – ответил Менедем так же тихо. – Человеку, которому понадобилось так спешно подняться на борт, нельзя доверять ни на йоту. К тому же Алексидам – родосец. Он может лучше остальных представлять, сколько стоят яйца павлина. Что ж, мы это выясним.

Он повернулся к Диоклею, который прислушивался к разговору.

– Отбери десять человек, которым доверяешь больше всего. Если они на веслах, пусть их сменят другие. Им понадобятся кофель-нагели и ножи, но пусть никто не поднимает суматохи, когда мы будем обыскивать пожитки.

– Что станем делать, если поймаем вора? – поинтересовался Соклей.

– Если вором окажется один из гребцов, поколотим его лишим жалованья, высадим на берег в Таренте – и скатертью дорога этому поганцу, – ответил Менедем. – Если же вором окажется один из пассажиров… Что ж, что-нибудь придумаем.

Глядя на двоюродного брата, Соклей подумал, что не хотел бы оказаться на месте вора.

Диоклей собрал моряков у кормы. Келевст кивнул Соклею и Менедему, чтобы показать, что они готовы.

Соклей возвысил голос – он не мог говорить так звучно, как Менедем, но все его услышали:

– Украдены три павлиньих яйца. Мы собираемся их искать. А когда найдем, накажем вора. Пусть каждый вывернет свои пожитки, начнем с пассажиров. – Он посмотрел на наемников.

Филипп и Калликрат выглядели удивленными. Алексидам и Ройкос хранили бесстрастный вид. Ройкос был вторым по счету на подозрении у Соклея. Насколько тойкарх знал, Ройкос не совершил ничего незаконного, но для родосца все уроженцы Крита были ворами и пиратами – до тех пор, пока не доказывали обратное.

Ройкос стоял ближе всего к Диоклею и его поисковой команде.

– Покажи нам свой мешок, – велел ему начальник гребцов.

– Я буду внимательно следить, чтобы убедиться, что ты ничего не возьмешь. – С этими словами Ройкос протянул Диоклею кожаный мешок.

Келевст и пара моряков начали в нем копаться.

Соклей тем временем приглядывал за остальными наемниками.

– Стоять! – крикнул он Калликрату, когда тот хотел было двинуться к своему мешку. – Твоя очередь еще придет.

Алексидам стоял спокойно, наблюдая за происходящим так, как будто все это его не касалось.

«Очень странно, – подумал Соклей. – Может, я ошибся насчет него? Может, и Менедем ошибся тоже?»

Ошибиться на пару казалось ему не таким обидным. Диоклей осмотрел все – от оружия и одежды Ройкоса до его маленького мешочка с деньгами – и заключил:

– Яиц тут нет!

– Следующий – Калликрат, – велел Соклей.

Наемник нехотя протянул келевсту мешок со своими пожитками: кирасой, наголенниками, шлемом, шерстяным подшлемником, деревянной игровой доской с фигурками из слоновой кости, парой костяных кубиков и кожаным кошелем. Диоклей заморгал, подняв кошель.

– Тут, должно быть, четыре мины, не меньше, – сказал он.

– И они принадлежат мне, до последнего обола, – предупреждающе прорычал Калликрат.

– Никто и не говорит, что они не твои. – Начальник гребцов отложил кошель. – Здесь тоже нет никаких яиц!

Калликрат заметно расслабился.

– Теперь Алексидам! – крикнул Менедем от рулевых весел.

Наемник, который заплатил тройную цену, чтобы взойти на борт «Афродиты», указал на свой мешок.

Один из моряков принес мешок Диоклею, и тот вынул из него меч Алексидама, его наголенники и шлем, в который был засунут скомканный подшлемник. В ткань оказались завернуты три больших кремовых яйца, одно из них – крапчатое.

– Ах ты, ублюдок! – мягко сказал Менедем, как будто Соклей выбросил две шестерки на игральных костях Калликрата. – И как же ты только не побоялся?

– Я думал, мне все сойдет с рук.

– Видать, ты и вправду так думал, иначе бы не сделал этого, – ответил Соклей. – Наверняка ты также рассчитывал, что тебе все сойдет с рук, и тогда, когда лег в постель с мальчиком того генерала!

– Ясное дело, рассчитывал, – признался наемник. – И мне и вправду все сошло бы с рук, если бы этот широкозадый маленький дурак держал рот на замке!

Соклей снова посмотрел на Менедема.

– Ты капитан, тебе и решать, как с ним поступить.

– Я бы вышвырнул этого ублюдка за борт, и никто бы его не хватился, – заявил Менедем.

И это была святая правда.

Никто из команды «Афродиты» и трех других пассажиров никогда бы не узнал, что случилось с Алексидамом, и почти наверняка никому не было бы до его исчезновения никакого дела.

Менедем почесал в затылке.

– Сколько у него с собой серебра, Диоклей?

– Сейчас посмотрим. – Келевст порылся в холщовом мешке, пока не нашел кошелек Алексидама. Он взвесил кошель на ладони. – Не так много, как у Калликрата, но пара мин наверняка.

– Хотел бы я знать, сколько принадлежит ему по праву, а сколько украдено, – сказал Соклей.

– Клянусь богами, это мое, – поспешно вставил Алексидам.

– Ты сейчас не в том положении, чтобы тебе можно было верить, – заметил Соклей.

– И то правда, – согласился Менедем. – Вот что я сделаю. За то, что он украл часть груза, я возьму у него мину серебром. Диоклей, отсчитай сотню динаров. Возьми афинских сов, таких же, какие он заплатил нам, а не черепах с Эгины: тогда у нас получится полновесная, отличная мина. И мы станем постоянно держать мерзавца связанным, кроме тех случаев, когда ему нужно будет поесть или облегчиться, пока не достигнем земли. Там мы высадим его на берег, где бы мы ни оказались, и пожелаем ему всего наилучшего.

– С тем же успехом вы могли бы убить меня прямо сейчас, – пробормотал Алексидам.

– Если ты этого так хочешь, пожалуйста.

В голосе Менедема не слышалось ни тени неуверенности. Скорее там звучали готовность и нетерпение. Алексидам быстро замотал головой.

– Не хочешь? – переспросил Менедем. – Какая жалость.

Он снял руку с одного из рулевых весел и сделал жест моряка.

– Свяжите его!

Моряки так и поступили, не обращая внимания на крики боли и протеста, которые издавал наемник.

Диоклей сосчитал монеты. Они музыкально позвякивали, когда он раскладывал их в кучки по десять штук.

Соклей отнес яйца обратно в клетки на юте. Его дважды клюнули, когда он клал их на место. Соклей подозревал, что Диоклей воспользовался возможностью присвоить несколько драхм Алексидама, отсчитывая деньги: начальник гребцов был не промах.

Алексидам продолжал ныть и скулить, и наконец Менедем не выдержал и заявил:

– Если ты не заткнешься, мы заткнем тебе рот кляпом. Ты сам во всем виноват, и у тебя нет никаких причин стонать и жаловаться.

После этого наемник утих, но взгляд его был весьма красноречив.

Летучая рыба выпрыгнула из воды и помчалась по воздуху. Но вместо того, чтобы упасть обратно в море, невезучая рыба приземлилась на колени гребцу.

– Вот это я понимаю! – воскликнул парень, схватив ее. – Впервые вижу, чтобы мой опсон сам ко мне пришел.

Дельфины тоже выпрыгивали из воды.

Соклей вспомнил, что именно из Тарента Арион пустился в то путешествие, после которого дельфин вынес его на берег на мысе Тенар. Когда он сказал об этом Менедему, тот ответил:

– Ясное дело, ведь именно поэтому в Таренте чеканят на монетах человека верхом на дельфине.

Соклей раздраженно фыркнул. Он и сам это знал и не должен был забывать.

– Теперь, когда закончили вычерпывать воду, я могу выпустить павлинов из клеток? Мы же хотим, чтобы они были в самой лучшей форме, когда прибудем в Тарент.

– Давай, – согласился Менедем. – Надеюсь, упражнения пойдут им на пользу.

И впрямь, птицы, казалось, горели желанием побегать по «Афродите». Спустя некоторое время энтузиазм Соклея поубавился. Однако и он, и моряки, которых он назначил себе в помощь, оставались с павлинами, не спуская с них глаз.

Каждая из птиц получила свою порцию упражнений и была возвращена в клетку. Соклей надеялся, что три яйца не пострадали от того, что Алексидам их украл и держал вдали от пав. Когда он спешил мимо Алексидама обратно к павлинам, наемник прорычал:

– Мне и в голову не приходило, что кто-то следит за тем, сколько именно яиц отложили несчастные птицы?

– Я слежу за всем и вся, – ответил Соклей.

Алексидам отпустил на его счет довольно мерзкую шуточку. Соклей больно наступил вору на ногу, и тот выругался.

А тойкарх сказал:

– Я же говорил тебе, что слежу за всем. – И продолжил свой путь, чтобы снова наблюдать за павлинами.

* * *

Все шло своим чередом, когда в полдень шестого дня, считая с тех пор, как они оставили Закинф, впередсмотрящий на носу – на этот раз не Аристид, а Телеф, один из тех, кого Диоклей подобрал в последний момент перед уходом с Родоса, – прокричал нараспев:

– Земля! Земля прямо по курсу!

Менедем, стоявший на кормовых веслах, сказал:

– Неплохо. Отнюдь неплохо. Шторм нас почти не задержал.

Он громко окликнул Телефа:

– Ты не видишь, что там за земля? Это должна быть Италия, но рядом с какой примерно частью берега мы находимся?

– Прости, капитан, не могу сказать, – ответил моряк. – Я впервые в этих водах.

Соклей тоже пристально всматривался в горизонт на северо-западе, как и все остальные на «Афродите», кроме сидевших на веслах моряков. Последние, естественно, смотрели в другую сторону. Соклей пока не видел земли.

Он встал посреди судна, рядом с павой, которая вспрыгнула на банку гребца. Пава тоже уставилась вперед, но всего лишь на пару биений сердца. Потом, воспользовавшись тем, что Соклей на мгновение отвлекся, она подпрыгнула вверх и, захлопав крыльями, рванулась вперед, словно хотела добраться до далекой земли.

Ее движение привлекло внимание Соклея – на мгновение позже, чем следовало.

– О боги! – закричал он в ужасе и схватил птицу.

Но в своем отчаянном броске он сумел ухватить только хвостовое перо – никому не нужное хвостовое перо.

– О боги! – закричал он снова, когда пава плюхнулась в море примерно в десяти локтях от «Афродиты».

– Табань! – закричал Диоклей. – Остановите судно!

Соклей сдернул через голову тунику и сам вспрыгнул на скамью гребца, готовый нырнуть вслед за павой – в отличие от большинства гребцов, он умел плавать.

Но, прежде чем он оказался в воде, пава, которая плыла на удивление споро, испустила вопль и исчезла.

Соклей так и не узнал, кто ее схватил – акула? один из дельфинов? – но она исчезла.

Всплыло лишь несколько пузырей. Вот и все.

– Продолжайте грести, – велел Менедем морякам безжизненным от потрясения голосом. – Продолжайте, теперь уже все равно.

Когда гребцы вошли в обычный ритм, капитан «Афродиты» произнес одно только слово:

– Соклей. – И жестом велел двоюродному брату подняться на ют.

Алексидам злорадно засмеялся, когда тот проходил мимо него. Не замедляя шага, тойкарх ударил наемника по лицу.

Соклей поднялся на ют с таким видом, будто его собирались пырнуть мечом. Диоклей молча уступил ему дорогу.

Подойдя к Менедему, Соклей сказал:

– Говори все, что хочешь. Делай все, что захочешь. Я заслужил самое суровое наказание.

– Что толку теперь ругаться, – ответил Менедем. – Все равно уже ничего не исправишь. Я с самого начала думал, что, если мы доберемся до Италии со всеми павлинами, то это будет почти невероятное везение. Нам почти это удалось. Хвала богам, мы не потеряли самца.

Он хлопнул Соклея по спине.

– Мы продадим оставшихся птиц по чуть более высокой цене, вот и все. Забудь.

– Спасибо, – прошептал Соклей.

А потом, к собственному удивлению и ужасу, он ударился в слезы.