Текст книги "По воле Посейдона"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

– Я же тебе говорил, – пробормотал Соклей Менедему.

Тот скорчил в ответ ужасную рожу.

Но моряки «Афродиты» не позволили Лептинию так запросто назвать Менедема лжецом. Поскольку гребцы все так же считали себя героями, они начали наперебой выкрикивать подробности своего деяния. Будь они пиратами, а не командой торговой галеры, это могло бы кончиться плохо для шкипера крутобокого судна и его экипажа. Соклей подумал, что лучше бы Лептинию не спорить: моряки с «Афродиты» были не в том настроении, чтобы спустить с рук неуважительное к себе отношение.

Но Лептиний и сам это мигом сообразил.

– Хорошо! Хорошо! – закричал он. – Я вам верю!

К тому времени два судна разделяло уже расстояние всего в десять локтей. Если бы Менедем и его команда решили стать пиратами, Лептиний никоим образом не смог бы им помешать.

– Куда пойдешь теперь? – спросил шкипер крутобокого судна Менедема.

– Я вообще-то собирался двинуться в Неаполь, – ответил Менедем. – Да ты и сам знаешь – я говорил тебе об этом, когда мы встретились в порту. Но кто знает, сколько римских кораблей бороздят теперь Тирренское море в тех краях? Лучше двинуться на юг, решил я, вот туда и направляюсь.

– Значит, это тытак решил? – пробормотал себе под нос Соклей.

Но на этот раз брат его не услышал, что, может, было только к лучшему.

«А ведь Менедем и правда считает, что двинуться на юг было его собственным решением, и ничьим больше, – изумленно подумал Соклей. – Неужели забыл наш спор? Или у меня просто по-другому работает память?»

Спустя мгновение Соклей покачал головой. Удивительное дело: он сам точно знает, кто отговорил Менедема протаранить римскую триеру. Но вот его двоюродный брат сейчас поет совсем другую песню.

«Ну ладно, наши с Менедемом отношения – это, в конце концов, мелочь. Но вот когда я сяду наконец писать свою историю, как я смогу определять, которая из двух противоречащих друг другу историй истинная? – размышлял Соклей. – Оба рассказчика будут уверены, что каждый из них прав, и каждый назовет другого лжецом. Интересно, как Геродот, Фукидид и Ксенофонт решали, кто же прав?»

А Лептиний тем временем говорил:

– Это очень умно – убраться отсюда. Грязные варвары в наши дни повсюду. Они расплодились как тараканы. Мы, эллины, должны раздавить их, прежде чем они станут слишком сильными.

А ведь всего несколько дней назад этот человек превозносил город Помпеи. Вспомнит ли он об этом, если ему напомнить? Вряд ли, и Соклей отлично это знал.

– Жаль, что ты столько трудился только для того, чтобы повернуть назад, – сказал Менедем.

– Может, и так, но спасибо тебе за предупреждение, – ответил Лептиний. – Если бы я пошел вперед, я пожалел бы еще больше.

– Безопасного тебе пути на юг, – пожелал Соклей.

Лептиний помахал ему рукой, то же самое сделали двое моряков с крутобокого корабля.

Соклей помахал в ответ, а Менедем повернул «Афродиту», чтобы снова поймать ветер. Судно Лептиния не было таким послушным. Соклей оглянулся и некоторое время смотрел мимо ахтерштевня, пока не убедился, что корабль Лептиния также двинулся прочь, удаляясь от опасного места, вместо того чтобы приближаться к нему.

Хотя парус крутобокого судна, надутый бризом, был куда больше паруса акатоса, «Афродита» легко оторвалась от корабля Лептиния.

Когда Соклей оповестил об этом двоюродного брата, тот ответил:

– Я и надеялся, что так будет, клянусь богами. Если бы этот боров нас обогнал, я, наверное, отправился бы домой и хлебнул цикуты.

– Все-таки это кажется странным, – сказал Соклей.

– Ничего странного, – настаивал Менедем. – Военные галеры быстрее нашего акатоса, потому что у нас корпус шире. Они разрезают волны, как острый нож. Мы режем волны, как тупой нож. А что касается грязного крутобокого корабля – разве даже самый тупой нож не острее чаши для питья?

– Даже Сократ не смог бы ответить лучше, о почтеннейший, – поклонился брату Соклей. – Твои рассуждения представляются мне логичными, и я не нахожу в них ни единого изъяна.

– Спасибо тебе большое, – самодовольно ответил Менедем.

Но Соклей не собирался на этом завершать дискуссию.

– Почему ты мыслишь ясно только тогда, когда речь идет о кораблях? И начинаешь действовать как безумец, едва почуешь аромат женских благовоний?

– Сам не знаю, – пожал плечами Менедем.

– Ну, по крайней мере, ты это не отрицаешь, – сказал Соклей.

– Корабли не женщины, – заявил его двоюродный брат. – Хотя мы и даем судам женские имена, они все-таки не женщины. По большей части судно делает то, чего ты от него хочешь. Естественно, ты можешь совершить ошибку, но ты обычно знаешь, что это за ошибка. А что же касается женщин… Друг мой! Мы не знаем, что женщина сделает в следующий миг, потому что обычно она не знает этого сама. Так какой смысл быть логичным в отношениях с женщинами?

Соклей уставился на него.

– Это самый логичный довод в пользу нелогичности, который я когда-либо слышал, – наконец проговорил он.

– И снова – спасибо, – ухмыльнулся Менедем.

Он выиграл второй раунд и прекрасно это знал.

* * *

Когда они снова явились к вечеру в маленький город Лаос, к пирсу был пришвартован корабль, настолько похожий на судно Лептиния, что Соклей подумал: а не обогнал ли каким-то образом пухлый шкипер «Афродиту»? Но шкипером этого судна оказался костлявый парень по имени Ксенодок.

– Если у вас больше жадности, чем ума, – сказал Ксенодок, – вы, может, захотите побыстрее попасть в Регий.

Соклей надеялся, что у него ума все-таки больше, поэтому ужаснулся, услышав, как Менедем заинтересованно спрашивает:

– Вот как? Почему?

– Потому что люди Агафокла из Сиракуз собирают там флот, груженный зерном, – ответил Ксенодок. – Этот флот намерен проскользнуть мимо карфагенского флота в голодающие Сиракузы. Агафокл заплатит за зерно боги знают сколько сверх общепринятой цены, даже за зерно, погруженное на маленькое захудалое судно вроде вашего.

– А что он заплатит, если нас схватят карфагенцы? – спросил Соклей.

– На кону судьба Сиракуз, – ответил Ксенодок.

Соклей посмотрел на двоюродного брата. Ему не понравился блеск в глазах Менедема. Поэтому он многозначительно сказал:

– На кону судьба нашего судна.

– Я знаю, – нетерпеливо ответил Менедем. – Но помни, мы в любом случае должны пройти мимо Регия.

Соклей это помнил. Сердце его упало.

ГЛАВА 10

Менедем был похож на ребенка, получившего новую игрушку.

– На этом рейсе наша семья разбогатеет! – сказал он. – Мы загрузим «Афродиту» зерном так, что до края борта останется всего один палец, и сбудем это зерно по такой цене, по какой сбыли бы самое дорогое вино. Что может быть лучше?

Соклей, само собой, был похож на мать, наблюдающую, как ее сын играет с настоящим мечом, который он принял за игрушечный.

– Что может быть лучше? – повторил Соклей. – Не быть потопленным – вот что может быть лучше. А еще – не быть пойманным. Не быть убитым. Не быть проданным в рабство. Не быть кастрированным. Дай мне немного времени, и я, наверное, смогу вспомнить, что еще может быть лучше.

– Чепуха!

Менедем понимал – это не чепуха, но предпочитал особо не задумываться. Если слишком много думать, еще станешь таким, как Соклей. Трудно было вообразить менее привлекательную участь – или, если уж на то пошло, менее интересную судьбу.

Когда порывистый, горячий ветер с севера гнал «Афродиту» вперед к Регию, Соклей непрерывно хмурился. Честно говоря, он чуть ли не колотил ногой по планкам бака, сдерживаясь из последних сил.

– Это как раз не чепуха! А вот то, что ты хочешь сделать, – полная чушь! Мы и так уже отлично заработали. Ты идешь на бессмысленный риск.

– Все будет в порядке. – Менедем очень старался говорить успокаивающе. – Судя по словам Ксенодока, у Регия соберется целый флот. Эти грязные карфагенцы не смогут захватить все суда.

– Не смогут? – вопросил Соклей. – А разве сам Ксенодок отправился в Сиракузы? Ничего подобного! Он поплыл в другую сторону. И я бы хотел, чтобы мы поступили так же.

– Ты слишком беспокоишься, – заявил Менедем. – Ты прыгал как сумасшедший, когда мы собирались заглянуть на мыс Тенар, но там все обошлось благополучно. Почему же теперь все должно обернуться бедой?

– Когда мы остановились у мыса Тенар, мы не попали прямиком в пекло войны, – ответил его двоюродный брат. – Ты просто напрашиваешься на беду.

– Ветер должен быть попутным доля нас и встречным для карфагенцев, – заметил Менедем. – Мы просто скользнем прямо в гавань Сиракуз вместе со всеми остальными судами – и если варвары погонятся за нашим флотом, им будет легче поймать крутобокие суда, чем наш акатос.

Соклей сердито выдохнул.

– Ладно. Ладно, ради всех богов! Ты собираешься действовать как идиот – я вижу. Ты жаждешь этого так же, как жаждал овладеть женой тарентца. Но пообещай мне хотя бы одно…

– Что именно? – спросил Менедем.

– Если Ксенодок ошибся и никакой торговый флот не собирается у Регия, ты не будешь грузить «Афродиту» зерном и не попытаешься в одиночку проскользнуть в Сиракузы.

– А ведь в одиночку у нас, может, были бы шансы выше, – заметил Менедем.

Потом увидел, насколько взбешен Соклей, и вскинул руки вверх.

– Хорошо. Если там нет никакого флота с зерном, мы двинемся домой. Вот. Теперь ты доволен? Успокоился?

– Доволен? Нет, – ответил Соклей. – Я не успокоюсь до тех пор, пока мы и в самом деле не отправимся домой. Но это уже немного лучше… Чуть-чуть лучше, чем ничего.

Менедем так не считал. Чем дольше он обдумывал возможность потихоньку проскользнуть в одиночку в Сиракузы мимо карфагенского флота, тем больше ему нравилась эта затея. Да историю о таком приключении можно будет с успехом рассказывать всю оставшуюся жизнь, но он дал слово и собирался его сдержать.

«Надеюсь, Ксенодок нас все-таки не обманул и в Регии есть флот», – подумал он.

Менедем был достаточно честен с самим собой, чтобы признать: Соклей прав. Ему и в самом деле сейчас хотелось пробраться в Сиракузы не меньше, чем совсем недавно хотелось овладеть игривой молодой женщиной, чужой супругой, которую он случайно увидел.

– Помни, – проговорил Соклей, – что бы ты ни предпринял, ты не должен рисковать судном.

– Я не собираюсь рисковать судном, – огрызнулся Менедем – ему не нравилось, что брат с ним так говорит. – И между прочим, именно я решаю, когда судно подвергается риску, а когда нет. Я, а не ты. Понял, о почтеннейший?

– Да, понял. – Соклей скривился, словно отведал протухшей рыбы.

Он устремился вниз с юта, а потом отправился на нос.

«Взбесился, – подумал Менедем. – Взбесился, как Аякс, не получивший доспехов Ахиллеса. Всякий, кто предпочитает возиться с птенцами павлина, вместо того чтобы стоять тут и разговаривать, просто сумасшедший».

Птенцы павлина!

Менедем просиял.

– Эй! Соклей! – окликнул он брата.

Тот неохотно повернулся к нему.

– Что?

– Как ты думаешь, сколько можно выручить за молодого павлина в Сиракузах?

– Не знаю, – ответил Соклей. – А сколько, как ты думаешь, они стоят в Карфагене?

И, довольный тем, что последнее слово осталось за ним, он поднялся на маленький бак.

* * *

Направляя «Афродиту» в гавань Регия, Менедем тревожно осматривал причалы. Если бы он не увидел, что здесь царит большее оживление, чем обычно, он поплыл бы обратно к Родосу.

Менедем издал радостный клич, увидев пару дюжин больших крутобоких судов, пришвартованных недалеко друг от друга. Если это не флот с зерном, что тогда вообще может быть таким флотом?

Его двоюродный брат тоже увидел корабли и тоже понял, что это значит. Соклей кинул на Менедема зловещий взгляд, но тот лишь ухмыльнулся в ответ, что, судя по выражению лица Соклея, взбесило его еще больше.

Посадив несколько человек на весла, чтобы как можно аккуратней пришвартоваться, Менедем повел «Афродиту» к причалу рядом с крутобокими судами.

– Ступай куда-нибудь в другое место! – окликнули его с кормы ближайшего большого неповоротливого судна. – Мы здесь грузим зерно для Агафокла.

– Я тоже пришел сюда именно за этим, – ответил Менедем, пока Диоклей ставил «Афродиту» у пирса.

– Ты?! – Человек на крутобоком судне громко расхохотался. Он смеялся долго, демонстрируя отсутствие двух передних зубов. – Да на моей «Левке» можно перевезти в восемь или даже десять раз больше, чем на твоей несчастной маленькой лодчонке. Забери свою игрушку домой и пусти ее поплавать в корыте.

Он снова засмеялся.

«Поплавать в корыте?!» Менедема так и распирало от желания закричать: «Греби назад!», а потом устремиться на таран крутобокого корабля. Интересно, сколько бы зерна тогда смог привезти в Сиракузы этот злорадно ухмыляющийся парень? Но, к сожалению… нет. Менедем не может сейчас себе этого позволить.

И он вежливо сказал:

– Много или мало мы можем перевезти зерна, но Сиракузы получат хоть чуточку больше. И наше зерно ничуть не хуже, а Агафокл заплатит нам за него так же, как и тебе.

– Что ж, лады. Если ты так ставишь вопрос, то, наверное, ты что-то из себя представляешь, – отозвался другой эллин. – И когда карфагенцы погонятся за нами, ты сможешь их отогнать.

И он засмеялся снова, еще громче, чем перед этим его товарищ.

Но он больше не смеялся, когда команда «Афродиты» закончила выкрикивать оскорбления и перечислять подробности своей битвы с римской триерой.

Теперь парень с большого судна стоял весь белый от ярости, крепко сжав кулаки и ощерив зубы. Однако ему пришлось все это стерпеть, как стерпели и его моряки. Реши они завязать перебранку, люди на акатосе заставили бы их об этом пожалеть – хотя крутобокий корабль и вмещал больше груза, на торговой галере команда была многочисленнее.

Человек в великолепном, ослепительно белом шерстяном хитоне поспешил по пирсу к «Афродите».

– Вы здесь для того, чтобы доставить зерно в Сиракузы? – спросил он.

– Именно для этого, – подтвердил Менедем – этот парень, в отличие от человека на борту крутобокого судна, выглядел так, будто имел здесь вес. – Кто ты, господин?

– Меня зовут Онасим, – ответил щеголь.

Менедему показалось, что пряжки на его сандалиях сделаны из чистого золота. Этот человек поклонился и продолжил:

– Я имею честь быть проксеном Сиракуз здесь, в Регии, и делаю все, что могу, чтобы помочь своему родному городу.

Обычно проксен следил за соблюдением интересов граждан полиса, который представлял, в том полисе, где он жил. Проксены всегда были людьми богатыми и имеющими большой вес у себя на родине. Проксен мог помочь человеку во время судебной тяжбы. Он мог в случае необходимости одолжить деньги. Должность проксена считалась престижной, хотя ему не платили за услуги; он получал взамен лишь уважение и деловые связи. Когда полису, который он представлял, угрожала опасность, проксен мог заниматься и необычными делами – такими, например, как сейчас Онасим.

– Где нам получить зерно? – спросил его Менедем.

– Оно в пакгаузе, – ответил Онасим. – Хвала богам, в Великой Элладе этой весной был хороший урожай. У меня много рабов и свободных людей, готовых погрузить зерно на борт твоего судна.

– Хорошо. – Менедем кивнул. – А теперь – насчет платы.

– Ты, вероятно, слышал, что Агафокл предлагает за доставленное в Сиракузы зерно плату вчетверо больше обычной, – сказал Онасим.

Менедем покачал головой.

– Я не слышал, сколько именно он предлагает, если уж на то пошло. Но я многое слышал о самом Агафокле – в том числе о том, как он избавился в этом году от соотечественников, которые к нему не примкнули. Любой, кто мог разыграть такой спектакль, не задумываясь возьмет назад обещание, данное шкиперу торгового судна.

У проксена Сиракуз был очень огорченный вид.

– Уверяю тебя, мой дорогой…

Но Менедем снова покачал головой.

– Не уверяй меня, о почтеннейший. Позволь мне лучше расспросить нескольких капитанов – и посмотрим, что я у них узнаю.

Если бы Онасим поймал его на слове и предоставил ему и впрямь отправиться порасспрашивать капитанов, Менедем бы отчасти успокоился. Но Онасим вздохнул и сказал:

– Что ж, очень хорошо. Я заплачу тебе обычную дену прямо сейчас, а остальное ты можешь получить после доставки.

– Прости, – Менедем в третий раз покачал головой, – за обычную цену никому не захочется рисковать нарваться на карфагенский флот. Я знаю, что среди карфагенцев есть великолепные палачи, но не хочу лично убедиться в их мастерстве.

Он ждал, что Онасим на это ответит.

Проксен свирепо уставился на него. Менедем в ответ улыбнулся самой милой своей улыбкой. Онасим снова вздохнул.

– Ты из тех, кто себе на уме, я вижу. Хорошо, тогда – полторы обычные платы вперед, но ни на обол больше. Если я дам тебе все обещанное раньше времени, ты можешь просто уплыть с зерном и никогда не явиться в Сиракузы.

Менедем подумал: не выжать ли из проксена больше.

Он посмотрел на Соклея, но тот изобразил полнейшее равнодушие – его двоюродный брат не желал иметь ничего общего с сиракузской авантюрой. Менедем украдкой гневно сверкнул на него глазами. Он хотел знать мнение Соклея, потому что тот зачастую лучше умел торговаться с такими расфранченными типами. Но Соклей, казалось, преисполнился решимости молча дуться.

Значит, решение придется принимать Менедему. Онасим привел неплохой довод. Некоторые люди, получив в руки серебро, мигом уплыли бы прочь от Сиракуз.

«Только не я, конечно», – подумал Менедем. Но Онасим не знал и не мог этого знать.

– Хорошо, – сказал Менедем. – Полторы обычных платы – это нас устраивает. Соклей!

– Что? – очнулся его двоюродный брат.

– Ты будешь считать мешки с зерном, которые люди Онасима поднимут на борт «Афродиты», – велел Менедем. – Как только нам уплатят первый взнос за перевозку, мы отплывем вместе со всем флотом.

– У меня есть свой человек, чтобы считать мешки с зерном, – сказал Онасим.

– Вот и прекрасно. – Менедем мило ему улыбнулся. – В таком случае не сомневаюсь – его счет и счет Соклея почти сойдутся.

Ответная улыбка сиракузского проксена получилась явно вымученной.

«Он собирался меня одурачить, – подумал Менедем. – Всюду сплошной обман».

Бормоча что-то себе под нос, Онасим зашагал прочь по пирсу.

Спустя некоторое время из города показалась цепочка людей, несущих кожаные мешки, в каждом – на талант зерна.

– Куда сложить? – спросил возглавлявший эту процессию парень.

Сам он шел налегке; очевидно, именно он и должен был считать для Онасима погруженные мешки.

– Соклей! – позвал Менедем, и тот, все еще с надутым видом, сошел на пирс и встал рядом с человеком Онасима.

Менедем объяснил этому почтенному субъекту:

– А теперь… Я хочу, чтобы вы начали с кормы, рядом с ютом, и продолжали загружать «Афродиту» по направлению к носу, укладывая мешки ряд за рядом, пока судно не примет столько зерна, сколько сможет.

– Хорошо, – кивнул человек Онасима и прокричал приказы своим людям.

Те двинулись по сходням и начали грузить мешки.

К тому времени как они закончили погрузку, «Афродита» сидела в воде куда ниже, чем прежде. Это беспокоило Менедема. Он волновался не только из-за лишнего веса, но и из-за того, что такая осадка делала галеру значительно менее быстроходной. А это было вовсе ни к чему, особенно теперь, когда им вскоре, может, придется удирать от карфагенских военных кораблей.

Но Менедем не мог упрекнуть Онасима за то, что тот хотел нагрузить зерна как можно больше: проксен делал все, чтобы накормить людей в городе, которому служил.

– Сколько мешков с зерном мы приняли? – спросил Менедем, едва последний потный грузчик покинул акатос.

– Семьсот девяносто семь, – ответил Соклей.

Человек Онасима презрительно усмехнулся.

– Я насчитал семьсот восемьдесят пять.

Соклей ощетинился. Любой, кто обвинял его в неточности, напрашивался на неприятности.

У Менедема не было сейчас времени на такие разборки.

– Возьмем среднюю цифру, – предложил он. – Что получится в итоге?

Соклей посчитал на пальцах, шевеля губами.

– Получится семьсот девяносто один мешок, – ответил он. – Но я все-таки думаю, что этот парень…

– Неважно, – перебил Менедем и кивнул человеку Онасима. – Скажи своему хозяину, что мы приняли на борт семьсот девяносто один мешок зерна. Как только мы получим плату, мы будем готовы к отплытию. По рукам?

– По рукам, – ответил тот. – Но знаешь, на некоторые из этих огромных судов мы загрузили в десять раз больше мешков, чем на твой.

– Сейчас каждая малость поможет Сиракузам, – парировал Менедем.

Человек Онасима кивнул и пошел обратно в Регий: за деньгами, как надеялся Менедем.

– Хоть бы только ветер нас не подвел, – проговорил Диоклей. – Люди будут надрывать спины и сердца, гребя с таким грузом на борту, а судно будет неповоротливым, как плот, – это еще в лучшем случае.

– Если ветер подведет, мы никуда не пойдем, – ответил Менедем. – Пусть тогда эти крутобокие суда плывут одни.

– Угу. Верно, – согласился начальник гребцов.

Он одарил Менедема нахальной улыбкой.

– В таком случае, шкипер, нам остается только надеяться, что в ближайшие три месяца продержатся южные ветра, потому что, если Сиракузы падут, нам не обязательно попадать в ловушку, расставленную карфагенскими военными галерами. Мы и так уже собрали неплохую кучу серебра.

– Ты говоришь в точности как Соклей, – сказал Менедем, и ухмылка Диоклея стала шире и еще нахальней.

Менедем сделал вид, что бросает в него чем-то, и продолжил:

– Я и сам бы не прочь получить плату за ничегонеделанье – да и кто бы отказался? Но если нам не придется отплыть с зерном, его просто сгрузят и заставят нас вернуть все деньги до последнего обола.

– Будь мы настоящими пиратами, мы бы мигом ускользнули из гавани, почуяв, что дело принимает такой оборот, – заметил келевст. – На галере, в конце концов, вполне можно это сделать.

– Может, ты и прав. – Менедем пожалел, что Диоклей подал ему эту идею, уж очень она была заманчивой. Но он без труда нашел в ней и изъяны. – Ты сам сказал – со всем этим зерном на борту мы будем двигаться медленно, как запряженная волами телега. И, держу пари, из Регия бы тут же послали за нами вдогонку флот, если бы мы улизнули с зерном и с деньгами. Этот Онасим, похоже, пользуется тут большим влиянием.

– Да, так и есть, – ответил Диоклей. – Тогда ладно. В любом случае я буду молиться, чтобы боги послали нам попутные ветра.

– И я тоже, – заключил Менедем.

* * *

Соклей считал себя современным, разумным человеком. Его смущало, что последние два дня он то и дело молился о встречных ветрах: ничто иное не могло помешать неразумным замыслам его двоюродного брата. Еще хуже было то, что боги упорно оставляли его молитвы без ответа.

Сегодня с утра опять дул северный ветер.

«Вот и надейся после этого на богов», – подумал Соклей. Веский довод в пользу рационализма.

Менедем встал еще до рассвета и теперь, улыбаясь, глядел в небеса. Вот и его молитву о попутных ветрах боги почему-то не услышали… Настроение у Соклея сделалось еще мрачнее. Но, вместо того чтобы позлорадствовать над двоюродным братом, Менедем указал на тонкий серп луны, видневшийся рядом с солнцем.

– Еще один месяц почти на исходе, – сказал он.

– Это точно.

Соклей вгляделся в рассеивающийся сумрак между малюсеньким ломтиком луны и Орионом на горизонте.

– А вот и путеводная звезда Афродиты.

– А ведь верно, – кивнул Менедем. – Да, зрение у тебя вполне, если ты смог различить ее на светлеющем небе. Солнце почти встало.

– Я просто знал, куда смотреть, – пожал плечами Соклей. – Орион скользит вниз по утреннему небу по направлению к солнцу уже несколько недель. Еще немного – и мы увидим его как вечернюю, а не как утреннюю звезду. Люди раньше думали, что вечером и утром появляются разные звезды, и называли вечернюю «путеводной звездой Гермеса».

– Что значит – раньше думали? – переспросил Менедем. – Половина наших моряков наверняка до сих пор еще верят в это.

– Я имею в виду образованных людей, – ответил Соклей. – Наши моряки – славные ребята, но…

«Большинство из них думают только о маленьких рабынях, а некоторые и вовсе о мальчиках, – мысленно добавил он. – Их интересы сводятся к тому, чтобы хорошенько напиться и подраться». Соклею было непонятно, о чем вообще можно говорить с такими людьми.

– Мне они очень нравятся, – заявил Менедем.

– Знаю. – Соклей очень постарался произнести это не осуждающим тоном.

Да уж, хороши вкусы у его двоюродного брата!

Менедем, казалось, не заметил тона Соклея, что было только к лучшему.

– Мы отплываем сегодня, – сказал он.

– Ясно. – Соклей и сам чувствовал, что говорит несчастным голосом, но ничего не мог с собой поделать. – Как ты думаешь, мы доберемся до Сиракуз к закату?

– Добрались бы, не будь акатос так перегружен, – ответил Менедем. – Но в компании с этими толстыми парусными судами у нас нет ни малейшего шанса успеть до заката. К вечеру встанем на якорь в одном из сицилийских портов или проведем ночь в море, а утром снова отправимся в путь.

– Да уж, – вздохнул Соклей. – Еще одна беспокойная ночка.

– Было бы о чем беспокоиться, – легкомысленно заявил Менедем. – Ну что такого может случиться?

Соклей хотел было ответить. Потом ему очень захотелось плюнуть в двоюродного брата. Но в конце концов он рассмеялся.

– Ну уж нет, я не попадусь на удочку. Ты не заставишь меня побагроветь и получить сердечный приступ. Имей в виду – я слишком мудр для этого.

– Ага, почти поверил, – ответил Менедем.

Они ухмыльнулись друг другу.

На мгновение Соклей забыл, как сильно ему хочется, чтобы «Афродита» не плыла в Сиракузы. Но надолго забыть об этом у него не получилось. По всей гавани просыпались другие капитаны и замечали, что нынче подходящий ветер для плавания. Они выкрикивали приказы своим экипажам и портовым рабочим, которые спускались на пристани, чтобы отдать швартовы и забросить канаты на борт. Моряки охали и тужились у длинных весел крутобоких судов и медленно, палец за пальцем, отводили эти суда от причалов, чтобы «торговцы» могли расправить паруса и двинуться к Сицилии.

Видя их потуги, Соклей снова засмеялся.

– У наших гребцов, может, и тяжелая работа, но все-таки не настолько.

– Ты прав. – Менедем помахал двум портовым рабочим. – Эй, на берегу, отшвартуйте и нас тоже!

– Ты собираешься вести эту крошку в Сиракузы? – спросил один из рабочих, швыряя канат на мешки с зерном, лежавшие на палубе «Афродиты». – А, понимаю, из твоей лодки получится спасательный ялик для всех этих настоящих судов. – Он рассмеялся над собственной шуткой.

Такого рода замечания обычно бесили Менедема так же, как его собственные шуточки бесили Соклея.

Но сейчас капитан «Афродиты» только пожал плечами, сказав:

– Онасиму мы настолько приглянулись, что он заплатил нам вперед за перевозку зерна.

Портовый рабочий разочарованно отвернулся, а Менедем добавил погромче:

– Пошли, ребята, покажем этим морякам с больших кораблей, как надо грести!

Диоклей ударил колотушкой. Гребцы заняли места на банках и налегли на весла не хуже, чем в бою с римской триерой.

В результате «Афродита»… «Афродита» еле-еле сдвинулась с места, словно бы шла по грязи, а не по воде.

Диоклей вздохнул:

– Боюсь, наши усилия едва окупятся, капитан.

– Думаю, ты прав, – согласился Менедем. – Я-то надеялся, что они окупятся сторицей, но… – Он пожал плечами.

– Судно сейчас по-другому чувствуется на воде, – сказал Соклей. – Более остойчиво. Как будто мы на суше. Палуба «Афродиты» не колеблется под ногами так, как раньше.

– Этого и следовало ожидать, – отозвался Менедем. – Корабль ведь несет груз вдвое больше обычного, поэтому волны не раскачивают его так сильно.

– Верно. Мы никогда раньше не ощущали, что это значит – идти с полным грузом, правда? – спросил Соклей, и Менедем кивнул.

Акатосу, в отличие от крутобоких парусных судов, вовсе не обязательно было путешествовать с полным грузом, чтобы получить прибыль за счет перевозимого объема. Он перевозил предметы роскоши, которые ценились за редкость. Теперь Соклей более-менее себе представлял, что такое обычное плавание обычного моряка парусного судна, и нельзя сказать, чтобы ему это понравилось.

Один за другим большие корабли спустили с реев огромные паруса. Один за другим эти паруса вздулись и наполнились ветром. Неповоротливые суда начали путешествие на юг, но так неторопливо, будто шли пешком.

«Афродита» тоже спустила парус, и Менедем снял гребцов с весел. Но вскоре ему пришлось приказать людям подобрать парус, иначе акатос, несмотря на свой груз, обогнал бы все остальные суда.

Когда Соклей выпустил птенцов павлина из клеток, чтобы птицы побегали, они начали сновать по кожаным мешкам с зерном так же бодро, как сновали прежде по деревянным планкам, и клевать просыпавшуюся пшеницу так же радостно, как до этого клевали тараканов и жуков, кишевших на «Афродите».

И лишь только когда команда помогла загнать птенцов обратно в клетки, Соклей смог как следует оглядеться. И что теперь прикажете делать? Разве что облюбовать укромное местечко, где можно будет стоять, предаваясь мрачным мыслям. Учитывая, куда направлялась «Афродита», мрачные мысли были бы как раз кстати, но Соклей решил не поддаваться такому настроению.

Поскольку торговая галера не могла двигаться со своей обычной скоростью, да бы не оторваться от остального флота, у Соклея было вдоволь времени, чтобы полюбоваться каждой деталью пейзажа, мимо которого они проплывали. Он видел большую часть Этны и смог как следует ее рассмотреть. Теперь, когда у него была возможность сравнить два вулкана, он понял, насколько Везувий массивней. Грязь на склонах и вокруг подножия Этны имела тот же серо-пепельный оттенок, что и грязь возле Помпей. Сицилийские виноградники выглядели не менее роскошными, хотя поля спеклись до коричневого цвета под жарким летним солнцем.

Медленно, очень медленно флот плыл мимо Тавромения, Наксоса и Акиона. Соклей с надеждой смотрел на каждую маленькую гавань и тяжело вздыхал, когда «Афродита» и крутобокие корабли проползали мимо них. Летнее солнце, казалось, торопилось совершить свой путь по небу. Прежде чем флот достиг Катаны – самого большого после Сиракуз полиса на восточном берегу Сицилии, – солнце уже опустилось за остров. Якоря плюхнулись в воду, а капитаны стали готовиться к тому, чтобы провести ночь в море.

– Если я не ошибаюсь, шкиперы этих торговых судов предпочли бы пришвартоваться у пирса, – заметил Соклей Менедему.

– Что ж, не стану с тобой спорить, – ответил его двоюродный брат. – Если внезапно налетит шторм, мы попадем в переделку, тем более с таким большим грузом.

– О шторме нам сейчас следует волноваться меньше всего. – И, чтобы пояснить, что он имеет в виду, Соклей показал на юг.

– Не забивай себе голову тем, в чем не смыслишь. Предоставь шторм нам с Диоклеем. А если хочешь и дальше беспокоиться насчет карфагенцев, воля твоя.

– Хотел бы я знать, как будет «Вижу судно!» на финикийском языке, – ответил Соклей. – Вот Химилкон наверняка знает. Если бы я мог снова очутиться в гавани Родоса и спросить его…